Текст книги "Хозяин облачного трона. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Алексис Опсокополос

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 34 страниц)

Глава 16

До первой более менее приличной улицы пришлось пройтись порядочно. И пока я шёл мимо перекошенных домов и тёмных проулков, прохладный ночной ветер быстро выдул из меня остатки хмеля – в голове прояснилось. Настроение было странное: вроде бы легче стало, но на душе всё равно тревожно. Переживал, не выкинет ли опять директор что-нибудь, не подложит ли очередную свинью.

У одного перекрёстка заметил экипаж – редкая удача в такой час. Подошёл, разбудил дремавшего кучера и спросил:

– За город поедешь? В военно-магическую академию?

Кучер, пожилой мужик с похмельным лицом, смерил меня взглядом, хмыкнул и сказал:

– Ночью, да ещё так далеко… это вам, господин курсант, обойдётся в оба конца. И оплата вперёд.

– Считай, что договорились. Сумму назови.

– Меньше трёх золотых никак не выйдет.

Не сказав больше ни слова, я достал три золотых риала и вложил их мужику в ладонь. Тот кивнул и спрятал монеты в карман, а я забрался в экипаж. Затем кучер дал команду лошади, колёса скрипнули, и мы тронулись.

По ходу движения я смотрел в окно и отмечал, как преображается город по ходу нашего движения. Город за окном медленно преображался. Вместо перекошенных халуп пошли двухэтажные дома, появились редкие уличные фонари. Но в целом ничего интересного – просто ночной город.

Я задёрнул шторкой окно и откинулся на сиденье. В мыслях снова всплыл директор с его приказом о моём отчислении и словами о чести. Вот же гнида мерзкая. И ведь как красиво говорил. А ещё просил не ночевать в академии. Ага, разбежался. Плевать на его просьбы, раз он такая мразь. Там моё законное спальное место. Выговор за поздний приход, конечно, могут влепить, но на это тоже плевать.

Злость накрывала меня всё сильнее, и я с большим трудом заставил себя успокоиться и выдохнуть. Злость – это неправильно. Нельзя злиться. Надо делать выводы.

Потихоньку я успокоился, и тогда в голову полезла Тина. Хотя, если честно, она весь вечер из мыслей у меня не выходила с её затеей перетащить меня в столицу как понравившуюся игрушку. Впрочем, с её стороны всё логично: женщина красивая, влиятельная, явно богатая; жизнь у неё яркая, насыщенная – почему бы не добавить в неё ещё одну «интересную деталь»? Такой подход даже в чём-то честный. Кто может – тот берёт.

И большинство курсантов нашей академии, особенно те, что из небогатых семей, получив такое предложение, прыгали бы от счастья. Богатая, влиятельная покровительница, да ещё и красавица – подарок судьбы, не иначе. Но мне-то не двадцать лет, по крайней мере, в голове. Мозги-то не курсанта, а мужика, который уже многое в жизни повидал. Есть понимание, что приоритеты должны быть другими.

Хотя, конечно, стоило признать, если бы без этого переезда, роман с Тиной я бы покрутил. Хороша. Безумно хороша. Всё при ней. Впрочем, и я не так уж плох, судя по тому, какие у неё появились на меня «долгосрочные планы» и какую она кипучую деятельность развила с моим переводом в столицу всего лишь после двух ночей.

А может, она влюбилась? Эта мысль меня самого заставила рассмеяться. Ага, влюбилась… аж три раза. Хотя… Я часто вспоминал те две ночи. Было в них что-то необычное. Не просто близость, а нечто другое, что застряло в памяти и не отпускало.

В кабинете у Тины я видел перед собой совсем другую женщину – властную, холодную, уверенную в себе чиновницу. Женщину, которая привыкла управлять, повелевать, держать всё под контролем. Даже когда я целовал её в экипаже, я ощущал ту же энергию – страсть сильной, знающей себе цену, безумно красивой и невероятно сексуальной хищницы.

А те две ночи… я будто провёл их с другой. С нежной, хрупкой, неопытной. Она вдруг сбросила все маски – и чиновницы, и властной женщины, и даже взрослости своей. Там в номере мне казалось, что рядом со мной ровесница – пылкая, но при этом какая-то по-девчоночьи неуверенная. Это было удивительно.

То, что между нами произошло, не было просто сексом – не было обычной близостью, как у людей, которые решили расслабиться, отдохнуть. Нет. Там было что-то другое. Мы занимались любовью. Именно любовью, другое слово здесь не подходило. Настоящей, чистой, без расчёта и без масок. И Тина отдалась этому чувству вся, без остатка, словно девчонка, встретившая свою первую настоящую и большую любовь. И вот это, пожалуй, удивило меня сильнее всего.

Интересно, сколько же ей лет на самом деле? В кабинете она выглядела лет на тридцать с небольшим, не больше. Но я уже успел понять: если сильная одарённая выглядит на тридцать, значит, ей вполне может быть и все семьдесят. Возраст для таких – понятие условное. А ещё строгий костюм и официальный образ добавляли ей десяток лет. И главное – взгляд, в котором чувствовались власть и решительность.

А в отеле ночью она была совсем другой. Там не было ни чиновницы, ни проверяющей, ни этой ледяной уверенности. Просто женщина – горячая, чувственная, искренняя. Удивительные перевоплощения. И, возможно, прямо сейчас эта роскошная красавица сидит в номере и ждёт меня. Не спит. А я вот, дурак, еду в академию.

Жаль, конечно, что она сказала про этот план с переводом в столицу. Всё сразу стало как-то слишком официально. Без этого я бы сейчас был с ней. Тут к бабке не ходи – организм молодой, кровь горячая, да и после тесного общения с Лирой мысли, честно говоря, блуждали в одном направлении. А ещё воспоминания о тех двух ночах.

Я попытался отогнать все мысли о Тине и поймал себя на том, что хочу к ней поехать. Просто взять и поехать. И плевать, кто она такая. И тут же в голове возникла новая мысль: а кто она такая? Почему она так удивилась, что мне не знакома её фамилия? Должна быть знакома? Видимо, да. Только вот почему-то не помню. Впрочем, понятно почему.

Прикрыв глаза, я мысленно произнёс: «Тианелия Морисаль». Никаких ассоциаций. Пусто. Повторил снова: «Морисаль…» А теперь фамилия показалась знакомой. Я напряг память. И вдруг – щелчок! Конечно! Венсар Морисаль! Советник Императора по финансам и налогам – по слухам, самый богатый человек в Империи после Императора.

Я даже портрет его вспомнил – висит в академии, в зале Совета попечителей, прямо напротив входа. И это взгляд вспомнил – холодный, надменный, будто каждый, кто проходил мимо, автоматически превращался в должника Империи. Теперь я всё вспомнил. И мягко говоря, слегка обалдел.

Это ж кого я… любил две ночи подряд?

То-то директор-то перед Тиной трясётся. Всё логично. И сразу стало понятно, почему у неё появились «вопросы к преподавателям», когда я не узнал её фамилию. Только вот интересно: кем она приходится этому Морисалю? Родственница – это ясно. Иначе бы не намекала так. Но кто именно? Дочь? Племянница? Надеюсь, что не жена… И не сестра – а то окажется, что ей лет семьдесят, а то и все сто. Такое вполне может быть.

И как потом с ней сексом заниматься, если вдруг ещё как-нибудь дойдёт дело? Нет, тело у неё, конечно, идеальное и для занятий сексом при таком теле фактический возраст никакой роли не играет, но вот почему-то очень хотелось, чтобы ей было не сто лет. И не девяносто.

А ещё было интересно: замужем она или нет? В принципе-то, всё равно. Просто хотелось знать: это я с одинокой красавицей время проводил или с чьей-то женой? Если второе, то вообще интереснее выходило. Особенно в свете попытки перетащить меня в столицу.

И чем больше я думал о Тине, чем больше приходил к мысли, что это женщина-загадка. А ещё к тому, что мне очень хочется развернуть экипаж и поехать к ней в отель. Прямо сейчас. И плевать, кто она на самом деле – хоть жена Советника, хоть сестра самого Императора. Всё это не имело ни малейшего значения. Меня тянуло не к проверяющей Тианелии Морисаль, не к женщине в строгом костюме, решившей завести себе молодого любовника в столице. Меня тянуло к Тине – хрупкой, нежной, настоящей. К той, с кем я провёл две фантастические ночи, которых не забуду, наверное, никогда.

Я приоткрыл дверцу, высунул руку в прохладный ночной воздух и запустил слабого Светлячка. Он с негромким хлопком вспыхнул метрах в пяти от экипажа, лошадь сразу же заржала, дёрнула, и экипаж резко остановился.

– Эй, что за… – послышался возмущённый голос кучера.

Он тут же спрыгнул с козел, обошёл экипаж, распахнул дверь и спросил:

– Что случилось, господин?

– Ничего, – ответил я спокойно. – Мы возвращаемся в город.

Кучер помедлил, потом вздохнул и буркнул:

– Учтите, господин, стоимость поездки меньше не станет.

– Переживу, – усмехнулся я. – Просто поворачивай и поторопись.

Четырёхэтажный отель, в котором жила Тина, выглядел так, будто его выстроили не для постояльцев, а для того, чтобы все остальные чувствовали себя бедными. Даже ночью он сиял: мягкий золотистый свет из огромных окон ложился на мостовую, а в зеркальных дверях отражались фонари и экипажи, стоявшие у парадного входа.

Мраморные ступени перед дверьми были вычищены до блеска, а у самого входа стоял пожилой швейцар в безупречной униформе: синяя камзольная куртка с золотыми пуговицами, белые перчатки и цилиндр – будто сошёл с обложки какого-нибудь журнала о роскоши. Я ещё в прошлый раз удивился, в каком шикарном месте остановилась Тина. Тогда показалось, что для проверяющей это слишком уж богато. Теперь, зная, из какой она семьи, вопросов не осталось. Всё встало на свои места.

Когда я подошёл ближе, швейцар смерил меня взглядом с выражением лёгкого недоумения: курсант в форме подходит ночью к отелю, где неделя проживания стоит как год его обучения – что-то здесь не так. Я не стал ничего объяснять – просто достал из кармана золотой риал и протянул швейцару. Тот мигом преобразился: на лице расплылась безупречная улыбка, даже золотые пуговицы, казалось, засияли ярче.

– Прошу, господин, добро пожаловать! – произнёс он, распахивая дверь, с таким почтением, будто я был сыном герцога.

Я вошёл. Внутри всё было так, как я помнил – роскошно, дорого и немного безвкусно. Огромное лобби, пол из белого мрамора с прожилками, высокий потолок с хрустальной люстрой, блестящей, как ледяной водопад. На стенах – зеркала, между ними картины с натянутыми улыбками богатых дам и кавалеров. Воздух пах дорогими духами, полиролем и деньгами.

Не успел я сделать и пары шагов, как ко мне уже подбежал управляющий – полный мужчина в начищенных до зеркального блеска башмаках.

– Чем могу помочь, господин? – спросил он с показной вежливостью.

– Помощь мне не нужна, – ответил я спокойно и сунул ему в ладонь три золотых риала. – Сам по ступеням поднимусь.

Управляющий сунул деньги в карман, его лицо расплылось в профессиональной улыбке, он чуть поклонился и жестом пригласил меня проходить. И я направился к лестнице.

Путь помнил хорошо – на самый верхний этаж, а там в конец коридора до номера с видом на центральный проспект. Теперь я понимал, что это, возможно, самый лучший номер. И, скорее всего, арендован надолго. А может, вообще весь этот отель принадлежит семье Морисаль.

Я поднялся, подошёл к нужной двери и на мгновение остановился. В голове мелькнуло: а не пожалею ли? Ответ пришёл сразу – нет. А вот если бы не пришёл, однозначно жалел бы уже сейчас, лёжа в своей кровати и слушая, как храпят соседи по комнате.

Постучал. Дверь открылась буквально через несколько секунд – словно с той стороны только и ждали этого стука. На пороге стояла Тина.

Она была одета… хотя нет – скорее едва прикрыта. На ней было что-то лёгкое, почти невесомое и тонкое, как дыхание. Сквозь прозрачную ткань я видел красивое тело Тины, все его соблазнительные изгибы. И в этом всём не было ни грамма вульгарности – лишь чистое воплощение женственности и искушения.

Красавица улыбнулась – мягко, чуть загадочно, и сделала шаг назад, приглашая меня войти. Я шагнул к ней, закрыл за собой дверь и ещё раз с удовольствием отметил, что передо мной стоит не строгая проверяющая Тианелия Морисаль, не влиятельная женщина, чьего имени боятся в академии абсолютно все, а та самая Тина. Та, ради которой я и вернулся.

Она смотрела на меня, и в её взгляде опять читалось что-то совсем девичье: доверие, искра радости, лёгкое волнение. И на вид ей снова было не больше двадцати. Та же юная улыбка, тот же блеск в глазах. Но при этом ничего, кажется, не изменилось: те же глаза, тот же нос, те же ямочки на щеках от улыбки. Просто изменился возраст. Лет на пятнадцать. И вот как она это делает?

– Рассказывай, – сказал я и тоже улыбнулся.

– Что? – спросила Тина, удивлённо моргнув, и это «что» прозвучало почти по-детски.

В её взгляде отразилась лёгкая растерянность, и в тот миг она выглядела совершенно беззащитной, невинной. Ей так это шло, что я поймал себя на мысли: если бы она всё время была такой, я бы, наверное, потерял голову окончательно.

– Ну ты сказала: придёшь – расскажу, что в тебе главное. Забыла?

Тина чуть приподняла подбородок, будто о чём-то раздумывая, а потом снова улыбнулась, её рука медленно скользнула к плечу, и она одним плавным, почти ленивым движением сняла с себя ту лёгкую прозрачную накидку, что заменяла ей одежду. Ткань мягко соскользнула вниз, оставляя Тину полностью обнажённой.

Затем она посмотрела прямо на меня с тем самым выражением невинного удивления и тихо спросила:

– Ты сюда разговаривать пришёл?

– Нет, – уверенно ответил я и, шагнув вперёд, обнял её и поцеловал.

Тина прильнула ко мне с такой страстью, будто ждала этого момента всю жизнь. Её пальцы вцепились в мои волосы, и я почувствовал, как по телу пробежала та самая волна – всепоглощающая, безумная и фантастически приятная. Я поднял красавицу на руки, чувствуя, как она ещё крепче прижимается ко мне, и понёс её в спальню.

И кем бы она ни была эта женщина-загадка, одно я знал точно: о предстоящей ночи я никогда не пожалею.

Глава 17

По длинному коридору Облачного замка медленно шли двое – Первый Советник Императора Тирлон Арбеллан и Советник по безопасности Вардисар Морлин.

Коридор, в котором они двигались, напоминал скорее галерею древнего храма, чем часть императорской резиденции. Высокие своды терялись в полумраке, где дрожали отблески огня – пламя в хрустальных бра на стенах горело ровно, почти без дыма, отражаясь в отполированном до зеркала мраморном полу. Между колоннами, отделёнными друг от друга тонкими резными арками, струился серебристый свет – из окон, уходящих в самые облака.

Где-то далеко внизу лежала столица Империи – огромная, шумная, грязная. А здесь, в Облачном замке, всё дышало величием и тишиной, как будто сам воздух был пропитан властью.

Советник Морлин шёл чуть впереди. Шагал уверенно и чеканно, как человек, привыкший контролировать всё – и собственные эмоции, и окружающих. Движения Арбеллана были неторопливы и размеренны – Первый Советник был живой иллюстрацией поговорки о том, что понявший жизнь никуда уже не спешит.

– Нам повезло, что Его Величество после прошлой встречи и нашего с ним разговора не назначил сегодняшнюю аудиенцию в Облачном зале, – произнёс Морлин, не меняя шага и не глядя на Арбеллана.

– Да. Это хороший знак, – согласился Первый Советник. – Возможно, Император не только выслушал нас, но и услышал.

Морлин коротко кивнул, но больше не сказал ни слова. Дальше они опять шли молча, думая, скорее всего, об одном и том же: предстоящем труднейшем разговоре с Императором на непростую тему очередной женитьбы самодержца.

Прошло уже больше двадцати лет с того дня, как Император, уличив свою бывшую супругу – императрицу Виалору в измене, собственноручно казнил её. Гнев Императора тогда был страшен. Он заточил Виалору в глубинах дворцовой темницы, и девять месяцев она провела в заключении. А когда родила, Император собственноручно убил на глазах у несчастной матери её ребёнка – того, кто должен был стать живым напоминанием его позора, а затем, лишил жизни и саму Виалору.

После этого мир Императора рухнул. На десять долгих лет он замкнулся в себе, погрузился в тишину и мрак. Империя тогда жила по инерции – управляли Советники и герцоги, а Император почти не выходил из своих покоев. Даже приближённые видели его лишь изредка – осунувшегося, злого, с потухшими глазами. Потому что сильнее его ярости была лишь его боль.

Он любил Виалору. Любил безмерно. И считал её чудесным подарком судьбы до того дня, как узнал о измене. И её появление в его жизни, действительно было похоже на чудо.

Когда в своё время Император решил, что его Империи нужен наследник, ему начали искать невесту. Искали повсюду – по всем провинциям и даже за пределами Империи, среди аристократок и простых чаровниц. Но всё было тщетно.

Происхождение претендентки не имело значения. Даже красота вскоре перестала играть роль. Император требовал лишь одного – чтобы в женщине, которая станет матерью его сына, был хотя бы отголосок его силы. Дар, хоть на десятую часть равный его собственному.

Пять лет длились поиски. Пять лет астрологи, предсказатели, маги и советники искали одарённых девушек, мерили силу их дара, сверяли линии родов, составляли списки. Но всё было напрасно. Дар Императора оказался столь велик, что ни одна из найденных женщин не выдерживала даже простого касания его силы. Их магия гасла рядом с ним, как слабая свеча при свете солнца.

В один прекрасный день все претендентки закончились, и в Облачном замке на какое-то время вообще перестали поднимать тему женитьбы Императора, чтобы не раздражать его лишний раз. Но когда все уже отчаялись окончательно, из далёкой западной империи Арденаир прибыла она – принцесса Виалора.

Говорили, что когда будущая императрица впервые вошла в Зал Облачного трона, все придворные затаили дыхание. Император, привыкший к поклонению и лестным взглядам, впервые в жизни замер, не находя слов.

Он полюбил её с первого взгляда. Его сразила не только красота Виалоры – удивительная, неземная, но и сила, что исходила от неё. Её дар был редким, глубоким и по мощи почти равнялся императорскому. Для придворных магов это стало откровением: впервые они видели ту, кто не потускнел рядом с их Императором. Разумеется, после такого уже чуть ли не на следующий день по всей Империи гремели колокола, возвещая о помолвке, а вскоре – и о свадьбе, какой не видели ещё никогда.

Император любил Виалору. Искренне, глубоко. Он ждал наследника, в котором сольются их силы – кровь двух величайших древних родов мощь двух древних магий. В этом он видел своё предназначение, смысл всей своей жизни – явить миру императора ещё более сильного и могущественного, чем он сам.

Он ждал. Сначала – с нетерпением. Потом – с тревогой. Прошли месяцы. Потом годы. А наследника всё не было.

Виалору осматривали лучшие целители Империи, приглашали магов из дальних провинций и из-за моря. Её исследовали архимаги, проверяли потоки силы, ауры, жизненные линии. Она была здорова. Совершенно. Как и Император. Ни следа проклятия, ни намёка на вмешательство. И всё же она не могла забеременеть. Тогда впервые в сердце Императора зародилось сомнение в его предназначении и вместе с ним – печаль.

А потом маги всё-таки разобрались, в чём дело. Причина, по которой Виалора не могла родить Императору наследника, оказалась на удивление простой и в то же время неразрешимой: именно сильнейший магический дар Виалоры не давал ей забеременеть от Императора.

Двое существ, стоящих почти на вершине магической природы, не могли создать жизнь. Их силы были слишком велики, чтобы соединиться – они взаимно уничтожали возможность рождения. Ребёнок, который получил бы хоть часть мощи обоих родителей, не смог бы существовать – собственный дар убил бы его ещё во чреве. Это была жесточайшая ирония судьбы. Дар, возвысивший Императора и Виалору над всеми, стал преградой между ними и продолжением рода.

Советники осторожно намекали, а потом уже прямо советовали Императору взять вторую жену – не по любви, а из-за долга перед Империей. Даже сама Виалора, как говорили приближённые, со слезами в глазах предлагала этот вариант, прекрасно понимая, насколько важен для мужа наследник. Но Император отказался. Жёстко, окончательно, без колебаний.

– Я не буду искать наследника в чужой постели, – сказал он тогда. – У меня есть жена. И либо она родит мне сына, либо никто.

И с тех пор вопрос официально больше не поднимался. Но Виалора не сдалась. Она решила бороться – со своей природой, со своим даром, со своей судьбой. Великие архимаги, целители, мастера древних школ собирались при дворе, чтобы помочь ей. Они вычерчивали сложнейшие печати, создавали амулеты, сплетали заклятия подавления. Но всё было бесполезно. Магические устройства гасили не сам дар, а лишь способность его использовать. Они не меняли сущность Виалоры, не ослабляли её силу, а значит, не решали главного.

Но императрица не останавливалась. Она обращалась к магам с неоднозначной репутацией, к безумцам-экспериментаторам, к тем, кого Император не пустил бы даже на порог. Её видели в алхимических лабораториях, в монастырях, где хранители древних знаний молились над свитками о первозданной магии. И все знали: императрица Виалора борется не за власть, не за положение, а за то, чтобы подарить любимому мужу наследника. И ни она сама, ни Император тогда ещё не понимали, к чему приведёт эта борьба.

Когда Виалора уже почти впала в отчаяние и решила, что все её попытки тщетны, на горизонте появился очередной архимаг-целитель – человек редчайшего дара, которого она пригласила тайно, без ведома Совета. Он был чужеземцем, и говорили, что его знания о природе магии превосходят всё, что знали имперские учёные. Виалора доверилась ему, как последней надежде.

А потом случилось непоправимое. И Император узнал, что между его любимой женой и целителем было нечто большее, чем лечение. Виалора уверяла, что пала жертвой заговора – что на неё наложили сильнейшее ментальное заклятие, и она даже не помнит, как целитель овладел её телом, что всё произошло против её воли.

Но Император не поверил. И не простил. Его любовь обратилась в холодную ярость.

Великие маги обвесили Виалору амулетами блокировки силы, запечатали её потоки и заточили в темнице Облачного замка. Говорили, что Император каждый день спускался к ней, молча стоял у решётки, глядя, как некогда блистательная и любимая им женщина сидит в холоде и тьме, и уходил, не произнеся ни слова. Он не мог перестать любить её. И не мог простить.

А потом, через девять месяцев, стража донесла, что в заключении императрица родила ребёнка. И тогда Император словно обезумел, он опять спустился в темницу и на глазах у Виалоры убил младенца. А затем – и её саму.

После этого наступили десять долгих лет мрака, и тьма опустилась на Империю. Император перестал выходить к людям. Не созывал Совет, не подписывал указы, не принимал послов. Империя жила по инерции, управляемая Советниками и герцогами. Последние в те годы почувствовали вкус относительной свободы и безнаказанности и до сих пор с теплотой вспоминали те времена. А вот советники вспоминали их с содроганием – Империя за эти десять лет чуть не развалилась.

Но всё проходит или хотя бы притупляется. Постепенно притупилась и боль Императора. И хотя шрам от утраты полностью не исчез, Император научился с ним жить. Правда, жениться больше не собирался. Ни одна женщина в этом мире и во всех остальных не смогла бы заменить Виалору, и он это знал.

Но о наследнике думали другие. Советники понимали: без преемника Империя уязвима. Император – могущественнейший из живущих, но даже его сила не вечна. Что будет, если он падёт? Кто удержит престол? Герцоги устроят грызню за власть, начнётся смута, война разорвёт страну изнутри, а потом придут соседи – враждебные и не желающие упустить шанс навсегда уничтожить Империю. И эти пойдут до конца. Особенно Арденаир, некогда пославший Виалору на брак ради союза и не простивший Империи гибель своей любимой принцессы.

А ещё, помимо Империи, Советники переживали за себя. Они плохо ладили с герцогами и отдавали себе отчёт: если к власти придёт кто-то из их извечных соперников, Совет расформируют первым же указом. А вот при наследнике, пусть даже малолетнем, всё будет иначе – Совет назначит регента и сохранит позиции. А при удачном стечении обстоятельств ещё и усилит их.

Ради такого стоило бороться. И боролись за это двое самых влиятельных: Первый Советник Императора Арбеллан и Советник по безопасности Морлин. Три дня назад они изложили Императору все доводы о том, что Империи никак нельзя без наследника, а теперь шли узнать монаршее решение.

Они вошли в Зал Приёмов – рабочие покои Императора, где тот принимал всех без протокола, чтобы не тратить впустую драгоценное время. Для протокола предназначался Зал Облачного трона.

Впрочем, и в Зале Приёмов трон тоже был. Не Облачный, а «земной», рабочий, но и он впечатлял. Основание – из чистого золота, спинка – резное чёрное дерево, в венце – стилизованный знак Империи; подлокотники обиты шкурой белого змея.

Император сидел на троне – высокий, прямой, в тёмном повседневном камзоле без украшений, стянутом у горла простой застёжкой. На лице – строгая непроницаемая маска величия, в уголках глаз – усталость, которую могли заметить лишь те, кто знал Императора много лет.

Советники подошли почти к самому трону и молча поклонились в пояс. Император какое-то время смотрел на них, затем негромко сказал:

– Я тщательно обдумал все ваши доводы. Во многом вы правы.

Затем он выдержал паузу, как будто принимал окончательное решение, и продолжил:

– Хорошо. Я согласен. Начинайте искать.

Морлин едва заметно выдохнул, не меняя выражения лица. Арбеллан улыбнулся. Оба были несказанно удивлены, что всё разрешилось так быстро и так хорошо. И оба понимали: работы теперь предстоит – непочатый край.