Текст книги "О каретах и тыквах (СИ)"

Автор книги: Алиса Чернышова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 21 страниц)

А что? Я видел подобное недавно на витрине магазина, из которого мы конфисковали проклятое платье светлой невесты. Тогда я обратил внимание на эти тряпочки и не совсем понял, для чего они нужны. Даже додумался спросить у продавщицы, не обращая внимания на подозрительно кашляющего Доминика. Девица не растерялась: скинула фирменное платье и показала мне сию прелесть на себе. Напарник чем-то подавился, я же наверняка покраснел (ненавижу это своё свойство, но никак не могу побороть) и отбился от предложения "зайти за ширму и опробовать более подробно", пояснив, что у меня есть невеста. Продавщица явственно расстроилась, но коммерческая жилка в ней была сильнее остальных порывов. "А хотите увидеть подобное на своей невесте?" – уточнила она провокационно.

К стыду своему подозреваю, что покраснел ещё сильнее. И начал торопливо объяснять, что наверняка ошибусь с размером.

Девушку это воодушевило. Она сообщила, что бельё – "лучший подарок от мужчины" и "сядет по фигуре вашей избранницы, какой бы она ни была".

Думаю, Элин понравятся такие извинения. Мне же понравится всю эту прелесть с неё снять. Опять же, неплохо будет показать ей, что я не консерватор и вовсе необязательно, оставаясь наедине со мной, надевать коротенький кружевной пеньюар вместо традиционной светлой сорочки и стараться всегда гасить свет. Да, у светлых есть ограничения касаемо количества сорочек, но они не так строги, как принято считать. И мне хотелось оказаться с ней кожа к коже – без единой преграды; хотелось показать, что я желаю видеть её полностью обнажённой и не вижу в этом никакого порока – лишь красоту.

Воодушевлённый этими мыслями, я подобрал широкие юбки и шагнул в тёмный зев коридора.

– Подождите здесь, – попросила женщина. – И располагайтесь удобнее, милая! Я сейчас вернусь. Не волнуйтесь, что вас кто-то заметит: мы зашли через ход для прислуги.

– Спасибо, что позаботились о секретности, минни, – мне стоило некоторых усилий подавить иронию в голосе.

Приняв мои слова за чистую воду, женщина исчезла в одном из боковых коридоров. Я же прикрыл глаза, настраиваясь на энергетический фон.

Итак, что тут у нас...

Что же, хорошая новость – я не ошибся. Плохая – жертв было явно больше, чем мы считали. Эти стены буквально пропитались болью и ужасом, и источник его находится где-то внизу.

Подвал?

Кивнув сам себе, я сжал артефакт, казавшийся грошовой брошкой. Сейчас у коллег должен прозвучать сигнал тревоги, и их появление здесь – вопрос пары минут.

– Выпейте, милочка, – минна вплыла в комнату с милой улыбкой и чашкой чего-то, пахнущего как отвар. – Это поможет вам восстановить силы.

– Может, сами это выпьете? – уточнил я "смущённо". – А то вдруг вы меня чем-то опоить решили...

– Милая, тебе определённо стоит подучиться манерам, – маска очарования сползла с лица женщины, обнажая презрительную гримасу. – Ты поразительно дурно воспитана. Смеешь сама ходить по улицам, как распоследняя потаскуха, споришь со старшими... Тебе определённо нужно преподать урок!

С этими словами почтенная булочница швырнула поднос мне в лицо. Горячая жидкость испарилась, не долетев до кожи, посуда отскочила от невидимой преграды, но произошедшее заставило меня немного отвлечься. Женщина воспользовалась этим, стремительно шагнула вперёд и с неожиданной силой вцепилась мне в волосы. Ну... попыталась это сделать. Во-первых, разница в нашем росте, нивелированная лёгкой косметической иллюзией, давала о себе знать; во-вторых, парик был закреплён не настолько хорошо, а посему не выдержал издевательств и остался у изумлённо ахнувшей минны в руке – вместе с накидкой и иллюзией, разумеется.

Она открыла рот, чтобы завизжать, но я оказался быстрее – резко прижал женщину к стене, зажав ей рот, и спешно спеленал её связывающими чарами.

К сожалению, её подельник, судя по всему, почуял неладное – дверь в подвал резко распахнулась, и на пороге объявился статный черноволосый мужчина. Мгновение спустя в меня полетела какая-то низкоэнергетическая дрянь, от соприкосновения с которой базовая защита испарилась, будто её и не было.

Впечатляет, что уж там.

Я метнулся в сторону, дабы не задеть в запале пленницу, и призвал из небытия свою гордость, Щит Веры. Не то оружие, которым стоит пользоваться без причины, но с таким противником не до шуток. Колдун прищурился и оскалил жёлтые зубы с выступающими резцами: понял, что никакой дистанционной тёмной магией меня сейчас не сможет достать. Вены его начали слегка светиться, ненавязчиво намекая, что украденная светлая сила была использована по назначению. Я направил в него поток света, но он увернулся, юркий, как змей. Из ладоней его, как из ножен, начали появляться костяные клинки.

Какая мерзость.

Я сжал кулак, призывая Меч Света, и рванулся вперёд, рассчитывая достать его первым и получить преимущество. Увы, противник оказался быстрее – успел вырастить (не хочу даже представлять, как это происходит) свои парные клинки, и его рубящий меч скользнул по моему, уводя в сторону обманным маневром. Под прикрытием этого он атаковал колющим клинком, целя мне в бок. Я блокировал щитом и попытался поймать его ведущий меч в ловушку. Он ловко этого избежал, двигаясь плавно и уверенно.

Да, он весьма и весьма хорош.

Мы закружили по комнате, обмениваясь ударами и блоками. Не говорили – не о чем, да и сбивать дыхание, когда сражаешься всерьёз и с равным, дураков нет. Опять же, мне приходилось всё своё внимание концентрировать на движениях: платье, разумеется, порвалось по швам на плечах, но проклятая юбка норовила запутаться в ногах. И, что самое плохое, колдун прекрасно видел сие затруднение, стараясь его использовать в своих целях. Интересно, почему подкрепления всё ещё нет?

Мы всё наращивали скорость, приёмы становились изощрённее, и признаюсь честно – с таким фехтовальщиком мне довелось встретиться впервые. Колдун плевал на все писаные и неписаные правила, его тело было быстрым и поразительно гибким, и только Щит помогал мне остаться в живых – пока что.

И он тоже это понимал.

Грохот слетающей с петель двери прозвучал в тот момент, когда колдун, извернувшись ужом, резко ударил ногой по Щиту и отбросил меня чуть назад, вынудив открыться на миг. Он полоснул по моей руке колющим мечом, больше напоминающим кинжал с извилистым лезвием. Я успел чуть отклониться, так что даже не остался без кисти, что чудо для тех обстоятельств. Но сухожилия были безнадёжно повреждены, чувствовать руку я перестал, и Щит рухнул на пол, рассыпаясь снопом белоснежных искр.

Лишь вбитые намертво инстинкты помогли блокировать удар рубящего меча; пришлось принять его на острие, но тут уже было не до правил. К сожалению, у него теперь было преимущество: второй клинок. Удар в бок должен был стать последним, но, к счастью, коллеги наконец-то подоспели и занялись колдуном все вместе. Это они вовремя: мир вокруг начал как-то подозрительно кружиться. Кажется, я рухнул на пол. В глазах потемнело.

В себя я пришёл под речитатив Доминика:

– Терпи-терпи-терпи... Даже не вздумай помереть, слышал? Мы уже почти в лекарне. Терпи!

Я хотел спросить, что случилось, но язык упорно не слушался. Разум, казалось, плыл в тумане, и сконцентрироваться не удавалось. Сознание выхватывало отдельные картинки: Доминик, левитирующий меня по улице... испуганные глаза людей... моя рука, обхваченная жгутом... пропитанные кровью бинты... странные, чёрные вены...

"Надо было догадаться, что на коротком клинке был яд", – подумал я. И снова отключился.

Моё сознание никак не могло определиться, где ему стоит пребывать. Потому я то приходил в себя, то уплывал в неведомые дали. Надо мной звучали обрывки разговоров, которые должны были бы встревожить – но я не помнил, почему.

– Кризис миновал. Но дальше... как лечить светлого?

– Мы не можем рисковать... несовместимость магий...

– Мы позвали специалиста по этому вопросу, но...

– Погодите! – даже я вздрогнул от вопля Доминика. – Точно! Срочно пошлите беса к господину Одро!

– Лучший профи!

– Он не согласится...

– Согласится! Они родственники, понятно? В смысле, пострадавший – жених его  дочери! Элин Одро, слышали? Напишите ему и скажите!..

Дальше зазвучали какие-то удивлённые восклицания, кто-то вокруг бегал и суетился. Я же попытался сконцентрироваться, понять, что не так в услышанном, но не смог. Оставалось только одно: изо всех сил потянуться к Свету и если не исцелить самого себя, то хотя бы понять, что происходит.

*

Свет есть всегда. Как ни глубока яма, как ни черна ночь, как ни холодная бездна, как ни сильна боль – Свет рядом. Он в мерцании далёких звёзд, в надежде, что становится предвестницей всегда наступающего рассвета, в радуге, что расцветила небо после грозы, в сиянии окон, ведущих усталого путника домой. Но самое важное – Свет в наших душах.

Он в смирении, в доброте, в сопереживании, в вере и, что главное, в любви. Любви к Миру во всех его проявлениях, каковыми они бы ни были.

Если ты носишь в себе достаточно этих качеств, Свет всегда с тобой. И к силе Его ты можешь обратиться в любое мгновение, независимо от состояния и обстоятельств.

Все ощущают вхождение в это пространство по-разному. Я обычно оказываюсь на Горе, где время застыло, и вижу опускающееся солнце, что отражается в моих глазах золотистым сиянием. Да, тут можно смотреть на светило, не щурясь – такое уж это место.

Храм на Горе мал. Он не украшен богато, скорее даже прост и неказист. Стены его стары, белый камень покрыт трещинами и зелёным мхом. Там нет ни святых ликов в золочёных рамах, ни курящихся благовоний, мутящих разум, ни песнопений, ни ударов колокола. Тем, кто способен сюда прийти, эти атрибуты не нужны для того, чтобы верить.

В Храме на Горе немного места: сколько бы людей там ни было, его всегда ровно столько, сколько нужно. Тут всегда тихо, потому что невозможно разговаривать вслух. Однако, Разум тут вполне может говорить.

– Ученик... я вижу, ты столкнулся с настоящим злом. Дай же мне руку!

Я покорно потянулся вперёд.

*

Руку пронзило болью. Я вдохнул и выдохнул, заморгал часто, пытаясь обуздать себя.

– Хорошо, – сказал негромкий голос, чем-то напоминающий шелест книжных страниц. – Вы отлично держитесь, молодой человек. И очень правильно сделали, что потянулись к своему Источнику. Уже почти всё.

И действительно, мне с каждой секундой становилось всё лучше. Мир перестал кружиться, будто безумный, туман перед глазами развеялся, а воспоминания выстроились в ровный ряд.

И вот тут-то я вспомнил о состоявшемся между Домиником и персоналом лекарни разговоре.

Распахнув глаза, убедился, что Доминик щурит на меня из угла свои слезящиеся глаза. Смотрел он с явственной виной, но подойти не решался.

Над моей же постелью склонился другой колдун, высокий и седой. Его могущество ощущалось столь явно, что по спине моей пробежал холодок. Я видел этого человека впервые в жизни, но в разрезе глаз, форме носа и губ было, пожалуй, нечто знакомое.

– Удовлетворите моё любопытство, юноша: вы, значит, являетесь женихом Элин Одро, студентки Академии Изменённых? Кивните, если это так, – попросил он холодно.

Я медленно кивнул. Брови колдуна чуть приподнялись, и он окинул меня ещё одним внимательным взглядом, уделив особое внимание злосчастному платью.

– Да, – протянул он. – А мы с женой ещё всерьёз думали, что у нашей старшей дочери своеобразные вкусы... Экая наивность с нашей стороны. Оказывается, Джиа далеко до малышки Элин в этом вопросе.

Это было просто ужасно.

Познакомиться с отцом Элин вот так... однозначно, это одна из самых отвратных ситуаций, в которые я попадал в своей жизни. Ко всему прочему, говорить всё ещё толком не получалось – очевидно, яд повлиял на голосовые связки.

– Так, молодой человек, – сказал колдун холодно. – Если вы и впрямь жених Элин –  в чём я, простите, сомневаюсь, – надеюсь, вы найдёте время навестить нас вместе с девочками в следующие дни увольнительных. Если же нет... то советую вам перестать на каждом углу рассказывать о том, что моя дочь помолвлена со светлым. Мы с вами поняли друг друга?

Я медленно кивнул.

– Отлично. Выздоравливайте.

Дверь за колдуном закрылась очень медленно и осторожно.

– Прости, – тут же заговорил Доминик, примирительно подняв руки. – Серьёзно, парень, тут я не нарочно! Ты, конечно, не свет в окошке, но я и не думал тебя подставлять. Ладно? Я хотел как лучше, поверь. Все знают, что Одро – один из лучших спецов по совместимости магий в столице. И ты всем рассказываешь, что Элин – твоя невеста. Я и представить не мог, что у вас всё вроде как тайно!

Он, кажется, был искренне огорчён, и от этого становилось только хуже.

Это всё у вас тайно... А что у нас вообще, собственно? Элин ведь ни разу, ни словом не обмолвилась о своей семье. Я и не спрашивал: с первого дня Раонок объяснил мне, что в Академии Изменённых вопросов о родителях не задают. Вот я и посчитал, что, если Элин сама не затрагивает эту тему, то...

Она даже не соизволила мне рассказать, что у неё есть семья.

Стало горько. Всё же, мне не нравилось то, что теперь между нами есть. И хотелось бы винить во всём Элин, но это было бы совершеннейшим лицемерием.

Я сам вцепился в неё, фактически навязал себя. Влюбился? Да, разумеется. Но ещё мне хотелось быть свободным.

И жить.

*

Мне всегда казалось – как минимум, до определённого момента – что жизнь моя достаточно обыденна. Разумеется, цвета и глубины ей прибавляли светломагические практики и развитие истинного дара. Но по сути детство, проведённое за высокими стенами Храма, не отличалось особенной вычурностью. Да и перспективы мои, будем честны, были вполне понятны: я ни секунды не сомневался в том, что в итоге стану одним из магов Ордена Священной Чаши. Это казалось вполне закономерным явлением, поскольку Учитель сочувствовал их идеалам. Я, в свою очередь, привык доверять оценочным суждениям Учителя, благо на моей памяти тот ни разу не ошибался.

Ещё я полагал, что у меня совершенно обычная семья, набожная и традиционная. Состоятельная, да, и достаточно родовитая, но – не более того. Отец был приближён ко двору, мать тоже некогда была придворной дамой, но после удалилась в дальнее поместье, дабы провести остаток своей жизни за подобающими женщине занятиями. Таковыми, по мнению официальной храмовой власти, могут быть только молитвы и воспитание детей.

Говоря о детях, я был средним из троих братьев.

Меня огорчала некоторая напряжённость, присутствовавшая в отношениях с семьёй, особенно – с отцом. Но я списывал это на особенности своего дара, благо это было логичным объяснением.

Самое поразительное, что я действительно во всё это верил. И в набожность матери, и в непогрешимость Учителя, и в простоту окружавшего меня мира... Сейчас стыдно вспоминать, но я действительно никогда не понимал чрезмерных и намеренных усложнений. Несомненно, можно казаться тем, кем ты не являешься; но зачем? Даже сейчас, познакомившись с тёмной культурой, в какой-то мере культивирующей расчётливость и хитрость, я не понимаю ответа на этот вопрос.

Потому, наверное, я не замечал первых предвестников того, что произошло – оставался глух к тихому шёпоту за спиной, слеп к очевидным несоответствиям, тих в моменты, когда следовало бы задавать вопросы, и равнодушен к ответам. Магия, книги, боевые искусства, учитель и приятели-послушники – вот был весь мой мир. И если нечто не помещалось в эту пасторальную картинку, оно просто отметалось.

За ненадобностью.

Всё так продолжалось и, возможно, так бы было и впредь, но близилось моё магическое совершеннолетие, и петля лжи и интриг сплеталась всё туже. И наступил момент, когда я уже не мог игнорировать очевидное – тогда меня вызвал к себе Первосвященник.

Случилось это во время очередной моей аттестации в Институте Светлейших Магов, и вызывали меня срочно, потому времени посоветоваться с Учителем не оставалось. Впрочем, тогда я не стал особенно волноваться по этому поводу – но, как оказалось на практике, зря.

Он был сутул, высок и худощав, обладал цепкими внимательными глазами и тонкими губами. Сейчас, с высоты собственного опыта, я могу не без некоторой внутренней иронии отметить, что внешность Первосвященника больше приличествует колдуну, чем светлому магу. Впрочем, не удивился бы ни разу, узнав, что Его Святейшество разбирается в демонологии и сопутствующих ей дисциплинах получше иных чернокнижников.

– Юный Дайнор, – приветствовал он меня. – Пусть Свет озаряет твой путь.

– Свет Истины неугасим, Ваше Святейшество. Встреча с вами – неожиданная честь.

"Без которой я предпочёл бы обойтись", – добавил я про себя и тут же немного устыдился таких мыслей. Всё же, Первосвященник был лицом нашей веры – какие бы разговоры о нём порой ни ходили в среде разных внутрихрамовых течений.

– Это весьма приятная встреча, мой юный друг, – сказал Первосвященник спокойно. – Признаться, я наслышан о вас. Единственный истинный светлый за всё поколение, единственный ученик Безымянного Отшельника... Надеюсь, подобная уникальность не заставила вас ступить на путь гордыни?

– Я стараюсь смирять себя, Ваше Святейшество.

– Похвально, похвально... Скажите, Дайнор, вы считаете себя человеком истинно верующим?

– Несомненно, – ответил я, стараясь не показывать раздражения.

К чему это всё? Ни для кого не было секретом, что мой Учитель... скажем так, не вполне одобрял официальную Храмовую политику. Не шёл против (как минимум, так я думал на тот момент), но и не поддерживал. Как и большинства Мастеров, он полагал светлую традицию в первую очередь магически-философским учением, которое должно расширять кругозор адептов, а не сужать его. Увы, тут мнение Храма со взглядами Учителя радикально расходилось.

И я, разумеется, был всецело на стороне Учителя.

– Понимаю, понимаю... в наши дни Храм нуждается в таких вот молодых людях. Мы стоим на пороге серьёзного противостояния, несомненно. И у нас есть общий враг, который всем известен.

– Мне известен лишь один враг – невежество, – отозвался я, глядя ему в глаза. – Оно порождает худшие химеры. Надеюсь, однажды я, как и мой Учитель, смогу встать на пути у этих монстров.

– Невежество, – повторил Первосвященник задумчиво. – Я на вашем месте избегал бы столь категоричных высказываний на этот счёт. Невежество тоже бывает полезным, если правильно его применить. Не зря наша вера превозносит чистоту детей: они прекрасны в наивности своей. Но со временем в их жизни появляется много страстей и ещё больше вопросов, смущающих их ум... Тогда и случается самое печальное. Поверьте: чем меньше вопросов задаёт себе человек, тем истовее и категоричнее его вера. А нам в эти непростые времена нужны такие люди – простые и преданные. Чистые душой и разумом, словно дети.

– Я не смею с вами спорить, – отозвался я тогда. – Но очевидно, что человек, который не задаёт вопросов, никогда не сможет постичь глубины и суть учения. Его вера и жизнь никогда не будут осознанными.

– И это совершенно естественно, – мягко отозвался Первосвященник. – Так называемую осознанность в иных кругах принято переоценивать. Точнее, отчего-то принято считать, что она нужна всем, тогда как на самом деле стремятся к ней единицы... Вы юны, Дайнор, потому не понимаете: большинству людей не нужны ответы на их вопросы, они просто не хотят их знать. Они блуждают впотьмах и жаждут только, чтобы им указали путь. Причём самостоятельно искать его они не желают, поверьте – им проще идти за тем, кто держит в руках факел.

– Предпочитаю быть этим самым факелом, – я всё меньше осознавал, о чём мы говорим. Но в тот момент был искренне уверен, что всё-всё прекрасно понимаю. Что уж там, типично для юного болвана, каким я был тогда.

– Быть факелом – повторил Первосвященник отрешённо. – Гореть и светить... Юность как она есть. И всё же, в этих речах я слышу голос вашего Учителя.

– Неудивительно, – сказал я с, пожалуй, даже недопустимой резкостью. – Мой голос – его голос.

– То есть, вы – проводник его взглядов? Полно вам. Как уже было сказано, вы юны, Дайнор, но не глупы. К тому же, смею верить, вам не чужды амбиции. Но неужели вы не понимаете, что ваш Учитель – не тот человек, под чьим началом вы сможете проявить себя? Его взгляд устремлён вовнутрь, в такие глубины магии, которые фактически бесполезны с практической точки зрения. Вы же... вы заслуживаете величия. Рождены для него, с какой стороны ни глянь.

Я смотрел на Первосвященника и отчётливо понимал, что меня пытаются поймать в ловушку.

И это бы сработало, вполне вероятно – с кем-то другим. Однако, именно к таким вещам Учитель приготовил меня с самого начала.

"Если тебе исподволь говорят о том, как ты умён, – говорил он, – Если на твоём самолюбии пытаются играть, как на скрипке... Если тебе обещают огромные перспективы... Будь вдвойне осторожен. Не думай о похвалах, не думай о возможностях – думай о сути вопроса, думай о змеином жале, сокрытом в этом меду. На лесть и обещания обычно размениваются те, кто жаждет превратить тебя в инструмент собственных амбиций. Следовать за таким человеком или нет – твоё решение. Но, в любом случае, ты должен понимать, что происходит, и не позволять самолюбию и гордыне принимать решение за тебя".

– Думаю, под моим руководством вы могли бы достигнуть больших высот, юноша, – проговорил меж тем Первосвященник. – И многого добиться.

– Боюсь, путь, по которому я пойду, уже определён, – сказал я ему честно.

– Уверены? Я предлагаю лишь раз.

– Уверен.

– Что же... Удачи вам, в таком случае. И вашему Учителю. Будьте осторожны – жизнь ныне полна опасностей.

*

Наверное, это смешно звучит, но я не воспринял последнюю фразу Первосвященника, как угрозу. Тут мне остаётся лишь развести руками и пояснить, что непозволительная наивность моя поистине не знала границ.

Между тем, когда я вернулся в Храм и поведал о состоявшейся встрече, Учитель был не на шутку обеспокоен.

– Боюсь, ты совершил ошибку, – сказал он с некоторой усталостью. – Пусть я и горжусь твоим выбором, но стоить он тебе может очень дорого. Тучи сгущаются. И очень возможно, что я не смогу тебя защитить.

Меня тогда это поразило.

– О чём вы говорите?

Учитель повернулся ко мне и чуть устало покачал головой.

– В день, когда я стал твоим Учителем, мне пришлось дать несколько обетов. Тогда они казались обоснованной и разумной платой за возможность обучать ребёнка с истинным светлым даром. Теперь... Боюсь, данное некогда слово стало моей западнёй.

Я усмирил эмоции (или, по крайней мере, взял их под относительный контроль), потому без воплей вроде "Как? Почему? Зачем?" мне удалось обойтись.

– Из-за этих обетов моё решение отказать Первосвященнику может стать роковым?

– Отчасти, – Учитель устало покачал головой. – Скажем так: ты в опасности отнюдь не из-за моего обещания, но из-за того, что сокрыто за ним. Мне изначально не стоило давать Обет, но... я ошибся.

– Вы не ошибаетесь! – у меня это вырвалось непроизвольно – слишком уж привык, что в конечном итоге Учитель всегда оказывается прав.

– Все ошибаются, – отозвался он серьёзно. – Таков удел земной. Не бывает непогрешимых, и я не из их числа.

– Полагаете, мне следует принять предложение Первосвященника? – спросил я недоверчиво. – Вы же терпеть его не можете!

Учитель вздохнул и жестом пригласил меня сесть.

– Терпеть не могу – всё же, неверная характеристика, – сказал он спокойно, когда мы замерли на специальных камнях в позах спокойствия. – Я всегда считал Его Святейшество поразительно умным человеком и талантливым магом... даже тогда, когда я ещё называл его Эридином, своим учеником.

Признаться, тут я чуть с камня не свалился.

– Он был вашим учеником?..

– Признаться, мне казалось, что я изъясняюсь на понятном языке, – сказал Учитель сухо. – Смири своё нетерпение.

– Простите, – я быстро склонил голову. – Больше не повторится.

– Итак... Да, Эридин был одним из лучших. Однако, подлинных высот в магии Света он достичь бы не смог никогда: ему просто нет хода в то пространство, что мы с тобой для простоты называем Храм на Горе. Это вдвойне обидно, поскольку дело не в недостатке таланта или одухотворённости... просто у него была совершенно очевидная склонность к магии Тьмы. Врождённая склонность. Не истинный тёмный, но в паре шагов от того. Для него использовать светлую магию было всё равно, что глухому петь в хоре. Возможно в теории, но на практике требует колоссальных усилий и самодисциплины. Тот факт, что он всё равно исхитрялся достигать значительных успехов в магии Света, всего лишь доказывает его неординарность. И я чувствую сожаление и вину из-за того, что высшая магия заказана для Эридина. Как по мне, нет большего преступления, чем переламывать настоящий талант ради общепринятых стандартов обучения. Будь у меня тогда хоть какая-то возможность воспитать его в тёмной традиции, предоставить учителя – полагаю, он стал бы поистине великим колдуном. Увы, в те времена и помыслить о подобном было невозможно. Как ты помнишь из уроков истории, именно на тот период пришлись войны за островные колонии, и напряжение меж Империями достигло своего пика. Так что, мне пришлось сделать преступный для любого наставника выбор.

Учитель умолк, очевидно, позволяя задавать вопросы – но я не знал, что тут сказать.

– Возвращаясь к нашему разговору – несмотря на то, что мы расстались не лучшим образом, я хорошо отношусь к Его Святейшеству. Восхищаюсь его умом и деловой хваткой, талантом и честолюбием. Однако не могу не отметить, что все связи с высшими ступенями магии, что теплились в нём, навсегда потеряны. Он не имеет ни малейшего представления о том, как ощущается энергия истинного Света; он никогда не испытывал внутреннего контакта с Богом. Это определяет его. Он куда лучше своего предшественника, но – политик до мозга костей. И я не могу согласиться с тем, что он возводит во главу угла.

Мы помолчали.

– Учитель, – начал я осторожно. – Могли бы вы объяснить подробнее? Ведь, как я понимаю, на эту часть истории ваша клятва не распространяется...

– Полагаю, это необходимо, – кивнул он. – И, возможно, мне следовало сделать это раньше. В оправдание своё могу сказать только, что никогда не считал политические вопросы подходящей пищей для ума неофитов. Да и, признаться честно, сам я считаю, что политика и настоящая вера... скажем так, крайне слабо совместимы. Хотя бы потому, что игра во власть при любых обстоятельствах постоянно сопровождается неизбежными компромиссами с совестью. Потому-то по мере возможности я стараюсь этих вопросов избегать. Но, коль скоро я являюсь заметной в магической среде фигурой, получается не всегда.

Он помедлил, а после вновь заговорил:

– Чтобы ты понял, о чём идёт речь, мне придётся углубиться во времена давней истории, когда всё начиналось, когда радикальное деление на тёмных и светлых только зарождалось. Как тебе наверняка известно, тогда земли Светлой Империи были раздроблены на множество различных кланов; так же, собственно, обстояли дела и в будущей Тёмной Империи. При этом почти каждое племя, а порою и каждая семья поклонялись своему божеству, или, если хочешь, Духу-покровителю. Древние Боги, зачастую они были порождениями стихий, овеществлёнными человеческой волей. Впрочем, некоторые существовали независимо от чьих-то представлений о них... и были, по правде сказать, куда старше, чем наш мир.

По спине моей пробежал холодок при этих словах.

– Сейчас всех богов принято поголовно демонизировать, однако не могу не отметить – это были совершенно разные по сути своей сущности, многих из которых можно счесть дружелюбными... настолько, насколько это понятие в принципе применимо в данном контексте. Да... таким был этот мир, когда в него пришли Безымянный Пророк и так называемый Великий Безумный Колдун. Оба они оставили за собой учения, которые в итоге и определили будущее империй. В случае с тёмными это вылилось в многолетний культ поклонения Императорской семье. В случае же с нами, как ты можешь догадаться, инструментом объединения стала религия. Множество умных мужей собрались тогда вместе, чтобы определить, какой именно культ выбрать. Выбор на стихию огня, воплощённую в солнечном диске, пал почти сразу: как ты сам понимаешь, для наших жарких земель этот вариант очевиден. Духи воды и лесов, которым преимущественно отдают предпочтение тёмные, на нашем континенте слабы. Говоря же о ветрах, то они одинаково могущественны везде, но не годятся на роль единого Бога. Опять же, Тьма Предвечная, прямо скажем, является холодной энергией. Она не вполне подходит для разжигания идеологического рвения – это всегда было прерогативой Огня Изначального. Таким образом, был избран путь Света.

Я медленно покачал головой.

– Вы хотите сказать, что мы верим в Свет только потому, что это на тот момент было политически выгодно? – мне было тошно от такой мысли.

– Ты не дитя, Дайнор, – сказал он с неожиданной резкостью. – И должен понимать, что в нашем случае вера неотделима от политических резонов. Это не умаляет её значимости, но и принимать эту сторону вопроса нужно. Разумеется... разумеется, то, что я тебе сейчас рассказываю, не принято объяснять светлым юношам. Мы учим иную историю – о подвигах Безымянного Пророка, который верою своей объединил континент. Но неужели ты сам никогда не задумывался о том, как именно – с практической и политической точки зрения – он это сделал?

Мне осталось только молча покачать головой.

– Мы приняли веру в Бога-Солнце, светлую веру, – продолжил учитель. – И на тот момент, как бы там ни было, это стало шагом в сторону прогресса. Империя была объединена, все научные, магические и философские знания сосредоточились в лоне Храмов; лучшие художники и архитекторы были взращены на светлой культуре. Много лет мы по развитию значительно опережали Тёмную Империю с её многоверием, культом личности, диктатурой колдунов, магическим загрязнением и прочими неоднозначными аспектами. Часто простые люди из тёмных земель пытались сбежать в нам. Однако... времена меняются, и теперь уже очередь из наших перебежчиков осаждает границу.

Я ошеломлённо моргал. Если о подобном и говорили, то таким шёпотом, что до меня он не долетал.

– Как тебе известно, около пятисот лет назад власть у Тёмных сменилась. Последние потомки Беалонов, наследников Великого Безумного Колдуна, были навсегда свергнуты. Становление новой династии заняло без малого четыреста лет. Тёмную Империю сотрясали конфликты, но в конечном итоге всё улеглось, и в стране настала эпоха перемен и культурной революции. Был учреждён большой и малый Сенат, переписаны законы, реформировано образование, получили свободу и финансирование искусство и купечество. Говоря же о магии... Тёмные всегда были склонны к науке больше, но, при этом, куда менее осторожны, излишне торопливы. Разумное управление сгладило этот недостаток. Факты таковы, что сейчас уровень развития Тёмной Империи куда выше нашего. Мы кричим о том, сколь они презренны – но пользуемся их магическими наработками, перекупая их втридорога. Светлая Империя застыла во времени, как бабочка в янтаре. И те, у кого есть глаза, это видят.