Текст книги "Вальс на костях (СИ)"

Автор книги: Алексей Скуратов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц)

– Однажды мне удалось передать к нему в руки письмо, – придушенно произнес Эган. – Я написал, что буду ждать его на Волчьем озере каждый третий и пятый день недели, чтобы отблагодарить за спасенную жизнь, чтобы еще раз увидеть глаза человека, позволившего мне встретить рассвет снова… Теперь я хожу туда почти ежедневно. Но его по-прежнему нет.

Бастард горько усмехнулся, смахнул все же выступившие слезы, не успевшие оставить на щеках влажные дорожки. Его пальцы мелко дрожали. Он снова приложился к фляжке, словно к источнику самой жизни.

– Знаешь, я ведь не дурак, Гектор, – улыбнулся Скурта. – Я знаю, что подобный мне грязнокровка никому не сдался. Его поместье на порядок богаче отцовского замка, а за моей пазухой не завалялось и паршивого медяка. Но черта с два я так просто сдамся и позволю ему в очередной раз сбежать, Картежник. Черта с два. Я докажу ему, что я не слабак. Обязательно докажу.

Гектор не счел нужным говорить хоть что-то, вновь поражаясь фантастической силе, кипящей в сердце его друга. Куница не сдавался под чудовищным напором жестокостей Судьбы всю свою жизнь. До десяти лет он рос в лесах, таскаясь за матерью в зной и холод, осваивая друидскую магию, стаптывая в кровь ноги и перебиваясь порой лишь кореньями и горько-кислыми ягодами, от которых в животе только настойчивее урчало. Перебравшись в отцовский замок, мальчик тут же потянулся к новому, и не счесть, сколько раз он падал с лошади, калечился луком и стирал руки в кровавые мозоли. Эган раз за разом доказывал Хольгеру и княжескому двору собственную силу. Эган ночами стонал от боли в каждой мышце, а утром вновь непринужденно улыбался и шел вперед. Только вперед.

Он рано потерял мать и оказался в немилости суровой Ингрит. Он был жестоко лишен любви и заботы Ариадны, получив взамен издевательства мачехи и отвращение, пляшущее в ее холодных глазах. На его теле появились новые синяки, однако получены они были не во время тренировок и шутливых драк с подрастающим Гектором, нет. Фиолетовые пятна расцветали на бледной коже стараниями хозяйки родового замка. Эган знал, что у отца слишком много обязанностей, и никогда не жаловался, крепче сжимая кулаки и бросая очередной вызов своему терпению, выдержке и самой Судьбе.

Со временем мальчик лишь сильнее отдалялся от Хольгера Скурты. Отныне ратному делу его обучал грозный, обезображенный в бесчисленных сражениях молчаливый Имран – капитан замковой стражи и правая рука князя. Даже на вопросы отца о понравившихся девочках Куница не мог ответить, осознав уже в четырнадцать лет, что привлекают его исключительно мальчики. Ему приходилось тщательно скрывать от Ингрит собственную чародейскую сущность, чтобы не напоминать суровой мачехе об Ариадне и не навлекать ее гнев еще больше. А потом он окончательно остался один.

Несмотря ни на что, Эган нашел в себе силы пережить страшное горе, расправить плечи и идти дальше, продолжая борьбу за жизнь, за место под солнцем… И теперь – за любовь.

Гектор улыбнулся, обнял друга за плечи и, поднявшись, растворился в темноте глубокой ночи, на прощание махнув рукой. Его уже давно ждали трактиры, выпивка и карты, раскрепощенные женщины, охотно прыгающие на его колени, и новые рискованные авантюры. А Эган, собравшись с духом и выбросив из души внезапно нахлынувшую, саднящую в груди боль, все-таки решил направиться к себе в комнатку и наконец поспать, ведь уже следующей ночью он отправится на Волчье озеро в очередной раз, и, быть может, ему повезет. Он умел верить в лучшее.

Он верил.

Эган тихонько напевал под нос и спешно шел к своей комнатке, уже представляя, как упадет в постель и, расслабившись всем телом, обнявшись с Пургой, потеплей зарывшись в одеяла, провалится в глубокий исцеляющий сон, чтобы утром набрать в грудь свежего воздуха и продолжить свой тернистый, вымощенный трудностями путь. Бастард вставил ключ в замочную скважину с тихим металлическим лязгом, опустил пальцы на шершавую деревянную ручку, однако вдруг всем телом вздрогнул и тут же замер, чувствуя, как у него перехватило дыхание.

Он ощущал магию прямо за спиной.

Он чуял ее сильный запах и реагировал на чародейскую эманацию.

– Тебе нечего бояться, – прошелестел знакомый голос совсем близко, и Эган распознал в нем Ириду Блайс. – Я многим рискую, появляясь здесь и намереваясь сказать то, что скажу, поэтому выслушай меня и не задавай вопросов.

Куница, не обернувшись, уверенно кивнул. Для него не составляло большого труда понять, какая опасность грозит каждому, кто осмелится сделать неугодный регенту шаг. За ночной визит Чайке Ириде грозило изгнание из княжеского замка и черный, всеразрушающий гнев Кирана Варезе.

– Я слышала каждое слово в конюшне, – тихо произнесла она и опустила свою маленькую ухоженную руку на плечо бастарда. – Слышала и больше не могу видеть, как ты страдаешь, Эган. Человека, которого ты полюбил, обучал сам Белый Дух Аделард Кассиндер, которым мать пугала тебя в страшных сказках. Человека, которого ты полюбил, некроманты называют Серебряным Лисом, но он совсем не тот, кем кажется тебе, юный Куница. Он чертовски запутался в собственных чувствах и страдает от одиночества так же сильно, как и ты сам.

Скурта почувствовал, как его руки задрожали, а сердце бешено заколотилось в груди. Он ловил каждое слово Ириды и впитывал его, чеканил золотом на полотне памяти. Он почти не верил, что это происходит на самом деле, по-настоящему. Здесь и сейчас.

– Истинные некроманты не умеют любить, испытывать боль и страх, однако он не был лишен человечности, – продолжила чародейка, и ее голос, ее слова наполняли душу бастарда трепетной надеждой. – Я верю, что ты сможешь достучаться до его сердца. Верю, что однажды он ответит тебе и даст то, о чем ты боишься даже мечтать. Он колеблется, Эган. И если ты не видишь его на Волчьем озере, это не значит, что он не присматривает за тобой.

– Госпожа Ирида…

– Его зовут Орель Белькастро, – произнесла Чайка, и через мгновение ощущение ее присутствия стало исчезать так же внезапно, как и появилось. – Ты еще сможешь назвать его по имени, Эган. Обязательно сможешь.

Ирида Блайс будто растворилась в воздухе – лишь в сознании звучал ее красивый, мягкий, словно птичье перышко, голос.

Голос, полный сочувствия и искреннего желания помочь.

***

– … И потом фрейлины стали мне по ушам ездить: мол, негоже так княжне в седле держаться, вон, расставила ноги, как мужлан, маменьку позоришь! Сил моих нет, скоро они заставят меня сидеть у окошка, вышивать рубашки для будущих младенцев и слушать идиотские серенады!.. Э-э-э… Подожди-ка… Эган? А ну живо кончай витать в облаках! – капризно топнула ногой Катарина, щуря карие глаза.

Вот уже несколько минут она жаловалась брату на жизнь, требовательную мать и бесконечную опеку со стороны слуг, а тот, кажется, не слышал и слова из сказанного, пялясь в зимнее небо и странно улыбаясь. Опомнился Куница лишь тогда, когда по-настоящему разозлившаяся княжна как следует дернула его за рукав, возвращая в реальность. Нет, выводить из себя эту твердолобую девчонку себе дороже!

– Прости, ты что-то сказала? – нелепо рассмеялся Эган, пытаясь загладить собственную вину.

– Сказала, что ты дурак, – фыркнула Рина, но вскоре смягчилась, разделяя чувства брата. – Ты все еще думаешь о нем? Ну, об Ореле. Кажется, ты стал чаще улыбаться с тех пор, как узнал его имя.

Парень не счел нужным отвечать, однако согласно кивнул, вышагивая по заснеженному двору. Они возвращались из леса, где Катарина могла без страха наказания ездить верхом «по-мужски» и упражняться в стрельбе из лука под руководством одного из лучших в этом деле. Вслед за ними, вывалив мокрые языки и тяжело дыша, устало семенили нагулявшиеся собаки – белоснежная Пурга и жуткого вида огромный, слепой на один глаз пес по имени Страшила, в свое время катавший малышку-хозяйку на могучей спине.

– Ох, братец, только попробуй утаить от меня хоть что-то о нем, – пригрозила княжна, ни капли не дурачась, – непременно хочу знать, стоит ли твоя овчинка выделки! А теперь шевелись, потому что если я сию же минуту не сяду за стол и не съем целую баранью ногу, умру голодной смертью.

– Тогда поспешим, – улыбнулся Эган. – Не хочу остаться виноватым в еще одной вселенской трагедии.

Они быстро добрались до замка и пролетели мимо дремлющей стражи настоящим вихрем. Наперегонки, хватая губами воздух и тяжело дыша, Катарина с Куницей пробежали вверх по лестнице, смеясь, подтрунивая друг над другом и подавая бесценный пример того, как не следует себя вести княжеским выходцам. Раскрасневшиеся, как нахохлившиеся снегири, шумные, растрепанные, оставляющие на полу следы от грязных сапог, они бесцеремонно прошли к столу, добравшись раньше всех тех, кто должен был явиться. Княжна, усевшись на тяжелый резной стул, ерзала на месте и жаловалась Эгану на голод и нерасторопность семьи. Эган, развалившись, царапал ногтем поверхность стола и думал об Ореле, мечтательно прикрывая глаза и мягко улыбаясь.

Вскоре двери распахнулись, и в залу, щегольски вырядившись, вошел Арман – шестнадцатилетний наследник престола с огоньком в голубых, вечно смеющихся глазах. Он дружески поприветствовал сестру и сводного брата, однако не успел занять собственное место по правую руку от регента, как за ним вошла и Ирида Блайс. Облаченная в горностаевую шубку и туфли из кожи василиска, в нежно-зеленое платье, декольтированный корсет которого был богато украшен цветами из халцедонов, жадеитов и ониксов, она по-прежнему давала фору внешности Ингрит, предпочитавшей скромность и строгость подобной роскоши. Ирида, поймав полный надежды взгляд Эгана, лишь на мгновение улыбнулась, не без оснований осторожничая. Последними явились Киран и Ингрит. Строгие, мрачные, молчаливые.

По звонкому хлопку Кирана Варезе в залу вошли и слуги, подносящие блюда, и от одного их вида у Катарины потемнело перед глазами. Печеные рябчики, паштеты, нарезанная тонкими ломтиками сочная свинина и тушеный в сметане кролик; исходящий паром горячий ароматный хлеб, вяленая дичь, яблочный сидр и вино, сладкие ликеры – всего не пересчитать. Собаки, развалившиеся в хозяйских ногах, тихонько заскулили под столом, захлебываясь слюной. Эган первым осушил бокал сидра и стал дожидаться своей тарелки.

Однако в глазах Кирана блеснуло что-то нехорошее. Что-то злое и запредельно высокомерное.

За столом их было шестеро: регент с супругой, Ирида Блайс, Арман и Катарина, Эган. Слуги подали лишь пять приборов, решительно обойдя стороной бастарда, вдруг изменившегося в лице и поднявшего глаза на приступившего к еде Варезе. Замерла и юная княжна Рина, вдруг побелевшая от злости; в этот самый момент ей всей душой захотелось спустить на регента Страшилу и приказать ему разорвать киранову глотку.

– Как я должен это понимать? – тихо, но отчетливо задал вопрос Эган, сжимая под столом кулаки.

– Как сочтешь нужным, – равнодушно бросил Киран, не отвлекаясь от еды и разрезая истекающий кровавым соком кусок мяса.

– Тогда нам больше нечего здесь делать, – Катарина поднялась из-за стола, демонстративно бросила содержимое своей тарелки собакам и схватила бастарда за руку, спешно выводя прочь из залы. – Всем приятного аппетита и хорошего вечера, черт возьми!

Эган почти бежал за ней. Он чувствовал, как Рина сжимает его запястье мертвой хваткой, и слышал, как она тихонько шмыгает носом и много-много ругается. Сердце Куницы билось, как сумасшедшее, ему было больно, очень больно от произошедшего, от того, что никто, кроме Катарины, не встал на его сторону – даже Ирида Блайс. Однако парень всей душой ощущал поддержку сестры и был ей благодарен.

Его не бросили в одиночестве. Ему протянули надежную и сильную руку помощи.

– Ублюдок, – прошипела княжна, внезапно остановившись и прислонившись спиной к холодной шершавой стене. – Высокомерная тварь! Надеюсь, он подавится костью и сдохнет прямо за столом! Но ничего, Эган… Мы обязательно справимся… Сейчас стащим чего-нибудь на кухне и сбежим, пока все не уляжется. Я все равно не горела желанием торчать в этом проклятом замке в такой час… Ты же знаешь? Знаешь, какая сегодня будет ночь, Куница?

– Знаю, – произнес бастард, прижимая к груди разрыдавшуюся девчонку, что сжимала его кафтан и прятала лицо в складках одежды. – Сегодня же полнолуние, ночь снежных цветов. Каждый знает, что зимние цветы, собранные под полной луной, способны…

– … Покорить любое сердце. Даже сердце Циары, – прошептала Катарина, мыслями возвращаясь к образу немой служанки, так прочно поселившейся в ее хрупкой душе.

***

Орель стоял на пороге поместья, привалившись к двери, и вдыхал ночной морозный воздух полной грудью, чувствуя, как мрачные мысли все же берут над ним верх и доводят до приступов сводящей с ума злости. На себя. На Ириду. На Драугров и собственную некромантскую сущность, которую он никогда не выбирал. Последние несколько дней Белькастро почти не спал, мучаясь чудовищной бессонницей, и оттого он стал лишь раздражительнее, вынудив немногочисленных слуг избегать роковой встречи и держаться от него подальше.

В его больших серых глазах томилась неподдельная усталость; не от прожитых лет и скуки – настоящая. Принятый накануне эликсир больше не спасал от навязчивой головной боли. Он с трудом мог вспомнить, когда в последний раз чувствовал себя настолько паршиво, что хотелось напиться до потери пульса.

В тот день Орель узнал, что первый некромант Севера, молодой адепт Железного Воина Казимира Аккарда, погиб от руки Драугров – жестоко, напоказ. Узнал он и о том, что его ждет очередной контракт, требующий тщательной подготовки.

Его донимало абсолютно все… В том числе и то, что сейчас он подвергал себя опасности, как никогда раньше.

А хуже всего было то, что упертый княжеский мальчишка только подбрасывал ему проблем… Ведь узнав о том, что Драугры пришли на земли Северной империи и принялись разыскивать некромантов, вырезая все живое на своем пути, Орель все чаще появлялся на Волчьем озере, в очередной раз пытаясь уберечь Эгана от участи быть убитым.

Он не понимал, почему ему не наплевать на участь бастарда. Орель был свято уверен в том, что уже выплатил перед ним свой долг, когда позволил переночевать в собственном поместье и дожить до нового рассвета. Однако душа Серебряного Лиса оставалась тревожной.

В меньшей степени за себя.

Комментарий к Глава шестая: «Его имя»

* – в эпиграфе строки песни Мельницы «Тристан». Нет, мне не надоело вписывать их тексты в главы, потому что Мельница навеки в моём сердечке <3

*Котта – туникообразная верхняя одежда эпохи средневековья. Говоря проще, мужское длинное платье. В данном варианте я имею в виду шмот до пяток, напоминающий скорее не то комичное нечто, кое-выдает гугл, а фэнтезийную одёжку, в которую зачастую наряжают разномастных героев (магов, эльфов) RPG-игр.

*Шестьдесят шесть дюймов – примерно 167,6 сантиметров. Такой вот Орель невысокий, если сравнивать его с большинством моих главных героев, перемахивающих через отметку 185-190 :) Эган, к слову, ростом около 164 см.

Хотя здесь стоит сделать важную ремарочку: даже несмотря на то, что я пишу о собственной вселенной, живущей по моим правилам, в средневековье (а мы с вами сейчас в XIV веке) люди были (по общей статистике!) значительно ниже, чем современный человек.

========== Глава седьмая: «Кровь и золото» ==========

«Враждебной силою гоним

Я тем живу, что смерть другим:

Живу – как неба властелин —

В прекрасном мире – но один».*

Оставив Призрака у коновязи, Орель, застыв на месте изваянием, поднял равнодушный взгляд на пасмурное небо Грюнденберга, кое полностью повторяло цвет его хмурых усталых глаз. «Погода снова портится, – подумал он, кожей чувствуя, как опускается температура. – Ради Богов, парень, не тащился бы ты в сегодняшнюю ночь на Волчье…»

Полученное поздним вечером письмо от состоятельного купца заставило его немного встрепенуться и вырваться из цепкого кружева тяжелых мыслей, которые беспокоили его последние пару недель. Драугры стремительно набирали силу и демонстрировали возрастающую мощь, а сам Орель мучился головными болями и накатывающей нехваткой дыхания, из-за чего был вынужден снова сесть за древние свитки и заняться обновлением эликсира, перебарывающего его странную аллергию на магию. Очередное задание, сулившее хорошую оплату, вынудило его отвлечься от дел и оседлать коня задолго до мутного рассвета, а после выдержать несколько часов быстрой езды до окраин Грюнденберга по безжизненному, окутанному белым пленом тракту. Несомненно, он был готов. Заряженные камни, прикрепленная к седлу ромфея*, магические экстракты, старинные тексты, ритуальный нож и еще множество других некромантских штучек, пугающих простых смертных похлеще мора.

Он был готов, однако все никак не мог собраться с мыслями и вернуться в колею абсолютного равнодушия. В который раз – из-за Эгана.

Белькастро искренне надеялся, что мальчишеский пыл совсем скоро остынет, и Скурте надоест коротать длинные холодные ночи на берегу замерзшего озера, раскинувшегося почти идеальным овалом среди древних лесов. Лис был в известной степени безучастен почти ко всему, что происходило вокруг, но это отнюдь не значило, что он был так же жесток и бездушен, как его наставник. Бесконечные попытки Аделарда Кассиндера убить в ученике все человеческое не увенчались успехом, и что-то теплое, что-то настоящее по-прежнему оставалось в Ореле. В глубине души некромант понимал, что именно те крупицы жизни проснулись в нем, когда он вновь увидел Эгана, чей взгляд стремительно затухал. Хотя Белькастро не мог по-настоящему признаться себе в этом, он чувствовал тревогу за бастарда Хольгера, а последнее письмо Ириды и украденный ей рисунок и вовсе…

– Как всегда суешь свой нос, куда не следует, – тихо произнес он и отцепил от седла увесистую сумку. – Вместо того чтобы лезть в мою жизнь, лучше бы помогла мальчику защититься от зверя Варезе…

Он заправил за ухо выбившуюся из хвоста прядь, потрепал белоснежную челку розовоглазого Призрака. Орель знал, что за ним наблюдали с высоких, потемневших от времени деревянных стен, окружавших богатое купеческое поместье. Чувствовал это всем телом и не вздрогнул, когда услышал резкий бас стражника, сжимавшего в покрытых мозолями руках алебарду*.

– Хозяин уже давно ждет, знаешь ли, – хамовато оповестил сухопарый мужчина, спускаясь вниз, к дверям, и щуря подслеповатые блеклые глаза. Он заметно хромал, пересекая заснеженный двор, и, казалось, с трудом удерживал тяжелое оружие, а еще от него весьма ощутимо разило солдатским самогоном и горечью прожитой впустую жизни.

Лис ядовито улыбнулся уголком губ, однако промолчал, не горя особым желанием начинать перепалку со старым пьяницей и прекрасно понимая, чем все закончится.

– Ну, так ты и есть тот хваленый некромант? – гадко осклабился стражник, демонстративно медленно открывая двери, ведущие в поместье. – Тоже мне, покровитель потерянных душ! Выряжен, как княжеская невеста, а в холеных ручонках наверняка не держал ничего тяжелее гребня. Хиреет ваша порода, надо сказать.

– Надо сказать, пошевеливайся, – произнес Лис мягко, стараясь не потерять бесценное самообладание и не разрубить забулдыгу одним точным ударом, выпускающим его кишки дымящимся месивом прямо под ноги. – Хозяин все-таки давно ждет, знаешь ли.

Мужчина выругался сквозь зубы, а двери, распахиваясь, чуть слышно проскрипели.

– Мэтр Орель Белькастро прибыл!

Некромант, спокойно выдохнув, уверенно вошел в поместье. А в заполненной ропщущими зеваками зале, освещенной грязным светом коптящих масляных ламп, уже лежало мертвое тело.

***

Местные охотники не знали покоя ни зимой, ни летом. Спешно оседлав коней и спустив стремительных собак с привязи, они накануне рванули в заснеженные поля, рыща в поисках свежих следов, однако с самого начала что-то решительно пошло не так.

Удача игнорировала их.

Несколько часов кряду она водила мужчин бесконечными обманными кругами по хрустящему насту; за все время они не то что на отощавшего зайца не набрели – им и мрачный ворон, хозяин скорби, не встретился. Обескураженные охотники окончательно замерзли. Вымотавшись от напряженной езды, доскакав до самых берегов быстротечной, не замерзающей реки Висперн и удалившись от Грюнденберга на добрую десятку верст, они уже собирались поворачивать коней и возвращаться домой, как услышали отдаленный лай собственных псов. Потом – крики птиц. И увидели их черное, клубящееся над желтым шелестящим камышом облако.

Там, в сухих зарослях, они не дикого зверя нашли, не нагулявшую жир птицу. Охотники набрели на лежащий лицом в снег труп, ушедший под воду по пояс. А когда они достали тело, наполовину обезображенное воронами, наполовину – рыбами, ахнули в голос и обратились с молитвами к своим Богам. Сын купца, двадцатилетний Эйк Ровере, был лишен жизни.

Теперь бездыханное тело Эйка лежало на столе посреди заполненной людьми залы, тонущей в грязном свете. Оно легко было опознано по обмороженному, но сохранившему черты лицу, по черным, сбившимся в колтуны волосам, по кольцу-печатке с купеческим гербом на безымянном пальце, однако не все оказалось так просто, и Орель прекрасно это понимал. Сбрасывая с плеч богатый плащ, равнодушно вынимая из тяжелой сумки магические атрибуты, он чувствовал тревогу и сомнения, царящие внутри помещения. Некроманта пригласили, чтобы узнать всю правду о смерти юноши.

От Ореля невозможно было скрыть ровным счетом ничего.

– Мой сын… он не мог, – всхлипнула купеческая жена, не пытаясь утереть слезы с распухшего, покрасневшего от рыданий лица, – мой сын не мог сделать этого с собой!.. Найдите убийцу, господин… мы заплатим любую цену!

– Мне понадобится немного вашей крови, – не ответив женщине, Белькастро обратился к Бернарду Ровере, хозяину поместья, облачившемуся в цвета скорби. – Не поймите меня неправильно, это всего лишь необходимая часть ритуала.

Купец не сказал ни слова против. Протянув некроманту руку, он позволил сделать короткий надрез и слить алые капли в хрупкую прозрачную склянку. Присутствующие, перейдя с приглушенной болтовни на едва различимый шепот, сосредоточили все свое внимание на Серебряном Лисе, который, надежно спрятав купеческую кровь в карман, абсолютно беззвучно прошел к столу и, сняв перчатки из нежнейшей кожи, неторопливо размял кисти холеных белых рук.

– Сейчас я попрошу абсолютной тишины и спокойствия. Что бы вы ни увидели сейчас, знайте: вам не угрожает опасность, пока я здесь, – произнес Орель, открывая граненый флакончик, переливающийся сиренью и перламутром.

От одного осторожного, сдержанного глотка его серые глаза заполнились жемчужной белизной, мерцающей в полумраке ярче прежнего.

С первой каплей этого обновленного, но все еще незаконченного эликсира по телу моментально прошла волна крупной дрожи, и Лис чуть слышно простонал сквозь плотно сжатые зубы, однако нашел в себе силы выпрямиться и потуже завязать волосы. В зале наконец воцарилось долгожданное безмолвие, и теперь его едва ощутимо разрезал только звук человеческого дыхания да редкие тихие всхлипы купеческой жены. Орель поджег ладан, и воздух наполнился специфическим ароматом благовония. Купеческая чета внимательно наблюдала за каждым его выверенным жестом.

Он со знанием дела сооружал алтарь на столе, раскладывая символику четырех стихий прямо по углам вокруг тела покойного Эйка. Огонь – оплавленная свеча, зажженная по щелчку пальцев, украшенных кольцами из белого золота. Вода – сосуд, заполненный темной бычьей кровью, бежавшей в жилах сильного животного еще совсем недавно. Воздух – пустая склянка, с тихим звоном поставленная у головы трупа. Наконец, земля – крупные кристаллы редкой наезанской соли*. Некромант, раскрыв тяжелую, пропитавшуюся вековой пылью книгу на нужной странице, принялся напевно тянуть многоступенчатое заклинание, и его чистый сильный голос отражался от стен, вызывая у притихших зевак головную боль. Свеча беспокойно дрожала, отбрасывая жутковатые тени на лицо покойника.

– Из холодной могилы, из стылой земли,

Из темницы доски гробовой

На мой голос живой

В мир подлунный, земной

Неприкаянным духом приди.

И во мраке ночи, и в пожаре зари,

Не кривя наболевшей душой,

Ложь отбросив долой,

Возвратившись домой,

Предо мной, буйный дух, говори!..

В то же мгновение под потолком пронзительно завыл сквозняк; коптящие масляные лампы, освещающие залу грязно-желтым, моментально погасли, и в помещении за долю секунды стало нестерпимо холодно. Присутствующие, переглянувшись, вдруг сорвались с мест, закричали, начали давить друг друга, как вдруг…

– Молчать! – рявкнул Орель, поднимая вверх руку и вознося над людскими головами десятки молочно-белых огоньков, разгоняющих густой едкий мрак и дикий холод.

Стало значительно тише.

– Не создавайте мне лишних проблем. Тогда никто не пострадает, – гораздо спокойнее добавил он, низко наклоняясь над телом покойного и раскрывая пальцами его неподвижные веки, таившие муть мертвых глаз. Если бы Эйк не лежал лицом в снегу, некромант не смог бы взглянуть в картинки его прошлого. – А теперь…

Я, господарь ночных путей,

Надгробий, жальников, костей,

Даю покойному приказ:

Яви сокрытое от глаз!..

В мертвых зрачках купеческого сына картинки понеслись сумасшедшей кавалькадой…

«Плечи Эйка крупно дрожали, и хотя он был очень сильным, в его темных глазах стояли слезы боли и отчаяния. Он кричал, кричал до хрипоты и сдерживался из последних сил, чтобы не сорваться и не придушить отца собственными руками… А тот, колко улыбаясь, неподвижно стоял на месте и не сводил с него взгляда. Бернард никогда не терял самообладания, чувствуя на бедре тяжесть остро отточенного клинка. Игры в купеческом поместье всегда шли по его правилам. Так же, как и сейчас.

Эйк сдался.

Эйк разрыдался и упал на колени.

Эйк увидел что-то такое, что довело его до безумия и заставило броситься прочь из родного дома в одной рубашке морозной полночью, бежать по корке снега, сбивая ноги в кровь. Он мчался, пока не согнулся от разрывающей легкие боли, а когда осознал, куда привело его собственное отчаяние, сделал один-единственный шаг вперед и…»

Орель почувствовал запах воды, ила и потоков крови. Услышал фантомный шум реки и шелест выжелтевшего камыша, иссохшего, словно порох. «Все верно, – подумал он, сместив взгляд на голову мертвого. – Деформирована. Наверняка он пробил череп о дно Висперна и был вымыт на ее берег волной… От этой смерти разит горечью утраты и предательством. Черт возьми, сейчас начнутся настоящие проблемы… Он не поверит мне и начнет юлить».

Тщательно подбирая слова и уже не обращая никакого внимания на рыдающую взахлеб купеческую жену, Орель рассказал обо всем, что увидел в глазах умершего, не опуская ни одной детали. Купец держался ровно, однако в его взгляде вдруг зародилась искра чего-то, что и предполагал некромант, уцепившийся за скользкий хвост черной правды. До его ушей донеслись первые неоднозначные перешептывания, стихшие сразу, как только Бернард заговорил:

– В твоих словах много воды, мэтр Белькастро, – заметил он холодно. – Ты утверждаешь, будто мой сын мог сойти с ума и покончить с собой. Присутствующие не дадут мне солгать: мальчик был уже помолвлен с красавицей Кризантой Риза из благородного рода, и это делало его по-настоящему счастливым.

– Я говорю лишь то, что вижу в глазах мертвых, – спокойно произнес Орель, встречаясь взглядом с купцом, и тот почувствовал, как на затылке зашевелились волосы. – Вы правы, господин Бернард, одного ритуала будет недостаточно. Но прежде я еще раз попрошу всех, кто здесь находится, оставаться на местах. В том, что сейчас произойдет, приятного мало.

Некромант, вернувшись к голове Эйка, не без труда смог разжать его окаменевшие челюсти, но увиденное удовлетворило его и прибавило уверенности. Сущим чудом было то, что верхняя часть тела так удачно осталась на суше, и язык покойного не был склеван воронами вместе с глазами. В руке Белькастро сверкнул, отражая свет молочно-белых волшебных огоньков, ритуальный нож, и он рассек собственную ладонь одним быстрым ударом, чтобы слить горячую кровь в рот мертвого. Купец тихо выругался, хмуря брови. Его супруга отвернулась и закусила длинный рукав шерстяного платья, пытаясь не закричать.

– В мире сумрачной тьмы и кровавых долин

Путь единственно верный найди,

Я погостов властитель, я твой господин

Говорю тебе: встань и иди.

– Боль-но… Хо-лод-но… – прохрипел Эйк, сползая со стола, руша алтарь и неуверенно поднимаясь на одеревеневшие ноги. – Как же… хо-лод-но…

– Это бесчеловечно! – закричал кто-то в толпе так высоко, что зазвенело в ушах – Кто-нибудь, остановите же его!

– Я начинаю терять терпение, – в свою очередь повысил голос некромант, – и мой гнев гораздо страшнее, чем говорящий труп. А теперь, Эйк, покажи, по чьей вине ты лишился жизни.

Эйк, тупо качнув головой, двинулся сквозь залу, шатаясь из стороны в сторону и едва переставляя почти негнущиеся ноги. Толпа попятилась назад, прижимаясь к холодным стенам и шепча одними губами молитвы своим Богам. Послышался глухой грохот. Кто-то из женщин упал в обморок. Мертвец упорно шел вперед, не сводя мутных глаз с одного-единственного человека, сжимающего подлокотники кресла так сильно, что белели пальцы. Именно напротив него Эйк и встал, подняв руку и вытянув указательный палец.

– Говори, – приказал Орель твердо и громко.

– От-тец… Я… ведь… лю-бил Вен-да-ю…

– Наглая ложь, – процедил купец, поднимаясь с места. – Чертова наглая ложь! Это все твои чары, Белькастро! Все твои ярмарочные фокусы!

– Не останавливайся, Эйк. Расскажи нам все.

– Вен-да-я…

Кризанта Риза, дочь состоятельного благородного господина, действительно была прекрасна, как весеннее солнце, теплом заставляющее распускаться первоцветы. Ей было шестнадцать лет, и хотя вопрос ее брака был решен со стороны родителей, Эйк понравился ей и душой, и наружностью. Эйк признавал, что найти невесту краше и нежнее Кризанты почти невозможно, однако у кого вообще могли найтись силы сказать влюбленному сердцу «нет»? Вот и у купеческого сына их не нашлось, ведь уже несколько лет он дышал Вендаей, молодой кухаркой с огрубевшими руками, пятнами на подоле юбки и самыми добрыми, самыми прекрасными глазами на всем свете.

Он знал, что отец никогда не простит ему этого.

Он знал, что о его связях с Вендаей уже долго ходят осторожные слухи, и именно поэтому Бернард спешил со свадьбой.

Но он готов был бороться до самого конца за свое счастье и любовь.

Ради Вендаи Эйк собирался отказаться от наследства, связей, влияния и легкой жизни. Вот уже несколько месяцев он планировал побег из отцовского поместья далеко на восток, в Кантару, где Бернард Ровере никогда не отыщет их и наконец оставит в покое. Незадолго до полуночи парень тихонько пробрался в крохотную комнатку возлюбленной прямо через окно, чтобы сказать о том, что их час почти настал, и на исходе зимы они уйдут далеко, насовсем… А потом Эйк увидел то, что не должен был видеть. Увидел, что с Вендаей сделал холодный отцовский расчет.