Текст книги "О каретах и тыквах (СИ)"
Автор книги: Алиса Чернышова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 21 страниц)
– И ты согласился...
– Да. Подумал – что со мной может быть такого? Не помру же. Я в то время, знаешь ли, был очень здоровым парнем. И очень тупым, потому что согласился заключить с тем колдуном сделку. Степень моего идиотизма стала очевидна на первом же ритуале; да, меня никто не приносил в жертву. Но загвоздка в том, что наниматель мой баловался контактами с миром Изнанки. И откат от этого сбрасывал на меня.
– Мне жаль, – я сказал это, прекрасно понимая, насколько пусты в данном случае слова.
– Забей, – Доминик дёрнул костлявым плечом. – Я сам виноват... И всё же это было сомнительным утешением, когда твари с Изнанки раз за разом забирали здоровье и молодость, сжирали, фигурально выражаясь, мои внутренности. Сбежать не получилось бы – контракт. Я был обязан раз за разом приходить на ритуалы. Собственно, я уверен, что спёкся бы там окончательно, превратился в старика с полумёртвым мозгом и был выброшен на улицу, как падаль. Но тут мне сказочно повезло: в нашей заднице мира по делам оказался лорд Саннар. И к моему нанимателю у него была парочка неприятных вопросов. Как итог, колдун, с которым я заключил контракт, умер – напоролся на собственный нож, бедняга. А меня лорд Саннар приютил и выходил. Он сделал всё, чтобы я мог нормально жить.
Доминик помолчал, словно справлялся с чувствами.
– Он лучший учитель, какой только может быть, – добавил он холодно. – И не только для меня. Лорд Саннар нянчился с Кристианом, потому что тот – сын друзей; он подтягивал этого придурка в зельеварении и высшей магии, поскольку тот ни разу не одарён на этом поприще. А теперь вот Кристиан не нашёл ничего лучше, чем подставить лорда Саннара, украсть зарегистрированную жидкую тьму, зная, что именно это следователи проверят в первую очередь. Он засадил моего учителя в тюрьму – и кто знает, что теперь? Я найду эту сволочь, и плевать на последствия. Кстати, об этом! Взгляни-ка: он попался!
Действительно: зона поиска окончательно сузилась, и теперь было очевидно, где именно мы сможем найти этого Кристиана.
– Отлично, – сказал я. – Выдвигаемся!
*
Далеко идти не пришлось – Кристиан, как и мы, облюбовал один из старых особняков на границе Запретной Зоны.
По сути вполне логично: эти старинные дома, заброшенные после пришествия Древних, были идеальным убежищем для скрывающегося колдуна. Тот факт, что обычный человек не мог сюда войти без риска для себя, наверняка был в глазах Кристиана солидным бонусом. Это ведь способ подчеркнуть свою колдовскую исключительность, не так ли?
Всё было хорошо. Легко. Даже слишком.
Возможно, об этом следовало задуматься.
Мы рассредоточились вокруг дома, и ребята перекрыли выходы. Профессор Киран и я обезвредили защитные заклинания и вошли внутрь.
Именно тогда всё и началось.
Мне до того не доводилось участвовать в масштабных магических сражениях. Тренировочные бои, дуэли – о да. Но то, что произошло в том доме, не шло с этим ни в какое сравнение.
Мы словно бы оказались в центре бушующего магического урагана. Думаю, нас смело бы сразу, если бы не мои щиты; но даже так мы с профессором Кираном оказались разделены. Нас разбросало в разные стороны, и у меня не было времени на то, чтобы проверять, в порядке он или не слишком: крылатые твари с Изнанки кружили вокруг, хищные тени скользили по полу, вгрызаясь в защиту. Я справлялся, но с трудом.
С учётом произошедшего стало совершенно очевидно, что Кристиан тут не один. И тот (или те), что помогают ему, отнюдь не ученики.
Магические сражения описывать тяжело. Во-первых из-за скорости – как ни крути, а чем выше уровень мастерства сражающихся, тем быстрее всё происходит. Во-вторых, в нашем случае проблема была в смешении магий, стилей и уровней бытия. Реальность там, где некогда явили себя людям Древние, и так была весьма и весьма тонка. Добавить сюда столкновение противоборствующих энергий – и получится рецепт локального апокалипсиса. Тьма и свет, иллюзии и стихии... стены трескались, покрывались то плесенью, то инеем, реальность сменялась наваждением, пол и потолок менялись местами. Кажется, мы выбили несколько стёкол, и магия вырвалась наружу. Надеюсь, никто там не пострадал...
Я то нырял в транс, то возвращался в реальность, действуя больше на вбитых в мою непутёвую голову рефлексах, чем осознанно. Несколько раз дыхание смерти было так близко, что его буквально можно было ощутить затылком. В эти моменты мне чудился голос Учителя, спокойный и немного усталый: "Мудрый человек не станет лезть на рожон, не просчитав последствий. Но если уж хватило глупости или дерзости на то, чтобы ввязаться в необдуманный бой – держи удар."
Наверное, именно там, в кишащем тварями особняке, я понял, что значили эти слова.
Ещё стало очевидно, что я сделал огромную глупость, сунувшись на территорию хорошо обученного знатного колдуна.
У меня на родине принято считать, что тёмная магия – синоним трусости.
"Колдуны прячутся и хитрят, нападают исподтишка, используют иллюзии и соблазны, прокрадываются в тенях, порабощают разум, обольщают, играя на желаниях. Колдовство – магия подлецов и шлюх!" – примерно такую речь мне доводилось слышать на одной из проповедей.
Подумать страшно, кем бы я сам вырос, если бы мне с детства нечто подобное внушали.
К счастью, мой Учитель был слеплен из другого теста. "Правда в том, что светлые и тёмные предпочитают разные методы, – говорил он. – И, как бы ты сейчас ни воспринял это, должен отметить: по сути своей Предвечная куда более миролюбива, чем Изначальный. Не потому что кто-то из них является добром или злом (они несоизмеримо выше таких приземлённых понятий), а из-за того, что энергия Предвечной по сути своей холодна и инертна, менее агрессивна и не столь очевидна. Потому существа, использующие её, зачастую куда менее склонны к открытой конфронтации. Это не делает их лучше, оговорюсь – преступления совершают в равной степени представители обеих традиций, равно как и те, и другие могут быть одинаково опасны в бою. Но методы будут разительно разниться. Да, колдуны не слишком хороши в открытом бою, в этом они откровенно уступают нам просто в силу природы своего дара. Но правда также и в том, что, столкнувшись с талантливым колдуном, ты с большой долей вероятности умрёшь ещё до того, как его увидишь".
Я помнил эти слова. Огибая ловушки, полагаясь на истинное зрение, я знал одно: нужно отыскать хозяина наваждений и навязать ему бой один на один. Только так у меня есть шанс.
И истинное зрение не подвело: в какой-то момент я его увидел. И понял, кто это, хотя не встречал никогда ранее.
Лорд Кристиан Даэм был красив, будто статуя искусителя в Храме Эдрары. Эдакая породистая утончённость, сдобренная вдохновенностью огромных выразительных глаз и резкой филигранностью черт. Уж сколь я не ценитель мужской привлекательности, но догадываюсь, что именно таким светлые донни представляют того самого колдуна-искусителя, что якобы навещает в предрассветный час непорочных дев, дабы предать их соблазну.
Глядя на него, я подумал, что это совершенно несправедливо. Было бы честно, достанься подобная внешность Доминику – она во многом отразила бы внутреннюю суть. Но нет, такой красотой природа наделила убийцу, лгуна и предателя.
К слову о вечном несоответствии внешнего и внутреннего.
Впрочем, об этом я после думал, лёжа в лекарской койке – благо времени на размышления хватало с головой. А в тот момент я швырнул в Кристиана, застывшего посреди коридора с раскинутыми руками, пеленающее заклятие.
В тот же момент внизу грянул сильнейший взрыв, от которого здание содрогнулось до основания. Меня швырнуло, как пушинку, темномагическая энергия прокатилась волной, сметая щиты, и, кажется, на какое-то время я потерял сознание.
Когда пришёл в себя, мысленно содрогнулся от картины разрушений, представшей передо мной, и от зрелища, открывшегося мне.
– Профессор Киран, – сказал я так громко и чётко, как только мог. – Не надо. Не убивайте его!
Мой друг и преподаватель поднял на меня глаза, продолжая удерживать тонкий кинжал у горла колдуна.
Профессор выглядел ужасно: кожа была покрыта ожогами и копотью, из носа текла кровь, один рог был сломан, на теле – царапины и ссадины. Но... это не было самое худшее. Страшнее всего были те чувства, которые светились в его глазах – боль, ярость и безысходность. Он стоял над Кристианом, тоже израненным, задыхающимся.
– За что, – не обращая внимания на мои слова, спросил Киран хрипло кашляющего Кристиана. – За что ты убил моего брата?
Колдун криво усмехнулся и с вызовом посмотрел на профессора.
– Потому что вы – мерзкие уроды, захватившие наш мир, – проговорил он. – Потому что я мог.
Профессор Киран прикрыл глаза, и я понял: никакие мои слова не исправят того, что сейчас случится.
Но я, разумеется, попытался.
– Профессор Киран, – заговорил я успокаивающе. – Не стоит этого делать. Правда. Его всё равно в итоге казнят.
Кристиан тихо фыркнул и снова судорожно закашлялся. Он явно до сих пор не верил, что его убьют. Настолько уверен в себе, самонадеян, безумен? Или просто слишком привык, что родители вытаскивают изо всех неприятностей? Я попытался пошевелиться, встать, вмешаться, но тело тут же вспыхнуло ослепляющей болью: кажется, без переломов и серьёзных повреждений не обошлось. Регенерация справится... но, увы, не сразу.
– Ты меня не убьёшь, – вещал между тем Кристиан, подтверждая тем самым мои предположения. – И никто меня не казнит. Вы, парочка чокнутых придурков, не знаете, кто я такой?
"Ты – идиот", – ответил я мысленно. – "Только идиот будет в подобных обстоятельствах так себя вести".
А колдун всё не желал успокаиваться:
– Моя мать – ближайшая фрейлина Императрицы, мой дядя – Советник по вопросам безопасности, мой отец – один из самых богатых колдунов страны. Вы что, всерьёз верите, что меня убьют из-за парочки каких-то уродов вроде этого твоего братца? Вы действительно так думаете? Значит, вы непроходимо тупы.
– Твоих друзей арестовали, – напомнил я. – Приговор им скоро вынесут.
Не то чтобы меня действительно тянуло на разговоры, но профессор Киран молчал и пока не делал попыток навредить Кристиану; это казалось хорошим знаком.
Колдун хрипло рассмеялся.
– Нам ничего не будет, – повторил он. – Уж ты-то, светлый, должен знать, что такое привилегия рождения. Можно сколько угодно вещать о равенстве, но дети некоторых родителей равнее прочих.
По моей спине пробежал холодок. Откуда он знал? Откуда он только мог знать?! Никто из тёмных не имел доступа к этой информации, в этом я был уверен точно. Значит, тот неизвестный Храмовник сказал ему... значит, эта история сложнее, чем кажется.
Значит, это как-то связано со мной.
Страх и замешательство (а может, и кровопотеря) сыграли свою роль: я, кажется, снова ненадолго потерял сознание. Пришёл в себя, слыша голоса внизу: кажется, Стража входила в здание.
– Хватит, – заговорил профессор Киран, и голос его был так спокоен, что у меня заныло сердце. – Не знаю, прав ли ты или заблуждаешься. И никогда не узнаю. Скажи, Кристиан, ты слышал о кинжалах Дэко? Тех самых, что навек порабощают душу жертвы? Посмотри на меня и запомни: я не позволю тебе просто так умереть, не позволю сбежать на Круг Перерождения. Я хочу, чтобы ты знал: сейчас я убью тебя, но ты не умрёшь.
– Ты не посмеешь, – в голосе колдуна наконец-то послышалась паника, он задёргался, пытаясь отползти. – Моя семья уничтожит тебя!
– Я уже уничтожен, – отозвался профессор равнодушно. – Как ты там сказал, мальчик? Потому что я могу.
И перерезал Кристиану горло.
Глядя на кровь, заливающую пол, я снова потерял сознание, чувствуя горький привкус во рту.
Раонок был прав. Это действительно была очень плохая идея.
***
Я стоял у входа в Храм на Горе, но не мог переступить порога – нечто в моей душе не пускало внутрь. Всё, что мне оставалось – смотреть, как Учитель сидит, склонившись над старинными свитками, облачённый в Свет, как в драгоценные одежды.
– Ты всё же пришёл, – сказал он, не поднимая головы.
Я хотел сказать что-то, но слова не находились, не желали обретать форму, растворялись в этом неназываемом пространстве, которое, кажется, больше не было моим домом. От понимания этого душа корчилась в агонии от отрицания и осознания потери.
– Я всё ещё могу приветствовать тебя и назвать своим Учеником, – сказал Учитель негромко. – Но остаюсь ли я до сих пор твоим Мастером?
Я хотел сказать что-то, но в этом проблема: здесь, в Храме на Горе, невозможно лгать. Даже себе самому. А ответа на вопрос Учителя, если быть откровенным, у меня не было.
– В тебе слишком много тяжёлых камней и сломанных осей, – сказал Учитель негромко. – Но это рано или поздно происходит со всеми. Ты всего лишь предстал перед вопросами, на которые сам должен найти ответ. Кто ты? Во что ты веришь? С чем готов мириться? Какую жизнь видишь перед собой? Ты достаточно взрослый, Ученик, чтобы искать эти ответы самостоятельно. Иди в мир, и возвращайся сюда тогда, когда найдёшь их.
И меня не стало.
*
Я проснулся и некоторое время просто лежал, глядя в знакомый потолок лекарни и ощущая горечь и пустоту. Ярость, питавшая меня всё это время, испарилась, рассыпалась, будто картонный домик из сказки; то, что я считал праведным гневом, после посещения пространства Храма на Горе осыпалось пеплом сожалений, оставив после себя лишь горечь.
И осознание того, что я толкнул хорошего человека на преступление.
Живы ли те, кто пошёл со мной на охоту за Кристианом? В порядке ли Доминик? Я знал, что должен позвать кого-то, расспросить, но дал себе пару мгновений тишины. Просто лежать, просто думать о том, на какие дороги порой заводят месть и ярость – и отчаянно горевать, что от них не становится легче.
Хотя со стороны и кажется, что должно быть наоборот.
В тот момент во мне было нечто от ребёнка, который прячется от мира под одеялом. Однако, суть взрослой жизни как раз и сводится к тому, что рано или поздно всё равно придётся вылезти из одеяльного шалаша и иметь дело с реальностью, принимая её такой, какая она есть.
Потому-то я в конечном итоге ускорил внутренние процессы и дал организму команду окончательно проснуться.
Вопреки моим ожиданиям, так уж больно не было. Возможно, постаралась регенерация, может, мне повезло с лекарем (хотя вероятнее, что и то, и другое справедливо), но по итогу я был преимущественно здоров. Если не считать онемения в руке, на которой, судя по ощущениям, лежала какая-то тяжесть.
Я повернул голову – и замер, глядя на Элин.
Она извернулась на неудобном лекарском кресле и тихо спала, устроив голову на моём плече. И от этого зрелища что-то во мне дрогнуло, как будто встала на место сломанная деталь, как будто исчезла тяжесть с груди, мешавшая дышать.
Я всегда любил книги о рыцарях и девах, о любви с первого взгляда и подвиге во имя прекрасной донни, трепетной и нежной.
Элин, пожалуй, едва ли соответствовала тому, что можно назвать трепетным или нежным – если смотреть со стороны. Она не была похожа на идеальную прекрасную донни, которую рисовало некогда моё воображение... Но именно с ней я начал понимать, что такое любовь, верность и искренность. Не те, что на страницах галантных романов, не те, что напоказ – но те, что в душе. Чувства не небесные, но – земные. Хотя... о чём земном можно говорить, если я дерзнул полюбить ангела? Эта мысль снова и снова возвращалась в мою душу болью и сомнениями.
Мне не хотелось её будить – я всё ещё боялся разговора с ней. Однако, не зря Элин считается одной из самых талантливых учениц своего поколения: она уже открыла глаза, наверняка ощутив смену ритма моего дыхания и тяжесть взгляда.
– Как ты? – спросила она тихо. – Всё в порядке?
– Да, – шепнул я в ответ.
– Нигде не болит? – уточнила она встревоженно. – Тебя вроде бы неплохо подлатали, но всё же...
– Нет, я чувствую себя совершенно здоровым.
– Правда? – её голос стал чуть громче. – Но это всё до поры, потому что после того, как ты отсюда выйдешь, я лично выбью тебе пару зубов, придурок эдакий!
Я хмыкнул.
Да, в этом вся Элин.
– Моя возлюбленная, как всегда – такая нежная, возвышенная и кроткая... – сказал я с лёгкой иронией.
– Поговори мне ещё, – прищурилась она. – После того, что ты устроил...
– Злишься? – уточнил я тихо.
– Ещё как, – она поморщилась и отвернулась, пряча заблестевшие глаза. – Я мечтаю на тебя наорать с тех самых пор, как узнала, что ты в больнице и под следствием!
– Под следствием?..
– Да. Не знаю, на что ты рассчитывал, но Тайная Служба была не в восторге от вашего милого кружка самодеятельности. Да и Стража тоже: один из гражданских, в недобрый час гулявший неподалёку от места вашей эпической битвы, не выжил. Ещё эта история с Кристианом... В общем, вы оказались в весьма неприятной истории. Раонок пытался что-нибудь узнать, но на это ушло время. И много нервов.
Я прикрыл глаза. Значит, ещё кто-то умер... ещё одна жизнь в копилку последствий моей ошибки.
– И что же...
– Вас оправдали, – ответила она прежде, чем я окончил вопрос. – Личный указ самой Императрицы. Она, к нашему счастью, постановила, что все ученики, участвовавшие в этой затее, могут быть свободны и продолжить обучение. "Может, им недостаёт послушания, но они определённо полны энтузиазма и жажды справедливости", – так, если верить отцу Раонока, она выразилась. Нет, дисциплинарку тебе, конечно, вкатают – ректор Джин явно не в восторге от ситуации. Но по сравнению с тем, что могло быть, это – сущая ерунда.
Я прикрыл глаза, обдумывая её слова. Мимолётное облегчение, затопившее разум, быстро сменилось тревогой.
– Подожди... только ученики помилованы? А как же профессор Киран?
Элин прикрыла глаза.
– Он обвинён в убийстве Кристиана и того гражданского, а также в подстрекании учеников к противоправным действиям. Признано, что он собрал группу колдунов и изменённых, не достигших магического совершеннолетия, и манипулировал ими – вами – в своих личных целях. Учитывая ситуацию, леди Адри сумела настоять на том, что казнь – чрезмерное наказание. Однако, ему придётся много времени провести в тюрьме для изменённых; возможно, если очень повезёт, она будет заменена миротворческой миссией на острова, но об этом пока судить рано. В любом случае, он больше не профессор – и никогда уже не будет таковым. Даже при самых хороших раскладах.
На меня как будто обрушилась гора.
– Но... это я. Я организовал всё это, Элин! Он не манипулировал нами, клянусь тебе! Он... да, он присоединился ради мести, но...
Она вздохнула и сжала мою ладонь:
– Дайнор, – сказала она мягко. – Профессор Киран подписал все признания, когда Тайная Служба забрала его к себе. Он подтвердил, что манипулировал вами с помощью своего авторитета и способностей.
– Нет!
– Дайнор... я догадываюсь, что всё было не совсем так, – сказала она успокаивающим тоном. – Все это понимают, собственно. Но дело закрыто, приказ Императрицы ясен, виновный найден. Здесь нет больше ничего, что можно сделать.
– Это несправедливо! Я не могу просто это принять!
– Ты должен, – голос её стал холоднее. – Прости, но скажу, как есть: уже поздно. Думать о последствиях, уж извини, надо было раньше.
*
После этого разговора мы долго сидели молча, держась за руки. Я понимал, что Элин давала мне время на то, чтобы всё обдумать и осмыслить – настолько, насколько это возможно.
В последнее время жизнь раз за разом ставила передо мной вопросы, ответы на которые было не так-то и просто отыскать. Боже, насколько же легче было жить в Храме! Тогда казалось, что жизнь объяснима и понятна, что черта между хорошим и плохим очевидна, что идеалы веры чисты и непогрешимы, что моё могущество истинного светлого в любом случае делает меня правым.
Теперь все эти иллюзии рассыпались. Что осталось от того, что я сдуру полагал своей собственной правдой? И что мне теперь делать с обломками всего этого?
Почему-то вспомнилась Беана.
Я не просто был уверен в её искренности, о нет. Я сделал больше: попросил изобразить мою девушку, дабы вызвать ревность Элин, сам рассказал часть правды о том, что произошло между нами на Балу Светлейших, сам попросил совета касаемо отношений. Более того, после я упорно, как самый слепой глупец, не замечал, сколь отчаянно Беана старалась отвадить меня от Элин, разлучить нас, поссорить; я продолжал верить ей, невзирая на всякие факты, потому что считал – мне невозможно лгать.
Точно так же я был уверен и в том что сумею поймать Кристиана. Гибель Иваса на моих глазах, крылья Элин, отстранение от расследования – всё это привело меня в ярость, заставило желать большего. В своём воображении я представлял, как подношу своим коллегам преступника-колдуна на блюде, будто мужественный герой из светлых баллад, побеждающий зло (ведь не может быть иначе, не так ли?). Я хотел доказать – кому и что? Если честно, то скорее самому себе. Что могу контролировать ситуацию, что могу...
"Потому что я мог", – голос Кристиана словно бы снова прозвучал в ушах. До чего же отвратительно думать, что мы с ним в чём-то похожи... А ведь в итоге вышло, что во многих смыслах так оно и есть.
Разумеется, я не собирался оставлять с профессором Кираном всё так, как есть. Но и делать новые глупости, ничего не обдумав, не хотелось: урок был выучен.
– Что бы там ни было, это было решение профессора Кирана, – сказала Элин мягко, прерывая мои мысли. – Ты не заставлял его использовать древний запрещённый артефакт, чтобы убить одного из важнейших свидетелей и главных подозреваемых в одном лице. Также ты не принуждал его присоединиться к вам. Уверена, он знал, что делал; даже если нет – он взрослый мальчик. И его личный выбор – не твоя ответственность.
"Порой мне кажется, что всё вокруг – моя ответственность", – хотел я сказать ей. Но она бы не поняла, нет; тёмные в этом смысле иначе устроены, как ни крути. Не лучше и не хуже, просто совершенно другой взгляд на мир и тип мышления.
– Спасибо, – я благодарно сжал её руку. – Элин... почему ты мне не сказала?
– О чём? – она попыталась придать лицу непонимающее выражение, но, говоря откровенно, вышло не особенно убедительно.
– О крыльях, – отозвался я мягко.
Она отвернулась.
– Что, меня ожидает ещё одна лекция о доверии?
– Учитывая всё, было бы странно, если бы ты доверяла светлым, – отметил я. – Но в данном случае речь не о доверии – или, как минимум, не только о нём. Так в чём дело?
Она отвернулась.
– Я...
И в этот момент (катастрофически не вовремя!) дверь в палату распахнулась. Я разозлился на того, кто прервал наше уединение, ещё до того, как увидел его лицо... а увидев, ощутил совершенно непередаваемую смесь эмоций.
Я и не воображал, что когда-либо встречу его ещё раз.
– Здравствуй, брат мой, – голос гостя был холоден и спокоен. – Вижу, ты проснулся, что ко времени. Нам стоит переговорить наедине, тем более что присутствие сей милой особы здесь совершенно неуместно и неприлично, коль скоро она не является твоей женой.
Элин едва заметно напряглась, точно перед ударом; я уже неплохо разобрался в психологии тёмных и точно могу сказать, что её скорее разозлил пренебрежительный шовинизм моего брата, чем намёки на безнравственность. Я сжал её ладонь, успокаивая.
– Элин – моя невеста, – отрезал холодно. – И имеет право тут быть.
– Насколько я могу судить, это весьма... сомнительно, – покривил губы мой старший брат, всем своим видом выражая презрение. – И даже в таком случае эта ситуация неприлична. Так или иначе, милое дитя, прошу, оставьте нас с братом – нам предстоит небольшой семейный разговор.
Я увидел, как глаза Элин загорелись нехорошим огнём.
– Разумеется, – отозвалась она сладким голосочком. – Но должна напомнить вам, почтенный: Дайнор теперь – житель Тёмной Империи. А у нас тут любят всё неприличное.
И, прежде чем я успел возразить и остановить её, она скользнула ко мне и впилась страстным, совершенно сногсшибательным поцелуем мне в губы. Я, каюсь, слегка потерялся в пространстве и прижал её к себе – Элин всегда действовала на меня, словно афродизиак.
– Да как вы смеете?! – в голосе брата звенело неприкрытое бешенство.
Элин словно ждала этого: оторвавшись от меня, она повернулась к братцу и демонстративно облизала губы удлинённым раздвоенным языком.
– Смею, – мурлыкнула она. – Мой парень, моя страна. Делаю, что хочу.
Подарив шокированному противнику одновременно соблазнительную и презрительную улыбку, она бросила "Я буду неподалёку, милый" и покинула комнату плавной, поразительно соблазнительной походкой, скользнув походя хвостом по ноге брата. Каждый её жест буквально воплощал вызов... и я даже самому себе не желал признаваться, насколько же меня возбуждает в ней эта бесстыдная дерзость.
– Это ужасно, – выдал брат, как только дверь за Элин тихонько закрылась. – Как ты можешь называть эту блудливую мерзавку своей невестой?
– Это проще, честнее и приятнее, чем именовать тебя моим братом, – отозвался я холодно. – Вот уж где настоящее испытание для меня! Но, заметь, я даже с этим справляюсь.
Биор коротко хмыкнул.
– Как я и думал, пребывание в Тёмной Империи дурно сказалось на твоих манерах.
– Вполне вероятно. В любом случае, предлагаю сделать это проще для нас обоих и сократить общение до минимума. Итак, чем обязан?
Он подошёл к окну, отвернулся и уставился на Ородио. Я терпеливо ждал: театральные паузы, равно как и высокопарные проповеди, входили в число скверных привычек Биора, волею Бога – Паладина Священной Чаши. Также к его недостаткам можно отнести достаточно сильную ненависть по отношению ко мне.
Раньше я этого не понимал, правда. Ощущал, разумеется – да, всей кожей. Но вот понять не мог. Предполагал, что дело в зависти. Думал, возможно, его задевает, что отмечен истинным светом оказался я, а не он. На самом деле, возможно, это тоже была правда, но – не вся.
Как я теперь осознал, настоящая проблема всегда была в том, что Биор не мог простить обстоятельств моего рождения. И, что печально, в какой-то степени я даже мог его в этом понять. Он верил в Свет и Божьи законы, как ни крути. И не сомневаюсь ни секунды, что поступок нашей матери морально убил его.
Другой вопрос, что едва ли это справедливо – переносить вину на меня. С другой стороны, часто ли люди думают о справедливости, когда испытывают боль? Тот ещё вопрос без ответа.
– Парадоксально, – сказал Биор, и теперь голос его звучал ровно и отстранённо. – Мне рассказывали, что Ородио – в своём роде прекрасный город, но я никогда не имел шанса повидать его воочию. И теперь, глядя на развитие искусства, магических технологий и наук, я поневоле задаюсь вопросом: почему Бог позволил чернокнижникам и идолопоклонникам, отвернувшимся от Его путей, достигнуть таких высот?
– Может быть, дело в разумной социальной политике, государственной поддержке науки, большем количестве сильных волшебников (за счёт того, что женщин и простолюдинов обучают тоже) и свободе мыслей? – предположил я не без иронии.
– Это мнение имеет право на жизнь, – спокойно согласился Биор, повергнув меня тем самым в настоящий шок. – Более того, служители Священной Чаши всё больше склоняются к мысли о том, что некоторые из этих мыслей справедливы. Однако, есть и другая сторона медали: не может ли быть, что причина подобного успеха – в могуществе ангельской крови, текущей в жилах некоторых из изменённых? Как твоя так называемая невеста, например.
Я почувствовал, как внутри с новой силой закипает жгучая, обжигающая ярость.
– Значит, ты знаешь об этом? Могу я спросить, откуда?
– Полагаю, ты догадываешься, – сухо сказал Биор. – Не верю, что ты не помнишь крыльев ангела в главной резиденции нашего Ордена – помнится, ты смотрел на них часами всякий раз, когда твой Учитель приводил своих подопечных в гости.
Я медленно покачал головой.
– То есть, вы все знаете, что их срезали с живого существа? Знаете – и принимаете это как должное?!
– Пути политики таковы, что порой приходится мириться с некоторыми вещами. Или принимать их как должное.
– И то верно, – я сжал кулаки. – Почему бы, собственно, и нет?!
– Я не могу не признать, что в этом присутствует сомнительный с моральной точки зрения момент, – добавил брат внезапно. – Но также должен отметить, что правду об этом артефакте мы узнали далеко не сразу.
– О, это, разумеется, вас оправдывает!
Биор поморщился.
– Не ёрничай, это не к месту. Я не ищу оправданий и не жажду твоего одобрения; собственно, причина, по которой я пришёл сюда, отвратительна для меня. Однако, я проявляю терпение. Будь добр ответить мне тем же и выслушать.
– Говори же.
– Благодарю. О крыльях ангела; оговорюсь, что расскажу тебе историю со слов своих старших товарищей – но тех, кому я могу и имею все причины доверять. Итак, когда рыцари веры под предводительством просветлённого Фиора вернулись из похода и привезли в числе прочего вышеупомянутую реликвию, мы были ошарашены, потому что все знатоки истинной магии твердили – это подлинные крылья ангела, исполненные силой и святостью. Более того, этот артефакт прошёл испытания, продемонстрировав светлое троесилие: генерация энергии, исцеление и снятие любых проклятий. Как ты понимаешь, на подобное способны только подлинные святыни. Это был прорыв в теории светлой магии; Орден выкупил артефакт за огромные деньги, и, разумеется, попытался понять, откуда крылья взялись. Просветлённый Фиор пояснил, что нашёл их в доме у одного из убитых колдунов. Версия была удобна, но многие, в том числе твой Учитель, ни на секунду не поверили в неё. К сожалению, просветлённый Фиор был был близким другом предыдущего Первосвященника, разделяя его... пристрастия.
– То есть, был таким же педофилом и садистом, – сказал я сухо. – Право, братец, почему бы не называть вещи своими именами?
– Это прискорбная страница в истории Храма, – отрезал Биор. – И мне неприятны твои слова, но по сути возразить я не могу. Да, просветлённый Фиор любил детей, порой – слишком. И был жесток, порой – слишком. Но, при всём при этом, он отлично справлялся с завоевательскими походами и умел держать иноземцев в повиновении. Порой полезность индивида перевешивает его недостатки.
– Да, что это я, разве это недостатки? Милая ерунда! Но давай же вернёмся к твоей чудесной истории, которая с каждой секундой радует меня всё больше. Если я понял верно, предыдущий Первосвященник запретил расспрашивать дона Фиора?
– Именно. Однако, времена меняются, и после безвременной кончины предшественника от внезапной хвори на Святой Престол взошёл нынешний Первосвященник. Он не испытывал к дону Фиору положительных чувств по целому ряду причин, и у служителей Чаши оказались развязаны руки. Разумеется, сразу после этого дон Фиор был доставлен в нашу резиденцию и... настойчиво расспрошен. Примерно на второй день разговора он поведал нам истинное положение вещей.
