Текст книги "Район №17 (СИ)"

Автор книги: Алексей Скуратов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)

– Мне нужно поговорить с Пацифистом. И чем быстрее, тем лучше. Я уверен, что КОИН потребует Нортона в обмен на Криса. Если не запросит больше…

Я, кивнув, тут же набрал Нортону, осознавая всю кошмарность ситуации. Он ответил низким, уставшим голосом после трех гудков и сбросил ровно через 7 секунд, едва услышав позывной «Бес», чтобы явиться к моему убежищу через 52 минуты на огромном армейском внедорожнике, хотя я до последнего думал, что дон ходит пешком и прелестями жизни в виде транспорта категорически брезгует. Черный Бог набросил на шею Пацифиста ошейник и все крепче сжимал поводок: равнодушного титана подкосила новость о Эберте. И я понятия не имею, как вообще можно приручить этого двухметрового зверя, который чуть было не снес мне в свое время голову битой.

Билл устало лежал рядом до момента прибытия Нортона, опустив голову на мое плечо. Он был все так же бледен, но теперь кровь из ран лишь слабо сочилась и засыхала липкой пленкой. Минуты спокойствия и тишины наконец ударили по нему жутковатым безразличием и отрешенностью, мутившимися в глазах. Из одежды на Хромом были лишь потрепанные спортивки, позволяющие не чувствовать боль – неглубокие порезы от мелких осколков ползли по ногам, рукам, алели свежими ранками на лице. Мне стало дурно от мысли, что металл мог прилететь в глаза. Стало страшно, потому что граната могла упасть ему под ноги и разорвать на куски, украсив снег горячими ошметками и раздробленной костью.

Хромой не винил себя за произошедшее, но его доводило до пассивного бешенства осознание того, что время идет, а ситуация не меняется, что он все еще слаб и неопытен для чего-то более серьезного, нежели бесконечные разведки, шатание по району в поисках следов покойников и охота на подбитых Калек. Ему было всего восемнадцать. Он попал в Семнадцатый слишком, слишком рано. За что и платил.

– Рудольф? – внезапно позвал он.

– Ну?

– Знаешь, я чертовски боялся, что больше тебя не увижу. Я все чаще думаю, – продолжил тихо Хромой, выдыхая мне в шею, – что и снова бросился бы на запад, чтобы ты нашел меня и забрал к себе. Плевать на ногу. На все плевать. Мне далеко до Беса или Якудзы, но спасибо, что остался со мной. Что вернулся из Штутгарта, заплатив так дорого.

– Черт, Билл…

Я чувствую, как в горле застревает комок, а норовящие пролиться слезы жгут солью тревоги и страха глаза, как предательски режет сердце, пропустившее удар, отчаянно надеясь, что Вайнберг не замечает этого. Он ведь, конечно же, знал о том, что три года меня связывали с Бесом совместные вылазки и извращенные двусторонние подкаты: постоянные с его стороны и периодические от меня, когда доводилось перепить или словить приход. Знал, что я регулярно трахался с Якудзой и не раз думал о том, что с ней неплохо бы переспать снова. Билл прекрасно понимал, что во многом уступает Ловцам, и боялся, что я брошу его и отправлю в жилые кварталы, наигравшись. А я не могу ничего сказать, потому что не сомневаюсь: такие чувства испытываю впервые и уже не беспокоюсь за свою собачью жизнь. Хромого бы укрыть от ада Семнадцатого…

Я только снимаю очки и прижимаюсь к его обветренным губам, и он мягко отвечает, чтобы, оторвавшись, вжаться лицом в шею и выдохнуть «спасибо».

– Кроме тебя мне никто не нужен. Только пообещай беречь себя.

– Я постараюсь.

Как я и сказал, Нортон явился через 52 минуты, и в его жестких, черных испанских глазах стоял почти такой же ужас, какой полыхал два года назад – в день, когда с головы мертвого Фосгена сняли плотный мешок. Он из последних сил старался держать себя в руках, контролировать эмоции, но его бледность, тревожность и дерганность говорили о том, что справляется Веласко не так охуенно, как хотелось бы. И если в убежище он вошел молча, будто бы пытаясь отсрочить момент рассказа Билла, то стоило ему присесть, как последние нотки железного самообладания дружно устроили самоликвидацию, а кулаки сжались почти что до скрипа.

– Что с Кристианом? – тихим низким голосом спросил он, а я лишь присвистнул мысленно: дон назвал Беса по имени.

Билл курил напротив Пацифиста, оседлав стул, и медленно рассказывал спокойным голосом обо всем, что произошло в Семнадцатом за те пару часов. Рассказал, как они оба почувствовали слежку и поняли, что их нашли. Как Эберт пожертвовал собой и словил пулю, наверняка получил осколками гранаты и рухнул в снег от лошадиного дозняка транквилизатора – все это Хромой Стрелок успел увидеть, чтобы потом суметь помочь. Кажется, Веласко безоговорочно ему верил. Сказанное Биллом железобетонно аргументировал его внешний вид: трупная бледность и свежие раны. На фоне этого конкистадора парень выглядел хрупким, как фарфоровая статуэтка.

– Поэтому, – произнес Хромой с холодной решительностью, не терпящей оспаривания, – прежде нужно все обдумать, как следует. Поспешностью мы можем только навредить Бесу. Он взял с меня слово, что я удержу тебя от дури, Нортон. И поверь, если ты попытаешься сбежать в одиночку, я прострелю тебе колено.

Пацифист сидел на месте и буравил Билла черным взглядом беспокойных глаз. Нет, он каким-то чудом не слетел с тормозов и все еще ухитрялся держать себя в руках, хотя сам я думал о том, что не выдержал бы и попытался сбежать. С простреленными ногами бы пополз за Хромым в случае чего. Нет, Веласко был гораздо, гораздо сильнее и мудрее нас.

– Мы что-нибудь обязательно придумаем, – заверил я дона. – Семнадцатый поднимется за Беса горой и примет грудью все пули, летящие в твою сторону. Ты Ловец. Ты – собственность района, и никакая блядь не посмеет пристрелить тебя на этой территории.

И в этот момент телефон Пацифиста чирикнул входящим сообщением. Как только он снял блокировку и открыл вкладку, его лицо моментально поменяло выражение, сменив угасающий страх и робкую веру в лучшее на сатанинское бешенство и неподдельный ужас, вспыхнувший черным огнем в его глазах.

Napalm67_XXX: Через пять дней ждем у разбитого фонтана на рассвете. Твоя жизнь и Говорун в обмен на Черного Бога. А до тех пор он будет страдать каждую секунду и мечтать о смерти, Экзекутор. Он будет медленно и мучительно подыхать, если ты начнешь фокусничать.

– Напалм захлебнется кровью, – прошипел Пацифист. – Рождественскую елку украсят его блядские кишки.

В этот самый момент мы ни секунды не сомневались в его словах.

Нортон не из тех ребят, кто умел шутить и давать пустые обещания.

Комментарий к Глава 32

* “Если играешь со спичками, надо помнить о том, что можешь обжечься” – эту фразу в фильме Квентина Тарантино “Криминальное чтиво” произносит Винсент Вега (тут идут мои лучи обожания)

* “А когда охуенному пацану становится страшно, он может застрелить какого-нибудь пидора” – слова Джулса из этого же фильма.

* Pater noster, qui es in caelis – Отче наш, сущий на небесах (патер ностер кви эс ин цэлис) (лат)

* Ein und Alles – Мое все (айн унд аллес)

Всех сердечно поздравляю с наступающим и желаю встретить Новый год в тёплом кругу)) 2019, не повторяй ошибок 2018-го!

Спасибо за то, что читаете меня ;)

Это придает мне колоссальных сил и массу вдохновения ~

Пы.Сы.С этого момента открывается заключительная арка Семнадцатого. Еще несколько глав (примерно 4-5, посмотрим, + экстрой выпуск всех правил, ОПР, ЗР и т.д.) и все, и конец эпопеи.

Полагаю, примерно с февраля, сразу после выпуска последней главы Района №17, начну публиковать фэнтези макси-оридж.

========== Глава 33 ==========

Правило №101: Самое темное место под фонарем. (Древняя китайская пословица и первое из десятков Правил, введенных Хромым в Кодекс Семнадцатого).

Правило №108: Говорун – собственность Района №17 и его Ловцов, и ни одни загребущие руки не имеют права посягнуть на то, что принадлежит нам.

ЗР (Заметки Рудольфа): Но история учит нас, что время от времени судьба протягивает дерзким свою длань.*

Представьте перед собой на минуту черную морду разъяренного боевого быка, сверлящего бешеными, налитыми кровью глазами машущего красной тряпкой матадора. Представьте, как под ритмичный пасодобль* полтонны живого веса рвет с места, поднимая песочную пыль, как вскидывает страшные рога и вбивает в стенку арены несчастного мужичка в обтягивающих блестящих шмотках, а тот только вскрикивает, дрыгает ногами, жирно харкая кровью, и сиюминутно врезает дуба.*

И хотя матадор со шпагой еще не маячил перед взором Нортона и мулету* в руках не держал, раскаляя ярость, черные испанские глаза Веласко, как мне кажется, стали напоминать два горящих обсидиановым мраком провала на лице. Лице, давно уже потерявшем начищенную бронзу солнечной Валенсии.

Его холодный, накапливающийся глубоко внутри гнев был страшен, и я понятия не имел, ЧТО сделает с Напалмом и всей его шоблой Пацифист. Одно я знал точно: КОИНовскому офицеру и мелким сошкам на побегушках едва ли удастся пережить встречу с Экзекутором. Парни здорово ошиблись, когда решили подразнить Нортона интригующим видео. Парни, видимо, надеялись, что все пройдет как по маслу, и им позволят жить или хотя бы быстро умереть.

На следующий вечер после того, как сам Нортон узнал о пленении Эберта и назначенной за его жизнь цене, а мы начали скакать по Семнадцатому, собирая ребят с одной и той же фразой «У Оленя в семь ежедневно, некогда объяснять, Беса взяли», телефон Веласко чирикнул смской. В прикрепленном файле оказалось не что иное, как то самое минутное видео, снятое на полупустом грязном складе, и мы увидели его вместе. Я, Билл, Пацифист и Малыш, Якудза и Птичка, вернувшийся и ничуть не изменившийся Каспер, даже доберман Рич, вытащенный из Бесова убежища Нортоном и теперь не отходящий от него ни на шаг. Уже после первых трех секунд просмотра стало понятно, что дело принимает до крайности паршивый оборот. На этот раз Эберт вляпался по самые яйца, и мы, словно скрепленные круговой порукой и древним законом кровной мести, сами рисковали задницей, ввязываясь в настоящую кровавую мясорубку.

Ролик начался. В громадном помещении, пасмурно освещенном дневным светом из узких вытянутых окон, помимо старых ящиков, мешков с цементом и пары сожранных ржавчиной кадиллаков был привязанный к стулу Бес, ухмыляющийся Напалм и кто-то, скачущий с камерой по периметру. Поверьте, если вы однажды удостоились чести увидеть вживую Кристиана Эберта, то уже никогда не сможете спутать его с кем-либо еще. Невысокого роста, жилистый, с благородной мордой – настоящий породистый доберман. Черные волнистые волосы, сатанинские глаза цвета травы, на которую смотришь под ЛСД, едкая усмешка. Стойкий гонористый ублюдок. То, во что его превратили, и отдаленно не походило на Черного Бога с большой буквы.

На стуле, роняя на грудь голову, сидела перебитая до невозможности сломанная кукла, чьи волосы сбились в колтуны, а белое лицо сделалось фиолетовым, как кожа сенегальца, и заплывшим от побоев, как опухшая физиономия утопленника. Бес слабо отплевывался розовой слюной, и та стекала по подбородку, точно у бешеной собаки. Если как следует присмотреться к его окровавленным рукам, можно заметить, что у него не хватает уже двух ногтей. Если опустить взгляд, вы увидите, что пол заляпан жирными кляксами крови, а в одной из них, самой нажористой и густой, чернеющей, почти свернувшейся, белеет бесов зуб. Напалм мурлычет под нос старую песенку Стилерс Вил*, пританцовывает в такт, крутит в пальцах финский ножик и едва ли не ахает от удовольствия, закатывая глаза в садистском оргазме. Черный Бог тихо стонет и не сопротивляется. Черный Бог мелко дрожит всем телом и часто-часто дышит, а его окровавленная грудь поднимается вверх-вниз в ускоренном темпе.

– Три дня, Экзекутор, – с видом важной клювомордой птицы напоминает Напалм и почти любовно проводит ножом у самого горла Беса, демонстрируя намерения. – Три дня, и, возможно, хваленый Божок не ляжет в деревянный макинтош* с перерезанной глоткой и сложенными лапками. Он хорошо держится, Нортон. Фосген тоже долго рыпался, но ты-то помнишь, чем все закончилось. Три дня. Либо этот пидор сдохнет.

Нортон бьет кулаком по столу, и на нем дрожат чашки с дымящимся кофе, а костяшки пальцев алеют ушибом и белеют тонкой стружкой сбитой кожи. Он что-то цедит на испанском, сползает на диван, трет виски, встряхивает головой – черные волнистые волосы с проседью падают на жестокие глаза, а доберман утыкается мокрым носом в его бедро. Ребята переглядываются, Птичка отводит взгляд, Каспер начинает усиленно долбить по клавишам, пытаясь отследить место, откуда видео было сброшено. Я, даже зная о нелюбви Нортона к табаку, протягиваю ему половину тлеющей сигареты, и он с каменным лицом глубоко затягивается с тихим «gracias», чтобы выпустить дым через нос и стать еще более похожим на боевого быка с арены в Валенсии. Малыш, протягивая горько «хо-хо-хошеньки», плескает в стакан виски и опрокидывает «пятидесятку» одним махом.

Якудза продолжает колдовать над одним из своих револьверов, терзая в зубах зубочистку.

– Думаю, когда вся эта параша закончится, ты поймешь… – чуть слышно говорит ему Билл, опуская на огромное плечо испано-американца руку, такую маленькую и совсем мальчишескую рядом с лапищей Пацифиста. – Ты поймешь, что все хорошо. И будешь, блять, улыбаться сам себе из зеркала.* Мы вытащим его. Мы обязательно его спасем. За Беса каждый готов сложить голову.

Нортон лишь кивает и вбивает окурок в переполненную пепельницу. Каспер, сияя трупно-синей страшной мордой в свете ноутбука на коленках и в густом дыму сигарет, сидит по-турецки на полу и долбит по клавишам так, что это начинает раздражать. И как только я чувствую, что больше не могу слушать этот бешеный треск паучьих пальцев по пластику, сравнимый с грохотом перфоратора, он мало обнадеживающе качает головой и трет изумительную лысину.

– Хуйня какая редкостная, – обреченно выдает он, хотя, кажется, Стива не сильно удивляет расклад. – Беса держат в трех днях пути отсюда. Мы не можем так рисковать и мчать за ним даже половиной состава. Ни я, ни Малыш, ни даже ты, Нортон… идти против Напалма такими методами – верная смерть. Придется искать Говоруна дальше. Мадемуазель Рено, дорогая моя Птичка, как восточные бараки?

Мишель держит в зубах помятую сигаретку, смотрит на нас из-под падающих на лицо светлых африканских косичек, перехваченных на лбу черной банданой в скелетах, отплясывающих жигу. Она усиленно точила свои птичьи коготки, выкрашенные в тепло-желтый цвет, вот уже минут сорок.

– Пусто, – пожимает она плечами не без сожаления и косо поглядывает на Пацифиста, которого боится сильнее, чем моих пуль, летящих в ее патлатую башку. Ее «Пусто» будто бы жалит Веласко бешеным шершнем, и он морщится. Рич вздыхает, будто понимая каждое сказанное слово, и кладет страшную морду на колено Нортона, выплевывая низкое громовое «вуф», от которого Якудза подскакивает на своей пышной заднице.

– Запад?

– Глухо, – отвечает Билл, усаживаясь рядом со мной на подлокотник кресла.

– Дьяволов пятачок?

– Нечисто, – с сильным акцентом произносит Пацифист, не сомкнувший глаз с тех пор, как узнал о пленении Эберта. – Там осталась куча свежих следов на снегу. Не знаю, что это было. Будто фламенко жгли под приходом. Я поставил камеры. Работают?

Каспер кивает и грохает очередную канонаду по клавишам. Его лицо снова вспыхивает, затем гаснет: то мрачная муть ночной видеосъемки горит на дисплее. Судя по всему, камеры действительно отлично фиксируют все происходящее на Дьяволовом Пятачке, да только ничего интереснее пятерки Буйных, делящих чью-то изуродованную ногу и воющих, как сатанинский квинтет, там не маячит особо.

– Да сучий ребус, – выдыхаю я и потираю переносицу, покрасневшую от очков. – У нас осталось всего три дня, а мы не сдвинулись ни на йоту. Билл, черт возьми, ты же охотник, мать твою! Взгляни еще раз на эту блядскую карту и подумай хорошенько: куда, по-твоему, дала съебастиана наша дичь?

Я успел доконать Хромого за двое суток поисков, и теперь он лишь раздраженно шипел на все мои пустые указания. Каждый раз, когда мы на пару часов приваливаемся подремать, он демонстративно шлет меня подальше и отворачивается, прячась в одеяльный кокон на другом конце кровати, хотя прекрасно понимает, что я начинаю заниматься хернёй и пороть чепуху только потому, что и сам на измене. Иногда он снисходил до моих припадков и тихо обещал, что скоро все кончился. Мы смотрели на карту, меченую красными крестами, уже часов пять, да только никто из нас не обладал и десятой частью той интуиции, что прочно сидела в патлатой черепушке Беса. Даже отставной КОИНовец Веласко решительно не понимал, куда кидаться. Все это очень дурно пахло.

– Мы могли бы закинуться энергетиками или еще чем-нибудь и пойти в ночь, – неуверенно проговорила Птичка, почесывая когтями затылок. Когда она говорила, сигарета в ее зубках скакала вверх-вниз. – Нас семеро, если не будем отдыхать, к исходу времени, возможно, прочешем район.

– И встретимся с КОИНовцами в состоянии нестояния, – кивнула Якудза. – Отличный план, Мишель. Ну просто шикарно. Давайте все так и сделаем. Билл, вари кофе, солнышко ты наше!

Мадемуазель Рено лишь фыркнула и сверкнула птичьими глазами. Каспер криво улыбнулся, а Билл, словив поток воспоминаний о ночи с Птичкой, резко помрачнел и незаметно для всех очень недвусмысленно погладил мою шею, забравшись кончиками пальцев за воротничок рубашки и забив на то, что еще пару минут назад дулся и пыхтел ежом.

– Все не так просто, – произнес Хромой. – Окей, мы найдем Говоруна и заберем Беса. Но и Нортона мы им не отдадим. Обмен не состоится. Я думаю об этом третьи сутки и все меньше сомневаюсь в своем решении. Мы заберем все и не отдадим ничего. КОИНовцы и наемники из Семнадцатого живыми не выйдут. Говорун принадлежит только району. Я думаю, с ним можно договориться.

Мы все посмотрели на парня, как на полоумного. Даже Каспер, наш чудо-гений, творчески двинутый на всякой херне с масонскими заговорами, рептилоидами и формулами вечной жизни, поначалу лишь скептически хмурился и медленно, будто в прострации, скакал пальцами по клавиатуре, в очередной раз пытаясь хакнуть Напалма.

– Хромой, да ты переплюнул самого себя, – мягко заметила Якудза. – Давно не спишь, детка?

– Блять, идите к черту, – вспылил Вайнберг, дав мне хозяйскую затрещину, когда я начал идиотски хихикать. – А ну кончай ржать, Олень! Пока ты сидел в Штутгарте, я перечитывал твои бумажки по душу Говоруна – в том числе и немецкую писанину. Не без помощи Беса, конечно, но если здесь никто не забыл, именно Кристиан однажды пришил разумного. Он ведь не так уж и трепался об этом, да? А вы не думали о том, что он всех вас малость наебал в свое время? Ах, да! Куда там! Но раз уж я переплюнул самого себя, то думайте сами. Я пас.

Ребята, страдальчески вздыхая, начали вяло извиняться. На самом деле Билл только показушничал и особо ни на кого не обижался, хотя в действительности владел информацией и лютой зимой того страшного года здорово нам помог. Просто немного самоутвердился и почувствовал себя равным Ловецкому составу Семнадцатого. Юношеский максимализм и соплячья дурость.

– Кристиан, конечно, знал, что Говорун – золотая жила, – зазвучал его голос. – Но он не хотел его убивать. Он мог даже заключить с ним сделку, ведь если Говорун не щеголяет человеческим интеллектом, то вполне владеет речью и каким-то образом контролирует и Калек, и Тихонь, и даже Буйных. Бес молчал обо всем, потому что хотел снова поймать его и использовать. Я поклялся, что никому не расскажу. Но сейчас нет выбора.

И Хромой заговорил.

Как оказалось, дело принимало все более странный оборот.

Бес, передав полномочия главаря группировки, что кошмарила его родные края несколько лет, ушел от дел в сфере торговли наркотиками и сбыта оружия, хотя периодически к старым привычкам возвращался и кое-что проворачивал, вспоминая бурную юность. Он, интересуясь всем необъяснимым и мистическим, слышал о том, что иногда, в каких-то редких случаях, особо сильный Буйный может осеменить человеческую женщину, и тогда в рекордные сроки на свет рождается квинтэссенция силы, разума и мощи – настоящий Говорун или, выражаясь научно, девиантная особь TZ-99-00-D.

Эберт не искал его специально. Не ставил себе цель во что бы то ни стало откопать разумного ублюдка и продать подороже. Все случилось само собой. Издеваясь над очередным Калекой и проверяя, каков же его болевой порог, он вдруг почувствовал на себе взгляд. Взгляд, от которого по его спине побежали мурашки, а внутренности облило холодной липкой слизью ужаса и какого-то извращенного восторга.

Бес, вырвав окровавленный скользкий нож из плоти, мгновенно обернулся и поднял взгляд. С почти двухметровой высоты на него смотрела огромная, жилистая, пышущая сатанинской силой недоженщина и перетруп. Остатки темных волос падали на ее широкие плечи; бледную кожу, едва тронутую разложением, покрывали черные узлы вздувшихся вен, по которым бежала, разогревая тушу, темная горячая кровь. На ней почти не было одежды, но это, кажется, нисколько ее не заботило. А сзади, за мощной мускулистой спиной девиантки, прятались две женские особи, Калеки, держащие на руках беззубых Ползунов и сверлящие тупым взглядом то, что осталось от бесова пленника.

– Отпусти. Его. Человеческий, – выдала вполне адекватно и осознанно Говорун, наступая и сжимая кулаки. – Отпусти. Уходи.

Бес, бросив нож к ногам Говоруна, медленно поднялся и нащупал рукой пистолет. Он уже видел, как из-за заброшенных обшарпанных помещений появляется все больше калечных самок, прижимающих к себе Ползунов. Разумная отличалась от того, что он себе представлял: она не просто осознанно владела речью и пугала живым, блещущим интеллектом взглядом – она покровительствовала над женскими особями и защищала их.

– Убери. Оружие, – зашипела она. – Стрелять! Нельзя! Не будешь живым!

– Ошибаешься, детка, – прищурился Бес и взял Говоруна на прицел.

Он просто по-человечески запаниковал и понял, что не знает, чего ждать от толпы Калек. Он понял, что почти не владеет информацией о Говорунах и не может так рисковать своей шкурой и испытывать терпение чудовища.

– Кристиан часто жалел о том, что не отважился пойти на риск, – сказал Хромой. – Ему пришлось ее убить. Калеки взбесились, начали выть, кататься по земле, но, что самое странное, его не тронули и вскоре разбежались. Говорун владеет человеческой речью. Он действительно разумен. Стоит попытаться заключить с ним сделку, попросить его о помощи. Голова ублюдка стоит миллионы долларов, но жизнь Беса куда дороже.

На несколько минут повисла глухая тишина. Даже Каспер не долбил по клавишам, а Малыш не гремел стаканами. Я смотрел на сидящего рядом Билла, трепавшего распущенные отросшие волосы, и понимал: мальчишка давно вырос, раз так спокойно сохранил тайну Беса, а теперь столь умело воспользовался бесценной информацией. Если все получится организовать так, как он придумал, мы выйдем победителями. Отец не получит Говоруна, мы не станем делить миллионы и напряженно трахать себе мозги тем, куда вложить пачки зелени, но Кристиан еще сможет увидеть свою дочь и повисеть на шее Пацифиста, ведь тот, нет никаких сомнений, потащился за Бесом по вполне определенным причинам.

Нортон хорош. Он и сейчас довольно недурен собой, хотя давно не спал, а теперь жутко нервничает, с трудом сдерживаясь, чтобы не схватиться за биту и не пойти пробивать черепа. Высоченный, темноволосый, черноглазый. Немного обросший жесткой щетиной. В армейских штанах и чистой белой майке, демонстрирующей его роскошную мускулатуру. Начитанный киллер и наверняка тот еще любовник. Он же наполовину испанец, все-таки – горячая кровь, все дела.

– Все это круто, Билл, – согласилась Птичка, – если все сказанное тобой окажется правдой, от КОИНовцев не останется даже мокрого места, а Семнадцатый заберет назад Черного Бога. Но где нам искать Говоруна? Что мы сможем ему предложить в обмен на помощь? Как, в конце концов, перебить КОИН так, чтобы при этом не задело ни Беса, ни Нортона, ни нас самих? Дерьмо какое-то получается.

– Самое темное место под фонарем, – прошептал Вайнберг.

– Что ты мелешь?

– Самое темное место под фонарем, – громче сказал парень и вдруг метнулся к карте, точно током шарахнутый.

Мы все подползли к меченой красными крестами бумаге и уставились на Хромого, начиная сомневаться в его адекватности, но через несколько мгновений я и сам начал догонять, к чему клонит Билл. Я постепенно понял, что мы просто теряли время, колеся по Семнадцатому в поисках того, что было ближе, чем мы все думали.

Говорун никуда не прятался, никуда не сбегал. Он пропал с радара, очевидно, избавившись от чипа намеренно или случайно, но и искать его у черта на рогах было нашей самой глупой ошибкой.

– Бес берег его для себя, – сказал я, ведя по карте пальцем к старому фонтану, перечеркнутому красным маркером без проверок, априори. – Этот сукин сын понял, что я взял ложный след, и сделал все, чтобы забрать Говоруна лично себе. Он охранял его все это время и ждал, пока тот вырастет. Может быть, именно Кристиан и вытащил датчик из ублюдка. Единственное место, где может прятаться наш разумный, лежит в пятнадцати минутах от пункта встречи с Напалмом. Разбитый фонтан, подвалы… Ёбаный ты псих, Эберт…

Нортон подорвался с места, выпрямившись во весь рост, схватил свитер, и Ричи недовольно заскулил.

Билл поднял пистолет.

– Стой на месте, Пацифист. Я не шутил про то, что прострелю тебе колено.

– Я нужен ему!

– Ты нужен ему живым, Нортон. Сядь на место. Без тебя мы не справимся.

Мы обсуждали план почти до утра, и под конец Птичка клевала носом, а Малыш впадал в прострацию. Билл тыкал пальцем в карту и объяснял, с каких позиций лучше стрелять. Пацифист, обращаясь к старому опыту, объяснял нам последовательность действий и преимущества ситуации.

– А теперь, ребята, – Хромой поднялся с кресла и щелкнул позвонками, потягиваясь, – мне нужно уходить и занимать позицию. КОИН не знает, что я числюсь Ловцом. Они по-прежнему уверены, что вместе с Бесом и Нортоном нас всего семеро. Я залягу с винтовкой и буду прикрывать вас сверху. Боюсь, если я выйду в последний день, то рискую быть замеченным. КОИН не должны догадаться. Все остальное – на вас.

– Ты с ума, блять, сошел! – вскинулся я, хватая его за плечо. Ребята подняли взгляды и уставились на начавшуюся сцену. – Район трещит от мороза. Ты действительно собираешься лежать в снегу на крыше два с половиной дня? Сдохнуть от холода решил? Отвечай, Билл!

Вайнберг лишь вяло улыбнулся и кивнул головой, взбесив меня лишь сильнее.

– Твои немецкие прадеды вполне с этим справлялись, валяясь в сталинградском снегу, Альтман. Мне не привыкать. Доверься уже мне.

И мне действительно пришлось сделать так, как он просил. Я помог ему собраться, дождался, пока он соберет с собой рюкзак, вооружится патронами, закинет за плечо снайперку и откроет дверь, ведущую в глухую беззвездную ночь. В последний момент я кинулся за ним и, выскочив на снег, бросился к нему на шею, умоляя беречь себя и не промахиваться.

– Я справлюсь, Дольф, – заверил он меня, целуя так, что кишки заворачивались в горящую петлю. – Скоро все закончится. Удачи.

Когда я обернулся, Нортон стоял в дверях. Он все видел, но не сказал ни слова – только посмотрел глазами брошенной собаки и тихо шепнул:

– Береги своего мальчишку, герр Альтман. Хватит с этого мира одного Фосгена.

Комментарий к Глава 33

* “Но история учит нас, что время от времени судьба протягивает дерзким свою длань”, – цитата из фильма Квентина Тарантино (мне не надоело, я обожаю его картины) “Бесславные ублюдки”. Кстати, если слепить в одного героя Хуго Штиглица и Донни Донновица по прозвищу Жид-Медведь, получится самый каноничный Пацифист.

* Пасодобль – испанский танец, имитирующий корриду. Позднее Нортон упоминает фламенко, и это тоже традиционная испанская танцулька.

* Врезать дуба – умереть, откинуться, отбросить копыта и т.д. Короче, скончаться.

* Мулета – та самая красная тряпка, которой орудует матадор (тореро, тореадор), участвуя в корриде и выматывая быка.

* Стилерс Вил – старенькая шотландская группа. Важно не ее название, а одна из их песенок, которую и напевает Напалм. Это трек “stuck in the middle with you”, под который с опасной бритвой в фильме “Бешеные псы” танцует мистер Блондин и режет легавого. Рекомендую к прослушиванию для погружения в сюжет ;)

* Лечь в деревянный макинтош – лечь в гроб.

* “Думаю, когда вся эта параша закончится, ты поймешь. Ты поймешь, что все хорошо. И будешь, блять, улыбаться сам себе из зеркала”, – цитата из фильма “Криминальное чтиво”.

Выражаю отдельную благодарность бете за помощь в проработке сюжета и измененную историю Говоруна!

========== Глава 34 ==========

Правило №88: Район – не самое подходящее место для человеческих чувств.

ОПР-19 (Особое Правило Рудольфа №19): Сначала стреляй, а потом спрашивай.*

Погода была похмельной и депрессивной.

Погода была такой, что от одного ее только вида хотелось сблевануть под ноги.

Ее хмурая рожа висела над районом библейским проклятием, ее заплывшие глаза с немым и жестоким укором смотрели на нас, чернеющих силуэтами на голубом снегу, а морщинистый старый рот плевал порывами холодного ветра. Облака, струи дыма ганжи поверх мрака млеющих сумерек, неслись, как новенький экспресс с сияющими боками. Темные ветки заиндевелых деревьев, опутанных рванью проводов и полиэтилена, качались, отбрасывая кривые тени и потрескивая корой на морозе. Подошвы шести пар тяжелых ботинок скрипели по хрустящему снегу.

– Не погода, а дерьмо редкостное, – плюнула под ноги Якудза, наматывая на горло темный лохматый шарф. – Ветер до костей пробирает.

– В Валенсии сейчас тепло, – мрачно заметил Пацифист.

– В Валенсии сейчас нет пары тысяч мертвецов, охочих до свежака. Хорошо же живется там, где нас нет…

И снег заскрипел дальше, разбавляя напряженную тишину. Воздух пах тревогой и опасностью, злостью, бессонными ночами, мигренью и сожалениями. Или мне так казалось. В любом случае, в моей черепной коробке будто бы кто-то забыл горсть иголок, и те втыкались в мозг при каждом движении, отзываясь тупой болью во всем теле. Сухие глаза пощипывало, под ними, я точно знаю, пролегли еще более жуткие тени, чем лежали обычно. Мои руки подрагивали – от холода, злости и усталости, ведь там, всего в двадцати минутах от нас, на крыше одного из пустых ледяных высотных зданий лежит Хромой, а я не могу даже остановиться и задрать к небу голову, не то что наверх подняться и забрать его оттуда к чертовой матери с той блядской снайперкой и горой патронов.

Конечно, поначалу Каспер горел желанием вывести из строя все камеры, охватывающие радиус старого фонтана, но он яснее ясного понимал, что у Напалма тоже есть чудо-напарник с позывным Бедлам, который стучит по клавишам ничуть не хуже. Закрой им доступ ко всему тому, что происходит под объективом, и КОИН поймет: Ловцы подбивают игру под личные интересы и откровенно собираются их наебать. Закрой им доступ – и сделка не состоится, а Бес, если и продержится еще немного, вскоре умрет, и Люция останется сиротой.