Текст книги "Законы баланса (СИ)"

Автор книги: Алиса Некрасова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц)

– Ацель. Моё имя – Ацель.

– Уважаемый Мастер, наш говорить его имя – Ацель.

Исаи одобрительно кивнул. Казалось, это – вся информация которая была ему необходима. Он развернулся и поплыл обратно в многоэтажные хоромы, пугая мальчика своей чрезмерной безучастностью.

«Да кто он вообще такой?» – подумал Ацель, изнывая под лучами разжаревшегося солнца. Земля тоже нагрелась, и от шага в шаг проминалась, словно батут.

Шли дни, месяцы, годы, а Ацель все никак не мог свыкнуться со своей новой ролью. Как и все рептилии, он плохо переносил морозы, а поскольку ночами температура на Зеассе нередко преодолевала отметку ниже нуля, свои обязанности раба мальчик старался исполнять до захода солнца. К сожалению, отоспаться ему удавалось нечасто. Народ тёмной планеты, в большинстве своём, бодрствовал в дневные часы, и вайсваги то и дело врывались в его «покои» с мелкими бытовыми поручениями. Иногда Ацель перебарывал слабость и возвращался к работе, но в очень морозные периоды – впадал в состояние анабиоза и никаким битьем или угрозами его было не поднять. Вайсваги очень серчали на подобное упущение с их стороны и не скупались на наказания, лишая ребёнка и без того скудных пайков, будто бы он был виноват в своих физиологических особенностях.

Ацелю вручили инструмент – лопату, которая в своих габаритах превосходила самого мальчика. И если с ручным трудом он кое-как справлялся – в том числе и эмоционально – дефицит воды сводил его с ума. Дело в том, что вайсвагам не требовалось много жидкости для поддержания жизни. Они закупали у Исаи один средний горшок с водой на двадцать заходов солнца, и из запасов выделяли рабу всего десятую часть. Таким образом, чёрный ящер потреблял где-то полстакана воды раз в трое суток, учитывая, что норма для его вида – два литра в день.

В процессе взросления у сондэсианских детей наступает такой момент, когда они сбрасывают кожу. Данное явление можно сравнить со сменой молочных зубов (зубы у рептилоидов растут всю жизнь) или пубертатом. Когда это случилось с Ацелем, он не был готов. Чешуя сходит достаточно болезненно: все тело ноёт и зудит. Как-то интуитивно мальчик знал, что от мучений его избавит только вода – она смягчит ороговевшую кожу и позволит ненадолго восстановиться. Естественно, вайсваги не допускали и мысли о дополнительных расходах на раба и голословно обвиняли Ацеля в том, что тот просто придуряется, чтобы отлынить от работы.

И вот однажды мальчик сделал рискованный шаг – он пробрался в кладовую и вылил на себя целый горшок воды. Как последствие – вайсваги взбесились и избили мятежного раба до полусмерти. После этого сюжета в голову Ацеля начали прокрадываться мысли о суициде. Ему казалось, что он гниет, что он уже не жилец – компост в выгребной яме. И чем глубже уходили этажи, тем сильнее он убеждался в этом. К нему прочно привязалось неоднозначное чувство – отвращение. Для чёрного ящера погребение во смраде рабского существования стало ассоциироваться с болью и смертью, а как известно, отвращение – это форма страха, которая защищает организм от опасных вещей. Незаметно для себя мальчик мечтал о тех запахах, что омывали его в медицинском отсеке Дьего – вечно недовольного, брюзжащего козла, что не гнушался поднять руку на ребёнка. Было бы враньем – сказать, что Ацель не опустился по эмоциональной лестнице до жажды крови. Но он был таков.

Помимо вайсвагов, мальчик кипел ненавистью к Ливаре. Несмотря на рабство, девочка продолжала улыбаться ему при встрече и махать рукой так, словно с Исаи она действительно обрела счастье. Ливара не носила цепей, на ней всегда была чистая одежда, и, замечая все это, Ацель давился завистью, без слов проклиная ее.

– Эй, ты чего меня игнорируешь? – позвала его девочка в один из дней, когда черный ящер возвращался из «дыры» – так называли участки земли, где непредсказуемо возникали и также непредсказуемо затягивались бездонные ямы. Современные зеасские народы сбывают в них мусор и отходы жизнедеятельности.

– Может потому что я не хочу? – огрызнулся тот.

– Прости! Ты так тихо говоришь – я ничего не слышу! – кричала Ливара со своего двора, за пределы которого ей запрещалось выходить: как она объясняла – ради ее же безопасности.

Ацель решил расставить точки над «I» и высказать все, что носил под сердцем:

– Ты дура или как? – агрессивно зашипел он, подойдя к ограде поместья Исаи. – Неужели ты не поняла, что я не хочу с тобой общаться! Я ненавижу тебя!

Девочка опустила брови и закусила губу:

– Вот как… Почему?

– Почему?! Потому что это – несправедливо! – выпалил Ацель, что есть мочи. – Почему именно тебе – беспечной идиотке – повезло попасть в нормальный дом? Почему не мне? Я ведь вообще не должен быть здесь! Я так устал от всех этих зловоний! У меня пальцы в кровавых мозолях! Я постоянно хочу пить! А ты… – задрожал он, – посмотри на себя! Такая… такая… красивая. В платье. Твои руки не знают физического труда. Тебе неведомо, что такое боль! С тебя даже цепи сняли!

– Так вот значит… какого мнения ты обо мне, – грустно улыбнулась она. – Я думала… ты сможешь порадоваться моему счастью.

– С чего бы это? С чего вдруг мне радоваться чужому счастью?

– И правда… с чего бы?..

После этого разговора они отдалились друг от друга настолько, насколько это было возможно. Ацель украл у вайсвагов веревку, привязал ее под потолком в кладовой – к ручнику одного из отсеков с провиантом; притолкал два разноразмерных ящика и оценивающе посмотрел на своё сооружение.

Пока вайсваги хропели этажом ниже, их вещь и имущество, их безличный раб – проявлял свою волю. Чёрный ящер просунул голову через петлю. Ящики шатались и готовились упасть с тем внезапным грохотом, что для семьи должен был заменить хлопушку-сюрприз. Конечно, этот сюрприз совсем им не понравится. Они будут истошно вопить и жалеть, но жалеть не утраченную жизнь и чье-то оборванное время, чье-то будущее, полное возможностей, любви и идей, – они будут оплакивать свои убытки, свои деньги.

Ацель зажмурился, оттолкнулся и ощутил удушье. Страшная нещадящая боль, по сравнению с которой побои представлялись невинностью, врезалась в его плоть; сознание помутнилось. Мальчик инстинктивно потянулся к шее и попытался высвободится. К счастью, веревка прогнила и вскоре порвалась сама.

Вайсваги примчались на шум и, узнав о том, что планировал сделать ящер, запинали его ногами и заперли в комнате, которую он именовал «тюрьмой». Если раньше в часы отдыха ему дозволялось перемещаться по верхним этажам, теперь – его движения сковывали цепи.

– Почему умирать так больно? – ревел он ночами, съежившись на пыльном полу. – Кто-нибудь… помогите…

В то время как Ацель плакался невидимым силам, раз за разом подставляя свою жизнь под вилы смерти и отступая только взглянув ей в глаза, улыбка Ливары начала постепенно исчезать.

Мальчик эгоистично старался не замечать этого, всячески минуя расспросы с его стороны. «Все нормально. – успокаивал он себя. – Я зря волнуюсь. Это она специально меня на жалость выводит. Психопатка».

Но однажды беда стала столь очевидной, что даже такой сухарь, как Ацель не смог пройти мимо.

К небу восходили тёмные облака – вот-вот должна была начаться буря.

Он увидел ее со спины. Прижав ладони к лицу, она беззвучно содрогалась от слез. Светлые волосы были коротко обрезаны грубой рукой, а бордовые пятна окропляли худые плечи под разодранным верхом белого платья.

– Ты… ты в порядке? – нерешительно спросил чёрный ящер.

Ливара медленно развернулась, усиленно напрягая мышцы лица, чтобы скрыть истинные чувства. Ветер сорвал две прозрачные капли с ее щеки, и серые вихри песка тут же впитали их в себя.

– Ацель! Как хорошо, что ты здесь! – тепло воскликнула девочка. – Я боялась, что мне неудасться с тобой поговорить.

– Поговорить? О чем? И… что с тобой случилось?

Ливара приблизилась к нему с тем истомленным видом с каким Жан Вальжан, должно быть, стоял в дверях епископа.

– Не надо себя убивать, Ацель. – Девочка протянула к нему руки и приобняла за шею, на которой просвечивал след от петли. – Когда-то у меня был младший брат. Такой же вредина, как и ты, – устало хихикнула она. – Наши родители погибли, когда он был совсем маленьким. Выживать вместе с ним было непросто… Но я не бросила его, потому что он был всем для меня, и я мечтала о том, как он вырастет и закончит войну. Но спустя два года его убили. Я оставила его в лагере с другими бродягами – отлучилась всего на полчаса, чтобы помочь Гильгем собрать дров… Когда мы вернулись… все было объято пламенем… все были мертвы…

– Зачем, – потупил взгляд чёрный ящер, – ты мне это рассказываешь?

Девочка собиралась рассмеяться, чтобы сгладить драматичность разговора, но ее слух уловил надменные шаги господина, и смех смазался кашлем. В отличие от той, что привыкала к этим звукам годами, Ацель вряд слышал что-то, кроме потрескивания песка.

– Ты должен бежать! – испуганно зашептала ему на ухо Ливара. – Скоро вайсвагам придётся ликвидировать тебя. Не дай им этого сделать. Уходи! Сегодня же ночью!

– Что? Зачем им меня убивать? Я же… я же ещё не закончил с работой… Я…

Мальчик не успел договорить. Песок развеялся, и кин грозно предстал перед ними.

– Что ты ему сказала? – взыскательно перекатил он глаза под маской на свою рабыню.

– Ничего, – ссутулилась девочка, отвечая ему на кинском языке.

– Вранье. – Исаи произнёс это бесстрастно.

– Вы же знаете, я ни за что бы…

Господин заткнул Ливаре рот громадной рукой и поволок ее прочь.

– Ливара! Отпусти ее, придурок! – яростно завопил Ацель. – Эй! Ты, чертов трус, вернись! Вернись, или я убью тебя! В следующий раз я убью тебя!

Чёрный ящер надумал пуститься вдогонку, но энергетическая ограда оказалась под напряжением. Он отскочил на землю, не в состоянии пошевелиться, и провалялся так несколько часов, пока его хозяева мирно обедали в своём «бункере».

Грядущая ночь обратилась для Ацеля нервной бессонницей. Ему очень хотелось спать, но слова девочки не давали покоя. Он лежал на боку, приткнув руки под голову и выпучив глаза. Семья оживленно болтала и гремела чем-то по этажам. Что если они действительно планируют покушение на его жизнь? Но как ему поступить? Бежать? Куда? Для такого, как он, на темной планете нет места.

Ближе к рассвету, не вдаваясь в подробности, вайсваги оповестили мальчика о том, что господину требуется неотсрочная помощь. Ацель сразу же явился на встречу, но не от большой любезности – он обязан был разобраться в грязных планах Исаи и спасти свою подругу.

Кины не унижают собственного достоинства общением на языке холопов, и мастер не был исключением.

– Вы хотите, чтобы я выбросил это в «дыру»? – догадался ящер, когда тот пнул к его ногам телегу с вязаными мешками.

Молчаливый Исаи утвердительно повёл головой.

«Что он задумал? – подозрительно сузил змеиные зрачки мальчик. – Я и раньше отвозил мусор. Чем обоснована такая спешка?»

Ацель перекинул ремень через плечо и покатил телегу по песку. Беспроглядно пустой горизонт Зеасса был черен, и ящер запросто сроднился с ним своей чешуей. Путь до «дыры» предстоял неблизкий. Переодически среди хребтов просвечивали огни чужих построек – далекие синие точки, что можно было спутать с плеядами звезд. К сожалению, сами звезды отчего то не вызывали у мальчика восторга. Запыленные и блеклые, они служили напоминанием о том, что жители этого мира не принадлежат Вселенной. Они – чужаки. И всякие боги плевать хотели на этих отбросов – будь то хозяева или рабы.

Корочки льда хрустели под колесами и острыми когтями Ацеля, которые он растопырил от натуга. Не дойдя всего десяток футов до ближайшей ямы, мальчик вдруг поскользнулся. Телега накренилась, и один мешок вывалился на землю со всем содержимым.

– Вот чёрт! – воскликнул он. – Теперь придётся это собирать…голыми руками… Хотя я мог бы бросить мусор здесь – все равно никто не узнает…

Ацель дотронулся до мешка… Годами позже, уже будучи огоном, ему придется повидать множество кровавых и жутких сцен, но то, что он видел сейчас, – застынет у него перед глазами до конца жизни, принимая форму ночных кошмаров. Из мешка выкатилась голова – голова сондэсианской девочки с песчаного цвета волосами, взбившимися в уродливые пучки, склеенные сгустками красной крови. Рот ее был слегка приоткрыт, губы – посинели, а под окоченевшими веками мертвел испуганный взор.

Срез на шее приобрёл коричневатый оттенок. Скорее всего, голову отсекли каким-то раскаленным лезвием, чтобы кровь не просочилась через мешки во время перевозки.

– Ли… Ливара, – припал к камням Ацель с удушливым стоном. – Прости, прости, прости… Прости, что не смог спасти тебя! Я думал только о себе! Это все из-за меня… Прости меня, Ли… – всхлипывал он, страшась вновь посмотреть в лицо, которое больше никогда не улыбнётся ему. – Прости, что наговаривал на твою улыбку. На самом деле… мне она нравилась… нравилась…

Спрятав голову в мешок и завязав крепкий узел, мальчик скинул расчлененное тело в яму. Он не слышал, как оно разбилось об скалы, лопнуло, точно воздушный шарик, наполненный водой; не видел, как сплетенные веревки разошлись, зацепившись о заостренные выступы, и повисли над чёрным пятном глубины.

– Я отомщу ему! – рычал Ацель, вглядываясь в пустоту. – Нет! Я отомщу им всем! Я выбью из них всю дрянь, даже если это будет стоить мне жизни! – Он смахнул слезы, чувствуя, как животная ярость ударяет в грудь. – Я превращу их всех в потроха!

Часом позже, когда ледяная поверхность Зеасса немного отогрелась, но солнце ещё не встало, Ацель вернулся в дом семьи. Вайсваги безмолвно проводили его до комнаты и с суетой на мордах захлопнули дверь.

– И как же нам теперь поступить? – Мальчика достигла вайсвагская речь, которую он частично научился понимать. – Мастер избавился от рабыни, по законам Гихрана мы не можем содержать раба.

– Ничего не поделать. Честь кинского народа – важнее наших убытков. В конце концов, только благодаря великодушию мастера Исаи мы приобрели раба, пусть и на такой короткий срок.

Теперь все встало на свои места. Теперь все прояснилось. Исаи купил Ливару вовсе не по надобности. Он просто забавился с ней, считая, что проявляет благость. Если бы у него не было раба, то вайсвагам пришлось бы копать этажи своими изнеженными ручонками. Сколько таких, как они – импортированных огонами детей – погибло вот так вот? Сколько будет после?

Разум чёрного ящера оглушал стук безумного сердца. Одержимый, он пленил себя неотвратимыми намерениями убить. По счастливой случайности вайсваги забыли приковать его к стене, и Ацель воспринял это как знак свыше.

Черный ящер ворвался в покои семьи с лопатой – той осточертевшей лопатой, что каждую ночь сжимал он стертыми в кровь пальцами, совершая одно и то же телодвижение.

Первой своей жертве он отсек голову прямо на кровати – во сне. Поставив лопату ребром, мальчик с наслаждением раздробил череп, разбрызгивая по стенам грязно-фисташковые ошметки. Второй вайсваг юркнул к дверям, но Ацель его опередил.

Вайсваги, сами по себе, создания слабые. В прошлом они лишь прислуживали преступной организации, демонстрируя врожденную жестокость во время пыток. Поэтому неудивительно, что пришелец унизительно приклонился перед собственным рабом, вымаливая свою никчемную жизнь:

– Умолять! – запричитал он на ломаном сондэсианском. – Не трогать меня, я позволю уйти Ацель!

Несправедливость стала полноценным правителем жизни, в которую однажды пришел он – черный ящер; и золотые шипы на ее короне проделали в его мировоззрении огромную брешь. Теперь мальчик окончательно уверовал в то, что жизнь – это ад, проклятие, а если он уже проклят… какой прок остерегаться греха?

Деревянный черенок лопаты разбил потолочную лампу, и участники жатвы погрузились в темноту. Две вспышки синего пламени в чёрных стенах, свист в воздухе – и сердце вайсвага разрезало напополам.

– И что ты натворил? – невозмутимый голос Исаи раздался в комнате. Кошачьей походкой он прокрался в дом своих служащих и брезгливо переступил через зеленую лужу, от которой исходил горячий пар. – Сломал моих подчиненных.

– Я не понимаю, что ты там бормочешь, – набросился на него с лопатой Ацель, но промахнулся. Мастер Исаи, будто растворился в воздухе. Его мерцающая голографическая одежда стала ещё цветастее, чем обычно.

– Всегда знал, что Сондэс – планета дикарей. – Теперь реплика прозвучала в противоположной от мальчика части помещения – за низкой потолочной аркой, которую Исаи сильно перерос.

Пока Ацель отводил плечи назад, чтобы замахнуться, тот уже поменял местоположение и перехватил черенок лопаты мощной рукой. «Я понял, – сделал вывод черный ящер, перейдя в стратегическое отступление. – Это не телепортация. Просто он очень быстр. Из-за большого веса лопаты я сильно уступаю ему в скорости».

Мальчик пригнулся и выставил когти правой руки в боевую позицию, повинуясь зову инстинктов. Когти левой – надсадно царапали пол, готовясь придать рывку ускорение. «Все правильно. Мне не нужно оружие. Я был рожден с ним», – скалился ящер, не сводя глаз с оппонента.

– Вот в чем вы, народы Сондэса и низы Гихрана похожи… – Исаи швырнул лопату и вытер ладони друг о друга. – Вы не умеете сдерживать гнев. Но сондэсианцы, в отличие от покорных вайсвагов, такие… гордые и своевольные. Всегда мечтал приручить вас. Когда я купил эту девчонку, я думал, что будет весело. Она выглядела игривой. Вот только оказалась она такой же, как и эти вайсваги – кланилась, послушно исполняла приказы, шла на любые унижения, лишь бы сохранить себе жизнь! Какая скука! – Он запрокинул голову, и его золотистые редкие зубы мелькнули под маской в отвратной улыбке. Это был первый раз, когда мальчик видел Исаи улыбающимся. – Как там ее звали? Ливара?

– Заткнись! – услышал знакомое слово Ацель, кидаясь на врага. Когти рассекли воздух, и ящер повалился на живот с тупой болью в пояснице.

– И это все? Не разочаровывай меня, – вознёсся над ним голос.

Чёрный ящер силился подняться, но мускулистая нога Исаи пригвоздила его обратно. – Давай же, дерись! – надавил он ему на спину массивной ступней.

Мальчик вонзил когти в голень Исаи – алая жидкость прыснула и потекла по локтю. Улучив момент, он вынырнул из-под ботинка, который оставил на его робе вполне реальные следы, и отпрянул в сторону, максимально увеличив дистанцию. Вдыхая и выдыхая тухлый воздух в перерывах между шипением, черный ящер тряхнул рукой, чтобы избавиться от излишек чужой крови.

Следующая атака закончилась тем, что мастер Исаи поймал Ацеля за шею, прижав затылком к арке с разбитым плафоном.

– Серьёзно? Ты только злобные рожи корчить умеешь? – не оценил он напыщенного взора мальчика. – У тебя такие замечательные клыки! – Исаи раскрыл его напряженные челюсти и прощупал пальцами острые ряды зубов. – Задействуй же их! – воскликнул он озабоченно, изменяя своей хладнокровной натуре.

Мальчик вспоминал, как он повис в петле. Удушье не было ему в новинку, но к боли невозможно привыкнуть. Желтая атласная лента, повязанная на запястье кина, попала в его размытый фокус зрения. Эту ленту Ливара вплетала в волосы. Она любила ленты. Исаи знал это, поэтому и отрезал ее косы – в наказание за дружелюбие и терпимость.

«Ах ты, гнида!» – стрельнуло в мозгах черного ящера, и он в последний раз исполнил приказ – впился клыками в руку врага. Исаи машинально дернулся. Не теряя времени, Ацель десятью пальцами вцепился в его предплечье и всем весом завалил того на земь.

– Прекрасно, – дал одобрение мастер, воодушевленно подставляя горло под челюсти чёрного ящера. – Покажи мне свою силу!

Горячая красная кровь хлестала по глазам Ацеля, струилась по его щекам, собираясь под ним густой лужей. Но мальчик все никак не мог ослабить хватку, продолжая слепо вгрызаться в теплую плоть.

– Ацель? – Эдвард потянул сондэсианца за ворот пальто. – Просыпайся, мы уже приехали.

– А? Что? – сонно захлопал ресницами тот.

Поезд затормозил на станции «Лондон», и пассажиры засуетились, выгружая свои багажи и саквояжи.

– Я говорю – мы приехали! – Юноша накинул на плечо рюкзак и вытолкал Ацеля с насиженного места. – Вот надо же – дрых, как младенец! Завидую я тебе. Я тут чуть со скуки не помер, – зевнул он, потягиваясь.

Лондонский метрополитен накрывал коричневато-медный свод, через который рассеивались пучки света. Между каменными колоннами висели круглые часы, оформленные в классическом английском стиле. Стрелки показывали четыре часа после полудня.

Когда пассажиры покинули вагон, пришелец не в тему поинтересовался:

– А какой твой любимый цвет?

Эдвард повернулся к нему лицом, скрестив руки за спиной, и сконфуженно рассмеялся:

– Ты серьёзно? Что за глупый вопрос? К чему ты это вообще?

– Нормальный вопрос, – пожал плечами Ацель. – Ты просто говорил, что не любишь красный цвет, и я тут озадачился: а какой тогда ты любишь?

– Слушай, это было шесть часов назад!

– Ну и что?

– Ты правда хочешь знать?

– Ага.

Эдвард выдержал эффектную паузу.

– Думаю… – протянул он с улыбкой, – мой любимый цвет – чёрный.