Текст книги "Вальс на костях (СИ)"

Автор книги: Алексей Скуратов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц)

– Много болтаешь, Ирида.

– Могу себе позволить, – и она вышла из комнаты, громко хлопнув дверью и исчезнув из поместья так же неожиданно, как и появилась. Лишь белая чайка взмыла над крышей поместья и вскоре растворилась в серой мгле пасмурного неба.

А Белькастро, опрокинув последний бокал вина, тихо выругался и ушел к себе.

Ведь Ирида знала его слишком хорошо, чтобы бросаться пустыми словами и без причины читать некроманту нотации.

***

За час до полуночи, мышью прошуршав по потайным ходам старого замка, Эган Скурта покинул холодные каменные стены, поросшие мхом, плесенью и покрытые вековой пылью. Однажды Хольгер показал своему подрастающему сыну секретные коридоры и скрытые двери, уверяя, что когда-нибудь ему непременно придется обратиться за помощью к таким мудрёным дорожкам, чтобы миновать строгую мачеху, обойти стражу и прошмыгнуть к юным красавицам. Хольгер не знал, что Куница, будучи еще пятнадцатилетним мальчиком, строил глазки молодым баронам и мог весьма успешно приударить за симпатичными пажами. Знал бы – почил раньше.

– Шевелись, Эган! – шикнул знакомый голос из кромешной темноты ветхого закоулочка. – Если Имран пронюхает, чем мы тут занимаемся, он с нас три шкуры спустит! Я уже видел его мордоворотов здесь, чуйка у меня на это дело!

– Тише ты, Гектор! Будешь так голосить – и правда сбежится вся замковая стража! Давай своего коня!

Гектор Счастливая Карта, Картежник Гектор, молодой рыжий игрок, плут и повеса, протянул поводья своему лучшему другу. Он нагло ухмыльнулся, уже предполагая примерно, что опять затеял Куница, раз воспользовался потайным ходом, выпросил у него приличного коня и сам заметно прихорошился. Нет, что-то очень интересное затеял этот авантюрист, можно не сомневаться! Что-то более занимательное, чем поймать под утро юного осоловелого конюха!

Эган запрыгнул в седло, чувствуя под собой фантастическую силу и безупречную грацию каракового коня, нервно машущего пышным хвостом до самых бабок. Он бы и своего Плешика с удовольствием взял, да если кто-то увидит, как он выезжает верхом прямо из конюшни на собственном мерине, тут же доложат регенту – не жди добра. Гектор перехватил уздцы, остановил животное, улыбаясь в лицо бастарда.

– Куда ж ты такой собрался, Эган? Мало тебе здесь ребят?

– Не твое дело, дружище, – подмигнул парень, отбирая поводья. – Если будут вопросы, знаешь, что говорить. Ну, а я помчался! Не жди раньше рассвета!

Послушный конь сорвался с места и припустил в сторону древнего леса стройной темной стрелой. Стражники испуганно застыли на месте, увидев промчавшуюся тень, а когда опомнились, ловить было уже некого, да и не различить теперь в полуночном мраке лица всадника, легшего в галопе на конскую шею. Караковый нес его по снежному полю удивительно легко и быстро, поднимая за собой льдистую, обжигающе-холодную пыль, и чернеющий на горизонте замок становился все меньше и меньше, пока не превратился в кукольный домик, а потом – исчез. Морозный ветер кусал за алеющие щеки и заставлял темные глаза слезиться. Эган чувствовал, как сильно у него в груди колотится сердце, взволнованное скорой встречей с тем, чьи глаза он видел во сне и вчера, и сегодня. Он отчаянно пытался придумать, что скажет при встрече. Лишь примерно предполагал, как отреагирует на его появление немногословный хозяин поместья. Мечтал о том, чем закончится эта ночь, но не позволял себе озвучить собственные мысли даже шепотом. Кровь бурлила в венах, как закипающий алкоголь – выдержанное вино, пропахшее зимними ягодами и душными травами лета. Куница чертовски волновался и решительно не знал, куда деть это волнение.

Кроны деревьев сомкнулись темным куполом над его головой, тихо поскрипывая корой на морозе, треща цепляющимися друг за друга ветками-пальцами. Снег весело хрустел под копытами коня, где-то неподалеку заискрила длинными усиками огненная кошечка, довольно сощурившая пылающие золотом глаза. Животное пошло медленнее, почти самостоятельно выбирая путь к озеру, что широко раскинулось под полуночным небом, на коем не сияла серебром ни одна звезда. Его ровные берега, его толстый лед, скрывающий чистоту воды и древний волшебный город, были уже совсем близко.

– Я не нахожу себе места с тех пор, как увидел тебя, – тихо произнес Эган, всматриваясь в бесконечные стволы деревьев и теплее кутаясь в плащ. – Что со мной будет, когда я увижусь с тобой снова? Что случится, когда ты назовешь мне свое имя?

Куница, совсем потеряв покой, стегнул животное плетью и заставил ускориться. Копыта стали тонуть в белых ворохах чаще и глубже. Конь фыркнул и легко перемахнул через поваленное дерево, занесенное снегом и облюбованное лесными духами. Волчье озеро уже светлело ледяной поверхностью сквозь клетку пихт, что тянулись своими макушками к самому небу, нависшему над княжеством ледяным покрывалом цвета антрацита.

Он спрыгнул в снег и привязал поводья к черному суку, что уродом торчал из массивного ствола благородного древнего дуба. Прошагал к светящемуся белизной берегу, чтобы окинуть взглядом безжизненный лед и опуститься на рухнувший много лет назад ясень, коему уже не суждено распуститься сочной листвой в пору поздней теплой весны. Эган почти не верил тому, что сидел на многие версты совсем один, если не считать пофыркивающего коня, нервно мотающего породистой головой. Почти не верил и все-таки оставался на месте. Час. Два. Четыре.

Под утро, когда он уже поднимался с поваленного временем и природой дерева, над беззвучным, мертвым и белым, как саван, Волчьим озером пролетел одинокий сыч, бесшумно взмахнув крыльями в замершем морозном воздухе. Уставший сонный конь понурил голову к снегу, а Эган, чувствуя, будто бы из него вынули всю душу, лишь на мгновение задержался, повернувшись лицом к бесконечному полотнищу скованной льдом воды. В его глазах плескалась холодным океаном обида. Соль разрушенной надежды. Горечь душевной боли. Куница стиснул кулаки и не позволил себе дать слабину. Куница знал, что он очень силен.

– Я буду возвращаться сюда до тех пор, пока не встречусь с тобой, – произнес он в пустоту, и голос разлился надо льдом, словно речная волна. – Я буду ждать тебя даже вечность.

Эган легко взлетел в седло и, сначала разогрев коня легкой рысью, пустил его в сумасшедший галоп по снежному полю, едва покинув лес. Он уже не обращал внимания ни на ветер, бьющий в лицо, ни на мороз, забирающийся колючими лапами под одежду и пощипывающий кожу, как оставшийся без щедрой миски молока домашний брауни*. Он не помнил, как вернул коня Картежнику Гектору, так и не услышавшему ответ на вопрос, что случилось. Не мог отыскать в памяти и того, как поднялся в свою одинокую башенку, как сбросил с плеч плащ, отяжелевший от растаявшего в тепле снега. Как рухнул в постель, обнявшись с Пургой, и уснул до самого вечера, вспыхнувшего пожаром заходящего солнца. Эган не слышал, как его звала Катарина. Не чувствовал, как Пурга ткнулась ему в лицо холодным пятнистым носом, настойчиво прося кормежки.

Единственное, что он отчетливо помнил – собственный сон.

Сон, в котором на белоснежном коне мчался невысокий худощавый всадник с безжизненными лунными глазами, развевающимся хвостом каштановых волос и точечкой родинки над верхней губой. К его груди была приколота белая роза.

Он пах шалфеем и пихтой даже в мареве сновидения.

Комментарий к Глава третья: «Отголоски прошлого»

* – в эпиграфе песня «Эсси» из оперы Esse «Дорога без возврата».

*Брауни – шотландский домовой, который предпочитает жить в лесах и горах, но иногда селится в жилище человека и помогает, если оставить ему молока или выпечки.

========== Глава четвертая: «Надвигающаяся угроза» ==========

«Бешеным ревом они вызывают на бой!

Мы отвечаем, но волчьим нам кажется вой ответа…»*

Белая чайка стрелой пронеслась над замковым двором, с тихим свистом рассекая сильными крыльями чистый морозный воздух. Было настолько рано, что в ее рыжих глазах еще не отражался занимающийся пожар утренней зари, венчавшей новый день короной пламени и света. В стойлах, понурив благородные головы, дремали породистые кони; в колыбельках тихонько сопели младенцы, женщины только-только забрасывали в печи ароматные, исходящие клейкой смолой дрова, и сизый дымок медленно поднимался ввысь тонкими струйками. Чутко спали княжеские псы, опустив хищные морды на мощные лапы. Шуршали под старыми половицами серобокие мыши. На крышах домов и шпилях замка Скурта, ероша перья и зло похрипывая, друг к другу плотно жались старые вороны, посматривающие немигающим взглядом на светлеющее небо.

Чайка знала, что в этот час мальчик не спал. Она наблюдала за ним достаточно много лет, чтобы помнить: Эган не из тех, кто нежится в кровати до полудня.

Ирида, промчавшись над башней регента Кирана Варезе, обогнула неподвижный флюгер-петушок и спикировала ниже. На снегу мелькнула ее бледно-серая, едва заметная тень, почти сливающаяся с тающей хмарью предрассветного часа. Краем взгляда она заметила, как на замковых воротах сменился караул: пара солдат встала на место сонных вояк, уже едва находивших в себе силы сжимать руками тяжелые алебарды. «Значит, рассвет совсем близко», – поняла она и взяла левее, теперь видя перед собой раскрытое окно. Когда она влетела внутрь и почувствовала ступнями пушистый мех горного козла, ее спины коснулся первый лучик восходящего солнца. В комнате пахло псиной, яблочным сидром, слезами и фиолетовыми чернилами. Пахло страшной обидой и горьким одиночеством.

Чародейка, оправив ткань малахитового платья, прошагала вперед. Здесь почти ничего не изменилось за несколько лет: та же старая кровать, та же волчья шкура на стене и висящий на гвоздике летний плащик, напитавшийся душной пылью. Тот же заваленный хламом стол. На нем, кажется, можно найти что угодно: наконечники стрел, перья хвостовиков, пустые бутылки и сморщенные поздние яблоки; охотничий нож и обрезки веревки, книги в старинных переплетах, короткие записки, малозначительные подарки от бесконечных воздыхателей. На пяти сложенных томах истории Северной империи стояла тяжелая бронзовая вазочка с белоснежной розой, уронившей на стол почти все засохшие лепестки. Ирида усмехнулась. Она знала лишь одного человека, растившего эти нежные цветы круглый год – в знойные лета и лютые зимы.

Именно его лицо Чайка и увидела, когда опустила взгляд на желтеющий пергамент. Она тихо ахнула, когда перевернула листок. Затем еще. Еще и еще. Снова. Раз за разом. Она узнавала в рисунках Ореля – обманчиво бесстрастного и равнодушного, темноволосого, статного. Узнавала некромантские розы и гобелены с танцующими скелетами, призрачного коня, неугомонных котов – Шута и Чуму. С последнего наброска на Ириду смотрели жестокие глаза Серебряного Лиса, выведенные рукой Куницы, и от их реалистичности, от их почти физического безразличия и могильного холода по ее коже пробежал легкий озноб.

Чайка лишь выполняла одно из многих поручений Кирана. Она посматривала за тем, чем занимался Эган и от кого получал письма, но на этот раз среди оставшихся бумаг не нашлось ничего более существенного, чем пара малозначительных записок от купеческого сына. Ирида уже в третий раз листала рисунки бастарда и снова поражалась тому, что все они были посвящены лишь одному человеку, о котором она, к сожалению или счастью, знала больше, чем стоило бы. Нет, об этом Киран никогда не пронюхает, не по ее воле! Иначе мальчика попросту сживут с белого света. Ему и без того тяжело приходится после смерти отца… Она слишком часто оказывалась случайной свидетельницей его горьких, скрытых от всего мира слез. А ведь Куница находил в себе силы так тепло и искренне улыбаться изо дня в день!

– Мальчик мой, угораздило же тебя, – чувствуя влагу на щеках, произнесла чуть слышно Блайс, складывая один из рисунков и пряча его в безупречно-малахитовой ткани роскошного платья. – Из всех мужчин княжества ты потащился за бесчувственным и принципиальным некромантом… Знал бы ты только, кого запускаешь в собственное сердце, Эган. Знал бы ты, сколько боли причинит тебе влечение за Орелем…

***

– Не хотел я, чтобы это утро наступало, – низко пробормотал Орель, едва раскрыв глаза и разомкнув сухие спёкшиеся губы. – Видят Боги, не хотел.

Он напрягся всем своим обнаженным телом, чувствуя слабость и ноющую боль в каждой клеточке. Запустил пальцы, унизанные кольцами из белого золота, в гриву растрепанных каштановых волос, вновь пытаясь собрать вьющееся безумие в низкий хвост. Некромант с большим трудом заставил себя сесть в кровати и дотянуться до халата из черного шелка, безбожно скомканного, оказавшегося ночью на полу и занятого теперь Шутом. Согнанный кот недовольно фыркнул и, демонстративно подергав хвостом, поспешно покинул комнату, отворив дверь пушистой лапой. Орель вымученно простонал. Скосил взгляд на белую мальчишескую спину, заклейменную багровыми пятнами. В комнате было душно и жарко. Стоял кисловато-горький запах выдержанного вина, пота, шалфея и пихты.

Некромант коснулся теплой и мягкой кожи паренька, в который раз поражаясь тому, сколь живо пламя юности в телах этих безымянных ребят с наивным взглядом и грязными мыслями. Он не намерен был продолжать то, что началось поздним вечером у пылающего камина, достигло апогея в какой-то из комнат на полпути к спальне и завершилось здесь, на кровати, – там же, где и всегда. Орель действительно не знал, кто на этот раз лежит на кроличьих мехах, на мятом безобразии простыней. А еще он не скрывал того, что это действительно беспокоит его в последнюю очередь.

– Просыпайся, – небрежно произнес Белькастро, толкая сонного мальчишку в плечо. – Через пару минут пойдешь за Антеей. Она заплатит.

Тот кивнул и, не сказав ни слова, принялся за одежду, валяющуюся грудой на тяжелом стуле с резными ножками, напоминающими скелетов. Орель лишь зевнул и поторопил мальчика, решительно собираясь избавиться от его присутствия. Морозный воздух из раскрывшегося по щелчку тонких пальцев окна выветривал воспоминания о ночи, пропахшей разгоряченной кожей и крепким вином.

Антея действительно явилась очень скоро и раздосадовано покачала головой, отмечая, что ее и Фабьен ждет долгий день стирки хозяйской постели, а очередному мальчишке, усмирявшему пыл некроманта, едва-едва исполнилось шестнадцать. И хотя его никто не принуждал, не заставлял приходить в это поместье и делать то, что прикажет Белькастро, Антее ужасно не нравились пристрастия хозяина, в последние годы зачастившего с подобными развлечениями весьма противоречивого характера.

– Пусть Ханс приготовит Призрака, – бросил Орель, усаживаясь перед старинным зеркалом в изысканной оправе. – Сегодня ночью не ждите меня.

– Очередной контракт? – осторожно поинтересовалась Антея.

– Именно так ты и скажешь, если кто-то из старых знакомых заявится по мою душу, – кивнул некромант, втирая в уголки глаз резко пахнущее масло. Уже через несколько мгновений его и без того странный, глубокий серый взгляд засиял лихорадочным нечеловеческим блеском. Мальчик тихо вышел из комнаты, набросив на плечи дорогой плащ и не попрощавшись. – У меня большие неприятности, Антея. У меня и у подобных мне господарей Перекрестков. Старайтесь не бродить за пределами поместья. Небезопасно.

Антея кивнула и незаметно удалилась, оставив некроманта в сосредоточенном одиночестве. Тот, без остатка погрузившись в собственные мысли, втирал в кожу мудреные крема и жидкости со странным ароматом, лил в глаза капли эликсиров, пылил порошками и прочесывал волосы, завивающиеся крупными локонами цвета сырых каштанов. Он собирался еще достаточно долго, прежде чем сел на коня Призрака и покинул поместье: Белькастро критично подбирал одежду, оправлял складки плаща и оценивал собственное отражение в зеркале. А еще он злился. И заметно нервничал. За годы тишины он почти успел забыть о тех, кого ненавидел гораздо больше, чем собственное одиночество и проклятие быть некромантом.

– Многое бы я отдал за то, чтобы не видеть Вас еще лет сорок, господин Аделард, – произнес Орель, трогая бока белоснежного голубоглазого коня пятками. – Не затянулось бы это дело…

Он тихо выругался и, собрав волю в кулак, пустил коня головокружительным галопом по промерзшей дороге. Нахлынувшие воспоминания о трагической смерти Ариадны Урсу, нравоучения Ириды, навязчивый образ молодого бастарда, а теперь еще и мрачного вида письмо, подписанное самим Иларом Бальхаундом, – все это выводило его из себя, вынуждало снова воспользоваться дорогим мальчишкой и попытаться выпустить пар… Кажется, за прошедший день он выучил приглашение на некромантский Совет наизусть, и сейчас эта бумажка-пропуск, донельзя измятая, лежала в нагрудном кармане и точно жгла кожу даже сквозь слои одежды.

«Господин Орель Белькастро,

адепт прославленного мэтра Аделарда Кассиндера!

Извольте явиться к полуночи следующего дня на установленное место общего сбора. Мрачные тени движутся с Запада, и мы уже знаем, как грязно звучит их имя. Реликвия находится под угрозой, как и само наше существование. Рассчитываем на Ваше благородие и верность Клятве.

Пути добра и зла перекрещиваются, мы – господари этого Перекрестка.

Верховный некромант Совета,

Илар Бальхаунд».

Орель мчался по тракту с сумасшедшей скоростью, не жалея коня, и был очень зол.

Орель знал, что станет еще злее, когда окажется в обществе таких же, как и он сам.

***

Белькастро безразлично рассматривал старинный гобелен и откровенно скучал, сидя за длинным массивным столом, тянущимся из одного конца залы в другой. До полуночи оставалось не более получаса, и почти все некроманты были в сборе, уже заняв свои места и теперь лениво перебрасываясь друг с другом малозначительными фразами. Орель знал, что Аделард Кассиндер, его жестокий, суровый, как полярная ночь, наставник явится с супругой строго в установленный срок и ни единой минутой раньше или позже. Знал он также, что его опередит Энис. Тяжелый, полный раздражения и нежелания находиться в этом месте вздох Серебряного Лиса не обошел стороной чуткий слух светлоглазого некроманта, сидящего совсем рядом. Хантор Вулф мягко улыбнулся и понимающе кивнул. В его длинных волосах привычно путалась острыми коготками летучая мышь.

На гобелене, занимавшем всю стену, пестрили черным, багряным и пепельным пляски смерти*. Костлявая вела всех страждущих в лучший мир, где нет места для боли, лишений и разочарований; ряженые в шутовские тряпки скелеты, вооружившись дудками и бубнами, творили сущую вакханалию, откаблучивая жигу вокруг уходящих в иной мир людей. Мрачно светили сотни свечей, парящих под самым потолком, словно зачарованные светлячки. Длинные тени плясали сворой тощих призраков, тянущих иссушенные временем и могилой руки к холоду стен. Горело кроваво-красным выдержанное вино, плещущееся в наполняющихся бокалах; где-то попискивали мыши, ожесточенно сражаясь за крохи черствого хлеба. Илар Бальхаунд, четырехсотлетний лысеющий старик, восседающий во главе стола, выглядел обманчиво равнодушным, однако его единственный глаз поблескивал нешуточными опасениями. Тревога царила и во взгляде его «молодой» супруги, которой едва перевалило за двести шестьдесят. На плече черноволосой, тощей, как сама Смерть, Кантареллы Бальхаунд фон Блант сидел огромный лохматый паук, зорко наблюдающий за всем происходящим.

Ни на йоту не изменившийся Казимир Аккард, знаменитый Железный Воин, равнодушно стоял в стороне, не приближаясь к законному месту раньше назначенного часа. Одни Боги знали, о чем он думал в этот самый момент, наблюдая немигающим черным взглядом за утонувшим в предполуночном мраке двором некромантского замка. Его лицо, сгоревшее много лет назад в страшном бою, накрывала маска, а сам он давно потерял возможность разговаривать иначе, чем с помощью телепатии.

Двери распахнулись.

Послышался частый звонкий стук каблуков, окованных железом.

Орель, так отчаянно пытавшийся не измениться в лице, поморщился, словно от вони гниющего мяса. В его лихорадочно сияющих после выпитого эликсира глазах полыхали серебряным заревом ярость и презрение. Он сжал кулаки до скрежета перчаток из тончайшей змеиной кожи и почувствовал на себе обеспокоенный взгляд Хантора. Ему было плевать, кто и что сейчас скажет. Он не видел перед собой никого и ничего, кроме одного слишком знакомого колдуна, так скотски ухмыляющегося от уха до уха своим паскудным ртом.

– Энис, – желчно произнес он, когда некромант опустился напротив, скалясь ему в лицо и с наигранным радушием помахивая рукой. – Какая жалость, подумать только! А я на секунду подумал, что тебя прикончили, как бешеную собаку. До безумия счастлив видеть обратное. Боялся, что упущу шанс лично выбить из тебя душу. Поберег бы себя для такого дела, Ястреб.

– Ты как всегда очень мил и приветлив, – рассмеялся Энис, щуря злые фиолетовые глаза. Рубашка, расстегнутая на его груди, открывала вязь татуировки в виде ажурных листьев папоротника. – Ни капельки не изменился. Все так же бросаешься словами. Сколько лет-то прошло с тех пор? Десять? Пятнадцать?

– Двенадцать с половиной, если ты о нашей последней встрече, – холодно напомнил Орель. – Семьдесят восемь, если думаешь, что я забыл о дне, когда ты подписал себе смертный приговор.

– Ты становишься еще более красивым, когда злишься. Прекращай тянуть и пускать пыль в глаза, Лис. Хотел бы – покончил со мной гораздо раньше. Говорят, ты уже не тот, что раньше. Побоялся бы говорить мне такие вещи.

– Придержи коней, Энис, – поднялся Хантор, складывая на груди руки. – Не за этим мы собрались здесь.

– Один на один, – прошипел Белькастро, и его до боли сжатые пальцы полыхнули черным, а в глазах заискрилась льдистая ярость. – Прямо сейчас. Насмерть.

Двери распахнулись снова, чуть слышно проскрипели старинными петлями, и по полу застучали чеканные шаги двух пар ног. Монотонные бормотания присутствующих резко прекратились; некроманты заметно притихли и моментально устремили взгляды на вошедших, имен которых едва ли кто-то не слышал.

– Рад приветствовать тебя, Аделард, – проскрипел старческим голосом Илар, и Орель, стиснув зубы почти до скрежета, медленно опустился в кресло, пытаясь унять дрожь бешенства в пальцах. Хантор, облегченно выдохнув, сел следом, сжимая жесткое плечо Серебряного Лиса. Энис довольно ухмылялся, выиграв очередной бой в грязной словесной перепалке и избежав сражения с тем, кого ненавидел, презирал и боялся, прекрасно помня о том, на что способен его противник.

Конечно же, Белькастро знал вошедших. Знал, пожалуй, лучше всех, кто сидел за этим длинным, уставленными изысканными блюдами и дорогими винами столом. За двадцать с лишним лет волей-неволей начинаешь кое-что соображать и запоминать, да настолько, что узнаешь некромантскую чету по отбрасываемой тени, полутону голоса и частоте дыхания. Он не смотрел на них, прекрасно понимая, что за десятки лет они практически не изменились. Он хотел говорить с наставницей, подарившей ему бесценные знания и тонкости сложнейшего колдовского ремесла, но от господина готов был бежать на верную смерть, вспоминая о том, что пережил, будучи адептом четы Кассиндеров.

Аделард Кассиндер, знаменитый Белый Дух, действительно не изменился. Некромант старой школы, до холодящего душу ужаса молчаливый и строгий, щеголял безупречным вкусом и изумительной осанкой, щедро переданной Орелю сотнями хлыстов. Он был исключительно высок, трупно-бледен и черноглаз. Его короткие седые волосы были гладко зачесаны назад, как и тридцать, пятьдесят, сто лет назад, а трость, окаймленная белым золотом, постукивала в привычном звонком ритме. На широком плече некроманта, облаченного в цвета вечной скорби и траура, сидел огромный ворон-альбинос по имени Анфир, и в неподвижных розовых глазах поблескивала мудрость прожитых столетий.

Не отставала от супруга и Лоретта Беривой-Кассиндер, колдунья моложавая на вид, но почти достигшая двухсотлетия. Огненно-рыжая, зеленоглазая, с живой змейкой вокруг тонкой шеи она не источала тот холодный ужас, которым бешено эманировал Белый Дух. Одетая в сочный малахит и халцедон, она непринужденно улыбалась и кивала головой, приветствуя собравшихся. Нефритовая Змея была самым искусным изготовителем ядов в империи, и Орель по праву считался ее лучшим учеником, добившимся удивительных успехов в этом сложнейшем ремесле, кое требовало фантастической выдержки и исключительного ума.

– Что же, все в сборе, – прохрипел Илар, осматривая единственным глазом всех собравшихся на Совет. – Приступим же.

– Илар, ты только что дал крепкую пощечину моему самолюбию! – капризно воскликнул Вихт*, распахнувший двери звонким ударом тяжелого посоха. – Если я не вожусь с провонявшими трупами, как твои, без сомнений, доблестные соратники, это не значит, что я здесь не нужен!

В помещение, загадочно улыбаясь уголком чуть полных губ, вошел человек низкого роста. Щуплый на вид, хилый, он, казалось, не мог выдержать даже порыва ветра – столь крайне не внушала доверия его фигура. Обтягивающие одежды: сочетание черного и малахитового, украшенный угольными перьями воротник, нежнейшие короткие перчатки на маленьких и узких кистях. Темно-каштановые волосы, гладко зачесанные назад и заплетенные в по-девичьи длинную косу, высокий лоб, бледная кожа. Спокойные светлые глаза, в которых читалась легкая насмешка, смешанная с долей ехидства. Чисто юнец. Юнец, которому перевалило за тысячу лет.

За Вихтом вбежали огромные волки, вывалившие алые шершавые языки и капающие клейкой слюной на каменный пол. Оробас и Кобальт настороженно принюхались, однако, не почуяв ничего враждебного, улеглись в ногах Бальхаундов, скучающе зевнув. Присутствующие зашептались. Незваный гость, демонстративно вышагивая, проплыл через весь зал, смел с края стола массивную посуду и расположился по левую руку верховного, все так же гаденько улыбаясь.

– Хантор, приветствую тебя, прославленный мэтр! – кивнул Вихт. – Как ты? Выглядишь изумительно! И тебе привет, Кантарелла. Что, Илар еще способен выполнять супружеский долг?

– Заткнись, Заклинатель, – прошипел Илар. – Может, все-таки позволишь нам начать?

– О, это запросто, дорогой дружочек. Валяй.

Некромант, нахмурившись, поднялся из глубокого кресла и тихо заскороговорил сложную магическую формулу, складывая некрасивыми старческими пальцами символы в воздухе. Через некоторое время прямо из пустоты на уставленный яствами стол посыпался черный пепел, мешающийся с вином в кубках, а в помещении резко запахло серой. Колдуны, подавшись чуть вперед, с интересом наблюдали за происходящим. На лбу Илара выступила испарина, однако над столом постепенно материализовалось огромное овальное зеркало, лишенное оправы, безупречно тонкое и начищенное до ослепительного блеска. Ни один из присутствующих не видел в нем своего отражения. В серебряном озере отшлифованного стекла и амальгамы приобретал детальную четкость предмет, знакомый каждому в чародейских кругах.

– Мне не нужно говорить многое об этом артефакте, – произнес старик, и в зеркале появился древний коронованный череп, усыпанный драгоценными камнями, украшенный потемневшей лепниной из червонного золота. – Голова Короля-Некроманта, первого из господарей Перекрестков, таит в себе силу, способную стереть империю с лица земли за несколько ударов сердца. Мы девятьсот лет обладаем этой бесценной реликвией, передаем ее от Хранителя к Хранителю из века в век, защищаем ценой собственной жизни. И теперь эти безродные псы обращают свой гнусный взор на ее могущество!

Орель понемногу успокаивался и сосредоточенно слушал слова старого колдуна, чувствуя на себе взгляд Хантора, обеспокоенного недавней перепалкой. Энис же откровенно скучал и царапал ногтем край массивного стола. Вихт катал ногами чертей и заставлял некогда неподвижных скелетов, шитых серебром на гобелене, выплясывать вокруг Смерти ритмичную чечетку.

– Драугры* и раньше интересовались головой Короля, но такой дерзости себе не позволяли, – злобно прищурился Илар. – Мы следили за ними, веками держали в ежовых рукавицах, но посмотрите! Они нагло явились на Север и объявили войну! Три ночи назад эти крысы оставили на древнем погосте обезглавленного черного вервольфа!

– Посыл очевиден, – согласился Вихт, улыбаясь. – Больше тебе скажу, Бальхаунд. Драугры уже заслали в твои ряды шпиона, а ты даже не заметил. Конечно, с твоим скромным опытом это простительно. Но будь внимательнее.

Верховный вскинулся, сверкнул глазом, ударил по столу иссушенным кулаком. Остатки его седых волос упали на изрезанное глубокими морщинами лицо, покрытое старческими пятнами.

– Что ты знаешь, Заклинатель? – прохрипел он низко и страшно.

– Не нервничай, дружок, сердце зашалит, – прыснул тысячелетний мальчишка, отбрасывая косу с плеча на спину. – Ты прекрасно осведомлен о том, что для меня не существует тайн. За десять-то веков – дело нехитрое! О, дорогой, черта с два я дам тебе ответы на все твои вопросы. Ты не пригласил меня на Совет, начал в мое отсутствие – изволь платить за дерзость!

– Вихт! – ахнула Кантарелла Бальхаунд фон Блант.

– Не нужно, – прервал ее он. – Времена изменились, Кантарелла. Скоро вы исчезните из мира живых и станете частью Оробаса и Кобальта, частью меня. Моими новыми игрушками. Вас, представителей старой некромантской школы, все меньше с каждым днем. Драугры плюнули вам в лицо, бросив обезглавленный пёсий труп на священные захоронения. Драугры обвели вас вокруг пальца, заслав шпиона. Мне нравится идея естественного отбора. Так кончайте же прикрываться моим могуществом, многоуважаемые господа. Покажите, чего стоят чернокнижники великого Севера. Скрутите Драугров в бараний рог.

Все утонуло в воцарившейся мертвой тишине…

Вскоре зал опустел, а свечи погасли. Мрак ночи постепенно растаял, и горизонт занялся огоньком, вспыхнул чуть погодя сумасшедшим пламенем рассвета. Десятки конских следов тянулись от некромантского замка во все стороны света, калеча безупречный снежный наст.

Белые волки по очереди несли на огромных спинах ухмыляющегося Вихта, крепко сжимающего посох и предвкушающего славную резню. Энис гнал вороного жеребца в далекий Вранов и чувствовал, что совсем не горит желанием пересекаться с Орелем – с этим хитрым Лисом, способным потягаться силами с самим Аделардом.

Орель же, пустив коня энергичной рысью, чувствовал лицом дуновение морозного ветра и вспоминал, как давно не поглощал Силу, коя наполняла его эманационные пути энергией смерти и тлена.

А еще он думал о том, насколько одинок.

И от мыслей этих ему становилось на редкость паршиво.

Комментарий к Глава четвертая: «Надвигающаяся угроза»