Текст книги "Вальс на костях (СИ)"

Автор книги: Алексей Скуратов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 20 страниц)

Орель сбросил тяжёлые оковы оцепенения первым.

Пошатываясь на слабых ногах, некромант прошёл через всю комнату и остановился лишь в шаге от Эгана, чтобы, заглянув в глаза напоследок, опуститься перед ним на колени, склоняя голову.

– Убей… – тихо, с безоговорочным смирением произнёс некромант, замерев всем телом. – Если хочешь… убей. Я не буду сопротивляться.

– О чём ты?

– Ты пришёл сюда за местью и имеешь на неё полное право. Так что, пожалуйста, если можешь, закончи всё быстрее и…

И договорить ему не дали. С нескрываемой злостью швырнув загнанный в ножны клинок на стол, Эган, опустившись рядом и взяв Ореля за руки, помог ему подняться. Он смотрел в его глаза, стараясь уловить в них хотя бы толику шутки, но нашёл лишь отчаяние и кромешный мрак. Почти полную пустоту. Страх. Кунице казалось, что ещё мгновение, и Белькастро окончательно потеряет рассудок, а потому, неверяще покачав головой, он крепко обнял его, гладя грязные спутавшиеся волосы.

– Я не желаю больше этого слышать, Рель, – сказал он, перебирая пальцами потяжелевшие пряди. – Я не держу на тебя никакого зла и не собираюсь тратить наше с тобой время на кровь и грызню за то, что случилось много лет назад. Единственная причина, по которой ты увидел меня вооружённым в собственном доме – Энис, так что… Забудь обо всём. Я чертовски по тебе скучал.

В этот самый момент Эган почувствовал, как Орель расслабляется всем своим телом. Мог бы – услышал бы и звук рухнувшего с его плеч камня, разлетевшегося по полу тысячами острых осколков, режущих ноги, словно речной ракушечник. Натянутая струна ослабла, весь этот сгусток напряжения вдруг превратился в нечто мягкое, потяжелевшее, буквально повисшее на его плечах и вжавшееся холодным лицом в горячую шею. Вздрогнув от этого яркого контраста, бастард лишь ненадолго отстранился, чтобы ровно через мгновение прикоснуться к щеке некроманта прохладными пальцами и легко прижаться к губам.

– Я… не в лучшем виде, – натянуто улыбнувшись, заметил Орель, заправив за ухо грязную прядь. – Может, было бы неплохо всё же искупаться?

И дважды ему повторять не пришлось.

В одном из многочисленных лабиринтов вытянутого поместья, в самых глубинных его закоулках, действительно нашлась крутая, винтом уходящая вниз дубовая лестница, и Эгану пришлось держать плохо стоявшего на ногах Белькастро под руку, когда они спускались. Он почти сразу различил тяжёлый, мягко удушающий аромат остывающей воды, мокрого камня, едва подёрнутого плесенью потолка, роняющего с острым звоном крупные чистые капли. В густоте дурманящей голову влаги отчётливо ощущались оттенки горькой полыни, вяжущей на языке хвои и выгоревшего на летнем солнце бессмертника, но сильнее, чем это умопомрачительное сочетание, его заставляло медленно тлеть само нахождение Ореля рядом – живого, по-человечески слабого и абсолютно беззащитного, открытого, как хорошо знакомая книга с истрёпанными страницами.

Звук мерно падающих в бассейн капель отражался от мокрых стен. Прохлада прикасалась липкими ладонями к лицу и шее, выдыхая зябкую влагу прямо в губы. Белькастро, сбросив короткие сапоги, уже принялся дрожащими пальцами расшнуровывать рубашку, как Куница, нахмурив брови, огласил простую истину:

– Я ни за какое золото мира не залезу в холодную воду.

Орель, прервавшись, мягко улыбнулся. Ему было почти смешно, смешно и больно от того, что всю свою жизнь Эган был вынужден скрывать саму свою сущность, опасаясь гнева всего княжеского замка. Даже подавляя магию, что плескалась в теле безграничным океаном, он сумасшедше эманировал, и от мелкой дрожи, сотрясающей воздух в его присутствии, давило на виски, и шевелились на затылке волосы. Имея поистине выдающиеся силы, парень не мог и подумать, что способен на гораздо большее, нежели приглушение ноющей боли и создание волшебных огоньков. Перед ним открывались двери, ведущие в огромный новый мир.

– Если не желаешь опускаться в холодную воду, сделай её горячей с помощью магии, – тихо посоветовал некромант. – Здесь нет ни Кирана, ни Ингрит, ни Эниса. Здесь ты можешь быть самим собой, Эган.

Всего лишь один интуитивный жест пальцами, и в воздухе резко запахло тёплым летним дождём, мерцающим бриллиантовой россыпью в изумрудной зелени сочных трав. По воде прошла мелкая рябь, кожу приятно покалывало сотнями тончайших игл. Вскоре к потолку стал подниматься лёгкий, вихрящийся мягкими клубами пар, и Орель, ощутив усилившуюся эманацию, покачнулся.

Скурта был быстрее.

Оказавшись в сильных руках, осторожно обнимающих его со спины, Лис вдруг понял, что готов падать в них снова и снова – с Эганом он не чувствовал и тени недоверия и страха.

– Ты точно в порядке? – обеспокоенно спросил бастард, помогая некроманту избавиться от рубашки.

– Теперь – в полном, – ответил Белькастро, щёлкая застёжкой ремня на поясе парня. Тот, едва уловимо изменившись в лице, перешагнул через одежду и расправил плечи.

Куница не мог и предположить, сколько затянувшихся шрамов, полосующих тело некроманта, скрывали дорогие одежды, искусно расшитые серебром. Бледные, неровные, тянущиеся по рёбрам рубцы некогда расходились рваными ранами и кровоточили огнём, самой жизнью. К ним было страшно даже протягивать пальцы – казалось, от одного лишь прикосновения боль вернётся, заставляя чувствовать, как перед глазами стремительно сгущается мрак, а ноги теряют устойчивость. Рель взгляд поймал. Понял. Сбросив с себя остатки одежды, он лишь повернулся полубоком и, отбросив на одно плечо распущенные волосы, продемонстрировал уродующие острые крылья лопаток ожоги, стянувшиеся много лет назад. «Аделард», – отстранённо произнёс он и опустился в воду, погружаясь сразу с головой. А Эган не знал, что сказать. Через что вообще прошёл за долгие годы жизни Серебряный Лис?

Он не мог быть таким же спокойным. Не мог оставаться равнодушным к боли ушедшей, рвущей тело на сотни маленьких, истекающих горячей кровью кусочков, и к боли настоящей, что стояла в серых потухших глазах. Стоило некроманту вновь подняться на поверхность, приглаживая тяжёлые мокрые волосы, Эган приблизился и перехватил его запястье, прикладывая руку к собственной груди. Орель отчётливо ощущал, как бьётся сердце бастарда – бьётся спокойно, уверенно и мерно, качая по венам пахнущую ржавым металлом жизнь.

– Что ты пытаешься сделать? – замерев, спросил некромант, поймав себя на том, что почти не дышит и думает слишком громко.

– Пытаюсь исправить то, во что ты превратил себя по моей вине, Рель, – безошибочно поймал его мысли бастард. – Ради меня ты шёл на это много раз, рискуя собственной жизнью, и я не останусь в долгу. Сделаю почти невозможное но, клянусь Богами, я верну тебя к жизни, чего бы это мне ни стоило.

Это действительно было почти невозможно. Абсолютно безрассудно, внезапно, по-юношески бесшабашно, но… но это обретало жизнь с каждым мгновением, и Орель, почувствовав первую тёплую волну, прошедшую через всё его тело, глухо простонал сквозь до боли сжатые зубы, уткнувшись лицом в плечо Куницы. Прохладные руки Эгана вдруг стали невыносимо горячими, его сердце, ранее сдержанное и ровно бьющееся, теперь колотилось перепуганной птицей в грудной клетке. Силы возвращались в тело некроманта, наполняя каждую его крупицу, заставляя кровь бурлить сумасшедшим зельем, приливать к щекам, разогревать ослабшие, заиндевелые мышцы. Голову кружило так, что Белькастро почти ничего не видел перед собой. Оставалось лишь сильнее зажмуриваться и крепче вжиматься в плечо, но он чувствовал, ощущал, слышал. Слышал, как первые капли крови сорвались с бледного подбородка бастарда и утонули в воде, окрашивая её в бледно-розовый, становящийся всё более насыщенным с каждой новой квинтэссенцией жизни, упавшей вниз.

Когда всё закончилось, Эган дышал тяжело, хрипло и рвано. Кровь никак не останавливалась, парень безуспешно запрокидывал голову назад, но от того лишь захлёбывался и вновь наклонялся над водой, а капли часто-часто и звонко шлёпались о её поверхность, растворяясь в тяжёлой массе алеющим ореолом. Ощутив в себе былую силу, увидев, что даже резаная рука вновь стала прежней, Орель, лишь ненамного отстранившись, прикоснулся к побледневшему лицу кончиками пальцев, что-то едва слышно прошептал, что-то – лишь подумал, а кровотечение прекратилось так же внезапно, как и началось. Только багровый след чернел на белом лице, сползая тёмными сворачивающимися дорожками от носа до подбородка – прямо через сухие, чуть треснувшие на лютующем морозе губы.

Белькастро не удержался.

От одной мысли о трещинках, заполненных кровью, от её тяжёлого запаха, обволакивающего, словно густой алый туман, он будто потерял связь с внешним миром и уж точно – лишился покоя. При всём желании Лис не вспомнил бы собственное имя, а теперь, сжимая плечи бастарда, вылизывая жгуче-горькие губы до последней капли, растворяющейся на языке терпкой ржавчиной, он и вовсе потерялся в пространстве и времени. Это было похоже на сущее безумие: некромант цеплялся за бастарда так, будто он был последней ниточкой, удерживающей его от падения в бездонную пропасть на острые чёрные скалы. Звуки плещущейся воды и оскальзывающихся губ, срывающееся дыхание и полубредовый шёпот сливались в единый гул, закладывающий уши, они постоянно рисковали рухнуть под исходящую паром толщу, рухнуть прямо вдвоём, с головой, и бастард, удерживающий их обоих лишь одной рукой, не мог продолжать до бесконечности. Орель понимал. Слизывая оставшуюся кровь с подбородка, прижимаясь животом к животу Эгана, он сущим чудом смог оторваться и поймать почерневший, абсолютно невменяемый взгляд.

– Ты сможешь идти? – выдохнул некромант, прикасаясь прохладными мокрыми ладонями к горячей груди. Бастард, будто не сразу разобрав слова, всё же медленно кивнул. – Тогда пойдём в спальню. Я не готов к тому, чтобы свернуть здесь шею.

Трудно сказать, как им удалось добраться до кровати, да это и неважно. Мокрые следы двух пар ног остались на каменном полу подвалов, на витиеватой лестнице, поскрипывающей досками под их тяжестью, в длинных, погружённых в мрак коридорах. Вода лилась с липнущих к спине и шее волос Ореля, с отросших прядей Эгана; желание, почти что животное, до безрассудства распалённое, накрывало их прямо в лабиринте поместья, и им ничего не оставалось, кроме как вжимать друг друга в стены, чтобы оставить на коже багровеющий и наливающийся кровью след.

Дверь протяжно взвизгнула старыми петлями, и Чума с Шутом, вальяжно растянувшиеся посреди комнаты, прыснули в стороны, вздыбливая шерсть, а меховое покрывало, лежавшее поверх постели, почти сразу стало влажным. Эган, зажмурившись, глухо простонал. Ему казалось, что от такой гаммы ощущений люди должны умирать.

Пурга звенела о стёкла льдом.

Он чувствовал прохладные, мягкие губы, жёстко отпечатавшие огненное клеймо на напряжённом горле и в ямочке между отчётливо выступающими ключицами. Чувствовал, как эти самые губы почти невесомо прижимались к влажной груди, и от этого по коже бежали мурашки. Каждый раз, когда мокрые тяжёлые пряди Ореля касались его самыми кончиками, по телу витал обостряющий ощущения холодок, но стоило им упасть клубком остывших змей на плечо, грудь, как от макушки до пальцев ног проходила вышибающая из тела душу волна жгучего, пронизывающего тока.

Поцелуй за поцелуем по телу вниз: от линии ключиц по впалой груди к поджавшемуся животу, к поджарым бёдрам. Иногда, обжигая дыханием прохладную кожу, Орель оставлял расцветающие приглушённой болью укусы, и тогда шипение сквозь сжатые зубы превращалось в громкие вздохи, срывающиеся с пересохших, ставших липкими губ Эгана. Невозможный контраст ощущений заставлял бастарда теряться в самом себе и уже не различать, сам ли он прикасается к себе, или пальцы Реля ведут по внутренней стороне бедра, а язык оставляет леденеющий в холодной комнате мокрый след на затвердевшем соске.

Сколько мужчин у него было? Скурта не помнил. Не помнил, но знал наверняка: ещё никогда он не переживал хоть что-то отдалённо напоминающее прикосновения некроманта и отпечатки его губ, полыхающие на холодной влажной коже лесным пожаром. Орель вёл языком по животу, и перед глазами плясали чёрные мушки. Орель кусал выпирающую тазовую кость – внутри всё переворачивалось с ног на голову. Эган не знал, куда деть себя, когда почувствовал прохладу рук, сжимающих бёдра. Он не понимал, жив ли, когда мокрые губы Белкастро вскользь прошлись от основания члена вверх и сомкнулись на липкой головке, а копна влажных волос упала на его живот и грудь.

Чувствуя скольжение языка и тёплую слюну, тянущуюся по тонкой, бархатистой и полупрозрачной коже, чувствуя пальцы, плавно двигающиеся в каком-то сумасшедше замедленном, почти ритуальном темпе, ощущая узкое ребристое горло, вбирающее его до основания, Эган пугался собственного голоса, изменившегося до неузнаваемости. Он хрипло, гортанно, низко повторял имя некроманта, словно многоступенчатое сложное заклинание, зажмуривался и растирал влажные тяжёлые волосы по собственной груди. Он находился на тончайшей грани между рассудком и безрассудством, когда сжимал пряди сильнее и тянул их на себя, теряясь от давления глотки на почти саднящий от напряжения член.

– Боги, Рель, я сейчас!..

Орель, отстранившись в последний момент, почувствовал, как лицо обожгло белёсыми густыми каплями, медленно стекающими по коже и срывающимися на постель жирными кляксами. Но он ничего не сказал. Не поменялся в лице. Отбросив копну распущенных, крупно вьющихся и почти высохших волос на спину, он лишь провёл по своему лицу и коснулся густо вымазанными в сперме пальцами губ бастарда. Эган поймал его тёмно-серный взгляд. Перехватил некроманта за запястье, притягивая вплотную, и послушно вылизал пальцы, проведя между ними напоследок языком так, что у Белькастро в животе точно зашевелились скользкие змеи. Змеи едва не разодрали его на кровавые ошмётки, когда парень сорвал губами с лица всё до последней капли и, завалив под себя некроманта, впился в горло, разрывая его ласковым зверем.

Орель одержимо драл короткими ногтями спину бастарда и придушенно всхлипывал, чувствуя, как от ощущений перед глазами плывёт от наворачивающихся слёз. Он, не сдерживаясь ни на йоту, простонал его имя, когда пальцы бастарда сжали его член и провели снизу вверх, растирая по головке выступившие капли.

Он щёлкнул в воздухе, закусил губы. Перехватив руку Куницы, Орель вложил в неё склянку из мутного стекла, а потом, уже слыша звенящий в сознании парня вопрос, тихо, хрипло ответил:

– Я давно хотел этого. Ты хотел этого ещё раньше, чем я, так что не тяни время, Эган. Прошу – не тяни.

А больше Эган и не мог. Он, будучи человеком, прошедшим воду и огонь, был способен на многое, но не на то, чтобы продержаться ещё хотя бы минуту – каждое мгновение забивало его ногами до смерти. Откупорив склянку дрожащими пальцами, почувствовав на них холод скользкой, почти ничем не пахнущей дряни – да и плевать, что за состав вложил в его руки некромант – он лишь легко развёл ноги Лиса и, надавив на вход, осторожно скользнул внутрь, чувствуя гладкие стенки. Один палец, второй; даже тремя – он всё ещё держал себя под контролем, но едва ли не скулил, когда в то же время выцеловывал поджавшийся живот и кусал кожу, а укусы мгновенно наливались кровью и расцветали алым, переходящим в синеву.

Он вошёл быстро, но плавно. Он почти сразу нашёл нужный угол и поймал темп, заставляющий Ореля грызть губы и внутреннюю сторону щёк в кровь только для того, чтобы не кричать до хрипоты. Бастард прикасался пальцами, языком, губами к каждой полоске шрама, к каждому бугристому бледному рубцу, ещё более бледному, чем сама известковая кожа, а некромант чувствовал, что жив. Впервые за долгие годы – жив, и от гаммы эмоций, разгоняющих кровь по телу, у него звенело в голове. Высохшие после бассейна тела снова стали влажными – не от воды, от выступившего пота. Холодный воздух комнаты вдруг показался раскалённым, словно дрожащее марево огня, что колыхало горизонт в жаркий полдень, а сердце стучало так быстро, что казалось невозможным. Орель сжимал пальцами отросшие, почти чёрные волосы Эгана и кусал его плечо, не зная, куда себя деть. Эган вбивался чаще, резче и глубже. Выражение «искры из глаз» стало для него явью.

Пурга звенела о стёкла льдом.

Они оба понимали, что на грани. Что продолжать всё это хочется до ноющей во всём теле боли, но не на всё найдутся силы.

Бастард плавно вышел, подхватил его за руку, притянул спиной к себе, снова скользнув членом меж ягодиц – Белькастро выгнуло дугой, но он сдержался, глухо и низко простонал, начал двигаться. Его волосы, растрёпанные, взлохмаченные, щекотали грудь парня, в них хотелось вжаться лицом, тонуть, раствориться в их тёмном безумии, и Эган вжимался, тонул, растворялся, снова нагоняя прежний темп и чувствуя, что их время на исходе. Он умирал, когда Лис запрокидывал голову на его плечо и рвано дышал. Лис, ощущая, как сильные пальцы сжимают его горло, начинал мелко дрожать.

Коричневая, почти идеально круглая родинка на лопатке некроманта сводила бастарда с ума безупречностью формы и ярким контрастом на фоне белой кожи. Прижимаясь к ней губами, двигая рукой по члену Ореля вниз и вверх, попадая в бешеный ритм, от которого в голове творилась сущая вакханалия, он ощутил, как по телу – от ног и до корней волос – начинала бить сумасшедшая, простреливающая позвоночник судорога. Он не понял, кто из них закричал первым. Кто кончил раньше, кто позже, а может, и вовсе в один момент – плевал он на это трижды много раз. Эган лишь удерживал выгибающегося, крупно дрожащего Белькастро, уже не видя перед собой ни света, ни тьмы, ни их оттенков.

А потом – беспробудная, тяжёлая, всепоглощающая глушь, сквозь многотонную толщу которой ощущения стали медленно, постепенно, но всё же возвращаться. Они лежали рядом – вымокшие, как мыши под дождём, мелко вздрагивающие, со срывающимся хриплым дыханием, блестящие от спермы и пота. Они молчали, не находя в себе сил на то, чтобы сказать хотя бы пару слов.

Но силы вернулись, и, вновь наполнив тела, бросили их друг к другу снова, прося, требуя, умоляя повторить.

Раз за разом.

Эган заснул на груди некроманта лишь тогда, когда пурга, секущая окна ледяными иглами, лишилась голоса и стихла. Заснул, поверхностно дыша, когда чёрная ночь развеялась, и на востоке замлели грязные, мутные, пасмурные зимние сумерки, перекрасившие небо из обсидиана сначала в кобальт, а потом в раскрошенный, растёртый в блёклую серость графит. Орель, обещавший себе не сомкнуть глаз, потерял связь с реальностью почти в тот же момент, что и бастард.

И сон, накрывший их обоих, впервые за долгое время был лишённым кровавых картинок, кусающих за шею страхов и ужаса перед наступлением нового дня, разгорающегося тёмным безжизненным пламенем на заснеженном горизонте.

Комментарий к Глава двадцатая: «Умершим душам – живые сердца»

* – в эпиграфе слова песни «Ты», Обе-рек. Спасибо за неё котану, ибо без этой песни мне бы не удалось поймать нужную волну :3

Пы.Сы. Люблю и ненавижу нцу.

========== Глава двадцать первая: «Король-Некромант» ==========

«…След, дьявольский след

Серой петлёй лёг на снегу,

Стаи идут, и на пути

Кровью своей чертят нам знак.

Бешеным рёвом они вызывают на бой!

Мы им ответим, но волчьим покажется вой ответа…»*

Сотни огоньков парили высоко под потолком, и пугающие тени плясали на ледяных каменных стенах. Тишина в некромантском замке царила почти гробовая – даже мыши не скреблись в тёмных уголках, добывая бесценные крошки. Мрачная братия послушно явилась в эту ночь на собрание по привычному зову Илара; теперь она, располагаясь вдоль длинного, занимающего всю залу стола, что-то выжидала в напряжённом, сводящем с ума молчании. То самое «что-то», вопреки ожиданиям и надеждам, всё никак не хотело наступать. Некроманты начинали нервничать. Это было заметно с первого скользкого взгляда по их посеревшим лицам.

Пожалуй, лишь Хантор Вулф выглядел спокойным, как никогда раньше. Казалось, он, адепт чёрной магии и запрещённых чар, наперекор всему светился изнутри, словно блаженный пророк с ничего не видящими, но светлыми глазами. Впервые за долгое время он был восхитительно собран и свеж. Постоянно возвращаясь мыслями к Давену, к своему Давену Терранове, пришедшему в себя после череды чудовищных потрясений, Вулф смаковал вкус выдержанного вина, сидя за столом с другими некромантами. Он терпеливо ждал прихода Безликого с новыми известиями о Драуграх, изредка переговариваясь полушёпотом с собратьями по пропахшему трупами ремеслу, и непринуждённо улыбался.

Энис Клермон мог лишь позавидовать его спокойствию.

Несмотря на извечный гонор и напыщенную стать, Энис метался. Он всем своим нутром чувствовал кровь приближающегося сражения, отчётливо чуял её в затхлом застоявшемся воздухе замка, но ещё больше, чем грядущая перепалка с Драуграми, о которой он думал всё чаще, его выводил из себя холодный, как лёд, совершенно непроницаемый и хищный взгляд Ореля, задерживавшийся на нём куда больше прежнего. Чёрный Ястреб знал, что Белькастро, откладывавший месть долгие годы, сорвётся с цепи и ощерит пасть, если пронюхает об угрозах в сторону хольгеровского бастарда. Чёрный Ястреб видел, что старый Лис уже обо всём наслышан и всерьёз готовится взяться за дело. Завершать начатое он умел, как никто другой – только дайте повод. Количество крови на его руках от очередного покойника изменится слабо.

За бесконечными желчными шутками, ехидными взглядами, небрежными жестами и странными смешками Эниса прятался банальный человеческий страх. И хотя Клермон знал, что он по-настоящему силён, что мало в чём уступал своему сопернику, Белькастро, обучаясь у Аделарда, а потом спасаясь от него бегством, выучил гораздо больше смертельно опасных фокусов, и сталкиваться с ними не желал ни один более-менее здравомыслящий человек. Орель лишь казался образцом для подражания – этим безучастным, безупречно сдержанным, молчаливым и спокойным некромантом. Энис не забыл, что увидел на поле боя в далёком тысяча двести пятьдесят пятом, когда в дело ввязался Лис.

На выбитой конскими копытами земле он не пересёкся с Белькастро; тот, вспорхнув белым сычом, взмыл в чёрное от дыма небо и исчез в его удушающем мраке, однако десятки тел остались неподвижными – десятки изуродованных, переломанных, как куклы, тел, вымаранных в крови и рубленых, как куски парного мяса. Любой другой, увидев то кладбище ещё не остывших трупов, ужаснулся бы и не поверил в силы одного-единственного человека, устроившего настоящую резню. Клермону было известно о силах Ореля и том, что по первому зову к его ногам преклонят головы пятьдесят мёртвых душ. Боги, его стоило опасаться даже в ближнем бою, а уж если он примется за яды…

…Огоньки, парившие под потолком, вздрогнули от юркнувшего в замок сквозняка, с тихим свистом промчавшегося над головами некромантов и облапавшего липкими руками шеи некоторых из них. Клермон и Белькастро встретились взглядами. Сцепились. Льдисто-фиолетовый, словно молния, и по-зимнему серый, холодно-мглистый, пасмурный. Орель был слишком уверен в себе, чтобы отводить глаза и делать вид, что ничего не было, а Энис – слишком циничен и горд. Они так и прожигали друг друга, и от напряжения, повисшего в воздухе между ними, на руках поднимались волоски, а по венам пробегал лёгкий ток. Казалось, это могло длиться вечно, как вдруг некроманты одновременно повернулись к центру залы, почти незаметно дёрнувшись.

От того, как посреди залы открылся сияющий малахитом и углем портал, стены замка ощутимо дрогнули. Белоснежные волки, прыгнув на каменный пол прямо из воздуха, потянулись огромными меховыми тушами, приторно-скучно зевнув. За ними, звонко стукнув каблучками сапог и концом огромного, увенчанного шипами посоха, приземлился и ехидно улыбающийся, извечно загадочный и языкастый Вихт.

Впервые за долгое время он явился не в шитых камнями и золотом тряпках, обтягивающих его хрупкую маленькую фигуру. На нём не нашлось и украшений – туго заплетённую косу стягивала простая чёрная ленточка. Вихт даже не решился отдать дань излюбленной привычке; он не стал бесцеремонно влезать на стол, чтобы, нагло свалив половину блюд и кубков, сидеть на его краю рядом с Иларом и беззаботно катать чертей ногами, тихо мурлыча себе под острый нос. Заклинатель Духов, потрепав уши Оробаса и Кобальта, обезоруживающе улыбнулся и поприветствовал залу взмахом узкой, затянутой в перчатку ладони.

– О всемогущие Боги, Бальхаунд, старый ты пёс, с какого чёрта я не вижу радость на твоей морщинистой мордашке? – рассмеялся Вихт, подходя к верховному и хлопая его по плечу. – Впрочем, пусть так, не смею просить от тебя невозможного. Кажется, я даже чувствую душок страха, исходящий от твоей многоуважаемой персоны. И что это такое, позволь узнать? – спросил он, окинув взглядом утонувшую в полумраке залу.

– Может быть, очередное собрание? – прошипел Илар, сверкнув оставшимся глазом.

– Шутишь, – кивнул тысячелетний юноша. – В твоём незавидном положении это чертовски похвально. Так выходит, ты всё же решил тогда сделать всё сам? Выйти на честное сражение и не устраивать бойню под звёздным небушком, выкашивая ребят, как эпидемия чёрной оспы?

Кантарелла Бальхаунд фон Блант, чистой воды черноглазая сука-ведьма и по совместительству благоверная супруга Илара, не выдержала первой. Подскочив на месте так, что её длинные угольные волосы рассыпались по плечам, а сидевший на шее лохматый паук поджал все восемь лапок сразу и свалился прямиком в захватывающий дух вырез на груди, она взвизгнула ввинчивающимся в мозг рваным фальцетом:

– Чума, подагра и сифилис, что тут вообще происходит?! Что ты решил сделать сам, Илар?! Объяснись немедленно!

– Спокойнее, миледи, спокойнее, – прощебетал Вихт, теребя кончик косы и улыбаясь.

– Расскажи, Асельф, – мягко попросил Хантор, повернувшись и слегка нахмурившись. – Всё, к чему имеет отношение мэтр Илар, касается и нас тоже.

И Асельф рассказал. Рассказал всё, что задумал Илар, лишь только узнав о том, что Безликий вышел на призрачный след Драугров, вторгшихся на заповедные земли бескрайнего, бесплодного, похороненного в снегах Севера.

Блэйк Реввенкрофт не обманывал. Безликий знал своё дело и, если забирал достойную оплату, мог сделать то, что другим казалось попросту невозможным. Получив от некромантов головокружительную сумму, сверкающую даже под тусклым зимним солнцем ярче пожара, он взялся за работу со всей свойственной ему тщательностью. Драугры были обречены на поражение в тот самый момент, когда легендарный охотник за головами вышел из тени и учуял их слабый, отдающий душком нечестной игры запах. Он сразу понял, что в некромантский замок регулярно приходит чужак, чтобы запоминать каждое сказанное Иларом слово и нашёптывать услышанное своим господам. Понял, что северяне ищут не там и не тех, не замечая предательства прямо под носом. Безликий знал Север так же хорошо, как и то, что солнце поднимается на востоке, а опускается на западе, а потому, раскинув как следует мозгами и просчитав все варианты, быстро выбрал из всех дорог одну – единственную, верную, ведущую в логово Драугров. Ни один следопыт мира не различил бы её на белом, как саван, снегу, однако для живой легенды дорожка чернела так же ярко, как и выведенные на чистой бумаге руны. Он пошёл по нечаянным следам уверенно и незаметно для всех живых душ этого света. Прочесав Грюнденбержские чащобы, утонувшие в снегу, угробив лошадь и едва не замёрзнув в одну из чудовищных, лютующих ночей, Безликий вышел на бескрайние Серые Равнины, раскинувшиеся между Горелесьем и Западными Топями. И бежать Драуграм было уже некуда. Поздно. Бессмысленно.

Они не знали, что их запах стал различим сквозь звенящую пургу, а дни торжества оказались сочтены.

В тот же день, едва заметив заснеженные могильные холмики древнего жальника, Безликий сорвался в обратный путь, ведущий прямиком в некромантский замок, тянущийся острыми шпилями к мрачному ледяному небу. Казалось, Илар уже чувствовал его скорый визит: стоило охотнику войти в плен холодных стен, он тут же встретился с тяжёлым взглядом одного-единственного глаза, поблёскивающего решимостью и мудростью на изрубленном морщинами лице Бальхаунда. Кантарелла ничего не знала о том, что Драугры замерли в двух шагах от опасной ловушки, норовя окончательно свалиться в подготовленную волчью яму*. Она не ведала о встрече супруга с Безликим и Вихтом, об их разговоре и том, какое решение было принято в ту самую ночь, опустившуюся на Север непроницаемым чёрным бархатом.

– Они могущественны, Илар, – честно сказал тогда легендарный охотник за головами. – Не имею ничего общего с некромантией и, по правде говоря, меня тошнит от ваших разборок, но они прочно стоят на ногах. Драугры прячутся на равнинном погосте и пожирают души в немыслимых количествах. Вы можете проиграть. Голова Короля-Некроманта не всесильна.

– Он говорит непреложную истину, дорогой друг, – прошелестел невесть откуда взявшийся Вихт, явившийся в долю мгновения верхом на Оробасе. Некромант заметно напрягся от его неожиданного визита. Безликий лишь почувствовал, как по коже пробежал неприятный холодок вечности и практически безграничного могущества этого чародея, давно утратившего человеческую сущность.

– И что прикажешь делать, Асельф? – сбросив маску уверенности, хрипло спросил Бальхаунд. – Что я могу, я, четырёхсотлетний старик?..

В кои-то веки Вихт не шутил и не подтрунивал над некромантом. Спрыгнув с волка и потрепав его густую жёсткую шерсть, он почти беззвучно прошагал по зале и остановился по правое плечо Илара, сжимавшего подлокотники так, что белели пальцы. Заклинатель Духов, усмехнувшись, накрыл его предплечье и провёл рукой в воздухе, что-то тихо прошептав. Напрягшиеся волки, некромант и Безликий смотрели на то, как прямо перед ними в пустоте стали разворачиваться картинки, сменяя друг друга, тая и осыпаясь мелким пеплом на холодный каменный пол.

На белоснежном поле, повисшем в сыром воздухе замка отчётливой проекцией, мелькали тени. Там, меж могильных холмиков, за стенами мороза, снегов, лесов и дальних вёрст, то появлялись, то исчезали десятки чужаков – вооружённых, опасных, пожирающих души. Если как следует присмотреться, можно было увидеть, как среди теней бродил, ссутулившись, силуэт, и даже его изображение эманировало так, что по телу бежали мурашки. Если ещё и немного подумать, можно понять – это сам верховный явил свой чёрный лик фантастического могущества.

Проекция растворилась в воздухе. Вихт криво улыбнулся уголком рта. Безликий, казалось, вообще не реагировал на происходящее, а волки тревожно пронюхивали воздух, вздыбливая шерсть и щуря огромные сияющие глаза.