Текст книги "Законы баланса (СИ)"

Автор книги: Алиса Некрасова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц)

– Прощай, – тихо сказал Ацель, прежде чем навсегда покинуть владения миссис Мэллоу. – Так будет лучше для нас обоих.

Глава 3. Соседи

Эдвард в сомнениях топтался у порога знакомой квартиры. Сейчас им овладевали двоякие чувства. Здесь жила девушка, отношения с которой у него были неоднозначные, а симпатия – односторонняя. Всего один раз она улыбнулась ему: прежде чем их пути разошлись, Эдвард в кои-то веки проявил отвагу, и та улыбка стала ему наградой.

Он сжимал пальцы в кулак, но тут же их разжимал, сопровождая свою робость горестным пыхтением. Стук каблуков застал его в врасплох. Это были робкие, мерные шаги человека, который не хотел возвращаться домой. Они поднимались по этажам томительным эхом, периодически замолкая и сменяясь сдавленным слезливым мычанием.

Услышав чужое присутствие этажом выше, Пенни Уоткинс быстро смахнула собравшиеся в уголках глаз слезы и сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться и выглядеть менее жалостливо перед соседями – кто-бы из них сейчас не стоял там, наверху.

– Эдвард? – спросила она то ли облегчением, то ли с неприязнью, завидев на лестничной площадке бывшего товарища по приключениям. – Что-то случилось? Выглядишь подавленно.

Юноша склонил голову и безрадостно улыбнулся:

– Уж кто бы говорил.

Пенни не столь хорошо знала своего соседа, что жил в доме напротив, но её чувственная натура догадалась о тяжести этой улыбки и том, сколько переживаний таится за ней. В этом они с Эдвардом были похожи. Сантименты – то, чем они оба располагают по-детски стихийно.

– Давно тут стоишь, – обвела его испытующим взором девушка.

– Да нет, не очень.

– Это был не вопрос. На улице около получаса идёт дождь, – Пенни демонстративно встряхнула сложенный синий зонтик, с которого стекала дождевая вода, – а ты совсем сухой.

– Может… у меня тоже был зонт! – раскраснелся тот.

– Твои кеды промокли бы при любом раскладе.

Пенни жила со своей мамой – эксцентричной женщиной, что имела способность преобразовывать в бесконечные диалоги любое брошенное слово. Эдвард её, мягко говоря, побаивался, поэтому отсутствие Хелен этим мрачным днем стало дня него ободряющей вестью. В квартире Уоткинсов, как обычно, веяло покоем и некой теплотой ожидания чего-то хорошего, какого-то приятельского сюрприза. Говорят, что уют в доме создают люди. Возможно, в этом и кроется весь секрет – Пенни была олицетворением этого уюта: своей кротостью, радушием и миролюбием. Хотя себя она воспринимала не иначе, как ошибку природы, заблудшую душу, для которой нет места в социуме. У неё не было подруг и в любви она была одинока, наперекор внешней привлекательности. А ведь девушкой она была действительно красивой! Даже очень. Про таких, как она, говорят: «Ангельская красота!» Куда бы она не пошла, и стар, и млад – смотрят на нее с восхищением, любуются – не обязательно как женщиной, но как картиной. К разочарованию мужчин, на любой флирт Пенни Уоткинс отвечает открытым игнором, будто отношения для нее – это низшая ступень бытия, и ее она уже давным-давно миновала.

Девушка по-хозяйски повесила верхнюю одежду гостя в прихожей и провела его по коридору на кухню.

– Присаживайся, а я пока согрею нам чай, – поднималась на цыпочках Пенни, чтобы достать гостевую чашку. – Ты же пьёшь чай?

Юноша кивнул. Он был бы и рад помочь, поухаживать за девушкой, как полагает джентльмену, но Бог обделил ростом и его самого.

– Почему ты плакала? – поинтересовался Эдвард, глотнув своей бесполезности.

– Ты же знаешь, я все время реву, – ухмыльнулась та, наполняя электрический чайник проточной водой.

– Нет. Только когда тебе грустно.

Пенни включила чайник и уселась напротив, подперев лицо правой рукой. Она бесстрастно посмотрела на Эдварда, и тот понял, что её сердцем уже овладело смирение, и те разряды эмоций, что оно пропустило через себя, ушли в землю. Примерно также работает громоотвод.

– Уже неважно. Если бы хотела об этом поговорить, то наведалась бы к кому-нибудь в гости.

Поскольку такой жирный намёк нельзя было пропустить мимо ушей, юноша сконфуженно сгорбился и заговорил о своей беде:

– Ацель куда-то исчез, – сказал он тоном, которым врачи обычно сообщают родным о смерти близкого человека.

– Ну и что?

– Ну и что?! – Эдвард подскочил на месте. – Как ты можешь так говорить?

– Ты пришёл сюда за советом. Хотел узнать моё мнение. Вы, люди, всегда так поступаете. Ожидаете услышать в ответ утешение, думаете, что все придерживаются того же мнения, что и вы. И если это не так – возмущаетесь. В общем-то, меня не интересует судьба Ацеля. Он недруг Габриэль, а значит – мой тоже. Однако я бы помогла ему, будь он действительно в опасности. Ацель – взрослый человек. У него была тяжёлая жизнь, и я уверена, что сейчас с ним все хорошо, потому что наши земные опасности не способны ему навредить. А ещё раз поднимешь на меня голос – мы распрощаемся!

Вода в чайнике забурлила, и кнопка выключения грозно щелкнула.

– П… прости, – разбито проговорил студент, – может ты и права. Я слишком о нем пекусь. Наверняка, из нас двоих мне сейчас намного больнее все это переживать, чем ему.

Пенни молча разливала чай, будто зная, что ее черед сказать своё слово ещё не настал.

– Он ушёл два дня назад. Мы тогда поругались. Я обвинил его в воровстве…

– Это было неоправданно?

– Нет же, он… и вправду совершил плохой поступок.

– Ты считаешь, что он обиделся?

Девушка задумчиво тыкала ложкой в кубик коричневого сахара. Эдвард всматривался в её унылое выражение лица, вслушивался в дробь дождя за окном и в ровный храп инопланетного питомца Уоткинсов – доманцевого кропуса по кличке Кикки, который свернулся клубком на холодильнике, обхватив четырьмя парами лап свой пушистый хвост. Когда помятая ветрами туча поплыла на Волкер-стрит, юноша окончательно поник духом.

– Я не знаю, – вздохнул Эдвард, размачивая пакетик с черным чаем. – Я ведь извинился…

Эдвард поднялся из-за стола с чашкой и отошёл к окну в надежде, что прохлада дождевых туч достигнет его и остудит волнение. Он видел, как Пенни провела рукой по светлым волосам, и кукольные кудри небрежно осыпались на лоб. Бледно-розовое пятно от ожога на шее все ещё зудело, уродуя красоту девушки, также как клякса уродует воздушность и хрупкость акварельного портрета. И ведь виной тому – глупые эксперименты Ацеля. Юноша впервые подумал об этом в таком ключе.

– Пенни…тебя что-то тревожит? – заметил Эдвард ее скрытые переживания. – Ты из-за этого плакала?

– До меня дошли слухи, что вы открыли детективное агентство, это правда? – не удостоила его ответом девушка.

– А, да, что-то типа того, но «детективное агентство» – слишком громкое название для того, что мы делаем. Хотя подработка неплохая, – протянул студент, возвращаясь за стол. – Мы так популярны?

– В определённых кругах. Люди шепчутся, что вы по одному только запаху нашли и поймали «городского воришку». Я так понимаю, это дело рук Ацеля?

– Слухи и вправду быстро распространяются, – сделал заключение Эдвард в качестве подтверждения вышеупомянутых слов.

Пенни вдруг непринужденно рассмеялась:

– Спасибо моей маме! – воскликнула она, и это восклицание вычурно зазвенело в переизбытке довольства. Возможно, для Уоткинсов сплетни и являются поводом для гордости, – для Эдварда такое поведение было невразумительным.

– Почему я не удивлён?.. И… каков план?

Пенни заговорщицки сощурилась:

– Мы перехитрим нашего плута!

– А?

– Чтобы ты там не говорил, у твоего гениального злодея есть одно слабое место…

– Слабое место? И что же это?

Девушка игриво повела указательным пальцем и некультурно ткнула им в сидящего напротив гостя.

– Ты! – торжественно объявила она.

Зонт, который любезно одолжила Пенни, был Эдварду не по размеру. Вероятно, он предназначался для ребёнка, потому что его небольшой тент не справлялся с тем, чтобы защитить взрослого человека от дождя. В итоге, спустя двадцать минут нахождения под открытым небом, студент вымок насквозь, сохранив в сухости только волосы.

– Поверить не могу, что я это делаю, – поражался самому себе юноша, замедлив шаг у безымянной кофейни, где неделю назад отработал свои недолгие четыре часа его конфликтный друг. Эдвард уже обошел несколько улиц, воплощая в реальность странный план соседки. Он устал, проголодался, но хуже всего – он чувствовал себя умалишенным. Ибо, знаете ли, ни один адекватный гражданин не будет шататься по городу с окровавленной рукой, чтобы оставить метки, как какой-то бездомный кот.

«Назовём мой план «Гензель и Гретель»! – вспоминал инструкции Эдвард. – Только вместо хлебных крошек, мы используем твою кровь. Ацель учует твой запах, обеспокоится, и ему ничего не останется, кроме как вернуться домой. А там уже в ход пойдут твои уговоры!»

«И ты хочешь, чтобы я пошёл на такое унижение?»

«Я могу отправиться с тобой в качестве поддержки. Все равно я пока без работы сижу!» – предложила Пенни с пьяным азартом, с которым посетители казино обычно кричат дилеру: «Чем чёрт не шутит! Ставлю все на «36 красное»!»

Эдвард отказался от предложения, потому что проходить через все это с ней было ещё более неловко. Кроме того, в городе начали пропадать молодые девушки, а студент-неудачник, который в жизни не держал ничего тяжелее гитары, едва ли подходил под категорию мужчин, что могут постоять за себя и защитить других.

– Теперь я ещё долго не смогу играть, – с сожалением оценил он ущерб – ему не раз приходилось резать левую ладонь, и множественные царапины, нанесенные лезвием, доставляли неудобства. Юноша не мог даже сжать руку в кулак, не испытав ноющей боли.

Дождь почти прекратился, но солнце задерживалось, продолжая дремать в ворохе выстраданных облаков. Люди потихоньку выползали из своих жилищ, закрывали зонты. Увеличилось количество осуждающих взоров, от которых было невозможно скрыться. Эдвард спустился в подземку. Он уже ни на что не надеялся и старался концентрироваться на своей растянутой предвечерней тени, чтобы не разреветься прямо в толпе на смех тем «крутым ребятам», развязно гулдящим впереди.

Эдвард перешагнул последнюю ступеньку и угодил в глубокую лужу, что в сумраке болезненно-зеленого света смахивала на бездонный портал. В принципе, он не сильно расстроился. Его кеды и без того являли из себя две мокрые тряпки, позорно хлюпающие при каждом движении.

Переход затопило. Воняло сыростью и канализацией. Кто-то очень громко возмутился на этот счет и сменил маршрут, поднимаясь обратно на поверхность, откуда доносилось озлобленное рычание автомобилей. Студент вздохнул и прошлепал по воде ещё несколько метров.

Он не слышал, как к нему подкрался кто-то из темноты и крепко схватил под шею костлявой рукой, обтянутой серой водолазкой с темными пятнами на рукавах.

– Вам нужны деньги? – спросил Эдвард, вспоминая свой опыт жертвы грабителя.

Человек неудовлетворенно замычал и, словно слепец, ощупал лицо студента пятью грязными пальцами.

– Ты мне подходишь, – шепотом сказал он и уволок Эдварда во мрак подземки.

Глава 4. Белая маска

Один за другим загорались фонари на незнакомом проспекте. Тучи неслись за солнцем на запад, а уличные птицы взывали к остаткам дня суетливым щебетанием. Когда Ацель проснулся, вечер понедельника вступал в свою силу.

Пришелец потерял счёт времени. Он в беспамятстве провалялся на холодном асфальте в случайном тупиковом закоулке между двумя заброшенными постройками. Здесь часто тусовалась асоциальная молодежь, и никто не удивился очередному обдолбанному типу в чёрном пальто и солнцезащитных очках в такой пасмурный день, как этот. Сквозь узкую щель, образованную двумя широкими козырьками, просвечивало синюшное небо.

– Что я здесь вообще делаю? – сонно проговорил Ацель, открыв глаза лишь для того, чтобы убедиться в том, что до сих пор жив. Он снова проваливался в сон, когда чье-то несвежее дыхание раздалось у него над ухом. Пришелец неприязненно закрылся руками, игнорируя раздражение извне.

– Аф! – Собака радостно тявкнула, смачно облизав собственный нос толстым слюнявым языком.

– Отвали, глупая псина!

– Аф! Аф!

Ацель медленно привстал.

– Ну чего тебе от меня надо? – раздраженно рявкнул он.

Большая мохнатая собака сидела возле него, глупо высунув язык и виляя коротким хвостом. Многолетние колтуны свисали у нее с груди и живота бурыми сосульками. Отвисшие уши забавно болтались, когда собака трясла головой и вычесывала блох.

– И чему ты радуешься?

Ацель прислонился спиной к стене и принялся натирать очки о подол своего пальто, перебарывая одолевающую его слабость. Он не мог отвратить жуткие мысли, не мог принять свое положение; он не был готов уйти.

– Аф!

– И куда мне теперь деваться?

– Аф!

– Нет, я в любой момент могу превратиться в чудовище и потерять контроль над собой. Не хочу ему навредить… – замер в размышлениях пришелец. – Он и так из-за меня настрадался.

– А-аф? – пролаяла собака, сосредоточенно вытянув лапы и опустив на них голову.

– Нет, я не вернусь. Я же сказал… И почему я вообще с тобой говорю, глупая псина? – с укоризной промолвил Ацель, надевая очки. Будучи внимательным слушателем, собака не смела перебивать, и следующий вопрос отразился на её морде безгласно.

– Нет у меня еды. Вали отсюда!

В животе у пришельца тоже заурчало, и он мрачно вздохнул, согнулся пополам, обхватив руками колени.

– Я и сам не отказался бы от чего-нибудь съестного. Это все Эдвард виноват – избаловал меня своей каждодневной готовкой. А ведь раньше я неделями голодал, ничего – не умер. Только сейчас понял, что ни разу «спасибо» ему не сказал. Мне никогда не подступиться к нему – он слишком хороший человек. Мы с ним на разных берегах. Он незаслуженно добр ко мне, и от этого я ещё больше чувствую себя виноватым. Хотел бы я сделать что-нибудь для него… в благодарность… за все, – умолк на мгновение пришелец, снова впадая в задумчивость. – Прошлой ночью, – продолжал он, – я снова слышал голоса. Они шептались громче, чем обычно. Я попытался убить себя. Ну как пытался… даже не смог спрыгнуть с крыши. Вот такой вот я трус! Я так часто думал о смерти. С самого детства. Но почему-то, каждый раз, когда моя жизнь висела на волоске, – молил о пощаде, скулил и бежал, как глупая псина! Без обид, глупая псина! – ухмыльнулся он без злобы. – Веришь или нет, раньше я продавал таких, как ты, чтобы подзаработать. Хотя, – оценивающе присмотрелся к собаке Ацель, – такую старую клячу вряд ли кто-нибудь купит: тощая, грязная, беззубая. От тебя ни мяса, ни шерсти – никакой пользы не будет.

– Аф! – согласилась та, подползая ближе.

– Да уж, гордыня тебя не мучает.

– Аф!

– Не буду я тебя гладить. Ты себя-то видела?

Собака резво вскочила на лапы и, разлаявшись, запрыгала на месте. Она вцепилась клыками в пальто пришельца, приглашая поиграть.

– Отвали! – отпихнул он ее, лишь сильнее раззадорив.

Собака совершила новый выпад, и в этот раз её прореженные клыки нацелились на руки Ацеля. Она застала того врасплох и с лёгкостью стянула правую перчатку.

– Глупая псина! – закричал пришелец, пытаясь вырвать дорогую ему вещь из собачьих челюстей. – Если ты ее порвешь – я порву тебя!

Маскировочная система Ацеля работала таким образом, что при снятии одной перчатки образ сохранялся в течение некоторого времени. Стоит ли говорить о том, какой панике поддался сондэсианец?

Собака пустилась наутек от перепуганного пришельца. Она просеменила к решетке забора, которой заканчивался тупик переулка и протиснулась через дыру, что пробили два года назад во время пьяной потасовки студенты-выпускники.

– Стой же!

Ацель перелез забор следом за мохнатой похитительницей и стал преследовать её, ориентируясь по следам, а также запаху мокрой шерсти и застойных процессов гниения в звериной пасти. Он преодолел несколько петляющих развилок улицы и вышел на большую дорогу. Собака ожидала его возле трамвайной остановки с наиглупейшей физиономией.

– И вины ты тоже не испытываешь, да? – в неодобрении вскинул бровью пришелец, возвращая то, что по праву принадлежит ему.

Ненамеренно, но слух Ацеля уловил разговор двух дам, одетых в белые блузки и черные юбки до колен. Несмотря на то, что они обе создавали впечатление сформировавшихся женщин, школьная форма выдавала их настоящий возраст. Это были старшеклассницы. Девушки обсуждали новостную ленту в «фейсбуке», где школьники запугивали друг друга историями о каком-то маньяке. В любой другой день пришелец не обратил бы внимание на болтовню недалеких человеческих особей, однако за ним уже минут пять тянулся шлейф необъяснимой тревоги. Почему-то он подсознательно связывал свое предчувствие и разговор школьниц воедино.

– Ты тоже это чувствуешь, глупая псина?

– Аф!

– Мне нужно удостовериться кое в чем, ты со мной?

– Аф!

Ацель завернул за угол, где его никто не видел, и снял обе перчатки. Он принял своё родное обличие: морда ящера с чёрной блестящей чешуей, увенчанная шипами; пятипалые лапы с прочными когтями и ряд игольчатых зубов, способных запросто порвать глотку. Гуманоидный ящер прикрыл веки и протяжно, словно сомелье, втянул в лёгкие загазованный городской воздух.

– Этот запах… Эдвард, – прошипел он себе под нос, ощущая, как сердце в ужасе бьётся о грудную клетку и обливается ядом беспокойства. – Я чую его… его кровь.

– Аф!

– Хоть бы я… Хоть бы я ошибался.

Пришелец бросился вперёд, как ищейка охотника, которая взяла след. Собака верно помчалась за ним, ничуть не удивившись неестественным метаморфозам. И самое забавное то, что в отличие от Ацеля, она понятия не имела, куда приведут их станвеллские дороги.

Один маленький человек сидел на скамейке возле своего дома. Его жесткая борода с сединой вилась, а голова покачивалась от опьянения. На нем была старая замшевая куртка, широкополая шляпа, а еще ботинки с толстой подошвой, исчерченные мелкими царапинками на носах. Джинсы его с неаккуратными стежками были потерты совсем не по моде.

Он открыл очередную банку дешевого алкоголя, втянул плечи и завалился на бок. Пиво пролилось у него изо рта, но человека это, похоже, устраивало. Он глотнул ещё немного и издал горлом пропитое кряхтение. Кто-то появился на крыше многоэтажного дома. Этот кто-то взирал на городские окрестностями белесыми глазами, что почти светились из-под черных очков. И сам он был чёрен, как дьявол, а лицо его было – лицом зверя.

Наш пьянчуга никогда не причислял себя к индивидам набожным, но, тем не менее, перекрестился, чтобы вычеркнуть и такую возможность. «В конце концов, – думал он, – если Бог существует, Он простит мою грешную душу».

Дьявол вдруг опустился на одно колено, словно у него закружилась голова. «Как же мне повезло! Он тоже пьян! – выдохнул человек. – Может угостить его алкоголем? Тогда у меня будет блат в Аду».

Несмотря на нездоровый вид, дьявол быстро оправился. Он разбежался и попытался перепрыгнуть на соседнее здание. К сожалению, сил на следующий рывок ему не хватило, и властитель тьмы рухнул вниз – прямо на мусорные баки.

Раздался грохот, заголосила сирена автомобиля, но все прочие элементы улицы незаинтересованно отмалчивались.

Человек отлепился от скамейки и, убедившись, что в округе никого нет, направился к своему потенциальному собутыльнику.

– Эй, приятель, а какое пойло в Аду? – спросил он, наблюдая, как Ацель поднимается на ноги и отряхивает пальто. – Полагаю, всякого лучше этой мочи! За хорошим пойлом можно и в Ад, прости Господи!

– Ты, – проковылял к нему пришелец, опираясь о стенку, – будь добр – ударь меня.

– Зачем мне бить дьявола?

– Так надо, – промычал Ацель сквозь зубы.

– Это проверка души? Я, конечно, грешник, но невиновных лупить не стану.

Ящер выпрямился и налетел на пьянчугу с кулаком. Раздался хруст, и горбатый нос человека покосился в бок, прыская кровью и вздувшись, как наливное яблоко.

Последовала вполне адекватная реакция. С криками «Ах, ты ублюдок!» человек врезал дьяволу по лицу.

– Спасибо, – замотал головой пришелец, отвоевав самообладание.

– А-а? – сплюнул тот. – Да я сейчас тебе так задницу надеру, чертов зверь!

Пьяница не думал заканчивать бой, не получив в качестве трофея голову дьявола. Он зарычал, выпятил грудь и медвежьими шагами навалился вперёд, размахивая бутылкой.

– Спасибо, но дальше я уже как-нибудь сам! – изрек благодарность Ацель и оттолкнулся от земли, исчезнув из пьяного взора человека, физиономии которой сулила неминуемая встреча с асфальтом.

– Хватит с меня, – прохрипел он, выпустив из потных ладоней горлышко стеклянной бутылки. – Не отрекусь боле от креста твоего…

Эдвард открыл глаза, но ничего не увидел. Сознание плыло и булькало в ушах протяжным плачем. Потихоньку он начал припоминать, что с ним произошло. В подземном переходе на него напали, а потом и усыпили, приставив к органам дыхания салфетку, смоченную жидкостью с резким запахом. Послевкусие до сих пор держало его голосовые связки в немоте. Запястья натирала толстая синтетическая веревка. Он дернулся раз-другой, но ничего не изменилось – все ещё связан, все ещё пленник. Что если его поймал тот самый маньяк, слухами о котором резонирует Станвелл? Юноша занервничал пуще прежнего. Что же теперь делать? Стоит ли звать на помощь, или так его лишь быстрее убьют? Да и где он вообще находится? В каком-то подвале?

Слева от Эдварда заскрипели половицы. Он замер, осознав, что плач в его голове настоящий. Кто-то обессиленно лил слёзы – совсем не для, того чтобы быть услышанным, а просто потому, что не мог иначе. И по мере того, как нерасторопные, явно мужские шаги, приближались, все отчаяннее звучали слезливые девичьи стоны.

– Не трогай её! – неожиданно для себя вмешался юноша.

Похититель ничего не ответил. Он без слов приблизился к Эдварду, почти подбежал – то было слышно по учащенному топоту. Щелчок – и перед носом студента загорелось пламя зажигалки. Юноша вздрогнул – лицо преступника закрывала белая маска, и сейчас он стоял, пугающе наклонив голову и сверкая на пленника напряженным взглядом.

– Что… что тебе нужно?

– Тсс, – прошипел тот, приставив палец к губам, что значило: «Требую тишины!». Он вытащил из кармана перочинный ножик и приступил к своим злодеяниям, предварительно прощупав рельеф лица Эдварда с неадекватной страстью доктора Франкенштейна.

Юноша зажмурился, ощутив смертельный холод лезвия за левым ухом. Единственное, что ему пришло в голову в этот критический момент – воззвать о спасении, воззвать к тому, кто всегда слышит его, всегда выручает и всегда… ведёт себя, как полный придурок!

Эдвард не успел даже открыть рот. По воле случайности или судьбы, что бок о бок идут по тропам Вселенной, одновременно являясь нечтом взаимоисключающим и единым, как масло и бутерброд, Ацель ворвался в пристанище маньяка, выбив дверь с ноги. Белый свет очертил разъяренный силуэт, и у ног его оскалилась длинная тень – оскалилась совсем не в духе рептилий. Да, студент поклялся себе, что видел волка…

– Ацель! – Юноша был готов разрыдаться.

Пришелец не стал церемониться и вести переговоры, бросаясь с когтями на растерявшегося преступника. Он рвал плоть, вверив душу исступлению и игнорируя вопли. Эдвард наблюдал, как одна тень рвет в клочья другую, и ни в одной из них не узнавал человека.

– Ацель, остановись, – попросил он таким тоном, которым просят прекратить подливать вино в бокал, но никак – не воспрепятствовать жестокому убийству. – Ацель… Хватит!

Последнее слово прозвучало достаточно громко и властно, чтобы вывести человечность сондэсианца из дремы. Ацель отпустил маньяка, и тот в слезах пополз к двери, раскрашивая своей кровью деревянный пол.

– Эд… Эдвард, – заглотнул он имя, нерешительно оборачиваясь. Поймав обнадеживающее сияние в родных глазах, пришелец забыл о добыче и с воспаленным сердцем дотащился до пленника, раскаянно прижавшись к его груди. – Я думал, что потерял тебя, – шептал он. – Я почуял твою кровь. Ты ранен? Тебе больно?

– Я в порядке, – с улыбкой отозвался юноша, наслаждаясь непривычно приятным спокойствием. – Только развяжи меня, пожалуйста.

Ацель вгрызся зубами в веревки и, разодрав их на тонкие ниточки, не без труда, но добился освобождения. Эдвард собирался обнять спасителя, но тот обездвижил его левую руку и поднес к своей змеиной морде. Высунув раздвоенный язык, он принялся бережно зализывать порезы, как это делают животные.

– Что… что ты, – покраснел юноша, не подготовившись к такому морально.

– Что не так?

– Ты… Это… У… у… людей не принято так делать!

– Почему?

– Что значит «почему»? Просто… не надо. Прошу!

– Как скажешь, – протянул Ацель, так и не познав сути возмущений. Может оно и к лучшему.

Убийца в маске бросил все попытки сбежать. Так и не достигнув порога своего же логова, он растянулся на животе, сопровождая мучения предсмертными издыханиями. Свет холодного неба, с которым в его планы вторгся чёрный ящер, стал для души этого жалкого существа упокоением. Он презирал собственный лик, изуродованный ожогами и дополненный шрамами самобичевания, и хотел, чтобы все те, кому повезло родится красивыми и сохранить ту красоту неповрежденной опасным течением жизни, испытали его боль – боль отвергнутого обществом. Сердце колыхнулось, и время похитителя подошло к концу. Он так и не успел снять маску, чтобы напоследок окунуться лицом в лучи чуждого для него солнца.

Пока Эдвард подбирал зажигалку, что выронил убийца, Ацель щелкнул выключателем, не упустив шанса повыделываться своей способностью видеть в темноте. Под потолком загорелась маленькая лампочка. Она работала с перебоями, и из-за этого искусственный свет постоянно мигал, словно в приступах эпилепсии. Убийца действительно обустроил своё логово в подвале заброшенного дома. В помещении удушливо воняло биологическими разложениями, плесенью и пылью. Но больше всего пришельца беспокоило обилие человеческих запахов. Еще до того, как попасть в дом, он потерял среди них Эдварда.

– Ацель! – окликнул его юноша: одна из жертв похитителя была привязана к деревянному столбу. – Помоги развязать её.

Девушка приходила в сознание. Это была та самая девушка, что смиренно проглотила свою участь перед «белой маской». Худая и длинноногая, она была почти одного роста с Ацелем. Короткостриженные ядовито-красные волосы, уложенные к затылку стойким гель-лаком, открывали простое, но выразительное лицо, присыпанное фиолетово-розовыми тенями. При этом одежда на ней тоже была «боевой»: черная футболка, косуха, рваные шорты, надетые под черные колготки с модными «затяжками», и туфли на платформе.

– Он мёртв, – опередил Ацель назревающий вопрос.

Зрачки девушки расширились и приобрели цвет тлеющей древесины.

– Вы пришелец? – догадалась она, не сопротивляясь, не цепенея от ужаса, а позволяя ящеру делать то, что должно.

– Только, не говорите никому, – предупредил Эдвард, когда оковы были сброшены.

– Само собой, – кивнула та благодарно. – Меня зовут Мия Донсон.

Юноша почесал затылок:

– Знакомое имя…

– «Go-Go Furries», – с гордостью ответила та.

– А? Вы имеете ввиду ту скандальную ангийскую рок-группу?

– Я одна из вокалистов.

Всплеск восторга, и Эдвард воскликнул:

– Я обожаю вашу группу! Простите, я вас не признал. Я редко смотрю выступления или музыкальные видео, предпочитаю – слушать.

Мия наигранно рассмеялась, как любая другая артистка при виде фаната.

– Простите, а что вы делаете в Станвелле? Это не то место, куда съезжаются селебритис.

Она поднесла указательный палец к подбородку, придумывая отговорку:

– Ну… у меня тут знакомые, скажем так.

– Очень увлекательная история, – встрял в разговор Ацель, – но вы не могли бы заткнуться? – обратился он к обоим, сердито хмуря брови. – Мы не на прогулку вышли и не в караоке.

– Удивлён, что ты вообще знаешь, что такое «караоке».

– Эдвард, мы в логове убийцы! – напомнил он.

– Ты что-то чуешь? – Юноша поплелся за ящером, который медленно двигался вглубь подвала – туда, куда почти не проникал убогий свет лампы.

– Зажигалка у тебя? Впереди очень темно.

– Ты же вроде видишь в темноте?

Ацель остро покосился на того:

– Я – да, но ты – нет.

– Это ты так заботу проявляешь?

– Вот не надо! Я всегда забочусь о тебе.

– Тогда… Тогда почему ты бросил меня? – Эдвард взъерошился от обиды. – Когда мы закончим с делом, – запнулся он, – ты снова оставишь меня одного, да?

Пришелец застыл в полушаге от черни, въевшейся в пространство этого богом забытого дома, и, сливаясь с ней своей широкой спиной, разгоряченно прошипел:

– Так будет лучше для тебя!

– А это уже мне решать, что для меня лучше! Не думай, что ты все знаешь. Не думай, что ты всемогущ. Так не бывает! Вообще-то, я тоже беспокоюсь о тебе. Я не хочу, чтобы ты переживал все в одиночку! Для этого я здесь. Я хочу помочь.

Ацель обернулся и сразу же попал под влияние настырного взора, который буквально возглашал: «Я не приму от тебя отрицаний!»

– Спасибо, – не удержался он от улыбки.

– Что?

– Давно хотел это сказать.

Эдвард не ожидал такого ответа. Минуя дальнейший диалог, он достал зажигалку. Жёлтый огонёк в его руках не особо помог сориентироваться в подвальном мраке. И чтобы от греха подальше не провалиться в какую-нибудь яму, юноша расчетливо ступал по пятам пришельца.

– Здесь, – объявил Ацель, прислонив к стене свою когтистую руку.

Эдвард подошёл ближе со своей зажигалкой, и только тогда перед ним начали проступать очертания двери.

– Ещё одна комната в подвале? Думаешь, там «белая маска» держит пропавших девушек? – опасливо спросил он. – Я уверен, что это тот самый похититель.

– Постой тут, – приказал ящер и на всякий случай отобрал у друга единственный источник света.

Юноша даже не успел возразить. «А ты умеешь заставить человека почувствовать себя бесполезным! – вздохнул он. – И что я вообще должен делать?»

Дверь открылась пугающе легко. Как выяснилось, на ней не имелось замка. Его заменяла дыра, через которую со спертыми потоками воздуха влетали и вылетали пузатые мухи. Эдвард отмахнулся от назойливого жужжания, послушно сохраняя свою позицию «моральной поддержки». Вроде бы, так называют «друзей», которые вместо реальной помощи толкают тебя в спину со словами: «Полный вперёд! Я буду держать за тебя кулаки…», а сами заканчивают про себя: «…не нарушая дистанцию».

Ацель шагал вниз по проминающимся ступенькам, неспокойно оскалившись. Прикрывшись рукой, чтобы спасти свой чувствительный нос от ядовитых зловоний, он в ужасе взирал на полуразложившиеся человеческие тела. Девушки и женщины лежали прямо друг на друге, словно чертова стопка книг! На них не отмечалось признаков изнасилования или откровенных побоев, но у каждой было содрано лицо со скальпом. Пришелец насчитал около семи трупов. Во всем этом бедламе, он случайно споткнулся.

– Убей…те…меня, – прохрипел кто-то отрывисто, и Ацель ощутил, как холодная рука соприкоснулась с его чешуей. Он опустил глаза и увидел девочку, чьё сердце все ещё билось. Из-за отсутствия век её глазные яблоки высохли и съежились, стали похожими на изюм. Обессиленная, по пояс в крови, она прилипла к полу оголенной плотью щеки, повторяя и повторяя одни и те же слова: