Текст книги "Увертюра ветра (СИ)"

Автор книги: Алиса Элер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 24 страниц)

   – Обычно людям не нравится, когда их используют, – пояснил Корин, поплотнее запахивая халат. Похоже, неусидчивый thas-Elv'inor открыл окно: по ногам потянуло сквозняком.

   – Я не настолько щепетилен к своей скромной персоне, – улыбнулся я. И добавил с хитрым прищуром: – К тому же, еще вопрос, кто кого собирается использовать.

   – Не представляю, какой с него прок. Лечить заставить, разве что. Если спасетесь, – невесело пошутил маг.

   – Он, как Отрекшийся, должен уметь обращаться с мечом. Да и их хваленая ментальная магия тоже неплохое подспорье.

   – Жрицы Льор на хвосте, по-моему, с лихвой перевешивают все его мнимые плюсы.

   – Я не пойму: ты меня Камелию упрашиваешь взять или Нэльвё оставить? – фыркнул я.

   – Первое, – после некоторой паузы и несколько смущенно ответил Корин. – Но сейчас я о другом. Ты уверен, что он не поставит под угрозу твои планы? Он мой друг, и я, конечно же, не брошу его. Но, вопреки вашим предположениям, вполне смогу помочь вам обоим, если понадобится.

   – Хочешь великий секрет? – заговорщицки понизив голос, почти шепотом спросил я. И, выждав паузу, сообщил: – Мне все равно.

   И, вдоволь полюбовавшись отразившимся на лице моего друга и ученика недоумением, пояснил:

   – Честно, Корин. Я не могу разделаться с этим проклятым бессмертием уже целый век. По правде сказать, я уже почти отчаялся. Или совсем отчаялся? Не знаю. Но особых надежд не питаю. Я уцепился за твое предложение, как за соломинку, не потому, что всерьез рассчитываю на "успех" (хотя надежда – подлое чувство, и на какое-то мгновенье ей всегда удается обмануть разум), а потому, что мне нужна цель. Хоть какая-нибудь: надуманная, искусственная, лживая, мимолетная... Мне нужен путь, по которому я смогу идти – иначе останусь на месте. И нужна звезда. Пусть недостижимая, пусть далекая – я буду делать все, чтобы воплотить ее в жизнь или приблизиться к ней хотя бы на шаг. У меня уже однажды была звезда. Юная, прекрасная, она светила так ярко, что разгоняла тьму самых мрачных ночей. А потом она погасла, и с тех пор все потеряло смысл. Погасла окончательно, бесповоротно; раз и навсегда. Я смирился с этим, и не пытаюсь ее вернуть. Но и отпустить не могу. Поэтому я рад путешествию. Это временная цель... или иллюзия цели? Надежда, за которой можно идти на край света – только лишь бы еще немного, хотя бы на пару мгновений, отсрочить момент отречения от звезды.

   – Ты никогда не согласишься, Мио, – покачал головой Корин, грустно смотря на меня.

   – На что? – не понял я, с головой погрузившись в собственные мысли и, честно говоря, забыв, где и с кем нахожусь.

   – Не согласишься на работу в Академии. Ведь это быт, статика. Смерть для тебя. Для такого тебя. Не важно, что изменится во внешнем мире. Ты действительно мертв. Давно и бесповоротно. Пока ты не изменишься сам, не отпустишь прошлое, все будет для тебя пусто и бессмысленно. Мне действительно жаль.

   Корин говорил, и каждое его отрывистое слово болезненно отзывалось во мне. Потому что он хоронил меня заживо. Поняв, наконец, что я чувствую и кто я есть, он распрощался и с тем Мио, которого сам придумал, и со мной самим, настоящим. Корин понял меня – и смирился, готовый принять любое мое решение и не оспаривать его. И отпустить, если я захочу уйти навсегда.

   И отпускал.

   ....так дети наивно и эгоистично верят, что мир не меняется, всё – навсегда, и родители будут жить вечно. Верят даже тогда, когда сталкиваются со смертью лицом к лицу. Дети не принимают смерть; не умеют ее принимать. Но от них ничего не зависит, и все идет своим чередом.

   А он – мог повлиять. И по-детски не хотел отпускать.

   Как взрослый, Корин осознавал и понимал мой выбор, был готов его принять – и уважал вне зависимости от того, нравится он ему или нет. Ребенок не может этого; потому что его мир – светел и ясен, хрустально-чист и упоительно прекрасен. В нем все счастливы, и нет большого горя. И дети не понимают, что, если выбор сделан, пытаться изменить что-то уже бесполезно.

   Корин уже понимал, но еще верил. И всеми силами вытравлял эту веру, чувствуя себя глубоко несчастным и ненавидя себя за это. Взрослеть всегда больно.

   Внутренняя ломка кривила лицо в ужасной гримасе боли и обиды. А я понимал, что молчать нельзя, что он прав, но не так, не настолько, и безумно хотел сказать, возразить – только не знал, как. Утешать? Оправдываться? Оспаривать правду? Нет, нет, все не то! Где мое треклятое красноречие, когда оно действительно нужно?!

   – Корин, – медленно начал я, пытаясь подобрать слова, способные выразить невыразимое. – Ты меня неправильно понял... вернее, понял как раз-таки правильно, но вывод сделал неверный. Я не собираюсь прощаться с жизнью, честное слово! Хочешь – пообещаю это еще раз, по-настоящему, добровольно? Говоря, что цель "временная", я лишь хочу сказать, что она не ведет к моей звезде. Но может привести. Перипетии, неожиданные повороты, тернистые тропы – все это "слепой" шанс. Карта, вытянутая наугад. Настоящее Путешествие всегда сложно – и всегда награждает того, кто пройдет путь, по заслугам. У правильного пути не бывает простых и прямых дорог. Вдруг поросшая вереском, вьющаяся по лесам и горам дорога, выведет меня, как в сказке – Туда, не знаю куда? К тому, что я ищу – даже если сам не знаю, что?

   – Браво, Мио, – слабо улыбнулся Корин. – Чудесная ода иррациональности.

   – Жизнь вовсе не обязана соответствовать нашим ожиданиям и нашим представлениям о ней. И уж тем более не должна быть рациональной.

   – Мы это уже обсуждали. И мое мнение ничуть не изменилось. Ладно, – преувеличенно бодро сказал Корин и хлопнул в ладоши, примиряюще улыбаясь, – тогда, полагаю, самое время растормошить Нэльвё и обговорить предстоящее "путешествие".

   – Я еще не согласился насчет Камелии! – напомнил я, но без толку: Корин, демонстративно насвистывая незамысловатый мотивчик, уже весело поднимался по лестнице. Мне же только и оставалось, что последовать за ним. Я знал: если Корин втемяшил себе что-нибудь в голову, то ничто не заставит его передумать.

   Нэльвё ждал нас уже в кабинете, хмурый и сосредоточенный. Кошка крутилась поблизости, норовя сунуть любопытный нос во все углы. Она заинтересованно обнюхала один из свисающих со стола свитков, и хотела было подцепить его лапой и свалить на пол, чтобы осмотреть, когда проходящий мимо Корин щелкнул ее по носу. Nieris зашипела: не столько угрожающе, сколько обиженно. Маг потрепал ее по холке и подошел к стеллажу. Вытянув с одной из полок скатанную карту, он расстелил ее на столе.

   Я скользнул взглядом по знакомому контуру Северы: ощерившейся в злобном оскале волчьей морде. Переносица, Лиирский хребет, брала начало с западной оконечности материка и тянулась на северо-восток, подпирая там западные торговые порты, северные крепости смертных и Лес Тысячи Шепотов.

   Когда-то единственным путем сквозь неприступную горную гряду, из Зеленых Долин в Край вечной ночи, был Сумеречный перевал. Но сглаживались острые пики, некогда царапавшие небосвод, осыпались крутые склоны и отвесные скалы. И все чаще находились смельчаки, готовые за обещания славы и звонкой монеты отважиться на переход.

   Узкая полоска суши, протянувшаяся на юге и отделенная от материка морем Изменчивых Грез – волчья пасть, полуостров Семи Бурь. В трех днях пути по воде от нас.

   Сам Торлисс располагался на одном из волчьих клыков, неровно вдающихся в море. Его неспокойным водам город был обязан мягким, совсем не северским, климатом.

   – Арлетта вот здесь, – колупнул Корин небольшое пятнышко в окружении еще нескольких, поменьше, в правом нижнем углу карты. – За день добраться можно даже на дырявой посудине.

   – Арлетта... – нахмурился я. – Это в дюжине дней пути, не меньше. Стационарные телепорты на такое расстояние просто не настроить. Значит, с пересадками? Их выйдет не меньше восьми. Отправление каждые четыре часа, начиная с полуночи... итого, чтобы добраться до Арлетты, нам понадобится больше двух суток. Плюс день на то, чтобы переправиться на остров. Долго. Неужели вы постоянно претерпеваете такие неудобства?

   – Для чиновников и преподавателей есть отдельная сеть порталов. Серия последовательных перемещений запускается в Торлиссе и Лэйдрине и ведет прямиком на Арлетту. Но этот вариант вам не подходит, – предвосхитил Корин незаданный мной вопрос. – Пропуски именные, а я слишком часто бываю на Арлетте – стража знает меня в лицо. К тому же вы отправляетесь втроем, а провести с собой можно кого-то одного.

   – Втроем? – с непередаваемой интонацией спросил Нэльвё. – А кто третий?

   Словно дожидаясь этого вопроса, дверь с тихим скрипом отворилась. На пороге в нерешительности замерла Камелия. Просьбу Корина она выполнила, сменив платье на костюм для верховой езды. Но что это был за костюм! Расшитый золотыми нитями жакет, облегающие брюки, высокие сапоги из мягкой кожи, кокетливый шлейф из тяжелой, ложившейся складками ткани. Все – в родовых бело-золотых цветах, и возмутительно дорогое даже на вид.

   Золото на белом... королевские цвета.

   – А вот и ответ на твой вопрос, – пошутил я.

   – Недоучка поедет с нами? Зачем?

   Thas-Elv'inor смерил ее уничижающим взглядом, и Камелия склонила голову, спрятавшись за густой челкой и снежной паутинкой вуали.

   – Предпочитаешь обходиться без мага? – задал встречный вопрос Корин.

   – Предпочитаю хорошего мага, на которого можно положиться.

   – Она неплохой маг, – пожал плечами я. – Лучше нам все равно не найти.

   Грань задрожала, засеребрилась, и я отчетливо услышал искаженный шепот Корина: "Я ручаюсь за то, что она будет с вами до конца". Направленный, впрочем, не мне.

   По лицу Нэльвё пробежала тень сомнения.

   – Предлагаю вернуться к плану действий, – прервал затянувшееся молчание я, не обращая внимания на продолжавшуюся безмолвную перепалку. – Будем добираться с пересадками. Нас ведь так пропустят на Арлетту? – спохватился я.

   – Пропустят, – заверил меня Корин. – Некоторым, как и тебе, нужно куда-то забежать по пути.

   Я кивнул, принимая его слова, и продолжил:

   – А теперь самое интересное. Как из города выбираться будем, господа?

   – Телепортом? – резонно предложил Корин, видимо, не совсем понимая, в чем же загвоздка.

   – Они работают с шести утра. Сейчас полвторого. Слишком долго, – покачал головой я. – Мышеловка захлопнется раньше.

   – Какой, к драконьей праматери, телепорт?! – взорвался Нэльвё. – Там дотошно записывается, кто, куда и во сколько отправился. У стационарника нас и будут искать в первую очередь!

   – Искать, может быть, и будут. Но застать не успеют, – заметил Корин. – Пока придут в себя, пока вспомнят, что произошло и смогут куда-то идти... часов семь-восемь в запасе. А потом, когда ускользнете, пусть хоть обыщутся. Отчитываться перед ними никто не будет. Записи хранятся исключительно для нужд Совета.

   – Так тщательно, что любая смазливая девка или человек со звонкой монетой может выспросить у стражей, что угодно. И это просто человек, любой смертный! А они – жрицы Льор. Мастера магии подчинения и подавления воли. Ты все еще считаешь, что это хороший вариант?

   – Тогда остаются лишь ворота, – помедлив, сказал Корин.

   – Думаешь, эти стражники будут лучше? – фыркнул я.

   – Думаю, что ворота в городе не одни, в отличие от единственного стационарного телепорта.

   – А если, – тихонько подала голос Камелия. Она запнулась под перекрестьем взглядов, но почти сразу решительно продолжила. – А если открыть свой телепорт?

   – С ума сошла? – грубо оборвал ее Нэльвё.

   – Невозможно, Камелия, – покачал головой Корин.

   – Вы всегда говорите, что это невозможно. Но не объясняете, почему.

   – Я не смогу поручиться за то, что правильно рассчитаю координаты, и вы попадете туда, куда хотите. И так, как хотите. Это слишком опасно. В одиночном перемещении ничего сложного нет, но как только появляется несколько разнородных объектов, отделенных друг от друга... нет, Камелия. Я не могу. И никто не сможет.

   – Но как же стационарные телепорты? – не отступала она.

   – Там действует совершенно иная система. Во-первых, они ведут в строго определенную точку пространства. Которая, естественно, предварительно просчитывается. А во-вторых, все порталы связаны коридором входов и выходов. В основание телепортационного круга вмонтированы осколки разбитого алмаза. Помня о том, что некогда были частью целого, они притягиваются друг к другу, желают воссоединиться – и служат отличным проводником. Нам почти не приходится прикладывать усилия к определению точки выхода – достаточно задать направление и указать на нужный камень. Иные телепорты – это риск, Камелия. Слишком высокий и неоправданный.

   – Я могу.

   – Что?

   – Я могу переместить нас, – повторил я. – И поручиться за безопасность. Правда, по вполне понятным причинам, это займет некоторое время.

   – Но разве ты...

   – Разве что? – холодно спросил я. – Мой магический потенциал возмутительно мал, это верно. Но я по-прежнему могу оперировать энергией, пусть и в сверхмалых объемах. Плетение занимает больше времени – и только. Приказы хуже не становятся. Даже наоборот: четче, тоньше, звонче, как если сравнить слово, прошептанное на ушко – и выкрикнутое в горном ущелье.

   – Куда перемещаемся? – нетерпеливо оборвал меня Нэльвё.

   – Где тебя будут искать в первую очередь? – задал я встречный вопрос. И, видя его недоумение, спокойно пояснил: – Они знают, куда ты собираешься бежать? Друзья, родственники... дом...

   – Нет. Ничего из названного.

   – В таком случае, как насчет этого? – Корин ковырнул ногтем точку в перелеске правее восточного тракта.

   – Я смотрю, тебе не терпится от нас избавиться? Мечтаешь увидеть друзей нанизанными на сосны?

   – Все в порядке. Никуда нас не вплавит, – отмахнулся я. – Не тот вид магии. А идея неплохая, поддерживаю.

   – Почему именно сюда? – проворчал Нэльвё.

   – Из-за этого, – я стукнул пальцем по пухлому чернильному кружочку, располагавшемуся совсем рядом. – Деревенька. Можно будет купить лошадей, запастись какой-никакой провизией. Только вот надо придумать если не убедительную, то, хотя бы, сносную легенду. За родственников нас никто в здравом уме не примет.

   – Нам почти ничего не надо придумывать, – спокойно вмешалась девушка. – Я – благородная госпожа Камелия Эльгйер, еду к отцу, герцогу Фреймару Эльгйеру, в столицу. Меня сопровождают почтенный магистр маг и мастер клинка. По-моему, хорошая легенда.

   – Если не считать того, что магистр маг одевается как бродяга, а охранник будто только что из боя.

   – Твоя же рубашка, – проворчал я.

   – Моя, – легко согласился Нэльвё. И, выждав паузу, с чувством продолжил: – Самая дрянная моя рубашка. Дешевая ткань, простой покрой... Не представляю, чем был продиктован твой выбор.

   – Под верхней одеждой все равно не видно, из чего пошита сорочка.

   – Что-то я ее у тебя не наблюдаю, – иронично заметил Отрекшийся.

   – Скажем, что отбивались от разбойников, – нашелся я, только бы не признавать поражение. – Вот и... пострадали. Заодно будет чем оправдать отсутствие коней и провизии.

   – Хорошая идея! – преисполнился энтузиазм Корин. – Значит, решено! Тогда все? Мио займется телепортом, а мы – сборами. Сколько времени, кстати, это займет?

   – Часа полтора, – помедлив, прикинул я.

   – Слишком долго. Быстрее никак? – поморщился Нэльвё.

   Я пожал плечами:

   – Если Корин позволит воспользоваться им и его магическим потенциалом, уложусь минут в двадцать.

   – Я бы с радостью, но... боюсь, господа не смогут собраться сами. Все-таки это мой дом, – медленно, тщательно подбирая слова, проговорил Корин после короткой паузы.

   – Значит – полтора часа, – холодно ответил я и встретился взглядом с Нэльвё.

   – А я могу помочь? – зазвенел серебристым перезвоном голос Камелии. Она вновь удивила меня, вот уже второй раз за вечер.

   Я медленно повернулся к девушке.

   – Леди, ваше... благородное неблагоразумие ставит меня в тупик. Мы знакомы с вами всего несколько часов, а вы готовы рискнуть жизнью, соглашаясь быть медиумом. Неужели вы никогда не слышали мрачных сказок о злых ведьмах, которые обманом завладевали телами юных дев, чтобы вернуть утраченную молодость?

   – Но ведь Вы не обманете мое доверие? Дадите мне слово?

   – Ручаюсь, что вам ничто не угрожает, – склонил голову в легком поклоне я. И, повернувшись, сказал:

   – Корин, для ритуала мне нужна комната с двумя стульями, в которой вы или вообще не появитесь, или не будете шуметь и сбивать меня.

   – Можете пройти в гостиную при моей спальне. Если, конечно, тебя устроят кресла вместо стульев.

   – Устроят, – кивнул я. – Вы уложитесь в полчаса?

   – Должны, – лаконично ответил он.

   – Прошу, леди, – я широким жестом указал на дверь и пропустил ее вперед. И, выйдя следом, подал ей локоть.

   Дальше мы пошли под руку.

   – У Вас замечательные манеры, мастер Мио, – благосклонно сказала девушка.

   – В самом деле, леди? – улыбнулся я. – Видимо, курс придворного этикета в Академии не прошел зря.

   – Придворного этикета? – длинные, изогнутые ресницы взметнулись вверх. – Но у нас же...

   – Я учился тогда, – терпеливо пояснил я, – когда Северой еще правили короли.

   Ее глаза широко распахнулись. Камелия даже на мгновение остановилась, обратив ко мне взгляд, но почти сразу спохватилась, и мы зашагали дальше.

   – Да, леди, не удивляйтесь. Кстати, – я, придерживая дверь, вновь пропустил ее вперед, – прошу простить то, как я обратился к Вам в начале знакомства. Мне, право, неловко.

   – Ах, оставьте! – воскликнула она. – Леди я два месяца в году, в отцовском замке! В остальное же время – обыкновенная студентка Академии, ничуть не хуже и не лучше других.

   – Похвальное здравомыслие. Жаль, мало кто его разделяет.

   – Как говорит наш мастер клинка, – невесело рассмеялась Камелия, – "противнику все равно, кого убивать". И, как бы нелестно это ни звучало, он прав.

   – За такие слова можно попасть под суд, – покачал головой я.

   – Можно. Но к старшим курсам заносчивость выветривается. К тому же суд... это так... – она поморщилась и неопределенно повела рукой, словно надеясь нащупать подходящее слово, – по-мещански. Понимаете меня? Благородный лорд имеет смелость принять правду. Если же он оклеветан или оболган, то должен доказать это и получить извинения. Если обидчик не желает признавать свою ложь, лорд защищает честь на дуэли. Но никаких судов и штрафов за оскорбления! Честь нельзя купить.

   – А что же делать, если вы не можете противостоять обидчику? – спросил я, подавая ей руку и помогая усесться в кресло напротив камина.

   В ее глубоких, бездонных глазах задрожали пронзительно синие отблески. Черты лица заострились в причудливой игре теней.

   – Если вы только и умеете, что танцевать на балах, значит, вы не Высокий лорд, – жестко закончила она. – Убирайтесь прочь из высшего света, в младшие сословия...или в забвение.

   – Вы не столь милы и безобидны, как кажется на первый взгляд, – медленно сказал я, глядя на нее из-под опущенных ресниц. – Простите, если это прозвучало, как грубость. Я всего лишь хотел сказать, что у Вас есть внутренний стержень... и жесткость.

   – Надеюсь, не жестокость, – грустно улыбнулась она. – Мне говорят, что я еще совсем ребенок, даже не подросток. А дети часто бывают жестоки... несмотря на наивность.

   – Все верно. Сколько Вам? Шестнадцать? – спросил я, положив руку на стол и глядя на нее. – Вы человек всего лишь на четверть, верно? Альвы взрослеют медленно.

   – Равно как и стареют, – улыбнулась она, подавая мне свою узенькую ладошку. – Но мы отошли от темы, мастер. Я не понимаю тех, других, кто "носится со своей фамилией". Как можно считать себя выше тех, кто сильнее, талантливее, лучше, только потому, что принадлежишь к древнему роду? Как пенять незнатным происхождением тем, с кем стоишь спиной к спине на тренировочных боях? А мастерам, магистрам? В Высшей школе с Высоких лордов сдувают пылинки, а толку? – и затараторила, опомнившись. – Вы теперь мой учитель, мастер, поэтому не нужно церемоний. Одергивайте, если ошибаюсь, исправляйте, говорите в лицо. Впрочем, – добавила она, задорно сверкнув глазами, – мне почему-то кажется, что Вы в любом случае будете делать только то, что сочтете нужным. Не взирая на запреты.

   – Вы правы... Камелия, – улыбнулся я. – Как и любой из бессмертных. А теперь пора приступать. Закройте глаза и не волнуйтесь.

   Она чуть заметно вздрогнула, и улыбка стала натянутой, вымученной.

   – А я... я смогу видеть? – пытливо заглянув мне в глаза и болезненно сжав руку, спросила она.

   – Как пожелаете.

   – Желаю!

   – Воля Ваша, – я ободряюще улыбнулся. – Закройте глаза, леди, прошу Вас... вот так. Дышите глубоко, размеренно... дайте я нащупаю ваш пульс, мы должны дышать в унисон. Хорошо.

   ...В густом, разом потяжелевшем воздухе словно повисли восточные благовония – сладкие, удушающие, невыносимо-чуждые. Чудовищная тяжесть свинцом разлилась по венам, прибивая к креслу, как дождь – дорожную пыль; железным обручем стиснула грудь. Тонкая золотая нить, протянувшаяся между нами по сцепленным ладоням, пела и плясала, пружинила от каждого невесомого шага. Только бы пройти, не сорваться. Только бы пересилить...

   Все прекратилось, так же резко, как началось. Я вдохнул – глубоко, свободно; откинулся на спинку кресла. Благостное небытие убаюкивало, нашептывало, пело колыбельную...

   Лишь брезжившее на самом краешке воспоминание заставило меня опомниться.

   Я медленно, не веря в чудо, шевельнул пальцами. Энергия – чистая, пьянящая, искристая, как вино южных земель – прокатилась по сцепленным ладоням и вырвалась безудержным ветром. Изогнулась каминная решетка, зашипели потревоженные угли, гулким перестуком отозвались улетевшие вглубь поленья. Хлопья пепла закружили в воздухе – и серым порошком рассыпались по ковру.

   Волшебство пьянило, кружило голову. Волшебство – и свобода, невообразимая и безграничная, как если бы за спиной раскинулись крылья. Я думал, что потерял ее навсегда – и вновь обрел. Как от нее отказаться?..

   Старинные сказки, говорите?

   ...От нее – и от соблазна стать прежним. Особенно когда от этого становления тебя отделяет только собственный запрет.

   Так просто сломить ее волю: только протяни руку, только коснись, совсем легонько – и ее не станет.

   Да, просто... и бессмысленно. Потому что это не та свобода, которую я знал раньше, и которая мне нужна. Прошлого не вернуть.

   Я провел дрожащей рукой по лицу, стирая не столько выступивший на лбу пот, сколько наваждение.

   Спокойствие. Вдох, выдох... Пора приступать к работе.

   "Камелия... – позвал я. – Камелия!"

   Слабый отзвук дрожью прокатился по натянутой нити. Еле ощутимое колебание задрожало где-то на противоположном конце.

   – Вы здесь? Хорошо. А теперь смотрите и запоминайте.

   Грань истончилась. Я, до последнего удерживавшийся на тонком изломе-ребре реальностей, сорвался в бесконтрольном падении. И, услышав перехваченное от детского восторга и вспыхнувшее за Гранью всеми оттенками алого дыхание Камелии, улыбнулся сам.

   ...Я помнил это мгновение, когда реальность впервые расступилась передо мной двумя схлестывающимися потоками. Мгновение, когда я впервые увидел ее – Изнанку, оборотную сторону. Мир, как он есть – искренний, кристально-ясный, настоящий. Где Слово становится былью, невыразимое расцветает диковинными вспышками-кляксами, водной дымкой акварельных красок. Где люди, озаряемые ореолами чувств и намерений, прекрасны и отвратительны, насколько заслуживают. Где магия – такая загадочная, неведомая, странная – предстает в виде упорядоченных структур: тонко сплетенных кружев, паутинок и, порою, цепей.

   Помнил восторг и радость. И невыносимое любопытство, желание заглянуть еще дальше; шагнуть в Бездну без конца и края.

   И заглянул, удержавшись от последнего безрассудного шага.

   Там, в глубине, не было ничего. Нет, это не то ничто, что плескалось на первых, самых ранних Гранях. Оно было свое – домашнее, родное. Почти воздух, которого здесь нет – туман цвета топленого молока, нежно обнимающий плечи. То ничто было чуждым всему вещному, сущему; всему бытию. Чистый, первозданный хаос, переменчивый, подвижный, бесконечно поглощающий самого себя... и все, что попадает в его объятия.

   Я вздрогнул. Время, Мио, время. Ты не имеешь права его так беззастенчиво тратить.

   Перемещение троих на полсотни миль от города... Как бы получше сформулировать?

   Я задумчиво закусил губу. Прикинул в голове структуру заготавливаемого заклинания, мысленно покрутил ее так и эдак, осматривая получающийся кокон-узор. И, внеся пару коррективов, принялся сплетать тончайшие силовые потоки в воздушное кружево.

   Конечно, всего этого делать необязательно. Раньше, когда я еще был настоящим чародеем, в девяти случаях из десяти я игнорировал эти мелочи, интуитивно подбирая способы воплощения желаний и выкрикивая приказ. Подумаешь – пара узелков не закреплена, пара петель растянута и изуродована! Энергия сама, подчиняясь одной только моей воле, упорядочивалась, облекалась в нужную форму. Но Камелия не обладала ни моей беззастенчивой удачливостью, ни соизмеримым магическим потенциалом, а мне не хотелось рисковать – вот и подошел к плетению осознанно. Правда, все равно достаточно халатно: не сплетая все сам, с нуля, а просто корректируя то, что получалось неосознанно.

   Я управился минут за десять, большую часть из которых перепроверял результат. Смахнул пульсирующую мягким светом заготовку в кулак и сжал. Она распалась сизой дымкой, уйдя сквозь пальцы – но я знал, что заклинание появится вновь по первому же моему приказу.

   – Очнитесь.

   Я коснулся ее лба. Камелия безвольно откинулась на спинку кресла. Дыхание – до того размеренное, замедленное – участилось. Я расплел руки.

   И ее глаза распахнулись.

   – Тише, – приказал я, предвосхищая поток восторгов и сбивчивых вопросов. – Позже, хорошо? Признайте, Камелия: половина из того, что вы хотите спросить, – откровенная чепуха. Когда осмыслите все и захотите узнать больше – или прогуляться вновь – обращайтесь.

   Камелия закрыла рот и сдержано кивнула, не в силах оторвать от меня взгляда полного молчаливого обожания.

   – Подождем здесь. Не вставайте, – предостерег я. – У медиума может быть слабость и головокружение.

   Я поднялся из кресла и медленно подошел к камину. Огонь, спугнутый мной, давно потух, но из камина еще веяло теплом. Самое то, чтобы прогнать остатки наваждения. Как и вино.

   – Мастер, – окликнула меня Камелия. Я замер, не донеся бокал до губ, и с удивлением посмотрел на нее. – Я подумала... вы сказали, что жили до войны...

   – Это так.

   Заинтригованный, я обернулся к ней, передумав прикасаться к напитку. Бокал так и остался в моих руках, и я стал раскачивать его, зачарованно наблюдая за перекатывающейся кромкой волны.

   – Тогда, – медленно продолжила Камелия, подбирая слова. – Вы, наверное, сможете сказать мне правду.

   – Леди из дома Высоких лордов интересуется пыльными, подбитыми молью тайнами прошлого? – улыбнулся я, опираясь на каминную полку. – Спрашивайте, а я постараюсь удовлетворить ваше любопытство.

   – Мне с детства твердят, что последний король, Роан Второй, был трусом, неспособным защитить государство и дать достойный отпор врагам. Что переворот, уничтожение правящей династии, воцарение Высочайших домов – вынужденные меры. Иначе бы мы проиграли. Придя в Академию, я узнала, – ее тихий голос набирал силу, звучность, полнился обертонами и, в конце концов, зазвенел сталью, – что нас называют предателями. Узурпаторами. Говорят, что мы сами спровоцировали войну, а потом воспользовались слабостью государства, бросив страну на растерзание антерийским псам, жегшим деревни и стиравшим города с лица земли. Лорды говорят, что иначе спастись было невозможно; что жертв было бы еще больше. А в Академии, что настоящие убийцы – мы. Так кому же мне верить, мастер? Книгам? Их пишут победители. Отцу, который душу отдаст за честь рода? Преподавателям и студентам, которым никогда не стать мне ровней из-за принятого пакта о Высочайших домах?

   – Никому, – бокал с тихим стуком опустился на мрамор каминной полки. – И ни в чем. Только себе. Смертные, aelvis, маги, Высокие лорды... все одинаково следуют лишь своим интересам. Они будут с вами лишь до тех пор, пока ваши цели совпадают. Всегда сомневайтесь, не верьте никому, если только слова не подкреплены клятвой – да и ее порой можно, рискнув, нарушить. Запомните это. Что же касается вашего вопроса... Король был... неплохим. И, скорее всего, не привел бы страну к поражению. Ходили слухи, что Роан мог предотвратить войну, замять повод... но это все чепуха, Камелия. Войны развязываются по объективным причинам. Пока они есть, бесполезно заминать поводы. В лучшем случае ты оттянешь войну, дав противнику шанс нарастить военный потенциал. А Совет и устроенный им переворот... я бы... не хотел обсуждать ни их мотивы, ни их поступки. Я его слишком во много виню. И никогда не приму ту цену, которую они заплатили за победу. Не думаю, что вам станет от этого легче.

   – Верно. И в какой бы грязи не был замешан мой дом, я не отрекусь от него.

   Дверь скрипнула, и в нее просунулась встрепанная голова Корина

   – Вы закончили? – полюбопытствовал он.

   – Давно.

   Корин кивнул и протиснулся целиком. Идущий следом Нэльвё поступил проще: распахнул дверь во всю ширь и, ни с кем не считаясь, вошел в гостиную.

   – Все собрали? Деньги, что-нибудь перекусить... деньги, конечно, мелочью, – спохватился я, подозревая, что о таких нюансах мои привыкшие к городской жизни друзья могли позабыть.

   Корин кашлянул и, развернувшись, молча вышел из гостиной.

   – М-да... – протянул я. – Так и представляю. "Продайте-ка нам краюху хлеба! Что? У вас не будет сдачи со злата? Как же так?"

   – Кончай зубоскалить, – скрежетнул Нэльвё, перебрасывая мне одну из сумок. – Где твои вещи? Кажется, у тебя что-то было с собой.

   – Было, – флегматично согласился я, сунув нос в одну из сумок. Кресало, пара ломтей хлеба, сыр, фляга с водой, сменная рубашка и штаны, пожертвованные Корином... – Мы не берем с собой спальники?

   – Зачем? Я не собираюсь ночевать на земле, – презрительно сморщил нос Нэльвё. – Сегодня переночуем в деревушке, а дальше нас ждут города и гостиницы.

   – ...если не нарвемся на погоню и не придется менять маршрут, – поддакнул я. И продолжил, уже не дурачась: – Итого две сумки. Все в порядке, все на месте.