Текст книги "Хозяин облачного трона. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Алексис Опсокополос

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 34 страниц)

Глава 22

Экипаж подпрыгнул на очередной колдобине, и я машинально придержал Лиру, чтобы она не скатилась с сиденья. Одна только мысль билась в голове: лишь бы целитель Таливир был на месте, лишь бы был на месте, лишь бы…

Я сидел на жёсткой деревянной скамье, привалившись спиной к борту экипажа. Напротив, на втором сиденье, лежала Лира, укутанная в армейское одеяло. Бледное лицо, заострившиеся черты, синева под глазами – она выглядела так, словно из неё выкачали всю жизнь, её грудь едва заметно поднималась и опускалась в такт слабому дыханию. Но живая, всё ещё живая, и это было главным.

Лира находилась без сознания уже почти сутки. Рану её я лишний раз не осматривал. Что толку? Я не лекарь, помочь ничем не могу, а лишний раз тревожить и без того измученное тело – только хуже делать. Как велел старый лекарь, я три раза в положенное время влил Лире в рот голубоватое зелье из пузырьков, и всё. Больше я ничего сделать не мог.

Мы ехали от замка барона Фрельгоса до академии практически без остановок, меняя экипажи на каждой станции, благо денег, полученных за дежурство у разлома, хватало с избытком. Останавливались, лишь чтобы по нужде сходить да купить какой‑нибудь еды в дорогу. А ел я прямо в экипаже, на ходу, спал там же, урывками, хотя мог бы вообще не спать.

Бодрость была просто нереальная, я такой ещё никогда в жизни не испытывал: ни усталости, ни сонливости, ни даже намёка на то, что организму требуется отдых. Видимо, это были последствия «выпитых» сердец двух разломных тварей: либо что‑то кардинально изменилось в моём теле, либо полученной энергии, как хорошей батарейки, хватало надолго. И тот и другой вариант меня вполне устраивал.

Всю дорогу я вспоминал Хранта. И вот это его «Хорошо», произнесённое скрипучим голосом где‑то в глубине моего сознания. Что ему было хорошо? Он же потом пропал, замолчал. Не ощущалось больше этого давящего, скребущего присутствия. Или, может, ему просто нужны были эти ощущения, и он тоже поймал ту эйфорию, что накрыла меня во время боя и поглощения сердец, и она для него была сродни наркотику? Очень хотелось в этом всём разобраться, но шансов разобраться я пока не видел.

А ещё я постоянно думал о предстоящей вечерней встрече в таверне с Тиором и его людьми. Очень хотелось туда попасть. Понятно, что сейчас на первом месте спасение Лиры, но если Таливир окажется на месте, то шанс встретиться с Тиором ещё оставался.

Экипаж замедлил ход, и я выглянул в окно. Впереди показались знакомые ворота академии с гербом Империи над аркой. Охранник с тоскливым выражением лица стоял у входа, он лениво смотрел в нашу сторону, когда экипаж остановился. Я выбрался наружу, размял затёкшие ноги и подошёл к кучеру.

– Держи, – сказал я и протянул ему плату за дорогу, щедро округлив сумму в большую сторону. – И подожди здесь. Если целитель не на месте, придётся куда‑то ещё ехать.

Кучер кивнул, пряча монеты за пазуху, и вопросов задавать не стал. А я побежал в лазарет, надеясь застать там Таливира. Охранник лишь проводил меня взглядом: то ли узнал, то ли на каникулах вход в академию был для всех свободным.

Я пробежал через главный двор, свернул к западному крылу, взлетел по ступенькам и ворвался в прохладный коридор лазарета. Запах трав и каких‑то эликсиров ударил в нос – знакомый, успокаивающий запах. И вокруг ни души, что в принципе было логично: кого лечить на каникулах?

Знать бы ещё где кабинет главного целителя. Быстро обойдя, все комнаты, заглядывая в открытые и дёргая за ручки запертых, я наконец‑то нашёл то, что искал – кабинет Таливира. И к моей дикой радости целитель был на месте: он сидел за столом, заваленным документами, и что‑то писал в огромном журнале. И выглядел он крайне уставшим или очень недовольным.

– Господин целитель, здравствуйте! – произнёс я, шагая в комнату. – Прошу прощения за беспокойство, но мне очень нужна ваша помощь.

Таливир обернулся, и в его глазах мелькнуло искреннее удивление.

– Оливар? – немного растерянно произнёс целитель, явно пытаясь понять, что я здесь делаю. – Ты же получил диплом и уехал домой.

– Уехал. А дома дежурил у разлома, – я сразу перешёл к делу. – И мою подругу и напарницу сильно ранила тварь. Магическое заражение, как было у моего брата, но намного сильнее. И в брюшной полости. Лекарь у разлома сказал, что у неё есть сутки максимум. Эти сутки почти прошли, время идёт уже на минуты. Прошу вас, помогите! Я в долгу не останусь.

Таливир смотрел на меня несколько секунд. Потом медленно кивнул.

– Хорошо, – сказал он без особого энтузиазма, впрочем, это был его обычный тон, и, как я понял в госпитале, этот тон был часто обманчив. – Помогу. Где девушка?

– В экипаже. У ворот академии.

– Неси её сюда.

– Прямо сюда? – удивился я. – В ваш кабинет?

– Теперь уже всё равно, – ответил Таливир, криво усмехнувшись. – Теперь уже плевать.

Эти слова меня сильно удивили. Даже не слова, а тон, с которым они были произнесены: безразличный, с ноткой горечи.

– Что‑то случилось? – спросил я.

– А ты никуда не спешишь? – с сарказмом ответил вопросом на вопрос целитель. – Есть время слушать рассказы?

Времени не было: Лира умирала в экипаже у ворот.

– Сейчас вернусь, – бросил я и выбежал из комнаты.

Обратно к воротам я домчался за считаные секунды. Кучер всё так же сидел на козлах, лениво жуя соломинку. Я сунул ему ещё один золотой риал и сказал:

– Жди! Никуда не уезжай!

Экипаж должен был оставаться под боком. Как‑то же нужно отсюда уехать в город, когда Таливир вылечит Лиру. И в теории ещё оставался шанс успеть на встречу с Тиором и его людьми в таверну «Старый щит». Это было бы вообще идеально. Если лечение пойдёт быстро и хорошо, то шанс был: до встречи оставалось ещё более трёх часов.

Я открыл дверцу экипажа и осторожно взял Лиру на руки. Она была невероятно лёгкой, как пушинка: похоже, силы, полученные во время боя, пока ещё не покинули меня. Хотя внешность буквально за пару часов после битвы пришла в норму, к моей огромной радости. Серая кожа посветлела, мышцы перестали вздуваться буграми, когти окончательно превратились в обычные ногти. Я снова выглядел как человек.

Прижав Лиру к груди, я под равнодушный взгляд охранника быстрым шагом направился обратно к лазарету. Голова моей напарницы безвольно откинулась, светлые волосы свесились вниз, покачиваясь в такт моим шагам. Дыхание по‑прежнему было слабым, едва ощутимым, но было!

– Держись, – прошептал я, понимая при этом, что Лира меня не слышит. – Ещё немного. И всё будет хорошо.

Таливир к моему приходу успел подготовиться: накрыл стоявший в углу его кабинета диван чистой, белой тканью. Я осторожно положил Лиру на эту ткань. Целитель тут же склонился над ней, откинул одеяло, обнажая рану, и… застыл.

– Как она вообще ещё жива? – пробормотал он, и в его голосе впервые за всё время нашего разговора прозвучало что‑то похожее на профессиональный интерес.

Рана выглядела жутко. Розовая плёнка свежей кожи, которую нарастил лекарь у разлома, местами потемнела, местами вздулась волдырями. Под кожей то и дело вспыхивали те самые оранжевые огоньки магического заражения, но теперь их было больше, и они горели ярче, злее. Фиолетовые прожилки расползлись от раны в стороны.

Таливир тут же сконцентрировался, его руки легли Лире на живот и засветились: ярко, мощно, намного ярче, чем свечение лекарей у разлома. Голубой свет хлынул в тело моей напарницы, и я увидел, как оранжевые огоньки заражения дрогнули, съёжились и начали отступать.

Целитель работал молча, сосредоточенно. На лбу у него выступили капли пота, желваки на скулах перекатывались от напряжения. Свечение то усиливалось, то ослабевало, пульсируя в каком‑то сложном ритме. Я стоял рядом, не решаясь ни уйти, ни заговорить.

Прошло минут пять, может, десять. Наконец Таливир выдохнул, но рук не убрал. Свечение стало ровнее, спокойнее.

– Всё, – сказал он не поворачиваясь. – Теперь за её жизнь можно не переживать.

И я почувствовал, как что‑то отпускает в груди. Словно кулак, сжимавший сердце, наконец разжался.

– Можешь не стоять над душой, – продолжил целитель. – Теперь точно всё будет нормально. Просто заражение очень сильное и обширное, придётся долго повозиться. Но это лишь вопрос времени. Иди погуляй. Тут возни на час, а то и на два.

Я хотел было сразу уйти, но всё же не удержался и спросил:

– Господин целитель, что вы имели в виду, когда сказали «теперь уже плевать»? Что случилось?

Таливир помолчал, продолжая работать над Лирой. Потом ответил, и в его голосе звучала нескрываемая досада:

– Сегодня последний день моей работы в академии.

Я опешил и даже не сразу смог отреагировать.

– Но как? – воскликнул я, придя в себя. – Почему?

Целитель горько усмехнулся и, не прерывая лечения, пояснил:

– Новый директор решил уволить всех, кто занимает хоть сколько‑нибудь значимую должность в академии. Говорит, что так он избавляется от наследия прошлого директора. Он уверен, что все, кто был хоть как‑то близок к бывшему директору, замешаны в его махинациях. А я старший целитель, вот и попал под подозрение. И, соответственно, под увольнение.

Я несколько секунд переваривал услышанное.

– В академию прислали не очень умного нового директора, – сказал я наконец.

Таливир на это лишь грустно усмехнулся.

– Кого ещё уволили? – спросил я.

– Двух заместителей директора, старшего наставника, начальника охраны академии, коменданта общежития, ещё кого‑то, я уже и не помню. И даже секретаршу бывшего директора. Все сегодня отрабатывают последний день. Я вот итоговые отчёты как раз заполнял.

Я почувствовал, как внутри поднимается злость, и сказал:

– Уверен, что все эти люди не были заодно с бывшим директором в плане его воровства. Директору не нужны были сообщники, это глупо. Одному воровать проще и безопаснее. И даже если эти люди в чём‑то и виноваты, то точно не в участии в финансовых махинациях. Они не заслужили такого отношения.

Таливир кивнул, вздохнул и согласился со мной:

– Никто не заслужил такого отношения. Все подавлены и оскорблены. Секретарша вообще третий день плачет – с того момента, как ей сообщили об увольнении. Но будь добр, Оливар, уйди и не мешай.

Я кивнул и уже начал разворачиваться, чтобы уйти, но целитель вдруг спросил:

– А сам‑то ты в порядке? Самому помощь не нужна?

– Нет, – ответил я. – Не нужна.

– Не стесняйся, – добавил Таливир. – После девушки смогу и тебя посмотреть.

– Благодарю, но со мной действительно всё хорошо, – сказал я и опять вспомнил о регенерации.

С мыслями об этой невероятной способности, что проявилась после боя, я вышел из кабинета. Было очень интересно, осталась ли она? Или была временной, как серая кожа и когти? Очень хотелось проверить, тем более что проверить было проще простого. Но не сейчас. Чуть позже. Сначала нужно было решить срочное, внезапно возникшее дело. Поэтому, покинув лазарет, я уверенным шагом направился к административному корпусу.

Войдя в приёмную директора, я первым же делом посмотрел на секретаршу. Как и сказал Таливир, глаза у бедняжки были на мокром месте. Прямо сейчас она не плакала, но её миленькое и обычно улыбающееся личико было красным и опухшим от слёз, а в руках она комкала мокрый платок.

При виде этого зрелища мне захотелось просто зайти к директору и свернуть ему челюсть. Но я был уже не у разлома, да и секретарше, как и всем остальным невинно пострадавшим сотрудникам академии, это ничем бы не помогло, поэтому действовать нужно было не кулаками, а головой.

Увидев меня, секретарша удивлённо вскинула брови, а я тут же задал ей вопрос:

– Директор на месте?

– Да, но… – начала она отвечать, но не договорила, потому что глаза снова наполнились слезами и, видимо, горло перехватило.

– Не плачь, – сказал я. – Всё будет хорошо.

– Да как же будет хорошо? – растерянно произнесла девушка и разрыдалась, а потом уже сквозь слёзы добавила: – Я не заслужила. У меня мама больная, братишка маленький, а отец погиб год назад, его грабители убили. Я одна всех кормлю, а меня уволили. И даже не сказали, за что.

– Тебя никто не уволит, – уверенно произнёс я. – Новый директор пошутил.

Секретарша подняла на меня заплаканные глаза и возразила:

– Нет, так не шутят…

– Умные люди так не шутят, – согласился я. – Но новый директор, похоже, не очень умный. И я бы даже сказал, очень неумный. А у дураков шутки дурацкие, но я тебя уверяю, что он пошутил. Вот увидишь.

Не дожидаясь следующих слов секретарши, я прошёл мимо неё к двери директорского кабинета. Из вежливости постучал, соблюдая формальность, и тут же открыл дверь и вошёл. Новый директор сидел за столом, тоже почему‑то новым, и, похоже, работал с документами. По крайней мере, перед ним громоздились кипы бумаг: какие‑то книги, ведомости, отчёты, списки, на столе стояла открытая чернильница, а в руке директор держал перо.

На вид ему было лет тридцать, не больше. Мелкий, тощий, но ухоженный до невозможности: симпатичное лицо с правильными чертами, гладко выбрит, причёска уложена волосок к волоску, словно он только что от цирюльника. Одет по последней столичной моде: камзол с серебряным шитьём, белоснежная рубашка с кружевными манжетами, на пальцах поблёскивают перстни. Видно было, что человек тщательно следит за собой и очень этим гордится.

Признаться, я удивился возрасту нового директора, если, конечно, тот его не скрыл при помощи магии. Обычно на такие должности назначают более взрослых и опытных людей. Похоже, передо мной был либо чей‑то родственник, пристроенный на тёплое место, либо выскочка‑отличник, постоянно выслуживавшийся перед начальством и рано дослужившийся до такой должности, а теперь решивший, что надо активно себя проявить на новом месте.

Скорее второе. Родственнику было бы плевать на сотрудников – получил тёплое место и хорошо, можно расслабиться. Наоборот, он бы цеплялся за них, чтобы они дальше выполняли работу, а он лишь делал вид, что руководит процессом. А вот отличнику нужно показать, что он сразу начал что‑то менять, улучшать, реформировать. Вот и сейчас документами обложился – работает не покладая рук, демонстрирует кипучую деятельность.

Я помнил таких по прошлой жизни. Страшные люди – вреда от них сильно больше, чем пользы. И ещё всегда работало правило: чем меньше мозгов, тем больше активности. Директор тем временем поднял взгляд и уставился на меня с нескрываемым удивлением. Он явно не ожидал, что кто‑то вот так просто войдёт к нему в кабинет без приглашения.

– Добрый день, – сказал я, проявив чудеса вежливости и выдержки.

– Добрый… – машинально ответил директор, но тут же нахмурился и начал сыпать вопросами: – Кто вы такой? Почему вошли без доклада? И где секретарь? Почему она не предупредила о посетителе?

– Секретарь плачет из‑за увольнения. Поэтому не может докладывать, – пояснил я.

Директор на это равнодушно пожал плечами и заявил:

– Каждый время от времени по какой‑либо причине плачет. Но это не повод не выполнять свою работу.

Я отметил и эти слова, и тон, которым они были произнесены: крайний цинизм, равнодушие к чужой боли, уверенность в собственной правоте и полное отсутствие сочувствия. «Приятный» человек, ничего не скажешь, «повезло» академии с новым директором.

– Так с кем я имею честь беседовать? – повторил тот, откладывая перо.

– Аристарн Оливар, – ответил я. – Бывший курсант академии, выпускник этого года.

– Оливар? – директор наморщил лоб. – Я слышал эту фамилию. Но не могу припомнить, в связи с чем…

– Благодаря мне вы сейчас сидите в этом кресле, – сказал я.

Директор удивлённо вскинул брови и потребовал:

– Поясните.

– Я принимал участие в секретной операции Имперского департамента по казне и налогам. Помогал проверяющей – госпоже Тианелии Морисаль вывести старого директора на чистую воду с его махинациями.

Сказано было, конечно, пафосно и самоуверенно, и не совсем соответствовало действительности, но Тина перед отъездом сама сказала, что я сильно помог её ведомству. И что ведомство даже передо мной в долгу, что я всегда могу обратиться к ней за помощью как к представителю Имперского департамента.

Ещё тогда я решил, что не хочу быть лишний раз обязанным, и сейчас придерживался того же мнения. Но если не ради себя, то можно и воспользоваться этой благосклонностью госпожи проверяющей. К тому же ни Тина, ни её ведомство об этом даже не узнают. Впрочем, я был уверен, что Тина одобрила бы мои действия – она тоже всегда выступала за справедливость.

Я достал из кармана визитку Тины – хорошо, что взял с собой, вот так неожиданно пригодилась, и положил её на стол перед директором.

– Перепишите адрес и сделайте официальный запрос госпоже Тианелии, если не верите мне.

Директор посмотрел на визитку, и я увидел, как дёрнулся его кадык – он сглотнул слюну. Похоже, фамилия Морисаль действовала на подданных Империи безотказно. Или название ведомства. Или всё вместе.

– Я… я верю вам, – поспешно сказал директор. – Чем могу быть полезен?

– Зачем вы увольняете так много сотрудников академии? – спросил я.

Директор выпрямился в кресле, вздёрнул подбородок и гордо заявил:

– Политику руководства академией я ни с кем обсуждать не собираюсь! Увольняю, потому что у меня есть на то свои причины.

– Причин никаких нет, – отрезал я. – Вы просто хотите показать, какой вы грозный. И заодно лишить по глупости академию хороших специалистов. У вас есть кто‑то на замену старшему целителю Таливиру? Такого же уровня и профессионализма?

Директор чуть замялся, но всё же ответил:

– До осени найду. И повторяю: я не намерен это обсуждать с посторонними.

– Я не посторонний, я четыре года здесь отучился. И мне больно видеть, как только что пришедший всё ломает.

– Мне виднее, как поступать! – директор начал злиться, на его скулах проступили красные пятна.

– Тебе виднее? – я намеренно перешёл на «ты». – Ты уверен?

От этих слов директор растерялся. Открыл рот, закрыл, снова открыл. А я не дал ему опомниться.

– Госпожа Тианелия Морисаль потратила кучу времени, изучая ситуацию в академии, – сказал я. – И по итогу она рекомендовала уволить только директора. И больше никого госпожа проверяющая ни в чём не заподозрила. Но выходит, что новый директор лучше неё во всём разбирается, раз начал чистку так быстро. Да?

Директор побледнел.

– Мои решения не имеют никакого отношения к выводам госпожи Тианелии, – выдавил он из себя. – Это совершенно разные…

– Это ты ей будешь объяснять! – резко перебил я. – Осенью я приеду в академию и лично составлю список всех, кого ты уволил. И отправлю этот список в столицу госпоже Тианелии. И будь готов объяснить ей каждое увольнение!

Директор покраснел, у него на лбу выступили капли пота. Он явно хотел что‑то сказать, возразить, но не решался. Пыхтел, сжимал кулаки, кусал губы. Наконец не выдержал и сорвался на крик:

– На каком основании вы со мной так разговариваете⁈

– Потому что могу, – спокойно ответил я.

И тут у этого хлыща словно заряд кончился. Он как‑то сразу поник, осел в кресле, плечи опустились. Ненадолго хватило запала, испугался окончательно. Осталось ещё немного додавить для закрепления результата.

– И секретарше своей выпиши премию, – добавил я. – Сто золотых риалов.

– За что? – воскликнул директор и вытаращил глаза.

– В качестве компенсации за пережитое.

– Нет, – он замотал головой. – Я не могу так тратить деньги академии.

– А вот здесь одобряю, – сказал я. – Деньги академии на это тратить не надо, академия не виновата, что ты себя так повёл. Заплатишь из своих.

– Это как? – совсем уж растерялся директор.

– Да как хочешь: можешь монетами, можешь ассигнациями, но она должна получить компенсацию в размере этой суммы. И это не обсуждается, это я тоже проверю.

– Да как вы смеете⁈ – в голосе директора снова прозвучало что‑то похожее на возмущение, но в этот раз совсем слабое, неуверенное.

– Легко, – ответил я. – Впрочем, есть ещё вариант: я сейчас выйду и попрошу её написать на тебя жалобу. И лично отвезу эту жалобу в столицу. И премию ей выдаст уже новый директор. Хочешь?

– Вы меня шантажируете!

– Я тебя жизни учу. Если секретарь не получит сто золотых и если хоть кто‑то будет уволен без причины, этой академии потребуется новый руководитель. Обещаю!

Директор буравил меня ненавидящим взглядом, но молчал, не рисковал возражать. Однозначно отличник‑выскочка. Родственничек уже бы скандалил, угрожал связями, звал охрану, а этот молчит. Понимает, что со связями у него не очень, а те, что есть, по мелочам лучше не напрягать.

– Тогда прощаемся до осени, – сказал я, забирая со стола визитку Тины. – Надеюсь, к моему приезду никто не будет уволен просто так. Иначе мы продолжим этот разговор, но уже в присутствии представителей Имперского департамента образования.

Я развернулся и вышел из кабинета. В приёмной секретарша всё ещё сидела за столом, комкая платок. Глаза у неё были красные, но слёзы уже высохли.

– Всё будет хорошо, – сказал я ей. – Директор пошутил, как я и предполагал.

Девушка робко улыбнулась, а я подмигнул ей и покинул приёмную.

Шагая по гулкому коридору административного корпуса, я снова подумал о регенерации. Не давала покоя мне эта мысль, но оно и понятно: такая способность, если она осталась, меняла многое. Можно было не бояться ран, не тратиться на лекарей, рисковать там, где раньше и думать бы о риске не стал. Если, конечно, регенерация справляется с серьёзными повреждениями, а не только с царапинами. Хотя то, как мне располосовал бок зелёный, царапиной было не назвать.

Не терпелось проверить, и я решил, что сделаю это прямо сейчас – времени было предостаточно. Выйдя из корпуса, я направился в парк академии. Нашёл там укромное местечко – скамейку под раскидистым дубом, скрытую от посторонних глаз густыми кустами. Присел, огляделся. Никого. Только птицы щебетали в ветвях.

Я достал меч. Посмотрел на лезвие, потом на своё предплечье. Сделал глубокий вдох и, слегка при этом нервничая, провёл лезвием по руке. Неглубоко, буквально кожу разрезал.

Первое, что я заметил: не было больно. Неприятно – да. Было понимание, что наносишь себе рану, и организм на это реагировал, но боль была слабой, притуплённой, словно кто‑то заранее обезболил это место. Неплохо. Полное равнодушие к боли – штука не очень хорошая, с ней можно и не заметить, серьёзную рану. А вот так, как сейчас – просто идеально.

Тем временем на коже выступила кровь и потекла по руке. Я смотрел на порез, затаив дыхание, и… увидел, как рана прямо на глазах начинает затягиваться. Края пореза дрогнули, шевельнулись, поползли навстречу друг другу. Кровь свернулась, образовав тонкую корочку, которая тут же отвалилась, обнажив свежую розовую кожу. Через несколько секунд от раны не осталось и следа – только тонкая светлая полоска, которая бледнела прямо у меня на глазах.

Я смотрел на это как на невероятное чудо. И это при том, что я находился в магическом мире и уже каких только чудес не повидал: разломы, твари, боевая магия, целительство, парящие замки. Но ко всему этому я худо‑бедно привык, а вот такая регенерация собственного тела производила совсем другое впечатление. Возможно, даже не сама способность, а ощущение, что она теперь у меня есть.

Недолго думая я нанёс ещё один порез, на этот раз глубокий – чуть ли не до кости. Нужно было проверить предел, а если что, то Таливир поможет. Лезвие вошло в плоть, и вот теперь было почти больно. Кровь хлынула потоком, заливая руку, капая на землю, но почти сразу же я заметил, как её течение замедляется, и как кровь густеет, сворачивается прямо в ране. Края разреза начали сближаться. Медленнее, чем в первый раз, но всё равно неестественно быстро. Рассечённые мышцы срастались волокно к волокну, кожа наползала на открытую рану, затягивая её свежей розовой плёнкой.

Через минуту от глубокого пореза осталась лишь тонкая светлая полоса. Через две – и она почти слилась с остальной кожей. Регенерация работала. Быстрая, мощная, способная справиться даже с серьёзными ранами. Вопрос был теперь только в одном: это навсегда или всё же временный эффект, который рано или поздно сойдёт на нет? Очень хотелось, чтобы навсегда. Или хотя бы надолго.