Текст книги "Законы баланса (СИ)"

Автор книги: Алиса Некрасова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)

– Она сама ко мне пристала!

– Она спасла твою сондэсианскую шкуру! – напомнил тот.

Кажется, Ацель пережил все основополагающие стадии, предшествующие принятию неизбежного – отрицание, гнев, торг, депрессию.

– Мисс Кингман, чёрт бы вас побрал!

– Ужасное начало. – прокомментировал Эдвард, усаживаясь пообок от девушки.

Пришелец предпочел постоять на своих двоих, пугающе долго отмалчиваясь перед озадаченной Кэйти. Но не то что раскаяние, какое-то обыкновенно «прости» не сумело обрести мыслеформу, все во что сложились звуки – это:

– Закройте глаза.

– Чего?

– Не тупите и закройте глаза, мисс Кингман. – И раздраженно добавил: – Если не хотите оказаться в фонтане.

– А вы, как я погляжу, любитель бросать людей в воду, – усмехнулась девушка, но сделала все, как было велено.

Ацель подобрал рукав пальто, отвязал жёлтую ленту, которая досталась ему в память о Ливаре, и, нелепо скрутив бантик на черных волосах Кэйти, схватил Эдварда и поволок за собой, не сцедив из себя больше ни слова.

– И что это было? – полюбопытствовал юноша, когда Ацель поубавил ход.

Они остановились у телефонной будки.

– Эдвард, помнишь я сказал тебе, что ты запутался? – Последовал утвердительный кивок, и он пояснил: – Дело в том, что я тоже запутался. Но теперь я знаю, что она говорила мне тогда. – Пришелец вспомнил ту ночь, когда он разбил мобильник мистера Вьерда и встретился лицом к лицу с призраком прошлого. – «Отпусти». Вот что это было, Эдвард. Я отпустил.

– Она? – не дополнял юноша – Ацель никогда не рассказывал ему о Ливаре и, видимо, больше никогда не расскажет.

Пришелец закрылся в телефонной будке и очень живо с кем-то общался около пяти минут, не дольше. Но за это время он и посмеялся, и рассердился, будто это был и не он вовсе, а какой-то незнакомец, один из тех, кто проходит мимо и остаётся незамеченным каждый божий день, – прохожий, да, вот кто Ацель сейчас. Прохожий.

Мисс Кингман в одиночестве размышляла о том, какой смысл чёрный ящер вкладывал в жест, когда подвязывал ей волосы атласной лентой. Был ли это знак симпатии? Странный сондэсианский обычай? Хотел ли он этим унизить? Оскорбить? Или так он признавался в любви? А, да какая разница! Проблема все ещё актуальна и нужно скорее найти решение.

Девушка размяла суставы и со вздохом улеглась спиной на твёрдые плиты бассейна, обеденное солнце слепило глаза, а в животе с вечера – ни кусочка. Люди поглядывали на неё с насмешкой, некоторые – с жалостью, но тот самый добрый самаритянин все не объявлялся.

Вдруг Кэйти услышала рев мотора, повернула голову и увидела, как в десяти метрах от неё прямо на аллее дерзко паркуется мотоцикл того удивительного цвета, которым разгорается августовская рябина. Длинноногая девушка в плотнооблегающих брюках из кожи, сняла защитный шлем, красные короткие волосы, так усердно зализанные лаком, растрепались, и ничем не примечательное лицо с улыбкой обратилось к ней.

– Эй, девочка у фонтана! – звонко окликнула она, и широкий рукав готической блузы обвис мешковатыми складками. – Тебя ведь Кэйти зовут? Давай же, не стесняйся, запрыгивай!

В своем восхождении из океана на скалу, Блу вливалась в сосуды пересушенных коричневых земель. В поиске Учителя она проплыла сотни километров, пока не попала в тёплое Южно-Пассатное течение тихоокеанских вод. Австралийская засуха лишала её выносливости.

– Учитель, – проговорила она, слишком утомленная путешествием, чтобы формировать подолы платья, так она напоминала подтаявшее мороженое, – я с трудом вас отыскала. Почему вы ушли без меня?

Целитель по обыкновению играл на скрипке, и зной его не тревожил. Когда Учитель увлечен игрой, вести беседу бесполезно, – знала Блу, но расспросы не прекращала.

– Если бы вы хотели бросить меня, вы бы не позволили мне вас наблюдать, как сейчас. Учитель, и все-таки, как вам удалось уничтожить чудовище? Ох, вы сейчас сфальшивили, это впервые, вы же знаете, что у меня стопроцентный слух. Моя вода очень остро реагирует на несовершенства звуков. У вас дрожит рука. Что случилось, Учитель?

Целитель громко ударил по инструменту, изуродовал мелодию Виотти, и струна порвалась, а смычок обломился.

– Учитель?..

Девочка постаралась подступиться ближе, но тот не позволил ей этого сделать. Цепи вылезти из-под плаща и пронзили Блу прямо в грудь. Флересская вода окрасилась в цвет крови, и девочка ощутила, как золотая рыбка переворачивается брюхом кверху. Обескураженная, напуганная, Блу полетела с обрыва в океан. Последнее, что она запечатлела в своей памяти – лицо Учителя, а над ним – нимб оранжевого солнца.

Глава 20. Публика

В отличие от столицы Станвелл радовал глаза мягкостью цветов и простотой форм, лелеял слух тихими переулками. Эдвард вспоминал свой первый день в этом городе, когда пять лет назад он оставил позади родной Арканзас и один-одинешенек с тем самым рюкзаком за плечом, что и по сей день исправно ему служит, поехал в другую страну. Конечно, если бы не тётя Лили, которая никогда не одобряла жизненный путь старшей сестры, он бы, вероятнее всего, не был бы тем Эдвардом Лэйдом, о котором идёт речь в данной книге. На вопрос о том, почему он выбрал именно Станвелл, юноша лаконично отвечал: «Здесь живёт моя тётя». И в эту легенду все охотно верили…

Вместо того, чтобы раструбить о пропаже ребенка на все Соединённые Штаты, как любая нормальная мать, Рут преспокойно продолжала заниматься своими «неблагочестивыми делишками». Разве что теперь она могла позволить себе много того, от чего ее отгораживал сын: тратить заработок на все, что душе угодно (Никакого тебе желтоклювого нахлебника!), пропадать сутками в ночных клубах и жалеть, жалеть себя – бедную, несчастную мать-одиночку! Ведь родная плоть и кровь предала ее!

«Лучше жить без матери, чем жить с тобой», – злилась Лили, прознав о вздорном поведении сестры. В те годы Эдвард вел личный дневник, где крайним числом упоминалась неудачная попытка самоубийства и некая «медуза горгона». Лили не обнаружила в комнате мальчика «Гибсон», на котором он тогда только учился играть, и это стало ориентиром в поисках. С чувством горечи Лилия Лэйд (нынче – миссис Мол) также сыграла в молчанку – запаковала вещи и, никого не предупредив и не заявив в полицию, поехала на ближайшую железнодорожную станцию. «Вы не видели здесь мальчика двенадцати лет, вот такого роста, с гитарой?» – опрашивала она контролеров, ожидающих на станции людей. По счастливой случайности, бородатый мужичок в ермолке – местный бродяга, подошёл к растерянной женщине и сказал следующее: «Видал я мальца. Одиноким мне он показался, брошенным. Без гроша в кармане, а последнее – все мне в шапку, даже мысли не возникло – заслужил ли я? Сам себя угробил – спился, потерял дом, семью. Говорю ему: «Оставь при себе, тебе нужней». Он так посмотрел на меня, глазища краснищие от слез, протягивает руку со своими монетами и настойчиво: «Меня эти деньги не спасут, а вам – пригодятся». Ну я так посчитал, говорю: «Да, малой, на хлеб хватит». Он присел рядом и помалкивает. Я спрашиваю: «Чего ж ты тут один? Где родители твои?» Он мне: «У меня никого нет. Не знаете, сэр, как доехать до Станвелла?» А я то все знаю, я же тут – глаза и уши. А еще и как меня величает – «сэр»! Как будто я представляю из себя что ценное, а! Он поблагодарил меня за информацию и встал, а я вижу – безбилетник. Дай, думаю, подсоблю. Твержу: «Деньги тебе нужны? Какие таланты есть?» Он хлопает по футляру мозолистыми пальцами, мол, на гитаре играть умею. В общем, затеяли мы концерт, да собрали деньжат на билет».

Благодаря ценной наводке старика, в тот же вечер Лили села на поезд, где – не будет лишним упомянуть – и повстречала своего будущего мужа – англичанина Эндрю Мола.

Утром Эдвард учился, по вечерам, а иногда и в ночь – подрабатывал. Этот учебный год он он жил с «опекунами», но с приходом осени позволил себе первое съемное жильё. Так и повелось ему перебираться из квартиры в квартиру, пока по окончанию школы не наступила пора задумался о колледже. Тогда то юноша и поселился на Волкер-стрит – в квартале от студенческих общежитий.

Эдвард просунул ключ в дверную скважину, но вдруг понял, что дверь не заперта.

– О, нет, – принюхался Ацель.

– Грабители?

– Хуже…

– Что может быть хуже? – побледнел тот, когда чёрный ящер трусливо спрятался за его спиной, будто ожидая, что из квартиры вот-вот выпрыгнет монстр. – Что… что там такое? – Эдвард в ужасе начал заикаться.

– Сущее зло.

– З…зло?

Дверь распахнулась так внезапно, что студент, почти в сердечном приступе, выронил ключи. На пороге стояла невозмутимая Хелен Уоткинс, а за ней и её дочь – Пенни в своем лёгком ситцевом платьице из прошлого века, в котором, помнится, она щеголяла на космическом корабле.

Я же говорил… сущее зло! – Ацель согнул колени, чтобы за спиной юноши его не было видно.

– Миссис Уоткинс, как вы попали в мою квартиру и почему у вас в руках бита? – озадачился Эдвард.

Женщина постукивала деревянной булавой по ладони и сурово щурила глаза. Спортивные шорты и белая футболка смотрелись на ней диковинно, короткие кучерявые волосы торчали колом под эластичной спортивной повязкой, привнося в ее смертоносную ауру дополнительной развязности.

– И как это понимать? – перекосилась Хелен в лице. Её недоброжелательность была всецело посвящена Ацелю.

– Чудовище, – фыркнул пришелец.

– Ну все, ящерица, прощайся с жизнью! – Миссис Уоткинс попыталась ударить бесстыдника битой, но тот продолжал подло обороняться Эдвардом.

– Мама, успокойся, я уверена всему этому недоразумению есть рациональное объяснение, – рассудительно сказала Пенни. – Давай хотя бы запустим их в дом.

Они прошли в гостиную. Эта просторная комната с балконом была отведена для Авеля, поэтому, не трудно представить, в какой чистоте он её содержал. Обычно он делал влажную уборку по два или по два раза в день. После трёх суток простоя руки так и чесались взяться за швабру, но усталость и кровопотеря давали о себе знать, поэтому пришелец решил не идти на поводу у своей педантичности и сперва посвятить немного времени себе любимому. Он рухнул на диван, который стоял в центре комнаты перед старым «пузатым» телевизором, и уткнулся лицом в подушку, свесив раненую руку. Участвовать в балагане Уоткинсов он хотел меньше всего.

– Вы могли бы хотя бы позвонить! Уехали в Лондон, никого не предупредив, так дела не делаются, – смягчилась Хелен, откидывая биту за плечо. – Я как узнала, что там творится! Сразу тревогу забила.

– Так вам для этого бита понадобилась? Тревогу «бить»? – буркнул Ацель, не двинув не единичной мышцей.

– Нет, дорогуша… тебя!

– Мама просто не так давно устроилась в спортивный магазин и теперь пытается войти в образ, – хихикнула Пенни, выглянув из-за двери с чайным сервизом. – У вас, кстати, молоко скисло. – Девушка прикрыта дверь ногой и ушла на кухню.

– Эдвард, почему она трогает наш сервис? – Пришелец от возмущения привстал.

– Можно по одному? – перебил их студент, опершись о спинку дивана. – Я запутался.

– Можно, – согласился Ацель, – прогони Пенни с нашей кухни, это сейчас в приоритете.

– В приоритете тот, у кого бита!

Чёрный ящер оскалился:

– В приоритете тот, кто живёт в этой квартире!

– В приоритете граждане планеты Земля! – не сдавалась Хелен.

– В приоритете чай! – внесла свою лепту девушка, поставив поднос на круглый стол из чёрного стекла – такой маленький, что больше на него ничего не поместилось бы. – Налетайте!

Пока Пенни разливала напиток, миссис Уоткинс нажимала на кнопки пульта от телевизора.

Все новостные каналы гудели одной и той же вестью с пометкой: «Срочные новости». Заголовки гласили: «Теракт в Лондоне» и «Гибель Большого Бена».

«Полтора века Биг-Бен оставался олицетворением не только столицы, но и всего Соединенного Королевства. Но сегодня, впервые в истории… колокол не прозвенел. Главная часовая башня Вестминстерского дворца была уничтожена террористами в ночь с 25 на 26 июля. Как им удалось проникнуть внутрь незамеченными и установить взрывное устройство – вопрос, который волнует миллионы британцев. Количество жертв все ещё устанавливается…»

– Не может быть… – Эдвард вплотную подошёл к телевизору и опустится на колени, рассматривая видеокадры происшествия.

– Мы с Пенни вам звонили раз десять! Но вы не брали трубку, – обижалась миссис Уоткинс. – Скажи честно, Эдвард, с какого перепугу вы вдруг рванули в Лондон? Это все Ацель, так ведь? Я прекрасно тебя знаю, ты не способен на спонтанные поступки.

– Простите, миссис Уоткинс, у меня разрядился телефон. – Студент выдрузил смартфон и печально глянул в чёрный экран.

– Не извиняйся перед ними, Эдвард, – сказал пришелец. – С каких пор вам не плевать на нас? – хмуро покосился он на мать и дочь – таких одинаковых, но таких разных.

– А ты не знаешь, да? – вздохнула Хелен, опираясь на биту как на трость. – Нам никогда не было на вас плевать, мы же – соседи, в конце концов, так ведь, дочка?

Пенни сидела на стуле – локти на столе, горячий чай обжигает ладони, сложенные кувшином, светлые локоны закрывают лицо.

– Да, – кивнула она холодно, не расставаясь с чашкой.

Юноша поднялся и сердце его бесстрастно застыло.

– Я не верю тебе, Пенни, – произнёс он серьёзно. – Не ты ли говорила, что тебе плевать на судьбу Ацеля? И на меня тебе тоже фиолетово. Ты просто заискиваешь перед матерью, чтобы казаться хорошей дочерью, но твои глаза – лёд.

Девушка как ни в чем не бывало отпила чай.

– Тебе только с Габриэль нравилось проводить время, а мы, мы все – недостойные, скажи мне, если я ошибаюсь?

Ацель и Хелен удивлённо помалкивали.

Пенни допила чай, неторопливо отодвинула сервиз и, также медленно, точно отжимаясь, вышла из-за стола, чтобы по-английски покинуть соседскую квартиру.

– Молодец, Эдвард, горжусь тобой! – искренне порадовался Ацель. – Теперь и старуху прогони, пожалуйста.

– Ты где здесь старуху увидел, ящер небритый! – налегла на него миссис Уоткинс.

– Вообще-то у рептилоидов не растут волосы на лице.

– Да? А синяки растут?

Хелен покусилась на неприкосновенность пришельца, но в тот же миг хлопнула ещё одна дверь – Эдвард закрылся в спальне.

Студент поставил смартфон на зарядку и лёг в кровать. Он не планировал спать, но шторы были занавешены и сумрак сморил его. Однако даже во сне он не мог отделаться от послевкусия горького коктейля из обиды и стыда.

Ему виделась Пенни. Та же картина, что и в реальности: сидит за столом, не выпускает из рук чашку. Он сравнил её глаза со льдом, и вдруг чай остыл – перестал идти пар, появилась наледь, под расслабленными пальцами образовывалась ледяная корка. Во сне Пенни не ушла – повернула голову в бок, оценивающе посмотрела на него и холодно улыбнулась. «Завистник», – сказала она кратко и стремительно оледенела. Но он упоенно продолжал внимать её очерствелым глазам, карябать сердце о серп этой зловещей улыбки. И тогда, откуда не возьмись, запорошила метель: все мела, и мела отовсюду, мешая обзору, и вскоре застеленная снежными парусами прекрасная скульптура стала вечной пленницей стихии… Эдвард продрог, захотел согреть руки карманах, но понял, что тоже обращается в лёд.

Он проснулся. За окном уже темнело, но в комнате словно бы заблаговременно поселилась ночь. Потянувшись к телефону, юноша заслышал что-то невнятное. Он тут же включил настольную лампу.

– Ацель? – выдохнул Эдвард с облегчением. – Ты меня напугал. Что ты делаешь?

– Мою полы. – Пришелец не прервал свою работу, беспричастно водя шваброй перед дверью. – Прости, я тебя разбудил?

– Нет, удивительно, но нет. Кажется, ты вышел на новый уровень странности, – рассмеялся студент сонно. – Но ты бы лучше пощадил свою руку. – Он нажал на кнопку включения смартфона.

– Иногда приходится чем-то жертвовать.

Ящер не задействовал правую руку, перебинтованную марлевыми бинтами, тем не менее – на мастерство орудовать тряпкой это никак не влияло.

Эдвард что-то озадаченно высматривал в телефоне, и Ацель настороженно поинтересовался – все ли нормально?

– Да, секунду, – рассеянно бросил тот и спешно куда-то ушёл, не отрывая внимания от экрана.

Студент вышел на балкон. Смеркалось, и подсветка смартфона жестоко резала глаза. Сообщения о пропущенных звонках сыпались горстями: Мия Донсон, куча входящих от Уоткинсов, снова Мия, но вот среди этих неформальных вызовов затесалось страшное «Директор».

Эдвард незамедлительно перезвонил.

– Здравствуйте, – робко сказал он, чёрный корпус смартфона скользил в его ладони, – мистер Финиган.

Директор музыкального магазина, где студент подрабатывал уже более года, иронично поприветствовал непутевого работника:

– Ну здравствуй, соизволил ли таки выйти на связь, Эдвард Лэйд? Не маловат ли ты, чтобы так напиваться, хм?

– Простите?..

– Я, конечно, все понимаю. Бабушки не каждый день умирают, и я искренне сочувствую тебе, Эдвард, но это уже ни в какие рамки не лезет! – Вдруг прикрикнул мистер Финиган. – Я дал тебе три дня отгул. Второй раз за месяц, хочу напомнить! И что ты сделал?

– Что я сделал?

– Эдвард, – выдохнул тот, – какой сегодня день?

– Среда.

– Среда? Скажи мне, сколько ты выпил? Сегодня четверг. Ты должен был выйти на работу!

– Простите, я…

– Ты уволен. – Мистер Финиган пресёк оправдательную речь. – Приходи завтра. Рассчитаемся.

– Но мистер Финиган!

– Эдвард, ты хороший парень, тактичный и ответственный, ни разу никому не нагрубил, но войди в моё положение! Я шёл тебе на уступки, а ты – подвел меня.

– Простите, – ещё тише извинился работник.

– И перестань все время извиняться, если не хочешь, чтобы об тебя выбирали ноги. Давай, нам пора закрываться, до завтра. – И мистер Финиган повесил трубку.

Сверчки досаждали своим стрекотанием. Станвеллский вечер был на редкость спокоен, но внешний мир не слишком резонировал с тем, как клокотало разочарование одного человека. Юноша сунул смартфон в карман и вздохнул. В летнем воздухе витал медовый аромат цветов и трав. Эдвард наполнил легкие и уставился на окрестности, представленные взору с третьего этажа. Отсюда был виден парк – широкая зеленая шапка, опушившаяся на западе. Суровые одноликие дома с черными окнами тянулись с юга на восток солдатским строем.

– Это все из-за меня, – признал свою вину Ацель, который, конечно же, подслушал весь разговор. Он все ещё цеплялся за швабру, застряв между гостиной и балконом.

Эдвард повернул голову и натянуто, но беззлобно улыбнулся:

– Забей, найду что-нибудь получше.

– Например? – Пришелец оставил швабру и встал рядом с сожителем.

– Ну не знаю, попрошу Лили устроить меня в ту кофейню, в которой ты работал.

– Один день.

– Да, один день, – рассмеялся студент. – Спорим, я продержусь дольше?

– А как же музыкальная карьера?

– Да брось, Ацель, с самого начала было очевидно, что музыкант из меня не выйдет. – Эдвард печально усмехнулся.

– Почему? – искренне не понимал Ацель.

– Я хреново играю.

– Вздор!

– Тогда почему меня выгнали из группы? – Студент обиженно скосил брови и впился в собеседника настырным взглядом, будто бы тот мог смести его негодование.

– Почему? Да потому что они все – придурки! – вспылил Ацель, расчесав кулак о стену. – Ты правда думаешь, что талант – это тот критерий, которым они руководствовались? Черта с два! Все эти мелкие социальные группы существуют благодаря внутренней сплоченности. Они избавились от тебя лишь потому, что ты не похож на них, ты не смог стать звенью в этой ординарной цепи, ты выделялся из массы, Эдвард, а это – худшее оскорбление для неё. Ты отлично играешь. И я говорю это не из-за моего отношения к тебе как к моему лучшему другу, это – независимая оценка. Благодаря тебя я полюбил музыку, благодаря твоей игре, твоему пению. И пусть я не разбираюсь в тонкостях, но мне нравится, мне нравится то, что ты делаешь. А разве не это главное? Нравится публике! Я – твоя публика, и мне нравится!

– Ацель, – напряженно прикрыл глаза Эдвард, стараясь не быть излишне сентиментальным. – Ты просто, – вздохнул он, – ты невероятен!

Юноша выскользнул в комнату и воодушевленно обвил пальцы вокруг пластмассовой палки.

– Что ты делаешь? – дивился тот переменившемуся настроению.

– Сказал же… побереги свою руку, а я – закону начатое. – И Эдвард приступил к уборке.

Тем же вечером Ацель посетил безымянный бар. Нет, в принципе, название у него было, но вывеска давным-давно проржавела и стерлась, и совсем никто, кроме великовозрастного бармена, не мог припомнить, как же он зовется. Брик-стрит заполонили синие тени высоких зданий, а двери на скрипучих петлях выходили на западную сторону трассы, благодаря чему вечерами закатное солнце красиво раскатывалось на пустующем горизонте за дочиста намытыми окошками – единственный плюс этой непрекращающейся попойки. К сожалению, час был поздний, и все, что осталось от накаленного неба – остывшая дымка и звездная россыпь над ней с не уступающим никому сиянием Арктура.

Пришелец сидел у барной стойки со стаканом воды, в котором плавал листок мяты и два подтаявших кубика льда. Старенький бармен, сохранивший юношескую шевелюру, ловко натирал посуду салфеткой, то и дело поглядывая на странного посетителя в надежде, что тот закажет что-нибудь покрепче и подороже воды.

Какая-то девчушка немногим старше Эдварда – да и тем только от смелого макияжа, запрыгнула на высокий стул и сложила ноги, навязчиво улыбнувшись незнакомцу.

– Эй, красавчик, не хотите угостить даму коктейлем? – спросила она игриво.

– Красавчик уже занят, – помешал знакомству властный женский голос, такой голос, каким владеют либо ораторы, либо певцы. Победоносно заняв место проигравшей, девушка, разодетая в вызывающий корсет, вертикально исполосованный чёрным и красным, поманила к себе бармена. По просьбе Ацеля она явилась на помощь брошенной Кэйти Кингман, и теперь тому не отвертеться от обещанных «благодарностей», а уж над выбором формы, в которой их надлежит проявить, работать не ему.

– Мия, ты опоздала, – поднял на нее глаза пришелец.

– Приходить даме вовремя – это моветон, – звонко рассеялась та, принимая из рук бармена стакан виски. Она благодарственно кивнула пожилому мужчине и уже строже обратилась к должнику: – И все же… рада, что ты в порядке. Скажи честно, твой отъезд в Лондон и теракт имеют связь? Зная тебя…

– Просто совпадение. – Ацель глотнул воды. – Или ты серьёзно считаешь, что это сделал я? Если бы я захотел что-то взорвать, то сделал бы это в Станвелле, и уж точно я бы не брал с собой Эдварда.

– Обожаю твоё чувство юмора!

– Я не шучу.

Мия Донсон залпом осушила стакан и блаженно потянулась.

– Ты, наверное, знаешь, зачем я позвала тебя сюда, – продолжала она.

– Очередное свидание?

– Пф, глупый, если бы это было свидание, я бы выбрала местечко поинтересней какого-то дурацкого бара!

– Тогда что мы здесь делаем?

– Я же писала тебе смс.

– Мия! – Ацель взвинчено приподнялся. – Куда ты мне писала?

– На тот номер, что ты мне дал.

– Я предупреждал, чтобы ты писала и звонила лишь в экстренных случаях!

– Я тебя не понимаю! – разобижено приспустила веки девушка. – Ты говоришь, что я тебе нравлюсь, но даже не разрешаешь мне писать и звонить тебе. Любая другая на моём месте уже бы сбежала. Тебе повезло, что моя любовь так крепка, – апатично закончила она.

– Мия! – Пришелец сел обратно на стул и, выдохнув, зароптал: – У меня нет своего телефона. Номер, что я тебе дал, принадлежит Эдварду.

– О, это все меняет.

– Может если бы ты меньше пила, твоя память тебя бы не подводила так часто? – не оценил он новый стакан спиртного. – Так и что ты хочешь?

– У меня есть к тебе выгодное предложение. Ты услужишь мне кое в чем, а я поклянусь простить тебе все твоё долги.

– Какие ещё долги?

– В смысле «какие»? – едва не захлебнулась певица. – Сколько фунтов стерлингов я тебе одолжила взаймы, а? Только не говори, что ты реально решил, что я даю тебе деньги безвозмездно?

– Вообще-то да.

– Ну тем лучше, – злорадно усмехнулась девушка. – Значит, ты не сможешь отказаться от моего предложения.

– Ну раз уж на то пошло… у меня к тебе будет ответное предложение.

– Надеюсь руки и сердца?

– Не дождешься. – Ацель допил воду, отодвинул стакан и повернулся к Мии лицом: – Возьми Эдварда в свою группу, – прямо сказал он.

Мисс Донсон непроизвольно открыла рот и тут же его закрыла, уязвленно скривив уголок губ. Четкие контуры красных бровей взлетели вверх, а стеклянный стакан со звоном треснулся дном о мраморную столешницу.

– О чем ты? «Go-Go, Furries» как никогда в лучшей форме. Наш состав стабилен уже многие годы. Я не могу просто так взять и сделать Эдварда частью группы, даже если он музыкант, каких не видывал свет. Но в силу его возраста, я сомневаюсь…

– Эдвард отлично играет на гитаре.

– У нас есть гитаристы. Я и Даг – ведущие, Элис – на басах, зачем нам третья гитара?

– Тогда мы расстаёмся!

– Шантаж! – вскипела девушка. Закончив с виски, она озадаченно подперла голову рукой и впала в раздумья. – Ацель, подожди, не уходи! Я подумаю о том, что можно сделать.

– Правда?

– Эдвард так хочет в мою группу?

– Э-э, допустим.

– И как я должна это понимать?!

– Вообще-то, я не говорил с ним об этом, – виновато отвернулся Ацель.

– А? Так это ты сам надоумился? Ну ты и балда! – Мия поднесла пустой стакан к губам и прикусила горлышко зубами. – Бармен, ещё виски.

– М’эм, может не стоит? – позаботился о клиентке пожилой человек. – Вы же зарулем, – и кивнул за окно, где был припаркован мотоцикл.

Девушка не без сожаления согласилась и, усидчиво взирая в запрятанные за чёрными стеклами глаза, наконец решилась:

– Хорошо, Ацель, я возьму Эдварда в группу. В декабре у нас состоится концерт, здесь, в Станвелле, и он выступит в качестве приглашенной звезды. Если публика примет его, он отправиться с нами на рождественские гастроли по городам Британии. Так что ему лучше не лажать. Но не думай, что тебе дёшево это обойдётся, – поспешила схоронить ликование пришельца Мия. – Вот тебе моё предложение. Нет, условие! Да! Условие!

– Что я должен сделать?

– Выступить с нами.

Ацель насторожился:

– Ты же знаешь, я не умею петь.

– Тебе это и не нужно. – Мия выгнула гибкую спину и с каким-то вызовом, заставившим пришельца побледнеть, наклонила голову. – Тебе же известно, что «фури» славятся своей скандальностью. Мы воспеваем протест несправедливой политике общества. За это нас и любит молодежь. Самая обсуждаемая тема сегодня – запрет премьер-министра – мистера Хопкинса, бывшего участника «расистской» группировки (и я подразумеваю угнетение гостей из космоса), в акциях АСБ, посвящённых поддержке оных. Я знаю, что наши фанаты отличаются экстравагантностью и в большинстве своём не согласны с заявлением британского правительства. В связи с этим я хочу, чтобы ты, мой любимый рептилоидный мальчик, предстал во всей своей красе перед нашей публикой!

– Ты в своём уме? – Ацель сердито наморщил лоб, и глаза его опасливо забегали по сторонам.

– Не волнуйся, здесь мы можем поднимать запрещенные темы, всем плевать – все пьяны, – пояснила та в ответ на беспокойство.

– Я не стану этого делать!

– Тогда и я ничем тебе не обязана…

– Ты мне не нравишься! – признался пришелец.

– Что?

– Я просто использовал тебя, твою симпатию ко мне, ты должна была согласиться!

К удивлению Ацеля Мия Донсон ни капли не расстроилась. Более того, она будто бы испытала облегчение, о чем можно было судить по тому, как расслабленно сникли её плечи в момент откровения.

– А мы с тобой одинаковые, – хрипло проговорила она, сосредоточенно щелкая зажигалкой. Когда сигарета задымилась, девушка наконец осмелилась посмотреть собеседнику в лицо. – Я тоже, я тоже хотела воспользоваться тобой. Забавно. У нас один план. – Она болезненно сплюнула из своих уст насмешку.

– Что ты имеешь ввиду?

– Я думала, что нравлюсь тебе, и потому подыгрывала, хотела, чтобы ты доверился мне и согласился с моим предложением. Мы оба облажались! – И Мия громко расхохоталась.

После недолгой паузы солистка рок-группы повторилась:

– Ну так что? Бездушная сделка?

– Нет.

– Но почему? Всего один раз! Тебе ничего не нужно делать. Просто выйти на сцену!

– Ты не понимаешь! – Ацель убрал с носа очки и говорил далее уткнувшись незрячими глазами в барную стойку: – Я так далеко зашёл и наконец-таки обрёл покой на планете пятого уровня. Знаешь, что это значит? Это значит, что здесь мне не нужно спать в полглаза, страшась быть обнаруженным рэйджерами и агентами этой чертовой организации! Но ты хочешь отнять у меня это! Ты хотя бы задумывалась о последствиях или тебя интересует лишь собственная слава?!

Мия неудобно поежилась, затягивая в легкие новую порцию сигаретного дыма, чтобы изолировать в себе тронувший её мысли и волю конфуз. Примерно с той же эгоцентричной миной мирятся родители и учителя, отчитывая своевольные выходки подростков.

– Может ты сразу возьмёшь мою голову на отсечение, потому что это будет менее болезненно, чем все остальное, что случиться со мной, со всеми нами, если СМИ прознаёт о том, кто я такой! – во все горло высказался сондэсианец.

Если бы не удрученное состояние, мисс Донсон могла бы похвастаться правотой – реплика Ацеля была успешно запита алкоголем и задушена сигаретами, вручив своё информационное наследие ей одной.

– Да ну и чёрт с тобой! Плевать я хотела на тебя и твоих друзей!

– У меня, по краней мере, есть друзья.

– А у меня их тысячи!

Ацель надел очки, сунул руки по карманам и зашагал прочь. К дверям он подошёл с напутствием:

– Мисс Донсон, – резко перешёл он на «Вы», – однажды вашу маску сорвут. Помяните моё слово.

Сердце Мии едва не лопнуло, тело застопорилось, на лбу заблестели капли ледяного пота.

– Откуда ты знаешь? – Она сорвалась с места, распахнула двери навстречу лепечущему ветру. Придорожная пыль осела на искусственных ресницах, и девушка учащенно заморгала, разыскивая черное пальто в монохромных образах ночи. – Ацель?.. – Девушка обречено опустилась на сидение мотоцикла, запустив пальцы в короткие красные волосы.

«Как… как он догадался, что я не Мия?»