Текст книги "Поединок. Выпуск 9"

Автор книги: Алексей Толстой

Соавторы: Эдуард Хруцкий,Леонид Словин,Борис Лавренев,Юрий Кларов,Сергей Колбасьев,Виктор Пшеничников,Евгений Марысаев,Владимир Акимов,Софья Митрохина,Александр Сабов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 32 страниц)

9

Скользит в круглом поле светло-серая вода, и с ней скользит голубой отдаленный корабль, а мачты его отстают чуть не на полкорпуса.

Надо вращать установленный на верху дальномера валик, пока эта раздвоенность зрения не исчезнет. В тот момент, когда мачты придут на место, когда надвое разрезанное изображение будет совмещено, видимая левым глазом шкала покажет расстояние до предмета.

Было не похоже, чтобы уходивший за горизонт эсминец находился всего в шестидесяти пяти кабельтовых, и быстрым движением Демин повернул дальномер на южный берег. Узкий шпиль собора совместился, когда шкала стала на сорок три. Это тоже было маловато.

Демин, бормоча, оторвался от дальномера и рядом с собой увидел Кривцова.

– Кто вам разрешил играть с игрушечкой?

– Он, кажется, рассогласован, товарищ артиллерист.

– Спасибо за указание, уважаемый товарищ, – с серьезной любезностью ответил Кривцов. – Но не кажется ли вам, что, если все желающие займутся этой штучкой, она едва ли станет лучше?

– Я дальномерщик…

– Значит, должны понимать, что дальномер, без особого на то приказания, пальчиками трогать не следует.

Демин молчал. Он действительно был не прав.

– Разрешите, товарищ артиллерист.

– Никак не разрешу, дорогой товарищ. Как ваша фамилия?

– Демин.

– Дорогой товарищ Демин. А теперь наденьте, пожалуйста, чехольчик и ступайте с мостика, а если это вам не нравится – жалуйтесь комиссару.

Демин молча надел чехол и спустился с мостика. Жаловаться? На что именно? Кривцов ругался правильно, а насчет дальномера… черт его знает, этот дальномер, – он мог быть в полной исправности… Но, с другой стороны, Кривцов – враг. Можно ли доверять врагу? Значит, нужно рискнуть и доложить комиссару, что сам поступил против правил.

Серьезное отношение Демина к своему пустячному проступку, по-моему, великолепно. Такой человек, конечно, должен был перебороть себя и пойти к комиссару.

В комиссарской каюте воздух был дымным от не успевшего выветриться заседания, а у самого комиссара болела голова. Сидя за столом, он подписывал стопку увольнительных билетов. Пальцы его плохо гнулись, перо рвало ворсистую бумагу, и жидкие чернила расплывались. Такое дело любого человека может привести в бешенство, но комиссару даже наедине с собой следует сохранять спокойствие. При входе Демина он положил ручку.

– Как зовут?

– Демин.

– Это тебя провели кандидатом на прошлом собрании?

– Меня.

– Выкладывай свое дело.

И Демин рассказал о странностях дальномера и ненадежности Кривцова.

– Все они ненадежны! – вдруг закричал комиссар. – Ступай в болото с твоими рассуждениями! Ты что думаешь, он дурак? Не знает, что за баловство с дальномером можно в расход выйти? – И, неожиданно успокоившись, продолжал: – Это хорошо, что ты ко мне пришел, только еще лучше будет, если перестанешь чужой частью заниматься. Ты смотри на свое дело, а на это другие найдутся. Если всякий желающий будет вертеть дальномеры, так твоего Кривцова к ответу не притянешь. Понятно?

– Есть! – ответил Демин.

– Ну вот и веди себя в порядке. Как следует кандидату партии…

– Есть! – И Демин вышел в коридор.

Теперь враг казался еще опаснее, – должно быть, оттого, что комиссар не поддержал. Но все равно отступать не полагалось. Демин шел спокойный и сосредоточенный, исполненный решимости и разочарованный в политсоставе. Ему было бы легче, знай он, что Кривцов его опередил и первым доложил комиссару о встрече у дальномера.

10

Телефоны боевой, запасный артиллерийский и общесудовой цепи, прожекторные цепи по плутонгам, голосовая передача, и над всем этим – цепи приборов управления огнем. Крашенные белилами провода, сплетения проводов и трубы, змеями идущие по переборкам и подволокам, – это нервная система корабля, и ее головной мозг здесь, в тяжелой, тесной боевой рубке.

Блестящие указатели на пестрых циферблатах приборов управления, раздельно тикающий автомат, тревожные голоса ревунов – все проверено, все приготовлено к бою.

– Отлично, – сказал старший артиллерист. – Продолжайте в том же духе.

Демин улыбнулся. Неприятное начальство его похвалило.

– Отбой!

– Есть отбой!

Учение боевой тревоги было закончено. Уходя из рубки, Поздеев взглянул на Демина, чистившего медь своих приборов, и кивнул: из парня выйдет толк.

Вечером того же дня они снова встретились, но с совершенно иными чувствами.

11

Демин, начистив приборы до полного блеска, спустился в палубу, где как раз поспел к дымящемуся бачку черного чечевичного супа. В отличие от белого, этот черный суп варился из грязной чечевицы, но Демину тем не менее нравился.

Поздеев ел тот же суп в более уютной кают-компанейской обстановке, но с меньшим аппетитом, потому что медяшек не чистил. Поужинав, пошел отдохнуть, как этого требовало его несколько вялое пищеварение.

Демин в подобном отдыхе не нуждался, а потому сразу приступил к делу.

– Дай гуталину, Богунок.

Порывшись в рундуке, Богун протянул ему банку, две щетки и суконку.

– Куда собрался?

– Книги брать.

– Какие такие книги?

– Возьму политэкономию, – работая щеткой, ответил Демин.

– Политэкономия, – повторил Богун, любивший новые и странные слова, и вдруг заявил: – За девочкой ты идешь, а не за политэкономией. Больно здорово сапоги драишь, ни для какой экономии не стал бы так стараться.

К своему удивлению, Богун увидел, что Демин краснеет. Он никак не ожидал, что его намек попадет в цель, и, увидев смущение Демина, из деликатности отвернулся.

Проспав около двух часов, Поздеев пошел за Ириной в клуб моряков, где она работала библиотекаршей. Он очень не одобрял ее работы, однако говорить с ней об этом не осмеливался.

Шел он быстро, чтобы не опоздать, и все-таки опоздал: библиотека уже была закрыта. Как много вреда приносит вялое пищеварение людям, перешагнувшим за тридцать лет!

Разочарованный, он вышел из клуба и на улице совершенно неожиданно натолкнулся на Ирину и Демина. Они смеялись, но, увидев его, присмирели.

Ирина оправилась первой:

– Здравствуйте, дорогой профессор.

– Здравия желаю, Ирина Андреевна.

– Вы появились как раз вовремя. Докажите, пожалуйста, этому юноше, что прострация не происходит от слова пространный.

– Боюсь, что не сумею, – сухо ответил Поздеев.

– В таком случае идем все вместе к нам пить чай.

– К сожалению, не успею. Дела на заводе.

– Значит, нам по дороге. Вы нас проводите?

– Охотно.

И они пошли.

Ирина искоса взглянула на темное лицо Поздеева. Никаких дел на заводе у него, очевидно, не было. Что его разозлило? И вдруг поняла и, поняв, не могла удержаться от улыбки.

Короткая прогулка прошла в полном молчании. Демин молчал, чтобы не вышло неприятного разговора с неприятным начальством. Поздеев – потому, что ему нечего было говорить.

Так дошли до ее дома. Остановившись перед подъездом, Поздеев спросил:

– Вы давно знакомы с нашим Деминым?

– Он служил у Шурки и привез от него письмо. Шурка пишет, что он всяческий специалист, орел и джокер. Во всяком случае, он кандидат партии и чудесный юноша, не при нем будь сказано.

– Он хороший гальванер, – ответил Поздеев. Прощаясь, он поцеловал Ирине руку, а с Деминым обменялся коротким рукопожатием. Затем, ни на кого не смотря, учтиво отдал честь и ушел.

На пыльную улицу упали первые капли крупного дождя. Входя в подъезд, Демин нечаянно взял Ирину под руку. От этого ее сердце пропустило удар, а потом забилось с удвоенной скоростью. Ничего не было сказано, но все обстояло великолепно.

12

С неба на город свалился четырнадцатидюймовый снаряд. Разорвавшись, он, к счастью, никому не причинил вреда. Второго снаряда не последовало. Говорили, что это была проба орудий в соседней нейтральной державе. Говорили, что кольцо сужается, что хлебу пришел конец и что у дочери священника, вышедшей за коммуниста, родился черт. Все это было известно и раньше, но теперь приобрело новое, тревожное значение – нет ничего опаснее полосы бездействия на фронте.

Слухи ходили по городу и по кораблям, повторялись, преломлялись и множились. От этих слухов Кривцов помолодел, начал бриться, командир заперся в своей каюте и складывал разрезные картинки, а команда увеличила посещаемость общих собраний.

Кают-компания к слухам, как ко всему на свете, относилась безразлично. За стаканом чая с яблочным вареньем на компрессорном глицерине или за партией в триктрак, конечно, рассуждали и о черте, и о наступлении противника, но только в порядке развлекательного разговора. Серьезнее говорили о том, что хлеб надо подвешивать, чтобы его не съели дочиста тоже недоедавшие тараканы.

Кривцов, подойдя к столу, весело приветствовал Болотова:

– Здравствуйте, кандидат. Как делишки?

За Болотова неожиданно ответил Поздеев. Отвечая, он даже не улыбнулся:

– Не обращайте внимания на кривцовское острословие. Его собственные делишки не в порядке. Идет спринцеваться и побрился. Не дурак?

Почему он почувствовал необходимость защищать Кривцова? Зачем он ему нужен? Вероятно, для того, чтобы его третировать. Поздеев вдруг вспомнил, что они одного выпуска из корпуса, и понял, что, кроме Кривцова, у него в жизни ничего не осталось. Как это вышло?

– Не знаю, – ответил Болотов.

13

Лампочка, светившая над самой койкой Демина, чертова лампочка, от которой не было спасенья, вдруг замигала и погасла.

Демин, заснувший при свете, сразу проснулся. Была полная темнота, и в темноте возбужденные голоса. Прыгать вниз с подвесной койки было очень страшно, но Демин все-таки прыгнул.

В каюту коллектива! Но, ударившись головой о что-то тяжелое, Демин остановился. Впереди была переборка и под рукой открытая дверь, но он не мог понять, куда она ведет: в нос или в корму?

В темноте загремел человек, скатившийся по трапу.

– Берегись люков! – посоветовал сверху голос Богуна.

– Держись переборки! – крикнул Демин. – Где у нас корма?

– Здесь! – ответили со всех сторон.

Между тем в каюте коллектива было не лучше. Помощник комиссара ощупью искал в шкафу свой наган, находил только хлеб и сапоги и страшно ругался. Болотов не дождался его и выскочил, но у поперечного коридора с размаху влетел в открытую дверь какой-то каюты, с кем-то столкнулся и всей грудью рухнул на стол, зазвеневший рассыпанной медью.

– Фишки! – павлиньим голосом прокричал Верблюд.

– Кто это такой? – ужаснулся придавленный к умывальнику Лебри.

Болотов выпрямился, но ответить не успел.

– Трюмного механика! – кричал в темноте далекий голос. – Трюмного механика!

Болотов выскочил и побежал в нос. В темноте коридор был наполнен людьми, острыми углами и предметами. Бежать было совершенно невозможно, но он бежал, спотыкаясь и падая. Когда он падал в последний раз, перед его глазами сверкнул аккумуляторный фонарь, и кто-то поймал его на лету.

– Трюмного механика! – во весь голос прокричал державший его человек.

– Я здесь. Что случилось?

– Это вы, Болотов?

– Я спрашиваю, что случилось?

– В помещении носовых динамо вода. Их пришлось остановить. Сейчас запустят кормовые, но нужно…

И внезапно вспыхнул свет.

Ослепленный светом, Демин не сразу открыл глаза. Мимо него бежал старший помощник в одном нижнем белье. В руке он держал фонарь, который забыл потушить. За ним бежали Болотов с разбитым в кровь лицом и трюмный старшина Нечаев.

Демин ринулся за ними.

– Что это такое?

– Все в порядке, – на бегу отмахнулся Болотов. Больше Демин спросить не успел, потому что с размаху ударился головой и плечом в переборку.

– Так тебе и полагается, – сверху заметил Богун. – Сказало тебе начальство, что все в порядке, значит, ползи на койку и помалкивай, потому дело дрянь.

– Отцепись! – закричал Демин, обеими руками хватаясь за голову. – Свой он, а не начальство… Он из коллектива.

– Коллектив, – повторил Богун. – Коллектив, – откинулся навзничь и сразу уснул.

Демин медленно пошел в нос. Полуодетые люди разбирали опрокинутые в сумятице вещи. Навстречу попался лекарский помощник, куда-то бежавший с перевязочным материалом. За ним, прихрамывая, шел хмурый комиссар. Поравнявшись с Деминым, он неожиданно взял его под руку:

– Видал?

– А что это было?

– Вода в носовых динамо. Не пойму, откуда она взялась, эта вода. Как бы наш Болотов не того… Это по его трюмной части.

– Болотов свой.

Комиссар вздохнул.

– Я тоже так думаю. Однако он про господ офицеров рассказывать не захотел… Ты говоришь – Кривцов. Все они Кривцовы – вот что!

Следует отметить, что комиссар был потрясен десятью минутами полной темноты, а потому более пессимистично смотрел на вещи, чем обычно.

14

– Никогда! – возмущалась тетка Маргарита Карловна, запахивая клетчатый капот и яростно потрясая бумажным лесом на голове. – Он матрос, простой матрос, а ты внучка генерал-губернатора! Никогда!

– Через две недели, – ответила Ирина. – Все уже сговорено, и у нас к этому времени будет отличная комната.

– Глупая девчонка! Сумасшествие! Ты должна пойти за Поздеева – он нашего круга. Такой молодой и уже старший артиллерист корабля. Такой интересный и тебя безумно любит!

– У него слишком длинный нос. С ним, наверное, нельзя целоваться.

Тетка Маргарита захлебнулась. Чтобы не рассмеяться, Ирина закрылась с головой одеялом.

– Ты… ты… я думала, что ты приличная девушка!

Ответа из-под одеяла не последовало.

– Ты слышишь, что я говорю? Я думала, что ты приличная девушка!

– Спасибо, милая тетя.

Под одеялом было тепло и весело. Слышно было, как громко, точно огромный самовар, клокотала тетя Маргарита, и можно было улыбаться.

– Ух! – сказал наконец самовар и ушел, хлопнув дверью.

Теперь следовало высунуть наружу нос и свернуться калачиком.

Правильно ли она поступает? Конечно, правильно. Разве есть второй Леня Демин, и разве она его не любит?.. Шурка поймет. Что же касается тетки, то тетка – явление случайное и необязательное.

На этом Ирина уснула. Она с детства привыкла спать, закрывшись с головой.

15

– Твой Демин за мной шпионит, – тихо сказал Кривцов, но Поздеев не ответил.

– Теперь… теперь… – забормотал Кривцов и осекся: рядом с ними сел неожиданно появившийся Болотов.

«Неужели тоже следит?» – ужаснулся Кривцов и подавился чаем.

Смакуя каждое слово, ревизор продолжал рассказ о происшествии в гостинице, куда его привела встреченная у Казанского собора девушка. Больше всего в этой гостинице ему понравилась налаженность: по рублю за штуку можно было получить сколько угодно чистых полотенец.

Второй артиллерист подробно разъяснял старшему помощнику и доктору способ изготовления блюда, называемого «чужие слюни»:

– Заваренную крутым кипятком муку следует подсластить: пакетик сахарина и, чтобы отбить металлический вкус, чайная ложка сахарного песку. Когда остынет, взбивают и, когда взбито, добавляют запах: лимонную эссенцию или еще что-нибудь. Миндальную не рекомендую – она отдает мылом. А потом едят и наедаются здорово, потому что в этой штуке много воздуху. С одного стакана ржаной муки распирает четырех человек.

– Ненадолго такая сытость, – ответил скептически настроенный врач. – Воздух будет стремиться выйти наружу.

– И пусть выходит, – решил старший помощник. – Лучше ненадолго, чем никак. Вечером организуем.

Эти разговоры были в порядке вещей. Но за последнее время в кают-компании, кажется, появились разговоры другого характера. Болотов откинулся на спинку стула и недоброжелательно оглядел сидевших за столом. У них были желтые лица. С какой стати он отказался обсуждать с комиссаром политическое состояние комсостава? Товарищеская спайка? Разве он им товарищ? Просто чепуха. Чепуха, неприемлемая для человека, который хочет стать коммунистом. Довольно. Сейчас же после чая надо пойти к комиссару и доложить о Кривцове – слишком подозрительно он ведет себя все эти дни.

– Товарища Кривцова по делу! – из двери позвал вахтенный.

Кривцов побелел:

– Кто?

– К командиру.

«Значит, насчет отпуска», – успокоился Кривцов и, вставая из-за стола, взял с собой стакан и белую булку, чтобы по дороге занести в свою каюту.

«Интересно знать, откуда он берет такие булки, – глядя ему вслед, думал Болотов. – Кроме того, интересно, зачем он так часто ездит в Рамбов. Что там в Рамбове делать? Говорит – девушка. Врет. Ему не до девушек – он болен».

Болотов встал, решив немедленно идти к комиссару. Но выйти из кают-компании ему не удалось. Прямо на него из двери вылетел дико размахивающий руками Верблюд. Он мычал, выкатив глаза и перекосив лицо.

– Алексеев! – вскрикнул старший помощник. – Почему вы ушли с вахты?

Верблюд остановился, судорожно хватаясь за подбородок. В глазах его был ужас, и говорить он не мог.

– Спятил! – испугался Лебри.

– Маркевич, заступайте на вахту! – распорядился помощник. – Срочно!

Верблюд, увидев доктора, бросился к нему. Мотая головой, он залопотал на непонятном, действительно верблюжьем языке.

– Пустяки, – ответил ему доктор. – Зевнули дальше, чем надо, и вывихнули челюсть. Ничего особенного. Сейчас наладим.

– Вот что значит зевать на вахте! – торжественно заявил Растопчин.

Хохот никогда не следует непосредственно за восприятием смешного. Всегда бывает очень маленькая пауза, необходимая смеющимся, чтобы набрать воздуха. На этот раз пауза разрешилась совершенно неожиданно, и общий хохот не состоялся. Вместо него Растопчину ответил сильный и близкий взрыв.

Сидевшие повскакали с мест, а двое стоявших сели.

– Кто это? – тихо удивился Лебри.

– Наверх! – крикнул Болотов. – Аэропланы!

– Нет, – ответил Поздеев, и после второго взрыва, от которого вздрогнул весь огромный корабль, на бегу добавил: – Снаряды. Очень большие.

У двери получился затор, и столпившиеся вдруг отхлынули назад – в кают-компанию входил командир. Его круглое мясистое лицо лоснилось от пота, но казалось совершенно равнодушным.

– Николай Гаврилыч!

– Есть, – ответил старший механик.

– Как пар и турбины?

– Турбины прогреты, но пару мало. Подымем часа в два…

– Есть, – ответил командир.

Он молчал, беззвучно шевеля мокрыми усами. Глаза его казались сонными, но стоявшие под их взглядом невольно выпрямлялись. Он молчал, и перед ним молчаливым полукругом стоял командный состав его корабля.

– Владимир Александрович!

– Есть! – И старший помощник вышел вперед.

– Вызывайте буксиры. Будем сниматься.

– Есть буксиры! – Старший помощник по привычке начал поворачиваться, но не выдержал и остановился. – Константин Федорович?

– Я, – ответил командир.

– Что же это случилось?

Командир молчал, точно прислушиваясь. Где-то наверху появился далекий гул. Нарастая, он отдавался в палубе над головами и во всем теле. Потом оборвался резким громом.

– Господа, – тихо сказал командир и еще тише поправился: – Товарищи! – Потом, выпрямившись, заговорил полным голосом: – Форт Красный восстал. Обстреливают город. Нам приказано выйти на внешний рейд и принять бой… Готовьте корабль… – И, не зная, как к ним обратиться, подумав, сказал: – Граждане.

Поздеев вдруг просветлел: будет стрельба, драка – много шума, много дела. Он ощутил силу подвластных ему двенадцати двенадцатидюймовых, и это было очень хорошо. Настолько хорошо, что он даже улыбнулся. Бой для него был средством для восстановления душевного равновесия, но Болотов этого не знал, а потому улыбку его понял иначе. Стиснув кулаки, он вышел за командиром и в коридоре чуть не натолкнулся на Кривцова.

Кривцов с пустым стаканом в руке шел между двумя вооруженными матросами. Увидев в дверях Поздеева, он остановился, но ничего не сказал и только взглянул собачьими, насмерть испуганными глазами. Один из конвойных дотронулся до его плеча, он вздрогнул и, быстро перебирая ногами, пошел дальше. Поздееву почему-то вспомнилось, как в четвертой роте того же самого Кривцова вели в карцер. А теперь его вели на смерть.

Вот зачем его вызвали из кают-компании! К командиру? Вытащили обманом и захватили! Обманом! Теперь у него не осталось даже Кривцова. Больше терять было нечего. Обернувшись, он столкнулся лицом к лицу с Болотовым. Болотов заметил и запомнил его взгляд.

16

– Девочка тебя требует, – глядя в сторону, сказал Богун. – На бону ждет.

Демин бросился к трапу и, перескакивая через две ступени, вылетел на палубу.

Ирина стояла почти у самого борта и сверху казалась совсем маленькой. Увидев Демина, она махнула рукой.

– На берег мне нельзя! – крикнул он.

– Ничего! Ничего! – Голос у нее от напряжения стал тоненьким и звонким. Точно стараясь дотянуться до Демина, она становилась на цыпочки. – Я пришла тебе сказать, что ушла из дому. Когда вернешься, найдешь меня в библиотеке. Там же и сплю.

– Есть такое дело! – И, перегнувшись через поручни, чуть потише добавил: – Ты только не волнуйся, вернусь скоро.

Она улыбнулась и закивала головой:

– Сразу и запишемся.

– Есть, – обрадовался Демин.

– А пока что идите домой, Ирина Андреевна. Здесь, ложатся снаряды. – Это был Поздеев. Он стоял такой сухой и черный, каким Демин его еще никогда не видал.

– Здравствуйте, профессор! – Ирина сделала книксен. – Снаряды ложатся везде, бояться все равно не стоит.

– Прощайте, Ирина Андреевна… Демин, идем готовить приборы.

– Есть! – И, махнув рукой Ирине, Демин крикнул: – Скоро вернусь!

– Книжки не замажь супом, как в прошлый раз!

Она стояла улыбаясь и махала рукой, пока он не скрылся из виду. Он шел рядом с Поздеевым, несколько раз оглядывался и видел ее маленькую фигурку в светлом платье, но за дальностью расстояния слез в ее глазах не разглядел.

Когда он снова ее увидит и увидит ли? Пустяки, нельзя пропасть. Если она так держится, так и он со всем сладит. Даже с Кривцовым.

Он еще не знал, что Кривцова уже арестовали.

Поздеев закрыл за собой стальную дверь.

Его заставляют драться за Деминых, чтобы они могли безнаказанно портить девушек, безнаказанно посылать людей на расстрел. Он вдруг увидел перед собой жалкие глаза Кривцова и стиснул зубы.

– Демин, снимайте чехлы.

– Есть!