Текст книги "Законы баланса (СИ)"

Автор книги: Алиса Некрасова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц)

«Прошу… Убейте меня…»

История «белой маски» никого не обошла стороной. Этот траур пал на всех жителей Станвелла. Ацелю, Эдварду и Мии тоже пришлось непросто. Полиция привезла их в участок, сомневаясь в честности показаний. К счастью, связи Донсон все разрешили. Подозрительную троицу отпустили в тот же день, а загадочные обстоятельства гибели маньяка объяснили тем, что «его растерзала бешеная собака». На самом деле, в этом имелась доля истины. Собака действительно присутствовала на месте преступления – отпечатки лап крупного животного были обнаружены следователями у порога того самого дома. Вот только никто – никто, кроме Ацеля – не мог представить себе насколько «глупая» была эта «псина».

Глава 5. Второй шанс

В середине той же недели Эдвард пересдал экзамен, который пропустил из-за поисков Ацеля, и успешно закрыл летнюю сессию. Близился студенческий фестиваль, возможность поучаствовать в котором в качестве ведущего гитариста отобрали у него в последний момент. Это значило, что теперь Эдварда не обременяло абсолютно ничего, и он мог работать в музыкальном магазине до конца лета на полную ставку.

Миновал второй учебный год, и это праздное событие они с Ацелем обмывали до позна. Хотя, конечно, понятие «обмывать» в определении этих двоих значило что-то вроде: «Давай испечем торт и будем играть в настольные игры всю ночь напролет!»

«Всю ночь напролет» они не осилили и отрубились примерно в три часа после полуночи.

Наступившим утром Эдвард был готов к тому, что длинный рабочий день пройдёт под гнетом дремы и неприятных порицаний начальства по поводу его «несобранности». И было подозрительно, когда глаза открылись сами собой в небудничной бодрости.

Юноша был убеждён, что не забыл завести будильник. Однако его внутренние часы давали сбой, и, чтобы избежать неприятностей, он на всякий случай нащупал свой телефон. Эдвард принадлежал ряду скурпулезных людей, что всегда содержат жилье в идеальном порядке. По этой причине, ещё до того, как разблокировать экран смартфона, он заподозрил неладное.

– Ацель! Это ты выключил будильник? – Студент влетел на кухню, просовывая голову через футболку: – Я опоздал на работу. Из-за тебя! Зачем ты это сделал?

Он смерил своим полыхающим взором пришельца, который выкладывал на тарелку что-то неаппетитное, выказывая безусловную беспечность.

– Успокойся, – равнодушно отозвался тот, присаживаясь на стул в своей вычурной манере. – Я позвонил работодателю и взял отгул на три дня.

– Что?! На каких условиях?

– Твоя бабушка… – трагично положил руку на сердце Ацель, – она покинула этот мир…

– Какая ещё бабушка?! – непонимающе таращился на него Эдвард.

– Самая родная и любимая!

– Но у меня нет бабушки! – схватился за волосы юноша. – А даже если и есть – я её знать не знаю! К чему все это?!

Наконец, пришелец сдался и спесиво расхихикался, по всей видимости, получая подлинное наслаждение от сотворенной им иронии. Словно по волшебству, в его руке появилось два билета – он заранее запрятал их в рукавах, которыми пользовался не хуже, чем карманами.

– Мы едем в Лондон! – феерично объявил Ацель.

– Куда?

– Ты же хотел посмотреть Тауэр?

– Да, но, – растерянно моргнул Эдвард, – почему сейчас?

– Не люблю откладывать дела на потом.

– Поездка в Лондон – это не столь неотложное дело, чтобы пропускать работу. Это, скорее, – развлечение, а не дело, – протянул тот, сомневаясь в чистоте мотивов сожителя.

Пришелец закинул ногу на ногу и назидательно возразил:

– Может и развлечение, пусть так. Но поверь мне, когда ты будешь умирать, все эти твои «дела», – произнес он слово с презрением, – станут последним, о чем ты подумаешь.

Не имея при себе аргументов, чтобы оспорить эту весьма глубокую мысль, Эдвард плотно сомкнул губы и издал удрученное мычание.

– Ладно… раз ты уже купил билеты… – согласился он. – Только в следующий раз предупреждай о таком!

– И упустить возможность увидеть недоразумение на твоём лице? Ни за что!

Юноша вздохнул, поражаясь тому, как в его душе хватает выдержки ежедневно принимать на себя стрелы колкостей, которыми его инопланетный друг стреляет ему в спину на радость своему неадекватному фетишу. И более того – почему он до сих пор разрешает этому бестолковому пришельцу хозяйничать на его кухне и изводить продукты, купленные на его деньги?

– И эти чёрные ошметки чего-то там ты называешь «завтраком»? – скривился Эдвард, с жалостью постукивая вилкой по чему-то твердому. – «Оно» вообще съедобно?

– Ну конечно! Я же не первый раз готовлю! – уверил Ацель.

Студент недоверчиво прищурился:

– Хоть раз из них был удачный?

Ацель поник и, чтобы убедить сожителя в своем кулинарном мастерстве, попробовал наколоть на вилку какой-то уголек, но тот необузданно отскочил.

– Кажется, «оно» тоже не хочет быть съеденным. – Эдвард скептически повёл бровями, ощущая себя болельщиком на каком-то глупом спортивном соревновании. – Ацель, ты проигрываешь собственному завтраку.

В тысячный раз примиряясь с поражением, пришелец вывалил содержимое тарелки в мусорное ведро. Подобное давно переросло в традицию, но, как известно, рьяные стремления невозможно свергнуть чередой неудач. В конце концов, не будь в мире таких увлечённых людей, как Ацель, искусство и наука застопорилось бы на одном месте: да Винчи никогда бы не превзошел Верроккьо и не подарил эпохе «Возрождения» «Витрувианского человека», а Эйнштейн не разработал бы теорию относительности, расстелив красную дорожку многим современным умам. Талант – это, конечно, хорошо, но без упертости – грош ему цена.

– Ладно! – Эдвард с энтузиазмом вскочил из-за стола. – Я приготовлю нам завтрак.

– У нас нет на это времени! – воскликнул тот, поднимаясь следом.

– Что? Почему?

– Наш поезд… уже через полчаса. – Пришелец то ли ухмыльнулся, то ли так проявил досаду относительно своей нерасчетливости. Нельзя сказать, что тем самым он поставил юношу в тупик. «Когда рядом Ацель, нужно быть готовым к любым неожиданностям», – повторял себе Эдвард, вновь и вновь наступая на одни и те же грабли.

По прибытию на железнодорожную станцию, поезд «Лондон-Ноттингем» уже ожидал пассажиров. Эдвард не очень любил поезда, потому что не обладал терпением, и спать в таких условиях, как это делают другие, он просто не мог – особенно в сидячем вагоне. Внутренняя обстановка поезда напоминала салон самолёта. Отдельно стоящие мягкие кресла с подлокотниками и большими спинками, сохраняющими какую-никакую приватность, резали глаз беспокойно-красной обшивкой.

– Почему нельзя было выбрать менее вырвиглазный цвет? – сетовал Эдвард, занимая своё сидение возле окна.

– М?

– Салон! Почему красный?

– Что не так с красным? – отвечал Ацель вопросом на вопрос.

– Ну, – смутился юноша, – просто… просто он мне не нравится.

Поставив руку на подлокотник и издав низкий грудной звук, пришелец развалился на сидении.

– Понимаю, – пробурчал он. – Я тоже не люблю красный цвет.

Горючее почти кончилось; пламя скуднело, превращаясь в слабое дрожащее пятно света. Огонек едва освещал хижину – растянутую над голой землёй склейку из различного рода мусора: К сожалению, в сезон дождей – а он на Сондэсе был продолжительным и холодным – убежище становилось бесполезным.

Эта маленькая планетка в галактике Спруд никогда не таила в своих недрах природных богатств, а здешние технологии, по космическим меркам, никому не представлялись привлекательными. Единственная главенствующая раса жила в вечном регрессе. Новое столетие – очередной шаг назад.

Давным-давно в галактике началась планетарная война. Торговля выходила на космический уровень, пробуждая на этом фоне неизбежные конфликты, вроде расовой дискриминации и гонки вооружений. Сразу три высокоразвитые цивилизации боролись за титул «Первой Галактической Планеты». Затянувшаяся война привела к серьезным экологическим проблемам. Страдала флора и фауна многих не сильно развитых планет, которые вынужденно вовлекли себя в разборки Б`орокка, В`иса и Д`арбеса; население живьем разлагалось от естественных и искусственных пандемий, а последствия оружейных испытаний приводили к мутациям и неизлечимым болезням.

Сондэс – одна из тех несчастливых планет, что встала на чужом пути и не смогла дать отпор высоким технологиям их примитивными копьями, стрелами и смехотворными клинками. Именно поэтому Сондэс часто называют «планетой невезения».

Итак, пока Спруд утопал в реках крови, в хижине грелась одна из бедных сондэсианских семей, что вела кочующий образ жизни, свыкнув с неудобствами бесконечной войны. В своём постоянстве небо было затянуто свинцовыми облаками дыма, и не осталось среди нынешних поколений того, кто помнил сиреневый небосклон с двумя благословенными лунами, что в дни затмений служили орудиями небесных сил.

Когда-то в религии Сондэса существовала легенда о Божестве, что сотворил Жизнь из света. Считается, что в былые времена два «клинка» защищали «Божество Света» и детей его от Великой Тьмы. «Свет не может сражаться сам, ибо опорочит Он саму Жизнь, и прекратят очи его сиять, а руки не согреют боле детей своих». Сейчас никто уже ни во что не верит, а образы лун перестали олицетворять что-либо миродушное – только один нескончаемый ужас перед властными сторонами и смертоносное лезвие врага.

Исполинский космический корабль заглушил двигатели, выпуская из днища корпуса четыре стальных упора, чтобы совершить посадку. Сондэсианский ребенок, разбуженный звоном в ушах, с усилием открыл глаза и тут же захлебнулся булькающим кашлем. Он огляделся, но в палатке уже никого не было. Снаружи доносились голоса – чужие, ехидные, какие-то нереальные. Ребенок, одетый в лохмотья, высунулся из палатки. У него не было сил бежать, поэтому он просто стоял на своих ненадежных ногах и смотрел на двух высоких мужчин в герметичных костюмах и квадратных шлемах с темными стеклами светофильтра, что быстро двигались в его сторону. За спиной у них висело оружие и кислородный баллон, а на поясе побрякивали связки "пропускных пластин" с кодами доступа к тюремным отсеками звездолета.

– Ты тут один, пацан? – спросил пришелец, грубо хватая того за плечо.

Мальчик стал вырываться, выкрикивая что-то на сондэсианском языке. Он осознавал, что его заберут, но не ведал куда и зачем.

– Хватит с ним церемониться! – подошёл второй. – Этот сондэсианский отброс ни слова не понял из того, что ты сказал. Скорее всего – сирота. Веди его на корабль – к остальным.

Пришелец пожал плечами и потащил ребёнка за собой, игнорируя сопротивления. Не осилив и десяти шагов, мальчик обмяк и прильнул к земле, словно неживой.

– Эй, да он же сейчас помрет!

– Ничего-ничего. – Второй приподнял ребёнка за шкирку и поставил на ноги. – Эти ящерицы крепкие ребята! Подлечим немного и продадим по двойной цене.

Черные выступы нагорий, из которых, по большей части, формировался ландшафт Сондэса, присыпала белая пыль, что выпотрошили друг из друга разгневанные валы облаков. Эта пыль падала на его лицо, неприятно прижигая змеиную чешую. Ацель знал, что то был не снег – на Сондэсе никогда не бывает зим. По крайней мере, сейчас. Но истории все ещё хранят на своих обгорелых страницах сказки о снежных веках, которые довелось застать мертвецам.

Силуэт космического корабля высовывался из серого тумана, как жук-великан. Казалось, он вот-вот зашевелится и поползет, протыкая штыками каменистую почву. Двух пришельцев с добычей встречали на трапе члены команды. У тех были одинаковые костюмы, подогнанные по форме и размеру под их тела: не все из них были гуманоидами.

Ацель увидел, как впереди топчатся сондэсианские дети – такие же, как он: ободранные и грязные. Все они ревели навзрыд, и только одна старшая девочка с бронзовой чешуей послушно ожидала, когда их заведут на палубу. Ветер плескался в ее песчаных волосах, повязанных желтыми лентами, а глаза счастливо блестели золотом. Она поймала на себе рассматривающий взор чёрного ящера и лучезарно улыбнулась ему.

«Почему она улыбается? – подумал он, пока пришелец погонял его вперёд. – Ненормальная какая-то».

Подобранных детей разделили на группы в соответствии с возрастом и физическими данными, и, подобно скоту, повели по коридорам звездолета под руководством надзирателя: тех кто помладше и послабее – в одну сторону, более выдающихся – в другую. Бесстрашная девочка попала во вторую группу, отчего её радость выходила за буйки и выливалась восторженным хихиканьем. За неадекватное проявление эмоций её постоянно били по шее. Ацель проследил, как дети один за другим покидают секцию космического корабля, и занервничал, потому что его единственного не причислили ни к одной из групп. Вместо этого за чёрным ящером пришёл бортовой врач. От него исходил какой-то новый запах – горьковатый, но приятный и свежий. До того момента Ацель не знал, насколько ему нравится запахи стерильных препаратов, чистящих средств и различных противомикробным химикатов. Врач оглядел ребенка с ног до головы, будто сомневаясь в его ценности, а когда тот закашлял – взорвался бранью.

– И ты хочешь, чтобы я лечил этого дохлика? – тыкал он пальцем в офицера. – Он не окупит наши убытки! О чем ты только думаешь?

– Сондэсианкие отпрыски хоть и тощие, но жилистые. На них пахать и пахать! – стоял на своём тот. – А ещё выживаемость у них даже лучше, чем у сив`ильцев. Я надеюсь, ты помнишь, как ошибался в прошлый раз, а? Ты видел, во что превратился Сондэс? Спорим, что через полвека его причислят к «тёмным планетам»? Я знаю о чем говорю. Не разбрасывайся товаром и не строй из себя незаменимого, доктор Дьего, – пренебрежительно фыркнул офицер, сложив руки за спиной.

– Как прикажете, – выдавил Дьего, озлобленно пихая мальчика. – За мной, мелкий засранец!

Ацель слышал весь разговор, но слова рассыпались вокруг него бессмысленными звуками. Одну очевидную деталь он все же для себя прояснил – ему здесь не рады.

По прошествии пяти дней изоляции и ежедневных болезненных процедур, мальчику действительно полегчало, и под конец недели его перевели в общий блок.

Надзиратель швырнул чёрного ящера в камеру, и на него тут же уставилось с десяток напуганных и измученных глаз. Дети сидели на полу, поджав ноги, или лежали, свернувшись клубком, словно бродячие псы. Эти угнетающие настроения ломались под контрастом мелодии, которую девочка с бронзовой чешуей мычала себе под нос. Чтобы не предаться хандре, она распускала мелкие косички в своих волосах и заново вплетала в них ленты, повторяя манипуляции снова и снова.

– Выглядишь куда лучше!

– Ты! – процедил сквозь зубы Ацель. – Бесишь! Прекрати лыбиться! Я не знаю, что происходит, но ничего хорошего из этого не выйдет!

– Сам признался в своём неведении. Чего же ты рычишь на меня? – Девочка не теряла искры задора.

– Будто ты в курсе, что с нами будет!

– Так и есть. Или ты считаешь, что неведению можно улыбаться?

– Тогда объясни! – потребовал Ацель.

– Такому грубияну я ничего объяснять не собираюсь! – вертела носом та.

– Ладно! – отозвался мальчик вспыльчиво. – Прости. Довольна?

– А ты забавный малый! Правда, – задумалась девочка, – стоит немного поработать над собой. Никто не любит шумных детей. Меня зовут Ливара. Переводится как «песчаная буря». Что насчёт тебя? Как к тебе обращаться?

– Ацель.

– Ацель? Красивое имя, но оно тебе не подходит. «Крадущаяся тень» – значит, ты должен быть кротким и немногословным. Может лучше… хм… Генель – «скрытая глупость»? – Ливара разразилась звонким издевательским хохотом.

– На драку нарываешься?

– Неужели опустишься до драки с девчонкой? – Она отпустила свои волосы и вызывающе наклонила голову. – Да и вообще, сидел бы молча и радовался, что попал в категорию «А». Вот же неймется!

Ацель уселся в неосвещаемом углу тюремной камеры, оправдывая своё имя. Чёрная чешуя размылась, преобразовав силуэт гуманоидного ящера в неузнаваемые пятна грязно-белых тканей, в которые его переодели в медицинской части. Два ультрамариновых огонька недоверчиво посматривали на Ливару из-под полуприкрытых век, создавая впечатление, будто тень обзавелась глазами.

– Если ты не заметила, – заговорил он сдержанно, – нашему положению здесь радуешься только ты.

– Может и так! – Девочка легла на пол и, заключив руки за голову, перевела своё внимание на три еле заметные лампочки сигнализации под потолком. – Это все потому, что мои цели и цели огонов совпадают.

– Хочешь сказать, что ты намеренно позволила им себя схватить? – открыл рот Ацель. – Точно психопатка! И что ещё за огоны?

– Огоны, – повторила та без улыбки, – это… космические преступники, разновидовое сборище мерзавцев, что наживается на войне, приторговывая на тёмных планетах нелегальной продукцией. В основном, конечно, животными – они сейчас высоко ценятся на рынке… Ты же в курсе, что выращивать скот в условиях тёмных планет невозможно? Мясо, шкура и прочее – вот на что сейчас спрос. А там где спрос – там рождается и предложение.

– И нас тоже на мясо? – поежился мальчик, еще глубже забившись в угол. Все дети в камере поддержали его гробовой тишиной.

Ливара выждала зловещую паузу и рассмеялась. К уголкам ее глаз накатили слезы:

– Видели бы вы ваши лица!

– Давай без твоих шуточек! – Мальчик выдохнул.

– Тёмные планеты – убежища для беглецов, отбросов общества, особо опасных преступников. Вся жизнь на этих планетах давно вымерла – по тем или иным причинам. А чтобы скрываться на планетах неприспособленных для жизни нужно очень много денег. Некоторым убийцам не хватает рабочих рук. Некоторые… ушли на пенсию и просто хотят спокойно дожить свой век. Здесь в дело вступаем мы – сироты, бродяги, никому ненужные дети.

– Это же… рабство!

– Я предпочитаю называть это «вторым шансом». Лучше жить в качестве раба, зато с кровом, и пищей, чем скитаться по умирающей планете и грызть камни под открытым небом.

– Но…я не сирота! У меня есть родители, старший брат и нерожденная сестра!

– Значит они тебя бросили!

– Неправда!

– Обменяли на что-то?

– Нет же!

– А что тогда? Огоны стараются не лезть в дела семейные. Даже у отбитых наглецов есть свои принципы.

– Произошла какая-то ошибка! – Ацель вскочил на ноги и начал судорожно стучать по решетке: – Выпустите меня! Я не должен здесь находиться!

Ливара сомкнула его пасть двумя сильными руками и серьёзно прошипела:

– Думаешь, из-за какого-то мелюзги они повернут корабль? Мы уже покинули галактику, уймись! Или ты мазохист? Потому что никто слушать тебя не станет, а вот побьют – запросто! И не посмотрят, что ты из категории «А»!

Мальчик одарил ее диким взглядом из-под бровей: в нем возглас отчаяния прикрывался камуфляжем жестоких желаний; и прикрывался так искусно, что редкое сердце было способно прочувствовать на себе его взрывную волну. Обычно за такой взгляд он получал от родителей затрещину.

– Мне жаль, что тебя втянули во все это, – жалостливо проговорила Ливара, и Ацелю почудилось, будто перед ним не смешливая девчонка с её глупыми подколами, а кто-то взрослый и надёжный.

Вернувшись в свой тёмный угол, мальчик спрятал лицо в коленях и тихо застонал.

– Расскажешь, что произошло? – присела девочка рядом. – Как ты попал к огонам?

– Я не знаю, – шептал он себе под нос. – Когда я проснулся – никого не было. Я думал, мою семью убили люди Борокка, но не мог понять, почему они не тронули меня.

– Ты был болен и вряд ли бы выжил на Сондэсе без лекарств, – мягко улыбнулась Ливара, прислонившись спиной к стене и запустив когтистые пальцы в лохматые волосы Ацеля. – Возможно, – мечтательно прикрыла она глаза, – твои родители знали об этом и решили спасти тебя, предоставив тебе «второй шанс». Улыбка судьбы не всегда белоснежна, иногда она показывает кривые зубы. Но веришь или нет – это не делает её плохой.

Глава 6. Утопия

Когда Ацель впервые ощутил под босыми ногами каменистый рельеф тёмной планеты, он на секунду обманулся мыслью, что вернулся домой. Но даже на постапокалиптическом Сондэсе кое-где проклевывались зачатки жизни, а в горах струились сезонные ручьи пресной воды. Поверхность планеты, которую избрали для своих чёрных дел огоны, была если не противопоставлением Сондэсу, то точно – его худшей версией: холодная и бездушная, большой космический камень, как ни посмотри. И пока жизнь в галактике дышала полной грудью, эта планета могла лишь выдыхать…

Непредсказуемые бури раздували серые слои песка, оголяя бурые образования, на которых оставили свою посмертную печать исчезнувшие народы. Почти семь тысячелетий назад Зеасс, населенный высокоразвитой цивилизацией полуамфибий, был отравлен чужеродным веществом, что выделилось из обломков среднеразмерного астеройда. Жизнь захлебнулась ядом, и океан, омывающий девяносто процентов планеты, опустел. Шли столетия, менялись зеасские полюса, а вода все не очищалась, зато мутнела и увеличивала свою вязкость до тех пор, пока не превратилась в нечто новое, что под жаром солнца принимало свойства резины, а длинными морозными ночами затвердевало и превращалось в камень. Поскольку в дневные часы верхние слои почвы Зеасса стремятся как-бы «поглотить» все живое, напоминая о своём статусе тёмной планеты, нынешние обитатели бездумно обозвали это явление «оголоданием», а огоны популяризировали данный термин в своих кругах.

Конечно, умы привезенных на планету сирот не ведали ни о чем из вышесказанного. Стоя в синем свечении зеасской луны на обозрение сотням заинтересованных лиц, обреченно хлопая глазами перед иноязычными обращениями, – они разделяли между собой лишь одно знание: «Мне страшно».

По ночам песчаные бури затихали, тогда же – открывались рынки, а жители тёмной планеты покидали пределы безопасной обители.

Отовсюду разносились возгласы, кряхтение, рычание и писк, которые, порой, звучали так резко и звонко, что могли навсегда оставить ребёнка заикой. Все эти странные существа были готовы драться за товар. Ацель переминался с ноги на ногу от холода, пока в соседней лавке торговец свежевал мясо каких-то зелёных зверьков, бьющихся лбами о прутья клетки. Пришелец с рыбьей мордой замахнулся топором на одного из покупателей за то, что тот обозвал его сырьё «низкосортным», тем самым начав потасовку с руганью, кровью и всем прилегающим.

Мальчик опустил глаза к земле – туда, где стальные цепи, удерживающие пленников, зарывались в песок, подобно змеям в пустыне.

– Не волнуйся, – полушепотом сказала Ливара, заметив его страх, – все будет хорошо.

Ацель промолчал. Он часто слышал эти слова от родителей. «Все будет хорошо!» – причитали мать и отец с дрожью в голосе, когда воюющие цивилизации высаживались неподалёку от их укрытия и вынюхивали что-то или кого-то с плазменными пушками за спиной, просвечивая туманные настилы Сондэса кровавокрасными пучками прицела.

Пока надзиратели засмотрелись на драку, девочка перекрутила цепи на своих руках и поменялась местами с другим ребёнком. Это неудобное положение приблизило её к Ацелю, и с заговорщической улыбкой она заключила ладонь чёрного ящера в свою.

– Хочешь открою секрет? – подмигнула Ливара, словив его неоднозначный взгляд.

– Не надо.

Но девочка не нуждалась в согласии, быстро отчеканив:

– Как только увидишь покупателя побогаче – посмотри ему в глаза и улыбнись. Тогда он пропитается к тебе симпатией и, возможно, купит. Улыбка – это якорь в любых отношениях!

– Не стану я никому улыбаться! – предвзято покосился на нее Ацель.

– Тогда тебя купит какой-нибудь бедняк! – досадно воскликнула та.

– Мне уже все равно.

– А мне нет!

– С каких это пор тебе не плевать на мою судьбу? Может быть… я вообще не хочу, чтобы меня кто-то покупал…

Оптимизм Ливары немного увял от такого ответа, но новая надежда затрепыхала у нее в душе белыми крыльями, и вся ее сущность тут же стремительно расцвела.

– А вот я, – задрала она подбородок с вдохновляющим видом, – верю, что нас купит какая-нибудь пожилая пара, которая всю жизнь мечтала о внуках, но из-за своей деятельности осталась бездетной! Они будут любить нас и лелеять, раскаиваясь о своём прошлом. И…

– Бред психопатки. – Он высвободил свою руку.

– А-а? – сжала кулаки Ливара, получив подзатыльник от надзирателя. – Я пытаюсь тебя приободрить, – заговорила она тише, – а ты, непробиваемый угрюмый дурак, копаешь себе могилу!

Изводя широченной улыбкой Ацеля и нервируя баловливым поведением огонов, девочка рисовалась перед всеми, кто, по её мнению, представлял из себя хоть что-то стоящее. Но где такое видано, чтобы раб выбирал себе хозяина?

Из проходящей мимо толпы отделилось несколько пришельцев. Все они были одеты достаточно прилично, двигались статно и явно имели интерес к приобретению качественного «товара». Воспользовавшись своей методикой «обольщения», Ливара радушно растянула уголки губ. Примерно так поступают маленькие дети – пользуются слабостью взрослых, выпрашивая дорогие игрушки или неположенные им сладости.

– С Сондэса? – спросил один, не заморачиваясь с основами вежливости. Его серые лапы с грубыми наростами сделали какой-то нелепый жест.

Огон кивнул.

Шея пришельца с совиной пластикой повернулась в сторону Ливары. Под цветастой маской, как те, что надевают на карнавал, забегали большие черные шарики – глаза. Они заинтригованно блеснули и перекатились обратно к торговцу. Спину девочки защекотали мурашки, и она впервые засомневалась в том, что богатый дом избавит её от несчастья.

– Я беру эту, – указал пришелец когтем на девочку, – с бронзовой чешуей.

Поскольку галактическая карта могла отслеживаться, беглецы совершали оплату «наличными», коими могли стать любые ценные – но ценные в космических масштабах – предметы, будь то редкие металлы или высокотехнологические изобретения исчезнувших цивилизаций.

– Ливара, ты уверена? Этот тип не внушает доверия, – щурился Ацель. – Хочешь я его покусаю?

– Ничего, – воинственно выпрямилась та, – вдруг мне больше так не повезёт. – И Ливара безукоризненно последовала за своим новым владельцем. Без ее вдохновляющей улыбки сондэсианские дети лишились тех волшебных частичек веры, которые образовывали вокруг их сердец защитный барьер. Даже Ацелю стало не по себе.

Прежде чем пришёл черед мальчика стать предметом быта, его вынудили проторчать на промерзших камнях много утомительных часов. Когда зеасское светило обмазало небо циановыми полосками рассветного тумана, он начал покачиваться от слабости и сонливости, проглядев, как к ним подошла странная пара. Трудно было различить в них женщину или мужчину, потому что смотрелись они абсолютно идентично, словно близнецы. Под салатовыми плащами прятались изогнутые буквой «S» тонкие тела с массивной грудиной-щитом и обтянутыми бледно-серой кожей короткими ребрами. Из-за подобного анатомического строения пришельцы никогда не разгибали спины, а глазам пришлось переползти на одну линию с пастью и дыхательными отверстиями.

Челюсти, вплющенные в миниатюрные морды, горизонтально защелкали, производя пыхтящую речь. Огон помотал головой, мол, не понимаю вас, и пришельцы, перебивая друг друга, перешли на язык жестов. Судя по продолжительному диалогу – велись торги. Огоны не любили торгашей, но сделку, в конце концов, заключили. Ацеля отсоединили от общих цепей, и пара в торопях поволокла его за собой.

– Не так сильно! – захрипел мальчик, давясь стягивающей болью, которую причиняло стальное кольцо на шее. Но никто даже не повёл ухом.

Из-за оголодания постройки на мертвом Зеассе большей своей площадью уходили под землю, минуя нестабильные слои. С высоты птичьего полета куполообразные крыши домов терялись в серости дюн, изнутри – разделялись на жилые и складские этажи. Материальный статус хозяина отражался в том, насколько глубоко «врослось» его поместье. Дом, в который попал Ацель, принадлежал среднему классу и находился в процессе возведения. Приобретая раба, вайсв`аги нуждались в дешевой рабочей силе, а с сондэссианским ребенком, по словам соседей, «невозможно прогадать». Именно это втолковывали они Ацелю, разбавляя свой чудаковатый говор фразами на его родном языке: «Теперь смысл твоей жизни – выкапывать этажи».

Мальчику показали его комнату на поверхности, что вмещала в интерьер одно круглое окно с непробиваемым стеклом и голые стены. Пол из вайсвагского аналога бетона был весь покрыт уличной пылью. Во время ядовитых бурь песок надувало сквозь щели и трещины, от которых страдали не только постройки семьи: сложной задачей становилось найти материал, неподверженный карозии в условиях этой планеты.

Закончив экскурсию, вайсваги вывели Ацеля во двор и сообщили о том, что существует некая важная личность, с которой ему придётся наладить общение.

«Будь вежлив, не перечь, проявляй инициативу в оказании помощи. Мастер Исаи – наш господин. Его народ покровительствует вайсвагам многие тысячелетия. Мы работаем на Исаи, ты – на нас, все понятно?»

Отношения, которые складывались между двумя совершенно непохожими расами, разделяющими жизнь на Гихране, имели строгую иерархию. Слабохарактерные вайсваги находились в добровольном подчинении у интеллигентных к`инов. При этом у первых – почти не было ограничений. Они обладали собственностью, могли заниматься любой деятельностью, и только одно правило для них было нерушимо: «Не смей ставить себя выше кинов». К примеру, это значило, что вайсваг не мог купить себе двух рабов до тех пор, пока его господин владеет только одним, даже если ему позволяет доход.

Особняк Исаи стоял по соседству с семьёй и куполом был идентично схож со всеми домами в округе. По периметру его обносила ограда из лучей зацикленной энергии, которые предсказывали ухудшение погоды, меняя цвет с полупрозрачного на плотный агатовый.

Приветствуя Исаи, вайсваги перестали шептаться и застыли, а их шумное дыхание уподобилось мертвому.

Ацель видел, как высокий гуманоид плывет по камням, будто бы его суставы – пластилин в теплых ладонях. Поверх рубахи с широкими рукавами на нем была красная жилетка, на которой все время что-то копошилось и мерцало: кины не напрягали себя одеждой и соответствующими хлопотами, используя для этой цели особые материальные проекции.

– Это же… – удивился мальчик, вспоминая, как пришелец в маске покупал Ливару, – тот самый тип. Вот ещё не хватало соседствовать с этой психопаткой!

Знакомство было коротким – Исаи даже не взглянул на того, задавая вопросы через своих подчиненных. Он перекинулся с ними парой слов на кинском, которые выползали из-под маски с каким-то нездоровым скрипом.

– Уважаемый Мастер хотеть знать твоё имя, – заговорил с акцентом один из вайсвагов,

– Вы же знаете моё имя… – Ацель скривился. – Сами скажите.

– Уважаемый Мастер хотеть знать имя от тебя, отродье! – прикрикнул второй.

Мальчик вздохнул и представился: