Текст книги "Поединок. Выпуск 9"

Автор книги: Алексей Толстой

Соавторы: Эдуард Хруцкий,Леонид Словин,Борис Лавренев,Юрий Кларов,Сергей Колбасьев,Виктор Пшеничников,Евгений Марысаев,Владимир Акимов,Софья Митрохина,Александр Сабов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 32 страниц)

17

Боевая тревога шла по палубам захлебывающимися голосами горнов, из помещения в помещение дробным звоном колоколов громкого боя, с трапа на трап топотом тысячи тяжелых ног. Потом она легла полной тишиной.

– Наводка по колокольне правее леса, – сказал в телефонах башенных командиров голос старшего артиллериста. Башенные указатели отщелкали цифру 100, и башни плавно покатились, чтобы встать по заданному направлению.

– Комиссара к телефону! – выкрикнул в боевой рубке телефонист.

– Комиссар у телефона.

– Говорит Болотов… Хорошо, что взяли Кривцова…

– Знаю без тебя. Что еще?

– Смотри за Поздеевым. – И трубка щелкнула.

Комиссар чуть не закричал, чуть не разбил трубку. Почему, собака, не сказал раньше? Почему сам не пришел сюда объяснить?

Но крайним усилием воли взял себя в руки и понял: Болотов вышел из офицеров – такому сказать было не просто. А раз сказал – значит, стал совсем своим.

– Воюем, товарищ артиллерист? – улыбнулся комиссар, спокойно вешая трубку.

Поздеев выгнул брови и не ответил. Комиссар продолжал улыбаться, – он ничего не понимал в стрельбе, но был уверен в победе.

– На дальномере! – Голос Поздеева звучал совершенно бесстрастно. – Давать через минуту дистанцию до колокольни.

– Семьдесят восемь! – ответил громкоговорящий телефон.

По корме огромным столбом поднялся разрыв. Форт тоже стрелял из двенадцатидюймовых, но стрельба его была беспорядочной, второй снаряд ударил справа далеким перелетом.

– Семьдесят шесть с половиной!

Поздеев наклонился над картой. Когда он выпрямился, в упор на него смотрели удивленные голубые глаза старшего штурмана. Отвернувшись, он увидел Демина. Этот тоже смотрел на него не отрываясь.

– Семьдесят четыре!

– Артиллерист, начинайте, – сказал командир.

Поздеев молча кивнул головой. Если залп ляжет недолетом, то придется по своим частям, наступающим на форт. По карте расстояние больше, но он имеет право верить дальномеру.

– Товарищ Поздеев! – Голос комиссара звучал резко и необычно.

Вот обрадуется комиссар, когда узнает, что разгвоздил свои части. А узнает он это не скоро, потому что по разрывам ровно ничего не разберет… Демин смотрит во все глаза… Ждет установки прицела и целика? Что ж, он их получил. Это будет забавно.

– Семьдесят один с половиной! – сказал телефон.

Короткими твердыми шагами Поздеев подошел к приборам.

– Автомат, сближение полтора.

Автомат звякнул и защелкал. Светлым огнем горела медь приборов, и указатели в башнях ждали слова из боевой рубки. По этому слову длинные серые стволы подымутся и будут ждать ревуна. А по ревуну будет залп и смерть… Огромная машина была готова… Огромная, страшная и безошибочная… Безошибочная? У Поздеева перехватило дух.

Ветер, скорость корабля – все учтено, все много раз проверено. Машина должна работать безукоризненно.

– Прицел девяносто, целик сто двадцать два!

Не по дальномеру, а по-настоящему. И указатели побежали по циферблатам.

Иначе он сделать не мог – этого требовали правила игры. Он ел паек и был очень хорошим артиллеристом.

Теперь он стоял, не видя ничего, кроме колокольни в поле бинокля, не слыша ничего, кроме щелкания автомата. Не сразу он узнал голос комиссара.

– Ты что? – кричал комиссар. – Отвечай, слышишь! Ты что делаешь?

– Отойдите, – ответил Поздеев и тихо добавил: – Дальномером заведовал Кривцов.

Комиссар снял фуражку и отер пот. Теперь все было в порядке.

– Залп. – И сразу же за тонким голосом ревуна сплошным громом ударила носовая башня.

В поле бинокля, за искристой водой у самого горизонта встали дымки.

– Два меньше. – Так скомандовать мог только очень самоуверенный артиллерист, но Поздеев знал, что накроет со второго залпа. В голове его гудела та самая двенадцатидюймовая сила, и от нее все стало прекрасным. Он оторвался от бинокля и взглянул на Демина.

У Демина светились глаза – вот почему за него пошла Ирина… Что ж, из парня будет толк.

– Залп!

БОРИС ЛАВРЕНЕВ
ПАРУСНЫЙ ЛЕТЧИК

Моя фамилия – Филонов. Незначительная фамилия. Лучше, конечно, была бы Орлов или Соколов, но так у родителя вышло… Старший лейтенант Филонов истребительной группы Краснознаменного Балтийского флота. Вожу свое звено. Правым ведомым у меня лейтенант Ковалев, а левым Володя Савчук, парусный летчик. Вы интересуетесь, что такое «парусный летчик»? Так вы не знаете Володю Савчука? Ну, значит, вы вообще ничего не знаете.

Вся моя речь о Володе пойдет. О себе рассказывать нечего. А Володя мой дружок кровный. Годков ему, пожалуй, около двадцати двух, сам среднего габарита, носик пуговочкой, а зубы такие, что любой гражданке на балу вместо ожерелья надеть завидно. Тридцать два зуба, полный комплект.

Жаль только – рассказчик я плохой. Чего-то у меня со словами творится, как говорить начинаю. Цепляются за язык, как юбка за репейник, просто не отодрать. Так вот, чтоб глаже разговор шел, мы пропустим по маленькой. Время сейчас военное, пить не положено, но тут у меня во фляжке законный мой морозный паек. Сто граммов вам, сто мне. Чок-чок – и дело в мешок!

А выпьем мы за Володино здоровье… Галина! Ты вместо того, чтобы зубы скалить, дала бы стаканчики. Странная, знаете ли, она у нас женщина. Выдумывает, что мне только повод нужен, чтобы «пропустить».

Так вот, про Володю. Вместе мы с ним на Каче школу кончали, вместе на Балтику поехали, и так вышло, что даже в одну девушку мыслями уставились. Но только мне больше повезло… Опять ты, Галина, хихикаешь? Ведь правду говорю. Иначе сидела бы ты в Володиной комнате, а не в моей… Но нас такое происшествие не поссорило. Девушек хороших у нас много, а Володя найдет свою, вдесятеро лучшую… Ну, вот изволите видеть? Только что хихикала, а теперь губы надула… Успокойся! Я же теоретически, а на практике ты для меня самая лучшая.

Однако что это я все в сторону. Возвращаюсь на прямой курс… Летали мы, значит, с первого дня войны в одном звене. И летали, в общем, счастливо, исключая Володи. То есть летчик он высокого полета, ко крепко невезучий. За первый месяц я уже троих этих самых фрицев отправил вниз хлебать балтийскую соленую воду. Ковалев тоже одного запорол, да и сами мы имели в наших ястребках десятка по полтора дырок на память. А Володя никак не мог к нашему счету пристроиться. И немцев сбитых нет, и самолет без царапинки. Очень это его волновало. А тут еще дружки стали подначивать. «Ты, говорит, Володя, верно, немцев недолюбливаешь? Верно, не нравится тебе ихнее обращение? Отойдешь небось от аэродрома километров на двадцать и вертишь вола на месте. Иначе давно б тебя немчики пометили».

Володя от злости просто зубами скрипит. Как боевой вылет – его даже вроде малярии трясти начинает. Летим, напоремся, завяжем бой, а от Володи противник обязательно на полном газу удерет. И так из недели в неделю, из месяца в месяц. К декабрю я еще троих на свой счет нанизал да двоих Ковалев, а у Володи – все ничего. В декабре разом хватили студенцы, снегом завалило. Продолжаем летать. Наконец выпал счастливый денек и Володе.

Как сейчас это утро помню. Сидели мы в общежитии. Только рассветать начало. Я брился, другие – кто письма писал, кто читал. А погода стояла самая гробовая. Пурга – у барака даже стенки шатаются. И в эту самую минуту громкоговоритель с командного пункта как рявкнет голосом капитана Бондарева: «Звено старшего лейтенанта Филонова, к самолетам».

Бегу я через поле, рукавицей с недобритой щеки мыло стираю. Оглянулся – за мной Володя на ходу в брюки прыгает, а за ним Ковалев рысит. Добежали до самолетов, а их механики еле удерживают. Так пургой и рвет. Подходит капитан и объясняет задачу:

– Наши разведчики обнаружили на финской стороне за фронтом большой товарный состав, движущийся от станции Исалми к Пиэксимяки. Предполагается, что с боеприпасами. Разведчики сами не могли его сработать – на последних каплях горючего тянули. Бомбардировщики посылать не стоит – погода не та. Ну, а вы верткие, как-нибудь доберетесь. Словом, не подведите.

Сели мы по самолетам. Поднял я руку и рванул по дорожке. Такой навстречу вихрь, что отодрало меня от земли на половине взлетной дистанции.

Осматриваюсь. Справа, как всегда, Ковалев, слева Володя. Но только чуть их заметно, потому что воздух не воздух, а кислое молоко. Дал я сигнал идти наверх, и взмыли мы горкой пробивать эту серую кашу. Пройдем, думаю, до места над облаками, а там видно будет, как дальше. И в самом деле, на двух тысячах с небольшим вырвались мы в такое синее небо, что июлю под стать. Летим, а под нами словно ковер из бурой ворсы лежит, колышется. Внизу ничего не видно. Стали выходить к Исалми, и погода будто развеселилась. Пошли на снижение. Из-под ковра выскочили метрах на трехстах и даже удивились. До того внизу красота и спокойствие. Леса стоят могучие, как серебром убранные. Тишь. А между лесами пролысины разных образцов. Это – знаем – озера. Непонятно, зачем в этой Финляндии озер столько. Вместо земли на каждого жителя, считано, по озеру приходится.

Вышли мы на линию железной дороги. Вьется она ниточкой, из леска в лесок проползает. Но только никакого движения на ней незаметно. Пустыня, поезда и в помине нет.

Сделали два круга, три, четыре – нет поезда. И только на пятом подметил я в лесу парок какой-то, словно охотник трубочку раскуривает. Пригляделся, и вижу – финны схитрить захотели. Как услышали наши моторы, остановили состав в чаще. Сосны там метров по тридцати, внизу темь, а по крышам вагонов хвоя. Сразу ни за что не разобрать. Ну, а паровозу все же иной раз вздохнуть надо, вот и выдал себя.

Мигнул я своей лампочкой: дескать, «мальчики, вниз!» – и ссыпались мы сверху на самый поезд. Я в лоб паровозу, Володя и Ковалев вдоль состава. Чесанули из пушек по вагонам, а я паровозу в грудку ударил. Видим – стали финны из теплушек прыгать на полотно. Спрыгнут и корчатся. Но только многие как лягут, так и не встают. Что ж! Ихнее дело – сами того захотели. Паровоз я прошил с первого захода чисто – только пар брызнул. А на втором спустился пониже и пощекотал зажигательными. Вышло, что угадал. Как полыхнуло, как грохнуло! Ястребок мой так подпрыгнул, как ни одной блохе не удастся. Еле я выправился. Видать, они в вагонах взрывчатку для саперов везли. Весь поезд разнесло, только щепочки взвились… Раз так – дело кончено, можно ворочать домой.

А тут немного развиднело, и даже в облаках синие проруби появились. Построились мы – и домой к обеду. Однако по сторонам поглядываем, потому что погода и для фашистов летная стала.

Так и вышло. Откуда ни возьмись вываливаются на нас из облаков шесть «мессеров». Ну, думаю, будет парад. При такой пропорции у них всегда боевая храбрость появляется. И действительно, завязалась у нас воздушная карусель. Только им, верно, в тот день попугай несчастливые билетики вытянул из гитлеровской шарманки. Дело в том, что, не хвастаясь, скажу: глаз у меня чересчур верный от природы. Пулеметный глаз специального назначения. Кто мне на мушку попадет – будь весел, второй раз приглашать незачем. И прежде чем «мессеры» развернуться успели, ихний головной уже отправился вверх тормашками на вечное землеустройство. И остались мы с Ковалевым против двух, а на Володю на одного все ихнее второе звено насело. И удалось им все-таки немножко Володю от нас оторвать. Веду я бой, турусы по небу развожу, а сам все налево поглядываю. Однако вижу, Володя молодцом держится. В это время Ковалев своего противника срезал. И мой тут же в сторону отвалил – не понравилось. Решил я Володе помочь. Но глянул в его сторону – волосы шлем на мне подняли. Нет Володиного ястребка! Сбили! Один хвост дыма книзу тянется. Злоба меня взяла – прямо глотку перехватило…

…Одну минуточку! Галина! Ты что ревешь? Вот видите, сколько раз слушала, а на этом месте всегда в слезы: жаль Володю. Останови слезы и лучше завари нам чайку.

Увидел я такую картину и бросился на этих трех. И снова мой пулеметный глаз не подвел. Один из них вспыхнул, перевернулся и… ваших нет. В другое время не упустил бы я четвертого, составил бы им полную загробную компанию в преферанс. Но тут не до этого было. Ухнули мы с Ковалевым вниз, хоть посмотреть, где Володины косточки лежат. Но внизу сплошной бор – не углядишь. И дыма нет, и огня не видно. Думаю: успел мотор выключить, грохнул вхолодную. Прошли мы над бором – тихо, пусто, скучно. А горючее у нас на исходе, только домой дотянуть. Пришлось поворачивать. Идем мы с Ковалевым рядком. И вижу я, лицо у него каменное стало и пальцы в штурвал так и влипли.

Перелетели залив. Вот и аэродром наш. Сели. Люди к нам бегут. Капитан Бондарев впереди.

– Где Володя?

Я вылез из самолета, стал перед ним, а голос у меня к зубам прилип, никак вырваться не может. Наконец выжал как-то:

– Товарищ капитан! Задание выполнено, поезд уничтожен. Лейтенант Савчук из полета не вернулся!

Все молчат. И такая тишина, что услышал я, как за оградой с елки снег осыпался.

Узнали ли мы, что с Володей, вы спрашиваете? Сейчас… Все по порядку.

Имел, знаете, Володя такую чудну́ю привычку таскать с собой в полет парочку дымовых шашек. Даже приладил сбоку кабины такую для них фанерную коробочку. Мы его на зуб брали: «Ну, скажи, лешего ради, зачем ты эти шашки таскаешь?» А он смеется: «На всякий случай: если вынужденная посадка, шашку сброшу, определюсь по ветру, как садиться, чтобы машину не угробить». Стыдили мы его даже: «Негоже советскому истребителю на вынужденную посадку загадывать». А он свое: «Береженого шашка бережет». И вышло так, что выручила его именно эта глупая привычка. В разгаре драки влепил ему один из арийцев очередь зажигательных в фюзеляж, разбил пулемет. И только одна пулька угодила прямо в шашку. Мгновенно дым столбом, а Володя и сообразил. Одному с тремя без пулемета не игра, а обмануть дураков не грех.

Ввел Володя ястребок в штопор, мотнул три-четыре витка, потом в пике и стрелой вниз. А дым за ним винтом пошел. Этот дым я видел, да и немцы по нему решили, что Володе каюк, и уж больше им не занимались. А он у земли выровнялся, коробочку с горящей шашкой отодрал прочь и пошел над самым бором. Огляделся, увидел – никто не гонится, стал снова высоту набирать. Но только нас из виду потерял. Искал, искал, по всему небу мотался, пока горючее не стало кончаться, и двинулся в одиночку к заливу, чтобы домой лететь. А там по пути есть одна вредная батарея на островке. Как туда летим – она никогда не стреляет. Знает, что мы можем навалиться и чистку произвести. Зато на обратном пути обязательно лупит во все жерла. Соображает, что раз домой идем, то бензина у нас кот наплакал и ради забавы задерживаться не станем. Так и на этот раз. Как завидели Володю, так и шарахнули. Третьим снарядом прямо в Володину «птичку» вмазали. Крылышко направо, крылышко налево, хвост трубой, и лететь не на чем. Уж он и тому был рад, что сам не дифференцировался. Выпал из обломков, подождал, пока фюзеляж мимо него нырнул, раскрыл парашют и поплыл. Минуты через три сел на лед почти рядом с кусочками ястребка, которые неподалеку шмякнулись. Осмотрелся, и стало ему не по себе.

Островок километрах в двух за спиной, а до нашего берега еще километров сорок тащиться. А добираться не на чем, кроме своих двоих. Тут еще с островка по нему шрапнелью двинули. Лег он плашмя на лед и совсем заскучал. Но духа не теряет. Какой-нибудь иноземный чудак в таком положении сразу пар бы выпустил, стал бы на коленки, ручки к небу: «Ауф видерзеен, майне альте мутер, даст ист капут фюр дайне зон» [14]14
  Прощай, моя старенькая мама, пришел конец твоему сыну.


[Закрыть]. Но Володя не иностранец, его комсомол выкормил. Скучает он, а про себя раздумывает. И вдруг видит – с островка на лед спускается десятеро лыжников. Значит, решили живьем брать. А у Володи оружия осталось – маузеришка 7,65. Семь патронов им, восьмой – себе. Стало ему совсем неуютно. А лыжники бегут быстро. Надо сказать, что он как сел, так от парашюта не отвязывался. Все равно ни к чему.

Парашют на льду лежит, колышется, а Володя рядышком. Повернулся он, чтоб поудобней за сугроб улечься, а в это время ветер вздул купол, и оттянуло Володю назад на несколько метров. И брякнуло его об отломанную лыжу ястребка, которая тут же валялась. Уставился он на лыжу, и тут его осенило. Вот уж правильно сказано, что русскую сметку никто не перешибет. Схватился он за лыжу, лег на нее брюхом, верхние стропы парашюта подтянул, как вожжи. Вздуло купол еще сильней, да как рванет Володю с места – только снег под лыжней хряпнул. Лыжники по нему из автоматов сыпнули, да поздно. Лед в эту зиму на заливе в одну ночь схватило, снежком присыпало, гладко, как на катке. И понес Володю ветер к родным местам пуще рысака. Только за лыжу держись и не зевай, чтоб на какой-нибудь ропачок не напороться и не рассыпаться. Но ничего такого не случилось. Несколько раз стропы спутывались и парашют ложился, но Володя вскочит, выправит – и дальше. И таким манером пролетел он поперек залива, как яхта, в час с небольшим. Смотрит – берег сам на него ползет.

А на берегу стоял в ту пору на посту краснофлотец. Глядит на залив. Бело, гладко, снежок метет, никого не видать. И вдруг обомлел. Катит прямо на него невесть что. Шар не шар, парус не парус, сзади какая-то палка волочится, а на ней снежный ком. Краснофлотец, ясно, заподозрил неладное. Навел винтовку и кричит: «Стой, стреляю!» А куда стрелять, и сам не знает. Шар, палка, снежный ком – все равно ничего не убьешь. Но только шагах в десяти шар падает на лед, снежный ком медленно встает, вроде белого медведя, но вполне человеческим голосом хрипит:

– Убери винт, годок. Лейтенанта истребительной авиации убьешь.

Видит часовой, что перед ним человек. Только снегом весь облип. Даже на глазах снег намерз. Но говорит вполне по-русски. Однако все же приказал Володе поднять руки и повел его на пост. Там все и выяснилось.

А в ту пору на аэродроме собрались летчики в красном уголке, и уголок будто уже не красный, а черный стал, – так тоскливо. О Володе всё думают. Семья наша дружная. Но тут распахивается дверь, и старший механик наш орет: «Володю привезли!..» Вскочили мы, как по тревоге. «Как так привезли? Как могли убитого летчика с чужого берега привезти?» А механик клянется: «Честное комсомольское, привезли. И вовсе не убитый. Сам идет».

Выскочили мы наружу, а Володя с грузовика слезает. Все на него навалились, и хоть из такого приключения выскочил он без повреждений, а от объятий прихворнул дня три… И стали мы снова летать нашим звеном. Такая история.

А вот Галина с чайком. Хлебнем за Володино здоровье и за ваше тоже. Будьте веселы!

1941

НАШИ АВТОРЫ

АКИМОВ ВЛАДИМИР ВЛАДИМИРОВИЧ родился в Москве в 1938 году. После окончания средней школы работал слесарем-сборщиком на заводе. Служил в Советской Армии. В 1969 году закончил ВГИК, режиссерское отделение, мастерскую народного артиста СССР Михаила Ильича Ромма. Как режиссер-постановщик на киностудии «Мосфильм» снял дипломный фильм «Возвращение» по сценарию Э. Володарского и С. Соловьева, затем «Нам некогда ждать» по собственному сценарию. В дальнейшем работает как сценарист. Член Союза кинематографистов СССР. По сценариям Владимира Акимова сняты такие картины, как «Прости-прощай», «Точка отсчета», «Дым отечества» (сценарий написан совместно с Э. Володарским), «Мир вашему дому» и др. В 1983 году на экраны вышел двухсерийный фильм «Демидовы» (сценарий совместно с Э. Володарским), «Семь часов до гибели», «Полигон». Сценарий «Точка отсчета» удостоен первой премии Госкино СССР, первой премии Главного Политического управления Советской Армии, фильм получил главный приз Всесоюзного фестиваля. Владимир Акимов является заместителем председателя совета по приключенческому и научно-фантастическому фильму Союза кинематографистов СССР. Сценарии В. Акимова неоднократно публиковались в «Альманахе киносценариев».

Повесть «Приказ» – дебют Владимира Акимова как прозаика.

КЛАРОВ ЮРИЙ МИХАИЛОВИЧ – родился в 1930 году в Киеве. Закончил среднюю школу в деревне Княж-Погост Коми АССР.

После окончания в 1951 году Московского юридического института Кларов работал на севере – в Архангельске и Коноше. Был адвокатом, юрисконсультом, корреспондентом газет и журналов.

Печатается с 1957 года. Его рассказы, очерки и статьи публиковались в «Литературной газете», «Известиях», «Комсомольской правде», «Советской России», «Труде», «Литературной России», журналах «Знамя», «Нева», «Огонек», «Социалистическая законность». Первая книжка вышла в 1961 году. Ю. Кларов – член Союза писателей СССР, автор трилогии «Конец Хитрова рынка», написанной им совместно с Анатолием Безугловым, романа-дилогии «Розыск» («Черный треугольник» и «Станция назначения – Харьков»), книг «Вторая судимость», «Повесть о следователе», «Допрос в Иркутске», «Печать и колокол», многочисленных рассказов и очерков. Его произведения неоднократно инсценировались и экранизировались. Пьеса «Конец Хитрова рынка», поставленная впервые в 1970 году Московским театром Ленинского комсомола, обошла сцены многих театров страны. Большой успех выпал и на долю трехсерийного телевизионного фильма «Черный треугольник» («Мосфильм», 1981 г.), посвященного расследованию ограбления патриаршей ризницы в Кремле в 1918 году.

Книги Юрия Кларова переводились на венгерский, испанский, немецкий, румынский, чешский языки и языки народов СССР.

Ю. Кларов – лауреат премии имени Н. И. Кузнецова первой степени (золотая медаль) и Всесоюзных конкурсов Союза писателей и МВД СССР на лучшее произведение о советской милиции (в 1975 г. вторая премия, в 1982-м – первая).

ХРУЦКИЙ ЭДУАРД АНАТОЛЬЕВИЧ родился в 1933 году в Москве. После окончания военного училища служил в рядах Советской Армии.

Первые публикации появились в 1957 году. В качестве корреспондента столичных газет и журналов объездил весь Север и Дальний Восток, побывал в экспедициях в пустынях, летал с летчиками-испытателями, был матросом на рыболовецком судне.

Член Союза писателей СССР. Член Союза журналистов СССР. Читателям хорошо известны его книги «Этот неистовый русский», «Тугие канаты ринга», трилогия «Четвертый эшелон», по мотивам которой был снят фильм «По данным уголовного розыска» и снимается продолжение – «Приступить к ликвидации».

Э. А. Хруцкий – председатель комиссии по приключенческой литературе Московского отделения Союза писателей РСФСР. Лауреат премии имени Николая Кузнецова и дважды лауреат конкурса МВД СССР и СП СССР на лучшее произведение о работниках советской милиции.

СЛОВИН ЛЕОНИД СЕМЕНОВИЧ родился в 1930 году, среднюю школу закончил в Москве. После окончания юридического факультета Московского государственного университета имени М. В. Ломоносова работал адвокатом, следователем, инспектором уголовного розыска. Последние годы был заместителем начальника уголовного розыска на одном из московских вокзалов.

Печататься начал в 1962 году. Член Союза писателей СССР. Лауреат Всесоюзных конкурсов на лучшее произведение о советской милиции Союза писателей и МВД СССР в 1965 и 1969 годах. Книги писателя переводились на болгарский, чешский и японский языки.

Широкому читателю хорошо известны его книги: «Дополнительный прибывает на второй путь», «Астраханский вокзал», «Пять дней и утро следующего».

МАРЫСАЕВ ЕВГЕНИЙ КЛЕОНИКОВИЧ родился в 1939 году в Москве. В 1957 году закончил среднюю школу. Работал на московских заводах грузчиком, такелажником, станочником, слесарем, затем буровым рабочим в экспедиции в Якутии, взрывником на строительстве железной дороги в Карелии, бетонщиком на волжской стройке, маршрутным рабочим в геологической партии на Камчатке. Вернувшись в Москву, поступил на заочное отделение Литературного института имени Горького, который закончил в 1968 г.

Тема Крайнего Севера, людей, населяющих «Дивную планету» – главная в книгах Е. Марысаева. Будучи членом Союза писателей, он побывал на Колыме, острове Врангеля, Сахалине, на всех участках стройки века – Байкало-Амурской магистрали.

Первый рассказ Е. Марысаева опубликован в газете «Литература и жизнь» в 1961 г. Его рассказы и повести выходили в журналах «Нева», «Октябрь», «Знамя», «Дружба народов», «Юность», «Огонек», «Смена», «Волга», «Север», «Подъем» и др. Он автор одиннадцати книг – повестей и рассказов, изданных в «Советской России», «Современнике», «Молодой гвардии», «Детской литературе» и др.

ПШЕНИЧНИКОВ ВИКТОР ЛУКЬЯНОВИЧ родился в 1944 году на Урале. Воспитывался в детском доме. Окончил ремесленное училище, работал кузнецом на Магнитогорском металлургическом комбинате.

Служил в войсках ПВО, экстерном закончил среднюю школу.

После армии работал кузнецом на одном из заводов Подмосковья.

Печататься начал с 1964 года. Первые рассказы и очерки были посвящены армии и публиковались в периодической печати.

В 1975 году окончил Литературный институт имени А. М. Горького СП СССР. Был участником VI Всесоюзного совещания молодых писателей и II Всероссийского семинара молодых армейских и флотских литераторов в Дубултах.

Рассказы и повести В. Пшеничникова публиковались в еженедельнике «Литературная Россия», журналах «Пограничник», «Советский воин», издательствах «Советская Россия», «Современник», «Известия» и др. Он автор книг «Там, где живут мужчины», «Последние метры», «Куда не идут поезда».

Член Союза журналистов СССР. Живет в Подмосковье.

МИТРОХИНА СОФЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА училась в средней школе города Ульяновска, затем закончила Московский государственный университет имени М. В. Ломоносова (отделение русского языка и литературы). Работала в редакции фантастики, приключений и путешествий издательства «Молодая гвардия», где редактировала серии книг «Бригантина» и «Зарубежный детектив», затем вела исследования по археографии кино– и фотодокументов в НИИ документоведения и архивного дела, после чего в течение ряда лет работает редактором в издательстве «Московский рабочий».

Член Союза журналистов СССР. Печаталась в центральных газетах и журналах. Тема публикаций – биографические очерки и описания архивных находок.

Интервью с ветеранами полка «Нормандия – Неман» были напечатаны в «Литературной газете» (1982, 28 апреля) и в «Комсомольской правде» (1982, 16 июня).

САБОВ АЛЕКСАНДР ДМИТРИЕВИЧ родился в Закарпатье в 1941 году. После окончания средней школы работал в поисковой геологической партии, затем корреспондентом в молодежных газетах Закарпатья. Еще будучи студентом МГУ, стал сотрудником «Московской правды». С 1968 года – литсотрудник отдела рабочей молодежи в «Комсомольской правде», затем заведующий, редактор отдела. С 1977 года – собкор газеты в Париже. В 1977 году стал собственным корреспондентом «Литературной газеты» по Франции, Италии, Испании. Член Союза журналистов СССР.

Перу А. Сабова принадлежат очерки и эссе в «Комсомольской правде», «Литературной газете», «Новом мире», а также несколько книг, вышедших в издательствах «Московский рабочий», «Молодая гвардия», «Планета».

ТОЛСТОЙ АЛЕКСЕЙ НИКОЛАЕВИЧ (1882—1945) – русский советский писатель, общественный деятель, академик АН СССР (с 1939 г.). Депутат Верховного Совета СССР первого созыва.

Отец – граф Н. А. Толстой; мать – урожденная А. Л. Тургенева, детская писательница (А. Бостром). Детство писателя прошло на степном хуторе Сосновка под Самарой, принадлежавшем его отчиму А. А. Бострому (воспоминания о жизни в Сосновке откликнулись в повести «Детство Никиты»).

Окончив Самарское реальное училище, Толстой в 1901 году поступает в Петербургский технологический институт. В 1907 году, незадолго до защиты диплома, оставляет институт, решив посвятить себя литературе.

Молодой Толстой учился мастерству у И. С. Тургенева, Л. Н. Толстого и Н. В. Гоголя; воздействие последнего особенно сказалось в сатирической манере портретных характеристик.

Октябрьскую революцию Толстой сначала не понял и не принял. В 1918 году эмигрировал. Но уже в 1922 году в открытом письме к одному из видных деятелей белой эмиграции Толстой назвал Советскую власть «единственной реальной силой, защищающей свободу русского народа и отстаивающей независимость русского государства». В 1923 году писатель возвращается на родину. Начинается самый плодотворный период в творческой жизни А. Н. Толстого.

Текст повести «Необыкновенные приключения на волжском пароходе» датирован 14 ноября 1930 г. Впервые под тем же заглавием опубликована в литературно-художественном сборнике «Недра»: М.: издательское товарищество «Недра», 1931, кн. 20. Перепечатана в кн.: Необычайные приключения на волжском пароходе. Л.: Издательство писателей в Ленинграде, 1931.

КОЛБАСЬЕВ СЕРГЕЙ АДАМОВИЧ (1898—1942) родился в Петербурге, в семье коллежского асессора Адама Викторовича Колбасьева. Мать, Эмилия Петровна Каруана (предки ее были уроженцами Мальтийских островов), передала сыну фамильную склонность к языкам, и он отлично владел английским, французским, немецким и шведским, а также знал хинди. Учился в известной гимназии Лентовской, считавшейся «красной». После шестого класса по настоянию матери и дяди-моряка перешел в морской корпус.

Сергей Колбасьев, молодой морской офицер, сразу же и бесповоротно встал на сторону революции. Николай Тихонов писал о нем: «Как русский человек, патриот, он не мог даже представить себе, что значит опустить новый, боевой морской красный флаг перед врагом, будь он сильнее во много раз. Сергей Колбасьев был в числе тех преданных флоту специалистов, кто разделил с ним тяжелые морские и речные дороги гражданской войны, кто создавал из ничего флотилии, которые бесстрашно вступали в сражения и побеждали».

После гражданской войны С. А. Колбасьев демобилизовался, приехал в Ленинград и посвятил себя литературе. В печати появляются его стихи, поэмы, проза.

Затем долгая командировка в Кабул, где Колбасьев – переводчик в советском посольстве. По возвращении он получает новое назначение – в торгпредстве в Хельсинки. И снова – Ленинград. Он становится участником ЛОКАФа (Ленинградская организация красноармейских и флотских писателей). Всю свою дальнейшую жизнь Колбасьев отдает описанию Советского Морского Флота, его становления и развития. В книгах его «как бы отсутствует игра воображения, они на грани воспоминаний; кажется, что в них герои носят подлинные фамилии, эти книги хорошо передают дух и цвет и голос эпохи. Они правдивы и скромны, люди в них видны во весь рост, и это русские люди, показанные в решающие годы своей жизни» (Н. Тихонов).

Текст рассказа «Большой корабль» печатается по изданию: Колбасьев Сергей.Поворот все вдруг: Повести и рассказы. Л.: Советский писатель, 1978.

ЛАВРЕНЕВ БОРИС АНДРЕЕВИЧ (1891—1959). Родился в Херсоне в семье педагога-словесника. В 1915 году окончил юридический факультет Московского университета. Участвовал в первой мировой и гражданской войнах.