Текст книги "Район №17 (СИ)"

Автор книги: Алексей Скуратов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 20 страниц)

– Не их звал? – отдаленно крикнула фигура со снайперской винтовкой, поднявшаяся на крыше в полный рост.

И Напалм, свалив Говоруна в ноги к Бедламу, моментально схватился за нож, бросаясь на Пацифиста. Он же не знал, что наручники Нортона держатся на соплях и божьем чуде. Не знал, что мы просчитали и этот вариант. Воздух дрогнул от выстрела. Бедлам с дырой в брюхе, раскуроченном месиве кишок и дерьма, прошел четыре шага назад и рухнул на спину, дрыгнув ногами и харкнув кровью. Голос схватился за револьвер, но тут же выронил его вместе с собственной кистью, а потом свалился и сам. Птичка была гораздо быстрее. Кристиан упал лицом в снег. Напалм отлетел метров на пять, если не больше.

– Белый! – гаркнул он раньше, чем его настиг Пацифист. – Сигнал!

И пять выстрелов прогремели в воздухе. Шестой, исходивший от Якудзы, прошил череп Белого, как раскаленный нож кусок жирного масла.

Наш план безупречен.

Наш план словил шальную пулю, но даже не почувствовал ее.

Удар Нортона превратил нос КОИНовского офицера в свиную отбивную, едва ли не фонтанирующую алыми ручьями. Напалм захлебывался соплями, слезами и кровью, кашлял, задыхался рвотными позывами ровно до тех пор, пока не поймал ребрами удар армейского ботинка. Я услышал хруст костей так же хорошо, как и рев самого офицера, превращающегося в окровавленный шмат мяса по воле и искреннему желанию взбесившегося Пацифиста.

– На глазах Фемиды больше нет ненужных тряпок. Она уже подняла меч. Да, Руперт? – прохрипел Нортон, двумя руками подняв обмякшее тело. – Посмотри мне в глаза, Напалм. Посмотри и запомни хорошенько. Потому что больше ничего и никого ты не увидишь.

Послышался лишь щелчок. Затем глухой звук падения. Пацифист свернул шею офицера голыми руками и теперь смотрел на окровавленную тушу, из которой все еще лилась кровь. И этой истории можно было бы и закончиться ровно на том моменте, когда Билл, продрогший мальчишка с посиневшими губами, присоединился к нашей компании, привалившись к моему плечу, а Веласко поднял на руки живого, но потерявшего сознание Беса, изувеченного до неузнаваемости. Через сорок минут мы могли бы доехать до севера Семнадцатого, отправить Криса к врачам, забыть все, как кошмарный сон, но…

Но Напалм оказался не так прост. Белый успел сделать пять сигнальных выстрелов прежде, чем распрощался с жизнью. И КОИНовская шушера услышала команду, как безупречно выдрессированный пес. Шесть машин вылетело к фонтану, поднимая облако сухого колючего снега.

У нас остается лишь один шанс, и мы не собираемся его упускать. Не думая, я бросаюсь к связанной Лилит, лежащей у ног мертвого, как мне тогда казалось, Бедлама. Я разрезаю на ней веревки быстрее, чем двери шести автомобилей открываются, и из них вылетают вооруженные парни в составе двадцати двух человек. Быстрее, чем Ловцы успевают сигануть за корпуса своих внедорожников, чтобы хоть как-то защититься от пуль.

– Зови их, Лилит!

И когда она начинает кричать оглушительно, гортанно, жутко, так, что закладывает уши, а по всему телу бегут лихорадочные мурашки первобытного страха, я уж точно не слышу крик Билла. Я только чувствую. Чувствую, как лечу в снег, вижу, как Вайнберг вырастает передо мной, словно по волшебству, а потом стреляет в голову Бедлама.

Падает рядом.

Хватается за живот.

А под ним уже растекается лужа крови.

Все происходит, как в кошмарном сне. Сонный паралич. Я все прекрасно понимаю, мои мозги все еще работают, напряженно пашут в поте лица, но я ничего не могу сделать. Только вижу, как со всех сторон на нас мчится лавина живых мертвецов, ревущих, словно волна цунами, как ребята с ужасом залетают в машины, а КОИНовцы безуспешно пытаются стрелять, задержать поток хоть на долю мгновений.

Совершенно бесполезно.

И Каспер, новоявленный Спаситель, не обращает никакого внимания на то, КАК много мертвецов несется на нас. Ему плевать абсолютно на все. Ни одна пуля не задевает его тело – ни по случайности, ни по желанию стрелка. Он – единственный расслабленный нерв. Он – последний синий кит в мировом океане. Настолько огромный, настолько мудрый, что ему решительно похуй, сколько нефти льется из идущего на дно танкера.

Я замечаю, как Пацифист прыгает в мой лимонный внедорожник, как он что-то кричит, но не слышу ни слова. Только чувствую, как захлебываюсь слезами и пытаюсь прижать огнестрельную рану на билловом животе, а сам парень рвано дышит, всхлипывает и хватается за меня окровавленными руками. Меня приводит в чувство только оплеуха от Каспера, сжимающего тяжелый армейский нож с остро отточенным лезвием, отражающим всполох рассвета.

– Беги, блядь! – кричит он мне и показывает пальцем в сторону лимонного монстра. – Спасай его, черт возьми! Я задержу их.

Наш план безупречен.

И в тот момент сонный паралич рушится на тысячи тысяч острейших осколков, впивающихся в кожу и приводящих в чувство, адреналин за доли секунды вскипает в крови сумасшедшим варевом, дает сверхъестественные силы, поднимает на ноги, заставляет бежать, да еще и не стоящее на ногах тело тащить с не меньшим успехом. Нортон заводит внедорожник, забирает нас практически на полном ходу, а потом жмет педаль в пол и таранит снег, устремляясь на север.

Последнее, что я вижу там, у фонтана: КОИНовцы открывают шквальный огонь, но вскоре проигрывают и безуспешно пытаются спастись бегством. Юное безупречное нечто, обнаженная Лилит, пришедшая из самих чертогов ада Богиня Смерти, вырывает трахею Напалма и умывается еще не успевшей свернуться кровью. А Каспер и правда задержал собой воющую лавину, когда тяжелым армейским ножом вскрыл вены вдоль и бросился в чудовищный поток живых мертвецов, спасая наши жизни.

Нортон жмет педаль в пол. Нортон таранит снег, унося нас на север. Бес, точнее, то, во что превратил его Напалм, полулежит на переднем сиденье без сознания, но еще дышит, и его грудь едва поднимается и опускается, поднимается и опускается. Раз за разом, вселяя в сердце Пацифиста робкую, как школьница, надежду на то, что Черный Бог еще получит шанс потоптать Район №17 и поиздеваться над Калеками. Билл грызет собственные губы в мясо, чтобы не кричать от боли. Он хватается окровавленными скользкими руками за обивку салона, за свой живот, мое лицо, мои руки, свое лицо. Он глухо стонет, громко всхлипывает, а я прижимаю его к себе, затыкаю рану какой-то грязной футболкой, перепачканной моторным маслом, и отчаянно молюсь себе под нос, хотя не понимаю и слова из того, что бормочу.

Перед моими глазами несутся теплые картинки прошлого.

Билл обнимает меня и говорит, что я обязательно выберусь из навалившегося дерьма. Говорит еще до того, как мы стали любовниками. Билл спасает меня и вместе с Бесом везет к Богомолу – перебитого и покусанного после аварии и встречи с Буйными близнецами. Док строго запрещает мне радоваться жизни, но втайне от его слезящихся усталых глаз и дотошного надзора парень приносит мне чашку кофе, и хотя разбитые губы горят огнем и болью, это лучшее, что происходило со мной в тот момент. Вот он встречает меня после Штутгартского пленения и докрасна растирает мою кожу после нескольких часов под ледяным месивом, отпаивает, прикуривает сигарету. Первую за почти полгода. Вот целует и жмется ко мне всем своим угловатым горячим телом, а я помню каждую веснушку на нем, каждый шрам, немногочисленные родинки – эти темные пятнышки на бледной коже.

Холодная поздняя осень. Промозглый ветер. Я просыпаюсь раньше парня и вжимаюсь лицом в его растрепавшиеся за ночь волосы, чувствую их запах: смесь шампуня и табака. Он просыпается почти сразу, напрягается всем телом, по-кошачьи потягиваясь, поворачивается ко мне и крепко обнимает, а в этот момент мне кажется это смешным и почти нелепым.

Холодная поздняя осень. Промозглый ветер. Билл знает, что мне нужно уйти без него, с какой-то отговоркой ложится на три часа позже, потому что чинит мой пистолет, а встает на час раньше, потому что варит мне целый термос кофе и в итоге спит пятнадцать минут в кресле как раз между починкой и варкой. Он провожает меня в развед-рейд и просит беречь себя. Он всегда просит себя беречь и ждет, даже если я возвращаюсь глубокой ночью.

Выпадает первый снег. Трещат набирающие силу морозы. Тогда я ловлю предплечьем пулю, а Билл впервые убивает живого человека, из-за чего опять ловит приходы и потихоньку сходит с ума. Когда мы возвращаемся в убежище, он выходит ко мне из душа в одном полотенце, чтобы потом утащить наверх, на мою громадную кровать, напиться хеннесси и прокататься на уделанной алкоголем, лубрикантом и спермой постели почти до самого утра.

Стрелок спит со мной в одной кровати. Стрелок крадет мое одеяло и заставляет мерзнуть. Стрелок неловко извиняется передо мной и варит потрясающий кофе. Целуется до звездочек перед глазами и, сметая со стола пустые вымытые тарелки, снимает футболку и поворачивается спиной, поставляясь под касания языка и губ. За пару дней до всего этого ада нам не спится, мы болтаем о несущественной чепухе до рассвета, а после у меня темнеет в глазах, потому что я чувствую сразу две вещи: Билла внутри меня и то, что через пару мгновений меня вырубит волна оргазма и размажет по кровати, как творожный сыр по теплому тосту.

А сейчас он всхлипывает в моих руках и стремительно теряет кровь. Я жалею, что всего один раз сказал ему свое «люблю», я повторяю это слово в стотысячный раз, пока мы едем, но этого слишком мало, и даже миллионное, миллиардное «люблю» не вытащит Билла с того света, не загонит кровь в рану, не стянет ткани сущим волшебством.

Вместо того, чтобы доехать до посадочной площадки за сорок минут, Пацифист прилетает туда за двадцать восемь с чем-то. Ребята в белоснежных халатах принимают на вертолет практически два трупа, я рвусь следом, но Нортон держит меня и не дает кинуться, пытаясь что-то объяснить, а я не слышу ничего, кроме грохота собственного сердца и шума крови в ушах. Он все еще не отпускает меня. Я уже никуда не рвусь. Вертолет давно превратился в крохотную точку на небе, а затем полностью исчез.

Бес и Билл балансируют на грани жизни и смерти. Мы с Пацифистом рискуем одновременно лишиться тех, кого по-настоящему любим. Каспера сожрали живьем. Я не знаю, что с остальными.

Я не знаю, что с остальными. Что будет с нами всеми дальше. Как все закончится. Тогда, четыре года назад, не знал. И поэтому выбил из пачки две сигареты: одну закурил сам, вторую передал Пацифисту, молча принявшему дозу никотиновой смерти.

Мы стояли на морозе в лучах восходящего на чистое небо солнца до тех пор, пока из пачки не исчезло восемнадцать сигарет. Мы ждали хоть каких-то новостей.

Мы прекрасно друг друга понимали.

Комментарий к Глава 35

* «Чем опасней сукин сын, тем больше награда» – цитата из фильма «Джанго освобожденный».

* Мама Бриджит – в мире магии вуду Мама Бриджит (Маман Бригитта) – супруга Барона Субботы. Ей принадлежит первая женская могила на кладбище, она потрясающе танцует, крепко ругается, обожает хорошие шутки и пьет ром как не в себя. Несмотря на то, что Мама Бриджит является баронессой в кругах черной магии, она часто протягивает руку помощи страждущим и лечит больных, находящихся на грани жизни и смерти. Но гнев ее страшен.

* Гран – несколько устаревшая единица измерения веса, которую я вычитал у Берроуза, использовавшего данную единицу применительно к дозам морфия. 1 гран равен 0,0625 г.

* Фемида – богиня правосудия в древнегреческой мифологии. У нее завязаны глаза, а в руках она держит меч и весы.

Осталась всего одна часть-эпилог, и в сюжете можно смело ставить точку. Ну, а бонусом уже упоминавшийся мной кодекс.

========== Глава 36 ==========

Правило №2: Без хорошей причины сюда не лезут.*

Правило №100: Районы помнят своих героев.

Ахтунг: флафф!

Если выпить три-четыре литра дешевого светлого пива из первого попавшегося магазинчика с очень сомнительной лицензией, бомжеватым контингентом и пластмассовыми бутылками далеко не первой свежести, а сверху закинуть десять таблеток тригана, то через некоторое время даже телефон покажется тебе чем-то вроде шлакоблока: настолько он станет неподъемным. Собственное тело практически пошлет тебя нахуй, и такое незавидное мироощущение продержится с тобой до тех пор, пока трип не пройдет. В среднем, тригановый приход отпускает к утру, если закинулся поздним вечером.

А меня не отпускало больше суток, и дело здесь далеко не в тригане.

Вернувшись с севера Семнадцатого, я, словно в доску пьяный маргинал или обдолбанный торчок (а может, и все вместе), ввалился в убежище, вбив прежде тринадцатизначный пароль. Бросив куртку на пороге и перешагнув через нее, прямо в мокрой от тающего снега обуви я прошлепал внутрь, завалился на жесткий диван с истошным скрипом и внезапно, как божественное просветление, понял, что не могу ни есть, ни курить, ни спать, ни шевелиться. Понял, что ожидание – самая страшная вещь на свете, когда речь идет о таких важных вещах, как жизнь дорогого тебе человека.

Мне было категорически наплевать на то, что случилось с Якудзой, Птичкой и Малышом. Плевать, как быстро погиб Каспер, мучился он или сразу умер от разрыва сердца, едва почувствовав приближающиеся к горлу тупые желто-черные зубы, сожранные кариесом, беспощадным временем и трением. Не сильно меня беспокоила и судьба Пацифиста, скрывающего панику гораздо лучше, чем я. В Олене проснулся ужасный эгоист, и Его Рогатое Величество даже не чесалось по этому поводу. Его Рогатое Величество больше суток пролежало на диване – грязное, провонявшее потом, покрытое билловой засохшей кровью и зарёванное, как семилетняя девчонка, обмочившая колготки прямо на уроке.

И только через двадцать восемь часов шестнадцать минут и сколько-то там секунд, уже после полудня следующего дня, мое сердце пропустило удар, а перед глазами резко почернело: телефон завибрировал в кармане, как сумасшедший. На экране светилось говорящее «Богомол».

В тот самый момент телефон действительно невыносимо потяжелел. Чтобы принять входящий вызов, пришлось напрячь все мышцы правой руки и пропахать по экрану большим пальцем, прежде облившись холодным потом и почувствовав, как подскакивает давление. Чтобы поднять сенсорную лопату к уху, потребовалось задействовать каждую ебаную клеточку тела, но истинным чудом, героическим поступком и двенадцатым подвигом Геракла маячила перспектива раскрыть рот и что-то сказать. Остаться в адеквате. Не разрыдаться, как последняя сука. Выслушать дока.

– Да? – каким-то образом выдавливаю я, глотая подступающие слезы и ощущая, как щиплет в носу. В этот момент Богомол, видимо, понимает сомнительную степень моей шаткой вменяемости и начинает говорить сам.

– Билл в порядке, – произносит доктор Вуд, а я будто бы проваливаюсь в диван и лечу много-много миль вниз, к самому ядру Земли, но мне необычайно легко и свободно. – Он будет жить, – продолжает. И я чувствую, что опять начинаю рыдать.

Это было почти чудо, как и каждое огнестрельное ранение в живот, после которого выживали. Если бы пуля ушла хоть на пару дюймов в сторону, Билл не дотянул бы и до операционной. Но ему повезло. Многоликий пантеон в белоснежных халатах (боги с голубыми намордниками) окружил истекающее кровью тело, чтобы вдохнуть в него жизнь. И хотя тогда, когда мы разговаривали с Богомолом, все-таки переохладившийся на морозе и схвативший простуду Хромой крепко спал под капельницами, его жизни уже ничего не угрожало, если, конечно, он не намеревался снова браться за винтовку и прямо в таком состоянии скакать по снегу заштопанным конем в поисках живой мишени.

Бесу досталось гораздо сильнее. Тяжелое сотрясение мозга, сломанная челюсть, ребра, отбитые органы, отсутствующий палец и черное от гематом распухшее лицо – далеко не все, что с ним приключилось. Однако, кажется, Эберт и вправду когда-то на досуге от делать нечего заключил сделку с самим дьяволом, раз врачи не сулили ему скорой смерти. Более того, дантисты обещали без малейших проблем вернуть ему прежнюю похабную улыбку во все тридцать два, а пластические хирурги уверяли: его мордашка через некоторое время снова будет такой же красивой и паскудного выражения ни в коей мере не потеряет.

– А Пацифист знает? – спросил я тогда, шмыгая носом и растирая все еще слезящиеся глаза.

– Скажи ему сам, – послышался с той стороны ответ, а затем раздались короткие гудки.

Билл вернулся в Семнадцатый почти через месяц. Похудевший, трупно-бледный, еще сильнее облохматившийся и с новым шрамом на животе, но счастливый до безумия. Все то время нам не давали видеться, мы только висели на телефоне по полтора-два часа в сутки, ведь Отец временно свалил на меня полномочия Беса, Хромого и Каспера, потому что дерьма в районе не убавилось, а разгребать его каким-то образом все равно приходилось. Апостол привез парня во второй половине дня, ничего предварительно не сказав. Мальчишка сшиб меня с ног и больше не отлипал. Ровно как и я от него.

Беса держали около трех месяцев, до самой весны. Он валялся в бинтах и гипсе, ежедневно мучился от боли, терпел пластических хирургов и бесконечные операции, но своего оптимистичного отношения к жизни не терял. Уже через две недели после случившегося Кристиан, эта пока еще страшненькая мумия, слал нам в общий чат свои селфи с подписями из разряда «Я жив, суки», «Семнадцатый, жди», «Девочки, записываемся на пластику» и «В каждой женщине должна быть загадка». На протяжении всего этого времени о Ричарде, чудовищном добермане с желтыми клыками в палец длиной и паскудным характером, заботился Нортон Веласко. Он и Люцию на себя взял, оперативно связавшись с младшей Эберт и навешав ей добрую лапшу на ее розовые ушки: «Люция, солнышко, это друг твоего отца. Так уж случилось, что на него напали злые дяденьки, и теперь Кристиан лечится, но ему уже гораздо лучше, и совсем скоро он и вовсе станет как новенький. Можешь писать ему смски и слать фотографии, зайчик, он будет очень счастлив, но пока не звони. Ему тяжело разговаривать, детка».

Конечно же, сейчас, четыре года спустя, пятнадцатилетняя Люция Эберт, такая же красивая, как ее отец, и уже выкрасившая волнистые длинные волосы в черный цвет по образу и подобию родителя, все-все знает. Она в курсе, что Кристиан далеко не недвижимость продает, а числится легендарным Ловцом. Знает она так же, что Нортон Веласко никакой не друг ее папеньке, а любимый мужчина, оставшийся с ним в Семнадцатом районе. И, поверьте, ее это нисколько не смущает. Единственная проблема, которая беспокоит Кристиана, состоит в том, что юная Люция уже собирается рвать когти из Эстонии и бесконечно ездит по отцовским ушам искренним желанием податься в Ловцы. Хотя Черный Бог страшно бесится и жутко нервничает из-за этого дерьма, он знает, что в его дочери течет бесовская кровь, и хрен что ее теперь остановит. Нортон терпит истерики Беса и всегда знает, как поднять ему настрой.

Но вернемся на четыре года назад. Бес возвратился в Район №17 прежним Черным Богом после трех месяцев вынужденного отпуска в больничной прокварцованной комнате с белым потолком. На его лице прибавилось шрамов, но в целом мало что изменилось в облике нашего языкастого оккультиста. Все такая же белая кожа, черные шмотки, ядовито-зеленые глаза, подкрашенные карандашом. Роскошная улыбка – шикарней прежней, хоть и наполовину искусственная после правок со стороны дантиста. Разве что волосы он подрезал, и тогда они едва касались его костлявых плеч.

Мы встречали его на посадочной площадке: я, Хромой, Якудза, Малыш и Пацифист. Птичка покинула Семнадцатый через неделю после смерти Каспера, чтобы продолжить дело со своим рогатым мужем в районах попроще, о чем мы не особо горевали, да вы, наверное, и не сомневаетесь в этом. Когда лопасти вертолета перестали резать воздух, Бес, этот выряженный в черное худощавый недорослик с шикарной обновленной мордой, вылетел прямо к Нортону, бросаясь к нему на шею и целуясь взасос на глазах немногочисленных живых обитателей района. Билл выдал многозначительное «охуеть», Апостол, будучи набожным дядькой, отвернулся и перекрестился, а Ричард скулил, нарезал круги вокруг вцепившейся друг в друга парочки и категорически протестовал против такого безобразия: да как вообще, спрашивается, о нем можно забыть?

Через несколько дней Пацифист съехал к Черному Богу.

Когда мы с Биллом увидели их вместе, сидя на капоте лимонного монстра и попивая пивко на весеннем солнышке, сомнений не осталось: они весьма неплохо проводят время друг с другом. Бес закончил блядствовать и стал относиться ко мне не иначе как к напарнику. Нортон наконец-то перестал винить себя в смерти Фосгена и мог больше не бояться КОИНовского приговора и кровавых офицерских разборок.

Потом выяснилось, что Хромой был во всем прав. Именно Кристиан однажды снял датчик слежения с крохи Говоруна и приручил ее точно так же, как и когда-то надрессировал добермана по имени Ричард. Ему пришлось убить своего первого ходячего с аномально человеческим разумом, а ошибаться дважды он решительно не желал. Бес не ждал особой выгоды с этого дела, им руководили личные интересы и тяга ко всему необъяснимому. Конечно же, Отец знал обо всем, что произошло в Семнадцатом той зимой. Знал, что мы нашли Говоруна. Но наша смышленая малышка Лилит сумела затеряться в толпе ходячих и скоропостижно свалить из поля зрения, а мы, оставшиеся Ловцы, вскоре развели руками и приравняли ее исчезновение к смерти.

На деле Лилит прекрасно живет в Семнадцатом по сей день и во всем слушается Черного Бога. Проблемы в районе решаются гораздо проще, мы намного реже рискуем шкурами и лишь изредка регулируем зомби-популяцию на вверенной нам территории. Хотя, конечно же, не все так просто, как звучит. Ведь мы снова подозреваем, что на Говоруна точат зуб те, кому он не принадлежит, а воздух пропитывается запахом пороха.

Полтора года назад к нам присоединилась Мама Бриджит, тридцатишестилетняя Долорес Джабар – чернокожее дитя Нового Орлеана. Долорес регулярно балуется вуду и крепко сидит на наркотиках, но прекрасно с нами ладит и страстно обожает превратившуюся в настоящего титана Говоруна Лилит, утверждая, что она есть истинная Богиня.

О смерти Каспера в Семнадцатом не принято вспоминать. Подчиняясь придуманному нами же Кодексу, Правилу №25, Стив подал в отставку и покончил с собой на задании, если его трагический, грязный и жестокий уход из жизни вообще можно приравнивать к самоубийству. Наверное, можно. В любом случае, нам часто недостает лихорадочного стука его длиннющих пальцев по клавиатуре, нудных нравоучений, довольных ухмылок после очередного успешного взлома системки и ослепительного блеска роскошной лысины.

Если как следует побродить по давно одичавшему Району №17 и забрести куда-нибудь к черту на рога, то, возможно, повезет набрести на настоящую крепость из железа и бетона, увешанную проводами и антеннами, словно рождественская елка. Может быть, даже удастся угадать мудреный пароль из тринадцати символов, а если и это окажется случайному проходимцу (явно гению) по силам, то сигнализация отключится, и защелкают металлическими зубами многочисленные замки, достойные какого-нибудь шведского банка.

И вот там, во мраке чистеньких прокуренных комнат, утонувших в сигаретном дыму, обитает Рудольф Альтман с позывным Олень. Он тратит жизнь на бесконечные вылазки и многостраничные отчеты, литры кофе, полировку оружия, хорошие сигареты и, главное, своего незаменимого напарника, лучшего друга, отличного снайпера и любовника Билла Вайнберга, Хромого Стрелка. Вообще-то они очень даже неплохо уживаются вместе. Вдвоем они выполняют поручения Отца, колесят по Семнадцатому, лежат в обнимку, занимаются любовью и забегают к товарищам по оружию. Особенно часто те ребята заглядывают в гротескное, бордово-черное убежище легендарного Беса и его двухметрового титана с позывным Пацифист, что, по мнению самого авторитетного критика, бесподобно трахается, с исключительным мастерством кроит головы живых мертвецов старой бейсбольной битой и делает лучший в мире гаспачо. Хотя Олень и Хромой иногда собачатся. Например, когда рогатый распиздяй разбрасывает по комнатам шмотки, оставляет в раковине сбритую щетину или заваливает столик кружками с недопитым холодным кофе. О, вы бы видели, как бесится Стрелок! Вы бы слышали, как он вопит на все убежище: «Ёбаный фриц, ты опять загадил чертов дом!»

Наверное, у любопытного обывателя уже напрашивается вопрос: кто же сейчас в таких подробностях описывает бурные будни этого самого Оленя и его сожителя по кличке Хромой? Кто знает о Семнадцатом больше всех на свете? Ответ, между прочим, крайне прост. Человеку, знающему о Рудольфе и районе так много, тридцать лет. На данный момент он хлебает свежесваренный кофе без сахара, курит сигарету, прижимается к сонному Биллу Вайнбергу и отмечает про себя, что ему надо бы побриться. Собственно, этого человека-знатока тоже зовут Руди. Потому что он – это я. Тридцатилетний Рудольф Альтман с кретинским позывным Олень.

Хотя ночь над Семнадцатым уже развеялась, и черноту неба сменила похмельная серость утра, за окнами по-прежнему завывает ледяной зимний ветер, и мелкокалиберная снежная крупа бьет в бронированное стекло под железным скелетом решеток. Я делаю очередной глоток кофе и с важным видом говорю:

– Schluss.*

– Ты превзошел самого себя, Schatz, – усмехается Билл и ерошит мои коротко стриженные черные волосы. – Я думал, до вечера не заткнешься.

– Вообще-то четыре года прошло, – ёрничаю я, – многое позабылось. Ну, вот хотя бы история о том, как после смерти Напалма мы неделю носились по району и ловили перепуганную Лилит. Или как Пацифист знакомился с Люцией и объяснял ей, почему не может жениться на Бесе. Или…

Билл забирает из моих рук кружку с недопитым кофе и с тихим стуком ставит ее на тумбочку. Наверняка через несколько часов на отполированной древесине останется коричневое ароматное кольцо, и дотошная домохозяйка в Хромом снова начнет ворчать как старый дед. Но сейчас это мало его беспокоит. Вайнберг только целует меня в щеку, накрывает мятым одеялом и опускает голову мне на грудь:

– В другой раз расскажешь, Дольф. У тебя историй на лет десять вперед хватит. А теперь, ради Бога, давай уже спать. Мама Бриджит говорит, что на востоке опять кто-то шастал.

Комментарий к Глава 36

После выписки из больницы с огнестрелом Билл и Рудольф уехали на Карибы купаться в теплом море, заниматься любовью на безлюдном берегу и дуть косяки. Еще они завели глупого и доброго золотистого ретривера, но я не успел об этом написать, так что вообразите и порадуйтесь со мной за моих мальчиков *материнские слезы*

* «Без хорошей причины сюда не лезут» – слоган фильма «Омерзительная восьмерка».

* Schluss – «шлюсс», конец (нем).

Nota bene: я настоятельно не рекомендую кидать триган на пивасик, потому что приход будет не только физический, но и кукуха двинет. А еще реакция на такую ядерную смесь у всех индивидуальная. Берегите себя и своих близких.

Спасибо всем, кто читал Район №17, писал отзывы, вступал в мою группку в вк! Еще не поздно туда заскочить, кек. Это моя супер-лаборатория, где я кастую свои картинки, стишки, ориджи и т.д.: https://vk.com/club173244956

Отдельное спасибо я по старой традиции говорю незаменимой бете. Без этого чудесного человека я бы давно свалил с фикбука. Спасибо, кот!

Район стал действительно тяжелой работой для меня. Как минимум потому, что я публиковал его полтора года. Но несмотря на то, что меня дёргало желание удалить его нахрен, я наконец ставлю в нем точку, публикую Кодекс и приступаю к Вальсу на костях, возвращаясь в колею фэнтези.

Всех жду! Обещаю что-то очень крутое ;)

Ауф видерзеен, ёпта!

========== Кодекс Района №17 (КР-17) ==========

Правила Района №17

(Извлечение)

Кодекс составлен Оленем, Хромым, Малышом, Бесом, Якудзой, Каспером, Пацифистом, Мамой Бриджит, Ловцами ДО и ПОСЛЕ нас.

Nota bene

Правила обязательны для исполнения. Нарушение нижеизложенных правил провоцирует незамедлительное применение к лицу, отклонившемуся от Непреложного, физических и моральных лишений вплоть до моментального вынесения смертного приговора без суда и следствия.

***

Правило №1: Первое правило района – никогда не поворачиваться к нему спиной. Шальная пуля всегда может прилететь в затылок. И речь совсем не об огнестрельном оружии.

Правило №2: Без хорошей причины сюда не лезут.

Правило №3: Любое задание, на которое тебя посылает Отец, является обязательным для исполнения. Даже если ты ненавидишь своего компаньона до тошноты и головной боли, это не освобождает от выполнения миссии.

Правило №4: Хороший следопыт ценится в районе не меньше отличного стрелка. Порой умение быстро выследить поганца существенно облегчает ловецкие будни.

Правило №6: Отказывать Бесу имеет право только Бес. Черный Бог не прощает обид. Правило действует во всех районах.

Правило №7: Апостол посещает район тогда, когда вздумается, но чаще по пятницам. Так что не прошляпь момент, если не хочешь побираться.

Правило №8: Никогда не теряй бдительности. Опасность приходит оттуда, откуда не ждешь.

Правило №10: Это случается редко, но ряды Ловцов пополняются по тем или иным обстоятельствам. Чаще всего пополнение в районе – страшная трагедия для старого ловецкого состава.

Правило №11: Бес топчет Район №17 дольше, чем кто-либо из нас, и потому каждое его слово – дельный совет. Но помни, бесов компаньон, этот ублюдок – невыносимая сука.

Правило№12: Стебать новичков запрещено. Все мы когда-то спускались на священные земли Семнадцатого впервые.

Правило №13: Не прыгай в реку, не проверив дно. Не спускай курок, не прикинув последствия.

Правило №18: Никогда не позволяй себе обмануться: даже если некто выглядит мирным и тихим, это не значит, что этот некто не откаблучит фокус.

Правило №19: Никогда не теряй бдительности. Кусая яблоко, помни: даже его сладкая и белоснежная мякоть может оказаться отравленной. Говоря по-человечески, в каждом из нас притаился пиздец, так что не прошляпь его с чужой стороны, будь добр.

Правило №20: Исключительно важное умение каждого Ловца – кустарный промысел. Умеешь ковать мучительную смерть из подручных средств – добро пожаловать в Семнадцатый, Бог.

Правило №21: Трезвый Ловец – безумный Ловец. Пересекся с пьяным – беги, пока не откажут ноги.

Правило №22: Мужчина не имеет права унизить женщину, а вот Ловец Ловца может, если на то есть весомая причина. Даже если унижаемый бреет ноги, носит бюстгальтеры и пользуется тушью.

Правило №25: Отставка в районе отличается от ухода с должности в жилых кварталах. После подачи в отставку Ловец выходит на последнее задание и не имеет права вернуться на ранее занимаемое место.