Текст книги "Район №17 (СИ)"

Автор книги: Алексей Скуратов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц)

Будь я сентиментальной крашеной сучкой, то даже слезу пустил бы от того, как мне вдруг стало спокойно и хорошо на черной гнилой душонке. Билл почти прижимался ко мне во сне, его ресницы дрожали, глазные яблоки шевелились под тонкими веками. Если немного приблизиться, можно почувствовать, как от него пахнет сигаретами, пивом и вишневым джемом, а еще – моим ментоловым гелем для душа и шампунем. Нечего и говорить, за две недели я успел к нему привыкнуть, хотя не могу сказать, что мы с ним часто разговаривали или что-то в этом роде. К счастью, парень медленно идет на поправку. Ему тяжеловато гонять по дому на костылях, но он пообещал мне, что в качестве платы за хозяйское великодушие и доброту разгребет мой холостяцкий срач, на что я лишь рассмеялся. Что же, попробуй разобрать мои баррикады, Билли, и я лично поставлю тебе памятник, если ты ухитришься отмыть мою кружку и уделанный стол!

А потом я захлопнул ноутбук, так и не досмотрев фильм, и свернулся на кровати ужом, накрывшись с Биллом одним большущим и тяжелым одеялом.

И это было чертовски охренительно – спать с симпатичным мальчишкой без каких-либо обязательств, а не спасать задницу от намерений сексуально озабоченной суки по имени Бес.

========== Глава 10 ==========

Правило№94: Если в доме долго не разгребали срач, в завалах хлама можно найти кучу интересных и давно забытых вещей, а это очень даже круто. Посему лишь редкая уборка является благом.

Правило №151: Никогда не бросай использованные презервативы под кровать. Особенно, если убирать их потом будешь не ты.

Когда я, мокрый, полуголый, с растрепанными волосами и пластырем на заживающей после подвальных приключений брови, вышел из душа, Билл, конечно же, спал, будучи нормальным человеком. Мне снова приспичило проснуться в пять утра, проспав всего ничего, и энергия уже прямо ключом из тела била – до того я выспался. За зарешеченными окнами стояла глухая беззвездная чернючая ночь, хотя вот летом в это время из моей спальни можно наблюдать охренительный рассвет – одинокое огненное солнце, поднимающееся над серой железобетонной клеткой под названием Семнадцатый Район.

Парнишка, замотавшись в одеяло, тихо сопел. Нога больше не доставляла ему тех неудобств, что прежде, и теперь он мог спать так, как ему удобно – шиворот-навыворот. Из этого кокона торчала только рука, покрытая мягкими светлыми волосками, да его карамельно-русая макушка. Видимо, когда-то, буквально пару месяцев назад, он носил очень короткую стрижку, потому что сейчас отросшие прядки едва ли падали на глаза, а укорачивать волосы он, разумеется, не мог по сиюминутному желанию в том месте, где люди перестали жить два с половиной года тому назад. Надо бы попросить Якудзу поколдовать с нашими шевелюрами. Мои черные патлы, не стриженные в силу лени год, можно собрать в кретинский хвостик на затылке, ну или зачесать на манер итальянского мафиози.

Я пил горький кофе, гонял во рту ментоловый леденец и медленно курил, наслаждаясь тем, как никотин травит мой организм. Если честно, иногда в моем логове хочется помереть от скуки, и мне даже хотелось, чтобы Билл проснулся, и мы могли почесать языками о какой-нибудь архиважной херне. Надо сказать, мальчишка вызывал скорее приятные чувства, нежели неприязнь, хотя казусы между нами были. Вспомнить хотя бы первую встречу, когда Билли едва ли не располосовал мою морду ножом. Он молчал о прошлом и ничего не рассказал о том, где жил, как нашел сюда дорогу и каким образом дошел аж до калечного гетто, ухитрившись остаться живым и почти целым, впрочем, и это – пиздецкая удача. Он вообще говорил мало и редко, односложно, и мне казалось, что он просто не знает, о чем говорить со мной – угрюмым дядькой с сигаретой в зубах и страшными кругами под синевой слезящихся от дыма глаз. А может, он отвык говорить? Сколько он жил в одиночестве, если вспомнить тот факт, что Район №20, его Fatherland, сгорел ярким пламенем заражения уже как два с половиной года назад?

Словом, у меня вообще было много разных мыслей на этот счет. И чтобы отвлечься от таких крайне сложных и утомительных вещей, я решил погонять в сети до тех пор, пока Билл не продерет свои глаза.

Ловцы молчали. Какое-то время они действительно обсуждали неожиданный отпуск Беса, приплетая в эту историю и меня. Им только повод дай посудачить – не успокоятся. Обижаться на их догадки, меж тем, есть страшный грех и великое кощунство. Между Ловцами нет тайн, ибо они – брат за брата, один за всех и все за одного, ну и прочая философско-уличная чепуха. К тому же все они прекрасно видели, как мы самозабвенно и увлеченно лизались с Бесом на общей пьянке, как всегда перебрав с бухлом. Еще ребята дискутировали на счет новичка в наших рядах. Каспер уже несколько дней назад снова проник в сеть штаба и отслеживал любую информацию, касающуюся Семнадцатого. Ничего интереснее вестей о Говоруне, который теперь красной точкой мигал на карте района, не нашлось. Впрочем, оно и к лучшему. Кто знает, какой Ловец станет нашим новым братом или сестрой. Глядишь, очередной Бес подкатит – яблоко раздора, запретный фрукт.

Я мог заниматься этой чепухой бесконечно, если честно. Было бы какие вкладки гонять. Сигарету заменил карандаш, этот несчастный деревянный огрызок, скрипящий и ломающийся в зубах. Кофе в кружке давно остыл, а за окнами рассвело. День обещал быть солнечным и ясным впервые за долгое время серых весенних дождей. А потом меня вернул в реальность Билл, спустившийся вниз, чтобы привести себя в порядок. Теперь он приспособился мыться самостоятельно, и душ больше не вызывал припадков умилительного мальчишеского смущения. Очень уж не любил юный Вайнберг сверкать голым намыленным задом перед моей хмурой и равнодушной мордой. Ну, а что мне? Вы бы знали, сколько таких задниц я успел детально рассмотреть и оценивающе облапать. Но его, признаюсь, входила в десятку лучших даже без «ручных проверок».

– Доброе утро, – махнул он рукой, сонно улыбаясь уголком губ.

– И тебе привет, – кивнул я. – Бутерброды с тунцом или паштетом?

– С первым, вторым и джемом, – дал распоряжение Билл и скрылся за дверью. Через несколько секунд послышался шорох отодвигаемой шторки и шум льющейся воды.

Плескайся, тюлень. Намыливай свое костлявое жесткое тело и подтянутую белую задницу. Плотнее завтракай, Вайнберг, ибо сегодня настал час расплаты, страшный, лютый час уборки этой захламленной, заросшей пылью и грязью хибары прославленного любителя холостяцких гадюшников. Я улыбнулся собственным мыслям, как идиот, и потопал на кухню, сооружая целую тарелку бутербродов и наливая в свою почерневшую от налета кружку кофе, а в его пока еще относительно чистый бокал – чай с двумя кусками рафинада. Мы никогда не ели на кухне. Этой традиции мы не стали изменять и сегодня, расположились на гигантской кровати, завтракая и выкуривая утренние сигареты.

Поднявшееся над районом солнце заливало светом спальню, и я задумался о том, что неплохо бы снова повесить здесь жалюзи или шторы – такие же плотные, как в убежище Беса. Свет здорово мешал спать мне, человеку, который занимался этим редко и понемногу. Зато сейчас он освещал бледное лицо Билла и играл в его светло-голубых глазах и взъерошенных волосах, добавляя в пряди золотистости.

– Так значит, сегодня уборка? – спросил он, жуя свой бутерброд с джемом и покуривая. – Куда мне все раскладывать?

– Да куда хочешь, я один фиг не знаю, где что лежит.

– И ни разу не заставил себя убраться? Здесь, блять, ходить невозможно, знаешь ли, – заметил мальчишка, и его глупые мысли показались мне невероятно уморительными.

– В моей жизни слишком много дерьма, чтобы усугублять дело еще и уборкой, – гоготнул я. – Мое убежище ждало твоих рук аж три года, так что вперед, навстречу порядку и чистоте, если еще не передумал. Мне, в общем-то, плевать, в порядке я живу или в свинарнике.

А энтузиазма ему было не занимать. По части уборки пацан оказался настоящим извращенцем, к тому же очень прытким, учитывая то, что наступать на израненную ногу он не мог. Билли, вооружившись тряпками, ведрами воды, хлоркой и мусорными мешками, начал драить мою хату со спальни, уже раскидав подушки и стащив несколько одеял, простыни и тяжеленный матрац. И откуда у него столько сил? У этого самого задохлика, узника Аушвиц-Биркенау? Хрен его знает, но справлялся он на ура.

Когда я зашел в спальню, это чудо в перчатках собирало мои узелки с сюрпризом, из-под кровати, тихо матерясь себе под нос. Малыш называл их «секретиками». Уморительная тема.

– Фу, блядь, – шикнул он, не замечая моего присутствия. Билл насобирал уже дюжину использованных презервативов и не без отвращения (еще бы!) бросал эту резиновую мерзость с высохшей внутри спермой в черный мусорный мешок. Я почему-то представил, как в полупрозрачном латексе мои потенциальные детишки превратились в усохших мумий.

– Извини, приятного мало, конечно.

Мальчишка чуть на месте не подпрыгнул, услышав мой голос почти у себя за спиной. Даже резинку выронил, но тут же брезгливо поднял и отправил к несчастным собратьям. Вы ж мои сиротинушки!

– Что за конченая привычка?

– А у тебя было бы желание вставать и идти куда-то после секса?

Билл ничего не ответил, но взгляд у него был ну очень красноречив. Мне даже неловко как-то стало, честное слово. Мы с Якудзой частенько расшатывали эту царскую кровать, и вот они – отголоски прошлого, которым суждено покинуть уютный подкроватный мрак. Настоящая трагедия.

Я сидел на сваленном матраце и наблюдал за тем, как вымывает тонны пыли эта хромая маньячка-горничная. Работы ему хватит в моем хламовнике на неделю, это уж точно. Он не один час возился только со спальней, а впереди – душ, туалет, кухня, подобие гостиной, где я обычно зависал с ноутбуком, и прихожая. Неловкое молчание нервировало и потихонечку выводило из себя. В этой комнате не существовало никаких звуков, кроме пыхтения Билла и плеска выжимаемой тряпки, скрипа резиновых перчаток. Я делал вид, что скучал, но по правде рассматривал его жилистые руки и лицо в профиль. Точеный сосредоточенный профиль.

– Ты уж меня извини, Билл, но пролей свет на мрачную тайну о том, как ты оказался в Семнадцатом, – попросил я, потому что не только ненавидел эти дебильные молчанки, но и хотел узнать, где Вайнберг жил на самом деле два с половиной сучьих года.

– Это так важно?

– Важно. Ловецкие законы. Как на зоне – если наворотил когда-то дел, то лучше излей душу. Уж точно выслушают, – честно ответил я, поправляя очки. – При желании я мог бы раздобыть эту информацию самостоятельно, но это типа не очень честно. Живем ведь под одной крышей, все дела. Не хотелось бы вгонять нож в спину.

Он отжал тряпку и закончил вымывать слой пыли под койкой. С моей помощью Билл втащил на нее матрац и принялся застилать. И как он так шустро управляется, будучи формально одноногим?

– Я не живу в Двадцатом с тех пор, как его эвакуировали, – тихо и неохотно заговорил Билл. – Просто так получилось, что у моего деда поехала крыша. Когда я был маленьким, меня на все каникулы отправляли к нему в горы, в охотничий домик с отмазками, мол, воздух там чистый. Ребенку на пользу. Мы валили дичь в окрестных лесах и, в принципе, неплохо проводили время. Дед хотел, чтобы после окончания школы я перебрался к нему и тоже стал охотником, как и он. Я страшно ему нравился. Ну и перспектива шляться по лесам с ружьем наперевес до самой смерти с любимым метким протеже.

Я тактично молчал и слушал, пока не понимая, причем тут его спятивший дедок, если речь идет о визите в Семнадцатый район. Мальчишка закинул на кровать подушки, подтянул сползающие джинсы и занялся горами хлама на полу.

– А потом город объявили зараженным. Мы ждали эвакуационные вертолеты, сидели на своих пожитках, тряслись в ужасе, собственными глазами видя то, как те, кого мы знали всю жизнь, превращаются в монстров. Лет десять подруга матери ходила к нам по субботам на чашечку кофе, а тут заявилась в пятницу – с ног до головы в кровище, слетевшая с катушек полумертвая тетка, жующая чью-то руку. Она разбила окно, переломала половину мебели и едва не задушила мать, пока отец не снес ей башку из дедовой двустволки. Наверное, от нее и заразились родители. Я не знаю. Уже никогда не узнаю. Да похуй.

Мне показалось, что он вот-вот расплачется, швырнув грязную тряпку в стену от злости и отчаяния, от пожирающей боли. Я не мог его понять. Мой отец был жив и почти здоров, мать погибла много лет назад, а на мачеху плевал с высокой колокольни. Билл, и это видно, сожалел о смерти родителей, с трудом верил в нее и упорно не желал принимать факт того, что остался один.

– Нам оставалось переждать всего одну блядскую ночь, вертолеты и автобусы были в пути. Да только вот мне не дали шанса на счастливое спасение. Под утро я проснулся от того, что меня тормошит дед с ружьем за спиной. Я испугался, я пытался кричать, но получил за это только кляп в рот да пару щедрых затрещин. Он считал, что в горах безопаснее. Он был убежден, что эвакуация не поможет, и все мы так или иначе станем живыми мертвецами. Верил, что в разряженном горном воздухе инфекция не живет.

– А потом ты стал жить в горах?

– При этом выбираясь на охоту в Двадцатый, лежащий от нас в трех часах пути, – кивнул Билл. – Дед заставлял меня палить по ходячим и срезать их скальпы в качестве трофея. Мы играли в индейцев. Он был Черным Гризли, а я – Маленьким Лисом. Один скальп – одно очко. За вылазку я обязан был насобирать не менее пяти. То есть, немало, не мне тебе рассказывать. А выбирались мы часто.

– И ты не пытался бежать?

– Как же! Еще как пытался и сбегал раз шесть!

– Так что же?..

Мальчишка поднял в воздух руку и продемонстрировал мне свои пальцы. Я не сразу понял, что несколько из них кривые и плохо гнутся. А еще он приспустил брюки. Я увидел на оголенной белой коже толстые розовые рубцы, рваные и крупные. Ясное дело, раньше я не мог их видеть. Хотя бы потому, что голого Вайнберга я видел только в душе и то совсем плохо – в силу клубящегося пара и собственного хренового зрения. В очках в душе не постоишь.

– За каждый побег он порол меня ремнем до одури, а потом втирал в разорванную кожу крупную соль. Ну или ломал пальцы, – горько улыбнулся парнишка. – Кроме указательных. Их не трогал, нужно стрелять. Он на самом деле старался уберечь меня и защитить, как бы там ни было. Просто он был немного сумасшедшим и все делал по-своему.

– Но здесь-то ты как оказался? Все-таки смылся? – не унимался я.

– Старик откинулся. Он давно начал сдавать, а с два месяца назад двинул кони, попросту не проснувшись. Тогда я и свалил, прихватив две сотни, свои пожитки и дедов грузовик, который сдох за сотню миль до Семнадцатого. Я искал живых, Рудольф. Я так хотел найти родных, что не спал по нескольку суток и все шел и шел по шоссе, каким-то чудом не натыкаясь на ходячих. А потом я пришел сюда. И если бы не ты, то те безрукие и безногие суки набили бы свои брюха теплым свежаком.

– Мне жаль, Билл, – сказал я, потому что не знал, что можно сказать еще.

– Иди нахер со своей жалостью.

Наверное, мне следовало уйти из спальни и оставить его одного, наедине с мыслями, но я поднялся с пола и крепко обнял мальчишку за костлявые плечи, а он не отстранился и даже не вмазал мне как следует за такие фокусы. Вместо этого Билл горько вздохнул и тихо поблагодарил меня, похлопав по плечу. И я знал, что он сделал это не потому, что хотел поскорее отвязаться.

А потом взревел ноутбук.

Хакерские замашки Каспера наконец дали свои плоды.

В Район№17 добирался новый Ловец с позывным Птичка, и я еще не знал, как она зачирикает и какие проблемы на мою голову привезет.

========== Глава 11 ==========

Правило№12: Стебать новичков запрещено. Все мы когда-то спускались на священные земли Семнадцатого впервые.

Правило №19: Никогда не теряй бдительности. Кусая яблоко, помни: даже его сладкая и белоснежная мякоть может оказаться отравленной. Говоря по-человечески, в каждом из нас притаился пиздец, так что не прошляпь его с чужой стороны, будь добр.

К тому времени, когда настал день приезда нового Ловца, мое убежище (и это невероятно) сияло первозданной чистотой и каким-то внеземным, охренеть каким непривычным моему поросячьему взору порядком. Билл сотворил получудо, а, может, и нечто большее, справившись не только со спальней, гостиной и прихожей, но и с душем, уборной и даже кухней, где не продохнуть было от гор посуды и ящиков с провиантом. Я никогда бы не подумал, что на нескольких столах может уместиться СТОЛЬКО посуды. Я до сих пор не верю, что такую гору возможно было отмыть за каких-то полдня.

С моей кружкой, не мывшейся более года, тоже произошло некоторое приключение. Оказывается, под слоем кофейного, абсентового, пивного, коньячного и шнапсового налета скрывалась симпатичная рыжая керамика с абстрактным рисунком. Честно говоря, на моем отмытом столе она смотрелась теперь так же дико, как и какой-нибудь размалеванный клоун со связкой шариков посреди глухого леса или же нашего района.

Чистые тарелки, отдраенные столешницы, сияющий душ и девственно-белый унитаз. Отмытые окна и аккуратные стопки бумаг, заправленная кровать и отрытый под горой вещей диванчик, притаившийся в углу комнаты и благополучно забытый мной черт знает когда. И Билл. Взмыленный, уставший, растрепанный, но до жути счастливый мальчишка, который, боже, даже неплохо готовил, всяко лучше, чем я. Ваш покорный слуга – мастер лепить бутерброды и разливать по чашкам кофе, но заставьте его сварить макароны или пожарить яйца – еда сгорит вместе с кухней ко всем чертям.

Когда мы некоторое время жили с Якудзой, ей тоже приходила в голову идея разобрать мою вакханалию. Наоми с твердым намерением выдраить тут все вооружилась перчатками, ведрами и тряпками, но бросила свою затею уже после попыток отмыть душ. В итоге она назвала меня свиньей и завелась, как ненормальная, кроя матом и гоняя меня мокрой тряпкой по комнатам. Словом, из-за меня она проиграла свой первый бой – бой с оленьим бардаком.

Я думал обо всем этом, когда валялся на своей кровати и смотрел в потолок, чувствуя тепло Билла под боком. Несмотря на отрытый диван, мы остались здесь, на этом гигантском ложе, и хотя засыпали мы целомудренно, по разные стороны, уже несколько раз я просыпался оттого, что обнимал во сне мальчишку. Иногда он и сам подползал ко мне во сне, потому что я вечно нарезал круги по кровати и стаскивал одеяла себе. Благо, Вайнберг, видимо, спал как убитый и ни разу не посмотрел на меня косо. На часах почти восемь утра, а к десяти Ловцы встречаются у посадочной площадки, ибо сегодня наши ряды пополняются новой сорви-головой со слащавеньким позывным Птичка, о которой умница Каспер успел кое-чего нарыть. Мы уже поспорили на пару бутылок отличного бухла: как же выглядит наша птица? Я ставил два литра настоящего немецкого шнапса на то, что «ловчиха» окажется белой женщиной около тридцати лет, комплекции крепкой, жилистой, такой, какая была у Якудзы. То есть, около семидесяти пяти килограмм веса и на 5 дюймов ниже меня. Сама же Якудза предполагала, что Птичка – все еще сопливая тощая девица с бреднями в пергидрольной башке, попавшая сюда «чисто понтануться». Каспер, уже ознакомившийся с биографией новенькой и ее фото, тактично молчал, позволяя нам делать ставки, страдать ерундой и всячески развлекаться.

Ловцы терпеливо выжидали, набрасывая варианты и поминая благим словом Беса.

– Ты снова на задание? – спросил сонно Билл, продирая глаза.

– Вообще-то нет, – признался я, застегивая ремень, чтобы с костлявых бедер не упали джинсы. – Помнишь, я говорил о Птичке? У нас сегодня что-то вроде пополнения, а Закон обязывает встречать нового Ловца с почестями и максимальным радушием, которое мы обычно лепим на кислые рожи.

Мальчишка поднялся в постели и натянул на тощий торс одну из моих относительно «спокойных» маек без блюющих котов, динозавров, диснеевских мультяшек, бандитских рож, бабских бабочек, фаллосов с идиотскими улыбочками и прочего яркого дерьма. Кажется, его немного смутило слово Закон. Что же, неписанный кодекс Ловца мы, в отличие от действующих на территории района правил, почитали и соблюдали. То есть, если согласно кодексу все мы когда-то слушались Беса, встречали новичков, безропотно исполняли приказы Отца и всё такое, то в «жилых резервациях» дебоширили, как хотели, курили в общественных местах, пили прямо на улице и постоянно лупили кого-нибудь, как герои «Заводного апельсина». Помню, как-то отмудохал легавого за то, что он остановил меня за превышение скорости. Сломал ему нос, вывихнул руку и разбил бровь. Бессмертный я, что сказать.

– Тебе не понять, – пожал я плечами и закурил. – Закон, дружочек, такая штука, которая существовала еще до моего рождения.

Билли лишь развел руками и спорить явно не собирался. Он с благодарностью принял сигарету, но пепел мы теперь, будучи цивилизованными людьми из вычищенного убежища, стряхивали в пепельницу, а не туда, куда придется. Мне вдруг подумалось, что пепельница Беса, эта кошачья черепушка, была изумительна.

– Может быть, поедешь со мной? – спросил я. – Познакомишься с ребятами, они давно хотели на тебя посмотреть.

– А Закон? Ведь я не Ловец.

– В правилах нет и слова о таких, как ты. А все то, что не запрещено, стало быть, разрешается. Так что собирайся, дружочек, посмотрим, что за птица попала в наши сети на этот раз.

И мы поехали, отвлеченно болтая о всякой чепухе и слушая, как разрывался голос Элиса Купера в моем кислотно-желтом внедорожнике, летящем по серости заброшенных асфальтовых дорог. Дома, как карточные башенки, уходили в пасмурное небо, а деревья тянули в разные стороны черные и мокрые после ночного дождя ломаные пальцы. Мне даже удалось заметить в зеркало заднего вида, как дорогу перебежал Буйный и тут же нырнул в гигантский мусорный бак, явно оглушив грохотом полквартала, но старина Купер перевыл буйную канонаду этим утром.

– И ты… ты действительно не боишься выходить сюда каждый раз? Зная, что опасность прячется за каждым чертовым углом? – спросил Билл, явно рассмотревший перебежку Буйного вместе со мной. Он смотрел на меня круглыми глазами. Глазами подростка, если хотите. Было что-то теплое в его взгляде, что-то невинно-детское и пахнущее утренним печеньем с молоком, материнской заботой и ее поцелуями на ночь. Словом, всем тем, чего я никогда не знал.

– Боюсь, конечно. Я же не дурак. Но это моя работа – делать вид, что не боюсь. Меня не год и не два готовили к тому, чтобы стать Ловцом. Я многое видел. А страх перестает так ощутимо трепать тебе нервы, когда знаешь, как свернуть ему шею, знаешь ли.

– Они когда-то были людьми…

– Но сейчас они не люди, Билл, – поставил я точку. – Они не помнят собственного имени. Единственное, что они знают наверняка, свежая человечина – шикарная закуска в Семнадцатом. Они не побрезговали тобой, дружок. И, если уж на то пошло, когда это ты сам стал бояться? Ты, шпана, завалившая не одного и не двух таких «людей»?

Билл поджал губы и отвел взгляд. Я понял, что взял лишку. Понял и погладил его плечо, как-то нелепо и скупо извинившись, на что он кивнул и несколько рвано выдохнул, утонув, видимо, в потревоженных воспоминаниях.

Не отрицаю, что я когда-то и сам думал об этом. Думал, что никакой я не Ловец, а самый настоящий убийца, вышибающий мозги тем, кого, по идее, можно было бы вылечить с помощью чудо-лекарства. Отец и ученые всего мира постепенно старались идти к этому, но даже крысы, которым подсадили вирус, на лечение не реагировали от слова совсем. Здесь все иначе. Кто не сожрал – того сожрали, кто не смог убить – того убили. Ко всему прочему, нас вынуждали максимально избегать убийств и ловить особей живьем. И лишь изредка мы с Ловцами выходили в район на зачистку.

Когда мы приехали, Якудза, Каспер и Малыш уже ждали у пустой посадочной площадки. Странно было видеть эту компашку без одного ублюдка в черном, ну да черт бы с ним. Наверняка Бес сейчас возится с дочуркой и чувствует себя более чем прекрасно.

– Только посмотрите, кто тут у нас, – с дружественной хитрецой улыбнулась Якудза, пожимая руку Биллу. – Ты и есть тот знаменитый счастливчик, которого спас наш недалёкий братец по ремеслу?

– Приятно познакомиться, Билл, – склонил голову мальчишка, и ребята грохнули смехом.

– Охуеть, он вежливый! – гоготнула двухметровая детина в сто двадцать килограммов ирландского веса с позывным Малыш, растрепывая рыжую бороду.

– Уж повежливей тебя, – заметил Каспер.

Мы коротали время тем, что перетирали всякую ерунду, напоминая друг другу о ставках на внешность Птички и предполагая, кто же из нас останется в выигрыше. Билл с интересом наблюдал за всем этим. Было видно, что Ловцы его, конечно же, за своего не принимают, но тем не менее относятся к нему со снисхождением и максимальной с их стороны добротой. Скажем так: его не послали, не избили, не обложили матом до третьего колена, и это уже неплохо, заверяю я вас. Бес наверняка уже подбивал бы к мальчишке клинья. Он ни одной задницы не пропускал. И подкатывал он, надо сказать, как сам Бог.

– Так ты тоже хочешь стать Ловцом? – спросил его Каспер.

– Мне бы на ноги встать, и то событие, – честно признался Билл.

Якудза улыбнулась и вытащила из кобуры пистолет – старый, но блестящий и тяжелый. Она всегда держала оружие в безупречном состоянии, будь то снайперская винтовка, армейский нож или один из ее коллекционных кольтов. Перезарядив, она протянула его юному Вайнбергу и показала пальцем на пустую бутылку, одиноко стоящую в метрах сорока от нас – лично я видел только темную точку на еще более темном мокром асфальте.

– Ну-ка, солнышко, попробуй попасть в бутылку с пяти выстрелов, – приятно прищурилась Наоми, милая женщина в которой просыпалась не так уж и часто. Вокруг ее черных японских глаз собрались морщинки. Скоро стукнет сорок, что ж поделать.

И Билл, вытянув перед собой руку, распределив вес на ногу и костыль, поспешно прицелился и нажал на курок.

Ребята присвистнули. Я охренел. Я был уверен, что услышу только выстрел – парень почти не целился и очень неудобно стоял, да и темная бутылка сливалась с посадочной площадкой. Но за грохотом выстрела прозвучал и звонкий взрыв стекла, разлетающегося зелеными ошметками по асфальту. Якудза зааплодировала. Малыш довольно кивнул головой, а Каспер поднял вверх большой палец. Мы не очень-то верили в случившееся и заставили мальчишку расстрелять еще пару импровизированных мишеней в виде пустых банок, пластмассовых стаканчиков, мусорных баков и прочего разномастного дерьма. В конце концов, я вытащил монетку из кармана и поставил ее ребром в метрах пятнадцати от нас.

Монетку разорвало пулей.

За несколько минут выяснилось, что паренек стреляет лучше всех нас вместе взятых. Наверное, он уступил бы только Бесу, который выпускал пули с такой же поразительной точностью, но делал это еще быстрее и обладал потрясающей интуицией настоящего стрелка. Пожалуй, если бы не его перебитая нога, он показал бы и более впечатляющие чудеса, но пока Билл только светился, как медаль, и принимал комплименты Ловцов. Наверное, я бы мог попросить Отца взять его на обучение, как следует зарекомендовать. Наверное. Но лучше бы мне пока даже не думать об этом.

И тут на небе появилась черная точка приближающегося вертолета. Все мы замерли в ожидании, пока точка росла, превращаясь в огромную жестяную банку, пока неказисто и неловко приземлялась, шинкуя воздух лопастями и оглушительно воя. Якудза нехорошо прищурилась, высматривая пока еще незаметную Птичку, и я прекрасно видел этот ее взгляд, не предвещающий ничего доброго. Две женщины в районе. Нихуя хорошего не выйдет, если птице захочется посягнуть на лидерство Наоми. Да она на ней все патлы повыдирает!

Лопасти вертолета сбавляли темп, вращались все медленнее, нарезая пасмурное марево утреннего района тонкими ломтями, как куски парного мяса. Апостол заглушил свой металлический летающий саркофаг и спрыгнул на землю первым, салютуя нам. Якудза точнее всего предположила внешность спустившегося с небес Ловца, выиграв нехилую партию первосортного пойла. За Апостолом, приземляясь на черный мокрый асфальт, слетела эта птица, действительно в каком-то роде пернатая деваха с длинными, крашеными и торчащими волосами соломенного цвета, тощая и хрупкая, как воробушек, с огромными светло-карими глазищами. Коричневая одежда болталась на ней, как мешок из-под цемента. На тощих запястьях целые полчища фенек, на ножках – крохотные сапожки, за спиной – непомерно здоровый рюкзак. Малыш тут же бросился на подмогу, принимая из рук Птички ее мешок, куда при желании можно и труп запихать. Девица облегченно вздохнула и лучезарно улыбнулась, помахивая нам ручкой.

– Двуличная сука, – чуть слышно шепнула Якудза и первой подошла к новенькой, пожимая ее руку и мило улыбаясь.

Вскоре мы уже знакомились и обменивались напускными и шаблонными любезностями. Мишель Рено, двадцатитрехлетняя француженка, отлично общающаяся на чистом английском, успела поработать в довольно жарком Районе №24. Ее специальность, ее хобби и главная страсть – Калеки, и мы даже подивились тому, что именно калечным экспертом слыл пройдоха Бес. Удачи ей, если она попытается переплюнуть Кристиана!

Особенно широко и ласково эта сучка улыбалась Биллу, обнимая его вместо приветствия и стреляя своими подведенными глазками. Я понятия не имел, с какого хрена эту полудохлую дистрофичку перевели в самое пекло, но она явно не нравилась мне, хотя Малыш и Билл, кажется, оценили ее весьма высоко. Каспер как всегда был молчалив и нейтрален по отношению ко всему происходящему. Он прекрасно делал вид, что не знал заранее и имя Мишель, и ее возраст, и внешность, и то, откуда она к нам заявилась. Потрясающий актер, скажу вам. Актер, который сидел на капоте своей машины и загадочно, словно Леонардовская Джоконда, улыбался, наблюдая за развернувшимся цирком.

– Предлагаю через неделю отметить пополнение! – оскалился Малыш, потирая руки. – Все встречаемся у меня, лично ставлю выпивку!

– А молодой человек присоединится к нам? – улыбнулась Птичка, посматривая на Билла. Тот зажато стоял и странно улыбался. Вот дитё, а. Наивный болван!

– Район исполнит все твои желания, куколка, – подмигнул Малыш, и меня перекосило.

И тогда я понял, что есть в этой самой птице что-то действительно подозрительное и нехорошее. Якудза, перебросившаяся со мной взглядом, считала точно так же, щуря глаза и поджимая губы. Только Билл не ждал подвоха, наивно клюнув на флирт этой пергидролизной сучки.