Текст книги "Прямые пути (СИ)"

Автор книги: Алексей Дуров

Соавторы: Елена Варющенко
сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 27 страниц)

– Я ничего не задумал.

– Да?! А вот спрошу завтра при них, они вранье почуют! А отмолчаться попробуешь, тоже все ясно им станет!

– Хватит, – решительно оборвал Тарджи. – Так мы ничего не решим. Думать надо.

Неожиданно заговорил промолчавший всю перебранку Тильх:

– Да, действительно, нужно что-то придумать. Какую-то возможность, безопасную и для нас, и для побережников. Если они не согласятся, то действительно задумали какую-то подлость.

– Самым правильным будет найти другой путь в родной мир, – заявил напоследок Шанай и ушел.

А в войске уже знали подробности переговоров. Может, Гралей проболтался, может, подслушали или по губам издалека прочитали – есть среди вольников умельцы. Тарджи надеялся, что дворяне не поддержат Шаная, хотя бы не все, но уперлись, как один. Остальные бойцы еще как недовольны были, что из-за имперцев домой попасть не могут. Все их подначивали, разговорчики слышались, вроде:

– Коней есть будем. Как последнего доедим – имперских дворян. И, как последнего доедим, – побережники нас и пропустят домой.

– Так, может, начнем с дворян? А то коней жалко.

Что же делать? Отдать имперцам прямой приказ, чтобы соглашались на условия побережников? Не послушают. Могут и за оружие взяться. Пристрелят Тарджи и будут доказывать, что следующий по старшинству Шанай.

Искать другой путь в родной мир? Тут уж вольники не согласятся, да и степняки тоже.

Самым простым было бы разделить войско. Кто хочет, пусть соглашается на условия побережников, кто не хочет – пусть безопасный способ придумывает. Отдать дворянам остатки припасов, стрел, обереги. Пожалуй, на такую возможность согласятся все. Кроме Тарджи – пропадут ведь имперцы. Не от цинги, так от голода. Их же тоже можно понять: ударили побережников рукой в латной перчатке, а те увернулись, теперь приходится ждать ответного удара дужкой в зубы, от любого движения дергаться.

Силой их разоружить, что ли? Подговорить вольников легко будет, своим и алмазникам достаточно приказать. Без степняков можно обойтись. Конечно, у дворян больше шумных самострелов, но Тарджи не раз задумывался, как против них управиться, и кое-чего надумал. И другие тоже соображения высказывали, дворяне в том числе. Но без крови не обойдется.

Или искать безопасный для всех способ? А если его нет, если только на доверие к побережникам и остается надеяться? Это можно до бесконечности раздумывать. А недовольство расти будет, пойдет все войско против дворян, приказы Тарджи не помогут. Или сами дворяне первыми ударят.

Что же делать?

Неожиданно Тарджи вызвал через переговорную печать Митк Искра – десятник вольников, сейчас в должности сотника. Чего это он через голову Нунга сразу к самому высшему начальству?

– Тут человеческие следы! – заявил Митк. – Свежие, и обувка, какой ни у кого в войске нет. И на пустом месте начинаются, значит – он пришел прямой тропой!

– Где? – быстро спросил Тарджи.

– На север по этой самой подземной реке – ее по цветам видно.

– Но на север патрулируют степняки, вы там откуда?

– По разгильдяйству заметелились, как завсегда.

– Так может и он из ваших?

– Из вольников – возможно, но не из наших, обувка не та.

Запрыгнул Тарджи на коня и погнал на север. Скоро вместе с Митком, Нунгом, Орасом и еще несколькими бойцами разглядывали следы – от мягких сапог, какие и вправду никто в войске не носит.

– Увидел нас и запутал следы, – уважительно покачивал головой Орас.

– Да, и в этих зарослях его не найдешь, – соглашался Нунг. – Разве всем войском прочесать.

– Пока все войско сюда доберется, он уйдет прямой тропой, если до сих пор не ушел, – рассудил Тарджи.

Однако вольники, приглядевшись к следам, разгадали, где прячется пришелец, Митк доложил, указывая каменную россыпь на вершине холма:

– Там он. Хитро придумал – по камням пробраться, если бы вот эти два камня в землю не вдавились, не нашли бы.

– Тогда давайте зайдем к нему в гости, – предложил Орас.

– А вдруг стрельнет из чего? Место открытое.

Тарджи, не долго думая, отстегнул клинки, снял с плеча самострел и пошел к камням. Остановился шагах в двадцати, показывая, что безоружен:

– Выходи, не обижу. Нечем.

Он понимал, что человек может не знать имперского языка, может вообще не из родного мира быть, даже скорее всего.

Однако из камней тут же появился щуплый мужичок с охотничьим ножом в руке. Одет в куртку тюленьей кожи, полотняные штаны и меховые сапожки, за плечами котомка, на поясе фляга и полукруглая сумка для огнива, какую часто носят морские народы родного мира. Неторопливо оглядев Тарджи, спросил с опаской, причем – на языке морян:

– Так вы меня убивать не будете? – значит, все же, свой.

– Да с чего? – искренне удивился Тарджи.

Мужичок облегченно вздохнул и сунул нож за голенище. Поверил словам незнакомого человека. Или у него чутье на ложь, как у побережников? Сам-то не из них – русоволосый, серо-зеленые глаза слишком темные, ростом низковат.

– Вы из жемчужников? – предположил Тарджи.

– Я рыбоед! – гордо поправил мужичок. – Фанир из рода босых беглецов.

Вот оно, как, выходит, почти правильно Тарджи догадался. Браки между людьми разных народов последнюю тысячу лет никакая не редкость, наоборот. А моряне с побережниками женились между собой издавна – тысячелетия назад рядом селиться начали. И так часто, что их дети сплошь и рядом находили супругов из таких же полукровок. Порой, кого другого найти было труднее, например, когда полторы сотни лет назад моряне-дезертиры из островянского флота селились на острове Косой Берег, то брали в жены вдов-побережниц, каких на соседних островах много осталось после войны. А там и внуки, а в третьем поколении уже, как ни крути, чистокровные моряне-побережники получаются. В имперских свитках их записывали, как людей прибоя, но сами они себя прибойниками признают только в крайнем случае. На острове Косой Берег считаются морянским родом тысячи жемчужин, хотя даже название рода не морянское, у тех сплошь морская живность. А те моряне-побережники, кто еще древнее, гордо называются рыбоедами. Даже на роды разделились с названиями вроде «голодные изгои» или «озверевшие одиночки» – суеверие такое, слишком гордых названий не давать. И язык у них свой, на основе древнеморянского.

Жемчужников и рыбоедов описывают одинаково: щуплые, невысокие, внешности невзрачной, веселые и удачливые. Пришельцу этому, Фаниру подходит.

Тарджи и сам представился, Фанир уважительно мугикнул и еще раз оглядел собеседника – не каждый день видишь командующего конным войском без оружия, без охраны и пешего.

– Успешно воюете? – спросил Фанир с насмешкой.

– Нет, – признался Тарджи. – Мы проиграли, и хотим отступить домой. Но что здесь делаете вы?

– Домой иду! Однако если все с самого начала рассказывать, то долго будет, а вас тут много, и все захотят услышать. Среди вас, небось, и колдуны есть, им тоже важно будет кое-что узнать.

Фанир каким-то образом разглядел, что Тарджи смущен, и нахмурился:

– Что, нет колдунов?

– Один есть.

– Всего один? Маловато на целое войско.

Спустились к другим бойцам. Они аж даже рты поразевали, глядя на рыбоеда – вечное небо знает, как он тут оказался.

Оборотистые вольники успели подогнать для него запасную лошадь из лагеря. По пути на тот же вопрос: откуда взялся, – Фанир ответил: «Долго рассказывать, а вообще – из разных мест», – однако уточнил, что его наняли какие-то меднолицые, как проводника по другим мирам. Это ж надо, совсем недавно начали открываться переходы, а уже появилось ремесло проводников.

Вновь собрался военный совет за переделанным из щита столом. Тильх успел показать Тарджи знаками: «Он как я», – то есть, Фанир тоже колдун.

– Так откуда вы? – подозрительно прищурился Шанай. И рыбоедам не верит? Потому что родичи побережникам? Тогда вообще никому верить нельзя, и себе тоже – мало ли, у кого какие предки.

– Сперва вы, – хитро усмехнулся Фанир, – а то вас много, а я один, вдруг вам нельзя все рассказывать, если жить хочу?

– Именно поэтому мы предпочли бы сначала услышать ваш рассказ, мало ли, что вы скроете – усмехнулся в свою очередь Шанай. Он был больше похож на привычного Тарджи дворянина, чем в разговоре с побережниками, стало быть, рыбоедам доверяет.

– Как хотите, – пожал плечами Фанир. – И так многое понятно. Удумали тоже – по миру огненных цветов толпой ходить. Конечно, горбатым не понравилось, а они дерутся, что демоны, особенно взрослые самцы. Да и бесполые могут вломить, если толпой навалятся.

– Хорошо угадываете, – сдержанно восхитился Гралей.

– Еще бы тут не угадать. Даже могу угадать, что у вас сейчас за беда: добрались до перехода в наш мир – он рядом, даже я чувствую, – но на той стороне побережники. Угадал? Вижу, что да. А они имперских дворян к себе не пустят, скорее вырежут. И тех, кто за них заступится, тоже.

– Вы полагаете? – прищурился Шанай.

– Разве что сторгуетесь.

– Так, думаете, сторговаться можно? – подался вперед Нунг.

– С побережниками – всегда можно, они в торговле честные. С теми, что на Горькой живут, даже бесплатно можно, они ради чистоты своих душ спасают всех, кто в беде – денег-то у их общин хватает. Однако я не знаю, как они целое враждебное войско к себе пустят. Разве что связанными. И вольников тоже я бы на их месте не пустил – с вашим раздолбайством да круговой порукой веры вам нет.

– А нас? – спросил Гралей.

– А вас пустят. Бойцы у вас командиров слушаются, побережникам вы не враги. Наоборот, друзья, раз Алмазное княжество принимало их беженцев, Степь и Закатные острова тоже.

Тарджи даже усомнился: не слишком ли гость хорошо угадывает, как будто заранее знает? Но глянул на простецкое живое лицо рыбоеда и усомнился в собственных сомнениях. Угадать-то несложно, зная имперцев и побережников.

Тильх, который вообще не сразу поверил, что в мире огненных цветов появился вот этот Фанир, не утерпел:

– Вы пришли через этот переход, с Горькой?

– Нет, через другой, из мира зеленых морей. Я лучше расскажу с самого начала. Вот как было: сам я с Западной Земли, всю жизнь рыбачил или гонялся за нарвалами. Однако в последнее время вдруг начало действовать колдовство, у многих открылись способности, и у меня тоже. И что было делать? Знаю мало, в ученики идти на нашем острове не к кому – колдуны только молодых учить согласны. Я по свиткам учился и во многом разобрался. Больше всего про другие миры и переходы в них старался найти. А тут являются эти четверо меднолицых и спрашивают человека с опытом морехода и острыми глазами. Хотели побережника, но и рыбоед сошел – нам от побережников их чувствительность досталась вся целиком, еще и от морян что-то прибавилось. Меднолицые колдунами были, и остроглазый им требовался, чтобы пробираться по другим мирам. Я и согласился. Сомневался – держали они себя… Улыбаются, а в глазах ни смешинки. И вежливы, куда там. Понятно, таким доверия нет, потому никто из наших или побережников не хотел к ним в слуги. Тем более, у иных меднолицых представления, что слуга обязан умереть за хозяина, раз нанялся. Но я сразу поставил условия, что буду с ними только проводником, а не прислужником. И тут же один меднолицый другому говорит: «Это возмутительно», – а тот ему в ответ: «Да. Но мы не под ладонью Сына Звезд», – то есть не у себя дома, и порядки здешние надо уважать. Думали, я их языка не понимаю. Может, и до сих пор думают. Словом, отправились мы – по Китовому течению прямой тропой. На двухмачтовике вроде наших «посланников» – косые паруса, выдвижной киль. Чтобы где угодно проплыть. Первым делом мы в морской промежуток прошли, потом оттуда в мир, где хоть и море, но сплошные мели и рифы, я между ними путь показывал. Там тоже нашли прямую тропу, перешли в мир зеленого моря. Там уж не поплаваешь – все море заросло водорослями, что уже на степь похоже. Ходить по нему можно, а не везде – местами топко, местами вязко. И чтобы места эти различить, даже вблизи, и нужно острое зрение, как у наших. Судно с командой мы оставили, пошли вчетвером – я и те колдуны. Я уже жалел, что нанялся. Меня-то они не обижали, но с моряками из команды обращались, как с рабами. А разговоры вели… По большей части ничего особенного: откуда приливы берутся, почему селедка кочует. Про колдовство и другие миры – эти я во все уши слушал. И про этот мир тоже разговаривали, много я узнал. Но иногда как сказанут… Один спрашивает, сколько надо какой-то там павлиньей желчи, чтобы отравить общественный колодец. Чтобы вмеру – действовало не сразу, и все отравиться успели. А второй говорит, что без проверки не скажешь, и тут же давай обсуждать, где бы проверить, на каком ненужном селении. Или еще раздумывали, с кем начать войну, чтобы испытать новое оружие. Или как соседние уделы друг на друга правильно натравливать, а то сговорятся и восстанут. Знать это была. Я раньше встречался с меднолицими – моряками и купцами, люди, как люди, а эти… Там, в мире зеленого моря, в траве жили такие десятиноги, не кусались, но под одежду заползали, спать мешали. Я придумал, как их шлепками по траве отгонять, и меднолицый этот говорит: «Проводник умен. Он может пригодиться нам и после ледяной гряды». А второй: «Еще есть время решить». И все мне ясно стало – что убьют меня, как буду не нужен. Решил удрать от них.

Казалось странным, что он бросил нанимателей только из-за разговоров. Но рыбоеды славятся вниманием к мелочам. Часто оказываются правы, Тарджи припомнил историю, как поймали они на поверхности глубоководную рыбину и перепугались. Тут же одни на море в лодках вышли с семьями, другие вглубь суши ушли. А потом случилось землетрясение, и обрушилась огромная волна, смела селение начисто. Зато люди уцелели – волна в море мелкая была, только возле берега выросла, бывает и такое.

– Каким заклинанием становится на прямую тропу и открывать переходы, я подслушал, – продолжал Фанир. – И чуять тропы научился. Кроме того, они подолгу звезду переходов разглядывали. Не знаю, зачем – наизусть учили, что ли. Но я пару раз увидел, и понял, как она строится, а названия миров заучивать мне необязательно. Самое главное: разглядел, как еще можно попасть домой. Дождался, когда до нужной тропы доберемся, и по ней – пусть догоняют, если дурни. Если умные, по следам к судну вернулись, а там через мир мелей домой – они путь меж мелями зарисовали. А я перешел в мир, где сплошь соляная пустыня, его быстро прошел – прямыми тропами пересохших рек. Они там удобно сливались. И уже сюда попал – далеко на западе. Месяц уже иду, где тропами, где так приходится. Цветов здешних наелся, сухарей мало осталось. Сюда и целился, чтобы к Горькой выйти. Пришел, а тут вы. А чего вы тут? Что-то с переходами? Я же знаю, что на юг отсюда еще один переход к Горькой есть, причем к верховьям, где Вольница.

Тильх кивнул:

– Да, с переходами… неизвестно что, – и рассказал.

Фанир прищурился, быстро потер подбородок. И спросил:

– А тут другие переходы не закрывали? Колдовством, так, чтобы начисто?

– Да, – подавшись вперед, протянул Тильх, – в мир стальных черепах и дикий мир. Всадники перекрыли – наши враги…

Фанир схватил свою котомку, быстро вытащил и развернул свиток. Нарисованная от руки звезда переходов – нечто вроде карты, по которой можно путешествовать между мирами. Тильх склонился над бумагой:

– Наш переход – этот? Тогда закрыты этот, этот, эти, пожалуй, тоже.

– Все сходится! – радостно взмахнул руками Фанир. – Это плавающий переход! – и заводил пальцем по звезде: – Смотри: переходы сами по себе неустойчивы. Они поддерживают друг друга в равновесии, чтобы переход все время в одно и то же место вел, надо, чтобы были открыты хотя бы два соседних. Или соседний и противоположный – на самом деле он тоже соседний, противоположный на рисунке только. А здесь, смотри, все заткрыты, кроме одного. Получается, что уже не к верховьям Горькой ведет, а к условным переходам… Какие ближайшие большие реки? Холодный Поток, Колдунья, Большая… ну, этот уже в море. Только нужно правильно читать заклинание – называть в конце условный переход, который нужен.

– Холодный Поток? – переспросил Тильх. – Это… в Холодной Степи?!

– Не, ниже, в империи уже.

Шанай медленно встал. Похоже, сам этого не заметил.

Тильх взъерошил волосы:

– Так просто… Почему я сам не понял?!

– А я тоже не сам понял. Подслушал, как те меднолицие обсуждали устойчивость переходов. Что никакой мир начисто закрыться не может – либо переходы не закроются, либо откроются новые.

Поднялась суета. Имперские дворяне собирались, строились, прощались. Тарджи обсудил с другими советниками, куда лучше отправляться их бойцам – в империю или к побережникам. Орас рассудил:

– С Горькой далеко до Степи, но и с Холодного Потока не ближе. С империей ненадежно – могут и не выпустить. А побережники точно не выпустят… голодными!

Не нравилось Тарджи, что войско разделяется. Но дворян можно не пустить в империю только силой, а вольников туда и силой не загонишь. Алмазники и свои морские конники тоже хотели домой, а, если отправятся в империю, могут снова на войну в другие миры попасть.

Куда-то делись оба колдуна. Едва их начали искать, как сами явились на тяжело дышащих конях.

– Я был в родном мире! – радостно сообщил Тильх. – Все сошлось! Работает!

Фанир самодовольно и весело усмехался.

– Предупреждать надо! – рассердился Тарджи.

– Но я же вернулся.

Тарджи хотел перемолвиться с Тильхом наедине и подговорил вольников, чтобы отвлекли Фанира. Начал:

– Тут много говорилось про коварство побережников. Что они фальшивого служителя всех богов подсунули, что переход к верховьям Горькой закрыли. А вдруг они и рыбоеда как-то подсунули? Не слишком ли нам с ним повезло? И, раз он сам, на ходу додумался про плавающий переход, то неужели колдуны побережников не могли? Хотя, тогда выходит, что он не сам додумался.

– Почему бы им просто не сказать?

– Дворяне не поверили бы.

– Может быть и так. Но… я хочу домой. И… не знаю, может быть Фанира действительно… подсунули. Может быть, действительно было задумано коварство. Но получилось только к лучшему.

Глава 15

Рес очнулся, осознал, что он не Тарджи. И со стоном взялся за голову. Навалились воспоминания: кровь, брызнувшая в глаза из пробитой палашом груди ополченца в Союзе Срединных Земель, хрипы истыканной костяными пиками лошади в мире огненных цветов, разрубленные пополам крестьяне на острове Желтый Лист… Боль, кровь, смерть. И ужас, которого Тарджи не испытывал.

Рес пришел в себя от руки Леск на лице. Ответил на вопрос в ее глазах:

– Получилось. Прямо в командующего войском вселился. О-ох…

– У него была черная душа? – предположила Леск. Она смотрела сочувственно, даже жалостливо, но спокойно. Видимо, с тенью и душой Реса все в порядке.

– Нет, вроде не черная. Скорее… Он из ледовиков был, и как будто замороженный! Там война шла, каждый день убивали. И этот Тарджи тоже убивал, его кровью заливало. А ему все равно. Обычное дело, как хозяйке рыбу потрошить! Не до конца все равно, но так, досада легкая. Если своего убьют или ранят, а чужих вообще не жалко. И не в том дело, что привык, с самого начала такой был. А еще он ничего не боялся. Как будто все равно ему, жить или умереть. Он не боялся и не чувствовал, а теперь мне приходится. Как за Квираса думать. Если говорить про чистоту души, то – серая она у него была. Я тебе скажу, что от таких, как этот Тарджи, больше горя, чем от настоящих злодеев. Те хоть понимают, что души свои чернят, а это просто делает, что скажут, и все равно ему.

– А что он делал?

– На чужой земле воевал. Убивал. И если бы воинов, а то по большей части ополченцев, считай – мирных людей. И потом сутулых этих… И я опять ничего не узнал!

– Даже от командующего армией?!

– Он командующим стал, потому что никого главнее не осталось, перебили всех. И это в другом мире, и враги все переходы позакрывали. Колдовством.

Леск медленно поежилась:

– Целое войско? Может быть им можно как-то…

– Чистая душа, – усмехнулся Рес, глядя на жену. – Не нужно уже им помогать – они нашли прямой переход. К нашим, на Горькую.

– Повезло!

– Только у них в войске дворяне были и не оценили везения. Наши им предложили разоружиться, а они ни в какую.

– Почему?!

– Говорят: «Не верим побережникам». Как будто кто другой толпу вооруженных имперцев к себе пустит, если можно не пускать. А в том войске еще и вольники были. Хотя они согласились разоружиться. Ну, наши им подсунули какого-то рыбоеда, чтобы подсказал, как пройти другим переходом…

– Откуда ты знаешь, что подсунули?

– Догадываюсь! Оно, может, ненадежным кажется, но это нам, а у рыбоедов свои представления. Наспор переплывают реку с крокодилами, а потом объясняют, что никакой опасности, если не поднимать волну.

– Почему ты считаешь, что кажется ненадежным?

– Так ведь… Так, надо с самого начала рассказывать.

Скомканый вышел рассказ – слишком много приходилось Ресу чувствовать вместо Тарджи. Ужас, тошноту, жалость. Кое-как добрался до конца. От себя добавил:

– А к побережникам он не как Панх и Квирас относился. Совсем не так. Признавал, что наши чувствительней, что дерутся и торгуют хорошо, а в остальном – ни вражды, ни дружбы.

– Может быть, дело в том, что он ничего не боялся? Панх и Квирас боялись наших.

– Нет. Даже и не знаю, как сказать. Те изначально считали, что наш народ – не такие, как все, как будто отдельно от всего человечества. А Тарджи считал – люди, как люди. Если и со странностями, то им причина найдется. Вот дворяне имперские, те точно со странностями. Уперлись чего-то… Вот, в кого вселяться надо было! Точнее – просто надо, теперь уж никак.

Леск неуверенно покачала головой:

– Может быть, достаточно? Будем считать, что попробовали и ничего не получилось.

– Боишься, что сопьюсь? – хохотнул Рес.

– Боюсь, что тебе понравится лазить по чужим душам!

– Вот этого уж точно можешь не бояться. Не нравится мне, но надо же все выяснить! Давай так: этот раз последний. Если даже от высшего имперца ничего важного не узнаем, значит не судьба.

Леск усомнилась, пришлось напомнить ей, кто здесь посредник.

* * *

Он кружил над озером расплавленного камня, наслаждался тем, как прохладные восходящие потоки омывают каждое волоконце его тела. Время от времени позволял легким вихрям закрутить и смять себя, потом неторопливо расправлялся. Было время, он и представить себе не мог, что есть на свете это озеро, что можно почти бесконечно парить, не приближаясь к другим разумным. Разве что захочешь обменяться какими-либо знаниями или умениями. Раньше в его существовании только и было, что всегда горячая каменная поверхность и надежда на ветер – что он будет не просто катить или волочить, а поднимет. Тогда можно хоть немного расправиться, распутать волокна своего тела. А дальше – как повезет, может быть, ветер аккуратно опустит на камень, может, ударит с силой и снова все запутает. Может выйти совсем плохо: столкнет с другим разумным – тогда волокна перепутаются и разумы соединятся, а они крайне редко подходят друг другу. Придется воспринимать чужие, часто неприятные и не так уж редко враждебные мысли. И ждать ветра, чтобы разделиться, иначе никак. Но, не случайся подобные встречи, не удалось бы узнать о других мирах, о способах и возможностях присоединяться к чужим сознаниям, не сплетаясь волокнами. Как это сделать в другом мире – пришлось изобретать самостоятельно.

Получилось не с первого раза. Да и когда получилось, нельзя было считать удачей – сознание попалось слабое, почти лишенное разума. Скорее всего, в тот первый раз попалось животное – но кто мог предположить, что в других мирах живут неразумные существа? То первое сознание быстро погасло – вероятно, своим вторжением он что-то нарушил, и животное погибло. Все же удалось уловить: совсем другой способ существования. Тело существа – не спутанный комок прочных волокон, способный ощущать только то, к чему прикасается. Подвижное, чувствительное – оно могло воспринимать свет, тепло, холод, прикосновения, какую-то дрожь. В то же время, волокна позволяли узнавать об окружающем мире гораздо больше, если научишься правильно разгадывать ощущения с них всех одновременно. Что особенно не понравилось у чуждого существа, так это способность испытывать боль и голод.

Пробовал еще. Целенаправленно искал сознания сложные и вскоре нашел – драконье. Был немедленно и равнодушно отторгнут. Дракон попался старый, не первая потусторонняя сила пыталась влезть к нему в душу, пожалуй, и не заметил, как защитился.

Нужно было искать что-то среднее между совсем простыми существами и высокоразвитыми, как драконы. Нашлись – люди. Разумны, но на удивление просты и грубы. Большая часть мыслей – о еде, немного меньше – о плотской любви, до сих пор непонятно, почему. Очень ограниченные существа, вероятно потому, что смертные.

Несмотря на простоту, грубость и ограниченность, люди оказались непонятными, непредсказуемыми. До сих пор трудно их использовать в своих целях, а тогда, поначалу, неудача следовала за неудачей. Когда впервые перехватил управление человеческим телом, то вскоре оно погибло. Всего лишь проверял, как тело движется, но это очень не понравилось другим людям, напугало их. И они набросились с оружием. Второй раз решил действовать осторожнее – захватив тело, не двигался совсем. Но и это напугало других людей – схватили, связали и причинили такую сильную боль, что он не выдержал и покинул захваченного. Стало ясно, что среди людей нужно вести себя, как все они. Попробовал – не удалось. Захватив тело, пошел, куда все, но люди начали издавать звуки – их способ общения. Вопросы задавали. Он тогда попытался использовать память захваченного человека, чтобы ответить, но люди разглядели по выражению лица, голосу и другим признакам, что у человеческого тела поменялся хозяин. Схватили и связали, он сбежал, не желая чувствовать сильную боль.

Стал действовать еще осторожнее – поселившись в чужом теле, не перехватывал управления, только наблюдал и накапливал знания. Видел свои ошибки, пытался снова. Каждый раз неудачно – привлекал внимание незначительными, вроде бы, действиями. То зайдет с оружием в чужой дом, то попробует на вкус камень, то скажет что-то не то. Каждый раз сбегал, не дожидаясь боли. Однажды ступил на такую надежную с виду поверхность, провалился сквозь лед и утонул в холодной воде, очень неприятно было. Даже просто наблюдать не всегда получалось – подселился как-то в побережника, а тот, благодаря обостренной чувствительности, понял, что уже не один в собственном теле, и пошел к колдунам. Обошлось без боли – напоили одержимого сонными зельями и читали заклинания. Едва удалось сбежать, не оказаться пленником какой-то маленькой вещички. До сих пор опасается людей побережья – их чувствительности, неистощимых хитростей. Другой захваченный – из южного народа песков – тоже обнаружил в себе чужое присутствие, но обращаться за помощью не спешил, колдуны его народа в первую очередь боролись с демонами, это у побережников спасали одержимого. Тогда впервые удалось пообщаться с человеком напрямую и долго. Много нового узнал.

Зачем он это делал? Поначалу – чтобы обмениваться знаниями с другими разумными. Научился от них правильно парить на ветру, управлять полетом. Узнал про озера расплавленного камня и как до них добраться. Потом обнаружил, что у человеческого существования есть немало преимуществ. Несмотря на угрозу боли и смерти – а может, благодаря ей – тела и разумы людей открывают доступ к разнообразным удовольствиям. Конечно, приходится прилагать усилия, но – вот главное преимущество людей – не обязательно что-то делать самому, можно заставить кого-то другого. По сути, люди всю жизнь только этим и занимаются. Даже когда роют землю плоской палкой, а не собственной рукой, все равно, по сути, перекладывают работу. Друг друга используют тоже, порой сами того не замечая. Иногда это очень легко – достаточно всего лишь попросить, – иногда очень трудно, и все равно люди стараются, применяют самые разные способы. Порой выгода не стоит усилий, но людям нравится власть сама по себе. Ему тоже понравилась. И почему бы разумному существу не доставить себе удовольствие? Тем более, что он умел подчинять носителей и уже научился вести себя так, чтобы никто не заметил их одержимости. Потом обнаружил, что может управлять не только носителем, но и другими людьми. Можно грубо, напрямую подчинять их себе, однако слишком заметно, люди сопротивлялись, вырывались из-под власти. Но можно и аккуратно, используя страхи и желания самого человека. И сложнее, и проще. Можно действовать словами – обещаниями и угрозами – а можно собственной изначальной силой, которая позволяла проникать сознанием в другие миры и захватывать человеческие тела. Люди называли ее колдовством разума, сами пользовались, хотя довольно неумело. Потому что сами себя не знали в достаточной степени.

И он стал бороться за власть среди людей. Поначалу действовал слишком грубо – попытался захватить императора меднолицых, самого могущественного правителя того времени. Ничего не вышло – император был защищен многочисленными оберегами, за ним следили придворные колдуны и целители. Точно также были недоступны вожди степняков, князья Алмазного, Лунного и Светлого княжеств. Хотя человеческое колдовство здорово ослабло после войны с драконами, но все еще действовало. К тому же непросто оказалось управлять множеством людей – желаний и страхов у них хватало, но у каждого были свои. Пока всех по отдельности заколдуешь, первые успеют состариться и умереть.

Пришлось начинать с малого. С небольшого племени, вытесненного жадными соседями из среднего течения реки Бездонной в южные пустоши. Страхи у них были общие – соседей боялись, которые их постоянно грабили и угоняли в рабство. Голода боялись – на бесплодной земле не прокормишься. Еще боялись колдовства, что особенно кстати пришлось – позволило изгнать колдунов, и никто так и не распознал в вожде народа пустошей одержимого демоном. Потом был набег южных горцев, успешно отбитый – всего-то и понадобилось, что вовремя усилить жадность, общую для всех набежников. Была короткая война с людьми рек – они хотели захватить пустоши, а потеряли всех своих правителей и значительную часть земель. И народ пустошей объединился, кроме общих страхов, еще и доверием к вождю, которое не составило труда усилить до настоящего преклонения и самоотверженной преданности, причем не только самому вождю, но и его наследнику – он тогда решил поменять старое, дряхлое и неудобное тело на молодое и передал власть сыну, заодно в него переселился. То есть, вождь остался тем же, но народу не нужно знать, что правитель одержим демоном. Такая власть особенно понравилась, жаль, до сих пор не вышло распространить ее на другие народы. Самое большее – верят в непогрешимость Императора. И все же почти все признали его власть добровольно. Первыми – трехречники, они испугались, что люди пустошей будут мстить за старые обиды и решили таким способом защититься. Понятно, что испуг был усилен колдовством. Предгорники подчинились, чтобы защититься от горцев, горцы – предложили союз против южан. Подчиняться чужому вождю не хотели, назвался князем пустошей – и согласились. Правитель Светлого княжества обеспокоился, что на его южной границе разрастается сильное государство, начал готовить войну, лазутчиков засылал. И проглядел, как быстро вызрела в его княжестве смута – все против всех. Погиб, а смута только разгорелась. Когда князь пустошей пришел с войском и навел порядок, народы бывшего Светлого княжества в восторге были, не зная, что он же и вызывал их беды. Всего лишь усилил страхи одних и жадность других – разрушить чужую власть много легче, чем создать свою. Не раз этим пользовался. Когда, называясь уже князем равнин, покорял Юг. Когда, уже приняв титул Императора, укреплял свое господство – менял ненадежных вождей подчинившихся народов на верных дворян из людей пустошей. Слишком разрослась империя, не хватало колдовства не всех ее жителей. Искажалось оно, упрощалось, вера в Императора непостижимым образом превращалась в презрение ко всем остальным или к себе, страх перед врагами – в страх перед союзниками. Пришлось править без колдовства, человеческими способами – набирать советников, рассылать наместников.