Текст книги "Вальс на костях (СИ)"

Автор книги: Алексей Скуратов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц)

Парень узнал сбежавшую из девичьей коморки тень первого слуги Бернарда и окровавленный кинжал, который она сжимала в пальцах.

Эйк покончил с собой от страшного горя.

– Ви-но-ват… толь-ко… ты, – простонал мертвый, не опуская дрожащей руки с вытянутым указательным пальцем. – Вен-да-я… бы-ла бы жи-ва…

Несмотря на предупреждения Ореля, толпа загомонила, бросая неодобрительные взгляды на купца, покрывшегося от ярости красными пятнами. Его жена, глухо вскрикнув, потеряла сознание, и в ту же минуту к ней подбежала служанка, брызгая в опухшее заплаканное лицо холодной водой. Мертвец, хрипя и пошатываясь, как ковыль на летнем ветру, не сводил угасших глаз с взбешенного отца. Нет, все было идеально спланировано и чисто сработано, он не мог увидеть смерть Вендаи, не мог узнать в руках убийцы отцовский кинжал!..

– Я не верю тебе… – прошипел Бернард, прожигая взглядом некроманта. – Не верю ни одному проклятому слову, вложенному тобой в моего мальчика! Чего ты добиваешься, Белькастро?! Того, чтобы разбитое родительское сердце окончательно перестало биться?!

– Мне безразличны родительские чувства, – ответил равнодушно Орель. – Пути добра и зла пересекаются в точке справедливости, а я – господарь этого Перекрестка. Ты призвал меня для того, чтобы узнать правду о смерти сына, и я сдержу свое слово и раскрою истину. Даже несмотря на то, что она отвратительна.

– Ты не посмеешь.

– Посмею, Бернард, – поставил точку некромант. – Дело чести.

Сделав пару шагов вперед и остановившись среди вновь притихшей толпы, Орель осмотрелся по сторонам и повысил голос:

– Нет ли среди присутствующих здесь родственников Вендаи?

– Я ее сестра, господин, – робко подняла голубые глаза молодая девушка, нервно сжимающая пальцами ткань одежды.

– Может быть, у тебя найдется что-то, что принадлежало ей при жизни?

Девушка, утвердительно кивнув, нашарила глубокий карман и достала оттуда небольшое медное зеркальце, старинную семейную ценность, натертую до ослепительного блеска*. Некромант, тихо поблагодарив ее и приняв вещицу, зажег черную, оплавившуюся свечу звонким щелчком пальцев. Огонек горел перед его лицом, дымил, придавал бледной коже живой теплый оттенок. Орель смотрел на сияющую поверхность зеркала сквозь танцующее пламя, пытаясь поймать в отражении облик Вендаи, погибшей от безжалостной руки.

– На волшебный огонь поминальной свечи,

Сквозь барьеры зеркал, через время и боль,

Дух погибшей в мир света по зову приди,

Говорить только правду изволь.

Некромант, смахнув со лба испарину, задул свечу и почувствовал кожей холод. Прямо посреди залы в мгновение ока материализовался слабый, измученный страданиями бледный призрак Вендаи, рукой закрывающий колотую рану в груди. Она заметила пошатывающегося Эйка сразу же, тихо ахнула, узнав возлюбленного в том, во что превратили тело рыбы, вороны, зима и сама смерть. На ее полупрозрачных щеках серебром сияли дорожки горьких слез. Сестра покойницы заплакала в голос.

– Кто тебя убил, Вендая? – спросил Лис, стоя позади призрака. – Ты помнишь лицо этого человека?

– Первого слугу господина Бернарда не узнал бы лишь слепой, – слабым голосом ответила девушка и проплыла над полом к Эйку, обнимая его со спины. – Боги, я так мечтала, чтобы мы были счастливы!

– Вен-да-я…

– Убирайся отсюда, – процедил купец. – Забирай свои штучки и катись к чертовой матери с моего двора!

– Я не закончил, – оповестил его Орель, вынимая из сумки клубок серебряных ниток. – А ты оказался гораздо более жестоким человеком, чем я думал. Гонишь меня, обрекая тем самым собственного сына на вечные страдания между миром живых и миром мертвых. Откуда только в людских душах появилась такая тьма?..

– Ты…

– Замолчи, Бернард.

Связывая серебряной нитью руки влюбленных, Орель вспомнил об Эгане и последнем письме Ириды Блайс, полученном несколько дней назад. То письмо было коротким, но оно заставило его окончательно потерять покой и испытать неподдельную тревогу за жизнь мальчишки, с которым его связывала лишь вина за смерть Ариадны Урсу. Сложенная вчетверо бумага и сейчас покоилась в его кармане, однако он не мог найти объяснение тому, что носил ее с собой с тех самых пор, как получил. Что он испытывал к хольгеровскому бастарду? Что вообще можно испытывать к человеку, о котором почти ничего не знаешь?

«Киран желает ему смерти, а Ингрит отравляет жизнь своей ненавистью. После смерти Хольгера мальчик остался совсем один и не сбегает из замка лишь из-за сестры. Из всех мужчин на белом свете он полюбил тебя с первого взгляда – жестокого в своем равнодушии гордеца. Он никогда не сдастся, Орель. Он не перестанет приходить на Волчье озеро. И изображая тебя в сотый раз, он лишь укрепляет свое желание побороться за твою любовь…»

На втором клочке бумаги Орель в тот день увидел самого себя и ощутил, как в душе что-то едва ощутимо шевельнулось. Сейчас, завязывая узелки на руках умерших, он чувствовал, как это «что-то» становилось все более отчетливым.

– Дорогим серебром прочно связаны души,

И дорога ведет не к слезам, а домой,

Боль и страх лишь любви удается разрушить,

Возвращайтесь назад, обретая покой.

В абсолютной тишине был слышен только грохот оставшегося без души тела Эйка. Призрак Вендаи исчез, моментально испарившись в воздухе, словно созданная ярмарочным фокусником иллюзия. Отступил холод, погасли зажженные некромантом волшебные огоньки, и масляные лампы вновь загорелись привычным грязным светом. Все было окончено. Орель неторопливо собирал в дорожную сумку все, что успел из нее вытащить.

– Шестьсот монет чистым золотом, – напомнил Белькастро, перетягивая порезанную ладонь отрезком чистой ткани. – И ни грошом меньше.

– Считай своей наградой то, что я позволю тебе выйти отсюда живым, – скривившись, ответил купец, складывая на груди руки. – Пошевеливайся.

– Да что ты говоришь? – некромант мягко улыбнулся и вытащил из кармана склянку с купеческой кровью. – Не я назначал цену, Бернард. Но если ты не выполнишь свое обещание, я возьму больше, чем было написано твоей собственной рукой. Ценой отказа станет жизнь.

Бернард вскочил с кресла, схватился за покоившийся на бедре меч, обнажая остро отточенную сталь. Его глаза почернели от нахлынувшей ярости, и присутствующие снова отшатнулись к стенам, боясь проронить хотя бы слово.

– Ты немедленно покинешь мой дом и больше никогда не посмеешь переступить его порог! – взревел купец, окончательно потеряв самообладание. – Уноси ноги, пока я не снес твою чертову голову!

– Ты сделал свой выбор, – кивнул Орель. – Я никогда не отказываюсь от собственных слов.

Белькастро откупорил склянку. Что-то тихо шепнул. Он насыпал в кровь всего две щепотки – кладбищенскую землю и костную пыль. В то же мгновение сорвавшийся с места Бернард, схватившись за сердце, рухнул мертвым прямо у ног некроманта, выронив обнаженный меч из обессилевших рук.

– Шестьсот, – напомнил некромант. – Шестьсот золотых монет.

Пришедшая в себя купеческая вдова произнесла что-то слабым голосом, и почти сразу же в залу внесли увесистый мешок. Серебряный Лис, вежливо поклонившись женщине, надел перчатки, набросил на плечи плащ и, прихватив сумку и деньги, молча удалился из поместья.

Запрыгнув в седло и тронув бока Призрака, он покинул двор и больше не задержался в Грюнденберге ни на минуту.

Небо, роняя крупные ажурные снежинки, оплакивало навечно связанных серебряной нитью влюбленных, что обрели наконец долгожданный покой.

– А может быть, я все еще жив? Может быть, я действительно могу что-то чувствовать?..

Комментарий к Глава седьмая: «Кровь и золото»

* – в эпиграфе строки из стихотворения М.Ю. Лермонтова «Пусть я кого-нибудь люблю…». За эпиграф большое спасибо Nekofan! <3 Лучших строк для этой главы мне не удалось бы найти!

*Ромфея – древний вид двуручного оружия, которое в боях использовали фракийцы. У ромфеи длинная рукоять, однолезвийный клинок, изогнутый по образцу косы. Этим оружием можно как резать, так и колоть.

*Алебарда – древковое холодное оружие с комбинированным наконечником, который состоит из острия копья и топора с заточенным резным обухом.

*Наезанская соль – на самом деле этого минерала не существует в природе, поэтому я заимствую его из перечня алхимических ингредиентов вселенной Ведьмака.

* – я неспроста делаю сноску на блеск начищенных медных зеркал. Это может показаться странным, но, например, ордынские зеркала, изготовленные из меди в том же XIV веке, в котором происходит действие Вальса, фантастически четко отражают лица. Лично проверено! Не оставило равнодушным)

За исключением эпиграфа, все стихи написаны мной.

========== Глава восьмая: «Принятый вызов» ==========

«Не сплю,

А ночь перед боем

И даже героям страшно…»*

Когда Катарина бежала вверх по лестнице, тяжело дыша, ей казалось, что бешено стучащее сердце вот-вот выскочит из груди, а за спиной в мгновения ока вырастут сильные белые крылья. Она чувствовала, как горят её щёки, как в жилах кипит огненная молодая кровь; девочка не верила собственному счастью и спешила поделиться им с единственным человеком, которому было дело до её жизни. Страшила, чудовищный одноглазый пёс, не отставал и, вывалив мокрый язык из алой пасти, подметая хвостом ступеньки, спешил следом.

Рина схватилась за ручку, ни капли не церемонясь, распахнула знакомую дверь и почти ввалилась в неё бешеным вихрем с горящими карими глазами и растрепавшимися косами. Казалось, что от грохота стены пойдут трещинами, а со стола свалятся горы книг, бумаги и разномастного хлама. Страшила, завизжав и принявшись вилять задом, уже обнюхивал радостную Пургу, вскочившую с кровати бастарда белым чернооким облаком.

– Эган, чёрт возьми, она приняла их! Циара приняла цветы! – почти закричала Катарина, широко улыбаясь и с трудом отбиваясь от ласкающейся Пурги, предательски улизнувшей от Страшилы к девочке. – Это похоже на невероятный сон, только представь! Я целых два года добивалась её внимания, а теперь, теперь!.. Подожди-ка… Эган?..

Куница, почти не дыша, стоял перед ней полураздетым, спиной к стене, украшенной огромной волчьей шкурой. На его болезненно-бледном лице горели лишь потерянные глаза; в одной руке он сжимал грязную рваную рубашку в кровавых пятнах, в другой – связку длинных лент из светлой мягкой ткани. Дрожащие ноги бастарда подкашивались.

– Повернись ко мне спиной, братец, – тихо попросила Катарина, подходя к парню. – Не говори, что всё в порядке. Иначе я тебя ударю.

– Рина, пожалуйста, не нужно…

– Повернись, – твёрдо повторила девочка, нахмурившись.

Эган, вздохнув, медленно отодвинулся от стены и показал спину. Кожу украшали кровоточащие полосы, оставленные плетью совсем недавно. Бастард с трудом стоял на ногах, теперь тяжело дышал, кусал губы от горящей огнём боли, но всё равно держался. Больше всего он боялся, что о свежих ранах пронюхает Катарина, и его опасения так некстати воплотились в жизнь. От прикосновения её маленькой ладошки к собственному плечу парень вздрогнул и тихо ахнул.

– Однажды Киран заплатит за всё собственной кровью, – зло прошипела Рина, щуря тёмные глаза и сжимая руку в кулак. – Что на этот раз стукнуло ему в голову, Куница? Чего он опять от тебя добивается?!

– Ты не меньше моего знаешь, насколько Кирану важен авторитет княжества, – вздохнул Эган. – Он собирается устроить показательный турнир, Рина. Притащить туда кучу гостей, закатить пирушку и пролить немного крови. Знаешь ты и о том, какой неважный из Армана боец…

– И что с того? – не выдержала девочка.

– Я выйду на арену вместо Армана, чтобы избежать позора на весь род.

– А…

– А плети – предупреждение. Если я посмею сбежать, он убьёт сначала меня, а потом и Армана вместе с тобой. Будь уверена.

Катарина, с трудом сдержав жгущие глаза слёзы, взяла бастарда за руку и забрала лоскуты чистой ткани. Она чувствовала невозможную боль, когда вжималась лицом в грудь Куницы и слышала, как всё ещё бьётся его бойкое, сильное сердце, тёртое крупной солью бесконечных страданий. Она чувствовала несгибаемую волю и железный стержень внутри брата, его сумасшедшую отвагу и бесшабашную решимость. Девочка, заставив Эгана закончить на сегодня с геройствами, посадила его на край кровати, чтобы заняться ранами: смыть подсыхающую кровь и нанести ароматные мази, которыми он сам обычно пользовался всякий раз, когда калечил руки при стрельбе и фехтовании. Она старательно бинтовала разодранные полосы, а Пурга и Страшила смотрели на хозяев тоскливыми глазами, понимающими всё и без лишних слов. За окнами стоял хмурый зимний полдень.

Белая чайка, понаблюдав за княжескими отпрысками, взмыла в серое небо и исчезла, словно неуловимый призрак. Лишь пёрышко, медленно кружась, падало на истоптанную конскими копытами мёрзлую землю.

А ведь раньше между Арманом и Эганом стояла непробиваемая стена ненависти… Наследник княжеского престола был мальчиком злым и эгоистичным; унаследовав тяжелый характер матери, этот голубоглазый капризный щенок часто строил козни против бастарда, превращая его и без того сложную жизнь в череду бесконечных проблем. Всякий раз, когда Хольгер покидал замковый двор, Ингрит не сдерживалась в выражениях и науськивала родных детей против мальчика от чужой оборванки-женщины, что собирала травы и ягоды, разговаривала с животными и в кровь стаптывала ноги, бродя по окрестным лесам в изношенных одеждах. «Этот ребёнок ненормальный, – поучала Ингрит шестилетнего Армана, держа его на коленках и указывая на Эгана десяти лет отроду. – Держись от него подальше, малыш, ведьма-мать научила его чёрному колдовству! Если не хочешь превратиться в мерзкую жабу, запомни мои слова!»

И Арман запомнил. Запомнил надолго, как и яркие картинки в отцовской книге про страшных чудовищ. И хотя слова матери вселяли в него ужас, со временем ему всё чаще начинало казаться, что парень ничем не напоминает ему нарисованных в книжке колдунов. Он не носил подбитый роскошными мехами чёрный плащ, не держал в руке магический посох, его глаза не горели сверхъестественным пламенем. Когда Эган проходил мимо цветов, они не вяли, не осыпались на землю пеплом, а животные, увидев его, не бежали врассыпную, напротив – тянулись к рукам за теплом и нежной лаской. Сколько бы Арман ни старался испортить жизнь бастарда, тот, вновь споткнувшись о ловушку младшего сводного брата и разбив коленку, лишь улыбался, вставал и шёл дальше. Отпив разбавленного вина*, куда наследник успел щедро насыпать соли, юный Куница лишь рассмеялся и подивился тому, что вновь попался на уловку.

Арман лишь качал головой и решительно отказывался понимать, что в Эгане не так: разве что неиссякаемая доброта никак не вписывалась в рамки привычного для озлобленного мальчишки. Каково же было его удивление, когда на сторону Куницы переметнулась Катарина и не превратилась впоследствии в жабу. Даже строгая Кардель, их старшая сестра, не успевшая пока выйти замуж за князя соседних земель, с теплом относилась к мальчику и всячески его оберегала от гнева Ингрит.

А потом случилось непредвиденное. Городские мальчишки, выловившие тринадцатилетнего княжича на ярмарке и прижавшие его в закоулке за длинный злой язык, собирались пересчитать нахалёнку кости и отобрать все монеты до последнего грошика. Арман уже приготовился получать тумаки, зажмурился, забившись в угол, как услышал знакомый голос и поднял взгляд на появившегося Куницу. В тот день семнадцатилетний Эган спас младшего брата от унижения и сохранил случившееся в глубокой тайне. Он был готов пожертвовать собой ради княжича три года назад. Он не сомневался в правильности своего решения и сейчас, в минуту, когда на его свежие раны легли бинты.

И Эган, и Киран знали, что Арман не боец. Несмотря на то, что Имран, жуткого вида капитан стражи, сдирал с него три шкуры и до одури гонял с клинком, парень не обладал ни скоростью, ни интуицией, ни силой. Он на редкость паршиво стрелял, кое-как держался в седле и уделял больше времени девушкам и вину, нежели тренировкам. В отличие от него, Куница великолепно управлялся с конём, метко бил из лука и владел излюбленным копьём. Нет, бой княжича на арене перед глазами десятков гостей, среди которых и будущие союзники могут оказаться, станет провалом и позором для отличившегося в сражениях рода Скурта. На турнир полагается выходить в шлеме, подмены никто не заметит, даже если тот слетит с головы – сводные братья одинаковы в комплекции и отдалённо похожи, а поединок… Что же, Имран не просто так потратил на бастарда десять лет тяжелых тренировок.

Эган не стал говорить о том, что прежде всего Киран Варезе желал получить расположение Флориана Бесса, богатого неженатого князя, чьи виски давно тронула прожитыми годами седина. Выдав Катарину замуж, регент станет на шаг ближе к тому, чтобы уничтожить весь род Скурта и присвоить себе земли, золото и власть. Выдав Катарину замуж, регент непременно прикончит оставшихся.

– Вот так-то, – кивнула девочка, закончив с перевязкой. Теперь в комнатке пахло не только сеном, псиной и яблочным сидром, но и травяной мазью. – А теперь, братец, укладывайся-ка ты в постель и набирайся сил. Сын Хольгера не может проиграть на арене. Я буду молиться Богам за твою победу, Куница.

– Спасибо, Рина, – прошептал Эган и, улёгшись на живот, моментально провалился в глубокий, лишённый сновидений сон.

Впервые за долгое время…

***

– Этот конь – лучший из всех, с какими работал мой отец, и, надеюсь, он убьёт меня за такое скромное заимствование не сразу, – нервно усмехнулся Гектор Счастливая Карта, почёсывая рыжий затылок. – Чёрт, дружище, влип ты по самое не хочу! Конечно, твой лук весьма хорош, копьё идеально сбалансировано, а уверенности в тебе через край, но… но будь осторожен, брат. Выиграешь ты или проиграешь – всё равно обязательно напьёмся! И не какого-нибудь там сидра, а чего-нибудь покрепче. Усёк?

Эган кивнул и натянуто улыбнулся, впрочем, под тяжёлым шлемом, украшенным длинным конским хвостом, этого не было видно. Ближайшие слуги Кирана облачили его в доспех, сковывающий движения. Ему мешало абсолютно всё: неподъёмность железа, длинный плащ цвета струпьев бычьей крови, непривычный композитный* лук. Лишь избавившись от людей регента, Эган попросил Гектора облегчить его амуницию и снять латы, оставив лишь кирасу*. Теперь его руки были совершенно свободны, что позволит сносно стрелять, управлять конём и держать копьё. Зная Армана, плевать на приказы Варезе можно с высокой башни. Княжич с удовольствием нарушал установленные Кираном правила.

Выдохнув, Куница запрыгнул в седло и ослабил фибулу плаща, намереваясь сорвать его к чёрту при первой возможности. Прекрасные дамы любили столь же прекрасных мужчин, облачённых в сияющие доспехи и роскошь плащей, но парень оставался равнодушным к вздохам нежных созданий. Сейчас для него главное – выдержать бой, одолеть соперников и, сбросив с себя кирасу, сорваться на Волчье озеро, чтобы снова попытать счастья.

– Не подведи, Куница, – произнёс ему в спину Картёжник, всё-таки привязав к седлу мешочек со своими счастливыми игральными костями. – Докажи Варезе, что с тобой стоит считаться.

Эган, махнув ему рукой на прощание, тронул конские бока аккурат под рёв рога и оглушительный вой рукоплещущей, впавшей в буйство толпы. Одновременно на арену выезжали его соперники – лучшие воины Кирана и превосходные бойцы, прибывшие с князьями из других земель. Их было семеро. Облачённые в железо мужчины на боевых конях по большей части годились Кунице в отцы и побывали не в одном и не в двух сражениях, прежде чем оказались на поле для турнира. В этот момент Скурта понял, что регент желал не только отстоять честь рода, отстранив от битвы молодого Армана. Регент надеялся, что по счастливой случайности совсем ещё зелёный бастард погибнет на испытании.

– Старики нажили в боях десятки шрамов, но пусть попробуют они управиться с конём лучше, чем я, – тихонько прошептал бастард, прищурившись. – На моей стороне ловкость, скорость и капелька материнской магии, которую не распознает ни один чародей. Может быть, я действительно грязнокровка. Но я никогда и ни за что не сдамся, пока Катарине угрожает опасность, а ты, Орель, всё ещё бежишь от меня…

Едва воины выстроились в ровный ряд, над ареной воцарилась могильная тишина. Слышно было, как хрипят отдалённо старые вороны, как едва различимый ветер трепет ткань флагов и штандартов*. Среди толпы была отчётливо видна ложа, кою занимали князья и их жёны, высокопоставленные гости, в лица которых Эган не счёл нужным всматриваться. Чуть ниже располагались молодые невесты благородных кровей, окружённые няньками, а остальные ряды заполнили слуги, городские купцы, путешественники и простые зеваки. Небо по-прежнему оставалось пасмурным. Выряженный шутом герольд, выскочив на арену, оглушительно заголосил:

– Благородные господа и дамы, двадцать восьмой турнир от имени достопочтенного Кирана Варезе объявляется открытым! Путь бравым воинам сопутствует лишь удача, и сражение определит лучшего из лучших!

– Как всегда излишне высокопарно, – недовольно пробормотал Орель, откровенно скучая и рассматривая воинов. – Ирида, однажды ты поплатишься за то, что оторвала меня от дел и притащила на это посмешище.

Ирида, хитро прищурившись, улыбнулась. Она выглядела роскошно, как и всегда. Облачённая в платье цвета Седого моря, в шубку из меха песца, сияющая украшениями из глубоководного жемчуга и лунного камня, она приковывала десятки взглядов. А ещё она была в прекрасном настроении, потому что её план шёл как по маслу. Не без боя, но Орель всё-таки согласился выбраться в свет, не подозревая даже о том, что вместо Армана Скурты на арену выйдет Куница. Он и сейчас смотрел на него, на собравшегося сражаться налегке лихача. Смотрел и сокрушённо качал головой: кажется, скоро станет на один труп больше.

– Не будь таким занудой, – сидящий рядом с некромантом мужчина опустил руку на его плечо. – Становишься похожим на Аделарда.

– Закрой рот, Риган.

– Слушаю и повинуюсь, мой бесценный друг.

Они и вправду были близкими друзьями, знакомыми с детства. Риган Тэлерик слыл талантливым чародеем, орудующим боевыми чарами не хуже прославленного Ифрита, что после себя оставлял лишь черноту пожарищ и серый пепел. Голубоглазый, с волосами цвета червонного золота, вечно улыбающийся и шебутной Риган являлся тем, кто однажды помог Орелю сбежать из-под власти Аделарда Кассиндера, когда стало совсем невмоготу. Он же был когда-то его первым любовником. Они редко вспоминали о былых временах с тех пор, как Белькастро ступил на путь случайных связей, а Риган женился на именитой чародейке, но, тем не менее, Лис ценил Тэлерика, а Тэлерик – Лиса.

– Смотрите, они начинают! – хлопнула в ладоши Ирида Блайс, обращая внимание мужчин на то, что происходило на арене. – Сейчас начнётся стрельба!

Орель, тихо вздохнув и почувствовав, как его снова настигает головная боль, всё же устремил взгляд на воинов. Арена растягивалась более чем на восемьдесят метров, и примерно с такого расстояния соревнующимся предстояло выпускать стремительные стрелы из тяжелых композитных луков. Белькастро прекрасно понимал, почему мужчины с таким трудом поражали цель на другом конце поля. Привлекая восторженные глазки девушек сиянием роскошных доспехов, прожжённые вояки обливались потом, пытаясь развернуться, натянуть тетиву и прострелить мишень. Стрелы со звонким свистом срывались в полёт, резали воздух, как раскалённый нож кусок масла, однако либо уходили вниз и вонзались лишь в край цели, либо замирали на полпути и прошивали мёрзлую землю.

Однако последний воин, видимо, больше заботился об успехе, нежели о внешнем виде.

На нём была лишь кираса и тяжелый шлем; приняв из рук оружейника великолепный композитный лук, стрелок, расстегнув фибулу и бросив богатый плащ прямо под ноги, легко вскинул оружие, натянул тетиву и выпустил стрелу, моментально поразившую самый центр мишени. Толпа зрителей ахнула и взорвалась аплодисментами. Воин, не обращая никакого внимания на томные взгляды девушек и одобрительные крики солдатни, выпустил ещё одну стрелу и вновь поразил цель. Он сделал это и в третий раз, почти играючи, а соперники провожали его ненавидящими взглядами, сжимая кулаки и горя желанием поскорее сразиться с ним один на один.

– А он весьма неплох, хоть и совсем мальчишка, – заметил Риган, наблюдая за движениями лучника.

– Арман подаёт большие надежды, – съехидничала Ирида Блайс, глядя на лицо Ореля. Тот, забыв о былом скепсисе, с неподдельным интересом смотрел на происходящее.

***

Эган пытался успокоиться.

Безупречно справившись с испытанием, он понимал, что следующее окажется куда более трудным. Куница привык скакать верхом на верном Плешике, но предоставленный Гектором конь оказался норовистым и неспокойным. Ему предстояло сделать почти невозможное: заставить животное слушаться, будто бы они были знакомы уже несколько лет, и парню ничего не оставалось, кроме как прибегнуть к старым фокусам.

Оседлав пляшущего на месте коня, великолепного скакуна цвета беспробудной ночи, Скурта прикоснулся к его шее и одними губами произнёс формулу. В воздухе едва заметно запахло дождём; никто из присутствующих не заметил никаких изменений, однако вороной зверь внезапно успокоился и стал послушнее пристыженного ребёнка, повинующегося до поры до времени всем требованиям взрослого.

– А теперь не подведи меня, красавчик, и я лично задам тебе щедрую порцию овса, – торжествующе усмехнулся Эган, чувствуя, как конь беспрекословно подчиняется каждому его жесту.

Всадники, ударив по лошадиным бокам, по очереди сорвались в сумасшедшую скачку по арене, перемахивая через наколдованные Иридой рвы с жидкой грязью, пылающие стены, каменные изгороди и высокие планки…

И всё шло не так, как хотелось соревнующимся. Испытание оказалось сложнее, чем могло показаться.

Первый же конь, не набрав достаточной скорости, задел задними ногами деревянную рейку, и та повалилась наземь, лишая мужчину преимущества; хрипя, зверь летел вперёд, подгоняемый ударами хлыста, однако, преодолев почти весь путь, он словно вкопанный встал у огненной стены и оглушительно завизжал. Сколько бы ни бил животное всадник, оно не двигалось с места, а потом и вовсе взбесилось; встав на дыбы, ударив передними копытами воздух, скакун рухнул на землю спиной и придавил наездника.

Хруст ломаемой ноги был слышен даже на верхних рядах.

Не менее приятная участь постигла и другого всадника. Его белоснежная, сияющая богатой амуницией кобыла не боялась огня и потрясающе слушалась, легко маневрируя на арене, но в какой-то момент всё пошло под откос, и она, оттолкнувшись от мёрзлой земли, рухнула в жидкую грязь по самое брюхо, визжа и мотая породистой головой. Создавалось впечатление, что кто-то способствует неудачам соперников, и Ирида лишь скоромно улыбалась, наблюдая за тем, как её скромное вмешательство доводит воинов до приступов неконтролируемого бешенства.

– Твои штучки становятся всё более заметными, – тактично шепнул Орель чародейке, не отводя глаз от сорвавшегося с места «Армана», подгоняющего коня жёсткими ударами хлыста. – Если кто-то заметит эти фокусы, тебя вышвырнут со двора.

– О, дорогой, это всего лишь приказ Варезе, – мягко ответила Блайс и перевела взгляд на вороного коня, легко перемахнувшего чрез пылающую стену. – Что думаешь о нём? Впечатляет.

– Он великолепно держится, но всё же такому импульсивному мальчишке нужен куда более резвый конь. Чёрт возьми, и вправду впечатляет. Здесь точно нет твоих чар, Чайка?

– Ни капли, мой друг, ни капли.

Ирида не солгала Орелю. Она понимала, что Эган всё ещё не заметил его в толпе, и потому лишь сильнее поражалась способностям юноши, который ни секунды не пытался покрасоваться. Куница отчаянно сражался за победу, гнал коня, не жалея ни себя, ни своего хрипящего скакуна; он финишировал с отличным результатом, и теперь равнодушно наблюдал за тем, как проходили испытание последние участники…

…Рёв рога объявлял о последнем испытании – самом сложном, непредсказуемом и опасном из всех, что были до этого момента. На арене вовсю гремели танцы, позволяющие зрителям немного расслабиться, а воинам собраться с силами. Эган, привалившись боком к холодной стене, смотрел на выряженных, гомонящих танцоров, отжигавших дикие пляски; он почти одержимо сжимал в руке лёгкое, отточенное, словно бритва, копьё, он думал лишь о победе и пытался угадать, с кем ему выпадет участь сразиться.

Куница не сомневался в том, что воины наплюют на правила и попытаются его убить. Арена уже давно не помнила тех времён, когда двадцатилетний щенок позволял себе обскакать бывалых рубак, закалённый в крови и железе.

Момент истины настал.

– Жребий брошен! – голосил герольд, надрываясь, – Судьба сделала свой выбор! В бою сойдутся Арман Скурта и…

«Арман», вновь запрыгнув на скакуна, вылетел на мёрзлое, окружённое десятками зрителей поле, делая традиционный круг в стремительном галопе. Он держался в седле так легко, будто родился верхом на лошади, а копьё всегда было продолжением его правой руки. Когда он мчался, конский хвост, украшавший его шлем, развевался тёмным шлейфом.

– … И благородный господин Панкрас Алестер! Пусть битва будет честной, а воины проявят благородство и мастерство! Поединок начнётся по сигналу рога, а проигравшим окажется тот, кто первым окажется на земле!

– Чудовищно, – неверяще произнесла Ирида, глядя на двухметрового, закованного в латы воина на гигантском коне. В руках Панкраса блестел, отражая пасмурный свет, тяжёлый фламберг*. – Это уму непостижимо…

– Панкрас силён и внушительно огромен, – кивнул Риган, – но мальчишка ловок и быстр, как молния. Избавившись от брони и вооружившись копьём, он приобрёл серьёзное преимущество. Это будет интересный бой.

Звук рога сотряс воздух, и воины, расположившиеся на противоположных концах арены, сорвались с места. От визга лошадей и лязга стали о сталь Блайс почувствовала, как к горлу подступает тошнота. Она не рассчитывала, что жребий выпадет именно так, и Эгану придётся сразиться с самым сильным соперником из всех, кто мог ему встретиться.

На арене воцарилась гробовая тишина. Один пропущенный удар – и для Куницы всё будет кончено…

– Ну и ну, – покачал головой Орель, когда «Арман» вновь отразил удар фламберга, скользнув лезвием о лезвие со звонким лязгом и развернув коня на сумасшедшей скорости. – Если у Хольгера подрастает такая замена, о будущем княжества и его людей можно не беспокоиться.

– Парень творит чудеса, – прошептал ошеломлённый Риган, видя очередной выпад юного бойца. – У Панкраса почти нет шансов.

Эган чувствовал, что близок к победе.