Текст книги "Вальс на костях (СИ)"

Автор книги: Алексей Скуратов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 20 страниц)

От гомона, поднявшегося на арене, моментально заложило уши. От конского топота задрожала промёрзшая земля.

Всякий раз, когда пронзительный луч холодного, но яркого зимнего солнца попадал на сияющие доспехи вооружённых воинов, у раскрасневшихся прелестных особ перехватывало дыхание и кружилась голова. Герольд, бегая из стороны в сторону, словно ужаленный, отчаянно драл глотку и рисковал охрипнуть на ближайшую неделю. Лошади, чуя запах крови, которой предстояло пролиться, рыли снег и беспокойно мотали породистыми мордами. Молоденькие девушки ахали, ловя на себе заинтересованные взгляды, мужчины делали ставки, кто-то откровенно напивался, кто-то – откровенно скучал. Всё начиналось снова, и Эган, затерявшись среди зрителей вместе с Гектором, чувствовал, как у него предательски колотится сердце от воспоминаний о прошлой бойне и от осознания того, что Арман, этот абсолютно никудышный боец, отхватит по первое число, и лучше бы он сломал ногу ещё на состязании с лошадьми…

– Брось, дружище, – толкнул его в плечо Меченый Гектор, жуя соломинку. – Арман хоть и не привык держать в руке ничего тяжелее девчоночьей груди, но парень он чертовски везучий. Может, и выберется. Не хорони его раньше времени!

– Думаешь? – с недоверием спросил Эган, не отрывая взгляда от младшего брата, восседающего на вороном жеребце и сияющего тяжёлыми литыми доспехами.

– Знаю. А теперь давай-ка лучше посмотрим на то, как тот старый бес управится с композитным луком. Чувствую, зрелище будет, что надо!

И всё действительно начиналось, как нельзя лучше.

Арману везло. Нет, он не смог вдруг по щелчку пальцев научиться сносно стрелять из лука или уверенно держаться в седле, выдерживая при это ошеломительный вес доспехов и тяжесть длинного плаща цвета бычьей крови. Отнюдь. Стрелы княжич выпускал на редкость паршиво, и те в лучшем случае долетали до мишени и вонзались рядом с ней. В худшем – стрела срывалась с тетивы ещё до того, как наследник рода Скурта решался её спустить. Совпадение или же капелька магии Ириды Блайс, сидевшей рядом с Кираном Варезе, сама Судьба, чья-то шутка – неважно; отчего-то почти все соперники княжича оказались исключительными слабаками, и если бы Эгану удалось вновь оказаться на арене вместо брата, он разнёс бы ряженых в баснословно дорогие доспехи воинов в пух и прах. Не напрягаясь.

После стрельбы взмыленный Арман даже не числился победителем с конца: дуроватый на вид парень в шлеме с ярким плюмажем* умудрился прострелить собственную ногу и выбыть из состязаний, громко подвывая и с ужасом хватаясь за весело торчащий хвостовик. У самого старого из участников турнира прихватило спину, стоило ему лишь натянуть тетиву, и согнутого пополам мужчину уносили с арены, как покойника. Однако были и те, кто справился безупречно. Облачённый в лёгкие доспехи молодой воин держался на вороном коне, как влитой, объезжая поле сражения с безупречной статью, а после заставил присутствующих ахнуть: каждая стрела, выпущенная им, пронзила центр мишени, прежде звонко просвистев в морозном воздухе. На груди мужчины красовался ястреб, расправивший крылья, и, глядя на него, Эган чувствовал искреннее восхищение: с ним было бы интересно потягаться в стрельбе и искусстве верховой езды.

Если бы в эту самую минуту рядом с Куницей сидел Орель Белькастро, Эниса вынесли бы с арены вперёд ногами с торчащим из горла кинжалом. По воле случая Серебряный Лис был занят внезапно подвернувшимся контрактом, гоняя по старому замку беспокойных призраков, и раскусить обманщика не мог. Никто не мог – даже Ирида Блайс, заметно уступавшая в чародейском ремесле знаменитому Чёрному Ястребу, вышедшему на арену вместо одного из приглашённых князей.

Арману не суждено было уйти с турнира живым.

Эган не знал, что и брата он видит в последний раз.

Лошадей не жалели. Когда солнце замерло над ареной, поднявшись на самый центр неба, было объявлено второе состязание, и всадники погнали коней ударами пяток и кнутов. После каждого звонкого щелчка плети, от которого лопался воздух, обезумившие от скачки животные визжали и хрипели. В налитых кровью глазах стоял первобытный ужас, воины заставляли их перемахивать через горящие стены и затягивающую грязь, криком и острыми шпорами в бока вынуждали маневрировать и мчаться вперёд, и кто-то справлялся, а кто-то – нет.

Энис, играя свою роль, безупречно управлял лошадью и легко преодолевал препятствия, в нужный момент в тайне от всех ушей мира читая вкрадчивым шёпотом заклинания: его вороное чудовище с потрясающим изяществом перемахивало через заграждения и не боялось огня. Князю земель, затерянных в глухих лесах у самых гор, везло куда меньше. Его тяжёлый грузный конь заметно уступал в скорости чёрному красавцу Эниса, а стоило всаднику ударить животное шпорами, раздирая бока в кровь, как тот глухо заржал и провалился в грязь почти по самую шею. Испытание пришлось прервать на некоторое время, чтобы вытащить и коня, и всадника.

Арман справился, но не блистал. Ему стоило быть чертовски благодарным собственному жеребцу и конюху, что воспитывал его ещё со стригунков*: зверь почти не нуждался в командах и преодолевал препятствия сам, изредка задевая планки самым краешком подкованных копыт. Юный княжич мог бы даже обскакать самого Эниса, ему не раз приходилось удирать верхом на лошади от разъярённых отцов обесчещенных девиц, однако каждый раз он удирал едва одетым. Теперь же его сковали тяжёлые доспехи, и он едва держался в седле, рискуя свалиться в любой момент. Когда богатый плащ мальчишки развевался за спиной, фрейлины Ингрит давились воздухом, а ради этого, определённо, стоило проигрывать…

– … Ну, видишь? – усмехнулся Гектор, потирая руки и наблюдая за тем, как началась жеребьёвка на последнее состязание. – Везучий он. Играть бы ему с такой удачей в картишки… Сейчас парню достанется один из оставшихся калек, и он уползёт с арены с начищенной мордой, но живой и отстоявший честь рода. Красиво, как в сказке!

– Не хвали дня до заката, – нахмурился Эган, отхлебнув из фляжки сидр. – Среди калек найдутся и те, кто переломает Арману ноги…

Он ошибался.

Ноги Арману никто не собирался ломать, однако из всех возможных соперников княжичу достался молодой воин в чёрных доспехах, и итог сражения был предопределён в тот же самый момент, когда герольд, надрывая голос, взвыл:

– Жребий брошен! Судьба сделала свой выбор! В бою сойдутся Арман Скурта и благородный Амиас Флинн! Пусть битва будет честной, а воины проявят благородство и мастерство! Поединок начнётся по сигналу рога, а проигравшим окажется тот, кто первым окажется на земле!

Итог сражения был предопределён.

Эган не знал, сколь чудовищным он окажется.

Когда лошади сорвались с места и стали приближаться к центру арены, тяжело и низко хрипя, среди присутствующих воцарилась мёртвая тишина. Даже вороны, недовольно выкрикивавшие свои чёрные проклятия, вдруг перестали раскрывать клювы и сыпать бранью. Ветер не трепал искусно расшитые штандарты, кто-то из девушек, не выдержав, беззвучно рухнул в обморок. Время замерло.

Время неумолимо побежало в тот момент, когда от треска копья и грохота доспехов вороны, крича панихиду, взмыли в зимнее небо. Всего за несколько быстрых ударов сердца всё было кончено. «Лошадь взбесилась», – скажет потом человек в чёрных доспехах, назвавшийся Амиасом Флинном, когда увидит ошеломлённые взгляды, и никто не усомнится в его словах. Ведь сколько стати! Сколько благородства!..

Копьё вошло точно под челюсть и вышло из головы, прошив череп, как нож пронзал тёплое масло. Арман, не издав ни звука, с оглушительным грохотом свалился вниз, и лошадь, рухнув сверху, перебила его позвоночник.

Лужа крови медленно растекалась под мёртвым телом, пропитывая разбитую припорошенную землю, и в тот самый день, когда солнце отражалось в доспехах, а мороз кусал за щёки, род Скурта был окончательно прерван.

Киран Варезе победил.

Комментарий к Глава двадцать вторая: «Острые когти Чёрного Ястреба»

* – в эпиграфе строки из рок-оперы Esse. «Башня чайки».

*Секач – дикий кабан.

*Плюмаж – украшение из перьев в данном случае на шлеме. Плюмажами также украшались лошади, головные уборы.

*Стригунок – примерно годовалый жеребёнок. Стригунком называется потому, что в этом возрасте лошадке состригают гриву.

========== Глава двадцать третья: «Дух в друидской роще» ==========

«Хочешь ли счастья и радости в жизни,

Хочешь сражаться с открытой спиной?

Страх твой – всего лишь полуночный призрак,

Идём за мной…»*

А владельцы борделей лишь разводили руками и непонимающе качали головой точно так же, как и добрый десяток изощрённых в удовольствиях юношей, заскучавших по вполне конкретному человеку, и у них были все основания теряться в догадках о том, куда же он пропал. Вот уже непростительно долгий месяц, запахший проблесками поздней северной весны, Хантор Вулф не появлялся в публичных домах с тугим кошельком и неизменным желанием брать много, подолгу и сразу.

Казалось, некромант вовсе исчез: его не видели на редких некромантских собраниях, которые отныне возглавлял Белый Дух Аделард Кассиндер, не встречали в дорогих трактирах и в княжеских дворах. Не мелькала его выряженная в меха и бархат высокая стройная фигура на городских площадях и в поместьях важных господ, о нём заскучали даже местные аристократы, сумевшие некогда приковать к себе его заинтересованный светлый взгляд, однако немногие знали всё же, в чём причина таких существенных перемен в жизни Хантора Вулфа. Некромант взял в ученики мальчишку, и теперь не отходил от него ни ночью, ни днём, ведь пятнадцатилетний Давен Терранова напрочь лишал наставника покоя.

За последний месяц Давен трижды пытался покончить с собой и бессчётное количество раз – сбежать.

После первой же затеи с побегом Хантор взял ситуацию под контроль: бросившись по ночному следу в хмурые сумерки верхом на озверевшем коне, поймав мальчишку за шиворот на полном скаку в самом сердце древнего, возвышающегося до неба леса, он больше не оставлял ворота открытыми и расставил по периметру магические сенсоры, реагирующие на каждое неосторожное движение Давена. Последующие попытки улизнуть заканчивались ещё на пороге; ученик лишь озлобленно поджимал губы и, ничего не говоря, пробегал мимо некроманта, чтобы запереться в комнате и не показываться пару дней, однако вскоре и это превратилось в изощрённую пытку. Терранова, проиграв один бой, не собирался опускать руки и быть послушным мальчиком. Терранова твёрдо намеревался уйти из жизни, и Вулф не представлял, сколько упорства найдётся в его очерствевшем молодом сердце.

Однажды Хантор работал до поздней ночи. Отказавшись от борделей, беспробудного пьянства и шумных увеселений, он с головой ушёл в то, что забросил уже давно. Теперь, если он не проводил время возле ученика, то просиживал в библиотеке, листая ветхие фолианты и поднимая из мрака всё то, что когда-то попытался спрятать от ненужных глаз его наставник – Рэгинн Лаэрт Лоэнгрин. Провозившись с записями и книгами, исчернив остро отточенным пером не одну сотню строк, Хантор, едва держась на ногах, поплёлся в свою спальню, однако замер на полпути прямо напротив двери, ведущей в комнату Давена. От запаха свежей крови, стекающей на пол, по спине некроманта побежали мурашки, а во рту мучительно пересохло.

От звука падающих на холодный камень капель у него стучало в висках и чернело перед глазами.

Когда он вынес дверь вместе с петлями и ворвался внутрь, Давен, сидя на краю кровати, усердно резал запястья ножом для писем и давился слезами. Когда он выбил нож из дрожащих рук мальчишки и сжал кровоточащие увечья пальцами, залечивая раны быстрым и неразборчивым шёпотом древних чар, Терранова потерял сознание, вжавшись мокрым лицом в некромантское плечо.

С тех пор они ночевали вместе. Адепт злился и обнажал клыки, всячески протестуя. Хантор продолжал терпеть невыносимый характер и чудовищные выходки, почти что животную агрессию. Он всегда отличался добротой и великодушием, но порой начинал поражаться новым граням терпения и собственной выдержке – нет, ему ещё не доводилось сталкиваться с настолько паршивым нравом. С одной стороны, он понимал. Мальчишка лишился всего: брата, привычной жизни, чести. Он через многое прошёл в тюремных подвалах, был заживо похоронен, а потом вышвырнут под опеку совершенно незнакомого мужчины, но в то же время Хантор действительно был готов на всё ради подопечного и ждал хотя бы принятия. Бесконечные страхи за жизнь Давена сводили его с ума.

После попытки вскрыть вены Терранова намеревался выпрыгнуть из окна, и некромант чудом успел вылететь из постели и схватить юношу за край рубашки, едва не рухнув следом. Приказав плотно закрыть окна и убрав все ножи, Хантор стал чувствовать себя немного спокойнее, но снова просчитался, и Давен добрался до некромантских ядов: Вулф ещё никогда не был так счастлив, что его составы во многом уступали по силе тому, что мог изготовить Орель Белькасто. Пролежав несколько дней без сознания, адепт всё же выбрался. Он не стал мягче, он по-прежнему не разговаривал с наставником, но на некоторое время притих и на грань между жизнью и смертью не спешил.

А некромант ловил момент и вспоминал о тех временах, когда всё было так беззаботно и просто…

Разумеется, Хантор мог отказаться от приемника и забыть всё это, как страшный сон. Разумеется, он мог передать его тому, кто выбьет всю дурь всего за пару дней: Аделард заставлял ходить Ореля по струнке, прилагая минимум сил, но абсолютно неуправляемому Давену он мог наступить на горло чуть ощутимее и навсегда забить под собственную власть. Белый Дух не повёл бы и бровью. Однако стоило Вулфу бросить лишь мимолётный взгляд на спящего юношу, как все мысли о том, чтобы бросить его, покидали голову бесследно. Он точно знал, что внутри озлобленного волчонка прячется преданный и ласковый зверёк. Знал, что придётся приложить огромное количество сил и терпения для того, чтобы его выманить, но результат…

Даже будучи ослабленным после тюремных пыток и несостоявшихся похорон, Давен поражал силой. Спасаясь бегством и чувствуя, как Хантор настигает его, мальчишка выдал такой магический импульс, что некроманта впечатало в стену и свалило на пол с низким грохотом – оглушённого, с чернотой в глазах и льющейся изо рта и носа кровью. Разозлившись, Терранова мог перевернуть комнату вверх дном, лишь рассерженно топнув ногой, и одним Богам было известно, на что ещё способен этот бесёнок…

Потрясающие задатки, острый язык и интригующая внешность. Переходящее все границы скотство, способное играючи конкурировать со скотством самого Эниса Клермона, умный взгляд и железный стержень внутри. Вулфу никогда не составляло труда добиться даже самой капризной натуры, но Судьба сыграла с ним жестокую шутку и выкатила самое сложное испытание за всю его жизнь. И теперь Хантор, мучаясь бессонницей в который раз, со смешанными чувствами смотрел на то, как в ярком лунном свете на соседней кровати спал чутким сном тот, кто должен был изменить его жизнь. Не так скоро. Совсем не просто. Но бесповоротно и окончательно – наверняка.

В эту глубокую и непривычно тёплую ночь стояла расслабляющая тишина – не навязчивая глушью, но баюкающая своими полутонами и редкими шорохами. Мороз больше не лютовал, и с черепичной крыши, разогретой за день ярким солнцем, капала талая вода, звонко ударяясь о поверхность набравшейся лужицы. Где-то под потолками жалобно стонали замученные вековой тоской призраки, где-то под луной – бесшумно кружили полярные совы, выискивающие на снегу зазевавшуюся добычу. Под полом тонко пищали вездесущие мыши – новый выводок жадно наедал серые бока и принюхивался к пыльному воздуху крохотными носиками, дёргая тоненькими усами и потирая маленькие цепкие лапки. Хозяйские коты, едва ли уступающие в злости собакам, уже не справлялись с бесконечными выводками юрких проказников, и те, окончательно обнаглев, часто сновали прямо по комнатам, перебегая из одного угла помещения в другой. Всё шло своим чередом. Один день кончался, но неизменно начинался и другой. Хантор всё ещё не мог провалиться в сон. Хантор по-настоящему страдал.

– Чёрт бы тебя побрал, мой юный друг, – прошептал он чуть слышно, растягиваясь в постели и устало потирая глаза, очерченные кругами бесконечных переживаний и лишённых сна ночей. – Неужели Вихт не лгал, и ты вправду в один прекрасный день забудешь о своей ненависти ко мне?..

– Конечно, не лгал, – послышалась знакомая усмешка прямо над ухом, и Хантор едва не закричал, рывком сев в постели и схватившись за спрятанный под подушкой нож. – Уж не надумал ли ты, мой бесценный, усомниться в моих словах? М-м? И, кстати, будь так добр, убери свою игрушку. Нервирует.

Вулф, отбросив нож на постель, схватился за голову и грязно выругался едва слышным шёпотом. Он понятия не имел, как Вихт смог так бесшумно телепортироваться, но, скосив взгляд, он лишь сильнее сжал виски пальцами: Заклинатель явился при полном параде и в сопровождении волков. Когда они виделись в прошлый раз, стоя в кругу вперемешку с Драуграми, тысячелетний юноша не заговорил с некромантом и вообще всячески его игнорировал, а теперь – стоило лишь ненадолго отвлечься – появился сам так, как умел. До тошноты наигранно и со всем свойственным ему лоском и жеманным шиком. Нет, больше никто не позволял себе врываться в чужие спальни подобным образом… Но разве Вихт знал слова «совесть» и «такт»?

– Какого чёрта ты здесь забыл? – прошипел Хантор, ловя потемневший в ночи взгляд Асельфа.

– О, так ты не рад меня видеть? Я ранен в самое сердце…

– Я не один! – всплеснул руками Вулф.

– Заметь, мы на равных условиях, – усмехнулся Заклинатель, указывая на растянувшихся у кровати Оробаса и Кобальта. – Ладно, кончай ломать комедию, мой дорогой друг. Я всего лишь хотел убедиться в том, что ты как следует наслаждаешься новой жизнью.

Хантор лишь устало вздохнул и откинулся обратно на подушки, сонно посматривая на очерченный лунным светом профиль живой легенды. Тот, наплевавшись сарказмом, поутих, и даже его совершенно нечитаемая улыбка, играющая на полных губах, не сквозила желчью и бесконечными подколками. Вихт, не особо церемонясь, рухнул рядом с некромантом в постель, даже не сняв сапог, и гневные тирады невыносимого перфекциониста имперских кровей обрубил на корню, накрыв его губы пальцами. Тихое шипение оборвалось в тот же момент, когда Хантор почувствовал дыхание Заклинателя на собственной шее. Он мог сопротивляться чему угодно, но только не чарам Асельфа.

– Ты хоть когда-нибудь решишь, ненавидишь ты меня или нет? – прохрипел он низко, ощутив тёплые губы, прижавшиеся к его артерии, и ледяные тонкие пальцы, забравшиеся под рубашку.

– А нужно ли?..

– Но мальчик…

– Мальчик будет спать, как убитый. За тысячу лет такому нетрудно научиться. А теперь… – Вихт сбросил с плеч плащ, а затем и от расшитого малахитом кафтана избавился, усаживаясь на некроманта и склоняясь к его лицу, – может, расслабишься уже и воспользуешься моментом? Судя по тому, что я чувствую бедром, тебе это жизненно необходимо, мой бесценный друг.

И Хантор воспользовался.

Наутро, когда от визита Вихта остался лишь его утончённый запах да белая шерсть волков, он так и не понял, зачем именно приходил Заклинатель Духов. Не понял это он ни через неделю, ни через несколько лет, когда тысячелетний окончательно пропал и тщательно замёл все оставшиеся следы – да и не важно. Может, это действительно было желание проследить за тем, как Давен превращает жизнь Вулфа в беспросветный кошмар, может – пустые отговорки, однако их история продолжалась.

Давену суждено было ещё не раз довести Хантора до слёз отчаяния и желания всё бросить и сбежать, Хантору – довести Давена до чувства пожирающей вины и первых алеющих щёк. Кажется, события, начавшиеся той зимой, изменили чуть больше судеб, чем вообще можно было представить, и только Вихт оставался молчаливым зрителем, оставшимся в стороне. Конечно же, он знал обо всём наперёд. Конечно же, он мог многое изменить.

Но кто он такой, чтобы отказать себе в удовольствии понаблюдать за Севером ещё пару столетий?

Кто он такой, чтобы сказать своей капризной натуре «нет»?

***

Когда Эган, едва не вскрикнув от очередного кошмарного сна, подскочил в постели, комкая напряжёнными добела пальцами меховое покрывало, Орель уже не спал. Сидя полуобнажённым на краю огромной кровати, бледный, в россыпи багровых отметин по телу, он ритуально прочёсывал завивающиеся волосы, но стоило ему услышать хриплый стон ужаса и отчаяния, как он отложил гребень и обнял бастарда за плечи, перебирая на затылке отросшие прядки. На горизонте только-только рассветало. Солнце обещало превратить немало снега в серую, пропахшую прелой землёй воду, что напитает иссушенные корни вековых деревьев. Слуги просыпались, но ещё не выходили из своих комнат, а коты некроманта, растянувшись у камина, мирно дремали и грели меховые животы.

– Арман? – только и спросил Лис, успокаивающе поглаживая спину бастарда.

– Арман, – тихо кивнул тот и вжался лбом в плечо Ореля.

Он жил в некромантском поместье почти месяц, и всё это время он видел один и тот же сон, где острое копьё Эниса входило точно под челюсть Армана и выходило из головы, прошивая череп, как нож пронзал тёплое масло. Княжич, не издав ни звука, с оглушительным грохотом падал вниз, и лошадь, рухнув сверху, перебивала его позвоночник. Лужа крови медленно растекалась под мёртвым телом, пропитывая разбитую припорошенную землю… Начиналась суматоха и давка, кто-то пронзительно кричал, кто-то – требовал объяснений, а закованные в тяжёлые латы люди Кирана уже выносили с арены остывающее тело, роняющее на свежий снег алые капли густеющей крови. Раз за разом. Из ночи в ночь.

Когда Орель узнал о случившемся, он бросил контракт и, сев на коня, забрал бастарда к себе без лишних разговоров и шума. Он никогда не видел Куницу таким. Вкладывая в его пальцы поводья перед тем, как покинуть родовой замок, он смотрел на совершенно потерянное, абсолютно безучастное лицо с чёрными провалами опустевших глаз и кожей ощущал всю боль и ужас, что накрыли бастарда тяжёлой ледяной волной. В тот момент Лис мечтал лишь о том, чтобы прикончить Эниса голыми руками, однако Чёрный Ястреб, почуяв опасность, моментально исчез.

Попытавшись обмануть сознание магией, Белькастро быстро опустил руки – его снадобья оказались бессильны. Эликсиры притупляли боль и превращали цветные сны в поток чёрно-белых картинок, но их суть оставалась прежней, и будь Эган лишённым магии в крови, всё было бы гораздо проще. Орель не мог выносить, как Скурта угасал изо дня в день. Но и вытянуть его из чёрного омута в одиночку он тоже не был способен.

– Почему никто не почувствовал, что вместо Амиаса вышел Энис? – тихо прошептал Эган, глядя в пустоту. – Почему он показал мне своё истинное лицо, раскрыв карты, но ни Ирида, ни Риган… Отчего никто не понял, что Киран выпустил на арену своего человека под видом Флинна? Если бы хоть кто-то… если бы хоть кто-то заметил, Арман…

– Я знаю Эниса слишком много лет и несмотря на то, что почти все эти годы мы связаны только враждой, даже я должен признать: он крайне силён, – ответил Белькастро. – Доживая до сотни, чародей получает возможность проворачивать очень замысловатые трюки, и не каждый матёрый волк сможет их раскусить. Ястреб был способен на них ещё тогда, когда мы были по-настоящему молоды. У Армана не было шансов, Эган.

Бастард горько вздохнул, отстранился и откинулся на подушки, устремляя взгляд в тёмный потолок. Коты, протяжно зевнув, перевернулись на другой бок. Солнце показалось над горизонтом, опалив золотисто-розовыми лучами стены поместья, скользнуло по приоткрытым плотным шторам, и в этом свете, ярком, чистом, согревающим теплом приближающейся весны, Рель увидел то, на что никак не мог решиться уже давно. Поднявшись с постели, он перетянул волосы чёрной лентой и принялся шнуровать рубашку. Эган немного оживился.

– Разве ты брал новый контракт? – спросил он тихо, приподнимаясь в кровати, однако Белькастро покачал головой. – Но что тогда вообще способно поднять тебя в такую рань?

– Нечто важное, мой юный друг, – Лис ловко вдевал ниточки в петли и затягивал воротник рубашки под горлом. – Важное настолько, что мне нужно отправиться именно с тобой и именно сейчас. Это не займёт много времени. Что скажешь?

Эган не сказал ничего. Пожав плечами, он откинул одеяло и принялся за сборы, быстро влезая в облегчённый кафтан и шнуруя высокие начищенные сапоги. Обычно они спускались к столу каждое утро и лениво стучали ножами и вилками, однако это утро было необычным, и Орель наотрез отказался что-либо есть, лишь выпив немного воды. Куница не мог не заметить, что некромант взял с собой ритуальные атрибуты, но вопросов задавать не стал. Раз Белькастро брал его с собой, значит, и таить ничего не собирался.

Лошади бодро шли по талому снегу крупной рысью, удаляясь от поместья вглубь леса. Призрак и Мараг шли нога в ногу, потряхивали породистыми головами, весело похрапывали, ловя лоснящимися боками и шеями блики поднимающегося солнца. Эган был спокоен и сосредоточен, отвлёкшись от выворачивающих душу воспоминаний о ночном кошмаре, Рель – непривычно напряжён и собран. За месяц совместной жизни Скурта выучил много эмоций на лице некроманта, однако эта показалась ему новой, и прежде он не видел этой странной смеси опасений и твёрдой решимости в серых, как зимняя луна, глазах. Чем дальше они уходили в лес, тем тише шли кони, и амуниция теряла звонкость лязга. Прогретые солнцем равнины спешно таяли, становясь тощими, но здесь, в самом сердце Грюнденбержских чащ, по-прежнему стояла злая и колкая, как иглы, зима: под деревьями лежали сугробы, и нижние ветки дрожали под тяжестью холодных белых шапок. Когда пихты сомкнулись над головами так, что верхом было невозможно ехать, даже пригнувшись, некромант и бастард спешились, взяв лошадей под уздцы.

Орель набрал в грудь воздуха и тихо выдохнул:

– Итак, он здесь. А теперь покажи нам дорогу, как в прошлый раз.

– О чём ты? – непонимающе спросил Эган, пытаясь поймать взгляд некроманта, но тот лишь прижал палец к губам.

– Просто смотри.

И Куница не поверил собственным глазам, когда над заснеженной тропой, как и несколько месяцев назад, увидел сияющий весенней зеленью огонёк*, танцующий в морозном воздухе, словно хрупкая бабочка. Не сказав ни слова, он потянул Марага за поводья, шагая вперёд, и вскоре следом поспешил Орель. Через некоторое время загоревшийся в лесу огонёк погас, но совсем недалеко от него загорелся новый, а следом – ещё с дюжину мерцающих всполохов, ярко горящих в густом полумраке леса. Они шли за ними в абсолютной тишине, только снег скрипел под ногами и конскими копытами, а когда огоньки начали гаснуть, стала редеть и беспробудно-чёрная чаща.

– Я помню это место… – прошептал Эган, оглядываясь и не отставая от всполохов. – Я был здесь много лет назад вместе с отцом…

Когда последний огонёк погас, они, тяжело дыша, оказались на залитой солнцем поляне, и только под громадным, необхватным, вечно зелёным деревом, подпирающим небо ветвями, оставалась холодная тень. Там, в самых корнях, выпирающих из земли толстыми змеями, светлел обветшалый потёртый камень без надписи, а на рукояти проржавевшего меча, вогнанного рядом, покоился потемневший, но не потерявший былой красоты серебряный браслет в виде пожирающего собственный хвост полоза. Невзирая на ночные заморозки, на только-только отлютовавшую зиму, у могильного камня уже распустились нежно-голубые цветы, но Эган знал, что они цвели здесь и тогда, когда от мороза кора лопалась на деревьях.

– Это могила моей матери, – дрогнувшим голосом произнёс Куница, привязав коня к суку и опустившись перед надгробием на колено. – А этот меч мой отец оставил здесь, как вечное напоминание о том, что больше никогда не прольёт кровь невинных людей. Но зачем, Рель? Зачем ты привёл меня в это место?

– Ты должен знать, что, даже лишившись семьи, ты по-прежнему не один, – сказал Белькастро, вытащив из седельной сумки ритуальный нож и стянув с рук перчатки. – Или ты думал, что лишь благодаря мне смог пережить ту зимнюю ночь, когда погнался за лосёнком и заплутал в лесах?

Опустившись перед могилой, Орель откупорил склянку с эликсиром и сделал пару глотков. Его глаза, зимние и серые, скорбные, пустые, всего за пару мгновений побелели, по телу прошла волна крупной дрожи; он мучительно прохрипел. Стоило Эгану протянуть к нему руку, как Белькастро, предостерегая, жестом приказал молчать, и, выдохнув, провёл ножом по ладони, выпуская на могилу сочные, яркие, блестящие капли крови. Лошади протяжно взвизгнули, нервно гарцуя на месте. Лис принялся читать заклинание.

– …Из холодной могилы, из стылой земли,

Из темницы доски гробовой

На мой голос живой

В мир подлунный, земной,

Неприкаянным духом приди…

Казалось, после внезапного порыва ветра, растрепавшего волосы Белькастро, воздух внезапно замер густой непроницаемой пеленой, и время остановилось. Подняв взгляд, Эган увидел, как на изгибе толстого корня словно из ниоткуда появился призрак, и когда его фигура стала отчётливой, ничуть не уступающей настоящему человеку, бастард почувствовал, как в глазах плывёт от навернувшихся слёз.

– А ты прав, – кивнула Ариадна Урсу, мягко улыбнувшись и расправив складки светлого, шитого растительным узором платья. – В ту ночь я действительно попросила блудичек о помощи, и кто знает, что случилось бы, не будь меня рядом. Хотя у нас с тобой велись свои счёты, мэтр Белькастро, свой должок ты всё-таки выплатил. Спасибо, что уберёг моего сына.

– Всё это время ты была рядом? – прошептал Эган, касаясь руки матери и чувствуя холод. – С самого начала?

– Со дня собственной смерти, – подтвердила друидка и сжала руку сына.

Орель залил свежую кровоточащую рану эликсиром, перехватил рассечённую ладонь чистой тканью, затянул. Выпрямившись, он сделал осторожный шаг вперёд и решился на вопрос, который не мог не задать – он мучил его почти с момента встречи с бастардом.

– Это было предопределено? Наша с ним встреча?

– Друиды пророчат под действием дурманящих трав, и хотя далеко не каждый из нашей братии способен говорить слаженно и отчётливо, я знала о том, что происходит сейчас, ещё задолго до рождения Эгана, – вновь подтвердила слова Белькастро Ариадна. – Я знала, что умру от твоего яда, и не пыталась бежать. Я знала, что мой мальчик будет страдать в стенах замка Хольгера, но уже ничего не могла поделать. Можно бесконечно убегать от предназначения, но для этого нужна бесконечная жизнь. Ему суждено было тебя встретить, тебе – встретить его и вытащить со дна, приструнить в нём магию, остаться рядом. Несмотря ни на что. И я вижу, что ты на верном пути, Рель. Ведь так он зовёт тебя?