Текст книги "О каретах и тыквах (СИ)"
Автор книги: Алиса Чернышова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц)
– Тут я не помощник тебе. Твой выбор и твоё решение. Ты совершил поступок. Он, как и любой другой, в перспективе может как возвысить тебя, так и лишить Божественной искры. Перед тобой расстелились разные дороги Познания, ученик. Лишь тебе решать, куда ты пойдёшь.
9
***
– Кажется, свершилось, – сказала Джиа едва слышно. – Мы всё же это сделали...
– Да, – шепнула я, наблюдая, как тает среди тумана и облаков светлая столица, забирая с собой навсегда кусочек моего сердца.
Я смотрела, как бьётся хвост небесного кита, поднимая наш корабль всё выше и выше, любовалась переливами моря и небес, вдыхала воздух полной грудью, ощущая, как отпускает неимоверное напряжение последних месяцев. На душе поселилась грусть, но не серая и иссушающая, лишающая воли к жизни, но – лёгкая, как облачко, и такая же красивая.
Я пойду дальше, но буду помнить этот город – и того, кого встретила в нём.
– Свободны! – воскликнула Лайли. – Мы летим домой!! Девчонки, это надо отметить.
– Знаете, с чего я начну? – уточнила Агата кровожадно. – С того, что сожгу эти проклятые тряпки!
– Я не склонна к демонстративным действам, но – согласна! – встряла Кора.
Палуба воздушного корабля, который не поскупилась прислать за нами Её Величество, наполнилась смехом.
– О, девчонки! – послышался голос одного из наших парней. – Вы как? Эти чокнутые фанатики ничего не сделали вам?
– Не дождутся! А вы?
– У нас всё было не так уж плохо – среди светлых попадаются и нормальные ребята. Но по обрывкам информации мы слышали, что вам пришлось тяжелее. Видел издали вашу наставницу...
– О, наша наставница – это нечто! Предлагаю соорудить её чучело и сжечь вместе с одеждой!
– Ха, старая колдовская традиция проводов Предвечной!
– Точно!..
Разговоры, смех, радость. Какой ещё может быть реакция?
Я покосилась Джи. Та поняла меня без слов (впрочем, как обычно), и мы незаметно ускользнули на смотровую площадку, подальше от чужих глаз.
– Как ты? – спросила подруга.
– Со мной всё будет хорошо, – улыбнувшись, я переплела свой хвост с её, как в детстве. – И с тобой тоже! Так что, перестань хмуриться!
– Не знаю, – вздохнула она. – Тебе не кажется, что это было слишком... легко?
Я чуть поморщилась.
Последние дни в Светлой Империи лёгкими не назвал бы никто: и наставники, и ученики будто озверели, пытаясь спровоцировать нас. Это было похоже на нескончаемый, тяжёлый и изнурительный бой, мы будто оказались под прессом, где главное было – не сломаться.
И всё же я прекрасно поняла, о чём говорит Джи: да, это было слишком просто, потому что главным козырем – произошедшим на Балу – никто не попытался воспользоваться.
Никак.
И это оставляло этой истории привкус незавершённости.
Зачем меня на самом деле пригласили туда? Кто стоит за этим? В чём был смысл?
– Давай попробуем просто порадоваться, – сказала я тихо. – А эта вся история... Что бы там ни было, уже ничего не изменить. И знаешь что?
– Что?
– Нам пора переодеться, наконец, в нормальную одежду. А то, что будет завтра – будет завтра.
*
Встречали нас, кроме шуток, как героев: устроили целую церемонию со вручением цветов, наград и торжественным построением. Присутствовала Императрица собственной персоной, и леди Адри, и многие другие сановники. Мы, облачённые в строгую униформу военного образца, выстроились в ряд и послушно внимали. Дом, милый дом...
Наша с Джи мама, стоя в родительском ряду, рыдала в три ручья – и была в этом, надо сказать, отнюдь не одинока: многие родители в глубине души не надеялись, что мы вернёмся живыми. Всё же, привычка видеть во светлых безжалостных убийц укоренилась в разуме старшего поколения куда глубже, чем в нашем – спасибо многочисленным войнам.
Всё прошло умеренно пафосно и, по счастью, быстро. Разумеется, в течение нескольких дней мы были обязаны предоставить кучу отчётов, как личным кураторам, так и в тайную службу, пройти несколько обследований и провериться на влияния. Тем не менее, сегодня нам давали возможность отдохнуть с семьями (или сразу заселиться в общежития), пройдя лишь минимальные осмотры на предмет всяческой светлой пакости и подмен.
Таким образом, уже спустя несколько часов нас с Джи сдали с рук на руки родителям.
Папа писал что-то в длинном колдовском свитке.
Мама рыдала от счастья и тискала нас, как пупсов.
– Мои девочки, – завывала она. – Мои хорошие! Живые! Как вы? Эти светлые пытали вас? Морили голодом? Я прямо вижу, как вы похудели! У вас даже рожки меньше блестят! Ох, как же так! Мои вы кровиночки! и выбрали же обе себе направление, жуть-жуть просто! Вот почему нельзя было пойти учиться на что-то безопасное? Как быть теперь материнскому сердцу?
Мы с Джи переглянулись страдальчески, но ничего поделать с маминым южным темпераментом было категорически нельзя. Она упорно рассказывала нам, что мы не должны рисковать, и это было самое эпатажное игнорирование бревна в собственном глазу, которое мне доводилось видеть в своей жизни.
Тут надо пояснить несколько вещей.
Во-первых, "кровиночкой" с биологической точки зрения была только я; мы подобрали Джи после массовых погромов изменённых, случившихся на нашей родине во времена светлой оккупации. Её родителей сожгли на костре, а вот саму Джи удалось вытащить сквозь прутья той клетки на колёсах, в которой "скверну" везли к месту казни. Мама тогда вместе с другими женщинами, что были среди членов Ополчения, толкалась у повозок, папа отводил страже глаза, я же подговаривала ветер поднимать в воздух много пыли и нашёптывать пленникам послания.
Сейчас я понимаю, насколько рискованным было это мероприятие, и внутренне содрогаюсь; но тогда мне это казалось весёлой игрой.
Из взрослых никого спасти не удалось (или почти никого), но вот самых маленьких детей, как и условились мы с пленниками заранее, они вытолкнули нам в руки. Позже спасённых ребят постарались разобрать по семьям; мы забрали к себе Джиа – мама посчитала, что девочки одного возраста и с похожими изменениями в итоге подружатся.
Оглядываясь назад, она оказалась права.
Во-вторых, история любви между родителями могла бы послужить чудесной основой для любовного романа. Правда, перед написанием пришлось бы слегка отредактировать характеры персонажей (потому что про упёртых прагматиков вроде папы и деловых натур вроде мамы романтичным девам читать было бы неинтересно... да и интеллекта у них обоих было многовато – для любовного романа-то) и полностью переписать диалоги. Однако, в остальном сюжет хрестоматийный: колдун-аристократ подбирает на улице сбежавшую из дому девицу, делает её своей помощницей, а после – женится на ней. Звучит крайне романтично? Однако, тут стоит упомянуть то, что в любовный роман не вошло бы.
Помнится, однажды, когда мой хвост понемногу начал чесаться в присутствии симпатичных парней, а книжные полки заполнились изданиями и свитками с соответствующими историями, папа позвал нас с Джиа к себе.
– Девочки, – сказал он. – Я хочу поговорить с вами о любви.
Честно, я тогда решила, что предстоит прослушать очередную лекцию о половом воспитании. В какой-то степени так и вышло, правда – но совсем не в том ключе, как я успела себе вообразить.
– Любовь – это очень хорошо, – сказал он. – Даже замечательно. Улучшает настроение, цвет кожи, для здоровья полезно... Я, в общем, принесу вам исследования на эту тему. Если вкратце, то любовь – это такая реакция в мозгу. Многие сущи умеют её провоцировать, и я изучал механизм, и это довольно интересно...
Дальше папа углубился в термины и расчёты. Я уж было подумала, что разговор окончен, но, к моему искреннему изумлению, отец не застрял в своих научных трудах по прикладному чернокнижию, как обычно с ним бывало, а вернулся к разговору.
– О чём я, то бишь... Любовь – это очень хорошо, но её принято переоценивать, считать лекарством от всех проблем, которое побеждает всё. Так вот, это не так. Я не любил вашу маму, когда мы поженились; она меня – тоже.
Заявление было, прямо скажем, неожиданным. Мы с Джи натурально опешили и изумлённо переглянулись: на нашей памяти родители почти никогда не ссорились, всячески поддерживали друг друга и понимали с полуслова.
– Да, мы не были страстно влюблены, – продолжил папа. – Но мы уважали друг друга и ценили, слышали и слушали, знали личные границы и не преступали их, знали тела друг друга и не стыдились их. И на поверку, как ни странно, это всё оказалось гораздо важнее воспетой в обществе романтической любви со всеми сопутствующими порывами и истериями. Между тем, скажу вам больше: на момент свадьбы мы оба были влюблены в других людей.
Как сейчас помню, какой шок обуял нас тогда... А отец, как ни в чём ни бывало, своим обычным лекторским тоном продолжил:
– В первую нашу встречу ваша мать поразила меня деловым подходом, который, как мне казалось, так тяжело найти среди женщин. Она остановила меня на улице и сказала: "Я слышала, от вас бегут помощники, потому что не могут выносить ваш сложный характер, необычные эксперименты и болтливых сущей. Никто с достаточной квалификацией не желает работать на вас, потому что находятся варианты получше, а недостаточная квалификация не устраивает уже вас. Наймите меня, и эта дилемма перестанет быть актуальной: мне просто некуда будет от вас бежать, я попрошу меньше, чем среднестатистический помощник, а уровень знаний, пусть и не подтверждённый документально, у меня есть – вы можете проверить это простым разговором." Я был впечатлён спокойствием и систематическими доводами стоящей передо мной женщины, пусть и отнёсся чуть скептически к её так называемой "квалификации". Впрочем, беглый опрос выявил, что она действительно получила пусть и до ужаса бессистемное, но весьма неплохое образование. Проблема с помощником стояла к тому моменту передо мной весьма остро, потому я решил попытаться. Тем более что предложенные ею условия были заманчивыми: она хотела жить у меня, соответственно, я мог звать её в любое время дня и ночи; она сама рассчитала, какую сумму готова получать на руки с учётом того, что проживание предполагается за мой счёт – и, уверяю вас, это была вполне приемлемая для меня трата; наконец, она с равнодушием относилась ко сплетням, которые по нашему поводу могли бы возникнуть. Забегая наперёд, ваша мать не просто была равнодушна к слухам, но ещё и помогла мне завоевать сердце той неприступной красавицы, в которую я был влюблён: женская ревность, как выяснилось, неисчерпаемый кладезь для манипуляций. Мы с вашей матерью притворились влюблёнными – и не прогадали.
– Погоди, – мы с Джиа разом опешили. – Но, если ты завоевал ту девушку...
– То почему не женился на ней? – уточнил папа. – Видите ли, на практике она оказалась совершенно неудобной и токсичной особой. Требовала к себе повышенного внимания, постоянно спорила, отвлекала от исследований, не понимала простейших запретов, старалась перекроить мой ритм жизни и использовала эмоциональный шантаж по поводу и без. Признаться, это было ужасно. И я осознавал, разумеется, что влюблён в неё, что она красива, экстравагантна, смела, элегантна и обаятельна, что умеет кружить головы мужчинам и производить впечатление. Она была идеальной, хрестоматийной кандидатурой для влюблённости! Но провести с таким человеком всю жизнь было бы подлинной каторгой, и чем дальше, тем яснее я это понимал. Особенно я задумался о ситуации, когда она попыталась выгнать вашу мать из моего дома. Представляете?
– А как её звали, эту... женщину? – поинтересовалась Джи. Я, поняв идею подруги, тоже сделала невинные глазки. Вот сейчас узнаем имя, и...
– Нет, вы не будете применять на ней тёмную магию, – отрезал отец.
– Но папа!..
– Это неэтично.
– Ладно...
– То-то же. Таковой была моя ситуация. У вашей матери была другая история: она была влюблена в красавца-ловеласа. Он обещал на ней жениться, но дальше обещаний, увы, дело не заходило. И уж сколь разумной женщиной является наша мама, но ради своей влюблённости была готова на многие глупости. Собственно, она и на улице в тот день оказалась, потому что он стал причиной её ссоры с семьёй, а после в очередной раз подвёл. Я знал его немного: довольно интересный, неглупый как для обычного обывателя, спортивный, артистичный, по-своему добродушный и объективно красивый человек. Собственно, проблема с ним заключалась лишь в его категорической ненадёжности.
Мы с Джи задумчиво молчали. Наш отец – худощавый, как все колдуны, тонкогубый, с глубоко посаженными глазами – не был писаным красавцем. Уродом его тоже было не назвать, но он терялся на фоне большинства коллег, предпочитающих использовать чары очарования.
Отец никогда не пытался быть красивым или обаятельным. Ему это не было нужно.
– И вот, – продолжил он. – В один прекрасный день любовь всей моей жизни, женщина редкой красоты и экспрессивности, попыталась выгнать вашу мать, мою самую лучшую помощницу и, фактически, правую руку. Причём та женщина искренне полагала, что вправе распоряжаться моими подчинёнными, как своими. Именно в тот момент я окончательно осознал, что брак, который спешно пытаются организовать наши семьи – худшая из моих затей, и все ошибочные теории и опасные эксперименты меркнут на этом фоне. Я вспомнил слова одного Странника, чьи записи мне доводилось читать: "Может, любовь и сильнее смерти. Но она не должна быть сильнее меня." И я сделал вашей матери, любимый человек которой в очередной раз умчался в странствие, предложение. Когда она принесла мне очередной ужин в лабораторию и спросила, уволю ли я её в связи с просьбой моей возлюбленной, я сказал: "Благодарю за ужин, поставьте на стол. И да, я обдумал сложившуюся ситуацию и считаю, что нам с вами следует пожениться. Передайте, пожалуйста, соль".
Мы с Джиа буквально ошалели. Нет, мы догадывались, что едва ли папа действительно стал бы устраивать цирк с цветочными вениками, торжественной обстановкой и паданьем на колени. Но вот так вот между прочим, за обедом... нам, на тот момент двенадцати – и тринадцатилетним хвостикам, было сложно смириться с такой постановкой вопроса. С другой стороны, с родителями нам повезло настолько, что даже в переходном, полном обиды на себя и мир возрасте мы доверяли им намного больше, чем это было принято среди наших сверстников. Потому мы если и не поняли на тот момент, то определённо попытались это сделать.
Папа между тем проинспектировал выражения наших лиц, счёл их, видимо, удовлетворительными и продолжил:
– Разумеется, я знаю, что с точки зрения любой романтически настроенной женщины такой подход неприемлем. Ещё бы мне не знать, если моя предыдущая невеста просвещала меня изо дня ко дню, что я должен быть романтичнее! При этом, само это понятие в её интерпретации включало столько бессмысленных ритуалов, что кабальные печати пятой ступени тут же возрыдали бы от зависти! И если в некоторых из них я ещё мог отыскать толику практического смысла (например, я не против дарить ей подарки, хотя и предпочёл бы просто дать денег на их приобретение), то другие были просто категорически бессмысленным сжиганием времени. К примеру, выяснилось, что, если я не готов прервать свои эксперименты ради прогулки с ней – я её не люблю. И да, я должен сообщать, куда я пошёл, на случай, если иду изменять с кем-то. И всё в таком же духе.
– Ужас-то какой, – скривилась Джи.
– Да, – кивнул папа. – Мне тоже так показалось, потому я хотел убедиться, что уж ваша мать – совершенно не романтичный человек. А ещё – в том, что она достаточно умна. И, надо признать, она доказала оба этих тезиса. В ответ на моё предложение она улыбнулась, подала мне соль и сказала: "Да, я примерно понимаю вашу логику. Мне тоже кажется, что мы были бы неплохой парой". "Значит, решено, – сказал я тогда. – Будьте добры, организуйте это мероприятие по своему вкусу, коль скоро вы моя помощница. Средства возьмите из общего бюджета". И мы продолжили ужинать, а я почувствовал, что в жизни моей всё встало на свои места.
– Но вся эта история со свадьбой вопреки родительской воле, – сказала я тихо. – Все ваши друзья говорят о том, что это было ужасно романтично! Если ты не любил маму, то почему пошёл на конфликт с родными?
– Дело не в любви или романтике, а в уважении, самоуважении и личных границах, – отрезал папа. – Когда я сказал родителям, что отменяю помолвку и женюсь на другой, они пришли в ужас и попытались навязать мне свою волю, влиять на мой выбор. Они тем самым пересекли мои границы – и я отреагировал соответственно. Потому что лишь мне решать, на ком жениться и почему. Понимаете, в чём суть? Они и не подумали прислушиваться, когда я сказал, что нашёл женщину, с которой мне удобно. Они решили, что таких может быть много, а любовь одна. Но я вот за жизнь влюблялся несколько раз, но удобно, спокойно и уютно мне было только с одной. Именно она и стала вашей матерью.
Мы с Джи переглянулись. Пожалуй, это была слишком сложная концепция любви для наших тогдашних мозгов – но мы, как минимум, попытались её осмыслить. В данном случае попытка – это уже много.
– Что я хочу сказать вам сейчас, – подвёл черту папа. – Любовь – это очень хорошо. Но не думайте, что она одна на всю жизнь. Единственный человек, который с вами гарантированно и на всю жизнь – вы сами. И, как бы вы ни были влюблены, помните об этом.
Такая вот у наших родителей история... как по мне, так всё же любви, что бы там папа ни говорил. Просто она, эта самая любовь, бывает разная. Вот они пережили и рождение ребёнка-изменённого в моём лице, и несколько переездов из одного конца Тёмной Империи в другой, и суды, когда у папы якобы нашли запретные ингредиенты, и историю с похищением моих крыльев, и прочие проблемы. Они вместе состояли в Ополчении во времена светлой оккупации, вместе рисковали и хранили страшные секреты. Какой ещё должна быть любовь?
Разумеется, мысли о любви снова вернули меня к воспоминаниям о Дайноре. Как он там, интересно? Сильно злится на меня – или уже забыл?..
– Тыковка, ты совсем не ешь! – мамин голос ворвался в мысли. Джи хихикнула.
– Мама! Не называй меня так! – взвилась я. Нет, ну раздражает же!
– А как ещё до тебя докричаться прикажешь? – поинтересовалась родительница грозно. – Сидишь, мечтаешь... Ты что, влюбилась?
– Ага, – зевнула я. – Видишь, есть от любви не могу!
Мама пару мгновений смотрела на меня, потом покачала головой.
– Шутишь, – резюмировала она. – Даже не знаю, радоваться мне, что ты унаследовала папин прагматизм, или ужасаться!
– Ужасайся, – сказала Джи. – Элин, великая и ужасная! Как звучит, а?
– Да ладно, – отмахнулась мама. – Говоря серьёзно: Лин, ты нормально себя чувствуешь? Меня заверили, что вас проверили, но...
– Нормально, – сказала я, не кривя душой. – Просто поездка была тяжёлой.
– Ещё бы ей быть лёгкой, – лицо мамы скривилось в мимолётной гримасе отвращения. – Это же эти.
Я опустила глаза в тарелку и принялась быстро есть, благо мамина стряпня была, как всегда, просто роскошной.
На миг представилось, как семья отреагировала бы, вздумай я познакомить их со светлым магом. Думаю, тут вся их терпимость не спасла бы; по всему они предпочли бы мне в пару женщину, нелюдя или иномирного пришельца... но – не светлого. Совершенно точно и вполне определённо не. И могу ли я винить их в этом – после всего, что они видели на своём веку? К тому моменту, как южные провинции были освобождены, от Ополчения остались рожки да ножки. Сами родители ничего не рассказывали, но, судя по учебникам военной истории, светлые паладины очень неплохо развлеклись, зверски убивая тех, кто посмел против них выступить. Папа с мамой иногда поминают наедине погибших в те времена друзей и товарищей.
Сказать им, что я почувствовала что-то к светлому? Нет. Это должно остаться моим условно постыдным секретом.
*
Позже, стоя в ванной перед огромным зеркалом, зачарованным распознавать чужеродную магию, я впервые имела возможность рассмотреть печать своего контракта с даэвом.
Зрелище это было удручающим само по себе: нас учили, что контрактов, особенно сквозных, а не прижизненных, нужно избегать. Никогда не знаешь, не проснёшься ли в следующей жизни, например, одержимым безумцем или Жрецом давно и прочно сгинувшего божества, призванного возродить культ. Но тут уж что сделано, то сделано; зная себя, в следующих воплощениях как-нибудь, да выкручусь.
Больше меня волновало иное: с картинкой печати было что-то не так. Нет, на первый взгляд всё в норме, но... чем дальше я смотрела, тем больше мне казалось, что это не одно огненное обещание, а два, наложившихся друг на друга. Но... как такое возможно? Даэв не смог бы заключить со мной два контракта без моего же ведома – подобное исключено, нужно согласие, осознанное или хотя бы ритуальное. Ни того, ни другого я не давала. Но...
Я снова оглядела печать. Возможно, это просто нервы? Возможно, незнакомая мне, усложнённая руна?
"Смотри, не запутайся в обещаниях," – горячее дыхание обожгло ухо, а за спиной в отражении на миг возникла огненная фигура. Я обернулась, ощерившись чарами, но там никого не было.
Спокойно, Элин. Для начала тебе надо придумать, как объяснить появление печати, обойдя данную донни Беальто клятву. А да, ещё надо параллельно намекнуть на развитие демонологии в Светлой Империи. В общем, нужна правильная формулировка – этим и займусь. А печать... исследую её позже, по свободе. Обещание дано, и спешить всяко некуда.
10
***
Всё наладилось в конечном итоге – как, в общем-то, и должно было.
Нет, не могу сказать, что дела мои сразу пошли хорошо и замечательно.
Были долгие разговоры с Тайной Службой, где пришлось признаться, что дала клятву неразглашения под угрозой смерти (благо, они отнеслись к этому относительно спокойно – обычное дело для нашей со светлыми дипломатии; но прощупать границы того, что я сказать могу, им это не помешало). Были откаты после чудной поездочки – у всех девчонок из нашей команды, если честно. У кого-то больше, у кого-то меньше. Лайли вообще пришлось стабилизировать – чуть не сорвалась, бедняжка. Ректор Джин предоставила ей академический отпуск на год с полным пансионом – чтобы восстановить психику. Предложила то же самое остальным из нашей группы, и ещё двое – парень и девушка – согласились.
Я могла их понять. На самом деле, все мы пережили в этой поездке довольно серьёзное моральное, физическое и энергетическое напряжение. За нашим спокойствием скрывались перетянутые струны, перегруженные колонны, которые норовили вот-вот лопнуть под давлением – но держались. В глубине души я допускала, что ректор Джин была в чём-то права, сказав: "Они слишком малы для таких миссий". Помнится, леди Адри ответила тогда: "Малы. Но мы с вами начали ещё раньше. Они справятся".
И да, в конечном итоге мы справились. Но заплатить за это, как водится, пришлось.
Однако, мамина стряпня, знакомая обстановка и тёмные улицы Ородио, запруженные сущами и демонами, делали своё дело – мы с Джи восстанавливались. Возможно, она стала чуть категоричней и резче; возможно, во мне появилось чуть больше затаённой грусти. Но наши головы были при нас, а остальное – не такая уж и высокая цена.
Поначалу мне постоянно снился Дайнор.
Это были не пустые сновидения, но попытки связаться, поговорить; я их отвергала. Было это непросто и почти что мучительно, но мне хватило ума понимать: общение только всё усугубит. И усложнит ситуацию, которая и без того не отличается простотой.
Потому я собрала всю силу воли, какая только у меня была, и выставила блок на свои сновидения – благо в этом тайном искусстве светлым до нас... скажем так, очень и очень далеко.
В течение месяца Дайнор пытался сломать эту стену, потом – перестал.
И я посчитала, что история на этом, наконец, окончена.
***
– Элин, ты подала списки в учебную часть?
– Говоря о моём вопросе: ты не обсудила это с ректором?
– ... касаемо моих прогулов...
– ... я хочу сдать экзамен во второй раз...
– ... мне нужно уехать, и что...
Нет, они издеваются.
– А ну тихо! – рявкнула я, добавив в голос побольше магии.
К вящему счастью моему, с репутацией у меня было всё, как надо (проще говоря, гнева моего соученики опасались – и не то чтобы совсем безосновательно). Потому они примолкли, а я в очередной раз спросила себя: на кой я вообще ввязалась во всю эту авантюру с должностью старосты? Неимоверный же головняк! Правда, уже ничего не изменишь... да и родители так гордятся... вздохнув, я кивнула было первому посетителю, но была прервана на излёте дивным явлением подруги народу.
– Так, – дверь кабинета ударилась о стену, и на пороге возникла Джиа во всей своей угрожающей красе. – Сейчас захлопнули свои пасти, взяли ноги в руки и вымелись отсюда. Все прошения – потом. Отдадите в письменном виде. Мне!
Подчёркивая сказанное, Джи выразительно хлестнула по воздуху хвостом. Был он у неё буквально создан для игр в госпожу и рабов: тонкий, чёрный, блестящий, гибкий. С таким хвостом никакой плётки не надо! Куда уж там моей кисточке до этой прелести...
Вот и посетители мои прониклись. Если у меня была репутация тихой стервы, которая очень больно бьёт в ответ, то Джи у нас была откровенной сучкой, которой лучше и вовсе не попадаться на глаза, ибо огребут все. С ней связываться не рисковал никто от слова вообще. Потому-то ребята без возражений вымелись за дверь, оставив нас вдвоём.
Я со всё возрастающим любопытством наблюдала, как Джи захлопывает дверь, проверяет чары против прослушки и переводит на меня настороженный взгляд.
– И к чему всё это?
– Видишь ли, – протянула Джи. – Сегодня у нас появился новый студент. Скоро – думаю, уже завтра – тебе предстоит с ним познакомиться.
– И? Может, объяснишь толком...
– Он – светлый. Его зовут Дайнор.
*
Тот день прошёл, как в тумане. Я что-то делала, куда-то бегала, но сама не могла перестать думать о произошедшем.
Джи утверждала, что информация точная. Она говорила, что сама присутствовала в кабинете ректора, когда светлый прибыл с документами от леди Адри. Чтобы заселяться в наше общежитие!
Я не понимала, что происходит. Да что там, это не лезло ни в какие ворота! Почему Дайнор здесь? Как?! Почему один?! Как такое возможно, что он будет учиться с изменёнными? И... чем это будет грозить мне?
Мой внутренний укуренный романтик нашёптывал, что он приехал ради меня, но это было как-то уж очень неправдоподобно. Да что там, совершенно идиотски с его стороны! Я-то была уверена, что он давным-давно женился на какой-нибудь праведной донни и постигает прелести семейной жизни. И что в итоге?..
Значит, должна была быть другая причина.
Я сцепила зубы. Это уже не смешно, верно? Мне отчаянно не хотелось рассказывать никому о своих похождениях. Причин на то было предостаточно, но превалировали две: во-первых, боялась санкций со стороны леди Адри за нарушение правил (боюсь, за мою кампанию по спасению светлого от нежеланного брака меня вполне могли исключить из группы успевающих), во-вторых, не хотелось раскрывать что-то настолько личное и постыдное. Было страшно вообразить, как я, староста и лучшая ученица, мямлю что-то вроде "Он мне просто очень понравился", объясняя мотивы своих поступков.
И, Мать-Тьма, это же просто одна ночь! Кому какая разница?!
То есть, мне так казалось.
Но теперь Дайнор здесь, и всё стало намного сложнее. А значит, у меня нет выбора – я должна рассказать всё леди Адри.
Бывают на свете существа (как правило, среди колдунов), которые обладают поразительным чувством времени. Проявляться оно может по-разному: они либо появляются в тот момент, когда очень нужны, либо тогда, когда категорически не нужны.
Оба этих искусства требуют от колдуна сноровки и таланта, но высший класс в данном случае демонстрирует леди Адри: она каждый раз умудряется сочетать оба тезиса.
– Элин! – рявкнуло моё отражение в оконном стекле её голосом. – У тебя десять минут, чтобы явиться ко мне, иначе я приду за тобой. Жду!
Прощай, жизнь. Ты мне нравилась.
*
– Идиотка, – припечатала леди Адри холодно. – Где были твои мозги, когда ты вытворяла подобное? У светлого херувимчика в штанах?
– Я... – не знаю, что сказать, и мямлю, как дура. Замечательно, что уж там!
– Я не ожидала от тебя подобного, Элин, – леди Адри, глава общины изменённых, откинулась в кресле и посмотрела на меня с разочарованием, ранившим меня прямо в сердце. – Объясни мне по-хорошему, что именно в правиле "не заводить никаких личных отношений" показалось тебе таким сложным для понимания? Ты ведь осознаёшь, что своей выходкой не только поставила вашу миссию и свою жизнь под угрозу, но и перечеркнула мальчишке всё будущее?
Вот это было неожиданно. Будущее перечеркнула? Я его спасла от нежеланного брака. Что успело случиться такого, что я внезапно оказалась виновна в его будущих проблемах?
Кажется, леди Адри увидела моё замешательство. Она посмотрела на коробку с сигарами с такой скорбью, будто бросала курить (зная её, абсолютно фантастическое предположение). С другой стороны, может, она ещё не оправилась после последней миссии, включавшей в себя развесёлую битву с хищным наваждением... в любом случае, настроение ей невозможность покурить явно не улучшала.
При том, что оно, это самое настроение, изначально болталось намного ниже ватерлинии.
– Так, – сказала она. – Начнём с простого. Зачем ты обманом пробралась на бал, Элин?
Я застыла изваянием, гладя на наставницу в немом шоке. Осознание глубины той задницы, в которой я очутилась, накрыло с головой.
Если все полагают, что я пробралась на бал обманом, то всё очень плохо. Даже хуже, чем можно было вообразить.
Самое плохое, что я и доказать-то ничего не смогу: копию приглашения нам с Джи пришлось уничтожить перед посадкой на корабль, потому что светлые, опасаясь за целостность документов, проверяли наш багаж на эхо копирующих чар. Мы решили не рисковать. И вот теперь... Проклятую бумажку видели мы с подругой. Но, если призову Джиа в свидетельницы, станет понятно, что она тоже знала. Поверить ей не поверят, а вот в неприятности влипнет вместе со мной...
– Элин! – леди Адри сверкнула на меня своими змеиными глазами. – Если ты не заметила, уже вечер, и у меня нет ни настроения, ни времени на то, чтобы, наблюдая за твоей не в меру живой мимикой, пытаться вычленить правду без слов. Если я правильно понимаю твою пантомиму, у тебя есть какое-то объяснение произошедшему? Так?
Вдохнув и выдохнув, я рассказала всё, что могла рассказать, опустив лишь эпизод с донни Беальто – просто потому, что на эту тему клятва откровенничать не позволила бы.
Леди Адри покачала головой, посверлила меня немигающим взглядом и уточнила:
– Этот Дайнор предупреждал тебя, что будет, если вы займётесь после бала любовью? Он упоминал о магии Обещания?
