Текст книги "О каретах и тыквах (СИ)"

Автор книги: Алиса Чернышова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 21 страниц)

Я призадумалась. Пара бутылок отличного рома с добавками, позволяющими даже изменённому опьянеть, у меня была стратегически припрятана ещё с прошлого заказа, а вот подоспевшие перемены в личной жизни требовали некоторых корректировок. В том смысле что противозачаточные чары – это хорошо, но энергоёмко, и в преддверии экзаменов творить их почти каждый день – расточительно даже по моим меркам. Зелье в разы практичнее, только вот времени выскочить за ним всё не было. Можно, разумеется, заказать его в городе, и запрещённым оно не было, но... старосты смотрят списки заказов.

И Дайнор, разумеется, увидит.

И вот тут был тонкий момент, который мы со светлым не обсуждали. Дело в том, что в замечательной во всех отношениях Светлой Империи любые контрацептивы, будь они магического или механического происхождения, считаются грехом и уделом павших-куда-то-не-туда женщин. В чём тут смысл и есть ли он вообще, не спрашивайте меня, ибо я понятия не имею. То ли так себе иные особо святые личности представляют исполнение завета "плодитесь и размножайтесь", то ли сорокапроцентная смертность среди детей, преимущественно обусловленная голодом и бедностью, их ничему по жизни не учит – не знаю и не хочу знать.

Да что я? Культура не моя и мне там не жить. Однако тут есть моментик: сами же светлые, особенно лекари и недавно возникшие как класс социологи, в последнее время всё чаще высказываются против подобных "чудесных и разумных" правил и всячески стараются достучаться до разума Храмовых чинов. Что уж там, за время пребывания в Светлой Империи мне довелось услышать сплетни о том, что и среди самих Храмовников в этом смысле не всё ладно: многие открыто критикуют косность своих коллег. Собственно, весь этот конфликт можно свести к классическим тезисам: "А вот раньше такого не было! Догмы религии менять нельзя!". На что оппоненты справедливо отвечают нечто вроде: "Раньше и туалетной бумаги не было. Но это же не значит, что нужно продолжать подтираться лопухами!"

На мой вкус, это только подтверждает, что и среди светлой пресвятой братии встречаются вполне адекватные ребята. Другой вопрос, что пока их голоса тонут в другого рода выкриках и лозунгах. И Дайнор, воспитанный в Храме, едва ли спокойно отнесётся к моему "греху"... как минимум, провоцировать его не хочется.

– Закажу противозачаточное зелье, – решила я.

– Может, лучше дождёшься выходных и у папы попросишь? – нахмурилась Джи. – Он в этом мастер. Я обычно у него беру, сама знаешь; он отлично подстраивает зелья под личные особенности изменённого.

– Нет, – махнула я хвостом. – Ещё десять дней ждать... И потом, придётся рассказывать, что я с кем-то встречаюсь, а врать я не хочу. Да и контрабандист ни разу за пять лет, что я о нём знаю, никого не подводил: все зелья идеально соответствовали параметрам заказчика.

– И то верно, – признала Джи.

Помолчала секунду, а после выдала то, что я ожидала от неё услышать с самого начала:

– Элин, что мне делать с Раоноком?

Вопрос был, как говорится, на все сто печатей. Если бы я ещё знала, как ей отвечать...

– Послушай, – начала я осторожно. – Я – тот ещё советчик в любовных вопросах, правда. Знаешь, что я думаю? Давай всё же сходим в "Шоколадные рожки", пока они не закрылись. И встретимся с Канидо. Он стажируется на лекаря душ и претендует как раз на нишу, связанную с любовными отношениями...

– Я не хожу к лекарям душ, – отрезала Джи.

"И, возможно, зря," – отозвалась я мысленно. Вслух, разумеется, ничего не сказала: Джиа с самого детства наотрез отказывалась посещать специалистов такого профиля. В этом вопросе родители предпочли не давить, дабы не рушить обретённое ею хрупкое душевное равновесие.

– Кани – не какой-то неведомый лекарь, а мой друг и твой приятель, – сказала я мягко. – И говорить вы будете о том, о чём сама захочешь.

Она дёрнула плечом.

– Твой светлый будет беситься, – буркнула, но явно больше для проформы.

– Его неприязнь к Кани – только его половые трудности, – отрезала я холодно. – И, если больше возражений нет...

Джиа отвернулась; возражений, кажется, не было.

*

– Я не ненормальная, – сказала Джиа.

Я только мысленно простонала: именно с этого подруга обычно начинала разговор с лекарями разума. И они, разумеется, либо тут же понимали, что что-то не так, и делали охотничью стойку, либо пытались убедить Джи в обратном. И та, и другая линия поведения обычно убивала доверительный разговор в зародыше.

– Я тоже, – вздохнул Кани философски и отпил шоколада. – Хотя иногда меня посещают сомнения.

Мне пришлось прикусить губу, дабы не заржать. Джи заморгала, явно не ожидая такого поворота.

– Почему? – спросила она даже немного неуверенно.

– Я сижу с вами, хотя и знаю, что вашим парням тут же доложат, и мне в очередной раз придётся давать клятвы, сращивать сломанные после круга конечности или лечить ожоги от светлой магии. Тем не менее, я продолжаю с вами общаться. Это ли не признак мазохизма?

Я стиснула зубы. Весёлость испарилась, как не бывало.

– Кани, пожалуйста, позволь поговорить с ними...

– Нет, – Канидо был спокоен и безмятежен. – В этом всё дело, верно? В том, что в демонах страсти, инкубах и суккубах, видят только тело и относятся с предубеждением. Причём все – и свои, и чужие. Общественное мнение отказывает нам в праве даже иметь друзей. Все тут же, с порога убеждены, что, если мы ужинаем с кем-то, то с этим же "кем-то" непременно спим. Отрабатываем ужин, так сказать.

Джи моргнула. Мне осталось только подавить вздох: как ни крути, Кани говорил правду.

– Я не хочу, чтобы вы за меня заступались, – продолжил он. – Я по праву вхожу в группу успевающих. И могу решить эту проблему.

Мы молча отдали должное горячему шоколаду: сказать тут было нечего. Хотя Дайнор, по хорошим делам, заслуживал разговора: его предубеждение по отношению к суккубам и инкубам было проблемой само по себе, но в случае с Кани, который был моим первым любовником, всё было... скажем так, совсем сложно.

– Раонок – не мой парень, – сказала Джиа резко, и я с облегчением поняла, что всё получилось. – В этом и проблема: он не мой парень. Я просто иногда с ним... удовлетворяю потребности. Люблю я другого.

– И давно? – уточнил Кани мягко.

– Что – давно? Удовлетворяю потребности или люблю?

– И то, и другое, – прекрасные глаза Кани таинственно мерцали в свете магических фонарей. Он явно использовал суккубьи чары, настраивая Джи на более миролюбивый лад.

– Я влюблена... очень давно. Почти с детства, если честно.

– Как я понимаю, это платоническое чувство?

– Да, – бросила Джиа. – Но это – серьёзно. А вся ерунда с Раоноком – просто... наши тела и пристрастия просто совпадают. Не более того.

– Не более того... – повторил Канидо задумчиво. – Но и не менее. Многие тратят всю жизнь, чтобы отыскать такое совпадение. И любовь сердец частенько разбивается о несовпадение пристрастий и тел, увы.

– Намекаешь, что мне нужно повиснуть на шее у Раонока и прокричать "Люби же меня!" только из-за того, что нам хорошо вместе? Так это – не главное в любви!

– А что главное?

– Прозвучит по-детски, но – душа! – Джи была взвинчена. – А пристрастия... всегда можно подстроиться друг под друга, верно?

– Резонно, – кивнул Кани. – Хотя практика и показывает, что подстроиться можно далеко не всегда, и сознательные потребности нередко проигрывают инстинктам и подавленным желаниям, но... это по-настоящему сложный и неоднозначный разговор, которому тут не время и не место. Да, справедливо то, что чаще можно найти баланс в интимной жизни, если между партнёрами есть истинное взаимопонимание. И, пожалуйста, не пойми превратно: я не считаю, что ты должна бросаться кому-то на шею. Это сугубо твоё личное дело и вопрос выбора. Я хочу лишь удостовериться, что ты смотришь на ситуацию открытыми глазами и отдаёшь себе отчёт в том, что происходит.

– Я, по-твоему, какая-то дурочка? И в группу успевающих попала по протекции? Ты так считаешь? – Джи распалялась, и ярость поблескивала в её алых глазах.

– Нет, – инкуб был спокоен, как дверь. – Я считаю, что даже самые умные существа имеют право на чувства. И становятся в какой-то степени беспомощными и уязвимыми, когда эти самые чувства испытывают. Что бы там кто ни пытался говорить, это – всего лишь – нормально. Да, у нас принято заменять эмоции здравым расчётом, запирать их внутри, всячески подавлять, натягивая на лицо дежурную маску заправского циника... Таковы особенности нашей культуры, таковы негласные стандарты: душевные порывы у могущественных существ якобы должны вызывать только лёгкую снисходительную гримасу, полную цинизма. Что – ложь, разумеется. Эмоции никуда не исчезают, они просто подавляются и переплавляются под прессом показного равнодушия в нечто порой весьма неприятное. Так что не стоит ставить знак равно между чувствами и глупостью, Джиа. Это не так.

Мы помолчали.

– Однако, мне кажется, ты испытываешь много различных сильных эмоций, в которых основательно запуталась, – продолжил Кани. – И не мне тебе объяснять, что эмоции многогранны и, зачастую, необъективны. Потому я и хочу убедиться, что ты смотришь на ситуацию с разных сторон. Вот тот, в кого ты влюблена... что тебя привлекает в нём?

Джиа устало вздохнула и уставилась в окно.

– Прозвучит банально, но он совсем не такой, как все, – сказала она с ноткой мечтательности. – Добрый, серьёзный, необычный... Он – мой недостижимый идеал.

– Понимаю, – чуть улыбнулся Кани. – Суть любого идеала именно в недостижимости, верно?.. А сколько примерно вы с ним провели один на один – во временном эквиваленте?

– Наверное, час, – сказала Джи устало. – Всегда есть ещё некто. Мы обычно видимся в публичных местах.

– Понимаю... Ну а что же касаемо Раонока?

Джи поморщилась.

– С ним мы встречались на постоянной основе в одном из Домов, – сказала она. – И нам было очень хорошо вместе, мы вроде бы даже обменялись подарками и признались друг другу в привязанности. Но потом он всё разрушил...

– Когда заявил права на тебя и в повседневной жизни? – уточнил Канидо.

– Да, – вздохнула Джи. – Он так навязчив, нагло лезет в мою жизнь – и всё это на глазах... у того, кого я люблю.

– Интересно получается, – отметил Кани. – Эдакая тройственность... Есть твоя сексуальная жизнь, твоя личная жизнь – и просто жизнь. И все они существуют отдельно друг от друга. То бишь, ты не впускаешь ничего личного в свою условно названную просто жизнь. Может быть, поэтому тебе проще любить недостижимый идеал или прятаться в Доме за маской?

Джи молчала.

– Знаешь, – сказал Кани. – На твоём месте я бы задумался: а зачем это разделение? Почему ты бессознательно испытываешь любовь к кому-то недостижимому? Почему так категорично отделяешь духовные порывы от телесных?

– Тот, в кого я влюблена, пока не может быть со мной – до окончания учёбы, – отметила Джиа. – Только потому я всё так разделяю!

– Не может быть с тобой – даже просто наедине? – задумчиво уточнил Кани. – При том, что он где-то здесь? Не может ни поужинать с тобой вместе, ни прогуляться, ни пообщаться, чтобы узнать друг друга поближе? Как-то слабо верится. Мой опыт говорит мне, что те, кто хочет быть вместе, в итоге находят способы и соответствующие пути. Если же нет, то якобы важная причина может быть, увы, всего лишь предлогом...

– Хватит! – Джи вскочила. – Достаточно. Я не собираюсь больше это слушать!

Мгновение – и дверь кофейни захлопнулась за ней.

– Надо было как-то помягче, – сказала я устало.

– В самый раз, – качнул Кани головой. – Она обдумает всё и, возможно, переосмыслит. Позлится на меня, вполне вероятно. Так и должно быть: слова лекарей душ редко нравятся их подопечным. Но с этим, увы, ничего не поделаешь.

Я только кивнула, наблюдая, как медленно растворяется в шоколаде вычурный карамельный узор.

Нет никакой великой загадки в причинах, по которым Джи тяжело.

Но, возможно, некоторые вещи должны быть услышаны. И мне до малодушного радостно, что сказала их не я.

– А как у тебя на личном фронте? – уточнила я у Кани.

– Брось, – покривил он губы. – Право, я же инкуб. С нами спят, но кто относится к этому серьёзно?

Я прикусила губу.

– Не делай такое лицо, – качнул головой он. – Это не камень в твой огород. С тобой шанс упустил я сам, и ты всё ещё остаёшься моим другом. А вот девушка, которая якобы любит меня страстной любовью, не желает появляться со мной на людях. Такие дела.

"Узнаю кто эта дрянь – все патлы повыдёргиваю", – подумала я мрачно.

– Не делай такое лицо, – улыбнулся Канидо криво. – Поначалу у нас с ней всё весьма неплохо шло, должен тебе сказать. Я захотел длительных отношений и начал встречаться с одной из тех девушек, что раз от разу признаются мне в страстной любви и шлют цветы на День Плодородия. Мне казалось, что это разумно, и она поначалу была счастлива, но потом мои одногруппники перед наступлением экзаменационного периода посчитали, что неплохо было бы выразить ей всё отношение к этому. Сама понимаешь, многим мои успехи – как морковка в горле... Вопросы вроде "Что, тебя готовы любить только за энергетическую плату?", "Как ты познакомишь его с родителями?" или "Что, записалась в официальные кормушки?" посыпались на ту девушку со всех сторон.

– И она не выдержала, – резюмировала я грустно.

– Нет, увы, – инкуб чуть печально улыбнулся. – На самом деле, очень мало на свете характеров, способных всерьёз и упорно сопротивляться общественному мнению. Нам всем кажется, что мы независимы, но если сотню раз сказать при человеке, что белое – это чёрное, то шанс один к двадцати, что он и сам начнёт в это верить. Кстати, о белом и чёрном: у вас всё без изменений?

– Всё так же, – отозвалась я. – Сейчас мы оба загружены до предела. Сегодня он не в Академии с самого обеда: Стражи вызвали его на работу, даже сняли с занятий.

– Что-то срочное?

– Очевидно, – пожала я плечами. – Или просто понадобился герой. Ты поразишься тому, как этот парень обожает причинять добро и спасать всё, что плохо стоит или лежит!

– Н-да, – глаза инкуба лукаво блеснули. – Зато тебе, конечно, это вот совсем не свойственно...

Этот удар я предпочла гордо проигнорировать.

***

Дайнор

Моё призвание – помогать тем, кто в этом нуждается.

Именно это внушал мне всегда Учитель, и слова его никогда не входили в противоречие с моей внутренней сутью.

Правда, есть некоторая ирония в том, что по-настоящему полезен я стал здесь, вдали от дома и Храма, за океаном, в чужом и незнакомом мире, где, по версии лжецов из Золотой Ложи Святых, живут мерзкие чудовища и порочные люди.

Ложь. Грязная, осознанная – и от того ещё более мерзкая. Они науськивают прихожан и паладинов, как нерадивый хозяин – бойцовского пса. Они используют чужую веру, чужое доверие, чтобы порождать ненависть. Я поражаюсь тому, насколько слеп был раньше, если не понимал, почему проповедь Первосвященника "О необходимости возвращения древних реликвий" приводит в такое отчаяние Учителя и круг его единомышленников. Я не понимал их возмущения, ведь паладины, отправившиеся воевать за веру – герои. Я действительно в это верил.

Теперь же, воочию увидев "ужасных тёмных", прочтя написанные ими книги, познав построенный ими мир, я всё понял. Стоят ли реликвии, пусть даже и похищенные, крови и жизни таких, как родители Джиа или Иваса? Могут ли происходить такие вещи – под покровом веры? Или, если речь правда идёт только о деньгах, то не честнее ли говорить, как те же тёмные, о патриотизме, не вмешивая Бога в эту грязь? Мне некому было задать эти вопросы, хотя и хотелось.

Стоит ли считать ещё большей иронией тот факт, что подлинных друзей и единомышленников я отыскал именно среди этих, якобы бездушных, существ? В любом случае, я ни единой секунды не сожалел об этом. Этот город стал моим, и я готов был рискнуть жизнью ради безопасности его жителей.

Последнюю мысль мы с коллегами вот уже полчаса пытались донести до непосредственного руководства.

С переменным успехом.

– Я против, – в очередной раз отрезал комиссар Лофф, прерывая мои мысли. – Категорически. Он – светлый!

– Шеф, – кашлянул Доминик. – При всём уважении, на Дайнора можно положиться.

Я встретился с колдуном глазами и наметил подбородком кивок, отмечая, что оценил его заступничество. Оно было неожиданным и приятным: Доминик был одним из тех, с кем притирка была самой тяжёлой. Практикант, как и я, тоже студент, но Академии Чернокнижия, он был поразительно талантливым юношей, но, как я понял, не вышел происхождением. И, что ещё хуже, не любил лебезить и обладал непростым нравом. Потому-то в ответ на вполне законную просьбу о частичном трудоустройстве его направили не куда-то, а в Ночную Стражу, где служили только изменённые. Среди колдунов, насколько я могу уразуметь, такое считалось унизительным, но Доминик вынужден был согласиться: непростая ситуация в его семье, о которой я лишь частично наслышан, не оставила ему другого выбора.

– Поддерживаю, – один из моих постоянных кураторов, офицер Броккил, наклонил свою мощную рогатую голову, точно собирался боднуть несговорчивого начальника. – Умник... в смысле Дайнор доказал, что ему можно верить.

– Я ни секунды не сомневаюсь! – взорвался комиссар. – Но вы представляете, что мне скажут в светлом посольстве, если я самолично суну в зубы этому маньяку очередную жертву!

– Сэд, – подал голос Ародо, "мозг" нашей группы. – Ловля на живца – идеальное решение в этих обстоятельствах. И у нас есть оперативный сотрудник, обладающий достаточной квалификацией для того, чтобы с большой долей вероятности выжить...

– Большой долей вероятности? – приподнял брови комиссар. – Именно это предлагаешь мне сказать леди Адри и самой Императрице, когда светлый благородный дон с истинным даром преставится на одобренной мной операции?

Я сцепил зубы; тут, определённо, был мой выход.

– Сэд, – склонил голову я, сделав шаг вперёд. – Прошу, позвольте мне принять участие. Я согласен написать отказ от любых претензий и подтвердить, что это была исключительно моя инициатива. Также отмечу, что официально отречён от Храма, потому едва ли светлая сторона предъявит вам претензии.

В последнем я, конечно, немного лукавил: какие-то проблемы, учитывая моё настоящее происхождение, всё же могли быть. С другой стороны, у меня не написано на лице, что я – Императорский ублюдок. И, похоже, никто из тёмных об этом не знает. Это, в сочетании с моим отречением и подписанными мной бумагами, должно было защитить моих коллег.

Комиссар явственно колебался. Колдун, нападающий на членов светлой диаспоры и выпивающий их, стоял поперёк горла всему ведомству. Поймать его очень, очень хотели.

– План идеально продуман, – сказал я, воспользовавшись собственной силой убеждения. – Мы сможем остановить его. И никто больше не умрёт.

– Любишь же ты совать голову в пасть к Рогатому, парень, – покачал головой комиссар. – Ладно! Бездна с вами. Но только вздумайте облажаться – шкуры спущу! И поувольняю к такой-растакой матери!

Что же, это была чистая победа. Жди, колдун-маньяк! Твоя жертва уже идёт к тебе!

*

– Как вы думаете, если нарядить его в платье, он будет казаться более беззащитным? – вдали от начальства Доминик тут же принялся фонтанировать замечательными и своевременными идеями.

– Слышь, давай мы тебя нарядим, – прогудел Броккил. – А потом сдадим в Дом Переодеваний, чтобы тебе там того... сделали хорошо. Если уж ты о переодетых в баб мужиках фантазируешь, то чего стесняться?

Присутствующие рассмеялись.

Я подавил вздох: к вольной, порой грубоватой манере тёмных общаться между собой сложно привыкнуть, для них манеры – удел официальных мероприятий и горстки немногочисленных аристократических семейств. И я вот не знаю, как относиться к тому, что у них знать лишена преференций, а общество – чёткого деления. Но это, наверное, во многом хорошо, просто для меня – диковинно.

Ещё сложнее примириться с манерой тёмных очень спокойно обсуждать личные, табуированные, запретные темы. Личные пристрастия и желания, любовники и любовницы, грубоватые, а порой и вовсе неприличные шутки; нет, я предполагаю, что в среде служителей закона это может быть нормой, но после Храма и Института Светлых Магов, где были почти исключительно дети из благородных семейств, это всё казалось мне совершенно другим миром.

– Я же серьёзно! – возмущался Доминик между тем. – Если наш светлый ангелок будет прогуливаться там в своём натуральном виде, к нему никакой маньяк не успеет: его по дороге восторженные дамочки затопчут. И прочие заинтересованные личности.

Да, ещё одна причина, по которой Доминик меня в самом начале терпеть не мог: моя – условная – красота и его – не менее условная – непривлекательность.

На проповедях Храмовники порой порицали тот факт, что среди юных донни ходят легенды о соблазнительной красоте колдунов и срамного содержания тексты, описывающие всем понятно что. Ранее я старался пропускать всё это мимо ушей, но теперь даже сожалею немного, что не интересовался такими вещами. Во-первых, моя Элин точно пришла бы в восторг от пересказа одного из таких творений. Во-вторых, как я понимаю сейчас, это был бы отличный источник информации о том, что хотят женщины видеть в мужчинах.

С другой стороны, если по правде, то я не уверен, что тёмные и светлые девушки хотят видеть одно и то же.

В любом случае, истории о неземной красе колдунов у нас распространены. И вот не знаю... Возможно, они и имеют под собой некоторое обоснование, тем более что красота всегда в глазах смотрящего. Но мной виденные адепты тёмных сил все как на подбор (не считая изменённых, конечно) – сухощавые, остроскулые, бледные от постоянной кабинетной работы и весьма утончённые люди, чьи волосы достаточно рано трогает седина. Под глазами их прячутся тени, лбы обычно перечёркнуты морщинами, а радужка выцветает. Нет, это не уродливо, но я сомневаюсь, что именно такими воображали донни героев своих грёз.

Наш же Доминик был классическим примером такого вот колдуна, а ненормированный рабочий график, недоедание в детстве и пренебрежительное отношение к собственному здоровью окончательно придали юноше болезненный вид, добавив к изначальному списку сутулость и нездоровую худобу.

И так уж вышло, что на одном из первых наших совместных заданий юные особы, очевидно искавшие приключений, обратили внимание на меня и только посмеялись над Домиником.

Разумеется, я отвадил их так грубо, как только мог: навязчивые женщины, унижающие других, вызывают у меня отвращение.

Или должны вызывать. Вспоминая Элин и то, какие именно вещи мне в ней нравятся, начинаю думать, что мне не чуждо весьма основательное лицемерие в этом вопросе.

В любом случае, после того эпизода Доминик не упускал возможности съязвить касаемо толпы девиц, бегающих за мной. И это было настолько самоуничижительно  с его стороны, что мне хотелось утешить его и попытаться исцелить явно травмированную спину. К счастью, у меня к моменту нашей встречи уже было хоть какое-то понимание того, как тёмные относятся к жалости и слабости, потому не навязываться у меня благоразумия хватило.

– Эта идея имеет смысл, – вдруг выдал Ародо, чем поверг всех в шок. – Будет действительно неплохо, если мы переоденем нашего Умника в женщину.

Повисла тишина.

– Да ладно, – очнулся Броккил и со свойственной ему бестактностью брякнул: – Это вон тебя или нашего Глиста Ники можно нарядить. Получатся бабы, пусть и страшные. Но наш Умник... где ты видел бабень с такими плечами? Тем более среди светлых?

Лицо Доминика (он же упомянутый Глист Ники) сменило несколько оттенков, от белого до красного. Я, признаться, тоже был в шоке и искренне надеялся, что мозговой центр нашей группы, отличный стратег и мой непосредственный куратор сейчас просто пошутил. Хотя в глубине души я понимал прекрасно, что Ародо как раз из тех, кто значение слова "юмор" предпочитает от случая к случаю подглядывать в словаре, дабы не запоминать зря всякую ненужную лично ему ерунду.

– Мы все знаем, что десять из пятнадцати жертв были, как ты изволишь выразиться, бабами, – протянул он лениво. – И эта статистика становится критичной, если вспомнить, что светлые женщины покидают свой дом в разы реже, чем мужчины. У нас есть основание полагать, что он не выбирает их заранее, но поджидает неподалёку от рынка. При таких вводных действительно будет выгоднее переодеть приманку в женщину. Учитывая то, насколько вкусна для тёмных энергия Дайнора – уверен, маньяк клюнет.

– Но я не... – в душе моей ещё теплилась робкая надежда.

– Брось, – отмахнулся Ародо. – Я же не предлагаю тебе переодеться в одну из тёмных? А светлые носят на себе столько тряпок, что там можно двоих вроде тебя спрятать. Да, придётся немного повозиться с плечами, но на этот счёт можешь не волноваться – сделаем.

Увидев подозрительно довольный блеск в глазах Доминика, предвкушавшего мой позор, я окончательно понял: настали трудные времена.

*

"Прости, Элин, – думал я. – Кажется, ты не зря предлагала мне на балу поменяться нарядами. Боюсь, я тебе задолжал."

Будто иллюстрируя мои мысли, проклятый подол каким-то мистическим способом снова оказался у меня под башмаками. Равновесие удержать получилось, и в грязь я не упал, хотя стоило мне этого немалых усилий и даже мимолётного применения магии: крой платья был сам по себе сковывающим, будто смирительные рукава. Мне же, помимо всех прочих прелестей, наряд был откровенно узок в плечах, отчего я чувствовал себя шкафом, который по какой-то нелепой прихоти очередного безумного колдуна оживили, обрядили в наряд светлой минни и отправили блуждать по улицам города.

Треск ткани возвестил, что верхнее платье пало в неравном бою. Я покосился на подол и с прискорбием убедился, что всё, скажем так, плохо.

Как?! Как милые донни из куртуазных романов вообще ухитрялись оставаться прекрасными после похищения, плена и пробежки по лесу – при условии, что бежать пришлось в подобном?! Ладно, сниму даже вопрос о прекрасном. Просто – как, вот как можно бегать в такой одежде по лесу? Я по относительно чистому городу не могу пройтись без того, чтобы не оставить детали своего платья за спиной, как хлебные крошки...

– Вы в порядке, минни? – раздался за спиной вопрос, заданный участливым и тёплым женским голосом.

Я обернулся и обнаружил в паре шагов приостановившуюся замужнюю горожанку. На донну она, конечно, не тянула, явно была минной, но, судя по всему, весьма состоятельной. Вот только этого не хватало! Зря мы затеяли эту историю с маскарадом, вот как есть зря. Конечно, местные светлые вполне ассимилировались в тёмной среде, никто девушку, в одиночестве вышедшую на улицу, не посмеет упрекнуть или, тем более, потащить на Храмовый суд. Тем не менее, проигнорировать старшую женщину я, как незамужняя дева (прости Боже, как я в это вляпался?!) не могу.

– Ах, спасибо, – сказал, стараясь не вздрагивать от звучания тонкого высокого голосочка, вылетающего из моего рта. – Я сама справлюсь!

– Да что вы, милочка! – горожанка даже руками замахала. – Как я могу позволить вам ходить по городу, когда у вас одежда в таком беспорядке? Мы здесь, вдали от дома, просто обязаны помогать друг другу! Зайдите ко мне: согреетесь, переоденетесь, я наряд вам починю. У меня там такие пирожки...

Сначала я чуть было не снял накидку, на которой были замкнуты чары маскировки, и не сообщил: "Извините, добрая минна, мы тут ловим колдуна-маньяка, так что – как-нибудь в другой раз".

Но что-то меня остановило. Слишком сладким был щебетливый голос светлой, слишком напоминал памятные Беанины увещевания (до сих пор стыжусь того, как легко им поверил). Я собрался было сконцентрировать на ней внимание, перенастроить собственный эмоциональный фон и заставить её говорить правду. Только вот беглый взгляд истинным зрением на её ауру заставил меня быстренько передумать.

Она была светлой, несомненно. В ней даже теплилась та искра дара, которой недостаточно для обучения, но вполне хватит, чтобы чаровать над святыми свечами, заломить зерно на поле или приманить зверя. В ней не было ничего такого уж особенного... кроме того, что её защита была построена колдуном.

И да, разумеется, это могло быть совпадением. Но чем дальше, тем больше я невольно разделяю взгляды моих тёмных коллег, утверждающих, что совпадений не бывает.

– Ох, благодарю, – сказал я с чувством. – Если можно, я действительно загляну к вам – мне очень стыдно идти по городу в таком виде!

В глазах женщины промелькнул и погас хищный, довольный огонёк.

*

Дом минны располагался на окраине рынка и был мне неплохо знаком: я проходил мимо несколько минут назад и ещё тогда удивился сказочному, милому оформлению. Половина здания была жилой, на другой расположилась булочная, радовавшая прохожих дивными ароматами и сияющей, аккуратной, изукрашенной цветами и бантами витриной, как бы намекающей, что основной контингент посетителей заведения – женщины.

На миг я задумался: не ошибаюсь ли? В показаниях свидетелей было упоминание о том, что одну из жертв видели в какой-то булочной. Скорее всего, в этой же самой – опрос проводил не я, однако маршрут для приманки составлялся с учётом мест, где отметились жертвы в день исчезновения. С другой стороны, касаемо остальных пострадавших никаких подобных сведений не было, да и пропали они все в других частях рынка.

Опять же, наличие темномагической защиты – ещё не преступление. Возможно, женщина просто боялась чего-то и потому обратилась к одному из местных колдунов-нелегалов (энергетической подписи на плетении не стояло, так что создатель защиты точно был вне закона). Само по себе такое деяние, пусть и противоречит вере и ряду административных законов, но тяжким преступлением со стороны минны не является. Говоря о вере, было бы странно жить в Ородио и продолжить грести под одну гребёнку все проявления тёмной магии. Я – последний, кто стал бы за подобное осуждать. Говоря же об административной ответственности, то куда большие проблемы при таком раскладе грозили как раз колдуну, не оставляющему магической подписи.

И всё же, что-то было не так.

Хотя бы тот факт, что шли мы по узким переулкам, минуя людные улицы. "Не хочу, чтобы тебя кто-то видел в таком виде, милочка – тогда женихи начнут воротить нос". И объяснение вроде бы гладкое, но в сочетании с другими странностями и совпадениями – наводит на мысли.

– Проходите, милочка. Осторожнее, порожек!

Последнее предупреждение было актуальным – с той-то дивной грацией, что была мне свойственна в этом чудесном наряде. Чудо, что я ещё не убился!

Определённо, если мы поймаем маньяка и получим премии, нужно будет купить Элин подарок – просто в качестве извинения за то ужасное платье.

Например, можно преподнести кружевное бельё.