Текст книги "Ship'S Life или Русские русалки в заграничных морях (СИ)"

Автор книги: Алина Пуаро

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 35 страниц)

  Алина шла по коридору, по которому ходила столько раз и думала, почему жизнь стала из простой и приятной, вдруг превратилась в такую сложную и болезненную? Ее не сильно волновало количество мужчин вокруг, но ее волновали те, которые ее покидали один за другим. Не то, чтобы ей страшно было остаться одной, но Джош был тем человеком, которого она совсем не готова была вот так легко отпустить. Все так неожиданно и странно, думала она, проходя мимо своей каюты.

  – Ты куда?

  Она непонимающе оглянулась, из– за двери высунулась Тамарка.

  – Куда пошла, спрашиваю?

  – Том, Джоша уволили.

  – Барабанщика? Да ты что?!

  – Его завтра домой отсылают. Я у него сегодня буду.

  – Вот блин... – она растерянно посмотрела на подругу. – Он заходил кстати. То-то я думаю, у него лицо было, как на поминках. А за что хоть?

   Алина вопрос проигнорировала:

  – Когда он заходил?

  – Да только что. Сказал – будет у себя. Вот же черт...

  – Даже хуже. Вообщем, меня сегодня не ждите. – бросила на ходу девушка.

  – Куда тебе звонить-то?!

  – Я будильник заведу.

  Тамара посмотрела ей вслед и вздохнула.

   – Ну и дела.

  В который раз я здесь сегодня? В третий? В четвертый? – тяжело подумала Алина, поднимая руку, чтобы постучать. Но дверь, обитая пластиком, открылась, будто по мановению волшебной палочки. На пороге стоял Джош собственной персоной, и у Девушки сердце заколотилось так сильно, что ей показалось это слышно абсолютно всем.

  – Ты пришла? – он не поверил своим глазам. – а мы песню записываем.

  Она молча кивнула и постаралась справиться с дрожью в коленях. Все стало слишком запутанно.

   – Я к тебе заходил. Там Тамара...

  В каюте сидели Бен и Рамиру. Один настраивал камеру, а другой синтезатор, все были заняты. Говорить никому не хотелось. Алина опять кивнула, толи в ответ на его слова, толи в качестве приветствия, и протиснулась в уголок.

  – Я не буду мешать. Я тихо.

  – Окей. Только сядь вон туда на кровать, пожалуйста, а то ты так выглядишь, что я не то, что петь, – дышать не смогу.

  Барабанщик улыбнулся уголками губ и повернулся к камере. В другой раз Алина бы похвалила б сама себя за выбор одежды, но на этот момент радости ей не было никакой. Она неопределенно повела плечами и, сбросив шлепанцы, забралась с ногами на кровать.

  Песня была грустной, но очень красивой, она чувствовала себя и очень счастливой, и безумно несчастной одновременно. Было больно и сладко, сердце ее словно находилось на острие ножа, в голове шумело. Повисла тишина, означающая конец, но девушка так и сидела с закрытыми глазами на его кровати. Алина уже не в состоянии была следить за выражением лица, поэтому просто отвернулась к стене и обняла руками колени. Джош оглянулся и кивнул ребятам.

  – Спасибо вам огромное.

   – Ну, я пошел. – тут же сказал Бен, – я еще зайду попрощаться. Завтра. – уточнил он и протянул руки барабанщику.

  Ребята обнялись, и тромбонист вышел за дверь, Рамиру возился с проводами на столе. Джош посмотрел на часы и преувеличенно веселым голосом спросил:

   – Ну чего, Алин, давай по-быстренькому?

  Девушку словно кипятком ошпарили, она подняла голову и даже не нашлась, что ответить. Рамиру тем временем собрался, в одной руке у него был компьютер, а другой он многозначительно постучал музыканту по голове.

   – Ладно, я пошутил.

   – Я пошел. Спокойной ночи.

  Алина слабо помахала рукой, девушке все никак было не выдавить из себя ни слова. Внизу кто-то хлопнул дверью бара, и до них донеслась музыка. Джош закрепил дверь, чтобы не было так душно и сел рядом с ней на кровать. Алина, наконец, заметила, что он переоделся, сейчас на нем было одета футболка и джинсы. Взгляд девушки упал на оголенные руки. На левой от запястья до локтя руку покрывали странные шрамы. Она пересела на пол и молча погладила их ладонью. И тут поняла, что они означали.

  – Девушка?

  – Откуда ты знаешь? – ошеломленно дернулся он.

  – Я не знаю. Я просто чувствую.

  – Старые глупости. Молодой был и тупой.

  – Скучаешь по ней?

  – Абсолютно нет.

  Она кивнула, усмехнувшись, другого ответа она и не ждала.

   – И именно поэтому разодрал руку. Мазохист, да?

  Джош отвернулся.

  – Знаешь, – произнес он после непродолжительного молчания. – Ты как Доменик. Ты дала мне надежду.

  – Это ее имя? Доменик? Красиво... – Алине больно укололо разочарование, но она ничем его не выказала. Она подумала одновременно о глубине чувств и о детскости их выражений. А потом о том, что было б, если это имя принадлежало ей.

  – Красиво, но Доменик, увы, я никогда не видел вживую. А все, что было связано с той, поверь мне, не столь уж красиво.

   – Верю. – Алина улыбнулась, но улыбка вышла невеселой, как и все в этот вечер. – Как ни странно, так чаще всего и бывает.

  Он долго-долго смотрел на нее.

  – У тебя ведь много боли было в прошлом. Больше, чем у меня.

  – А что ты еще думаешь?

  – Почему ты такая?

  – Какая?

  – Умная.

  – Я?! Да я вообще блондинка.

  – Не говори так. Ты. Ты особенная.

   У Алины какая-то железная рука сжала горло.

  – Ты, и в самом деле, как она. Тебе не нужно ничего объяснять. ты и так все понимаешь. Почти без слов.

  – Если не твоя девушка, то ... – она пытливо посмотрела снизу вверх, – Кто она, Доменик?

  – Это героиня моего романа.

  Алина внутренне застонала. 'Он еще и пишет. Я же ничего еще о нем не знаю. Не уезжай, пожалуйста. Останься.' – молча молила она его, но так и не смогла сказать вслух.

  – А ведь мы похожи. – усмехнулась девушка вместо этого и поджала под себя ноги.

  -Мне тоже так кажется, но ведь я совсем ничего о тебе не знаю. Совсем ничего.

  – Спрашивай.

  – Все что угодно?

  – Все. – губы сами собой разъехались в улыбке, и на этот раз улыбка вышла теплой, как солнечный лучик.

  – Я столько хочу о тебе узнать. Долго получится.

  – У нас вся ночь впереди. – пожала плечами девушка.

  – Тогда сегодня мы всю ночь будем разговаривать. И...– он встал, и Алина внутренне напряглась, ожидая очередной пошлой шутки, но вместо этого он подошел к столу и жестом фокусника вынул бутылку красного сухого, – и пить вино.

  – Мне, кажется, я бы слушал тебя часами, но я не знаю что спрашивать? Расскажи мне историю. – вдруг попросил он.

  Алина не удивилась, но и не задумалась. У нее над ухом как вживую прозвучали мамины слова, – хочешь, сказку расскажу? Про танк! В глазах защипало, но она зажмурилась и усмехнулась, повторив:

  – Про танк.

  – Давай. – он протянул ей стакан, – пересесть не хочешь?

  – Я на полу люблю. – она сделала глоток и почти не почувствовала вкуса. – мне ее мама рассказала. Моя команда тогда участвовала в соревнованиях по стритболу, первый раз для меня, я была жутко горда и взволнована. Знаешь я ведь первый раз мячик в руки взяла, когда мне уже семнадцать лет было. Я ведь и по росту подходила и по физподготовке, и родители спортом занимались. А мама так вообще профессиональной баскетболисткой была, и папа играл периодически, а ребенок почему-то всем, чем можно только было, занимался, но не баскетболом. Я об этом потом всю жизнь жалела, и каратэ и гимнастика, и акробатика, и плаванье, и теннис, в ообщем, прямо весь набор. А вот чем я по-настоящему хотела б заниматься, так это этим. Но только на первом курсе университета до меня дошло, что оранжевый мяч – это навсегда.

  – Да ладно, ты же классно играешь.

  – Классно, это тебе не профессионально. А в тот год я вообще с ума сошла, мне так хотелось научиться, что я в шесть утра вставала и бегом бежала на площадку, чтобы бросок поставить. Помню, у меня еще ухо болело, но меня это только больше раззадоривало. Руки днем отнимались, но радости было просто море. И вот на следующий год уже я, как самый великий активист, но при этом, наверное, самый худший игрок в команде, подрядила своих девок участвовать в соревнованиях. Их тогда каждый год проводили на Дворцовой площади. Ты там был кстати.

  Он кивнул, не желая перебивать, Алина оценила это и продолжила. Сложно было рассказывать по-английски, и временами ей приходилось на несколько мгновений умолкать, подбирая нужное слово, но Джош был идеальным слушателем.

  – Ну вот, я счастливая, всю неделю бегала, подбирала название команды, регистрировала там и все такое, и наконец, вывесили сетку игр. Зато, когда я ее увидела, то честно говоря, вообще, раздумала продолжать свои занятия баскетболом. Мы во второй день попадали прямиком на Волну. Это, для справки, была команда города, то есть национальный уровень.

  Джош присвистнул:

   – Так это же стритбол. Уличные соревнования? Откуда там национальный уровень?!

  – А вот. Дуракам закон не писан. Я приехала домой, игры были только на следующий день, а меня маму тогда только из больницы домой отпустили. На выходные. Она похудела ужасно, на лице одни глаза остались. Слабая стала, а характер ничуть не изменился. Мне иногда, хочется верить, что в этом я на нее похожа. Она меня всегда учила, что нужно бороться, чтобы не случилось. Вот и в этот раз. Я когда ей рассказала, даже тренироваться не пошла, кроссовки с порога в угол зашвырнула, а она так посмотрела на меня хитро и говорит. Хочешь, я тебе сказку расскажу – говорит. Про танк. Я ей – мам, ну какой танк, ты издеваешься что ли? А она смеется и спрашивает – вот ты думаешь, в танке главное что? Я сначала отвечать не хотела, вся расстроенная была и обиженная на весь мир, потом, наконец, что-то такое сказала, танкист, или что-то вроде этого, не помню. А мама так рассмеялась. Так я и думала, говорит. А в танке главное совсем не это.

  Тут Алина наклонила голову.

   – Вот, а ты бы что ответил?

   – Хм. Это же явно какой-то подвох. Пушка?

   – Не-а. В танке главное – не обосраться. – и триумфально пояснила. – Со страху.

  Барабанщик рассмеялся.

   – Боевая у тебя мама. И что дальше было, ты пошла на игру или нет?

   – Пошла. У меня руки были до локтей расцарапаны. Знаешь, с девчонками играть не сахар. А уж с такими, я бы и тебе не советовала. А только мы выиграли. Представляешь? Одно очко, правда, и в таком бою, что ого-го. И явно не благодаря мне, но все же участие я приняла. Вот так то.

   – Серьезно выиграли? – он недоверчиво поднял брови. – У команды города?! Ох, ничего себе.

   – Да. – подтвердила девушка безо всякого выражения. – А мама умерла через три месяца.

  В комнате вдруг стало очень тихо, но все же он не сказал традиционного – мне очень жаль, и Алина была ему за это благодарна.

  – От чего? – негромко спросил он.

  – От рака легких. Эти слова говорил мне смертельно больной человек, и я их запомнила на всю оставшуюся жизнь. – она подняла на него глаза. – И тебе советую

  – Я запомню. – Джош кивнул – Обязательно. Она, наверное, у тебя была очень красивая.

  – Очень. Намного, красивее меня. У нее были огромные голубые глаза, светлые волосы и губы как у Джоли. И фигура у нее лучше была. – со вздохом закончила девушка.

  – А вот в это я не верю.

  – Честно! Мы иногда с ней выбирались куда-нибудь, так нам парни кричали вслед: ' Девчонки, подождите, давайте знакомится.' А мама только хохотала. А ведь ей сорок семь было.

  – А тебе сколько было?

  – Когда она умерла? Девятнадцать. Четыре дня как исполнилось.

  – Мда-а. протянул он. – знаешь я уверен, она бы тобой гордилась сейчас.

  – Скорее сказала бы, что я дубина.

  – Почему?

  – Потому, что мне уже двадцать пять, а я в третий раз начинаю жизнь заново.

  – Первый тогда, второй – после мужа, да?

  – Да. – скривилась Алина. – если можно его так назвать.

  – Ты ведь его еще любишь?

  Она молчала. Этот вопрос всегда заставал ее врасплох. Ведь и на корабле она была только для того, чтобы найти его и вернуть, и Крис был частью ее плана, многое уже было сделано для этого, но в последнее время она все чаще задавала себя иной вопрос. А смогла бы она его простить? А если нет, то к чему все это?

  – Это его подарок, да?

  – Что? – переспросила девушка.

  – Кулон. – Джош протянул руку, и она поняла, что машинально теребила его все это время, и закрыла его ладонью.

  – Нет, не подарок. Но он принадлежит ему. Ему его дал вождь племени индейцев Амазонии, и я должна его вернуть. Но знаешь...

  – Знаешь что? – потому что девушка опять умолкла.

  – Ты думаешь можно любить, когда не уважаешь человека и больше не веришь?

  – Если ты о настоящей любви – то нет.

  -Тогда я уверена, что не смогу опять быть с ним. Даже если еще люблю. – девушка сжала кулаки, что не укрылось от взгляда музыканта. – То, что я еще что-то чувствую – это вполне естественно. Он ведь был моим мужем, и я думала, что это навсегда. Я и он. В счастье и в горести. И все такое. Засыпать и просыпаться вместе, есть и пить, смеяться и плакать, навещать родню, кататься на мотоцикле. И еще миллион разных дел. Мне казалось, он идеально мне подходил, понимаешь, нам всегда было весело, в постели все было просто супер, путешествовали часто, танцевали, вообщем, никакой рутины. Я была с ним очень счастлива, но сейчас я все больше понимаю, что мне с ним, не как с личностью было хорошо, а от жизни, которую я вела. Понимаешь о чем я?

  – Думаю, да.

  – У меня в Париже было почти все, о чем я мечтала. Красивый муж, любимая собака, друзья, работа, учеба, я писала свою первую книгу. Мотоциклы, театры, музеи, выставки, рестораны, ночные клубы. Все, чего душа пожелает. Только море, пожалуй, было далеко, но ведь мы собирались переезжать. А потом, так вот, раз. – она с ухмылкой развела руками. – И он меня предал. Я все же думаю, я была хорошей женой. Не изменила за два года ему ни разу, а стоило б. У меня был один друг... В этом, пожалуй, я виновата, но ведь все было платонически, понимаешь. Мы просто общались. – краем мысли, не останавливаясь, перечисляя свои достоинства, она вдруг поняла, что первой в их браке предала она. И тогда, когда утренним ритуалом была смска для Рыжего, и даже тогда она это знала. Сердцем знала, и с этим ничего больше нельзя было поделать. – Представляешь, он не знал, как стиральная машинка включается. В семь утра вставала, чтоб ему обед приготовить. Ни разу не было, чтоб он домой вернулся, а в шкафу чистой рубашки нет или на плите пусто. У меня только характер ужасный. В этом разводе я сама была во многом виновата и возможно заслуживала наказания, но не такого... я ведь, правда, чуть не умерла. Меня три вещи спасли – отец, собака и друзья. Я сейчас поняла, такого никогда не смогу простить. Да и зачем?

  – А ведь ты выглядишь такой счастливой. По тебе ни за что не скажешь, что ты такое перенесла. Ведь некоторым за всю жизнь такое не выпадает, а тебе всего двадцать пять.

  – Во-первых, целых двадцать пять. А во-вторых... Во-вторых, я не выгляжу счастливой, я здесь, действительно очень счастлива. У меня, если хочешь, ощущение, что я толи из тюрьмы, толи из больницы вышла. Мы с ним были очень разными людьми, хоть нам и было хорошо вместе. Он за всю жизнь одну книгу прочел. А мне человек нужен, чтобы я могла и о книгах с ним разговаривать, и чтоб он морду сумел набить кому-то за меня. Мне его не хватает, но я в тоже время я почти ничего о нем и не помню. Хмм. А корабль... Для меня корабль, это как коридор со множеством выходов, ну точно, как этот. – и она мотнула головой в сторону двери. – я снова дышу, а как вспомню, что зимой было, страшно становится. У меня тогда два желания было – нормально проспать хотя бы одну ночь, не вскакивая каждые пять минут от рыданий, и поесть так, чтоб на изнанку потом не выворачивало. Я на семь килограмм похудела. Зато, какая диета.

  Он допил вино и потянулся за бутылкой.

  – То, что нас не убивает...

  – Делает только сильнее, – закончила она. – и мне налей тоже.

  – С удовольствием.

  – Так что, кто знает, может, то, что тебя уволили, это тоже не просто так. Это обязательно должно привести к чему– то очень хорошему. Ты ведь из другого теста, понимаешь, о чем я. Ты можешь творить. У тебя есть твоя музыка, у тебя есть, что сказать миру! Ты бунтарь, но только от таких и рождается красота, кровью тех, кто бросает вызов обыденности. – она раскраснелась и возбужденно продолжала, – Ты просто обязан писать. Музыку или книги, это не так важно. Важно сам процесс творения и красота, которая получается в результате. Не пей больше. Ведь, это только мешает, а ты не имеешь на это права.

  – Почему? – он даже дыхание затаил.

  – Потому что ты иной. Знаешь во Франции даже фраза такая есть – boulot, metro, dodo, дословно, если переводить, так это – работа, метро и баю-бай. Так ведь почти все люди живут... А ты талант. Когда есть, что сказать, молчать ты не имеешь права. Представляешь, если б Хемингуэй так жил – в офисе, на работе и с детьми на выходные к морю? Чего бы мир лишился, представь хоть на минутку? И ведь все пьют и даже все напиваются, но нельзя же менять солнечный свет на бутылку! Даже лунный нельзя. – Алина частенько вставляла в разговор странные ассоциативные ряды, и часто ей приходилось пояснять, что она имеет в виду, но сейчас это не требовалось абсолютно точно. – У тебя столько сил, энергии, столько стремлений, а на что ты их тратишь? На алкоголь? И всего лишь потому, что ты тут несчастен, как ты говоришь? Посмотри на меня, даже я на это права не имею, а уж ты и подавно! Господи, да возьми ты мяч и вечером кидай, вместо бара. Это знаешь, как помогает, я ведь видела, что тебе это нравится. Джош, не трать свою жизнь понапрасну, пожалуйста! Ты столько всего можешь достичь. Слушай свое сердце и твори...

  Она выдохлась и замолчала, во рту пересохло, и она опять потянулась к стакану. От вина язык у девушки развязывался все больше, но пока она четко осознавала, то, что говорила.

  – Я ведь даже ни о чем не жалею. Веришь?

  – Не верю. – Джоша поразила искренность и жар этой тирады, и тем более ее справедливость до такой степени, что музыканту стало стыдно. Он на минуту почувствовал себя школьником, и был втайне рад смене темы. – Жалеешь о баскетбольной школе. – напомнил он девушке, касаясь краем собственного пластикового стаканчика о ее.

  – Только о баскетбольной школе. Так что, то все, что не делается, все к лучшему. Иначе я ведь никогда б не узнала этого.

  – Чего?

  – Корабля. Моря. Удивительных людей. Абсолютно иной жизни. – она подняла на него глаза. – Тебя.

  – Меня?

  – Я обязательно напишу про тебя в своей книге.

  – А я про тебя!

  – Нет. – Алина залпом выпила вино и надула губы. – Не хочу.

  – Я и спрашивать не буду. А интересно почему?

  – Потому что я хочу получить от тебя кое-что другое.

  – Не вопрос.

  – Ты же не знаешь, что я попрошу.

  Он тоже одним глотком осушил свой стакан и разлил остатки вина.

  – Все, что угодно. Хочешь куплю тебе Сенчюри, покрашу в розовый цвет и назову в твою честь?

  Алина расхохоталась.

  – Ну, еще бы. А в розовый, это потому что я блондинка, так?

  – Нет, не потому. Просто так. Так чего желает моя королева?

  – Тогда уж назови его Палома. А еще мы желаем, чтобы ты написал для нас песню. – застенчиво попросила 'королева'.

  – Легко! А что значит Палома?

  – Честно?

  – Честно. Так что?

  – Спроси у Рамиру, когда вернется. Это на испанском. Я так хочу дочку назвать, когда она у меня будет. Слушай, а сколько времени? – спохватилась девушка, подавив зевок.

  Джош посмотрел на часы и вытаращил глаза:

  – Половина седьмого.

  – Мда. Мне осталось спать полтора часа.

  Возвращаться к реальности никому не хотелось, но проза дня вторгалась в свои права с наступлением света. Алина покачнулась и поднялась на ноги. Взгляд упал на стол, на котором теперь лежали только вещи Рамиру. И все же один из предметов явно принадлежал не пианисту, и она взяла в руки барабанные палочки. Поверхность была гладкой и отполированной, на боку чернела полустертая надпись, которую девушка тихонько погладила рукой. Ей казалось, что они были живым существом.

   – Надо же, никогда не держала их в руках, а ведь даже администратором группы когда-то была.

   – Возьми на память. – предложил он, видя, с каким трепетом девушка держала их на ладони.

  – Серьезно?

  – Конечно, серьезно.

  – Спасибо. – ей захотелось прижать их к груди, как плюшевого мишку. Слова были излишни, он словно подарил ей частичку самого себя, своей души, своего творчества.

  Девушка подошла к барабанщику, встала на цыпочки и крепко обняла. Джош содрогнулся всем телом, и руки сомкнулись на ее талии.

  – Какую надежду я тебе дала?– едва слышно спросила Алина, и так зная ответ.

  – Что в этом мире все-таки существует женщина, которая способна меня понять.

  Алина еще крепче прижалась к широкой груди, а затем легко оттолкнулась и обернулась на пороге.

  – Спокойной ночи.

  – Доброе утро. – ее глаза рыскали по его лицу в поисках улыбки, но он оставался абсолютно серьезен

  Алина повернулась и пошла прочь. Ее так и не покинуло чувство, что только что случилось что-то непоправимое. Спиной девушка чувствовала, как он смотрит ей в след, звука закрывающейся двери она так и не услышала.

  Отвратительный посторонний шум громко и настойчиво трещал где-то совсем рядом. В голове отвратительно шумело, но глаза все же пришлось открыть, ибо звук повторялся с омерзительной периодичностью. Алина с трудом повернула голову и тут же зажмурилась от яркого света. 'Твою мать. Этого дня я не переживу...'

  Кошмарное бренчание издавал телефон, сменившийся на голос Тамары после поднятия трубки:

  – Ну, ты что там, умерла? Я уже пять минут звоню. Вставай, давай.

  – Еще не умерла, но сдается мне, ты не далека от истины.

  – Вставай, говорю. Сегодня предпоследний день этого ужаса.

  – Встаю. – пробормотала Алина – если получится. Я спать легла полтора часа назад.

  – А я два. Так что день будет просто чудесный. Пошли хотя бы позавтракаем, если поспать не удалось.

  – Иду. – и она нажала на отбой.

  Девушка душераздирающе зевнула и тупо уставилась на пальцы ног. Интересно где мы сегодня, и почему так ужасно хочется спать? Это была единственная здравая мысль, которая приходила в голову. Она спала у Йорго, так что сейчас было время возвращаться к себе. Алина перевела взгляд на подушку, и ей вдруг страстно захотелось, чтобы весь вчерашний день был дурным сном, от которого она только что пробудилась. На простыне из-под одеяла торчали скрещенные барабанные палочки. Она с минуту молча смотрела на живую картину, потом нерешительно погладила твердую поверхность, глубоко вздохнула и натянула брюки.

  – Пить хочу. Умираю. – объявила девушка на пороге своей каюты.

  Томка молча подала ей открытую бутылку с минералкой. Она стояла растрепанная, но уже в белой футболке и форменных брюках. Алина, оглядев ее, открыла шкаф и вытащила такое же форменное поло.

  – Ну, как вы вчера посидели? Было чего-нибудь?

  Алина жадно пила воду и только отрицательно покачала головой.

  – Уф-ф. Боже, почему так пить хочется после пьянки? Нет. Мы только разговаривали.

  – И поэтому ты вылакала почти литр воды? – подозрительно поинтересовалась подруга.

  Дверь душа открылась, и в комнату зашел Кевон. Алина, немало не смущаясь, натягивала футболку прямо при нем. Для девчонок он был чем-то вроде предмета мебели в плане стеснения.

  – Привет. Ну как оно?

  – Отстань, мы только разговаривали. – повторила она, нашаривая ногой туфли. – И вообще иди давай, нам пора.

  – Окей. В аут сегодня пойдем после ланча?

  Девчонки переглянулись между собой.

  – Шел бы ты правда отсюда. – нехорошо покосилась Томка на своего бойфренда. – можно подумать, ты не в курсе, что мы вообще уже забыли, как берег выглядит. До Барселоны можно об это даже и не думать. Сегодня полдня работать, полдня в локерах, завтра си-дей, а потом двадцать четыре часа инвентаризации. А из-за тебя я еще и не выспалась не фига. Ты-то сейчас дрыхнуть пойдешь, зараза...

  – Ладненько, приятного дня девочки. Повеселитесь на работе. – Чернокожий парень успокаивающе поднял руки, показывая розовые смешные ладошки, и ретировался – Алина, кстати, к тебе Джош с утра заходил. – донеслось уже из-за двери.

  – Что?! – поперхнулась она водой, – Сюда?! Утром?!

  Тамарка завязывала свои буйные волосы перед зеркалом и через плечо встревожено посмотрела на подругу.

  – Ну да. А что?

  – Епть... А что ты ему сказала? Давно он приходил? Ну что за черт...

  – Кевон дверь открыл. Он пришел ни свет ни заря. Мы только-только закончили, ну сама понимаешь что, а тут стук в дверь.

  – Ну и ?

  – Ну, он и сказал, что тебя нет.

  – Тьфу ты, мать твою за ногу... ну зашибись. И что же я ему скажу теперь?

  – Так у вас было чего, давай говори уже.

  – Да не было. Честно, я же сказала, ну и что с того. Он мне нравится, Том. Он очень особенный. Я серьезно.

  Тамара только рукой махнула и словно потеряла всякий интерес.

  – Понятно. Еще один особенный.

  – Тома, не издевайся, мне и так плохо. Он сегодня улетает.

  – Шипс лайф. Пойдем-ка завтракать, дорогая.

  Они вышли за дверь, но Алина все же забежала в коридор, где жили музыканты. В каюте толи никого не было, толи кто-то очень крепко спал. На Сенчюри начинался тем временем новый день.

  Шон только поздоровался и смылся на задний план, оставив дела вышестоящему по должности. Департмент гифт-шопа в полном составе выглядел, как отряд узников на галерах. Осунувшиеся и невыспавшиеся лица, унылые взгляды и никакого энтузиазма. Даже Серж, обычно державшийся по стойке смирно, предпочел присесть на край стойки для футболок. Сил не было уже ни у кого, Алина вообще все собрание просидела с лицом, на котором было написано ' Меня нет. Вернусь через сто лет'. Иен даже сделал ей замечание, но так или иначе, ум сейлс ассистант был занят совсем иным. Как объяснить Джошу ее отсутствие в собственной каюте. Она так долго ломала голову, что и не расслышала, как ее зовет Зара.

  Та вопросительно смотрела на нее и, кажется, ждала какого-то ответа.

  – М-м?

  Новозеландка нетерпеливо дернула головой. Алина машинально отметила, как всегда идеально нанесенный макияж сорокатрехлетней женщины, которая выглядела едва ли старше ее самой.

  – Ну, ты еще не проснулась что – ли?

  Все остальные подходили к столу, брали какие-то приборы и покидали магазин. Только Алиса и Рената оставались у касс, последняя своим обычным громоподобным голосом объясняла чилийке, как пересчитывать шоколад и чипсы. Алина отказалась от мысли сориентироваться по обстановке и виновато призналась:

   – А что надо делать? Я все прослушала.

  Зара вздохнула с видом великомученицы и за руку подвела девушку к столу.

  – Бери счетчик и пошли уже.

  Иен подозрительно посмотрел на последнюю выходящую пару:

  – Вопросы есть?

  Алина уже открыла рот, но ощутив чувствительный тычок под ребра, выше Зара дотянуться не смогла, тут же его и закрыла.

   – Нет. Нам все ясно. – и мило улыбнувшись аккуратно прикрыла за собой дверь.

  – Ты чего дерешься? – возмутилась девушка уже снаружи, пока они спускались по лестнице.

  – А ты хочешь выслушивать все по пятому разу? Чем ты на собрании слушала?

  – Понятия не имею, но я вообще ничего не поняла про эту штуковину. – и она с большим сомнением взвесила на руке внушительный прибор непонятного назначения.

  – Короче. – они остановились перед витриной с янтарем. – нам нужно это пересчитать и записать.

  – О Боже.

  – Именно. Можем начинать. – и Зара вынула у Алину из рук счетчик, нажав какую-то кнопку сбоку, отчего тот засветился противным зеленым светом.

  – Как старый мобильник. – непроизвольно вспомнила девушка.

  – Похоже. Эта хреновина работает так. Берешь стилос и набираешь номер отсека. Его смотришь на витрине, – Иен их вчера развесил, потом количество предметов на полке, а потом детально по ску-номерам, которые по идее должны быть сзади. Понятно?

  – Нет, но неважно. Сейчас попробуем.

  – Никаких попробуем! С ума сошла? – новозеландка тут же отобрала у девушки счетчик. – Чтобы сбросить, надо идти к этому выскочке.

  – К Иену?

  – К Иену. Причем пойдешь к нему ты. Я вообще отказываюсь общаться с этим лысым малолеткой.

  Алина хрюкнула, поспешно закрыв рот рукой, потому что вышеозначенный 'лысый малолетка' прямо сейчас шел в их сторону.

  – Ну, как дела девочки?

  – Все в порядке, Иен. – Алина помахала счетчиком, чуть не заехав им в стекло дисплея.

  Но он, похоже, не зря был высшим менеджером, обмануть бдительность им не удалось:

  – Аккуратней, пожалуйста, с аппаратурой. Если в порядке, почему еще не начали?

  На сей раз Алина пихнула, готовую съязвить, Зару, и поспешно сказала первое, что пришло в голову:

   – Мы смотрели с какого отсека начинать. Ведь дисплеев много, – она развела руками, уже более успешно попытавшись протаранить дисплей, так что стеклянный шкаф жалобно зазвенел. И попыталась улыбнуться, чтобы сгладить впечатление.– Ой. Извините. Я его Заре отдам.

  – Хорошая идея. – по лицу Иена было видно, что он, кажется, засомневался в правильности выбора команды для описи ювелирных украшений, но вспомнив про какое-то неотложное дело, зашагал дальше, не удостоив их даже кивком головы на прощанье.

  Девчонки прыснули, как только он скрылся из виду.

  – Надо покидать эту гадость за борт, и считать не надо.

  Алина с неудовольствием оставила мысль так и поступить, сейчас даже это не доставило бы ей радости. Девушка вздохнула, ни о чем другом, вернее ни о ком она думать была просто не в состоянии. Джош улетает сегодня, и ей обязательно нужно с ним поговорить до отъезда с корабля. Но как это сделать? Чертова инвентаризация...

  – Ладно. Пошли.

  – Куда? – удивилась Зара. Мы тут сегодня целый день. Видела сколько дисплеев?

  – А открывать ты их чем будешь? – поддразнила Алина женщину, которая была почти вдвое ее старше.

  – А черт. Точно. Надо в джюэльри за ключами идти.

  Тут Алину осенило.

  – Зара, я вниз сбегаю быстро, а ты пока за ключами сходи, ладно. Я нейм-таг забыла.

  – Только быстро.

  – Пулей. – заверила ее Алина и воспряла духом. Кажется, еще не все потеряно.

  Но перед коридором, где жил оркестр Сенчюри, она запаниковала и свернула по направлении в свою кабину. Лучше, я ему позвоню, подумала девушка, и подперла дверь внизу, чтобы та не захлопывалась. Она подошла к телефону, подумала и отдернула протянутую руку, нервно побарабанив по столику пальцами.

  – Сначала в туалет схожу. – сказала она самой себе, пытаясь хоть на минуту отсрочить объяснение, которое могло свести на нет все. Алина и самой себе не была готова признаться, насколько важным мог оказаться в ее жизни этот странный, пухлый барабанщик с глазами раненного тигра. Она зашла в ванную, закрыла дверь на замок, словно это могло отгородить ее от окружающего мира.

  – А ведь сама во всем виновата. Сама. – сказала девушка, машинально оглядывая белые полотенца, новую занавеску в душе, принесенную уборщиком, целую гвардию бутылочек с различными косметическими средствами, выстроившуюся по краю раковины. И внезапно решившись, она дернула ручку двери.