Текст книги "Небо в огне (СИ)"

Автор книги: Alexandrine Younger

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 34 страниц)

Жаль, что простота любой ситуации обманчива. И удерживать Лизу, запрещая ей заниматься тем, чем она всю жизнь желала, не было бы честным.

Но кто сказал, что неправильным?

– Знаешь, Гел, мне тревожно. Вроде ни хрена не случилось, всё путём, грех жаловаться, но… – и если Сванадзе хотел услышать правду, то он её получит, – я живу не без опаски, чтобы моя жена была известна кому-то более, чем ближнему кругу. Я понимаю, что это дело семьи, в которой её до сих пор опекают, как могут. Может, вину чувствуют, я в это не лезу, дела прошедших дней. Но это моя Лиза! Моя! Понимай, как нравится… И если в твоём болотном Питере тебе найдется другой помощник, поверь, я сделаю так, что Лиза не обидится! Не до того ей будет…

– Уверен? – получается у Гелы коротко и с усмешкой.

– Более чем! – Кос не понимает, какой эффект произвела его речь на Сванадзе, хороший или плохой, но от своих слов отказываться не собирается.

– На все сто пятьдесят?

– Если не на двести…

Интриган из Космоса не вышел. Может, оно и к лучшему. Фантазии здесь не к месту, а Гела знал, что придётся выслушать. Вроде бы не прозвучало просьбы или приказа, но намёк ясен: всем будет лучше, если московский филиал строительной компании питерского бизнесмена Рафаловича, лишится одного из сотрудников юридического отдела. И какая-то доля правды есть в этих словах. Холмогорову не понаслышке известно, что такое риск, и он помнил, кто всегда мог оказаться под прицелом. И не переубедишь.

– Перегнуть не боишься? Снова? Тебе же известно, чем обычно это заканчивается? – спрашивает Гела, окунаясь в не слишком далёкие от девяносто третьего года события.

– У нас другие обстоятельства, – осень восемьдесят девятого года восставала из пепла тогда, когда этого Космосу не хотелось, – сам можешь увидеть, что более серьезные. Я от них и отталкиваюсь!

– Отталкиваешься, как с пригорка на санках, – и Геле известно, с какой бешеной скоростью эти саночки могу рассекать по ухабистым дорогам, – и чего от меня хочешь? Чтобы мозги ей промыл? Остановил тогда, когда у нее всё только начинается? Она же выбрала свои грабли в лице тебя, я прав? А мне казалось, что ты лучше других в курсе, что Лизка меня пошлёт. И будет права! И я тоже не обижусь…

– Чую одним местом, что добром всё это не кончится, но я твою позицию понял, старик. Ты думаешь, что я опять чего-то наломаю, а потом придется выбивать билеты, как по старой традиции? Нет, в Ленинград никто не побежит! Хотя бы потому что два года нет такого наименования на карте!

– Косматый, ты с жиру бесишься, серьёзно! Чего тебе ещё от жизни надо? Шоколада, ёпт твою? Девчонка растёт и не кашляет, Лиза в сторону посмотреть не вздумает. Любой позавидует. Ты говоришь про опасности? Блять, Кос, ну, а чем ты думал, когда выбирал? А решать за человека? Нет, карандаш, извиняй, здесь ты не хозяин. Сходка не та…

– Я зря передёргиваю? – и Холмогоров искренне надеялся, что действительно зря. Но не успокаивался, зараженный пагубной идеей.

– Когда один Космос Холмогоров начинает мутить воду, то ко всем его близким приходит вполне ожидаемая кабзда!

– Скажешь тоже, – не думал же сын профессора астрофизики, что слова Гелы Сванадзе окажутся пророческими, – потомок Багратиона, блин!

– Какой есть, Космодром, какой есть, – градус диалога с другом настолько обескуражил Гелу, что он тянется к пачке сигарет, а после закуривает без разрешения хозяина кабинета, – но ты лучше бы не думал, как всех подогнать под себя, а о себе задумался. Как живешь, чем живешь? И на какой хер, в конце концов, оно тебе сдалось, кроме мешка баксов…

– Это общее дело, – последовав примеру Сванадзе, Космос затягивается неизменными красно-белыми, теряя вкус к спору о своём космическом королевстве, – но ладно, Гелыч, выяснили! Про наше бла-бла-бла моей ни слова. Иначе я рискую быть калекой, а мне до годовщины свадьбы дожить хочется.

– Чё, Кос, уже что-то затеял? – темный взгляд Гелы падает на лист бумаги, изрисованный шариковой ручкой. – Ну Пикассо! В тебе спился талант художника…

– Затеял, – и продолжал бы продумывать детали, если бы Гела так вероломно не упал бы с неба, – это то, что она явно хочет, пусть и времени у меня в обрез!

– Найду я тебе один телефончик, не грузись, – в благом начинании Гела мог только посодействовать Космосу. – Отцовский знакомый, продает свою домину. Не знаю, за какие шиши отгрохал, но не нужным это все ему оказалось, за бугор решил свалить. Посмотришь, оценишь, но вариант примечательный. И до Москвы недалече…

– А вот это уже правильное русло разговора!

– Ещё бы…

– Замётано!

Гела, наблюдая за стрелками часов, собирался бы ретироваться, помня, что масса нерешенных дел дожидались его на работе, но, нагрянувший, как метеорит, Филатов, не дал тому совершиться. Валера, располагая прекрасным настроением, контрастировавшим с погодой за окном, окончательно рассеял облака неясности, которые, было, попытались обрушиться на головы его друзей. Недаром Белов сделал Фила безопасником.

***

Лиза приехала домой раньше. Последний понедельник ноября явно не был создан для работы, о чем с утра и оповестил Гела, укатывая куда-то по адресам. К счастью, нерешенных дел оставалось не так много, и в пять часов вечера, обнимая присмиревшую Арьку, Холмогорова могла спокойно смотреть телевизор. Да, это детские мультфильмы с кассет, которые пачками скупал Космос на радость их домашней Понке, но и взрослые хотят почувствовать себя маленькими. Кажется, что картинка на экране занимает Лизу гораздо больше, чем Арю, но это нисколько не печалило. Аречка ещё поймет всю прелесть беззаботной поры. Всему своё время.

– Точно есть не хочешь, – интересуется Лиза, перебирая светлые локоны дочери, пахнущие детским земляничным шампунем, – Арюша?

В ответ девочка тянется к вазе, стоявшей у телевизора, извлекая из неё шоколадное яйцо с сюрпризом, и, отдав его матери, снова ложится у неё на коленях. Хитрые синие глазёнки безмолвно просят Лизу помочь раскрыть бело-красную обёртку. Несколько месяцев назад это действие превратилось в маленькую домашнюю традицию.

– Наш ответ нормальной еде? – возможно, что производитель и рекомендовал не давать мелкие предметы детям младше трех лет, но разве можно отказать собственному ребенку?

– Ага… – Аря близка к заветной цели.

– Мы же сегодня открывали? – но Лиза не теряет надежды быть строгой матерью.

– Надо! – железный аргумент и умоляющие зрачки Аречки делают своё дело.

– Эх, обжоркин, – к тому же Лизе и самой любопытно, что скрывалось в новомодных «Киндерах», которыми заполнились полки магазинов, – сдаюсь!

Появившаяся из капсулы игрушечная львица показалась Лизе крайне симпатичной, а Аря не преминула забрать себе мимолетный трофей (через десять минут она про него забудет, вернувшись в свою спаленку, где поселился филиал «Детского мира»), увлеченно рассматривая рыжеватую фигурку. Ожидания оправданы!

– Довольна? – и Лиза не сомневалась, что иначе и быть не могло.

– Да! – как мало в детстве нужно для счастья.

– А кто так быстро скушал весь шоколад?

– Аря, – малышка заходится смехом, как заводная игрушка, – я…

– На здоровье, космонавтик!

С дочкой Лизе всегда хорошо, будто за окном вечно светит апрельское солнце, а плечи обвивает ласковый ветер. У Арьки замечательный характер, открытый миру и непосредственный, и Лиза надеялась, что со временем это качество не потеряется. Смотря на неё, самую драгоценную девочку, Лиза совершенно не отдавала себе отчёта, как бы могла быть матерью другого ребенка?! Должно быть, что Космос тоже подобного не представлял, несмотря на бурную радость, охватившую ближний круг после того, как у Беловых родился мальчик.

Ведь когда гордый дядя Саша пытался познакомить Аречку с Ваней, показывая ей кроху в синем конверте, то маленькая Холмогорова зашлась рёвом, очевидно, пугаясь нового человеческого детёныша. И Кос, утирая платком порозовевшее от слёз лицо дочери, сказал Лизе будто в шутку, что теперь ему точно не простят слов про настоящего пацана. Молодой женщине оставалось подписаться под словами мужа, не делая ложных прогнозов.

В глазах родителей Арька – единственная и неповторимая…

– Тилифон, – путая гласные, пропищала Аря, вставая с дивана, – мама! Мама…

– Да иду я, иду, – Лиза поднимается вслед за дочерью нехотя, кутаясь в плед, – посиди на месте, солнышко, я сейчас вернусь! Мама за тобой следит…

Как назло, но трубка оказалась на кухне. Однако звонящий оказался более чем приятным собеседником, хотя бы потому что был лучшей подругой Лизы.

– О, Томк, мы как раз сейчас тебя с Арькой нагадали. Львица нам попалась, красивая, с зонтиком в этот раз, – совпадения не случайны, – думаю, вылитая Филатова!

– Ты чего мне вчера не позвонила? – на другом конце провода заходилась соловьем Тамара Филатова. – Я же ждала! Меня распирало поговорить, пришлось Валерке по ушам ездить.

– Томк, правда, запамятовала, каюсь слёзно, а Фил нас простит… – если в двадцать два года можно жаловаться на собственный склероз. – Закрутились, а домой приехали никакие. Сегодня спали до победного, пока Арёнок не нашкодил. Потом еле в детский сад её уговорили собраться. С самого утра кавардак!

– Лиза, я же говорила тебе – привози её ко мне, – Филатова с удовольствием проводила время с дочкой Холмогоровых, радуясь ей, как собственной. Томе казалось, что если у них с Валерой и будет дочь, то она будет такой же – игривой, как котенок, милой и славной, – нам с Арюшкиным всегда весело, она меня слушается.

– Ага, накормишь её всякими «Милки-веями», знаю я твои преступления перед гастроэнтерологией, – видя, что Аря увлеклась просмотром мультфильма, Лиза перевела дух. – Нет, Том, помня, я так и не призналась Вите. Пока точно не надо говорить, бесится он с мысли о Софе, как чёрт! Эта напасть хуже, чем все другие. Даже той, о которой намекала Софка!

– Куда деваться… – мысли двух подруг логично бросались к третьему недостающему элементу – Софе, – но она обещала тебе позвонить. А если коротко, то Артём Никитович Милославский, младенец на четыре кило. Красивый, как с открытки!

– Мода на Артёмов застигла Софку даже в Копенгагене, – Лиза понимает, что сама она – лишнее напоминание для Голиковой. Напоминание о Пчёлкине, – но прибаутки в сторону, как у них дела?

– По голосу – отлично, – удостоверила Филатова, – Софа не спускает с рук человечка. Бодрая, как огурец. Ник на службе, но домой летает, как она парад. Вот так люди живут.

– И это прекрасно, Том, – так или иначе, но история Пчёлкина и Голиковой обрела свое логичное завершение. По крайней мере, для Софы. И неизвестно, когда подруги снова смогут увидеть зеленоглазую чуму, – а где наши служивые люди? Хоть для них сейчас – время детское…

– На то и время детское, чтобы дали нам поговорить, – Тома набирает полные легкие воздуха, а затем выдает: – Холмогорова, слушай, я, похоже, не того лишка хватила сегодня. Потом одумалась, но поздно было!

– Не пугай меня, родимая, – присматривая одним глазом за дочерью, Лиза уходит в коридор, сразу же начав измерять его шагами, – что у тебя за военная тайна? Не волнуйся, мы тебя коллективно отмажем при случае.

– Ольга приезжала, время коротали, чай с тортом, как обычно, – пересказывая подруге события сегодняшнего дня, Тамара совсем не знает, какая последует реакция, – слово за слово…

– Сплетня за сплетней, проходили, – ничего предосудительного в том, что Оля стала гостем Филатовой Лиза не видела, – что, как там она, справляется? Ванька прикурить даёт?

– Куда она денется, парень-то растёт, но, Лиз… – выждав три секунды, Тома продолжает: – Пришлось рассказать ей про ту ночь! Честно, не хотела до последнего. Но она говорила, что чувствовала – от неё все что-то скрывают. И мы с тобой в том числе. Как же мы ей сразу не признались!

– Сказала и сказала, Том, – рано или поздно, но Белова бы узнала, где в день её родов зимовали раки, то есть где географически грели задом жесткие нары. В конце концов, от них с Томой это никто не скрывал, не считая это нужным, – зачем накрутила себя? Кто-то рожал, кого-то замели, а у меня ребенок был температурный! Оставить её не могу, а где муж находится никто ответить не может! Ещё и тёть Валя трубки обрывает, спрашивает, что с Витей? Если бы не ты, то я бы с ума сошла. И тебе, что, тоже было легко? Не скажи…

Невольно, но Лиза и сама готова разразиться криком в лучшем стиле собственного мужа, потому что ночь на пятое октября стала для неё кошмарной. Телефоны Коса и Вити молчали, Фил и Саша тоже провалились сквозь землю следом, а других близких словно нарочно не было в Москве. Ситуацию спасла Томка, которая оставалась с ними ровно до возвращения Космоса домой. К облегчению для всех, через недельку Аря уже бегала в детский сад, но путешествие друзей в Бутырку точно не сотрётся из памяти. Не каждый день думаешь, что больше не увидишь собственного мужа…

– Ничего хорошего в той неизвестности нет, – правда всегда выходит на поверхность, как бы некоторые того не желали, – и день был такой – тревожный. Вспомни!

– По чуду, ночью тебя не тронули.

– Ты же знаешь, что я бы все равно приехала!

– Знаю, Том, – для успокоения Лиза выдыхает, забывая свою минутную слабость, – как говорит Белов – мы живы, мать, радуйся! Иногда я хочу прибить его за эти слова, но он на меня даже не обижается…

– Иногда я этому действительно радуюсь, – Тома не скрывает от Лизы свои печали, – но потом напоминаю себе, что мы ещё очень многого не успели, мы должны двигаться дальше и достигать большего. И отпускает…

– Вот поэтому у нас нет оснований раскисать, – Холмогорова стойко держится своего. Потому что любит Космоса, понимая, что жизнь без него повернулась бы к ней сумрачной стороной, – нет, на нас, конечно, можно жаловаться, никто не запрещает, хоть мы и берегли чей-то покой, но свои сегодняшние беспокойства – закопай там, где взяла. Совет, Том!

– Если я сейчас тебя не послушаю, то, видимо, спокойно не усну…

– Оставлю Холмогорова куковать одного, а сама прилечу проверять тебя, как тень отца Гамлета! Филу скажу, что очень соскучилась…

– Ему не привыкать с нами, Лизка!

– Как же мне нравится наше взаимопонимание!

– И не говори…

Услышав, что в двери шумят ключи, Лиза спешит попрощаться с Тамарой до завтра, чтобы наблюдать за тем, как дочка бежит навстречу к Космосу, сверкая пятками в красных тапочках. День, начавшийся мелким стихийным бедствием, заново обретает свои благонадежные формы. На улице дождь, а у них дома светло и весело. Это главное.

– Уши с кем-то грела, – не забывает спросить Космос, видя, что Лиза держит в ладони телефонную трубку, – а, Лиса Патрикеевна? В Багдаде всё спокойно?

– Филатова у аппарата была, – откладывая трубку в сторону, девушку роняет голову на плечо мужа, – да, Космос, бабские сплетни, всё как ты не любишь! Нельзя опускать планку…

– Охренеть, я пропустил разговор стратегической важности, – и если бы Лиза услышала его дневной разговор с Гелой, то узнала бы, что понедельник, в сущности, богат на облегчающий трёп, – кости перемыли всем? Чтобы икалось?

– Не сомневайся, разведка работает слажено.

– Умница моя!

– А чья же ещё?..

Руки Космоса грубеют от застоявшегося осеннего холода, который вскорости плавно сменится первыми зимними заморозками. Но когда кончики мужских длинных пальцев касаются лица Лизы, то ей ни с чем не сравнить ту нежность, которую она ощущает каждой клеткой, восприимчивой к родным прикосновениям. Голубоглазая смотрит на Холмогорова совершенно обезоруженным взором. Любящим. И это чувство полностью взаимно.

========== 93-й. Зимняя ==========

Комментарий к 93-й. Зимняя

Арты к главе:

https://vk.com/wall-171666652_1004

https://vk.com/wall-171666652_1005

https://vk.com/wall-171666652_1017

https://vk.com/wall-171666652_1024

OST:

– Григорий Лепс – Небо на ладони

– Queen – Who Wants To Live Forever

Вот и наступила долгожданная зима, которая окончательно должна прогнать осенний морок и нечаянную тоску. Не сказать, что Лиза не любила пушкинское время года, особенно если вспомнить про то, что в октябре девяносто первого года она стала мамой славного человечка. Но зима, с поскрипыванием снега под ногами и бесконечным вальсом снежинок, всегда казалась праздником. Пусть морозы ещё не совсем завладели улицами, ведь декабрь не успел разыграться во всю мощь, но теперь невозможно стоять на лоджии, не накинув на плечи старое пальто Космоса.

Лиза тонула в широких черных складках; если посмотреться в зеркало, то из неё получалась свирепая и несоразмерная тучка. Но её не отягощает ощущение нелегкой ткани на плечах, и она почти не обращает внимания, как зябнут щиколотки, неприкрытые кружевной сорочкой.

А ещё больше Лизе нравилось, что Кос никогда не оставлял её одну в такие моменты. Просыпался раньше, как правило, ощущая внезапное одиночество на второй половине кровати. Космос безжалостно нарушал утреннее одиночество жены, зная, что она никогда не будет против того, что он топчется рядом, курит и строит какие-то незамысловатые планы на день. Или же не строит.

Подхватывал на руки резко – пальто падало на пол забытым лоскутом, и нёс обратно в ворох подушек и одеял. Холмогорова, не сдерживаясь, поддавалась, ласково замыкая ладони на крепкой мужской шее. Куталась в свою любовь, забывалась и не видела границ взаимности. Их отдельная планета продолжала жить по законам любви, понятным только двоим. Кто-то скажет, что не ко времени крепла тяга, но Лиза была готова спорить со всем миром, защищая то, что связывает её и Космоса уже не первый год. Ей не страшно…

Лизе казалось, что она не может высказать всей нежности, которая расцветала в сердце, когда Космос был с нею так близко, заставляя забыть, что иной мир вообще существует. Незнакомцы запросто могли подумать, что Лиза не всегда приветлива, замкнута и холодна, но это лишь одна сторона медали. Рядом с мужем Лиза оттаивала, растворяясь в нём, как еле ощутимое облако в небе. Она хотела быть с ним рядом, и, чувствуя, что Космос её любит, ни на что бы не смогла променять свою вселенную. Эти истины невозможно утратить, потому что они всегда найдут Лизу, вне зависимости от событий, которые могут произойти.

Черный чай с лимоном стынет в гранёном стакане, а Лиза, вскрыв пачку сигарет, с наслаждением делает первую затяжку, любуясь оживающим городом. Она не была заядлым курильщиком, но с выходом на работу изредка портила лёгкие – на домашней лоджии, поздно вечером или ранним утром. Лиза беззастенчиво стаскивала «Marlboro» у Космоса, не считая нужным тратится на свои. Это породило волну его афоризмов.

– Мать, только не спали хату, – стоя рядом с женой, смотрящей куда-то вдаль открытого окна, Кос пытался подшучивать над ней, – я же помню, что у вас это семейное. Забыла, как Пчёла у Царевых кресло подпалил?

– Не помню, милый, – если бы Лиза стала считать косяки собственного брата, то не оправдала бы свою пятерку по алгебре, – мы тогда с тобой кое-чем другим занимались, не до этого мне было. Видишь, от каких дел ты меня тогда отвлёк? Гордишься?

– Ещё бы, алмазная моя, – мужчина наклоняется, чтобы звонко поцеловать открытое плечико Лизы, а после ныряет ладонями под шёлковую сорочку, активнее привлекая к себе, – но кто тебя курить учил? Зараза, признавайся!

– У меня один вариант, – ловко потушив сигарету в хрустальной пепельнице, девушка всем телом потягивается в космическом захвате, – этот коварный человек научил меня целоваться, а потом, прикинь… Я ещё замуж за него вышла. Вот я оторва! Ты, случаем, этого негодяя в зеркале не видел вчера, когда брился?

– Слушай, жёнушка, ну тогда у меня только один расклад.

– Предлагай, мой генерал!

– Давай целоваться, а там, по ходу пьесы, выясним, что это за фраер такой.

– А давай! Я бы с ним ещё раз познакомилась!

– Он весь в твоём распоряжении.

Говорить несусветные глупости с совершенно серьезными лицами – это тоже искусство, и Космос с Лизой овладели им на высшем уровне…

Сон окончательно покинул оковы сознания Лизы, и, выбросив пепел и окурок с высоты восьмого этажа, девушка делает ещё один глоток чая, а после плотнее запахивает на себе мужнино пальто. Её домочадцы ещё не проснулись. Лиза сама плотнее укрыла Космоса, чтобы он подольше не просыпался, уловив уют удобной кровати. Даже если он куда-то опоздает – это не самая большая беда. Зная, что в офисе на Цветном бульваре витают не самые мирные темы обсуждений, Лизе нарочно хотелось задержать Космоса дома. Не все вопросы требовали его присутствия, а привычные опоздания Космоса ребята как-то переживут.

Аречка же сладко спала, с вечера обрадованная тем, что мама не поедет на работу (ремонтные работы в офисе сыграли Лизе на руку), а это означало, что никакой детский сад сегодня ей не грозит. И буди эту соню хоть пушками – проснется только тогда, когда ей начнут щекотать пятки. Будет повизгивать, как смешной поросёнок, прячась под одеяльцем, но всё-таки поднимется с кровати. Ежонок!

Холмогорова вернулась бы в спальню, как всегда забывая чашку на подоконнике, но, зевая и подтягиваясь, Кос по-хозяйски зашёл на лоджию, без разрешения допивая остывший чай. Космос лениво вздыхает, поправляя плюшевый плед, накинутый на широкие плечи. Любящий взгляд Елизаветы сходу замечает, что всклокоченный и сонный, муж представляется ей особенно трогательным. Как будто потерялся! Ещё один Ёжик в тумане.

– Думал, что ты уже умотала, звезда, – нелюбимый прогноз Космоса не оправдался, – а ты жаворонком снова заделалась, не спится. Вот надирают же тебя демоны!

– Память девичья, Холмогоров, ну говорила же тебе, – Лиза даже не удивилась тому, что Кос так быстро расправился с чаем, – что никуда не поеду. Тебя ждать буду. Страшная, не накрашенная и со сковородой! Как заказывал.

– Золотые слова, – по ощущениям Кос может сказать, что на этой лоджии делать нечего – небольшой морозец постарался на славу, – но ты только по башке меня вечером не бей, а то обидно будет в травме куковать.

– Тогда не ехидничай!

– Не начинал…

Космос поежился, закрывая окошко, и, взяв Лизу за руку, невольно заставил её приблизиться к себе.

Голубоглазая не сопротивляется, а только тихонько интересуется:

– Соскучился? – несмотря на то, что Лиза не видела мужа от силы минут десять, она помнила, что ответ будет утвердительным.

– Дико, – шепчет Кос почти гортанно, отбрасывая пальто, которое точно не согреет его неугомонную, – правда, красивая!

– Тогда пойдем? – мягкие пальчики прохаживаются по чуть согнутой спине Холмогорова, и вскоре плюшевый плед разделяет судьбу изношенного пальто. Туда ему и дорога!

– Знаешь же, что всё равно пойдем.

– Знаю.

В полумраке спальни и вправду приятнее, и поэтому Лиза первой тянет мужа туда, где они оставили свои сны.

– Космос!..

– Люблю…

У него туманные глаза. Космические, неземные.

Не смотрит, а прожигает, завораживает и не оставляет шанса на раздумья. Потому что хочется быть рядом, слиться в едином ритме здесь и сейчас, обоюдно покоряясь. Лиза доверяет себя любимому взору, полностью отдаваясь власти мгновений, которые никто не сможет у них украсть. Не посмеют, не получится. Да и кто поймет двух больных друг на друга космонавтов? Но они не нуждались в чужом одобрении. К чёрту!

Космос ещё не до конца проснулся; он действует медленно, не спеша подхватывать жену на руки, неся на спасительную кровать. Поцелуи получаются не скорыми и не жадными, а ожидаемо тягучими и сладкими. Лиза блаженно улыбается, уловив касания чуть влажных губ к трепещущей шее, а когда Кос приспускает кружевную сорочку, открывая ждущее его близости пышущее страстью тело, придвигается теснее. Обнаженная женская грудь часто приподнимается, волнуя разнеженный мужской взгляд, и Лиза не слышит ни единого запаха, кроме запаха своего мужчины. Но другой и без надобности.

Тяжело удержаться на ногах – колени подкашиваются от вожделенной неги, но Космос придерживает Лизу за талию, дразня, целуя плавные женственные изгибы. Он не скрывал своего восхищения, которое притягивало к возлюбленной, как магнитом. Кос и сам становился податливым и восприимчивым, когда ловил на себе ответные вкрадчивые прикосновения. Лиза могла делать с ним всё, что угодно. Любовь – не слабость.

И Холмогоров не боялся показать, как отчаянно нуждается в своей алмазной мечтательнице. Тянется к ней, сжимает в объятиях и не помышляет, как бы смог без неё. Они лежат на смятых простынях, глубоко потонув в поцелуе, который захлестнул любящих с новой силой. Невозможно оторваться, но безудержно хочется большего, и Космос аккуратно разводит коленки Лизы в стороны, подминая голубоглазую под себя. Она приподнимается навстречу, обвивая мужчину, как гибкая лоза, и, осознав, что он захватил её, довольно замирает. Сердце совершает резвый кульбит, отправляя спокойный разум зимовать. Лиза теряет себя, плавая в своём счастливом море. Им хорошо…

А Космосу кажется, что сердце колышется во сто крат упрямее, как бешеное и лишённое всякой опаски. С каждым движением он больше теряет голову, ему кажется, что иначе он совсем не сможет дышать. Холмогоров не устаёт снова влюбляться в свою Лизу, нежа её, как самый хрупкий на свете цветок. Весенний цветок, несмотря на то, что эта фантазерка так любила зиму – её время года. Особенное.

Мир приобретал яркие тона, когда они оказывались вместе. Не помешают ни вчерашний дождь, ни грядущая вьюга. Остаётся лишь упиваться магией мгновений, разделенных на два сердца, давно бившихся в одном ритме. Между ними ни единой преграды, которая бы неуместно разделяла, а обессиленные руки и ноги сплелись, не давая попыток отстраниться. Мир не спешил обретать равновесия, но собственная планета, озаренная любовью и обожанием, была куда притягательнее. Этим они и жили.

– Ну, – когда дыхание наконец начинает выравниваться, Кос решается заговорить первым, продолжая нырять в своих инопланетных облаках, – тепло ли тебе, девица? Лиза…

– Тепло, молодец, – Лиза позволяет мужу снова себя обнять, и, расположив его голову на груди, утыкается кончиком носа в темную макушку. – Доброе утро, так доброе утро!

– Восемь? – предполагает Космос, не имея возможности посмотреть на будильник. У него есть занятие получше, и он обвивается вокруг Лизы плотнее, не позволяя ей встать с кровати.

– Не знаю, родной, – чуть потянувшись в сторону, и, пытаясь удержать мужа на месте, Лиза решает сама проверить часы, – а теперь знаю. Сойдет! Человек часов до десяти не проснётся, если не трогать.

– Ну кот не орёт, вазы вроде бы целы и заяц вой не поднял, – Кос припоминает недавнее утро, ознаменованное проделкой собственного чада, – спим, алмазная, спим!

– Я тебя умоляю, ты первым побежишь на вой нашей принцессы, – иной раз Лизу в хорошем смысле поражал отцовский инстинкт Холмогорова, – и ты решил втихую послать наших собратьев? – кажется, что её взяла.

– Заеду на пару часиков, – его пятница началась настолько прекрасно, что портить удачный день своей же действительностью не хотелось, – Пчёла в командировку собирается, проводить надо.

– Знаю я, как вы можете напровожаться, – но Лиза и сама бы не прочь увидеться с братом, – привет передай, и скажи, чтобы мне позвонил, как приедет в свой Франкфурт!

– Куда он денется, братец твой драгоценный, – переворачиваясь, Кос упирается спиной на скрученное одеяло, но это не мешает ему растянутся на кровати в позе морской звезды. Лиза упала бы, если не легла на эту… живность с удобствами, – снова попалась? Которая кусалась?

– Нет, сама пришла, – он любуется ею, она чувствовала это, даже закрыв глаза, – мне здесь медом намазано. Космическим!

– Радость ты моя, – минуя недавние сомнения, Космос готов признать, что умиротворен. Для этого следовало лишь пораньше проснуться, завлечь в свои лапы самую красивую на свете девушку и лежать вот так, без царя в голове и мыслей о мелочном, – отдыхай, я тебя посторожу!

– А я тебя, – Лиза наслаждается тишиной и гулкими звуками биения родного сердца. Сил считать его удары совсем нет, но слушать этот звук – лучше любой музыки, – иди ко мне…

– Играешь со мной моими же козырями?

– Ага, совращаю и в плен беру.

– Считай, что на сегодня ты меня подстрелила.

– Это не я здесь огнестрельное в багажнике прячу.

– Нет, красивая, ты ещё опаснее!

– Поверю на слово…

За окошком падал долгожданный снег, укрывая столицу белоснежным декабрьским покрывалом. И Космос, не признающий холодов, внутренне соглашается с Лизой – в зиме есть своё очарование. Не зря ей говорили, что именно в эту пору происходят хорошие события.

***

Пчёлкин, словно от греха подальше, навострил лыжи в срочную командировку к немцам (никто уже и не помнил предмета договора, но когда на кону хорошие бабки, развиваться нужно всесторонне), и офисе будто стихла вся трудовая деятельность. Все шло по накатанному сценарию, и никто бы не ответил на вопрос, когда смиренное затишье закончится. Никто, кроме Александра Белова, который знал, что декабрь преподнесёт ему отличный шанс поставить к стенке тех, кто вырыл в его душе огромную яму. Плюнул, попытался раздавить, но в реальности не догадывался, какой суровый отпор получит. Как на блюде. Вопреки расхожему мнению, месть в этом случае будет подаваться на самой горячей ноте. Осталось не так долго ждать…

Пусть и боль не отпустит. Саша не пытался простить самого себя; понимал, что Фархада, надёжного и верного друга, не вернуть, но укорял себя, что не проявил должной осмотрительности. Что не слушал его, что не предвидел вполне осязаемой опасности. И лишился человека, который во всем готов был подставить своё плечо. Был братом, хоть и не связанным кровными узами. Иногда, как выяснялось, генетическое сходство не имело никакого значения.

Вместе с тем, Белов и сам замечал, что начинал приходить в себя. Может, тому способствовал дом, загалдевший на все лады песенки мамонтенка после рождения Ивана Александровича, а, может, время пришло. И если не придержать привередливых коней, то посмотреть вперед и немного оценить грядущие перспективы. Это требование ветра перемен, который не пытался сбавить своих оборотов. Он наоборот превращался в круговорот, мощный и взыскательный. Все дружно жили по его правилам, не пытаясь задуматься, как изменилась жизнь огромной страны и каждого отдельного человека. Это задача следующих поколений, если они и собираются учиться на ошибках прошлого. Но что-то подсказывало Белому, что подобного не случится. Люди не настолько мудры.

Фил с Космосом, без тени серьезности на лице, в очередной раз перекидывались дротиками, как малые дети. Видимо, это занятие мотивировало их не свалить из общего кабинета раньше, чем следовало бы, и, судя по тому, что Кос с треском проигрывал, Филатов наиболее бодр для этой пятницы. Сын профессора астрофизики грозил боксеру реваншем, убирая розовые дротики с тёмно-синего пиджака, но его сонливый вид свидетельствовал, что бой откладывает себя на несколько понедельников. Не тот у него запал…