Текст книги "Ship'S Life или Русские русалки в заграничных морях (СИ)"

Автор книги: Алина Пуаро

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 35 страниц)

  – Ты за один контракт, дорогая, увидишь и переживешь столько, сколько нормальный человек на берегу за не сколько лет не осилит.

  Алина недоверчиво посмотрела на соседку, и даже на мгновение оторвалась от своей пасты.

  – Как это?

  – А вот посмотришь. – пророческим тоном произнесла Тома и фыркнула, – но про мужиков – страсти мексиканские, а ноль на выходе.

  – И ты туда же. Все об этом твердят. А ты что, тоже на себе проверяла?

  – Типа того.

  Алина никогда не отличалась особой тактичностью, но с Тамарой как-то очень просто было общаться, с кем-нибудь бы, может, она и подумала, но тут спросила напролом:

  – И как его звали?

  Тома с минуту помолчала, якобы поглощенная кофе, и, наконец, немного нехотя, но все же ответила:

  – Джованни.

  – И?

  – И ничего. Любовь была, прямо отсюда и до небес. Он меня отбил у одного хорвата на прошлом корабле. Таскал цветы охапками, вечно торчал у меня в магазине, шоколадными сердечками обкладывал кассу. Мы с ним постоянно были вместе, и на работе, когда он заканчивал, и закрывали ресторан, в аутсайде. Вообще, прямо таки Ромео, даже я почти поверила.

  – А дальше? – допытывалась Алина, потому что Тамара снова замолчала.

  – А дальше мы разъехались на каникулы, он звонил чуть ли не каждый день мне в Пятигорск, письма писал, и на следующий контракт мы собирались вместе на один корабль.

  Пауза снова затянулась, и Алина собралась было снова бестактно поинтересоваться, но Тома закончила сама с невеселой усмешкой.

  – По закону подлости, а может так и правильно, его послали на Милениум, а меня сюда. Мне-то не перевестись вообще никак, а у него дядя в офисе работал и вот он оказался на Констелейшене, это все-таки тоже в Средиземном море плавает, сказал отсюда уже легче. А потом писать стал реже и реже, а я узнала, что там его бывшая с предыдущего корабля, которая уехала через несколько недель как я там появилась. Они на тот момент якобы расстались. Ну, в итоге, парочка там сейчас так и плавает, ясное дело назад сошлись, и любовь теперь отсюда до небес у него уже не со мной.

   – А ты?!

  – А я что? У меня тут вино...

  – Тьфу, – Алина аж поперхнулась ромашковым чаем, на который сама не заметила, как перешла, – какое вино?! Этот хорват что-ли, губки бантиком, или серб, кто его там разберет?! Ты что не можешь к Джованни на корабль сходить? Если мы в одних портах, как я понимаю, стоим?

  Тамара выразительно повертела пальцем у виска, одновременно умудрившись приподнять одну бровь:

  – Во-первых, мы только через месяц будем в Средиземном, но даже если и так, я еще не совсем гордость потеряла, чтобы как его бывшая, точнее уж актуальная мадам румынка, бегать за мужиком по всему белому свету.

  Алина тут же оборвала себя, готовая засыпать подругу аргументами в пользу того, что за любовь нужно бороться, что нельзя просто так опускать руки, и еще много чего в том же духе. Томины слова, такие простые и понятные, о том, что у женщины должна быть гордость, и это мужчины должны бегать за ними, а вовсе не наоборот, сразила ее наповал. А ведь ну ничего нового девушка для себя не услышала, но просто подруга, несомненно, тоже переживавшая, с таким достоинством высказала эту прописную истину, что возразить было нечего, да и не надо было.

  – Какая ты молодец. – с чувством покачала головой Алина.

  Тут уж настала Тамарин черед удивляться:

  – Я? Почему молодец-то?

  – Потому что ты не прошибаешь лбом стенки, чтобы оказаться затем в соседней камере. – не очень понятно выразилась та в ответ. – Пошли? Я бы еще поспать хотела, наверное, а то всего пару часов спала.

  – Да поскакали! Не забудь, что переодеться надо в вечернее платье. Тебя будить?

  – Да-да, будить. Обязательно, а то просплю все на свете. А что там? – на секунду замешкалась она и махнула рукой в противоположенную сторону.

  – Бэк. Или афт, или как там его, спроси у греков лучше, как задница корабля называется.

  – То есть там конец Сенчюри?

  – Угу. Ты идешь, или что? Я прямо в лифте засну сейчас.

  Алина потопталась на месте и смущенно попросила:

  – Ты едь, я только на секундочку гляну. Я ни разу не видела, что там. Быстренько гляну и приду.

  Тома уже вовсю зевала, но все же умудрилась высказаться в перерыве:

  – Через полтора часа ты должна быть при полном параде. Но я тебе пораньше звякну, вдруг проспишь.

  Девушка согласно закивала и во всю прыть помчалась к огромным стеклянным дверям, привлекшим ее внимание. Снаружи стояли столики и в целом меблировка повторяла столовую для пассажиров, разве что столики стояли прямо у самого края, за которым далеко внизу шумел пенный белый след корабля, затейливый хвост которого не исчезал сразу, как девушка помнила, бывало после лодки, а тянулся почти на сколько хватало глаз, исчезая где-то вдали.

  Как только автоматические двери распахнулись, на нее прямо дохнуло теплым вечерним воздухом, к которому как везде, здесь, примешивался слегка сладковатый йодный дух. Алина постояла несколько минут пытаясь охватить взглядом нескончаемую линию горизонта. Но какой там взгляд, даже если вертеть головой как страус и иметь такую же длинную шею, обзор ограничивался какими-то двадцатью метрами задней палубы, а море было всюду. Огромное и беспокойно шевелящееся, а через какое-то время девушке стало казаться, что оно наступает всей своей массой на маленький кораблик, и вот-вот его проглотит, словно зверь маленькую мошку.

  Алина затрясла головой, отгоняя наваждение, и вдруг осознала, что почти стемнело. Испугавшись, что простояла тут не меньше часа, она уставилась на часы и ничего не поняла. Прошло от силы минут десять, а стемнело буквально на глазах. Лиловый цвет целиком исчез с неба, уступая серому и темно-синему, и лишь в нескольких местах солнце последним усилием прорывалась в золотые трещины облаков.

  Девушка пожалела, что с собой не было фотокамеры, а потом подумала, уже идя к лифту, что никакое достижение человека не способно было передать всей мощи и красоты природы, всех оттенков и такого простого непостижимого величия, которого человеку не дано было достичь, наверное, никогда. Попробую описать это в стихах, решила она, если, конечно, из этого что-нибудь выйдет, но я просто обязана попытаться...

  Проснувшись после брейка и решив, что лучше было бы совсем не спать, она под бодрым руководством Тамары пыталась выбрать себе платье.

  – Ну, нет у меня черного, что мне теперь за борт прыгать?

  Черноглазая подруга вертела в руках длинное голубое на корсете, купленное когда-то в Париже.

  – Тогда это. В мини юбке тебе Ким голову оторвет, да и мне заодно. Одевайся!

  Та с сомнением смотрела на коллегу, не желая признаваться в том, что платье у нее вызывало свои болезненные воспоминания, и конечно же, ни с кем иным, кроме как с Дамианом, не связанные.

  – Не знаю. Оно какое-то чересчур праздничное. Может все-таки пиджак?

  – Не морочь мне голову! Туфли есть?

  – Босоножки.

  – Кошмар... Ну, покажи! Как можно жить без туфель?!

  Алина вытащила из необъятной сумки пакет с новенькими, еще ни разу неодеванными, босоножками и протянула Томе.

  Та с пренебрежением вытряхнула содержимое на пол и чуть не задохнулась:

  – О-о-о!

  Алина повернулась, наполовину облаченная в голубое и застегивая молнию, с испугом посмотрела на пол.

  – Что?!

  – Красота какая! Ты где такие урвала?

  – Не пугай меня так, я думала, ты их выбросишь сейчас с такими охами.

  – С ума я сошла что ли, такое чудо! – возмутилась Тома и поставила одну к другой прямо на стол.

  Обувь, и правда, была хороша: тоненькая шпилька черного цвета переходила в элегантный замшевый задник, от которого завязки с маленькими кисточками должны были обвивать щиколотку. Передняя часть в виде простого ремешка украшенного подобием переливающейся рыбной чешуи обхватывали пальцы, и больше не было ничего лишнего.

  – Будешь русалкой! – неизвестно чему обрадовалась Тамара. – Кстати голубой тебе очень идет. Быстро шнуруйся и ...А это еще что?!

  Алина проследила за ее взглядом и ожидая увидеть что-то очень страшное, как пятно на всю задницу или еще что-то похуже, так ничего и не нашла.

  – Слушай, прекрати свои вопли. У меня сердечный приступ будет, честное слово!

  – Сердечный приступ будет у Кимберли, кода она увидит твою татуировку!

  – А что нельзя? – обреченно спросила девушка, уже заранее зная ответ. – Черт, нужно какое-то покрывало.

  А Тома дополнила:

  – Которого, конечно же, у тебя нет. Вообще-то нужен шарфик, или... О знаю. – она моментально вскочила на ноги. – Стой, сейчас принесу.

  Не прошло и нескольких секунд, как она вернулась, тяжело дыша.

  – Фу. Надо бросать курить! Одевай. Белый сюда подойдет. А потом брось его где-нибудь в магазине, я его тоже одолжила на последнюю вечеринку, косички заплетала.

  – На вечеринку? – шарф действительно идеально сочетался с нарядом. – Ну, как я выгляжу?

  – Отлично, офицеров сегодня в гифт-шопе будет явно больше обычного. Пойдем скорее, наша дракониха уже наверняка на посту.

  Вечер действительно был чудесным. Алина начала приходить к выводу, что работа имела свои полюсы, причем их было не так уж и мало. Греческие офицеры действительно прогуливались парами, останавливаясь в магазине с какими-то дурацкими псевдопричинами. Разве можно было поверить, что человек, с восемнадцати лет плавающий на кораблях, может интересоваться браслетами от морской болезни. Посмеиваясь про себя, девушка не пыталась даже объяснять им то, что они без сомнения и так знали, отсылая их к украинской коллеге, которой не составляло труда громовым голосом читать им лекции на тему пульсации. Те не скрывая своего разочарования, убегали общаться с Брендой, которая мило улыбалась любому, и казалось, была совсем не против общения.

  Все шло свои чередом, и даже Ким особо не свирепствовала сегодня, снизойдя до того, что накрасив тушью глаза, под руку прогуливалась с Никки по пятому деку. Вдруг Алине стало жарко, и она заметалась:

  – Наташ. Я пойду выйду?

  Подруга и без того заметила, поднимающихся по лестнице, Димитрия и Адониса. Оба были в форме и сияли, словно два новеньких начищенных сапога так, что не заметить их было не возможно.

  – Стой спокойно. Не съест он тебя.

  Девушка постаралась придать лицу какое-нибудь пристойное беззаботное выражение, и повернулась к подошедшей пожилой паре, заслышав краем уха ворчание Лены:

  – Алкоголики приперлись. Вот не ждали.

  – Почему алкоголики? – удивилась она.

  – А ты думаешь, они за молоком пришли? Смотри, что сейчас будет.

  Алина и без того не отрывала от них глаз, хотя изначальным ее желанием было прямо противоположенное. Молодые люди подошли поздороваться к Этель и постояв там с пару минут, не заходя на промо прошли в ликер-шоп к Младену.

  Девушка почувствовала себя оскорбленной в лучших чувствах, она была намерена гордо вертеть носом, будучи уверенной, что Адонис появился на седьмом деке только из-за нее, а он даже не соизволил подойти, тем самым смешав ей все планы.

  – Ты представляешь!– возмущение можно было почти потрогать. – Да за кого он себя принимает, турок мелкий!

  Наташа достаточно спокойно отнеслась к происходящему:

  – Алина, он же грек. Он в жизни при всех к тебе не подойдет, по крайней мере, пока не будет уверен в тебе на сто пятьдесят процентов, да и то еще не известно. И потом, он что, тебе, действительно, нравится?

  – Нет. – это больше напоминало шипение разъяренной гусыни. – Но как он смеет себя так вести?!

  Тем временем греки вышли из магазина с пакетом, из которого торчал блок сигарет Мальборо.

  – А Серж сегодня не работает? – как ни в чем не бывало, поинтересовался Адонис, а волки жадно уставились на нее, говоря все то, о чем слова молчали.

  – Он в локере на четвертом. – мило улыбнулась Алина в ответ и отошла к другому концу стола.

  Молодые люди переглянулись между собой и, громко переговариваясь на своем языке, направились к парадной лестнице.

  – Вот на сегодня бутылка им обеспечена. – ядовито прокомментировала Лена, протирая кулон усыпанный мелкими брильянтами, а Наташа пояснила:

  – Ну, они ведь не могут покупать алкоголь в открытую. Официально это запрещено, вот все и делается из-под полы. Серж им продает вместо чего-то по идентичной цене. Или Шон. Сомневаюсь, что Ким в этом участвует. Хотя кто знает. Вроде одна шайка-лейка...

  Ее рассуждения были прерваны стройным хором, совершенно неожиданно рассеявший привычный гул из голосов, щелканий объективов, звоне чашек и восклицаний официантов. Алина так удивилась, услышав вдруг молодые задорные голоса позади себя, что совершенно позабыв и о греках и об их недостойном поведении, повернулась и стала разглядывать неожиданных певцов.

  Их было четверо, и они стояли на лестнице между шестым и седьмым деком, совсем близко от промо-эриа, так что Алина видела каждую черточку на лице и складочку на костюме. Два из них были темнокожие и два белые, все четверо выглядели очень элегантно и подтянуто, весело подмигивая посетителям, которые начали собираться вокруг при первых нотах.

  – Кто это? – толкнула она локтем Оливию.

  – Кто? – не поняла та по началу. Алина молча указала рукой, – Ах, А-капелла... Они из Америки. Все голубые, если ты об этом, и мне уже надоели до полусмерти, как та песня Синатры – 'Нью-Йорк, Нью-Йорк'.

  – Надоели? – не поверила она своим ушам. Как такое может надоесть?!

  Песни были старые американские, но так по-доброму и искренне они звучали из уст юных улыбающихся певцов, что у Алины на сердце потеплело и ей захотелось запеть вместе с ними. Она вовремя спохватилась и повернулась к забытому гостю.

  – Так вы говорили... – начала она с виноватым видом, когда поняла, что это не нужно.

  Пожилой мужчины в бежевом костюме просветлел лицом и с упоением выстукивал такт своей тростью. Алина понимающе улыбнулась и, положив зажатый в руке кулон из зеленого янтаря, стала разглядывать квартет. Она стояла прямо напротив главного входа в магазин, а так как зрителей становилось все больше и больше, скоро ей совсем не стало видно, а только слышно – ' I love coffe, I love tea ...'. Девушка перебралась на край промо, к самому последнему столу и оказалась прямо напротив них, при этом пытаясь делать вид, что работает.

  Песни привели ее в неописуемый восторг, так мило и непосредственно они звучали. Ребята пританцовывали на месте, общались с публикой по ходу песен, щелкали пальцами, а один из них еще и временами подыгрывал на губной гармошке. Музыки не было никакой, хотя по сути это и была музыка во всем ее проявлении, но не было инструментального сопровождения, молодые люди с лихвой его заменяли, заставляя людей вокруг шевелить плечами, хлопать и подпевать.

  – А нашу следующую песню для вас споет мой друг Марк Айлонд, – вышел вперед худощавый юноша в розовой рубашке и с удивительно подвижным лицом, на котором, казалось, отражались все чувства одновременно. Сейчас оно выражало сочувствие, сожаление, негодование и все это с легким налетом иронии и дьявольского огонька внутри. – И это абсолютная правда, а вот почему он согласился это терпеть – спросите его об этом после шоу.

  У Марка оказался чистый и высокий голос, мягко и без труда берущий достаточно сложные переходы. Он спел песню о девушке, которую он любил, но которая гуляла с каждым парнем в квартале вместо него. Молодой человек выглядел совсем мальчиком, он был по своему красив, тонкими чертами лица треугольного лица, хотя он и выглядел немного отрешенным и слегка печальным, а еще Алине почему-то показалось, что он явно ставит себя выше других в обычной жизни. Но песня ей понравилась, и зрители тоже долго аплодировали.

  – Ну а эту песню вы, конечно же, помните по известному мюзиклу – 'Les Miserables'. – и розовая рубашка картинно приподнял брови, коверкая иностранное слово. Алина успела подумать, уж не на французском ли они собираются петь, а он между тем продолжил. – и споет ее ваш покорный слуга в сопровождении, естественно моих дорогих друзей и вас, уважаемая публика!

  Как ни странно спел он ее на чистейшем французском языке без малейшего акцента,

  – Следующей будет песня ' Останься со мной' наш солист – Шон Браун! Приветствуйте!

  Похоже, эта песня была достаточно известна, судя по реакции публики, которая обрадовано захлопала при этих словах. И вдруг худенький немного курносый чернокожий певец запел так, что у девушки захватило дух. Она даже перестала выстукивать мелодию ногтями по перилам, а просто замерла, не шевелясь до самого конца. Он пел с закрытыми глазами, сверкая белоснежными зубами, не нуждаясь даже в микрофоне, которых впрочем, ни у кого из четырех и не было. Но голос Шона проникал в каждый уголок кова-кафе, промо-эриа, и даже на пятом деке люди стояли, задрав головы и прислушиваясь к удивительному тембру.

   Его голос заставлял задуматься, если не о вечном, но так или иначе, если присмотреться к людям, они менялись, словно по волшебству, с каждой нотой. Вот толстая рыжая толстуха, в несуразном чересчур обтягивающем платье цвета морской волны, вдруг показалась Алине почти красавицей призрачной жемчужной улыбкой, которая так вдруг озарила ее лицо. Пожилой сморщенный дядечка молодцевато распрямил плечи и с нежностью обнял свою немолодою и некрасивую жену в черно-белом платье. И быть может, она снова показалась ему той стройной ясноглазой девчонкой в короткой юбке, которая покорила его сердце раз и навсегда. Двум одиноким бабушкам, скорее всего тоже вспоминались ухажеры, выстукивая ритм вышитыми вечерними сумочками, они были готовы пуститься в пляс с первым встречным, лишь бы на секунду ощутить ту легкость и задорность, давно, увы, покинувшая их ноги.

  Он пел с закрытыми глазами, казалось, целиком отдаваясь музыке, а лица людей разглаживались и молодели на глазах, становясь из настороженных расслабленными, из злых и расстроенных нежными и романтическими. Глаза сияли светом воспоминаний и любви.

   'В сорок лет жизнь еще только начинается' – вдруг всплыла в мозгу у Алины фраза из старого русского кинофильма. Что ж, видимо так и есть, а больше подумать она ничего не успела, зал взорвался шквалом оваций.

   – Ты слышала? – Алина в возбуждении задергала Наташку за рукав форменного пиджака.

  Реакция подруги была попроще, несмотря на то, что даже серьезная Карла вышла из магазина послушать Шона:

  – Тихо ты! Оторвешь сейчас рукав. Я уже месяц их слушаю.

  Алина же была абсолютно очарована музыкой и тембром голосов, таких разных, но таки замечательно звучавших вместе. Она почти ничего не смыслила в музыке, но чувства подсказывали ей нечто иное, чем понимание.

  – Боже, они такие все лапочки!– В полном восторге зашептала девушка на ухо рыжеволосой красавице.

  – Ну да, ничего. Только, кажется, они все немного того.

  – Чего?

  – Нетрадиционной ориентации.

  – Да какая на фиг разница. – Алине действительно было все равно. – Они так поют...

  – Ну, поют вообще-то неплохо, я тоже с удовольствием слушаю. Особенно после Антона, который вечно скуку нагоняет.

  Подруга согласно затрясла головой, не отрывая глаз от четверки, которая начала финальную песню.

  – А тебе какой больше нравится? – поинтересовалась она и спохватилась, – ну я имею в виду, если б они не были голубыми?

  – Хм... Если б не были? Ну, наверное вот тот с края, – она указала на того самого, с треугольным лицом, который пел о изменнице-девушке.

  – Да ну. У него такой вид, как будто ему ковровую дорожку к самолету забыли расстелить.

  Наташка прыснула.

  – Есть немного. Этакая важная птица. Зато он симпатичный. И вообще люблю, когда мужчина за собой следит. А этот в костюме такой, в галстуке... – и она мечтательно улыбнулась. – Жаль только, что мальчиков любит.

  – Слушай, а как здесь вообще к этому относятся? Ну ты понимаешь?

  – Абсолютно спокойно, знаешь ли. Даже на вечеринках иногда целуются-обнимаются. Греки, правда, этого не любят, ну а остальные вообще и не замечают, тут и лесбиянки романы крутят. Вон наш супервайзер Никки тоже тут герлфренд имела. А та уехала через пару дней после меня, так она тут что-то начала пытаться, я еле ноги унесла.

  Алина вытаращила глаза, позабыв даже про А-капелла:

  – Никки – лесбиянка?! Да ты что?!

  – Ну, по ней не так видно, как по танцорам, например, которые кроме как про кремчики-лосьончики между собой не разговаривают, но в крю-баре присмотрись, поймешь.

  – Мама дорогая, куда это мы катимся? – Алина растерянно смотрела на невозмутимую Наташку и отказывалась верить собственным ушам. – А она, что и правда, к тебе приставала?

  Наташка захлопала в ладоши, потому что мальчики закончили петь и уже раскланивались со зрителями. Алина тоже машинально начала поправлять золотые украшения на столе, но от темы девочки так и не ушли.

  – Она, конечно, не приставала в прямом смысле слова, руки не распускала, она же офицер, в конце концов, но ясно дала понять, что я ей нравлюсь, и она была бы не против продолжить знакомство. Кстати я бы на твоем месте тоже б поостереглась.

  – Что?! А я-то тут причем?!

  – А при том. Нечего было с Марлин целоваться. Они же с Шоном дружат, вот расскажет он Никки, что ты по этой части и будешь потом от нее спасаться...

  – Мамочки... – задохнулась Алина, с ужасом вспоминая ее первую греческую вечеринку. – я же совсем не по этой, она сама ко мне подошла, это просто шутка была. – запротестовала девушка, но тут клиенты начали проявлять недюжий интерес к янтарю, так как больше рассматривать все равно было нечего, и пришлось возвращаться к работе, хотя дурные предчувствия не покидали ее до конца рабочего дня.

  Продолжая присматриваться к пассажирам, остававшимся для нее все еще новым и непонятным, девушка пыталась составить свое мнение о тех, кто проводил свое время на Сенчюри. Возраст людей в массе превосходил пятьдесят пять, и это было в среднем, потому как очень многим из них было уже по семьдесят и более. В основном это были семейные пары, видимо, находящиеся в браке не первую двадцатку лет. Случались бабушки с детьми и внуками или такие перлы, как шестидесятилетний мужчина с девушкой лет слегка за двадцать, обязательно с силиконовыми вставками в нужных местах и длинными блондинистыми волосами. А еще достаточное количество смешанных пар, где женщина явно принадлежала к одной из азиатских стран, будь то Япония, Филиппины или Китай, а сильный пол – банальный американец.

  Ничего особенного в жителях Северной Америки, с которыми раньше Алине как-то не доводилось общаться, она не обнаружила за исключением, пожалуй, безупречно хороших манер, которые мужчины старательно демонстрировали и пожалуй показной глупости женщин, у которых иных тем для разговора, кроме как на какой этаж пойти обедать сегодня, сколько платьев она взяла с собой или какую покупку сегодня сделала, просто не существовало. Со стороны это выглядело немного грустно, тем более что даже судя по книгам выводы напрашивались неутешительные: слабый пол предпочитал, как всегда и везде, впрочем, женские романы и современные детективы, перемежая их за редким исключением Паэло Коэльо, а их спутники зачитывались 'Историей второй мировой войны', 'Культурой вин Средиземноморья' и 'Лучшими партиями в покер', последнее, может и не содержало в себе историческую справку, но уж, по крайней мере, было чем-то интересным.

  Европейцев на корабле было совсем не много, от русских девушка просто шарахалась, как от чумы, зато выходцы из Латинской Америки доводили ее до изнеможения простотой и непосредственностью общения.

  То, что им беспрестанно приходилось мерить футболки, шляпы и ювелирные украшения для дочек-внучек-жен, было еще цветочками, а то, что никто из туристов не говорил на английском, а никто из команды, что и следовало ожидать, на испанском, их вовсе не смущало, зато девчонкам давало лишний повод для хохм. Сначала они пытались объясняться на общеизвестном языке, но скоро оставили эту затею, показывая размер на пальцах, складывая их крестиком для экстра ларж. А потом и вовсе освоили с десяток слов и вовсю ими оперировали, смешивая порой английский с испанским, русский с французским, что особо никого не смущало. Даже Ким сдалась сегодня утром, чему Алина самолично стала свидетелем.

  – Мира! Мира! Мария! – орала почтенная матрона в салатовом огромном балахоне своей подруге, переворошившей все через три стола от нее. – Ке линдо!

  Вторая матрона, с которой возилась Наташа, отличавшаяся от первой только цветом платья, которое было для разнообразия, убийственно малиновым, взглянув на демонстрируемое, захлопала в восторге в ладоши. Наташа же проследив за ней взглядом, чуть не села, прямо там, где стояла. На грозную властительницу гифт-шипа поверх ее обычного черного костюма дама натянула серебряную плиссированную юбочку и теперь накидывала фиолетовый шарф пассажирка, не переставая тараторить:

  – Ке линдо. Но. Муй гранде. Теньго покито?

  На Ким было страшно смотреть: цвет лица менялся от бордового до мертвенно бледного и обратно.

  – Вы говорите по-английски? – но не тут-то было.

  – Но инглес, но. Еспаньол? Аблар еспаньол? Мария, мария! Мира. Муй гранде пор Долорес. Теньго покито?

   Ким беспомощно оглядывалась в поисках хоть кого-то, кто бы мог понять, что от нее хотят, но юбочка стесняла ее движения, а две латинских дамы входили все в больший раж, пытаясь прикинуть, какой платок больше подойдет по цвету к юбочке. Постепенно менеджерша стала походить на декорацию к фильму ужасов про мумий.

  – Мадам, я вас не понимаю. Давайте я позову вам своего ассистента.

  -Но инглес, Еспаньол. Еспаньол. – доброжелательно улыбалась матрона, накидывая очередной платок.

  Наташа, уже не сдерживаясь, зажав рот, полезла под стол.

  Постепенно весь гифт-шоп стал наблюдать за происходящим, подталкивая друг друга локтями и пытаясь не ржать в голос.

  – Можно, я это сниму? Вы это берете?

  – Муй биен, муй линдо! – закивали согласно подруги, на что менеджер попробовала снять один платок и положить его в пакет.

  – Но, но! Муй гранде. Гра-нде . – по слогам повторила латиномариканка, начинавшая негодовать оттого, что ее не понимают и водрузила платок на место.

  Ким почти шипела:

  – Что гранде? Что это значит? Английский пожалуйста. Я не понимаю. Кто-нибудь может сказать мне, что ей надо?!

  – Но иглес!! – Матрона тоже разозлилась и начала тыкать себя пальцем в необъятную грудь. – Перу. Перу. Еспаньол, но инглес.

  – Это американский корабль, а я англичанка. Я не говорю по-испански.

  Наташа все еще хрюкала под столом, не желая оказывать никакой добровольной помощи, да и весь остальной персонал с интересом ждал результата интригующей сцены. Удовольствие испортила Лена:

  – Ке муй гранде сеньора?

  – О аблар еспаньол, ми чика бонита. Муча грасиас, ми аморсито белльо! Есте муй гранде. Есте.

  – Есте?

  – Есте? – и получив на остальное отрицательный ответ, она поснимала все платки с Кимберли, которая уже позеленела от гнева, но из юбочки выпуталась самостоятельно. Ленка тем временем протягивала счет на роспись покупательнице:

  – Уна фирма порфабор.

  – Кларо. Муча грасиас сеньорита. – рассыпалась в благодарностях пассажирка, получив наконец-таки свой платок меньшего размера, она погладила Ким по голове, хоть для этого и пришлось привстать на цыпочки, и поучительно подняв палец, удалилась:

  – Еспаньол, чикита, еспаньол.

  Ким почти в ужасе посмотрела ей в след и почти бегом покинула поле боя. Хохотали все, даже Ленка, а Наташа просто вытирала слезы, и Алина отсмеялась в свое удовольствие, потому как присутствие клиентов не позволило ей насладится до этого.

  – С ума сойти.

  – Ты думаешь, она возьмется за испанский?

  – Скорее повесит на корабль табличку: английский онли и три восклицательных знака!

  – Надо было еще подождать, зачем ты встряла, пусть бы сама выкручивалась.

  – Ага, а потом по полной отыгралась бы на нас на собрании.

  – Так вроде не за что пока. – возразила Алина.

  – Это ты так думаешь, у нее всегда найдется за что. И так эта матрешка ее до белого каления довела, еще бы чуть-чуть и лопнула бы от злости наша менеджер.

  – Ничего ей полезно, старой кляче. Мы так каждый день мучаемся, пусть хоть разок побывает в нашей шкуре. – Наташа оглянулась в поисках зеркала. – У меня тушь не размазалась? Боже, давно я так не смеялась. Чикиту нашла. Смех и грех, честное слово.

  Тут Алина случайно повернулась к стеклянному барьеру, у которого стояли столы, и юркнула за колонну.

  – Ты чего? – удивилась подруга.

  – Там грек! – девушка сделала большие глаза.

  – И что? У нас полный корабль греков. Это что новость?

  Внизу сидел Гарри с еще одним офицером, по телосложению такого же богатырского размера, только с длинными волосами. Он чем-то напоминал португальца, может тем, что волосы выгорели до светло коричневого и местами и вовсе пшеничного цвета, и выгодно отличали своего хозяина от всех остальных однотипных греческих брюнетов.

  – Так что, что там грек? Или там какой-то особенный грек? Ты вылезешь или всю жизнь теперь будешь там сидеть?

  – Я с ним сегодня познакомилась, а он уже пришел! – не совсем понятно объяснила девушка.

  – Слушай не пори ерунды. Даже если ты с ним сегодня познакомилась, и он пришел, это не повод, чтобы подпирать колонну теперь. А вообще нам пора заканчивать, уже ведь на полчаса больше стоим. Совести совсем нет!

  И как будто в ответ на просьбы красавицы, по лестнице почти бегом, по своему обыкновению, пронесся Серж и замахал скрещенными руками.

  – Вылезай давай, чудо в перьях. Складываемся.

  Алина нерешительно отлепилась от колонны и подошла к столу, стараясь не смотреть вниз, в кову.

  – Просто, ну, блин, понимаешь, – путано начала она, Наташа терпеливо пережидала вступление, одновременно складывая и упаковывая белые кожаные коробочки с невероятной быстротой.

  – Ну! – не выдержала она.

  Алина тоже решила не терять времени, и совмещала объяснения с работой:

   – Я и так уже тут дел натворила, Марлен, Адонис, а вообще еще не разведена до сих пор, ну и... Теперь еще этот до кучи и моей репутации вообще тут ничего не поможет.

  Наташа скептически посмотрела на подругу:

  – А ты всерьез думаешь, что вообще всей нашей репутации еще что-то может помочь? Я гифт-шоп имею в виду. Блажен, кто верует. Бери стол, пошли.

  – Как? – растерялась девушка. – вот так вот? На каблуках и в вечернем платье?

  – Теперь ты понимаешь, о чем я? Да вот так, на каблуках и в вечернем платье. Хотя быть может, он у тебя сам по себе побежит? Я была бы не против.

  Они подхватили стол с разных сторон, а Наташа по пути продолжала разглагольствовать: