Текст книги "Увертюра ветра (СИ)"
Автор книги: Алиса Элер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 24 страниц)
"Наконец-то". Слово оседало на языке полынной горечью, необъяснимой, но тяжелой...
Как горечь предчувствия.
***
– Вы довольны осмотром, Повелитель? – вежливо осведомилась Сэйна, непривычная в черном бальном платье с кринолином. Простое и изящное, оно необыкновенно шло ей, но едва ли подходило для встречи светлой половины года. Плечи, укутанные в горжетку из шкуры снежных котов, волосы, распущенные вопреки столичной моде, рассыпались нитями лунного серебра... Среди цветущей, пьянящей весны и искристого смеха Сэйна казалась заблудшей тенью уходящей зимы.
Леди Висения, которой он опрометчиво поручил помочь его личным стражами со сборами на Беллейтан, спорила с Сэйной до хрипоты, но переубедить не смогла.
"Опрометчиво" – потому что женщины друг друга терпеть не могли. Эрелайн готов был поклясться, что Сэйне безразлично, в чем появиться на балу незримой тенью своего господина, но уступать противнице она не желала. Сам он вспомнил об их молчаливой вражде лишь тогда, когда отменять распоряжения и спешно менять планы было уже слишком поздно, и теперь пожинал плоды своей непредусмотрительности.
– Осмотром – да, – подчеркнув первое слово и выразительно взглянув на нее, подтвердил Эрелайн. – Передайте Рейгену мое одобрение.
Сэйна склонила голову, принимая приказ. И, присев в изящном реверансе, затерялась среди обряженных в одинаковые черные мундиры – цвета дома Теней. Ее тонкий, обманчиво-хрупкий стан еще долго мелькал среди охраны.
Черная ворона в пестрой воробьиной стае...
– Повелитель!
Тихий оклик потонул в легком аллюре ветра. Эрелайн вскинул голову, ища обладательницу столь знакомого голоса.
– Повелитель! – воскликнула Висения, стоя на беломраморном камне террасы и оперившись о балюстраду. Подходить к нему по траве леди в бальном платье не рискнула. – Вы закончили? Леди Ириенн прибыла пару минут назад. Вы должны встретить ее и выказать почтение.
– Уже? – тень неудовольствия пробежала по лицу Эрелайна. – Нет, Висения, исключено. Я не закончил осмотр. Думаю, столь уважительная причина извинит меня перед леди.
– Повелитель, господа стражники стоят на вот этих самых позициях уже добрых шесть часов, не смея сделать ни шагу. Вы обошли их уже три раза и теперь всерьез говорите, что нужен четвертый? Вам никак нельзя опоздать! Вы с леди Ириенн открываете бал.
– Бал! Именно что! До первых танцев еще не менее получаса. Вы действительно полагаете мое присутствие необходимым?
– Вы – Повелитель клана Теней, Хранитель Сумеречного перевала и сумеречных дорог, щит Зеленых долин. Вы – второе лицо после нашего правителя. Как вы думаете, можете ли вы приветствовать его и его семью в числе последних гостей?
Эрелайн вздохнул, тоскливо глядя на белокаменное здание. Окна во всю стену, скульптуры и барельефы тончайшей работы... Круг фей – так в шутку, подражая людским преданиям, называли aelvis дворец, построенный для великих балов, летнего и зимнего, Беллетайна и Самхейна.
Проклятое здание, как и все, что было связано с балами и светскими приемами, вызывало у Повелителя глухую тоску.
– Простите, мой лорд, за подобную дерзость... но вы действительно заботитесь о безопасности наших высочайших гостей – или хотите отсрочить неизбежное?
– Ну, вот и настал миг, когда ваша проницательность, наконец, сыграла против меня! – Эрелайн обезоруживающе улыбнулся. – Вас невозможно обмануть.
– Это просто вы не стараетесь лгать, – улыбнулась она, принимая поданную руку. Дальше, сквозь тихую песнь вечера и аромат диких роз, они пошли вместе.
– Надеюсь, мне не придется танцевать с моей нареченной весь вечер.
– Леди Ириенн, говорят, танцует, как fae. Грация, изящество, страсть... нет такого танца, который бы ей не покорился. Она обожает балы.
– В таком случае было бы вдвойне печально портить ей удовольствие от этого вечера, – улыбнулся Эрелайн. – Я отвратительно танцую.
Тихий смех Висении всколыхнул хрустальный вечер.
– Право слово, мой лорд, у вас изумительное чувство юмора! Хотела бы я посмотреть на aelvis, который не чувствует музыку! Да и видя, как вы фехтуете, вряд ли кто-то допустит мысль, что вы не умеете танцевать.
– Увы, леди, но это так.
– Рассказывайте это Шенне и светским дамам! Если вы не забыли, на одном из Самхейнских балов я танцевала с вами три раза кряду! И уж точно знаю, что танцуете вы прекрасно. Ах, сколько же лет назад это было? Три? Пять?..
– Семь, – фыркнул Эрелайн. – Три раза с вами, два – с Адриана, и еще раз с тетушкой. Спасибо, что выручили меня на белом танце! Иначе, боюсь, без жертв бы не обошлось.
– Вы о себе или о ваших поклонницах? – серьезно спросила Висения, но в ее золотых глазах плясали искорки смеха.
– Вообще-то я говорил о поклонницах, но после вашего вопроса крепко призадумался и уже не столь в этом уверен, – он беспомощно развел руками.
– Неужели вы в чем-то ошиблись, мой Повелитель? Не иначе, сегодня небо рухнет на землю! – воскликнула в притворном ужасе Змеедева и рассмеялась.
– Вы путаете меня с Адриана, – нарочито серьезно поправил ее Эрелайн.
– Жаль, что она не приняла приглашение, – расстроенно цокнула языком Висения. – Досадно! Даже я не могу замечать всего! И кое-что ей лучше видеть самой.
– Вы же знаете, что с Адриана никто не будет откровенен. В ее присутствии в кругу бессмертных воцаряется тишина. Да и вы, помнится мне, с ней якобы в натянутых отношения, – отставив шутливый тон, ответил Эрелайн.
– Верно, – с сожалением сказала леди. – Это изрядно затрудняет нашу совместную работу, но отводит подозрения.
Белокаменные стены оборвались высокими распахнутыми дверьми.
Они вошли в бальный зал – и Эрелайн сощурился, едва не ослепнув от льющегося отовсюду света. Он дрожал в зеркалах, дробился мириадами бликов в драгоценных камнях, рассыпался ослепительными искорками по мрамору пола и стен, по дорогому шитью платьев и изысканным украшениям.
– Пора заканчивать разговор, – нахмурилась Висения, раскрыв веер – зелено-золотой, как ее колдовские глаза. – Мы слишком заметны.
– Пора. Но кроме шуток, леди! Ответьте: должен ли я провести весь вечер с моей невестой? Я не силен в бальном этикете, прошу простить мое невежество.
– Вы должны ей один-единственный танец, мой лорд. А там – сколько сами захотите! – ее легкий смех перезвоном прокатился по зале и ушел ввысь, разбившись о тонущий в свете свод. – Уверяю вас, нашей прекрасной принцессе не дадут заскучать. Желающих выказать почтение высокопоставленной особе всегда много.
– Теперь я понимаю, почему вам выбалтывают величайшие тайны и секреты, – улыбнулся напоследок Эрелайн. – Вы изумительная собеседница. Мое почтение, леди!
– Мое почтение, Повелитель!
Висения присела в элегантном реверансе и почти сразу – с кем-то защебетав, кому-то улыбнувшись – растворилась в золотом великолепии бала.
Гости и гостьи, леди и лорды, aelvis со всех концов Зеленых Долин... Когда-то, в прежние времена, среди них кружили fae – озорные, смешливые, капризные духи лесов, полей, лугов и озер. Порой в круг танцующих вступали и смертные, осмелившиеся нарушить давний запрет – и навсегда покидали мир людей. На исходе наполненной хмельным волшебством и искристой радостью ночи, как только ее небо начинало светлеть и заниматься зарей, наваждение Беллетайна рассеивалось, и смертные становились причудливыми тенями; наваждениями, расцвеченным перламутром. Редкие счастливчики, говорят, обретали бессмертие, и в следующую Ночь шагали в круг танцующих уже как aelvis... Но в это Эрелайн совсем не верил.
Венценосное семейство встречало гостей стоя на последних ступенях беломраморной лестницы, щедро раздаривая улыбки, благоволения и обещания.
Лорд Этвор – высокий, статный, с извечной всепонимающей улыбкой. В отличие от него самого, выходящего в свет лишь изредка и чувствующего себя нервозно, непривычно, Правитель держался легко и свободно. В движения, улыбке, смешливом прищуре глаз – естественность и непринужденность. Он не казался серьезным противником, нет, но, несомненно, был им. И оружием, обоюдоострым и ранящим не хуже стали, его было слово. Лучший дипломат из всех, кого знал Эрелайн, Правитель смог усмирить алчущих могущества и власти кланы – и удержать в единстве.
Рядом, по правую руку – Правительница, прекрасная Айори. Златоглазая, златовласая, вся словно сотканная из света и отблесков пламени. Чарующая улыбка, ослепительная красота, безупречный вкус. И глаза – сияющие, будто бы искренние... Будто бы. И такие знакомые...
Так же улыбается Висения.
Губы Эрелайна растянулись в усмешке. Даже интересно: которая из двух интриганок одержит верх в дуэли взглядов?
...Леди Айори, как и ее супруг, была из тех, кто рожден, чтобы править – мастерски плетущей вязь интриг, рассыпающей великодушие и покровительство невесомым взмахом ресниц, надломом бровей, нежным изгибом губ.
Сыновья стояли от них по обеим сторонам. Оба златоглазые, с волосами цвета гречишного меда, в черных, расшитых золотом сюртуках братья одинаково походили на мать – и удивительно не походили друг на друга.
Высокий, с сурово поджатыми губами, давящим взглядом и привычно опущенной на эфес меча рукой, наследник, Роальд. С ним Эрелайн имел пару деловых бесед и едва ли был доволен их результатом: старший сын Правителя не унаследовал ни склонности к интригам матери, ни умения добиваться компромиссов отца. Роальд стоял на своем до последнего, отказываясь идти на уступки и признавать правоту кого-либо, кроме себя, даже если все доводы были против.
О младшем же, Даррене, Повелитель только слышал, и, увидев, проникнулся симпатией к единственному, чьей улыбке хотелось верить. Его светлые лучились добротой и теплом. Таких правителей превозносит – и презирает знать, не ядом, так кинжалом, расчищая дорогу к власти. В высшем свете Долин над Дарреном откровенно смеялись, и за открытость и непосредственность чувств клеймили дураком. И ошибались.
Роальд раздавал приказы, Даррен – улыбки и приветствия. Роальд брезговал подать руку неродовитым лордам и леди, Даррен распахивал объятья навстречу друзьям и приглашал погостить в Изломе Полуночи.
Кто из них прав?
Никто. Оба ошибаются.
Первый – в том, что ставит себя выше подданных, чурается подать им руку, разделить кусок хлеба и кубок вина. Второй – в вере, что одни его искренность и доброта помогут удержать власть. Оба они рискуют не разглядеть сплетающуюся паутину заговора.
Подданные не прощают слабости, и неважно, что стало ее причиной.
– Эрелайн вьер Шаньер, Владыка Теней, Повелитель клана Пляшущих Теней, Хранитель Сумеречного перевала и сумеречных дорог, Щит Зеленых долин!..
Эрелайн шел к ним, чеканя шаг, и толпа расходилась перед ним двумя схлестнувшимися волнами, опадая поспешными, но безукоризненными реверансами и поклонами.
...И когда герольд в трубном реве, выкрикнул его имя, опустился на одно колено – перед Верховным правителем Долин... и перед ней.
– Приветствую Вас, мой лорд.
Четкие, решительные, безупречно-искренне выговоренные слова. Безупречная стать, безупречный шаг. Верность, почтение...
И холод безразличия, который выглядит как сдержанность.
– Право, лорд Эрелайн, не стоило! – с почти что приятельской улыбкой воскликнул Правитель. – Встаньте! Приветствую Вас в Круге фей, на Цветочном балу в ночь Беллетайна!
– Лорды Роальд, Даррен, мое почтение. Почтение и Вам, Правительница.
Улыбка – сдержанная, но как будто бы теплая. Словно ему не все равно.
– Как жаль, что я увидел Вас лишь сегодня. Несравненное удовольствие – лицезреть вашу сиятельную красоту и греться в ее лучах.
– Ах, позвольте! – смех, столь же безупречно-мелодичный, как лучшие мелодии эпохи Заката: совершенные... и пустые. – Вы льстите мне, лорд!
Лесть, шутки, недомолвки и клятвы, давно потерявшие свое значение.
– И почтение Вам, моя леди.
...перед ней – небесно-лазурной, сотканной из ледяных северных ветров. Осколки льда – взгляд, шелк волос – черный край ночи...
Ириенн вьер Лиин. Единственная из детей Правителя Холмов, пошедшая лицом в отца. Но только лицом.
"Принцесса" была столь же молчалива, как и ее старший брат, наследующий титул Правителя. Она не выносила высокосветского общества, редко посещала приемы, распугивая охочих до внимания венценосной особы характером и тяжелым, пронзительным взглядом. Но ее высокомерность и кажущаяся презрительность происходили не от гордыни, а от одиночества и непонимания.
– Приветствую вас, мой лорд.
Голос – холодный, сдержанный, но дрожащий от напряжения. Словно кромка льда, сковывающая в лютые зимы бушующую бездну моря.
Реверанс, четко выверенный, до наклона головы и положения рук, бесконечно изящный. Древняя кровь.
Она выпрямилась – и полыхнула ледяной синевой взгляда, до того прятавшейся за вуалью теней. "Глупая! Кому и что ты пытаешься доказать, смотря мне в глаза?"
Такая же, какой он ее помнил. Непривычно искренняя, отрицающая лицемерие и ложь. Не носящая маски сама – и срывающая их с других.
...Младше его всего на двенадцать лет, а кажется – на целую жизнь.
Хмурая, решительная, принципиальная. В изломе бровей и жгущем холодом взгляде так и читается: "Нет". Знающая, что долго этот спектакль не продлится.
И Эрелайн улыбается ей, в этот раз действительно искренне. Молчаливая, необщительная, нетерпящая сплетен и общества слуг, она не узнает его тайны, не будет лезть в дела клана, если он сам не попросит. А если попросит, ничего не испортит.
Хорошая партия. Пожалуй, единственная из всех – возможная.
Поэтому он искренен.
Эрелайн выпрямился и, дождавшись короткого кивка лорда Этвора, шагнул в сторону, уступая место прочим желающим засвидетельствовать свою преданность Правителю.
От назойливых взглядов, жгущих спину, было не укрыться, и это вызывало у Эрелайна глухое раздражение. Улыбки, которые он раздаривал тем из гостей, кто решился заговорить с ним, становились все сдержаннее, любезности – насмешливее и злее, но едва ли высший свет замечал его недовольство за безукоризненной вежливостью фраз. Уверенные в собственном превосходстве и безупречным владением искусством лести и недомолвок, лорды и леди видели только то, что хотели видеть: его благосклонность. Порою кто-нибудь из них начинал разговор, исполненный завуалированных угроз и полунамеков, но Эрелайн легко уходил от него, извиняясь необходимостью следить за тем, чтобы ничто не нарушило ход Беллетайна.
Вновь проревели трубы, скрипки пронзили сотканный из света воздух, тонкая песнь флейты вплелась в канву мироздания и хорошо поставленный голос Этвора заглушил шепотки и смешки высоких гостей.
– Друзья мои! – воскликнул он, обводя торжествующим взглядом волнующийся зал. – Беллетайн начался!
Пытка оборвалась – но лишь чтобы смениться другой, еще более невыносимой.
***
Иришь закрыла глаза и только сейчас, когда он откланялся, осмелилась выдохнуть: тихо, робко, едва заметно, чтобы ни в коем случае не выдать сковывающего ее беспокойства. Пальцы, сжимающие сложенный веер, едва заметно подрагивали.
"Спокойствие!" – приказала она себе, но руки ее не слушались, и веер едва не выскользнул из них. Иришь похолодела, представив, как глупо будет выглядеть, если выронит его у всех на глазах. О, недоброжелательницы будут в восторге!
Захлестнувшая ее злость придала сил и успокоила, вымывая сомнения и предательскую слабость из тела.
Злость – сначала на сплетниц, а затем на себя. Запоздалая и бессмысленная.
"Зачем, зачем ты смотрела ему в глаза?! – кляла себя она, еще сильнее сжимая пальцы. – Кому и что ты хотела доказать?! Что за детское упрямство?!"
Но это была ложь. Она знала, что не упрямство и не желание поступать наперекор всем заставляло раза за разом выносить падение в бездну его взгляда.
Не упрямство, а любопытство. И от этого было гораздо страшнее.
Проклятый взгляд очаровывал сокрытой в нем тайной, загадкой. И она, глупая, раз за разом переживает и будет переживать эту чудовищную пытку – сама, по собственному желанию и доброй воле! – пока не найдет ответ.
...Что там, за изломом полуночи, за черными самхейнскими тенями, клубящимися на дне зрачков? За бархатом ночи, за темной бездной, куда не проникает даже свет? Она не знает.
"Плата за любопытство – бессмертие", – шепчут старинные сказки... И сейчас Иришь как никогда понимала их – но ничего не могла с собой поделать.
"Плата – бессмертие"... Готова ли она заплатить?
И если нет, то почему так боится ответа на этот простой вопрос?..
Иришь приветливо, но несколько вымученно улыбнулась дальней родственнице и ее дочери, кивнула последним, чуть запоздавшим гостям и замерла, на миг позабыв о том, что нужно дышать. Грянула музыка, перекрывая чистый голос отца, возвестившего о Беллетайне.
Пора открывать бал.
Сердце ухнуло вниз, но тут же забилось вновь, быстро-быстро. Иришь глубоко вдохнула, словно перед прыжком в омут – и шагнула вниз.
...Эрелайн – как всегда безупречный, безукоризненный и безразличный – шел ей навстречу. Их разделяло всего ничего: каких-то десять шагов.
Десять шагов, которые отделяют ее от падения.
Она, не поднимая на него глаз, присела в глубоком реверансе. Он склонился в поклоне. Изящество и безупречность, весна и зима.
Эрелайн подал ей руку – такую же холодную, как его взгляд. Мгновение поколебавшись, она вложила в его ладонь свою, чувствую, как ее обнимает уже не кружево митенок, а кружево инея...
Вторая рука лорда легла на ее талию. Не грубо, не нежно – сдержанно и безразлично. И от его удивительно-тонких, но сильных пальцев, расползается жестокий и злой холод.
...Оркестр – невидимый, укрытый на бельэтаже – взял первую волнующую ноту, разбив наваждение. Иришь глубо вдохнула, делая вид, что не замечает предательской дрожи. Закрыла глаза, отгораживаясь, укрываясь от тяжелого взгляда Эрелайна сотнями обнаженных лезвий-ресниц, – и вместо бальной залы Круга фей перед ней восстал из эфирных струн и мелодий ее любимый класс танцев.
Матушка у фортепиано, перед ней, рука об руку – брат. Младший. Роальд не выносит танцев.
...И когда вновь взвились скрипки и альты, когда тонкая мелодия фортепиано всколыхнула заколотые волосы, взметнула подол платья и влилась во вздымающуюся грудь, она была уже не здесь – и танцевала не с ним. А по сладко шепчущему, отзывающемуся на каждый шаг, паркету кружилась не зимняя безжалостная стужа – весенний вихрь.
Музыка для этого танца вовсе не гулкое завывание труб, не тонкие вскрики струнных, а звонкая песня капели, веселый щебет птиц и тихое цветение первых, робких еще цветов – арфа и флейта, свет и жизнь, радость и тепло. Созидание, воплощение, возрождение и вечный круговорот против смерти и тьмы, воя волчьих стай и злого лунного света.
Это был ее танец, только ее. Не танец даже – всплеск чувств, заключенный в одно мгновение.
...Музыка стихла, кажется, почти сразу – и почти никогда. Иришь замерла в изящном па, плавно выпрямилась и приняла благодарность за танец: тихое разлившееся в воздухе молчание. Восхищение, уважение, признание... Ее признание.
Иришь сделала шаг назад, к лестнице. Окинула гостей полускрытым в ресницах взглядом – загадочным, непонятным – и присела в реверансе, благодаря за внимание.
...И, развернувшись на носках, едва не столкнулась с оказавшейся неожиданно близко матушкой.
– Дивный танец! – мурлыкнула она, жеманно и сладко щуря янтарные глаза. – Как, впрочем, и всегда. Надо думать, это не заслуга твоего партнера?
– Танец – это искусство,– ледяным тоном отчеканила Иришь. – Как художник рисует палитрами и кистью, так я сплетаю из своей страсти кружево танца. Ты права. Заслуги нет. Никакой, – и, не меняя голоса, чтобы мать не заметила проскользнувших заинтересованных ноток, спросила: – И как тебе мой будущий супруг?
– Замечательный. Совершенно не представляю, чем ты так недовольно, – улыбнулась Айори.
Иришь замерла, на мгновение лишившись дара речи. А потом зашипела сквозь зубы:
– Смеешься?! Ты видела его взгляд?
– Видела, – чуть помрачнев и изволив, наконец, выказать истинные эмоции, сказала Правительница. – Тяжелый и темный, очень темный. Но и в помине не такой страшный, как ты говорила.
"Не лжет, – неприятно удивилась Иришь, и неожиданно поняла, что не так.
Мать смотрела, но не видела, замечая только то, что ожидала увидеть. А Иришь пытливо, мучительно, истязая саму себя, вглядывалась в бесконечное море, в тьму, плещущуюся на дне его глаз – и тонула, захлебываясь в ней.
"Она никогда не поймет. Никогда".
Как Иришь никогда не перестанет вглядываться в бездну...
– Вот упрямица! – укоризненно сказала матушка и схватила ее за руку, потянув за собой. – Пойдем! Я уверена, если вы поговорите с ним, ты, наконец, прекратишь передумывать себе невесть что.
– Каждый видит лишь то, что хочет увидеть.
– Вот именно! Идем! – нетерпеливо подстегнула она, потянув упирающуюся Иришь за собой. – Уже почти полночь!
– Какие разговоры на балу? – заупрямилась альвийка, отчетливо чувствуя, как тонкие мамины пальцы с совсем не женской силой впиваются в ее запястье, врезаясь в белый атлас кожи, оставляя темные цветы синяков... – Шум, голоса, музыка...
– Для этого вокруг разбит парк. Идем! – не терпящим возражения голосом оборвала матушка.
***
Эрелайн пытался отыскать среди пенного кружев, шелеста шелка и роскошного блеска парчи зелено-золотое или черное платье, но тщетно: ни Висении, ни Сэйны не было видно.
"Я же говорил держаться рядом со мной!" – скрипнул зубами Эрелайн.
Да. Рядом и "держась незаметно". Изумительно противоречивые приказы! Нет, вокруг вьется так много девушек, что Сэйне ничего не стоило среди них затеряться...
"Не стоило бы, – с мрачным удовольствием процедил он. – Если бы она одела не такое заметное платье!"
Злость – пока тихая, обреченная, поднималась в груди. Было решительно нечего делать... вернее, как раз-таки было, что, но не здесь! До момента, когда он смог бы покинуть зал, не оскорбив никого ранним уходом, оставалось еще не менее получаса, и все, что ему оставалось – ждать, высматривая затерявшихся среди всплесков кружев и искристых брызг смеха гостей.
Смех, всюду смех: сухой и игристый, точно вино Elv'inor; хрустально-звонкий, как переливы серебряных колокольчиков; глубокий и пьянящий низкой альтовой нотой... Смех шел за ним неотступно, неотрывно, шаг в шаг... Его звали, что-то говорили, и Эрелайн, кажется, даже отвечал, улыбаясь, порою отшучиваясь, – но не замечал этого. Перед глазами мелькали огни, сотни и тысячи огней канделябров, акварельные росчерки платьев – золото, лазурь, пурпур, индиго, бордо, серебро... Он закрыл глаза, лишь бы не видеть их, лишь бы оказаться не здесь, но отблески великолепия бала по-прежнему стояли перед глазами, а щебет, смех и глупые россказни лишь грянули с новой силой.
– ...Айн!
Пальцы, сжимающие непонятно когда подхваченный с подноса бокал игристого вина, и едва не разжались. Время замерло вместе с ним – и жемчужной нитью, нежным флером воспоминаний протянулось из прошлого...
Одно единственное слово, почти что забытое, перевернуло, изменило все, оставив его в растерянности и неверии.
Слово – и голос, почти забытый.
...Эрелайн оборачивался медленно, как во сне, слишком боясь понять, что ослышался, обманулся.
Она обняла его, обвив тонкими руками его шею. Чтобы почти сразу отстраниться и заглянуть ему в лицо, изучая уже почти позабытые черты...
– Прошу прощения, леди Алишия, но этикет предписывает совсем другую манеру приветствия.
Голос – ровный, холодно-отстраненный, лишенный чувств. На лице застыло выражение сдержанного неприятия...Уловить его шуточный тон за маской серьезности было бы совершенно невозможно, если бы не пляшущие глазах смешинки.
Задорная улыбка вспыхнула во взгляде Алишии, на мгновение пробежала по контуру четко очерченных губ – и тут же погасла, спрятавшись за вуалью полуопущенных ресниц.
Она деланно смутилась и поспешно, подыгрывая ему, присела в глубоком реверансе.
– Приветствую Вас, мой Повелитель!
На "Повелителе" голос Алишии стал особенно лукавым. Едва удерживаясь от улыбки, которая бы безнадежно испортила затеянную ими игру, Эрелайн склонился в ответном поклоне:
– Приветствую Вас, госпожа моя!
– Ах, как вы любезны! – леди не выдержала и звонко рассмеялась, вновь обняв его – еще крепче, чем прежде.
– Ну, леди! Задушите же! – со смешком улыбнулся Эрелайн, впрочем, и не думая отстраниться. Напротив: бережно, тепло ее обнял.
– Какая еще "леди"? – прелестные черты aelvis подернула зыбкая дымка обиды. – Не "леди", а "тетушка"! И, хотелось бы верить, – любимая!
– Даже не сомневайся, – улыбнулся он – легко, беззаботно, но эта обманчивая легкость не смогла обмануть Алишию.
– Непохоже, – она чуть отодвинулась, не разжимая объятий, и подняла на него долгий взгляд, вмиг отбросив дурашливость и став серьезной. – Ты выглядишь так, будто бы увидел приведение.
"Почти", – горько и немного насмешливо подумалось ему.
Алишия поняла без слов.
– Мы так давно не виделись... Прости. Я никак не могла оставить...
– Я знаю, – оборвал он ее. – Знаю и не осуждаю.
– Твой взгляд делает это за тебя, – голос – иронично шутливый, но в взгляде только печаль.
"Что случилось?" – тихо, едва различимо. Легчайшее колебание воздуха; шепот на границе сознания, который невозможно подслушать.
"Я слишком отвык от этого... имени"
Губы искривились в болезненной, бесконечно усталой улыбке.
– Я скучал, – коротко сказал Эрелайн, вкладывая в скупые слова ту бездну чувств, мыслей, которые испытывал, терзаемый одиночеством – но о которых не мог сказать сейчас.
"Я не должна была оставлять тебя одного".
"Я не один".
Ровно, безразлично, сдержанно... как всегда.
Теперь ее черед улыбаться так: горько, через силу, с сожалением.
"Я бы поверила, но... твои глаза лгут".
Усмешка. Да, лгут... но как сказать правду?
Она отводит взгляд – виноватый, прячущийся за тенью ресниц.
– Я тоже. Но я не могу...
"Ты не должна тратить свою жизнь на меня. Я этого не достоин... и ты уже сделала для меня слишком многое".
"Прекрати! – злое, раздраженное. – Ты же знаешь, что не прав! И это – мой долг. Кроме меня у тебя никого нет".
"Меня и самого – нет. И скоро не будет совсем".
За фальшивой усмешкой – горечь обреченности, бессмысленности.
"Не смей так говорить!"
Взгляд – потемневший, полыхнувший злостью.
"Не сметь говорить – что? Правду?"
– Вот вы где, лорд Эрелайн! – голос, неожиданный и нежеланный, разбил хрустальную тишину притихшего зала. Узкая, изящная ладошка Алишии, уже готовая взвиться в хлесткой пощечине, замерла, так и не шелохнувшись.
– Мое почтение, леди Алишия. Вы не были у нас, кажется, третий год? – продолжив Верховный правитель, подходя на расстояние рукопожатия, и улыбнулся. Даже, кажется, искренне.
...или очень похоже на искренность.
– Пятый, – резко, отрывисто, четко выговаривая каждый звук, сказала Алишия. И обернулась – не порывисто, не медленно, а сдержанно и спокойно, будто происходящее ее ничуть не обеспокоило. Только взгляд, серо-зеленый, точно надломленная кромка весеннего льда, теперь обжигал затаившимся в нем холодом.
Напряжение повисло в воздухе звенящей, натянутой до предела нитью.
– Это редкое удовольствие – видеть Владык Теней с нами, – попытался сгладить резкость лорд Этвор. Обычно это выходило у него с легкостью, которая сопутствуют настоящему таланту... но не сейчас. Все его попытки разбились о ее взгляд.
– Редкое, – многозначительно повторила Алишия, смакуя вдруг обретшее новые смыслы слово. – Действительно редкое. Как никак, нас осталось всего двое. Что ж... мы рады принести вам удовольствие.
Ее красивые, мягко очерченные губы расплылись в миловидной улыбке. Только вот взгляд не потеплел, оставшись таким же колко-холодным.
Правитель изменился в лице, слишком поздно сообразив, как двусмысленно звучат его слова. И, склонив голову, тихо произнес:
– Прошу прощения, леди. Я сказал, не подумав, как это может прозвучать...
– Спасибо, но я не приму ваших извинений.
– Что Вы себе позволяете? – приятный и глубокий альт вплелся в мелодию разговора тревожной, вздорной нотой. – Не забывайте, с кем говорите!
Эрелайн повернулся на звук голоса и неприязненно поджал губы.
Угадал. Впрочем, кому еще мог принадлежать этот глубокий, пробирающий голос – и кто, кроме нее, может владеть им в совершенстве?
Правительница неторопливо приближалась к ним, уцепившись тоненькими пальцами за локоток леди Ириенн. Эрелайн нахмурился, не имея ни малейшего представления, что им может быть нужно, и крайне этим недовольный.
– Душа моя, они... – терпеливо начал лорд Этвор, не желая ссоры, но тщетно: его непослушный альт собирался вести иную мелодию.
– Лорд Этвор – Верховный правитель объединенных Долин. Вы не имеете права говорить с ним в подобном тоне, – отчеканила Айори. Голос то набирал силу, но опадал, становился глуше и звонче. Она играла им легко и свободно, как играют на любимом, давно изученном до последнего оттенка звучания инструменте.
Властность. Сила. Право приказывать и повелевать. Негодование. Презрение. Требование извинений... как много всего можно уместить в одну короткую фразу.
Алишия улыбнулась, светло и безмятежно, ничуть не впечатленная ее речью, разве что, чуть-чуть позабавленная. И, безукоризненно-вежливо, без единого намека на оскорбление, ответила:
– Вы, безусловно, правы. Но я не помню, чтобы титулы обязывали меня принимать извинения, если я не считаю это возможным.
– Леди, я признаю свою вину не только за неосторожные слова, – вновь вмешался Правитель, все так же мягко и терпеливо, в надежде исчерпать конфликт, – но и в Вашей утрате.
– В самом деле? И в чем же она заключается? – вздернула бровь Правительница, переведя раздраженный взгляд на супруга. – Мне казалось, заговоры и восстания – это внутренние проблемы клана, и наше вмешательство неприемлемо.
– Мне казалось, – сладко проговорила Алишия, – что дом вьер Шаньер -Хранители Сумеречных дорог, Щит Зеленых Холмов. Пять тысяч лет, поколение за поколением, мы приносим свои жизни на алтарь мира и спокойствия. Неужели мы не заслужили того, чтобы нам оказали помощь, когда мы в ней так отчаянно нуждались? Только через сутки нога лорда Этвора ступила на окровавленный и изуродованный порог нашего дома. Через сутки, когда уже некого было спасать!
