Текст книги "Район №17 (СИ)"

Автор книги: Алексей Скуратов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 20 страниц)

Правило №26: Порой в кругах Ловцов умение быстро шевелить извилинами ценится больше умения стрелять и бегать.

Правило №27: Одно из важнейших условий выживаемости в районе – безупречное знание его территории. Не можешь дойти до нужной точки без фонарика и карты – заказывай гроб и отпевание.

Правило №28: Пауль Альтман помимо сахарного диабета страдает еще и пунктуальностью: не забывай о том, что любой материал должен быть сдан в строго установленный срок. Если же ты не справился с заданием или выполнил его недолжным образом, обязательно объясни Отцу о возникших трудностях в строго установленный срок.

Правило №29: Самые опасные места для Ловца – подвалы. В них нет освещения и мало места, что не позволяет как следует воспользоваться оружием, будь то винтовка или, тем паче, граната.

Правило №33: Если ты проснулся в чужом убежище, то либо слишком много пил, либо вляпался в нечто крайне скверно пахнущее.

Правило №41: Если играешь со спичками, надо помнить о том, что можешь обжечься.

Правило №49: Никогда не поворачивайся спиной к тем, кому не доверяешь, и кто может задушить тебя голыми руками. Хочешь жить – дружи с сильными.

Правило №52: Либо ты, либо тебя. Кто не сожрал, того сожрали.

Правило №57: Чем опасней сукин сын, тем больше награда.

Правило №60: Хочешь жить – доверяй напарнику и действуй с ним сообща, кем бы он ни был.

Правило №61: Становясь Ловцом, находишь в жизни много ранее неприметных прелестей. В Районе №17, одном из самых злачных мест, плен в четырех стенах иногда становится непозволительной роскошью.

Правило №63: Ходячие одинаково активны как днем, так и ночью.

Правило №64: Если тебе вдруг «посчастливилось» быть покусанным, смело доставай шприц и пори билет в жизнь в шею.

Правило №70: Взялся за гуж, не говори, что не Ловец.

Правило №71: Ловецкий долг дороже карточного. Тот, кто спас твою шкуру, вправе требовать все, что ему вздумается.

Правило №73: Каждый Ловец заслуживает доверия.

Правило №82: А когда охуенному пацану становится страшно, он может застрелить какого-нибудь пидора.

Правило №88: Район – не самое подходящее место для человеческих чувств.

Правило №94: Если в доме долго не разгребали срач, в завалах хлама можно найти кучу интересных и давно забытых вещей, а это очень даже круто. Посему лишь редкая уборка является благом.

Правило №99: Есть плохие новости – не тяни кота за яйца.

Правило №100: Районы помнят своих героев.

Правило №101: Самое темное место под фонарем. (Древняя китайская пословица и первое из десятков Правил, введенных Хромым в Кодекс Семнадцатого).

Правило №108: Говорун – собственность Района№17 и его Ловцов, и ни одни загребущие руки не имеют права посягнуть на то, что принадлежит нам.

Правило №113: Человек, оставшийся без родственников и тех, к кому можно вернуться, получает койку в бараках и билет на тот свет. Как правило, в кварталах отребья без собственного дома и прописки кишат клопы, вши и крысы. Районное правительство в праве эксплуатировать полуграждан на свое усмотрение.

Правило №130: Не переходи дорогу Пацифисту.

Правило №131: Не знаешь, чем заняться – ложись спать.

Правило №132: Ловец должен быть готов ко всему: и к одиночной работе, и к «коллективной» деятельности.

Правило №133: Даже Ловцы борются за счастье.

Правило №134: Даже если ты глубоко ненавидишь Ловца из своего района, никогда не отказывай ему и приходи на выручку. Потом может оказаться, что твой враг №1 протянет руку тогда, когда больше не от кого ждать помощи. Правило действует во всех районах и жилых кварталах.

Правило №140: Бери то, что предлагают, и не выебывайся.

Правило № 150: Бес может решить твои проблемы даже тогда, когда ты боишься об этом попросить.

Правило №151: Никогда не бросай использованные презервативы под кровать. Особенно, если убирать их потом будешь не ты.

Правило №158: Дерьмо в жизни происходит слишком часто, чтобы обращать на него внимание.

Правило №162: В этой жизни ты можешь быть сто раз прожжённым атеистом, но отрицать Бога в лице Отца – ересь и святотатство.

Правило №211: Попойки редко когда кончаются чем-то хорошим. Попойки Ловцов заканчиваются тотальным пиздецом.

Правило №243: Извлекай выгоду отовсюду, где можешь. Если в нормальном человеческом мире это не совсем (совсем не) корректно, то в районе пренебрежение этим правилом равносильно смертному греху.

Правило №247: В Районе №17 жетоны не носят. Чужой жетон может достаться тебе только в случае, если Ловец убивает другого Ловца на законных основаниях (осуществляя правосудие, спасая жизнь напарника).

Правило №248: Если ты наивно полагаешь, что наконец выпал день безделья, то неожиданный звонок с легкостью похерит всю малину.

Правило №312: Привязанность к кому бы то ни было в районе – вещь пагубная и страшная. Избегай ее, друг, и будет тебе счастье.

Правило №333: Никогда не выходи на дурно пахнущее дело в одиночку. Всегда должен быть тот, кто прикроет спину.

Правило №401: Не откладывай на завтра то, что можно сделать сегодня. Накопится – не разгребешь. Правило универсально и для нормальной жизни, и для выживания в районах.

ЗПБ И ОПР:

(Золотое Правило Богомола и Особые Правила Рудольфа)

ЗПБ-1 (Золотое Правило Богомола №1): Никаких импровизаций. Четкое следование инструкции и своевременность.

ОПР-6 (Особое правило Рудольфа №6): Даже в аду цепляйся за счастье.

ОПР-8 (Особое Правило Рудольфа №8): Хочешь жить – умей вертеться.

ОПР-11 (Особое правило Рудольфа №11): Мир полон соблазнов и искушений. Воздержись – и Судьба щедро отплатит за благоразумие. К чему эти высокопарные, дьявольски красноречивые дифирамбы? Тогда я не знал, к чему приведет не спущенный курок.

ОПР-12 (Особое Правило Рудольфа №12): Бог Семнадцатого – Отец. И слово Его – Закон. Закон, следовательно, к исполнению обязателен, если ты не Сын Божий – то бишь я.

ОПР-19 (Особое Правило Рудольфа №19): Сначала стреляй, а потом спрашивай.

ОПР-21 (Особое Правило Рудольфа №21): Бойся того, кого боится Бес.

ОПР-81 (Особое правило Рудольфа №81): Понедельник и четверг – день бритья. По четвергам правило для исполнения необязательно.

ЗР

(Заметки Рудольфа)

ЗР (Заметки Рудольфа): Так уж вышло, что на очередную порцию дурно пахнущего не отреагировать я не смог.

ЗР (Заметки Рудольфа): Я не знаю ни одного Ловца, который после визита в район сохранил бы чистоту рассудка.

ЗР (Заметки Рудольфа): Даже когда мне становится крайне херово, на помощь приходит мастурбация – самая безопасная и приятная штука, готовая снять напряг за пару минут.

ЗР (Заметки Рудольфа): Пацифист оказался самым опасным парнем из всех, что я знал, ведь если Бес пугал тем, что периодически слетал с катушек и творил сущую жуть, Нортон мог зверствовать с холодным равнодушием. Он без раздумий убивал каждого, кто переходил ему дорогу, и только, блядь, попробуйте его остановить.

ЗР (Заметки Рудольфа): Хочу сказать, что те весенние события так или иначе привели к весьма интересным результатам, несмотря на промежуточные пьянки, мордобои и едва не случившуюся поножовщину. Впрочем, в какой-то степени именно я дал начало всей той истории.

ЗР (Заметки Рудольфа): Билл оказался той сукой, которая пренебрежительно и без уважения отнеслась к правилу №140 и ряду других.

ЗР (Заметки Рудольфа): Ползуны являются самыми безобидными представителями среди всех мертвецов. Они потому так и зовутся, что только ползают – поганцы в возрасте от месяца до года в среднем. Заруби себе на носу: Ползуны безопасны лишь тогда, когда рядом нет их родителей. А родители рядом всегда.

ЗР (Заметки Рудольфа): Я много раз советовал себе быть более приятным человеком, но стоило кому-то перейти мне дорогу, как я становился невыносимым. Особенно мерзким я был по отношению к тем, кто мне «должен».

ЗР (Заметки Рудольфа): Напалм был бы славным парнем и первоклассным воякой, если б не его ёбнутый характер и маниакальное стремление к показухе. Именно его бесконечные понты дали уже безоговорочный повод к тому, чтобы Пацифист заткнул КОИНовского офицера. А затыкать Веласко, поверьте, умел лучше всех нас вместе взятых. Чем и занимался на досуге.

ЗР (Заметки Рудольфа): Район менял каждого из нас. Кого-то больше, кого-то меньше. Говорят, Каспер почти не изменился за годы работы в Семнадцатом. Билл стал другим человеком всего за несколько месяцев. Район слопал восемнадцатилетнего мальчишку-желторотика с потрохами, чтобы выплюнуть в кишащие покойниками кварталы жестокого профи.

ЗР (Заметки Рудольфа): Если человек горит желанием во что бы то ни стало выжить, он делает для этого все необходимое. В том числе быстро реагирует и замечает детали. В том числе не отказывается даже от помощи подозрительных личностей.

ЗР (Заметки Рудольфа): Встреча с Бесом изменила Пацифиста. Нет, знать о нем больше, чем он позволил, мы не стали. Но взгляните на испанскую морду дона Веласко и сразу поймете: Черный Бог вывернул его душу и привязал к себе невидимой цепью покрепче, чем добермана по имени Ричи.

ЗР (Заметки Рудольфа): Но история учит нас, что время от времени судьба протягивает дерзким свою длань.

Комментарий к Кодекс Района №17 (КР-17)

Кодекс состоит из Правил, ОПР, ЗПБ и Заметок Рудольфа, которые выступали эпиграфами к главам.

Будем считать, что однажды сам герр Дольф приготовил изложенные выше извлечения из КР-17, чтобы не грузить читателя мудрёным районным законодательством в полном формате ;)

========== Экстра: а может, всё было наоборот? ==========

Прим.автора: шалом, камрады! Вы не верили, я не верил, а оно свершилось – долгожданная и внезапная (даже для меня) экстра Чёрный Бог/Олень. Презентую вам альтернативную восьмую главу, в которой изначально всё кончилось перепалкой ребят и последующим отъездом Кристиана, а теперь…

Настоятельно рекомендую читать под «Voodoo Doll» группы Lord of the Lost. Приятного аппетита ;)

***

Правило №71: Ловецкий долг дороже карточного. Тот, кто спас твою шкуру, вправе требовать всё, что ему вздумается.

Правило №33: Если ты проснулся в чужом убежище, то либо слишком много пил, либо вляпался в нечто крайне скверно пахнущее.

Я кое-как продрал глаза и разомкнул спёкшиеся губы, чувствуя такую невыносимую головную боль, будто бы пил, не просыхая, недели две, попутно закидываясь синтетикой. Нет, честное слово, точно меня сбила машина и переехала для верности туда-сюда сто тысяч раз. Во что я опять вляпался, чёрт возьми?

Я пошевелил руками, ногами, приподнял одеяло и понял, что вполне легко отделался, раз тело прекрасно меня слушалось, хотя шевелилось с болью и обзавелось несколькими роскошными синяками вишнёво-сливового густого цвета. С какого-то хрена на мне остались только трусы, но, слава богу, моему спасителю не пришло в голову снять и их. Каким-то чудом мне удалось приподняться в постели и окинуть взглядом комнату. Судя по всему, здесь я пока что один. А комната эта, конечно же, принадлежит Бесу, ибо только этот ублюдок мог понаставить на полках черепов и оккультных томов, только его жилище могло провонять ароматическими свечами и старыми пыльными книжками.

Я потёр переносицу и мысленно выругался, вспоминая то, что произошло. Мы с Бесом отправились на задание Отца, спустились в провонявшую мертвечиной подземку, наткнулись на забитую трубами комнатёнку и её обитателя – новорожденного козла-Говоруна, поднявшего вой на весь склад. Стоило этой суке раскрыть свою вонючую пасть, как не меньше двух дюжин Буйных захотели свежей крови и бросились за нами, как ополоумевшие. Бес тащил меня по коридорам, с какого-то хрена чуть ли не дрожал от ужаса, мы пытались отстреливаться, потом полетели по лестнице и…

– Да ёб твою мать! – хлопнул я себя по лбу и взвыл, рухнув в постель и сжавшись в скулящий подбитой псиной комок.

Я запутался в собственных шнурках и полетел вниз. И ничего, кроме вспышки боли, темноты и криков Кристиана, вспомнить не удавалось. Очевидно, сознание меня предательски покинуло, и вот теперь я здесь – в койке Беса и с озверевшей головной болью, точно гвоздей в черепную коробку щедро насыпали и как следует потрясли – а ну как весело будет!

На то, чтобы прийти в себя и протрезветь от чудовищных ощущений, у меня ушла уйма времени. И лишь должным образом отлежавшись, осознав степень собственного кретинизма, я осторожно приподнялся в постели, осматривая мрачного вида обитель Криса – Чёрного Бога.

Да, немногое здесь изменилось с моего последнего визита. Шикарная койка под балдахином из чёрного бархата, прямо как в фильмах про средневековье, драконов и рыцарей; всё те же бронированные окна под решётками, прикрытые тёмно-бордовыми шторами; роскошный пушистый ковёр. На стене, помимо коллекционного меча, выкупленного им на каком-то аукционе, висели две здоровенные полки из дорогущего дерева. На них, собирая пыль, стопочками лежали книги в старинных переплётах, а сверху – желтоватые черепа, два из которых Бес добыл уже в Семнадцатом, получив выговор от Отца за свои оккультные штучки. Крисси лично отловил двух Буйных, отрезал им головы, выварил их и со временем превратил в две гротескные декорации своей не менее гротескной обители а-ля готический фильм ужасов.

На огромном кресле помимо пышной шёлковой подушки лежала аккуратно сложенная чёрная рубашка. Над тумбой, заставленной оплавленными свечами в изысканных канделябрах, висело старинное зеркало в ажурной оправе, отражая меня – бледного, полуголого и забинтованного, развалившегося на бесовом лежбище. Единственное, что казалось мне относительно адекватным и относящимся к людям человечным, живым, были фотографии, висевшие на чёрно-бордовых стенах. Эти вполне жизнерадостные снимки немного разбавляли невыносимый пафос и гротескный эпатаж комнаты и всего убежища в целом. С фотографий мне улыбалась очень милая юная леди с именем Люция Эберт, невероятно похожая на своего горе-папеньку. Маленькая, худенькая, бледная малышка поражала насыщенной яркостью зелёных отцовских глаз и копной волнистых тёмно-русых волос. Даже будучи ребенком, она удивляла сходством точёных черт лица с физиономией Беса. Особенно это заметно на их общих фотографиях, где Кристиан Эберт, молодой любящий отец, улыбался без присущего ему похабства и маниакальности, обнимая своё бесценное сокровище. Там, на снимках, ничего не было от знакомого мне принца ночи. Лишь молодой мужчина, одетый в кремовый кашемировый свитер и светлые брюки, жизнелюбиво усмехался из квадрата тёмной рамки и смотрел на меня решительно иным взглядом. Взглядом человека.

– О, да ты пришёл в себя, – Бес появился словно призрак: бесшумно и неожиданно. – Я уже начинал волноваться, Олень. Кажется, ты здорово приложился. Сильно болит?

– Охуеть как сильно, – прохрипел я, наконец отыскав очки и нацепив их на нос. – Что вообще произошло? Помню только, как полетел вниз…

Крис жестом попросил подождать и ненадолго исчез из комнаты. Вернулся он уже со стаканом холодной воды и несколькими таблетками на бледной ладони. Причин не доверять ему у меня не было, так что я послушно проглотил цветные колёсики и выдул всю воду сразу, умирая от жажды. Чёрт возьми, ну и состояние!

– Ты оступился и ударился головой о ступеньки, – сказал Бес, сидя на кровати в чёрных брюках в облипку и в столь же чёрном свитере. Его распущенные эбеновые волосы, вьющиеся лоснящимися волнами, падали до середины спины. Непривычно неряшливо. Красиво. Кажется, этот ублюдок даже подвёл свои ядрёно-зелёные глазищи тёмным карандашом. – Я боялся, что не смогу тебя отбить, Дольф. Ты тут же вырубился. Если бы не Ричи…

Он продемонстрировал мне свою руку, закатав рукав по локоть. Бинты затягивали нечто сантиметров на пятнадцать. Я не сомневался в том, что Буйный полоснул его ножом или осколком стекла. Не зря же мне показалось, что Кристиан бледнее обычного. Он лишь подтвердил мои догадки, мимолётом поведав о том, как особо отпетый покойничек расхреначил его руку ржавой опасной бритвой, выпустив немало крови.

– Твой симпатичный внедорожник пришлось бросить там, Руди. Мы едва успели унести ноги.

– А что потом?

– Богомол, конечно же, – удивился моему вопросу местный крашеный сатанист и развёл руками. – Мы оба истекали кровью, а ты вообще был в отключке! Нас вдвоём пришлось зашивать, видел бы ты недовольную рожу дока. Я помешал ему ужираться виски и смотреть какую-то сопливую мелодраму. Сказал, что проёбанную беременность Сары он точно не простит, а это, заметь, почти приговор.

Я потёр переносицу и вдруг понял, что голова болела уже не так сильно. Видимо, Крисси и правда не собирался меня травить, а накачал обезболивающими. Что же, сегодня он эпохально добр. Того и гляди: сядет на радужного пони и поскачет в свои пидорские дали, одаривая поцелуями рукоплещущий народ.

– Что с моей башкой? И сколько я валялся здесь, Бес?

Он забрался на кровать с ногами, скинув пушистые розовые (!) тапки, и уселся по-турецки, отбросив с лица вездесущие чёрные лохмы. Сейчас было видно, что они действительно крашеные. Около сантиметра корней оказались тёмно-русыми, почти светлыми на фоне угольного безобразия цвета траура, ночи и смерти.

– Ну, что-то вроде небольшого сотрясения, как сказал Богомол, – ответил Кристиан. – Будет тошнить, боли замучают, не мне тебе рассказывать. Бровь пришлось зашивать, ты рассёк ее так, что уделал кровью весь салон.

– Так он всё равно чёрный.

– Заткнись, Олень, а. Не беси. Провалялся здесь ты часов шестнадцать. На улице давно рассвело.

Я выругался и откинулся на мягкие подушки, позволяя себе оценить достоинства бесовой кровати. Достоинства оказались неоспоримыми и весомыми. Что же, выходит, Билл сидит один в абсолютном неведении уже больше суток – тяжело раненый и не имеющий возможности банально ходить без помощи костылей. Отлично я о нем забочусь, как же. Инъекции и таблетки по расписанию, подмога тут как тут, жратвы полный холодильник, словом, шестизвёздочный отель со всеми мыслимыми благами и услужливым персоналом. Надеюсь, он там хотя бы живой – мой несчастный постоялец. Угораздило же.

– Выходит, ты мне жизнь спас, – сухо проговорил я, стараясь не смотреть на Кристиана и чувствуя, как сердце начинает биться чаще, а кровь – бежать по венам быстрее. – Вытащил из лап чудовища, отвёз на «благородном скакуне» к кудеснику-врачевателю и привёл в свой замок, прямиком в постельку с балдахином. За мной чертовский долг. Чего же хочет рыцарь? Чего тебе от меня надо в качестве расплаты, Бес?

Крис хохотнул и, криво усмехаясь, взглянул на меня своими маниакальными глазищами. Очевидно, этот урод захочет секса. Наверняка он все три года ждал того момента, когда я стану его должником, а его извращённые пидорские фантазии воплотятся в жизнь. А что, скорее всего, так все и получится. Он меня даже почти раздел и уложил в койку. Попал же ты, Олень. Ой как попал!

– Больше всего ты мне нравишься именно за своё отношение к ловецким правилам. Долг Ловца дороже карточного, да, майн герр Дольф? – оскалился он и подполз ко мне вплотную, отбрасывая свои патлы на спину и снимая с меня очки. – Поцелуй прекрасной дамы станет лучшей наградой.

Я, вытаращив глаза, смотрел на этого кретина. Цирк с конями, мать его! И это ему, называется, стукнуло тридцать? То есть, меня осчастливили вести о том, что моя задница не пострадает сегодня (ха!), но таких ребяческих забав я не ожидал от взрослого начитанного мужика, который спал и видел, как катался по кровати с парнями вроде меня.

– Обескуражен, Руди?

– Скорее удивлён, Крис. Я думал…

– Ой, кончай.

И он заткнул мои догадки собственными губами, навалившись сверху. Хотя мне хотелось разбить ему лицо прямо в этот самый момент, повышибать зубы и вырвать пару клоков волос с мясом, я попытался расслабиться под ним и не думать ни о чём. Бесовы руки, извечно холодные руки, безупречно мягкие и в то же время сильные, уже шарили по моим бокам, его язык хозяйничал у меня во рту, прощупывая остроту клыков и оценивая теплоту отдающей металлом слюны.

– Дольф… Чёрт, Дольф, давай же… Я ведь знаю… Ты точно хочешь, Дольф…

Сначала я честно притворялся шлангом, не реагируя и не отвечая. Потом же нехотя признался себе в том, что Кристиан шикарно целовался, а его пальцы, увешанные кольцами, творили чудеса, скользя по напряжённому животу. Я сдался, ответил, и он довольно простонал мне в губы, когда почувствовал мои руки на собственной пояснице. Ублюдок наверняка продал душу самому Дьяволу, раз так легко смог меня соблазнить. Крис мокро провёл языком по моим губам, потёрся собственным членом о мой – ткань по ткани, возбуждённая плоть по возбуждённой плоти. Безумно. Совершенно…

Мы целовались взасос, до боли в лёгких, до жгучих искр перед закрытыми глазами. Мы катались по кровати, словно сумасшедшие, и прощупывали сухие канаты мышц под тонкой кожей, шумно выдыхали и оскальзывались, часто сглатывали смешавшуюся слюну, пересекались взглядами. Бес откровенно насиловал мой рот, сжимал губы, кусал их до пьянящей боли и зализывал, распаляя забывшегося Руди до безобразия. Глухо, почти по-животному простонав, он спустился пальцами от живота ниже и снова скользнул языком в рот. Я явственно ощутил, как его рука сжала мой член через ткань трусов. И тут-то что-то щёлкнуло в одурманенных, хорошо встряхнутых мозгах.

– Забываешься, Бес, – ухмыльнулся я в его губы.

– Дольф…

Это «Дольф», гортанно-утробное, выдохнутое в рот, низкое, распаляющее до грани «Дольф», сводит с ума не меньше, чем он – чёрный, взбудораженный и горячий, как сам ад. Он смотрит мне в глаза, и его взгляд – последние капли шартрёза на стенках запотевшего стакана – выворачивает наизнанку. Он – на мне. Он – всё, что сейчас существует в комнате, в Семнадцатом, в мире.

– Дольф, дай мне шанс…

– Не неси хуйню, – огрызаюсь, хотя чувствую, что готов дать ему всё, что тот вздумает пожелать.

– Сам хуйню не неси, – стонет он и ведёт языком по шее, щекоча кожу рассыпающимися чёрными локонами. – Чем я хуже остальных, Альтман? Чем я уступаю всем, кто делил с тобой постель, чёртов ты Фриц?

– Я…

На мгновение Бес отрывается от шеи, вновь находит мой взгляд, замирает, словно античная статуя – высеченный рукой мастера мраморный шедевр, захватывающий дух одним своим видом.

– Хоть одна блядь любила тебя так, как люблю я, Дольф?

– Бес, послушай…

– Хоть один готов был отдать за тебя собственную жизнь, не думая ни секунды?

И меня будто током шарахает. Вот так внезапно, сильно и больно. Осознание? Без понятия. Но убедиться можно. Я, перехватив его напряжённые руки, приближаюсь к мертвенно-бледному лицу и касаюсь губ – сначала мягко, пробуя точно в первый раз, легко, невинно, а потом сжимая и прикусывая. Почти до крови. До боли и мракоты перед глазами. В мозгах вечная мерзлота…

– Больше ничего не говори, Крис, – я явственно осознаю, что выстанываю эти чёртовы слова в его губы. – Пожалуйста, просто не говори, слышишь меня? Ну? Блять, Эберт, что ты делаешь… Блять… сожми крепче… Вот так…

А потом начинается сущее безумие.

В порно-фильмах актёры раздеваются медленно и вальяжно, с жеманным шиком и томными взглядами, наигранными фразочками и интригующими вздохами. Я же потрошил его из одежды, как поехавший герой сплаттерпанка*, срывая одежду и бросая её туда, куда позволит бог. Его свитер, слетев куда-то на полку и оставшись на ней чудом гравитации, превратил бурю чёрных волос в столь же чёрное безумие. Мои трусы повисли на кресле и, проиграв бой физике, всё-таки свалились. Ремень Беса металлически щёлкнул, замок ширинки разошёлся, член, ровный и красивый, мраморно-розовый, твёрдый и влажный, послушно лёг в руку. А у меня рвало крышу.

Я, вдруг забыв о всех принципах и «пунктиках» касательно Беса, завалил Чёрного Бога на кровать и прошёлся языком от основания члена к липкой головке, вбирая в рот возбуждённую плоть покруче заправской шлюхи с полным комплектом венеричек. Крис рвано ахнул, расставил ноги в спущенных брюках так широко, насколько это вообще возможно, пустил пальцы в волосы, прохрипел:

– Мать твою, Альтман…

А меня не оттащили бы и семеро. Мы собачились с ним бессчётное количество раз, обоюдно, искренне, взаимно били морды, угрожали смертью и, кажется, безумно хотели друг друга всё это время – все сучьи годы, что топтали Семнадцатый вместе. Стоило всего-то чуть-чуть не сдохнуть… Стоило всего-то оказаться его должником…

– Я… сейчас…

Он не пытается меня отстранить – Бес лишь крепче сжимает волосы, заставляет взять глубже и, глухо вскрикивая, изливается в рот солоноватой вязкостью, пропахшей ИМ. На вкус Кристиан как чёртов рай – тот самый облачный рай, оккупированный ангельскими дивизиями, словно блокадный Ленинград в далёкие сороковые.

Он не даёт отдышаться. Он впивается в губы с таким отчаянием, с таким безумием, что из-под ног выбило бы землю, он мешает языком вкус слюны и спермы, наваливается сверху снова, смотрит ошалело, страшно, нереально. Спускается к груди и прикусывает сосок – остро, как ложка васаби во рту. Замявшись лишь на мгновение, Бес уже щедро льёт холодный лубрикант и вводит пальцы внутрь – eins, zwei, drei*.

– Давай уже, – хриплю и не узнаю собственный голос, совершенно сумасшедше рассматривая египетский крест анкх*, болтающийся на его шее серебряной загогулиной. – Крис, ну…

А до него – как отсюда до Бранденбургских ворот*. Не докричишься. Бес вылизывает внутреннюю сторону бёдер, надрачивает член, оставляет засосы, укусы, растягивает меня пальцами, заставляя забывать собственное имя. От ощущений, захлестнувших тяжёлой волной, невозможно сбежать, и два чувства – стремление слезть с его пальцев и насадиться глубже, накрывают одновременно. Я выбираю второе. Подаюсь навстречу. Прошу перестать страдать хуйнёй. И он, ОН, соглашается, закидывая мои ноги на свои плечи и пристраиваясь между ними.

Крис находит нужный угол сразу же, и от этого хочется то ли кричать, то ли плакать, то ли – всё вместе. Он вбивается плавно и быстро, каждый шлепок звенит в ушах, заставляет судорогу пройти по телу… Мурашки по коже, мушки в глазах, сухость на языке, в башке – Bacchanal*. Я решительно не соображаю, шепчу его имя, выстанываю его имя, кричу его имя, чувствую, как его пальцы, белые, ровные, в облупившемся чёрном лаке, смахивают с моего лба солёный пот, отбрасывают мокрые пряди прилипших волос. Я плохо вижу без очков, но точно знаю, что его глаза, тот самый шартрёз на дне бутылки, горят сейчас диким огнём – мрачным и обжигающим, как напалм.

Он знает, точно знает, что я на грани, а потому резко выходит, откидывается на спинку кровати и тащит меня на себя, насаживая снова – Влад Цепеш так не сажал цыган на колья, как делал это он. В его движении – смертный приговор, во всей комнате – запах спермы, пота, его духов и крови. Швы дали слабину. Ему плевать.

Я откидываю голову на его плечо, чувствую те самые пальцы с облупившимся лаком на собственном члене, его дыхание – на шее, его губы – там же, а после – его укус на плече, наливающийся кровью. Рич скулит и царапается в дверь.

– Чёрт побери, Альтман, ты с ума сводишь…

Он почти не держит себя в руках. Я давно не пытаюсь удержать самого себя. Всё разгоняется, заворачивается вихрем, кружит, дурманит голову, толкает к грани. Мы даже не вспомнили про презервативы – нахуй этот латекс. Нахуй всё – Отца, Билла, Семнадцатый, Говоруна – НАХУЙ. Здесь и сейчас существует только Эберт – мокрый, вжимающийся в мою шею и вбивающийся внутрь так, что из глаз вылетают искры, прожигающие постель насквозь.

– О, Дольф, сучий потрох, я больше не…

– Schneller!*

А потом – глушь и тьма.

Когда через пару минут я соизволил прийти в себя, моё лицо оказалось мокрым от брызнувших слёз, а на животе и груди белели вязкие мутные капли. Те же самые капли разбавляли беспробудный мрак чёрных простыней, вытекая из меня, и Эберт, тяжело дышащий Эберт, мраморное изваяние с гулко бьющимся сердцем, занимал себя тем, что водил по моей груди кончиком указательного пальца, а потом вёл им же по своим губам, довольно слизывая сперму, как разожравшийся кот-кастрат жирную сметану.

Я не знал, что сказать, хотя хотел озвучить многое. Желательно – на английском. Мозги окончательно перестали работать и даже на немецком не плели и коротких предложений, но, кажется, от меня ничего и не требовалось. Вот же…

Мы знали друг друга не год и не два. Бес бесконечно много таскался за мной с момента встречи, но не мог развести на что-то большее, чем быстрый неловкий поцелуй, а сейчас…

– Руди?

– Ja? Блять… Да?

– Не загоняйся.

Удивительно, но ничего такого на самом деле не было. Сначала я не думал, потому что не мог, потом – потому что не хотел, а после – потому что нет смысла. Я лишь повернулся к нему лицом и лёг сверху, уткнувшись носом в шею, а Бес всё вёл руками по моим плечам, спине, пояснице. Так вот просто. Так вот легко.

– А знаешь, что, Бес? – немного отстраняюсь и произношу в его гладкую щёку.

– Ну?

– Ты охренительно трахаешься.

Эберт рассмеялся, глухо, низковато, но искренне и немного странно. Успокоившись, он ненадолго прижался губами к моей штопанной брови – так осторожно и невесомо, что боли почти не было. Напротив, учитывая все сатанинские штучки Криса, подобный жест с его стороны может творить сущие чудеса. Ну, как Христос там или Кришна.

– А знаешь, что ещё, а? – приподнимаюсь и смотрю прямо в его глаза. И хотя мой немецкий выговор звучит страшно и сложно, он понимает. Он всё, чёрт возьми, понимает – каждый слог, каждый звук.

– Что, Альтман?

– Я хочу почаще платить тебе долги.

Несмотря на искренность моего желания, долги (наперёд и авансом) сегодня мы платим по очереди. До мушек перед глазами, до дрожи во всём теле, до гулкого шума в ушах.

И хотя за железобетонными стенами вновь воют тысячи тысяч живых мертвецов, в моём сердце нет и капли сомнений, страха, потому что ОН со мной: Чёрный Бог Семнадцатого, гораздо более опасный, могущественный и сильный, чем беспробудная ночь Района.

Комментарий к Экстра: а может, всё было наоборот?

*Сплаттерпанк – один из моих любимых жанров. Вид литературы ужасов, где подчеркнуто гротескная фантазия соседствует с натуралистическими сценами кровавого насилия. Типичный пример – шикарные книжки Поппи Брайт.

*eins, zwei, drei – один, два, три (нем).

*Египетский крест анкх – сакральный символ жизни в Египте.

*Бранденбургские ворота – достопримечательность в Берлине.

*Bacchanal – вакханалия (нем).

*Schneller – быстрее (нем).