Текст книги "Законы баланса (СИ)"

Автор книги: Алиса Некрасова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 20 страниц)

Глава 18. Мальчик, который хотел умереть

В голове Ацеля все никак не укладывалась мысль – почему сущность, что завладела разумами Эдварда и Кэйти проигнорировала его, даже когда он сам проявил инициативу? Для того, чтобы всех поубивать, ему бы и нож не понадобился: когти и клыки – оружие, которое не отнять, разве что вместе с жизнью. Так в чем же причина? Чёрный ящер изо всех сил старался держаться на ногах, хотя изнутри паразит рвал его на части.

В таком состоянии он туго соображал, картинка происходящего размывалась. Он приковал глаза к поверженному Целителю и все наблюдал, не мог расслабить веки.

В какой-то момент ему стало казаться, что он видит что-то, чего на самом деле нет или, по крайней мере, что не должно открываться его взору.

Ацель снял очки, попробовал моргнуть, и внезапно понял, что отчётливо различает цвета и формы окружающей реальности. Через очки мир представлялся ему менее контрастным, в таком мире он провёл своё детство. В качестве эксперимента пришелец вновь водрузил очки на нос, но на его зрение это никак не повлияло. И то было из ряда вон, поскольку линзы концентрируют избыточное количество света и просто-напросто могут прожечь сетчатку среднестатистическому зрячему человеку.

Метаморфозы не воротили его глазам прежнюю синеву. Кровь все ещё пылала, и этот жар перебрался к ним, раскалил их докрасна.

Но самое главное – Ацель видел его, этого паукообразного монстра с вихрем во рту, этого мерзавца, из-за которого Эдвард так винит себя. Нет уж, теперь то он от него не уйдёт!

Как плетью, чёрный ящер лупцевал хвостом каменные блоки, пока, отяготев от бешенства, не ринулся на врага. Опомнившись, Беда обнаружил себя прижатым к спине дракона мощной сондэсианской лапой.

– Вот дела! Это был не я. Удивил так удивил, хвостатый.

Ацель и сам не вразумил, что случилось, но растерянность не отвлекла его от цели.

– Это я нас телепортировал?

– Да, рептилия, гордись собой, – ухмыльнулся тот. – На моём веку ни разу не было такого, чтобы носитель «Эвэи» взял под контроль паразита.

– Что ты знаешь?! – в напряжении хрустнули суставы пальцев.

– Все! Я же – чудовище!

– Что?

– Ты сам так однажды сказал. Или скажешь… – Беда снова рассмеялся.

Дракон изворачивался, брыкался, словно бык на родео; загребая крыльями ветер, трудился скинуть пришельца. Чтобы не свалится, тот был вынужден впиваться в чешуйчатую шкуру всеми когтями, заставляя животное реветь.

– Что ты знаешь, говори, или я уничтожу тебя! – прошипел Ацель стандартную угрозу. – Ты не можешь вселиться в моё тело, так ведь? Я уже занят! Значит, я не убивал Томаса Брайтона?

– Нет, что ты, я лишь позаимствовал твои ампулки с ядом, пока ты гулял по крышам, как кот. Сперва я заставил администратора выключить камеры. Потом – воспользовался твоим белобрысым дружком. Он украл яд из твоего пальто и передал его горничной, закрепленной за вашим номером и номером нашей жертвы.

– Мисс Кингман…

– Да-а, – проронил Беда небрежно, – девчонка сделала своё дело и избавилась от следов преступления.

– А мисс Паддингтон? Её смерть тоже твоих поганых рук дело?! Зачем все это?

– Чтобы повеселить любимых друзей Целителя, разумеется! Какой смысл быть королевой, если не можешь ходить пешками, а? Я долгое время изучал вас, ваше прошлое, и, должен признать, твоя несчастная жизнь доставила мне немало удовольствия, сын белого волка.

– Ты знаешь об Онгэ? – Ацель дрогнул.

– Сказал же, я знаю все и обо всех! И о тебе, и о твоём чудаке-папаше, о твоей расчленённый подружке, о Кэйти и уж, не сомневался, я перелистнул все страницы жизни твоего дражайшего мальчика с суицидальными наклонностями.

Ежегодично Рут Лэйд отправляла сына в летний лагерь и никакие капризы не принимала. Эдвард был зажатым ребёнком, отчужденным, неразговорчивым. Таких дети не любили, а в обществе вожатых и воспитателей именовали «тихонями».

Сверстники пугали мальчика своей жесткостью. Ну как можно стрелять из рогатки в птиц и радоваться тому, что бедное создание с воплем падает на землю? А мучители все не отстают: окружают её, тыкают палкой, беспомощно смотрит жертва на них чёрным глазком, и какой в нем отражается ужас! Сердоболие среди мальчишек считалось дурным тоном, и Эдвард зачастую сам становился «грушей для биения». Однако это его ничуть не ожесточило, напротив, в те моменты он лишь сильнее сочувствовал птицам. Вторая причина, по которой его чурались, – внешность: пышные, выгорающие до золотистого блонда волосы, аккуратные черты и огромные серые глаза, увенчанные длинными черными ресницами. Взрослые путали его с девочкой, а дети на свое счастье превращали эти неловкие моменты в долгосрочное обзывательство.

Лагерь Эдвард ненавидел больше всего. Если ему и удавалось наладить отношение с кем-нибудь (что уже было чудом), то, как правило, только под конец смены, а там гремел «прощальный огонёк», и вот – друга как не бывало.

– Это не я! Это не я! – кричал мальчик, заливаясь слезами, пока двое молодых людей, вожатых, тащили его под руки к безобразной кладовой в посадках на территории лагеря. Перегнившая древесина, покосившаяся крыша, много раз перебитая досками, и ни окошка, ни малюсенькой щёлки, чтобы протиснулся спасительному солнечному лучу в пыльный сумрак «места для наказаний», о котором отдыхающие слагали страшные истории в час отбоя: «Проказников запирают в склеп, – пугали они друг друга, корча рожицы и засвечивая лица фонарями. – Все думают, что вожатые пытаются нас перевоспитать, но в действительности – им просто нужно кормить директора. Мало кто знает, но этот лагерь построили как скотный двор для чудовищ…»

– Посиди здесь часок-другой, потом поговорим, – не захотели слушать старшие.

Дверь с грохотом захлопнулась, и свет выскользнул наружу, оставив Эдварда наедине с чудовищем. Мальчик постучал по вертикальным доскам, но лишь насадил на пальцы заноз. Задыхаясь, он развернулся лицом к темным недрам «склепа» и услышал, как щелкнул шпингалет.

Эдвард затих, затхлый воздух вскружил голову и спер лёгкие. Он прокашлялся и, чувствуя, провинность за то, что нарушил гробовую тишину, вжался спиной к двери. Мальчик не прекращал плакать, но теперь его слёзы были едва-едва различимы: частые вздохи, да редкие всхлипы, будто какой зверек по глупости забрел в кладовую и попискивает в поиске выхода.

– Почему тебя заперли? – не мог молчать Ацель. Здешняя обстановка отлично маскировала его от глаз людских, зато он в своих чудо-очках прекрасно видел сгорбленную фигурку семилетнего ребёнка в шортах по колено, с яркими нашивками динозавров, в мятой белой футболке и в истоптанных кроссовках.

– Кто здесь? – вздрогнул мальчик. – Чу… чудовище?

– Чудовище? – Чёрный ящер занервничал, решив, что его раскрыли.

– Все твердят, что в склепе живёт чудовище, которое ест детей.

– Ах, ты об этом. Я, конечно, чудовище каких поискать, но тебя, будь уверен, не трону.

– Почему?

– Я ем только плохих детей, – подыграл ему пришелец.

– Откуда вам знать, что я не плохой?

Ацель неспеша подошёл к мальчику и пристроился у той же двери.

– Я все знаю, Эдвард – усмехнулся он, – я же чудовище.

Мало кто в большом коллективе постарается запомнить неприметного ребенка. Чаще всего – к нему либо обратятся местоимением «эй, ты», либо просто окликнут гендерным существительным. Поэтому услышав своё имя, Эдвард без колебаний поверил в то, что перед ним не человек.

– Ребята из седьмого отряда подставили меня. Люк попросил меня быть у корпуса девочек после полдника, сказал, что я понравился какой-то девочке, и она хочет признаться мне, но стесняется. Я поверил, пришёл, и тогда двое мальчишек, которые меня постоянно дразнят, нарочно разбили окно и побежали звать вожатых. А я стоял и ждал ту девочку, но вместо неё пришли воспитатели и обвинили во всем меня, потому что я один там был.

– И что, никто за тебя не заступился?

– Неа, – покачал головой Эдвард. – Они все меня ненавидят, потому что я похож на девчонку.

– Хочешь я их съем?

– Нет, не надо никого есть. Они просто глупые, а за глупость смертью не наказывают.

– Правильно, – одобрительно кивнуло чудовище, – глупость сама их когда-нибудь сожрет.

– А вам не одиноко жить в склепе одному, мистер? – спросил мальчик серьёзно.

– Теперь нет.

– Это хорошо. – Эдвард широко улыбнулся. – Потому что мне тоже. Я думаю, вы – хорошее чудовище.

– Не бывает хороших чудовищ.

– Бывают, вы же есть.

Ацель негромко рассмеялся и взъерошил мальчику волосы:

– А ты все такой же, Эдвард, все такой же, – сказал он, прижав ребёнка к своему плечу, на что тот обернул руки вокруг его талии. Так они сидели до тех пор, пока мальчик не задремал. Тогда чёрный ящер осторожно, чтобы не потревожить сон, выбрался из объятий и, напустив прежнюю суровость, заговорил с чудовищем настоящим:

– И что это было? – полушепотом спросил он.

– Как что? История о мальчике, который хотел умереть.

– Возможно, Эдвард и допускал мысль о самоубийстве, но в жизни он никогда бы…

Ацель не закончил фразу. Беда перенес его в другое место…

Курево тумана сошло так низко, что газон под ногами пришельца был не приглушённого жёлтого цвета, в который выкрашивается поздняя осенняя зелень, – а платиновым, как будто его напустили специально для съёмок фильма ужасов. Эдвард не любил фильмы ужасов. Почему-то именно этот факт вспомнил чёрный ящер, погружая звериную ступню в туман: шаг за шагом, минуя каменные плиты. Ацель ни разу не был знаком с кладбищем и сохранял негодование до той поры, пока какая-то полноватая дама в темном вязаном сарафане не развернулась к нему лицом и не объяснила ситуацию:

– Это место у землян зовется кладбищем, – вещал Беда женскими устами.

– Кладбищем?

– Октябрь 2011 года. Раннее утро. Кладбище Форт-Смит Натл. США, Арканзас. В этом штате Эдвард Лэйд проживал с 22 ноября 1998 по 11 октября 2010.

– Что?.. – только и выговорил чёрный ящер.

– Следуй за мной. – И в теле грозной дамы Беда прошествовал дальше в туман. Ацель озирался по сторонам и от вида нескончаемых серых камней у него рябило в глазах. Что такое кладбище? Спрашивал он себя, но сердце уже начало догадливо погружаться в живот.

Дама коснулась однотипной каменной плиты:

– Взгляни, – потребовала она.

Ацель проглотил комок и встал на колено перед могилой:

– Эдвард… Лэйд… – прочитал он дрожащим голосом, согнулся и стал заламывать себе руки, дабы не растерзать женщину. – Это невозможно! Эдвард не может быть мертвым! Я ничего не понимаю! Что тебе надо? Что происходит?

– Не хнычь, рептилия, твой Эдвард жив. Пока что.

– Тогда что это?

– Мы в параллельной вселенной, в той вселенной, где живет оригинальная Габриэль Феннис. А это – махнул он рукой, увешенной кольцами и браслетами, – Эдвард Лэйд из ее мира. Как видишь, его не стало в прошлом году, за месяц до двенадцатилетия.

– Эдвард… – Черный ящер смотрел на надгробье, едва сдерживая слезы. – Как это случилось?

– Самоубийство. Эдвард повесился в лесу, неподалеку от дома, после того, как поссорился с матерью.

– Он не мог…

– О, рептилия, вы двое – две стороны одной медали, теперь то ты видишь?

Следующей станцией этого странного путешествия по временам был пасмурный лес. Неимоверно пахло мокрой землей. Несколько часов назад прекратился хмурый осенний ливень. Иногда проблескивало солнце, но тепла его не хватало, чтобы просушить перелитую траву. Захлебываясь в коричневой жиже, растения увядали. Ацель шлепал голыми ногами по грязи и от каждого шага его коробило, прямо как в тот день, когда они с Эдвардом познакомились. Разве мог он представить, что какой-то наивный мальчишка будет значить для него так много? Что ж, пути господни неисповедимы…

Вскоре, черный ящер заслышал плач. Не нужно быть гадалкой, чтобы понять, кто плакал, и даже причины тех слез – заранее разъяснены. Ацель притаился за деревом. Эдвард, которого он наблюдал на этот раз, был старше: волосы отрасли, потемнели, как случается с возрастом, дюймов на десять прибавил в росте, будто бы похудел – стал совсем прозрачным; замшевая кофта великовата в плечах, а в руках, наоборот, коротка – такое приключается с подростками; на ногах старые добрые джинсы и черно-белые кеды. И вот он стоит на стопке камней и подобранной у мусорки подставки для обуви, перекручивает плетеную веревку, готовит эшафотный узел и беспрерывно трет глаза рукавом.

– Не делай этого, – сказал Ацель спокойно, назидательно – он знал к чему все ведет.

От неожиданности мальчик поскользнулся – подъем к самодельному эшафоту был разрушен.

– Вы меня напугали, – произнес он чуть дерзновенно, как и полагает двенадцатилетнему подростку.

– Стой! Не подходи, – предупредил пришелец, продолжая прятаться.

– Почему?

– Знаешь Медузу Горгону? – Глупые книжки Эдварда, наконец, пригодились.

– Знаю. Хотите сказать, если я вас увижу – превращусь в камень?

– Ага.

– Вроде бы по голосу – взрослый человек, а рассказываете мне тут сказки, как пятилетка.

– Что плохого в сказках?

– Они для детей.

– Сказки – это хорошие истории, а хорошие истории дарят надежду на то, что все будет хорошо.

– Не будет, не будет…

– Ладно, – рассердился тот, – не хочешь слушать сказки – слушай меня! Когда петля затянется у тебя на шее, ты забудешь о том, что хочешь умереть. Будешь скоблить на себе кожу, лишь бы освободиться, и молить о спасении, не в силах выдавить ни слова! А если не повезет, и узел выйдет недостаточно плотным, чтобы сломать тебе хребет, – ты долго и мучительно будешь умирать от удушия и адской боли, такой боли, какой ты в жизни своей не испытывал! Этого ты для себя желаешь, Эдвард?

– Тогда что мне делать?! – в голос разрыдался мальчик.

– Беги, – смягчился Ацель, – убегай, не считай себя трусом или предателем, будь тем, кем мечтаешь быть, даже если это великая глупость, не подстраивайся под других, а если тебе что-то нравится – держись за это обеими руками.

– Но куда мне бежать?…

– Куда угодно, в Станвелл, например! Возьми с собой гитару и мечту стать музыкантом, и езжай – езжай молча.

– Откуда вам известно о моих увлечениях? – смахнул слёзы мальчик и размеренно, чтобы чужак не услышал, как кроссовки сплющивают холмики грязи, двинулся к дереву. – Да кто вы такой?

– Просто друг.

– Но у меня нет друзей! – резко возразил тот. – И почему именно Станвелл? Что в нем особенного?

Эдвард прищурил опухшие глаза, с расстояния обошел ствол, но за ним не оказалось ничего, кроме обнищалых кустов и помятой травы. Уж не ошибся ли он деревом? Понапрасну бродил мальчик по осеннему лесу, взывал к таинственному собеседнику. Расстроенный и озадаченный, он вернулся к самодельному эшафоту. Веревка была оборвана. Эдвард нагнулся, чтобы её подобрать и приглядел на голой земле странные следы, вмятины чьих-то когтистых ног: ни человеческих, но и не звериных. Спустя несколько дней мальчик сбежал из дома.

Глава 19. Разбитое сердце

Блу вымоталась, и вскоре галлоны воды, что она так усердно развертывала вокруг башни, низверглись обратно в океан, взболомутив несколько волн-великанов. Целитель тоже куда-то запропастился, не оставив людям никаких подсказок о том, как действовать. Между камнями и в трещинах просачивался расплав – живой металл, который контролировала Ида Ивнис – искусственный интеллект башни. Из дыры, зияющей в центре арены, доносился далекий гул, словно лава наполняет жерло вулкана, – это морская вода прорвалась на нижние этажи, в тюрьму; рушиться винтовая лестница, валятся одна за другой колонны золотой аркады.

Эдвард не знал, где сейчас Ацель. Конечно, он и помыслить не мог о том, что его друг обрёл сверхъестественную силу.

– Я изменил будущее, так ведь? – взбудораженно воскликнул пришелец, когда Беда переместил его в настоящее время, на спину дракона. – Он не убьет себя, так ведь? Эдвард не убьет себя!

– Не убьет? – вновь рассмеялся тот своим премерзким фальцетом. – Ты и так знаешь.

– О чем ты?

– О, разве я не говорил, что мы были в нашей вселенной?

Дракон дернулся; оперативно задействовав когти, Ацель вцепился животному в бок и сохранил равновесие. Пришелец ощутил, как под ногами дрожит звериное нутро, как подталкивает оно к зубастой пасти очередную порцию огня.

– Я не верю тебе! Эдвард, которого я знаю…

– Ничего ты не знаешь, не знаешь, рептилия, – непривычно серьёзно заголосил враг. – Не присваивай себе чужую судьбу, ты, жалкая трусливая ящерица! Или ты правда решил, что сможешь стать для этого человека тем же, кем для тебя являлся Онгэ? – Беда перебирал своими красными паучьми лапками. Схватив Ацеля за шиворот и подняв над океанской бездной, он произнёс, наслаждаясь его обалдевшим видом:

– Ты ему не отец, никогда им не был и никогда не будешь! – И чёрный ящер полетел вниз с высоты, на которой водная гладь, обычно, превращается в «мокрый бетон».

Целитель слышал от Блу, что в Лондоне намечается теракт, но тогда он был слишком занят охотой на архиэфиропа. Очевидным представлялось и связь с митингом, поэтому взрыв был обязан прогреметь в день студенческого фестиваля – 29 июля. «Пока жив протагонист – антагонист никуда не денется», – не выходило из памяти высказывание врага, когда один из порталов привел его в складское помещение военно-промышленного концерна, а оттуда – напрямую в колокольню Биг-Бена.

Ацель пропорол кремовый бок драконьему вожаку: десять глубоких порезов (по пять от каждой руки) от спины до брюха, и кровь заструилась по локтям. Повезло, что рептилия пролетала так близко, и он успел вонзить когти в чешуйчатую шкуру и повиснуть. Чем сильнее сопротивлялся дракон, тем глубже становилась рана. Мрачные тени проплывали над головой – это драконья стая ярусами восходила к небу.

Ацель норовил вскарабкаться дракону на спину, но из-за непредсказуемых юлений крылатой твари он не мог оторвать когти без риска быть сброшенным в воду. Воспользовавшись удачным моментом, пришелец всё-таки сумел немного подтянуться на руках. К сожалению, для дракона боль стала критической, и он с воплем врезался в башню. Из-за мощного удара рана Ацеля закровоточила, на языке осел металлический привкус. Дракон вывернул шею, чтобы перекусить жертву пополам, но пришелец вовремя выставил вперед руку, и клыки вонзились в неё. Чёрный ящер уже и не думал сохранить конечность – на кону свояла жизнь. Кровь заливалась в рукава, и в какой-то момент белая рубашка на треть поменяла цвет. Правая лапа рептилии мяла плечо, и Ацель не был уверен – целы ли его кости. Ну почему именно сейчас новооткрытые сверхсилы оставили его?

Дракон вздергивал ноздрями, как вдруг, сморгнув алые брызги, окропившие веко, – круглое желтое око разумно уставилось на черного ящера.

Эдвард всерьёз задумался о том, чтобы заключить сделку с Феариусом и эгоистично всех спасти. Клеймо на шее снова раскраснелось, будто бы зная, чего он хочет. Но сможет ли он спокойно жить с грехом под сердцем? Под ногами вскрывались новые и новые провалы. Юноша сторонился трещин и одновременно не спускал глаз с Кэйти, которая забрела к центральному обвалу и в любой момент могла оступиться.

Засмотревшись, Эдвард споткнулся и распластался на кривом блоке. Последняя уцелевшая колонна крепилась к дырявой крыше и кое-как удерживала конструкцию. Юноша проскользил до стены, и от столкновения блок накренился ещё на дюжину градусов.

Мисс Кингман отважно преодолела провал и подоспела к товарищу, но достать до него не смогла. Взорвался главный компьютер, и взрывная волна тряхнула башню, обломив колонну.

– Эдвард, – всплакнула Кэйти и обессиленно рухнула на колени, запрятав лицо в ладонях. Как же так получилось? Он ведь ещё совсем ребёнок! Какая ужасная смерть!

Мисс Кингман не решалась открыть глаза. То ли время для неё застыло, то ли так много минут жизни даровала ей удача. Она слышала, как сыпется камень, как рычат драконы, как огонь шипит со всех сторон, и шорох длиннющих крыльев… совсем рядом! Отчего же ее ещё не поджарили?

– Эй, и долго ты будешь реветь?

Ацель сидел верхом на драконе. Весь в крови, натужно дышит, но все это не страшно, ведь главное – он живой! И Эдвард с ним – жмется к его груди и хнычет, совсем как малое дитя.

Размахивая крыльями, дракон пробежался по тому, что осталось от арены, и мисс Кингман благодарно стиснула протянутую когтистую руку до того, как башня сложилась, подобно карточному домику.

– О, Ацель, как вам удалось? – спросила она, утирая слёзы и наблюдая за тем, как руины уходят под воду, пробуждая в океане волны невиданной силы.

– Приручить дракона? – ухмыльнулся тот. – Вы были правы, мисс Кингман! Они действительно мои предки, правда, Гоу? – погладил он кремовую холку. – Я чуть не лишился руки, но, видимо, именно моя кровь помогла обрести нам взаимопонимание.

– Ты дал дракону имя? – не верил своим ушам юноша.

– Нет, конечно, я же не идиот! Гоу сам сказал, что его так зовут.

С ранних лет Эдвард боялся высоты. Он вообще от многих вещей и явлений в жизни не был в восторге, но на птиц – смотрел с особым содраганием. Пока кто-то грезил о полетах, раскачивая качели до упора, Эдвард тихо восхвалял гравитацию.

Однако пролетая над бесконечными просторами океана рука об руку с Ацелем и Кэйти, сердце юноши ликовало. Быть может, вовсе не высоты он боялся, а чувства мелочности, которое оно вызывает? И все как раз таки потому, что в этом была вся его суть?

Они пронеслись в полуметре от поверхности океана, кремовые крылья на взмахе рассекали воду, пускали жемчужные брызги, взбивали облака пены, пропахшей йодом и чем-то бодрящим, свежим, что источает любая вода, отфильтрованная небом. По-прежнему мрачным был пейзаж Саргассова моря, но на уровне горизонта доступным становился особенный вид на тончайшую серебряную нить. Терся о водную гладь драконий хвост; блестела влажная чешуя, собирая скудные блики света, что еще не утратил океан.

Эдвард зачерпнул в ладонь немного воды, и она замерцала, растеклась по пальцам. Золотая рыбка недолго гостила у него на руке, плюхнулась обратно в изумрудную воду, где её подхватили потоки прозрачной флересской воды.

Дракон резко взмыл в небо, сделал вираж и приземлился на руинах башни – искусственном островке из разномастных каменных обломков и металлических пластов, едва-едва высовывающихся из темных вод. С высоты птичьего полёта руины терялись среди бурых водорослей «морского винограда» и легко могли сойти за принесенный течениями мусор. От полного потопления башню удерживали черные цепи.

Ацель похлопал дракона по носу с просьбой немного подождать и обратился к Целителю, чьё лицо выглядело куда лучше, чем в их последнюю встречу – вокруг правого глаза ещё искрилось пунцовая материя, сливающаяся в черный овал глазницы с синим огоньком зрачка по центру.

– Ты уничтожил его? – спросил он серьёзно.

Целитель отвел взгляд и вместо ответа начал вынимать из-под плаща вещи.

– Я собираюсь телепортировать вас домой. Поэтому надень перчатки и посильней запахни пальто, чёрный ящер. Нежелательно, чтобы кто-то застал тебя в таком виде.

Пришелец скривил бровь. Бесспорно, благодаря кровавым пятнам на рубашке, выглядел он не лучшим образом.

– Разве ты можешь телепортировать других людей? – не стал перечить Ацель, застегивая пальто.

– Обычно я не прибегаю к такого рода методам, так как этот – опасно для живых объектов, но сегодня – сделаю исключение, поскольку все порталы, кроме одного, – поднял он глаза к черному небу, – я своевременно закрыл. Вам повезло, что мы на той же временной линии.

Кэйти получила обратно свою туфлю и пиджак, а Эдвард, наконец-таки, воссоединился со своим рюкзаком.

– Я так полагаю, в отель мы не вернёмся, – сообразил юноша, протыкая трубочкой пачку теплого сока.

– Вы все ещё под подозрением у Скотланд-Ярда. Скорее всего, это наша последняя встреча, и на прощание я окажу вам любезность. – Целитель высыпал цветные ампулы с ядами к ботинкам Ацеля. – Следственный отдел ещё не успел провести экспертизу, из базы данных отеля я вас удалил. Таким образом, у полиции не будет сведений для обвинения. Конечно, мисс Кингман придётся постараться и переметнуть обслуживающий персонал на нашу сторону, справитесь, мисс Кингман?

– Да, конечно! – воодушевилась девушка. – Положитесь на меня!

– Ты так и не ответил мне на мой первый вопрос, – с недоверием щурился пришелец.

– Вас не должно волновать…

– Мы чуть не подохли из-за того, что по-твоему «не должно нас волновать!» – повысил он голос.

– Вас он больше не тронет.

– Надеюсь на это.

Переговорив, они решили, что раз уж чёрный ящер понимает язык «древних» – можно попробовать уговорить вожака увести стаю в портал по-хорошему, чтобы не травмировать психику животных.

– Оставьте нас, – попросил Ацель, поглаживая дракона по щеке, словно огромную домашнюю кошку.

Кэйти и Эдвард переглянулись и сделали несколько шагов назад.

– Ещё немного, да-да, и… ещё немного.

Мисс Кингман достигла края и едва не свалилась в воду.

– Может нам сразу утопиться? – развела она руками.

– Как вам угодно, мисс Кингман!

Никто не слышал о чем шептался с драконом чёрный ящер – только ли о текущей проблеме? Для пущей конфиденциальности сондэсианец прибег к родному языку, полному шипящих согласных и несправедливо протяжных слогов.

– Ну вот, – откинула волосы на спину девушка, – я начинаю ревновать к дракону.

Шутка не развеселила Эдварда, как-никак основала она себя на печальных реалиях, отчасти перенятых и им самим.

Наконец, дракон расправил крылья, взмахнул и оторвался от земли искусственного островка с грудным воем, на который стая немедля ответила. Рептилия поднималась к мрачным облакам, сперва петляя, контролируя продвижение членов группы, а после – рванула по вертикали. Драконы залетали за тучи и исчезали – один за другим. Когда последний древний возвратился домой, небо над Саргассовым морем начало потихоньку бледнеть, тёмные цвета вымывались, а на смену им втирался непорочный синий с неяркой утренней звездой, пестрящий на западе сладостными медово-апельсиновыми красками. Олово солнца роняло теплые переливы на поверхность моря. Грянул рассветный час. Эдварду нравился рассвет, в нем концентрировалось лучшая сторона мироздания – возрождение, великое начало всего; утро крепнет, греет планету, взращивает день, и пусть поэты продолжают воспевать закат, жизнь не прекратит петь утренние дифирамбы.

– Красиво, – вздохнул он, – несмотря на пустынный пейзаж, все равно – красиво.

– Ага, – согласилась Кэйти, – мне кажется, даже если весь мир вымрет, планета не перестанет быть живой, пока на ней существуют такие рассветы… Тогда, будто бы… не знаю, как выразиться… ощущаешь течение жизни? Да, течение жизни, этот поток… Невероятным образом чувствуешь всякое создание – близкое ли, далекое… Удивительно! Земля удивительна…

– А знаете, что ещё удивительно? – подкрался к ним Ацель.

– Что? – игриво улыбнулась девушка.

– То как я оказывается терпелив, раз до сих пор не столкнул вас в воду за столь слащавые изречения, мисс Кингман.

– Но почему?! Что я опять не так сказала?.. – надуто скрестила руки Кэйти. – И почему опять только я?

– У Эдварда привилегии!

– Не обижайтесь, мисс Кингман, – сказал юноша в полголоса. – Он и надо мной издевается, когда никто не видит.

– Да? Тогда почему ты с ним общаешься?

– По той же причине, что и вы мисс Кингман… – И Эдвард ушёл, оставив Кэйти томиться в задумчивости.

– Итак, чтобы переместиться из точки «А» в точку «Б» моим атомам после распада потребуется около десяти секунд, – предостерёг Целитель. – Не задерживайте дыхание, иначе разница в давлении просто разорвет ваши легкие. И ни в коем случае не открывайте глаза!

Плащ Целителя раскрылся, как крылья жука-скарабея, и материя окутала присутствующих, погружая в пустой, но самостоятельный мир. Эдвард открыл рот, собираясь сказать: «Подождите-ка, что?», но тут же запечатал его обеими руками. Может и к лучшему, что Целитель не дал ему ни минуты, чтобы обмозговать информацию и загнать себя в рамки: «Я не готов, вот сейчас… Нет-нет, не сейчас, вот сейчас – точно готов! Блин, нет, все-таки не готов».

Карманная вселенная – это что-то вроде маленького пузыря, который симбиотически сосуществует на тканях полноценных вселенных. Как правило, такие мирки пустуют – нет там ни галактик, ни созвездий; в них прячутся беспризорные сущности, а создания высшие не брезгуют использовать их для своих нужд. Как и в открытом космосе, в карманной вселенной чрезмерно низкое давление и повышенный уровень радиации.

Твердь ушла из-под ног, сразу разболелась голова, бросило в жар. В течение десяти секунд они буквально находились нигде. Спиной Эдвард ощущал движения, будто задувает ветер, слабый ветерок. Но они же в космосе! А в космосе ветра нет! Что же это такое? Они явно были не одни. Что-то кружилось вокруг, что-то… Эдварду почудилось, будто по его плечу кто-то ползет. Он вздрогнул и на мгновение приоткрыл глаза. Какая-то вытянутая тень с хвостом-щупальцами, как у осьминога или медузы, промелькнула перед ним в рубиновом пламени. Менее секунды, но Эдвард – далеко не религиозный человек – поверил бы в то, что это и есть библейский ад.

Заверещали птицы, прохладный английский климат усмирил температуру тела, и наши герои, наконец, смогли отдышаться.

– Ох, слава богу, мы вернулись! – воскликнула довольная Кэйти, обнимая первое встречное дерево, точно старого приятеля.

– Это же станвеллский парк! Мы в Станвелле! – Как горожанин со стажем Эдвард тотчас разгадал местность.

– Не в Лондоне? – побледнела та. – Путешествие было не абы как комфортабельно, но, может быть, забросишь меня… – Девушка развернулась кругом, но Целитель уже умотал на другой конец Земли, или, возможно, Вселенной. – И что мне делать?! У меня нет денег на билет до Лондона! Ацель? Эй, притормози!

Пришелец прогулочной поступью двинулся вдоль аллеи. С туфлей в руке мисс Кингман нагнала безалаберного товарища и повторила вопрос ему в лицо:

– Так и как мне быть?!

– Откуда мне знать, – пожал плечами тот и едва не прошёл сквозь неё.

Кэйти топала босиком по холодному, но, благо, сухому тротуару и, дойдя до фонтана, демонстративно плюхнулась на край бассейна, декорированного плоскими камнями. Она сидела, закинув ногу на ногу, а утреннее солнце мягко припекало затылок. В столь ранний час в «Соцветии» всегда было спокойно и тихо.

Эдвард неуверенно плелся за другом:

– Мы же не оставим мисс Кингман одну в чужом городе, без пенни в кармане? – виновато почесал он голову.

– Почему нет? – Ацель застыл и мимолетом взглянул себе за плечо.

– Ацель!

– Да что?!

– Это будет на твоей совести.

– Знать не знаю, что такое эта твоя «совесть», – поморщился пришелец. – К тому же, у нас нет лишних денег.

– Тогда ты мог бы хотя бы извиниться, – настаивал юноша. – В конце концов, это ты втянул её во все это.