Текст книги "О каретах и тыквах (СИ)"
Автор книги: Алиса Чернышова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 21 страниц)
– Тогда я начну, – выдал светлый. – Видишь ли, есть у меня один врождённый недостаток: я – принц.
Случались в моей жизни неоднозначные и дурацкие моменты, признаю. Чего хоть стоит тот случай, когда мы с ребятами ещё на младших курсах напились и случайно вызвали вместо домового духа вздыхающий комок фиолетовой слизи, который избрал меня своей хозяйкой и ползал следом. Был сей представитель иномирных форм существования печален и безвреден (если не считать всерьёз за ущерб тоску, которую навевали его душераздирающие вздохи). Тем не менее, это существо не истреблялось. Ничем. Более того, отослать его обратно... да хоть куда-нибудь отослать тоже не получалось! И мне осталось только благодарить преподавателей из Академии Чернокнижия, которые создали по этому поводу консилиум и всё же отлепили от меня слизистое нечто – преимущественно ради того, чтобы исследовать его необычные свойства, но всё же.
Или вот был случай, когда я проспорила скотинистому Раоноку и была вынуждена явиться на построение в белом платьице с рюшами. Преподаватели так опешили, что даже ругать меня не стали, но в целом – как вспомню, так вздрогну.
Да, бывало разное.
Но такое – впервые. Если однажды ваш парень скажет вам, что он – принц, тогда вы меня точно поймёте.
– Это своеобразная шутка, и я не совсем поняла, где смеяться.
Дайнор тихо хмыкнул и небрежно махнул рукой, усиливая и без того окружавший нас полог тишины. Проникнувшись моментом и предчувствуя масштаб надвигающегося кабздеца, я добавила свой.
И тогда этот долбоклюй рассказал мне всё – или, как минимум, столько, сколько позволили клятвы. В процессе повествования я наверняка бледнела и зеленела. Мне пришлось присесть, а в глубине души, если быть откровенной, так и вовсе хотелось прилечь. Осознание того, во что я вмешалась и о чём человек, несколько раз звавший меня замуж, "забыл" рассказать, ни много ни мало оглушало.
Когда Дайнор замолчал, я не стала комментировать услышанное, а просто потёрла переносицу, пытаясь успокоиться.
С одной стороны, совершенно очевидно, что о таких вещах болтать не станешь. Даже – особенно! – со случайной любовницей, за счёт брака с которой решил избежать совершенно патового выбора. И, пусть мне немного неприятно было осознавать причины, по которым он на самом деле промолчал той ночью, с другой стороны... многое, наконец, стало понятно. Большинство странностей и нелепостей обрели некоторое логическое обоснование. Обижаться же на Дайнора за то, что он хотел всеми способами отделаться от роли марионетки или (хотя скорее всего "и") смерти...
Я рада, что он жив. И никогда не стала бы его в этом винить.
Конечно, хотелось бросить ядовитое: "И ты мне всерьёз всё это время вещал о доверии?". С другой стороны, пора бы уже привыкнуть, что лицемерие – это эдакий вьюнок, который оплетает древо любой политической или религиозной системы и цветёт на ней махровым цветом. И светлым, по очевидным причинам, это особенно свойственно, коль скоро их общество так двинуто на внешних приличиях, морали и дуализме.
Да что там, тёмным в некоторых вопросах то самое лицемерие свойственно не меньше – если совсем уж честно.
И да, мы оба не были откровенны друг с другом. Так что – туше.
– Знаешь, – сказала я Дайнору, явно ожидавшему вспышки или даже истерики с моей стороны. – Когда мы с Джи обсуждали тот Бал, очень много шутили о Золушке. Ну знаешь, бал, девушка, притворяющаяся не той, кем она есть на самом деле, кареты и тыквы... И прекрасный принц, куда же без него. Джи, моя фейри-крёстная, строго-настрого запрещала связываться с принцами – от них одни проблемы. И что в итоге, спрашивается?
Он опустил голову.
– Безусловно, в том, что сказка Золушки кончается свадьбой, есть разумная предосторожность со стороны сказочников: едва ли дальнейшая жизнь с принцем носила хоть сколько-нибудь сказочный характер.
– Вот, – демонстративно обрадовалась я. – Тут мы с тобой на одной волне! Это ведь не проблема – превратить на одну ночь тыкву в карету. Даже я, пожалуй, смогу. Но она потом снова станет тыквой, так? В этом вся суть. Весь фокус в том, чтобы потом иметь дело с этой тыквой, чтобы превратить её в карету насовсем. Так ведь?
Он медленно склонил голову набок.
– Всё так. Но мы ведь практикуем магию, Элин. Мы упорны, последовательны, полны веры и страстей. И знаем, что не бывает невозможного... тыква может стать каретой насовсем. Такое случается... если ни принц, ни Золушка не сдадутся.
Я задумчиво посмотрела на него и поневоле задалась вопросом: он действительно верит в то, о чём говорит – или просто хочет верить?
– Предположим, – отозвалась я осторожно. – Но что ты собираешься делать теперь? С... хм... предложением твоего отца?
– Боюсь, я никогда не научусь называть того человека отцом. И не жажду идти по его стопам.
Нет, это предсказуемо. И – да, светлые с их фирменной категоричностью. Но...
– Прости, если скажу банальность, но трон огромной страны – это не какая-то там мелочь, которой просто так разбрасываются. Вернее... не спорю, бывали всякие прецеденты, и наша Императрица по слухам тоже не особенно жаждала занять трон, мечтая уступить эту честь младшему брату. Но тот, как известно, хотел править ещё меньше... настолько, что в пику всем сбежал с танцовщиком и прошёл с ним обряд единения судеб. И не таращь так глаза, всякое бывает, хотя скандал и вышел знатный. Так или иначе, признаю, случается, что наследнику трон не нужен. Но... ты уверен насчёт себя?
– Я смогу вернуться туда только в качестве марионетки, Элин, – как маленькой, принялся объяснять он мне очевидные вещи.
Ну-ну.
– То есть, тебе не приходило в голову, что Её Тёмное Величество с удовольствием окажет тебе поддержку? Посадить на светлый трон полностью лояльного монарха, который вдобавок ко всему прочему ещё и обучался некоторое время у нас – готова спорить, она посчитает это настоящим подарком.
– Возможно, – согласился он чуть устало. – Но это всего лишь сделает меня марионеткой двух хозяев.
– Что в теории позволит лавировать между ними. Могу откопать примеры из истории, если хочешь.
– Не стоит. Я понимаю, о чём ты, благо читал много текстов периода становления великих монархий. Но не думаю, что мне подобное бы подошло. И потом... Элин, ты ведь понимаешь, что жена Светлого Императора не может быть изменённой?
Я быстро сглотнула горечь в горле и улыбнулась так беззаботно, как только могла.
– Дайнор, только идиот, сказочный персонаж, никчемный глупец или наивный мечтатель может отказаться от трона ради любви. Что бы там ни рассказывали нам со страниц сопливых романов, никакая любовь не заменит амбиции и самореализацию. Вообще ни для кого и вообще никогда. Точнее, это может быть актуально какое-то время – пока конфеты, букеты и внеземная страсть – но рано или поздно всё равно кончится. А уж в нашем случае тебе и вовсе глупо было бы цепляться за меня.
– Правда? – в его голосе отчётливо звякнул металл. – И почему же?
– Ты пытался выжить, – отметила я мягко. – И выбрал меня, потому что я, в отличие от остальных невест, не посягала на твою личную свободу и не видела в тебе кусок мяса с потенциальной короной на голове. Это всё понятно. Но...
– Нет, – он смотрел на меня твёрдо и почти зло. – Не делай так. Не поворачивай всё так, будто я использовал тебя.
Серьёзно, ну что за детский сад?
– Извини, но ты использовал меня. И это нормально, потому что все используют всех, так или иначе. Вопрос, по большему счёту, лишь в целях. Ты хотел жить, хотел свободы. И, собственно, прямо так мне тогда и сказал, не так ли? Что я – символ свободы для тебя. Теперь я понимаю это намного лучше.
– Я люблю тебя, – он сказал это тоном, которым обычно вызывают на бой.
– Потому что должен? – уточнила я насмешливо. – Потому что в вашем чудном мирке принято жениться на девушке, с которой провёл тот самый Бал?
– Нет. Ты бесстыдная, несносная, по-мужски грубая женщина с невыносимым нравом.
– Спасибо за комплименты, конечно, и по сути согласна. Но...
– И мне это нравится.
Неожиданно.
– А ещё мне нравится твой ум, – продолжил он. – И великодушие, которое ты столь неумело прячешь за маской цинизма, и яркость, и магия, и сила, и красота, и грация, достойная любого магического существа. Моё отношение к тебе никогда – даже тогда – не было только расчётом.
Я кашлянула, чувствуя себя немного... неловко. И по своей любимой привычке поспешила брякнуть нечто умеренно смешное.
– Так много тёплых слов от монаршей особы. Я даже не знаю, что сказать!
Дайнор закатил глаза, но, судя по всему, успел узнать меня достаточно для того, чтобы не особенно обижаться. Тем не менее, он всё больше распалялся и заговорил эмоционально, страстно, вкладывая в слова всё больше силы.
– Я в чём-то согласен с тобой, Элин. Любовь не может быть важнее амбиций. Это правда, на которой стоит тёмная культура, и я по-новому взглянул на этот тезис сквозь призму ваших учений. Можно ли любить того, кто не позволяет тебе самореализоваться, ограничивает свободу? Вы склонны давать отрицательный ответ – и, наверное, во многом правы. Но, говоря об амбициях, мы всегда подразумеваем свои собственные, не так ли? А вот выбор между любовью и чужими амбициями – это уже совсем другая история. Так, мы оба с тобой не отказались бы во имя любви от магии или веры; но пойми – Императорский трон не входит в число моих амбициозных желаний. Я заточен для иного, обучен под иное. Да даже рождён для иного! И, что важнее всего вышеперечисленного, избрал для себя иное. Я не хочу связываться со властью не из-за тебя... или не только из-за тебя. Я просто в гробу видел двор со всеми его интригами, ложью и вечным выбором наименьшего зла. Понимаешь?
Я понимала.
Дайнор был, кроме шуток, замечательным человеком, но, к сожалению или счастью, не обладал качествами, необходимыми хорошему правителю.
И сам это осознавал.
Не сказать, конечно, что он был вот просто совсем уж безнадёжен... так-то ум, упорство, уверенность в собственной правоте и жажда изменить мир к лучшему – это, прямо скажем, неплохой базис для политика. Многим так называемым "наследникам", чьим единственным достижением можно посчитать рождение в правильной семье, и того не дано. Но... всё же, Дайнора не готовили к политической карьере, и это очень заметно. Более того, его разум направляли в сторону глубин истинной светлой магии, которые сами по себе предполагают доброту, любовь к миру и честность. И вот это уже ни в какие ворота не лезет – по крайней мере, когда речь идёт о политике.
Разумеется, человека можно преломить. На вершине со временем пачкаются все, если выживают – это неизбежная особенность вертикали власти, от которой никуда не денешься. Опять же, неплохой ум с возрастом вполне может отрастить себе придаток в виде вполне себе жизнеспособной хитрости и стратегической смекалки (которые, как известно, суть первейшее оружие любого годного правителя). Но это всё были перспективы, весьма туманные к тому же – то есть такие, до которых ещё надо дожить. Между тем, немного узнав донни Беальто за время совместного прохождения свадебных конкурсов, в противостоянии между нею и Дайнором я не поставила бы на него. При всей своей любви. Разумеется, мой добрый светлый победил бы в открытом магическом бою, но вот в изворотливости и интригах, сопровождающих борьбу за престол, милая донни обошла бы его на первом же повороте.
Потому понять его позицию я могла. Конечно, мне всё ещё казались немного кощунственными такие вот демонстративные жесты в духе "А не пошли бы вы со своей короной..." И дальше адрес, да-да. Но я и не принцесса (за что, может, и слава Предвечной), потому не могу даже вообразить всего разнообразия лиха, которое детям правителей приходится так или иначе хлебать.
Вывод – не мне судить. И важнее становится совсем другой вопрос...
– Значит, ты задумал отделаться от сомнительной чести. Чем я могу помочь тебе?
– Я справлюсь сам, – покачал он головой. – Не хочу втягивать тебя в это во второй раз.
Честно говоря, тут я немного опешила. Слегка так.
Дело в том, что вопрос мой некоторым образом содержал часть ответа. Я отчего-то решила, что, коль скоро Дайнор решил отказаться от власти, то ему непременно понадобится, хотя бы на время, тёмная жена – как самый простой способ окончательно сделать себя непригодным кандидатом.
И, если быть вот совсем уж откровенной, я за последние несколько минут успела с этим как-то... смириться, что ли. Прикинула, что нападки однокурсников как-то переживу, с родителями объяснюсь (не убьют же они меня, правда?), да и вообще Управление Печатей ещё открыто и можно быстро туда смотаться. Вот прямо-прямо сейчас.
Я с этим всем смирилась. И теперь чувствовала себя девушкой, которая вроде как убедила себя выйти замуж... но вот беда – никто не зовёт.
Как оказалось, неприятное ощущение.
Я покосилась на Дайнора. Хвост мой нервно замотался в воздухе.
Вообще-то девушки не должны так поступать, верно? Тем более по светлым меркам. С другой стороны, он же сказал, что я ему нравлюсь такая, какая есть? Вот пущай теперь и терпит!
– Я тут подумала... Может, тебе стоит на мне жениться? Вот прямо сейчас? У нас есть ещё где-то полчаса, вполне успеем поставить печати на аурах. Это сразу решит все проблемы! Ну, если ты точно уверен насчёт отказа от трона. И всё такое прочее...
Светлый уставился на меня с весёлым изумлением. Губы его дрогнули в усмешке.
– Как же так? – поинтересовался он лукаво. – Это же слишком рано, и мы ещё учимся! Разве можно жениться в таком возрасте? Это у вас не принято! И всё такое прочее.
Вот же злопамятный, а?
– Я думаю, что ради дела этими всеми аргументами можно пренебречь, – сообщила я ворчливо.
– А как же твои родители? Что скажут они?
– Ну, узнаем пару новых интересных выражений – велика беда. Папа, конечно, ещё и проклясть чем-нибудь может, но у нас обоих высокий уровень личной сопротивляемости, так что – переживём.
– Нет, ну я так не могу, – всё не успокаивался этот... шут. – Вот прямо сразу... Мне надо подумать! Морально подготовиться, одежду, опять же, подобрать...
И заржал, паршивец. Смешно ему, видите ли!
– Не хочешь – твоё право! Закрыли тему, – я развернулась, чтобы уйти, и снова оказалась в кольце его тёплых рук.
– Ладно! Ладно. Извини, хорошо? Не сдержался.
Я презрительно фыркнула, но поневоле расслабилась, обвивая хвостом его ногу – так уж моё тело привыкло реагировать на близость этого конкретного мужчины.
– Если же серьёзно, – добавил он, сжав мои руки в своих. – То я тронут твоим предложением и отвечаю на него согласием. Надо ловить момент, как говорится! Но это должно быть не так. Думаю, с нас обоих достаточно Бала и его последствий, правда? Мы поженимся, не сомневайся. Но не потому, что у Светлого Императора появились очередные планы на наш счёт, и не потому, что ты хочешь меня спасти, и не потому, что того требуют какие-то там обстоятельства. Идёт? Я хочу заслужить признание твоего отца, решить свои собственные проблемы... и, если уж на то пошло, устроить нормальный праздник – хотя бы для друзей и самых близких.
– Ты безнадёжный романтик... погоди. А твой брат будет входить в число самых близких? – уточнила я подозрительно. – Если да, то давай обойдёмся без гостей вовсе, хорошо? Он, на мой вкус, чересчур очарователен.
– Мы согласуем список гостей позже, – выкрутился светлый.
Ну-ну.
– И всё же, что ты собираешься делать? – поинтересовалась я, оставляя на время свадебную тематику.
– Присягнуть на верность Тёмной Империи, стоя перед алтарём Предвечной, – сказал он просто. – Имею право, как студент одной из государственных Академий. Собственно, с самого начала должен был, но леди Адри попросила сделать для меня исключение... вот, думаю, пришло время вливаться в ваши стройные ряды.
Я задохнулась. Светлый принц, присягающий на верность тёмной Империи – да это же просто... просто за гранью добра и зла! Это, конечно, не смена религии, и несколько светлых магов-перебежчиков, которых заставили присягнуть тёмной короне, за всю историю наскребается, но такое? Добровольно?
– Знаешь, – начала я осторожно. – Мы могли бы просто пожениться, а после – развестись. В два дня. И тебе не пришлось бы совершать такие... категоричные поступки.
– У нас с тобой разное представление о категоричных поступках, – отрезал он. – Я не собираюсь жениться на тебе ради того, чтобы развестись: считай меня старомодным или наивным, но для меня брак – таинство, а не игрушка. И я твёрд в своём решении, потому предлагаю не спорить больше на эту тему – бессмысленно. Это моя проблема, и я решу её самостоятельно.
Получи бес экзорцизму, как говорится. И что тут ответишь?
Конечно, такие жизненные повороты шокировали.
Честно говоря, всё то время, что Дайнор развлекался жизнью среди тёмных, я в глубине души была практически уверена, что рано или поздно он вернётся обратно – к пескам, белокаменным Храмам, законам Божьим... и к чистым, послушным, невинным светлым девам, не без того.
Если совсем откровенно, я смирилась с этим и просто позволяла нам двоим быть – столько, сколько получится. Но теперь...
Видит Мать, этот светлый умел удивлять.
– Итак, – сказал он мягко. – Я не настаиваю, но... может быть, твоя очередь говорить, Элин?
Может быть...
Рано или поздно всё равно придётся.
Я отвернулась от Дайнора, высвободилась из его рук (бывают воспоминания, которые проще переживать в одиночестве), устроилась на краю крыши и стала рассказывать – о детстве, полётах, девочке-изменённой с соседней улицы, которую звали Джиа, папиной работе, оккупации, сопротивлении, массовых казнях и арестах... Старалась выдавать информацию объективно, отстранённо, сухо, без пафоса и лишних деталей, будто предоставляю отчёт по всей форме.
Так было проще.
– Значит, твой отец сам отрезал тебе крылья? Не... мои соотечественники?
– Нет, – я устало покачала головой. – Точнее как. Я не могу обвинять отца в том решении, и не хочу даже представлять, что они с мамой пережили. Тут ведь вот что получилось: мой отец – не только колдун, но и мастер совместимости магий, учёный муж и лекарь. Когда светлые пришли в город, они выбирали колдунов, которые могли бы быть им полезны, и отец стал одним из таковых. Он согласился поддерживать светлых (на самом деле скорее делал вид, что поддерживает), а сам стребовал с них клятву не вредить семье – нашему дому, ему, маме и мне.
– Начинаю понимать...
– Именно. Когда они узнали, кто я такая (подозреваю, нас сдал под пытками кто-то из пойманных членов сопротивления), клятву было уже не отменить. Но вот Джиа она не касалась. Как итог... они выманили её из дома. Ей запрещали выходить, но какой ребёнок не выйдет на улицу, услышав, что мама зовёт? Это было вдвойне актуально, потому что Джи тогда было... тяжело. Она не верила, что её настоящих родителей сожгли, отрицала это и всем рассказывала, что они, дескать, просто уехали. И скоро вернутся. А те, что сгорели в костре, были ненастоящие, просто куклы. Такие дела.
– О Боже.
– Она была ребёнком.
– Нет, я... Прости. Я и не думал осуждать её. Просто это всё ужасно.
– Война – она и есть война. Она редко о весёлом. В общем, они захватили Джи, а после прислали нам сферу с записью того, как она плачет и кричит. И пообещали вернуть её в обмен на мои крылья... Родители были в ужасе, ясное дело. С одной стороны, они не были фанатами прикладной хирургии, спокойно относились к моим изменениям, а крылья и вовсе обожали. Папа говорил, что они мне достались от золотистой цапли, что живёт на юге. Не знаю, я плохо помню... В общем, они не хотели лишать меня крыльев – даже, как тогда казалось, временно. С другой стороны, Джи уже несколько месяцев жила у нас и стала, если честно, членом семьи. Тогда родители оказались перед немалой моральной дилеммой. В итоге, папа пришёл ко мне и всё объяснил, убедил меня согласиться. Сказал, что наша история знает примеры, когда изменённым отрезали крылья, а те потом восстанавливались вновь; объяснил, что сделает всё, чтобы мне не было больно; втолковал мне, что иначе они убьют Джи. И я согласилась, конечно. Правда, крылья так и не выросли обратно... по известной нам обоим причине. Вот, по сути, и вся история.
– Но они восстановятся, если снять чары с тех, что хранятся в Светлой Империи, и сжечь их. Я правильно понимаю? – уточнил Дайнор тихо.
– Да, – отозвалась я сухо – тема всё ещё причиняла боль. – Правда, для этого надо уладить вопрос с твоими очаровательными соотечественниками, которые обожают возню с трупами и частями чужих тел, но упорно отказываются признавать существование светлой некромантии.
– Они многое отказываются признавать, даже если оно происходит у них под носом, – он медленно кивнул, будто окончательно принимая решение. – Клянусь, что верну тебе крылья, прежде чем мы поженимся.
Чего?!
– Таким образом ты пытаешься намекнуть, что случится наше бракосочетание примерно никогда? – я почувствовала боль и оттого начала злиться. – К чему эти дурацкие неуместные обещания, которые ты не сможешь выполнить?..
Могла бы я сказать что-нибудь ещё, но запнулась, заглянув в его серьёзные, внимательные глаза. И поняла: те, кто разбрасывается пустыми посулами, так не смотрят.
– Я верну то, что они забрали у тебя, – повторил он серьёзно. – Хотя бы то, что может быть возвращено. И я заставлю тех, кто сделал это с твоей семьёй и выжил, заплатить.
В его глазах в тот момент было что-то такое, от чего холодок пробежал по моей спине.
– Дайнор, я...
Он покачал головой, взял мою руку и мягко прикоснулся к ней губами, как светлый рыцарь со старинных фресок.
– Оставим эту тему, – сказал он, и было в его тоне что-то такое, отчего спорить мне перехотелось.
Если честно, какой-то частью своего сердца я даже поверила: он действительно сделает то, о чём сказал. Споры тут бессмысленны – такой уж он человек.
И я терялась между желанием быть честной и страхом, что, узнав всю правду, он передумает помогать мне в этом деле. Однако, честность победила.
– Ты должен знать кое-что ещё...
Он выслушал рассказ о том, что поведал мне даэв, совершенно спокойно.
– Понимаю, что ангельская природа не позволит тебе жить жизнью простой женщины, – выдал он в итоге, как само собой разумеющееся. – Я думал об этом. Но смею верить, что, став магическим существом, ты изберёшь меня в качестве подопечного на какое-то время, вернёшься в качестве хранителя – я знаю, подобное бывало. Разумеется, мне придётся призвать тебя... но, смею надеяться, ты простишь мне такую вольность. Если сама того пожелаешь, разумеется. Если нет... не мне удерживать силой ту, кому Богом дарованы крылья. Я не посмею.
Мне только и осталось, что ошеломлённо молчать.
Вообще-то да, наша история знает несколько случаев вполне себе реальных отношений между заклинателем и существом, им так или иначе призванным. Самой известной темой была дружба (любовь? братство?) между самим Легионом и Неназываемым Пророком. Многие отказывались верить в подобное и считали легендой, но...
Я заглянула в глубокие карие глаза светлого, серьёзные и внимательные. Сколько ещё раз удивит меня этот человек? Сколько раз, решив, что вот теперь точно поняла его, я обнаружу, что всего лишь сняла очередной слой, скрывающий под собой множество других?
Или, может, такой она и должна быть – любовь? Когда шаг за шагом, взгляд за взглядом открываешь в человеке другой мир.
– Я... не ждала от тебя такой реакции.
– Думала, я тут же откажусь от своей затеи и решу, что ты и дальше должна оставаться бескрылой? Что должна пожертвовать своей природой во имя нашей любви?
– Примерно так.
Он чуть грустно улыбнулся.
– Ты читала когда-нибудь легенду о принцессе с острова Ирн, которая влюбилась в морского духа и обманом похитила его шкуру, чтобы заключить его в человеческом обличье и заставить на себе жениться?
– Ну да. Потом, когда у них было уже двое детей и семейная жизнь, он отыскал свою шкуру и тут же уплыл прочь. Принцесса же в слезах и соплях побежала топиться, потому что любовь. То есть, сначала она снова призвала беглого мужа, но тот сообщил, что даже носа не покажет на берег...
– Потому что для порождённого магией существа нет ничего ценнее свободы и родной стихии. И вот скажи мне, кому ты больше сочувствуешь в этой истории – духу моря или принцессе?
Губы мои поневоле тронула грустная улыбка.
– Ты знаешь ответ и сам, но я всё равно скажу – духу. Всегда, когда читала эту легенду, упорно не понимала: на что вообще рассчитывала эта подлая девица, когда украла силу, свободу и призвание? Ты можешь догадаться, что я проводила параллели, и мне ни разу не было её жаль в итоге. Никто не виноват в случившемся, только она сама.
– Вот видишь? – Дайнор усмехнулся. – В кои-то веки наш с тобой взгляд на старинные легенды совпадает. Хотя раньше, до знакомства с тобой, до приезда сюда, мне было искренне жаль принцессу.
– А теперь?
– Теперь я знаю, что украсть чужую шкуру – это не любовь. И, если бы я передумал возвращать тебе крылья после того, что узнал, это тоже была бы не любовь. что угодно, но только не она. В этом суть. Немного обидно, что ты настолько в меня не верила, но признаю – у тебя есть причины сомневаться... Я клянусь Светом, Элин, что сделаю всё возможное, чтобы вернуть тебе твои крылья. Да будут слова мои услышаны.
Я стояла, ошеломлённая и изумлённая, ощущала слёзы, почему-то бегущие по щекам, и думала, что чудо случилось. По мере того, как мерцал вокруг Дайнора подтверждающий клятву Свет, ко мне приходило осознание: эта тыква может однажды стать каретой. Теперь уже навсегда.
И я сделаю всё, чтобы так оно и случилось.
Дайнор
– Что, пришёл рассказать мне ещё что-нибудь интересное о мерзких и трусливых тёмных? – Раонок, склонившийся над списками учеников, посмотрел на меня с неприязнью. – Если да, то избавь меня от этой ценной информации. Мне казалось, что друг другу мы всё сказали по этому поводу ещё в прошлую встречу. Признаться, не вижу ни единой причины повторяться.
Что же, жестковато. Но – признаю, заслуженно.
– А если я пришёл извиняться?
– Правда?
– Нет, разумеется. Просто любопытно.
Раонок, явно заинтригованный неожиданным поворотом в разговоре, взглянул на меня чуть внимательней.
– Если бы ты пришёл извиняться, я бы решил, что тебе от меня что-то нужно.
Типичная логика тёмных. Которая, увы, оказывается верна в большинстве случаев.
– Нет, я не собираюсь извиняться. И да, мне от тебя что-то нужно.
Раонок ухмыльнулся и кивком указал на свободный стул и бутыль с бокалами на столе.
– В графине – безалкогольное бодрящее зелье. Помоги себе сам, – бросил он. – В преддверии экзаменов я – не особенно радушный хозяин. Как на грех, Банни, который, как ты знаешь, обычно решает за меня бытовые вопросы, уехал домой: его матушка, прознав про теракт, выела ректору Джин весь мозг своей истерикой, но добилась для чадушка увольнительной. Если хочешь знать моё мнение, порой излишне заботливые матери – зло.
– Согласен, – вздохнул я, вспомнив, как моя собственная матушка на полном серьёзе рассказывала леди Адри, что Элин меня "опорочила и совратила".
Честно говоря, до сих пор стыдно.
– Так что там за услуга? – уточнил Раонок лениво. – Если хочешь попросить помочь профессору Кирану, то можешь не трудиться: Джиа уже постаралась. На самом деле, это всё немного странная ситуация с учётом... всего. Но Джи умеет быть убедительна, а профессор мне в целом всегда нравился, так что да, я попросил отца максимально нажать на кнопки. Никаких гарантий тут дать не могу, конечно – всё же, Императрица взяла расследование под личный контроль, – но в поддержку высказался также лорд Эди, на минуточку глава центрального банка страны. Так что можешь не сомневаться: всё, что в теории тут можно сделать, будет сделано.
Я оценивающе взглянул на энерговампира, который в очередной раз предстал передо мной и циничным манипулятором, и отличным другом, и редкостным бабником, и верным возлюбленным, и лицемером, и человеком, прямо говорящим правду в глаза. Как это только может уживаться в одном существе? Умный юноша, хитрый и расчётливый, но не лишённый сердца. Вот уж из кого бы получился отменный правитель! Но нет – только из-за того, что он родился в неправильной семье.
И это по-настоящему серьёзный недостаток политической системы – то, что верховная власть даруется отнюдь не тем, кто этого достоин.
– Я рад касаемо профессора Кирана, но пришёл по другому поводу. Мне нужен твой совет, – сказал я.
– О как, – хмыкнул Раонок. – С чего бы вдруг?
– С того, что ты явно разбираешься в некоторых ситуациях и подводных течениях лучше меня. Мой мозг заточен под магию, твой – под политику. И... скажем, у меня вопрос скорее по твоей части.
Раонок выгнул бровь, отложил записи и задумчиво посмотрел на меня.
– Вон оно что, – протянул он. – Но, как бы так сказать... твоё высочество ведь понимает, что в светлой кухне я мало что смыслю?
У меня не нашлось сил на удивление.
– Об этом теперь знают все? – уточнил я обречённо.
– Я бы не сказал, – усмехнулся Раонок. – Скорее сформулирую так: об этом знают все, кому следует знать. Благо светлый посол обратился к Императрице по поводу твоего немедленного помилования в присутствии нескольких ключевых придворных фигур. Как ты понимаешь, слухи в определённых кругах быстро разошлись. Коль скоро мой отец – Верховный Судья, до него новости тоже дошли. Кстати, он приказал сообщить Тайной Службе всё, что я о тебе знаю, а после распорядился с тобой помириться так скоро, как только появится возможность. Так что удачно, что ты пришёл – мне даже делать ничего не пришлось... И да, будь готов, что теперь многие представители знатных колдовских семейств попытаются свести с тобой знакомство и подружиться.
Я мрачно посмотрел на графин с укрепляющим зельем.
– Иногда это печально – не иметь возможности выпить, – сообщил я Раоноку.
– Даже представлять не хочу, – отмахнулся тёмный.
– Значит, профессора Кирана сделали единоличным козлом отпущения только из-за того, что я – Императорский ублюдок? – слова горчили в горле.
– Не советую заморачиваться на этот счёт, – холодно отозвался он. – Насколько я знаю, профессор Киран пошёл на это добровольно, Тайной Службе даже не пришлось давить – он действительно ощущал за собой вину и был не прочь тебя прикрыть.
Я только покачал головой. К каким же последствиям порой приводят благие намеренья!
– Ты бы заканчивал с этим самоедством, – сказал Раонок лениво. – Смысл в нём теперь? Что сделано, то сделано. Да, ты избежал ряда проблем благодаря происхождению, но оно и понятно. И... Если бы я знал тебя хуже, то верил бы слухам, ныне блуждающие при Тёмном Дворе. Мол, ты с самого начала понимал, что выйдешь сухим из воды, и убил Кристиана руками профессора Кирана таким вот хитровыкрученным образом. Тебя, между прочим, заочно зауважали и записали в отменные интриганы!
