Текст книги "Вальс на костях (СИ)"

Автор книги: Алексей Скуратов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 20 страниц)

Он не знал, что ему придется провести не одну ночь на безжизненном берегу, где слышен плеск чистейших вод, скрывающих древний волшебный город, и тихое пение асрай*.

***

– Доставь письмо Ириде Блайс, – тихо произнес некромант, привязывая сверток с личной печатью к лапке сокола, сияющего золотыми глазками. – Поторопись. Дело срочное.

Сокол стремительно вылетел в раскрытое окно и спустя считанные мгновения превратился в темную точку на фоне неба в цветах вечерних сумерек. Вскоре исчезла и она, слившись с подступающим мороком. Хозяин поместья уже в который раз посмотрел на бумагу, исписанную фиолетовыми чернилами, задержал взгляд на розе в углу листа и прошелся по комнате, напряженно думая. Полы шелкового халата чуть слышно прошуршали. Шут и Чума, растянувшиеся у камина, протестующее заголосили, требуя внимания к своим кошачьим персонам.

В этот момент Орель не услышал бы и криков умирающих, четвертуемых в рассветный час на главной площади в богатом Вальдэгоре.

Некромант чувствовал запах, исходящий от мятой бумаги. Точно такой же запах, который он ощущал, встретившись с бастардом – до смерти перепуганным и замерзшим, как южный цветок на лютом морозе. Лошадиный пот, псина, душок страха, полынь, сено и ветер. Настоящая юность, пышущее силой тело, тот живой взгляд карих глаз с янтарным отблеском… Но была в той мешанине ароматов очень странная, сбивающая с толку примесь, которую он уже встречал однажды. Парень пах магией. Ни на что не похожей магией. А если Орель Белькастро чего-то не понимал в своей жизни, то это напрочь лишало его покоя и выводило из себя, доводя до белого каления, припадков намеренной жестокости и опасного бешенства. Чума, потянувшись, вальяжно проплыла по комнате черным призраком и принялась настойчиво тереться о хозяйские ноги, распевая низко мурчащие песни. Некромант, выдохнув, поднял кошку на руки и присел на край кровати, хмуря брови и морщась. Эта головоломка в лице мальчишки со странной эманацией* сводила его с ума.

– Знаешь, Чума, – на свой манер тихо заговорил Орель, почесывая мягкий кошачий загривок, – я точно когда-то ощущал нечто подобное, клянусь тебе собственной головой. Меня тошнит от ощущения, что ответ на многие вопросы касательно мальчика лежит под носом. Будет замечательно, если Ирида поторопится.

Лохматый кот по имени Шут, до глубины души оскорбленный недостаточным вниманием к своей усатой персоне, присоединился к образовавшейся компании и юркнул под руку некроманта, тычась холодным мокрым носом в ладонь, словно пес. Белькастро кисло улыбнулся и, бросив равнодушный взгляд на чернеющее окно, лег в кровать, внезапно вспомнив, что так и не уснул после встречи с незваным гостем. Удивительно, но ему совершенно не хотелось отдыхать. Лишь головная боль давила на черепную коробку, излишне раздражая и подбрасывая поводы для недовольства.

– Скурта, Скурта, Скурта… – прошептал некромант. – Хольгер Скурта… Тот образцовый князёк, мелкая сошка с благородной душой воина. Жена, наследнички и красивая смерть в бою… Почему мне кажется, что я упускаю что-то принципиально важное? Никогда не слышал о бастардах в их роду. Надо бы чаще расспрашивать Ириду о местных сплетнях. Как считаешь, Шут?

Шут утвердительно мявкнул и, забравшись на хозяйскую грудь, пустил когти в серебро шелкового халата. Дорогую ткань, струящуюся прохладой, украсили затяжки и торчащие нитки. Орель прикрыл рукой глаза, чувствуя, как головная боль неумолимо усиливается, отчаянно пульсируя и покалывая острыми кончиками пары сотен иголок. А ведь он даже не колдовал последние сутки! Что с ним станет, если придется снова призвать Силу?.. Нашарив в кармане граненый флакончик, переливающийся сиренью и перламутром, некромант сделал крохотный глоток, морщась от осточертевшего вкуса. Да, так, определенно, станет легче. Не сразу, конечно, но лучше синица в рукаве, чем журавль в небе. Сквозь комнату проплыл безликий призрак, оставивший холодный след смерти на украшенной старинной гравюрой стене. Некромант знал, что сейчас, после принятого эликсира, его глаза заполняются жемчужной белизной, страшно мерцающей в темноте.

– Я точно знаю о нем что-то, – произнес Орель, чувствуя, как перед глазами вихрится муть от принятого снадобья, парой капель которого можно убить дюжину лишенных чародейского дара людей. За долгие годы своей жизни он так и не смог побороть аллергию на магию, вынуждающую постоянно поддерживать организм. – Этот мальчик… Он будто и сам не понимает, что за Сила плещется в его теле, заполняя эманационные пути… Даже самый искусный чародей не проникнет в мое поместье незамеченным, а простой человек, сломав замок, войдет лишь в покосившийся домишко, скрипящий обветшалыми стенками. Что же ты такое, бастард? Что ты такое, раз все призраки этих стен приняли тебя за равного?.. Не ищи со мной встречи, ибо ничем хорошим это для тебя не кончится, юный Куница. Поверь Серебряному Лису. Серебряный Лис знает себя уже много лет.

***

– Ах, вы! Сукины дети! – взревел дородный старик, пытаясь подняться на ноги и схватиться за топор. – Поубиваю к чертовой матери, выродки этакие!

– Да ты никак совсем рехнулась! – ахнул Эган, пытаясь угнаться за младшей сестрой. Он уже почти не слышал, что кричит им вслед торговец рыбы, чей лоток они успешно перевернули, но отчетливо ощущал, как ухает сердце в груди и горят от стыда кончики ушей. Катарина звучно смеялась, поддразнивала парня «трусишкой» и гнала лошадь по узкой улочке, где едва разойдется пара конных. Они не разошлись, в любом случае, и теперь торгашу до вечера придется собирать с истоптанного снега одеревеневших на морозе рыбин, выпучивших неподвижные глаза и раскрывших рты.

– Подгоняй свою клячу, Куница! Не то снова проиграешь!

– Карман шире держи!

– Много болтаешь!

Катарина, ударив бока вороной кобылы Фурии, помчалась вперед по улочке, вынуждая прохожих вжиматься спинами в стены домов, и Эган рванул следом, подстегивая глупого мерина плетью. От грохота копыт, долбящих по заснеженной дорожке, в богатых домах дребезжал начищенный хрусталь, а в хибарках поскромнее стучали боками глиняные горшки. Фурия с храпом вильнула задом и резко взяла вправо, поворачивая к установленному финишу – входу на пышную ярмарку, что разбрасывала цветные шатры и искрящиеся побрякушками лавочки каждую зиму. Парень едва вписался в поворот и чуть не вылетел из седла, но чудом удержался и помчался за сестрой, стремительно сокращая расстояние. От морозного ветра слезились глаза и закладывало уши. Нет, сегодня он точно опередит эту юную пустельгу*!

Его мерин, разогнавшись, держал завидный темп и летел, как выпущенная стрела, рассекающая серебристым наконечником ледяной воздух. Совсем скоро он подберется к Катарине так близко, что до ее спины можно будет дотянуться рукой! Бастард был уже на волосок от победы, как вдруг вскрикнул и натянул поводья, поднимая своего Плешика* на дыбы. Плешик завизжал, как сумасшедший, замотал головой, начал заваливаться назад, заплясал на задних ногах, молотя передними в воздухе. Эган рванул поводья и, удержавшись в седле, больно ударился вместе со скакуном, влетевшим в каменную стену пепельно-серым боком. Выскочивший на дорогу в такой неподходящий момент мальчик расплакался, сжимая ручонками в затасканных рукавичках ушибленную коленку.

– Эй, птаха! – окликнул его Куница, кое-как выбравшись из седла и, хромая, добравшись до мальчишки. – Ты не убился?

Тот громко всхлипнул носом и стыдливо смахнул с грязных щек соль выступивших слез.

– Куда ж ты такой вылез, щеглёнок? Перед собой смотреть надо! А если бы я тебя задавил, ну? Но-но, не реви! Слушай, ты меня прости, парень!

Мальчик, вжимаясь лицом в плечо бастарда и чувствуя, как чужие пальцы успокаивающе треплют его спутавшиеся волосы, быстро перестал дрожать. Вскоре он совсем успокоился, напрочь позабыв об ушибленной коленке и том, как еще пару минут назад едва не попал под копыта. Катарина, развернув Фурию, быстро настигла их и теперь уже вместе со старшим братом прижала к себе незадачливого щеглёнка. Тот наконец рассмеялся и выпутался из двух пар рук, утирая лицо, а потом и вовсе убежал по своим делам, как юркий мышонок.

– Ты же понимаешь, что все равно проиграл? – подняла бровь Катарина, поднимаясь со снега и отряхивая одежду.

Эган обреченно кивнул и, привязав Плешика к коновязи, поплелся рядом с сестрой на голосящую сотнями ртов ярмарку, уже разбросавшую свои шатры и открывшую чудные лавочки. Он заметно прихрамывал. Девочка довольно ухмыльнулась, толкнула старшего брата в плечо:

– И не делай таких мин, пожалуйста! Тебя не украшает! А теперь, пока мы будем искать мои любимые карамельные орешки, за которые ты, конечно же, заплатишь, расскажи: кого же ты все-таки встретил в том лесу, Эган? Из-за кого ты на этот раз так вздыхаешь? Уже и не помню тебя таким, братец. Темнишь.

Бастард нахмурился, но утаивать от сующей нос во все его интрижки сестры уже ничего не хотел. Даже если он промолчит сейчас, эта хитрющая пустельга обязательно развяжет ему язык чуть позднее и вывернет всю душу наизнанку, прежде чем успокоится.

– Ну? Ты будешь рассказывать или мне до утра ждать? Я вся внимание, – напомнила девочка, поправляя растрепанную косу.

– Я не могу рассказать о нем много, – вздохнул наконец Эган, уже видя вдалеке торговца обжаренными в карамели орешками, которые он пообещал сестре за победу в споре. – Он мне даже имени своего не назвал. Понятия не имею, встречу ли я его хоть когда-нибудь снова. А хотелось бы.

– Так понравился?

– Спрашиваешь! Даже молодые княжичи из окружения Кирана вряд ли смогут с ним потягаться! Выхоленный, как чистокровный жеребец, молодой, осанистый и холодный, как горный лед. Его хочется разгадать, понимаешь? Я каждую ночь вижу во сне его равнодушные серые глаза. Он не человек, Рина. Он как минимум чародей. Прямо как Ирида Блайс. Но, знаешь, я почти не сомневаюсь, что…

Катарина Скурта остановилась, взяла брата за руку и посмотрела в его глаза. Точно такие же, как у их отца, покойного Хольгера, как и у нее самой – большие, глубокие, карие, с плещущимся янтарем внутри. Она видела, что Куница мечется из стороны в сторону, как пойманная в сети водяная нимфа. Что ему по-человечески страшно и в то же время любопытно. А еще – обидно. Обидно, что тот некто отрезал все пути, ведущие к себе, и даже не представился.

– Но «что»?

Эган закусил губу и медленно вдохнул, а затем, наклонившись к ушку девочки, тихо прошептал, боясь ненужных взглядов или, того хуже, настоящей опалы:

– Я почти не сомневаюсь, что тот мужчина некромант.

Он ожидал чего угодно: порицания сестры, оплеухи, ее страха или презрения. Она могла просто оборвать его на полуслове, развернуться и уйти, напакостить ему на досуге, но Катарина, эта бесстрашная девочка пятнадцати лет, прошедшая с Куницей огонь и воду, только улыбнулась и удовлетворенно кивнула головой:

– Просто будь осторожнее и слушай свое сердце.

Конечно же, Рина Скурта потребовала у Эгана целый мешочек орешков, за который он выгреб почти все имевшиеся у него в карманах деньги, но потом, сжалившись, все-таки поделилась. Они шли по ярмарочным рядам и не без любопытства рассматривали товары лавочников из самых отдаленных уголков Северной империи. Глаза разбегались: чего тут только не было! Шелковые перчатки и батистовые платочки, кольца, сережки и ожерелья, полуторные мечи из лучшей стали и метательные ножи с идеальной балансировкой, ломтики сушеных фруктов в сахарной пудре, богатые ткани, фибулы*, конские сбруи, лучшие луки. Здесь продавали чудесных статных коней, цена за которых заставляла холодеть изнутри, здесь показывали в плену зачарованных клеток настоящих фениксов и фальшивых единорогов, понуривших белые головы к нераздвоенным копытам*. Катарина довольно хрустела орешками и мычала под нос избитый мотив. Эган крутил головой, отчего-то надеясь увидеть лицо безымянного хозяина мрачного поместья, по швам идущего от заполнивших его костей, призраков и нежных белоснежных роз.

– А что твоя Циара? – спросил Куница, вспомнив немую девушку, прислуживающую в замке Скурта. Уроженка Юга с фамилией Тервель ранила душу его несчастной сестры вот уже второй год, не отвечая и толикой взаимности на чувства княжны.

– «Моя» Циара совсем на меня не смотрит, – вздохнула девочка и убрала за ухо выбившуюся прядку. – Но, знаешь, ведь уже довольно скоро на небо взойдет полная зимняя луна и пробудит своим светом снежные цветы! А ты прекрасно знаешь, что…

– Букет снежных цветов, собранный в зимнее полнолуние, покорит любое сердце, – закончил Эган, улыбаясь. – О, Рина, смотри! Там предлагают поразить пару мишеней из лука, а у меня как раз осталась мелочевка. Пошли, поставлю тех неумех на их законное место!

Монеты зазвенели, прокатившись по обшарпанному столу хозяина развлечения, и уютно прижились в его тугом кошельке. Бастард, хитро усмехнувшись, взвесил в руке отличный кленовый лук и выбрал из колчана три стройных стрелы, похожих друг на друга, как сестры от одной матери. Мишень стояла в тридцати шагах от него – человекоподобный мешок с угольным кругом на внушительном пузатом теле. Эган натянул тетиву, выдохнул. Разжал пальцы.

Стрела со свистом поразила самое сердце мишени, и наблюдающие за ним молодые парни, охотники и балагуры, присвистнули, кое-что слыша прежде о талантах молодого бастарда. Он прицелился снова и спустил тетиву быстрее, чем в прошлый раз, но с тем же успехом: вторая цель была поражена так же безупречно, как и предыдущая. Катарина не без удовольствия наблюдала за тем, как ее брат мастерски управлялся с луком. А еще она гордилась, что именно он, один из лучших стрелков княжества, учит ее столь тонкому ремеслу втайне от строгой матери и предвзятого отчима. Назло высокомерному Арману. К разочарованию старшей сестры Кардели Скурта-Марано.

Эган поднял лук в третий раз, медленно выдохнул, нашел глазами последнюю мишень. Он готов был спустить тетиву, победить, забрать свой выигрыш, как вдруг дернулся и промазал, угодив стрелой в мерзлую, укутанную снегом землю. Наблюдающие за ним парни охнули от неожиданности. Катарина изумленно вздохнула. Даже хозяин лавки развлечений покачал головой, недоумевая, когда парень, подававший такие надежды, вдруг сделал столь неудачный выстрел.

А Куница, забыв собственное имя, уронил в ноги лук и смотрел на то, как облаченный в светлый плащ всадник на белоснежном коне теряется в пестроте ярмарки. Кто-нибудь мог бы сказать: «В этих землях можно встретить как минимум сотню мужчин на белых лошадях. Даже облаченных в богатый плащ и меха рыси». Но Эган точно знал, что только у одного есть столь отрешенные серые глаза.

Когда он вспомнил, как дышать, и решился броситься следом, всадник уже исчез, словно белое наваждение. Деньги бастард проиграл.

Однако гораздо важнее то, что он уже во второй раз упустил шанс узнать имя Серебряного Лиса.

Комментарий к Глава вторая: «Белое наваждение»

* – в эпиграфе песня Тэм Гринхилл «Черный ветер».

* Асрая – шотландская водяная фэйри, обитающая в глубоких озерах. Больше всего асраи любят лунный свет и ненавидят человека. Они обитали в Волчьем озере еще в адептовских главах.

* Эманация – в данном контексте магические колебания, чародейское излучение, «фон» чар.

* Пустельга – хищная птица.

* Плешик – от слова «плешивый» :) Нет, мерин Эгана не пошел плешью в прямом смысле, эту кличку он получил за пепельно-серую расцветку, играющую тонами и пятнами)

* Фибула – застежка для одежды, также выполняющая роль украшения. Фибулой очень удобно закреплять плащ.

* Единороги в клетках были ненастоящими именно потому, что опускали головы к нераздвоенным копытам. Чаще всего этих сказочных существ изображают с раздвоенными «козьими» копытами.

========== Глава третья: «Отголоски прошлого» ==========

«Иду, как в тумане,

Услышав едва твой голос вдали.

Как море,

Как тайна

Меня за тобой

Идти он манит,

Ты сон мой…»*

Когда он раскрыл глаза, сбегая от объятий сна, за окном только лишь тлели зимние утренние сумерки – приглушенный кобальт неба и молочная муть густеющих облаков. Хотя бледное солнце и подбиралось робко к мрачной линии горизонта на востоке, оно обещало утонуть до конца дня в тяжелых тучах, наверняка несущих очередной снегопад. Орель не мог вспомнить, когда заснул этой ночью. Он не без сожаления окинул взглядом пустующую половину кровати, кое-как поднялся в постели, потирая виски и беспокоя растянувшихся на мехах котов. Не лучшее начало дня.

Некромант заметил, что в вазе не сменили воду для благоухающих нежным ароматом роз – значит, малышка Филиппа все еще нежится под одеялами, и сам он в который раз открыл глаза чуть свет. А еще он заметил, что стук в дверь ему не померещился во сне. Орель вообще не мог отыскать в памяти тот момент, когда ему последний раз хоть что-то снилось.

– Войди, Фабьен.

Дверь с тихим скрипом открылась, и в комнату вошла молодая служанка, которая явно проснулась совсем недавно, судя по заспанным глазам и кое-как уложенной буре черных волос. Она приветливо кивнула головой, машинально выбросила скомканные бумаги со стола некроманта и подхватила пальцами опавший белоснежный лепесток, еще не потерявший нотки нежного аромата. Что же, на этот раз хотя бы не менять горы постели после хозяйских утех. В последнее время это стало знатно досаждать.

– Ирида Блайс прибыла несколько минут назад, – наконец произнесла она, открывая окно и впуская в комнату свежий морозный воздух, от которого в голове сразу стало чище, а бледная кожа покрылась мурашками. – Сказала, что если заставите ее ждать, вместо молоденького мальчика пришлет вам сифилисного старикашку, так что поторопитесь. Она уже приступила к вину.

Орель вымученно вздохнул, запустил в волосы черепаховый гребень, ни секунды не воспринимая очередной фортель Ириды за шутку, ведь с чувством юмора у его подруги было из рук вон плохо. Она примчалась гораздо раньше, чем он мог предположить, учитывая ее занятость. А значит, дело, касающееся юного бастарда, куда серьезнее, чем могло показаться на первый взгляд. Некромант бы сильно слукавил, сказав, что его нисколько не мучает болезненное, пожирающее с потрохами любопытство. Он мог часами торчать перед зеркалом, прочесывая волосы и втирая в кожу чародейские штучки, однако на этот раз уложился в несколько минут и, даже не переодевшись, спустился вниз. Чародейка действительно была на месте и медленно пила брусничное вино, переливающееся в хрустальном стакане кровавым алкогольным озерцом.

Она подняла на некроманта большие, черные, как беззвездная полночь, глаза. Растянула в ехидной улыбочке губы, густо накрашенные темно-коралловым. Хитро прищурилась. Блайс выглядела так же безупречно, как и всегда – в платье цвета бирюзы и морской пены, в короткой шубке из меха серебристо-черных лисиц. В ее темно-каштановых волосах искрился дорогим перламутром глубоководный жемчуг. Во взгляде играла колкая насмешка.

– Ты что, действительно ничего не помнишь об этом мальчике? – слёту спросила чародейка, по-хозяйски наливая вино во второй хрустальный бокал, сияющий в рассветном полумраке комнаты. Орель отрицательно покачал головой. Он сел напротив гостьи и не без удовольствия приложился к напитку, смакуя терпкий ягодный вкус.

– А должен?

– О, мой дорогой, такое вряд ли забывается! – рассмеялась Ирида, играя ниткой жемчуга на шее. – Конечно, я могла бы списать твое подозрительное беспамятство на количество людей, отдавших щедрые деньги за твои специфические услуги. Могла бы сделать вид, что не знаю тебя полжизни. Хотела бы полагать, что ты валяешь дурака и просто соскучился по мне, придумал новый повод встретиться. Ведь так, Лис?

Орель, криво усмехнувшись, кивнул. Чума, появившись в дверях, быстро пересекла комнату и запрыгнула на хозяйские колени, громко мурлыча и норовя потереться черной мордой о бледное лицо некроманта. Тот решительно отказался от подобных нежностей и опустил пальцы на мягкий кошачий загривок, ероша холёную шерсть.

– Я всегда рад видеть тебя в гостях, Ирида, – произнес Лис, – и ты прекрасно об этом знаешь. Но я действительно не могу понять, почему мальчишка кажется мне смутно знакомым. И дело не в том, что он и вправду чем-то похож на Хольгера Скурту. Ты живешь при княжеском дворе уже не первый год, и, думается мне, наверняка кое-что знаешь.

– Имя Ингрит Скурта говорит тебе о чем-нибудь?

Перед глазами некроманта моментально появилась темноволосая вдова с жестким взглядом и напряженными тонкими губами, некрасивыми руками, сияющими золотом колец. Он прекрасно был осведомлен о том, что Ингрит все годы замужества дергала ныне покойного Хольгера за невидимые ниточки и управляла им, словно марионеткой, завоевывая чужими руками богатство, влияние и новые территории. И хотя в последнее время о ней мало что говорили, еще несколько лет назад она серьезнейшим образом вмешивалась в дела супруга, выставляя его не в лучшем свете.

– А заказ на редкий яд, озолотивший тебя десять лет назад? Ничего не всплывает в памяти, дорогой дружок? Совсем никаких соображений?

Некромант перестал гладить кошку, поднял на чародейку большие, невыразимо холодные серые глаза, вдруг наполнившиеся отблесками давно забытых событий. Сложно даже предположить, сколько ядов он изготовил хотя бы за последние несколько лет, но, конечно же, он не забывал об уникальных заказах, вынуждавших неделями искать необходимые травы и редкие минералы, рисковать жизнью, корпеть над формулами, а потом прожигать полученное золото с лучшими юношами империи и роскошным вином.

– Тот яд… – прошептал Орель. – Яд на слюне василиска и крови единорога… Цикута, белладонна, призрачная пыль, борец, бузина, эссенция смерти… Чертовски тонкая работа и ни единого шанса создать противоядие. Я помню этот заказ и цену, которую назначил за него. Помню, как мне заплатили, не торгуясь ни секунды. Только не говори мне…

– Мой дорогой, десять лет назад ты изготовил безупречный яд для друидки по имени Ариадна Урсу, а после ее смерти безмятежно купался в вине и менял самых дорогих мальчишек империи, как перчатки. Но если ты и сейчас не понимаешь, к чему я веду, то слушай меня внимательно и старайся не забывать о таких важных вещах! Ариадна – любовница Хольгера и родная мать Эгана Скурты. Урсу сущим чудом не успела сделаться бесплодной, связав жизнь с магией, за что и заплатила собственной жизнью. Надо же было беспечному князьку притащить малолетнего сынка в замок и заявить о том, что он – его плоть и кровь! Надо же было так оступиться и буквально собственными руками потуже затянуть петлю на шее друидки, а затем превратить жизнь юнца в бесконечный кошмар!

Не то чтобы Орель совсем не был осведомлен о жизни знатных господ. Отнюдь, его близкие друзья и совсем незнакомые мальчишки часто приносили с собой самые громкие новости империи, считая личным долгом знать интимные подробности жизни влиятельных персон. Тем не менее, история Хольгера и Ариадны каким-то образом обошла его стороной, в то время как по городам и весям она шуршала сплетнями и тонко пела балладами талантливейших бардов. Никто и подумать не мог, что до безобразия правильный князь, благородный и преданный супруге всем сердцем, однажды полюбит другую женщину, находясь в священном браке и уже имея подрастающую дочь по имени Кардель. Никто не ожидал, что однажды Хольгер оступится и получит страшную рану на княжеской охоте.

Ничего не предвещало беды. Сильный и молодой князь был в прекрасном расположении духа, предвкушал знатное развлечение и славную добычу. Что и говорить, он словно с ума сошел, когда в лесу мелькнула бурая щетинистая спина гигантского кабана-секача, чьи глаза были налиты дикой кипящей кровью, а желтые клыки могли вспороть волчье брюхо. Хольгер что есть мочи припустил хрипящего коня, натравил озлобленных псов, заходящихся визжащим лаем. Уже поднял тяжелое копье, готовое пронзить огромное сердце яростного вепря, как сама Судьба сыграла с ним злую шутку.

Искусный наездник не удержался в седле, когда конь споткнулся о раненого, взвывшего болотной выпью пса, чьи дымящиеся внутренности волочились по свежему снегу. Белое полотно таяло и становилось алым. Хольгер рухнул на землю, едва не пропоров себя собственным копьем, кое-как выбрался из-под беснующегося, дико ржущего, завалившегося набок скакуна, но не успел даже вскрикнуть, как и сам попал на кабаньи клыки.

В тот день его спасла случайность. Главный княжеский ловчий сущим чудом смог убить разъяренного секача с окровавленной мордой и неутолимой жаждой свежей плоти. Раненого Хольгера приволокли в замок Скурта истекающим кровью и прощающимся с жизнью. Писец уже составлял завещание под шепчущую диктовку смертельно бледного, умирающего князя, а Ингрит готовилась к похоронам, распоряжаясь казной и трубя в каждом уголке княжества о том, что благородный господарь готовится покинуть мир земной. И ее голос был услышан. Ариадна Урсу явилась, словно крупица ослепительного света в холодном царстве предсмертной тьмы.

Она была молодой друидкой, еще не прошедшей свой Путь. Она знала до слез мало в сравнении со старейшинами, этими убеленными прожитыми годами верховными друидами, но и без того умела многое. Ее сил уж точно хватило на то, чтобы вытащить умирающего князя из объятий Смерти, облаченной в белый саван, что уже стояла у изголовья его кровати, скалила желтые зубы и потирала костлявые руки, так и норовящие утащить чужую жизнь как можно скорее. Ариадна была такой маленькой, невысокой, худенькой и хрупкой, что казалась совсем еще девочкой в свои двадцать шесть. Зеленоглазая, с распущенными темными волосами до самых колен, в изношенном тряпье цвета опавшей листвы и жухлых трав она вошла в жизнь Хольгера, чтобы украсить ее самыми прекрасными чувствами из всех, что когда-либо испытывал человек. Урсу подарила князю сначала исцеление, потом любовь, а затем и сына, поразительно похожего на нее всем, кроме цвета глаз.

Хольгер любил Ариадну и подаренного ей первенца-сына настолько безумной любовью, что дал бастарду княжескую фамилию, а потом и вовсе поведал о своих чувствах к другой женщине собственной жене, каясь в содеянном и вымаливая прощение. Он на коленях просил Ингрит принять в родовой замок десятилетнего Эгана, ибо друидка больше не могла совмещать свое тонкое ремесло и заботу о сыне. Он добился согласия супруги и поверил в чистоту ее намерений.

Действительно, Ингрит ни разу не подняла руку на бастарда и позволила ему расти и играть с собственными детьми, есть с ними за одним столом, хотя упорно не замечала его существование и не дарила и толики любви и ласки. Но в отношении Ариадны она была настроена иначе. Иначе настолько, что в скором времени выгребла из казны чудовищные деньги, обратилась за помощью к некроманту и добилась своего. Эган остался без родной матери, будучи десятилетним мальчиком.

Орель отпил немного вина, поднял взгляд на окно, за которым развеялись утренние сумерки, превратившись из кобальтово-пепельного марева в серо-белую муть. Теперь он понимал намного больше, вспомнив и заказ Ингрит, и яд, и лицо бастарда, так напоминающее мягкими чертами покойную ныне Ариадну Урсу. А еще он понимал, почему эманация Эгана показалась ему столь странной. Парень был не кем иным, как чародеем.

– Он эманирует, как сумасшедший, словно никогда не учился контролировать магию. Он не истинный колдун, но наверняка так же бесплоден и вечно юн, как и мы, – произнес некромант, почесывая кошачью спину, лоснящуюся, словно шелк. – Ты никогда не говорила мне, что в роду Скурта имеется столь необычный мальчик.

– Не знала, что тебя интересуют благородные мальчишки, в чьих жилах бежит кровь миролюбивых друидов и бесшабашность прожженных вояк, – заметила Ингрит. – Это противоречит самой твоей сущности, мой искушенный любитель развращенных, опустившихся на самое дно шестнадцатилеток.

Некромант фыркнул, сдувая прядь волнистых каштановых волос с лица; громче, чем следовало, стукнул бокалом о поверхность стола, и в его глазах блеснула серебристым кинжалом злость. Чума, дрогнув от покалывающей эманации хозяина, спрыгнула на пол и моментально скрылась в лабиринте бесконечных коридоров поместья. Ирида усмехнулась. Иногда она начинала забывать о том, что ее друг умеет что-то чувствовать и показывать это.

– Ты очень умен и опытен, мой дорогой друг. За твоими плечами десятилетия практики и тысячи прочитанных книг. Предназначение не сводит людей так просто, и ты веришь в это не меньше, чем я. У тебя серьезный должок перед мальчиком, Орель. И ты понимаешь это. Понимаешь, хотя стараешься быть похожим на Аделарда с его бесстрастностью и льдом души.

– Я спас ему жизнь, – напомнил некромант. – Приютил в собственном поместье, позволил переждать ночь и с почестями проводил. Мои руки чисты, Чайка. Ничего я ему не должен.

Ирида пропустила фамильярничество Белькастро, накрутила нитку жемчуга на палец, растянула яркие полные губы в еще более ехидной улыбочке.

– Ты хоть самому себе веришь, Лис?

Орель промолчал. Выпил. Откинулся на спинку тяжелого стула, обшитого бордовым бархатом. Запустил в волосы пальцы, унизанные кольцами из белого золота.

– И хотя он действительно ничем не напоминает мне твоих юных куртизанов, задумайся о том, чтобы узнать Эгана поближе, – наконец сказала Ирида, глядя прямо в глаза некроманта. – Может, он и бастард, но его кровь ничуть не менее родовита, чем та, что текла в жилах его отца. Мальчик начитан, образован и весьма талантлив. Он скрывает завидный магический потенциал и не швыряется магией лишь по просьбе почившего Хольгера. Днем с огнем не сыскать стрелка лучше. Не мне говорить тебе о том, что ко всему прочему бастард и лицом вышел.

– Не пытайся сводить меня с ним, Ирида, – предупредил Орель, однако образ сосредоточенного юноши, что безошибочно поражал цели на галдящей ярмарке, маячил перед глазами отчетливой картинкой. – Я никогда не свяжу свою жизнь с кем-либо. Я – некромант. Я – господарь перекрестка мира Живых и Мертвых. Никто не заслуживает мучений любить таких, как мы, Чайка. Даже чародей. Даже такой, как Эган.

– Я не заставляю тебя обручиться с ним, – поставила точку чародейка, поднявшись из-за стола и остановившись у дверей, ведущих прочь из комнаты. – Но я категорически рекомендую прислушаться к моему совету. Ты скоро зачахнешь со своими мутными любовниками, Лис. Ты догораешь, словно умирающий костер. В сравнении с тем шалопаем, они и гроша ломаного не стоят – твои бестолковые мальчишки, боящиеся тебя, как огня, и потакающие каждому слову за звонкую монету. Я бы с удовольствием посмотрела на то, как Куница приструнит твое занудство. Помяни мое слово, ты еще не раз его встретишь. Ты задумаешься о том, что я сказала. И поймешь, что я была права. Как всегда права.