Текст книги "Праздник саранчи"

Автор книги: Алексей Саморядов

Соавторы: Петр Луцик
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 27 страниц)

В фойе стояли какие-то парни. Андрей прошел мимо них, старательно обходя, чуть улыбаясь. Вышел на воздух, закурил и смешался с толпой прохожих.

Он открыл дверь, бесшумно разделся. В Витиной комнате по-прежнему разговаривали. Он прошел к себе, закрывшись, достал все деньги и кольцо. Денег оказалось не так много.

Он завернул все в бумажку и спрятал в диван. Пригладил волосы и пошел к Вите.

Он вошел тихо, сел скромно на одинокий стул. Витя сидел за столом, что-то писал и одновременно спорил с четырьмя парнями:

– …Вот в Китай я верю. В какую-нибудь Прибалтику не верю, а в Китай, извините, верю. В Китай, извините меня, я обязан верить, если у меня есть хоть капля мозгов. – Ты где-то ходишь, – сказал он, просматривая рукопись. – А я между прочим работаю, несмотря на этих четырех козлов, которые меня отвлекают. А я все же пишу! Да ты пьян, – он настороженно оглядел Андрея.

Андрей отрицательно покачал головой:

– Да будь я хоть негр преклонных годов! Витя, ты хотел бы быть негром преклонных годов? Читать и писать не умея…

– Да будь ты хоть пидар преклонных годов! – крикнул Витя. – Садись и пиши.

– Я уже пишу, – Андрей встал. – Пишу давно, обильно и светло. Витя, все светлые сцены – мои! – Он ушел к себе.

– Прочитай первое предложение, – крикнул Витя.

– Пожалуйста, – Андрей забрался в гамак. – Восходящее солнце улыбалось широкой гагаринской улыбкой, – лежа в гамаке, глядя в потолок, он раскинул руки…

Дом выглядел запущенным. Он поднялся по ступеням, вдруг дверь открылась, в дверях стояла она… Пошли титры. В зале зааплодировали. Студенты вставали, сбивались в толпу, выходя на лестницу.

Андрей выловил в толпе за брючный ремень Витю, они пошли рядом.

– Французы, старые усатые лысеющие буржуи, а в любовь верят. Ангельской чистоты, несмотря на усы, достигают – Витя вздохнул.

Андрей заметил среди выходящих высокую девушку с золотой цепочкой, кивнул ей. Она тоже кивнула, пошла одна, не путаясь с толпой.

– Может, не пойдем на ИЗО? – предложил Витя. – Босх, Брейгель, они свое уже написали…

– Ты сходи лучше.

– А ты?

– Ты сходи, сходи – мне просто надо.

– Куда? – удивился Витя. – Ты что, в секту вступил, какие у тебя дела все время?

– Ну, надо мне, – Андрей положил ему руку на плечо. – К бабе к одной заеду и вернусь.

– Катька? – догадался Витя. – Смотри, она так только, а динамо будь здоров! – он смотрел вслед Андрею.

Это был один из шумных гостиничных ресторанов, где наливались командировочные, отмечали дни рождения продавщицы универмагов, и крутились разного рода торгаши, проститутки, прочий народ.

Андрей, обследовав грязный туалет, встал в холле, наглухо застегнутый, с туго затянутым поясом, курил и следил за входной дверью в мужской туалет. Он ждал. В уборную входили, выходили разные люди, все не то, он считал, сколько их входило и выходило.

Наконец, когда в холле опустело, в уборную прошел невысокий пожилой мужчина, по виду – узбек. Андрей заглянул на лестницу. В зале играла музыка, лестница была пуста. Он не спеша прошел в туалет, закрыл за собой дверь.

Узбек стоял в странной позе, согнувшись, под задранной штаниной виднелась его худая желтая нога. Услышав шаги, он быстро выпрямился, испуганно глядя на Андрея. Тот тоже встал, удивленно разглядывая узбека, его задранную брючину, ботинок, из носка которого торчала мятая пачка денег… Узбек опустил штанину, улыбнулся пойманно.

– Вот, – развел руками. – Деньги спрятал. – Он, помолчав, достал зачем-то расческу, снова развел руками. – Понимаете ли, какие-то очень подозрительные люди… Боюсь, ограбят.

Андрей кивнул, вышел из уборной в холл, закурил снова По лестнице спускалась подвыпившая компания, один из парней сильно толкнул вышедшего из туалета узбека. Тот посторонился, отошел к Андрею.

– Вот они, – шепнул тихо, косясь на парней. – Вы тоже в гостинице живете? Пойдемте, пожалуйста, вместе.

– Я не в гостинице, – с досадой сказал Андрей. – Да вы идите. Идите! Никто не тронет…

– Да? – узбек с сомнением оглянулся на парней, те нахально смотрели в их сторону. – Хотите, я вам свой адрес оставлю, – он засуетился, хлопая себя по карманам.

– Да не нужно… – Андрей поморщился.

Но тот уже на клочке писал адрес. Парни постояли, ушли наверх.

– Вот, – узбек протянул Андрею листок. – Приедете в Самарканд, в гости, будете жить, как дома… – он оглянулся. – Большое спасибо вам! Большое спасибо.

Он ушел, Андрей повертел листок, хотел бросить, но сунул в карман. Зло вздохнул, прошелся, стал ждать дальше.

Вскоре по лестнице спустился еще один человек, по виду кавказец. Он был невысок, курчав, с маленькими усиками, проходя мимо Андрея, глянул на него почему-то зло и воинственно, плюнул на пол.

Андрей подождал, пока он там, в уборной, расстегнет штаны, и быстро прошел за ним.

Он увидел его спину и затылок, шел к нему прямо, протягивая руки к затылку.

Андрей помедлил всего секунду. Этого хватило, чтобы кавказец обернулся. Андрей тотчас схватил его испуганное злое лицо, но оно соскользнуло куда-то вниз, закричало пронзительно, подло, и он увидел с удивлением, как кавказец, отталкивая его руки, отступает, присев, и при этом от крика, от напряжения продолжает мочиться, заливая себе и Андрею брюки… На корточках, голося, как баба, он пробежал к умывальнику, ударился о него, вскочил и, поддерживая штаны, не переставая кричать, выбежал из уборной.

Андрей медленно оглядел свои брюки, опомнившись, кинулся к выходу, но вышел спокойно, медленно, сдерживаясь едва, пошел к входной двери.

Кавказец бегал у гардероба и, стараясь застегнуть брюки, кричал тонко:

– Бандит! Сволочь, тварь! Хотел убить меня… Держите его, он бандит, вор, у него нож! Смотрите, нож! Нож!

– Ишак! – громко, спокойно сказал Андрей и засмеялся. – Все штаны мне обоссал! Кого ты пускаешь? – он стоял уже перед швейцаром.

Швейцар, с сомнением глядя на Андрея, медленно открывал ему дверь.

Кавказец вдруг кинулся к Андрею, ударил его в спину, завизжал:

– Не выпускай! Не выпускай! Он вор! Вор!

По лестнице сбегали люди, среди них кто-то в форме… Андрей рванулся, оттолкнув за голову швейцара, выбежал на крыльцо, вынес на себе кавказца, повисшего на спине, как собака. Зарычал, разворачиваясь, ловя его руками, но кавказец тут же отскочил назад, сбивая людей, лезших из двери, захлопнул дверь.

– Сука, тварь! Ловите его, уйдет! – визжал он за стеклом.

Андрей побежал, неуклюже, тяжело, нырнул за угол. Он обежал корпус, прыгнул через забор, ломая ветки, выбежал во двор, обогнул дом, еще один. За ним никто не гнался, но он все бежал, пока хватило сил, затем бросился за угол, вбежал в подъезд.

На площадке между вторым и третьим этажом он согнулся, стараясь отдышаться, все кашлял и смеялся…

Хлопнула дверь, с третьего этажа на несколько ступеней сошла женщина, встала, не спускаясь дальше:

– Вы к кому?

– Ни к кому. Так, – Андрей улыбнулся ей.

– Уходите сейчас же, нечего здесь стоять, – она глядела на Андрея с брезгливой ненавистью.

– Ухожу, – он кивнул. – Уже ухожу, стоять мне здесь вовсе нечего…

В общежитии он зашел к Джанику.

Джаник, полулежа на диване, читал что-то. Он был один.

– Работаешь? – Андрей сел, потер затылок.

– Да какая это работа… Так, читаю вот японцев, вернее пытаюсь читать.

– Ну и как японцы?

– Японцы, – Джаник перевернул страницу. —

– «Буря началась!» Грабитель на дороге предостерег меня…

– Хорошо, – сказал Андрей. – Японцам хорошо.

Джаник засмеялся.

– Жениться тебе надо… – и он, засвистев, вообразил полученный удар, уткнулся в подушку. – Поехали в хореографическое училище!

– Что, больше некуда?

– Некуда.

– Знаешь, – Андрей все трогал голову. – Макушка болит. Не виски, не лоб, а именно макушка…

У своей комнаты Андрей пошарил в карманах куртки, не найдя ключа, стукнул условно – один раз, крепко.

Витя открыл, голый, обмотанный полотенцем, тут же ушел в ванную. Андрей скинул только сапоги, упал на диван.

– Что, долго динамила, – крикнул из ванной Витя.

– Не то слово, просто с особым цинизмом.

– Я тебя предупреждал. Ты слаб в теории, ты слаб в мысли! – Витя сидел в маленькой стоячей ванной и кричал. – Загляни ей в глаза, и тебе сразу станет ясно, что она это дело не любит и не умеет, и не хочет! Слушай меня, я умный! Я просто редкого ума человек. Я думаю, что я буду даже поумнее Маркса.

Андрей встал тяжело, потер лоб:

– Если ты такой умный, то скажи мне, не выходя из ванной, где мне взять сто тысяч или хотя бы пятьдесят, но так, чтобы сразу?

– Я тебе скажу, дураку такому.

– Скажи мне дураку такому! – Андрей встал у двери в ванную.

– У меня.

– Где?

– У меня в голове есть сто тысяч. Гениальный сюжет. И я тебе, дураку такому, могу рассказать.

– Спасибо. – Андрей шумно поцеловал дверь, – и брату твоему, Михаиле Сергеевичу, спасибо. – Он еще несколько раз поцеловал дверь, кланяясь.

Темнело. Вечер был теплый. Андрей прошел в ресторан как старый знакомый. Оглядел холл, зашел в туалет. Здесь было пусто.

Вышел, встал у телефона. Тотчас в туалет прошел мужчина в хорошем костюме, свежий, крепкий, из тех, что носят запонки.

Андрей вошел следом, сразу поймал его сзади, двинул головой о стену. Тот вскрикнул. И тут же Андрей задохнулся, кто-то обхватил его сзади за горло, сдавливая. Андрей отпустил переднего, тот осел на унитаз и попытался скинуть руки, но его сдавили еще сильней:

– Спокойно стой, удавлю, сука…

Передний, придя в себя, уже встал, развернувшись. Что было сил, Андрей задыхаясь, подпрыгнул и ногами оттолкнулся от него. Державший Андрея не устоял и вместе с ним упал с грохотом на умывальник. Андрей слышал, как он ударился затылком о стену. Он попробовал вырваться, умудрился извернуться на бок, но державший его был сильнее. Андрей одной рукой провел за собой, ища что-нибудь тяжелое, ничего не было, он дотянулся до умывальника, схватил вдруг кусок мыла и забил его мужчине, державшему его, в рот. Мужчина рванулся в сторону, и тут тяжелый удар в бок сшиб Андрея на пол. Он вскочил. Второй мужчина, в залитом кровью костюме, снова ударил его. Первый уже поднимался. Андрей нырнул к двери и, держась за бок, побежал через холл.

На улице нырнул за угол, переулком на соседнюю улицу, на ходу подхватив снега, умылся, вскочил в троллейбус, отвернулся, стараясь отдышаться. Кругом него ехали люди с работы. Проехав остановку, вышел…

Оглядев себя еще раз, отдышавшись, поймал частную машину.

– Куда? – спросил водитель.

Андрей смотрел на него удивленно, вдруг сказал:

– В Прагу.

Он прошел сразу в просторный чистый туалет мимо старика в желтой ливрее, к кабинкам.

У кабинок двое молодых парней с бледными порченными лицами, в ондатровых шапках, шепчась, разглядывали что-то. Увидев Андрея они разошлись, один вышел из туалета, другой встал в кабинку.

Не дожидаясь, Андрей прошел за ним в кабину, свалил его на унитаз и, придерживая за локоть, принялся выворачивать ему карманы. Тот испуганно глядел на Андрея, закрывая лицо руками, но кричать боялся, лишь скулил тихо, жалобно постанывая. Отобрав у него деньги, Андрей столкнул его в унитаз, сказав:

– Сидеть!

Второй, видимо, не дождавшись приятеля, вернулся, стоял, удивленно глядя на подходившего к нему Андрея. Схватив его за голову, Андрей, как мешок, заволок его туда же, где сидел тихо первый, посадил прямо на него. Парень не сопротивлялся, лишь так же скулил, закрывая лицо руками. Лишь когда Андрей добрался до внутреннего кармана, закричал тихо и укусил его за палец.

Андрей ударил его несильно, осмотрел быстро целлофановый пакетик с золотыми цепочками, снял с парня еще шапку и вышел, так же быстро…

В общежитии в лифте он ехал один. На девятом этаже лифт остановился, двери открылись, и Андрей вздрогнул. Прямо на него двинулось мертвенно-желтое, морщинистое лицо, черные глаза и улыбка на трупных губах. В черном женском пальто черном берете, из-под которого торчали желто-серые пряди, эта жуткая старуха надвинулась на него, обняла. Изо рта ее вдруг высунулся язык. Андрей вырвался, отступив, услышал хохот, увидел смеющиеся лица, заглядывающие в лифт, протянул руку и сорвал маску.

– Джаник, ты? – он улыбнулся, бледный.

Джаник снова натянул маску, и толпа убежала за ним. Где-то завизжал истошный женский голос. Андрей остался один. На лбу его выступил пот…

Он лежал у себя в гамаке, дверь вдруг бухнула и в комнату вошел Володя, в костюме и галстуке, с гитарой в чехле.

– Собирайся, скотина, поведу тебя в люди!

Андрей, лежал не двигаясь.

– Собирайся, гад, у меня концерт через сорок минут.

Андрей порылся в кармане и протянул ему сто рублей.

– Ну и пошел тогда! – Володя достал фляжку, выпил сам, протянул Андрею.

– Слушай. – Андрей выпил, оглядывая его, качнувшись в гамаке, потрогал его белый галстук. – Мне деньги нужны, хотя бы тысяч десять. Я бы отдал в течение года.

– Так. – Володя сел.

– Чего ты? Отец машину купить хочет.

– Вертолет. – Он закурил. – У меня нет денег. У Жванецкого есть, но он мне не даст… Был бы жив Шаляпин, он бы мне дал… – Володя встал, обнял Андрея. – Ты посмотри, Андрей, какие бляди кругом. Бляди и хамы! Никто тебе не даст денег. Знаешь, кто мог бы дать? Евреи! Есть у тебя хоть какие-нибудь евреи?! Обещай вернуть с процентами. Но учти, никто сейчас не даст в долг. Никто! Все. – И он четким шагом вышел, хлопнув дверью.

Андрей звонил по телефону в холле общежития. Когда он повесил трубку, с ним поздоровался здоровый черноволосый, ласковый парень.

– Миша, ты случайно не еврей? – строго спросил его Андрей.

– Еврей. Еврей я.

– Да нет, Миша, ты просто матерый еврей. – Андрей восхищенно оглядел его. – Просто евреище.

– Да, я здоров, – скромно ответил Миша.

– А есть ли у тебя деньги?

– Есть. Какой же я еврей без денег. – Миша гордо похлопал себя по карману.

– Тысяч десять. Ну, хотя бы пять.

– Ты знаешь, – Миша расстроился. – Я думаю, что не совсем еврей. Я даже думаю, что таких евреев как я, нужно вешать, потому что мой капитал составляет четырнадцать рублей. Это трагически неприличная сумма.

Андрей, смеясь, развернул его, толкая, повел к лифту.

– Иди, иди. Мне таких евреев задаром не надо. Ты, брат, не еврей, ты якут. Именно такими я их и представлял…

За окном уже начинает светать, в комнате Андрея и Вити горит свет. Каждый сидит за своим столом и пишет. Комнаты прокурены, на полу смятые листы бумаги.

– Пятьдесят третий пошел, – кричит Андрей.

– Есть сорок восьмой, – отзывается Витя.

Пошли первые трамваи…

Дверь Андрею открыла Алла. Высокая, крепкая, черные вьющиеся волосы:

– Я спросила папу, – шепнула она, поцеловав в щеку, – он обещал поговорить с тобой.

Заглянула в коридор и тут же пропала полная женщина, крикнула где-то в комнатах:

– Илья, молодой человек будет с нами ужинать?

Появился Аллин отец, сухой седоватый мужчина, они поздоровались, и он провел Андрея в кабинет с книжными шкафами, большим столом, африканскими масками, статуэтками и китовым усом, висевшим у потолка. Предложив Андрею кресло, он сам сел за стол, спросил прямо:

– Позвольте узнать, зачем вам эти деньги?

Андрей достал папиросу, огляделся.

– Курите, курите, я проветрю потом, – он глядел внимательно, с некоторой иронией.

– Отец хочет купить машину… Илья Александрович, я скоро получу гонорары и сразу отдам. Я, конечно же, напишу расписку…

– Дело не в этом… Я вас, мягко говоря, не очень знаю.

– Вы мне не верите?

– Нет, верю. Я вижу, вы честный и порядочный человек. Что вы будете делать после института?

– Не знаю еще… Писать, наверное.

– Это понятно, – он усмехнулся. – Насколько я могу Судить, вы ухаживаете за моей дочерью?

– В общем-то мы друзья, – Андрей не отвел взгляда.

– Видите ли, – он встал, прошелся, – Я, конечно, могу дать вам эту сумму… и вы искренно будете желать мне ее вернуть. Но… вы принадлежите к людям, которые не гарантируют своего будущего… В вас есть какая-то неопределенность. С такими, как вы, часто случаются всякие ситуации…

– Что со мной может случиться?

– Я не знаю. Я вас очень плохо еще знаю. Вы приходите и к Алле, и просто в гости, буду рад. Если у вас какие-то сложности, у меня, кстати, есть друзья на киностудии… В институте вашем есть друзья, может, я чем-то помогу вам. А вы приходите, приходите почаще… – он остановился напротив Андрея.

Андрей встал.

Он делал вид, что звонит по телефону. Холл ресторана был полупустой. Наконец из зала вышел мужчина, прошел в туалет. Андрей повесил трубку, но в этот момент из гардероба появились два милиционера и тоже зашли в туалет. Вскоре они вернулись. Мужчина с ними. Они проверяли его паспорт.

Андрей вышел на улицу. У входа стояла патрульная машина. Он быстро пошел прочь, переступая через лужи.

Ресторан был кооперативный. Андрей прошел маленький коридор, заглянул в зал. За столиками сидели молодые крепкие парни. Мужчины.

– Вы к кому?

Он обернулся. Здоровый парень стоял за ним.

– Я поужинать.

– Все занято, – и не дожидаясь, легко подтолкнул Андрея к выходу. – Давай, давай.

Из гардероба вышел еще парень. Андрей вышел.

Он сидел на диване и пересчитывал деньги. Денег было полторы тысячи. И две золотые цепочки в целлофановом пакете. Пересчитав, лег ничком.

В дверь постучали. Он не шелохнулся. Еще раз, настойчиво. Он встал, подошел к двери. За дверью стоял парень с длинными волосами:

– Андрюх! У тебя есть деньги? – спросил он.

– Сколько?

– Рублей четыреста.

– Зачем?

– Я горю, мне фильм надо доснять.

Андрей отрицательно покачал головой.

– А не знаешь, кто может дать в долг?

– Никто не может. Никто. – Он закрыл дверь, постоял немного, снова вышел в коридор. – Подожди!

Вынес деньги, протянул:

– Здесь четыреста рублей. Хватит?

– Конечно, а ты сам?

– Мне они, вроде бы, ни к чему.

День был совсем теплый, весенний. Рваные облака двигались по небу. Андрей и Витя шли не спеша через павильон животноводства на ВДНХ. За решеткой, на бетоне, толпились грустные бараны и козлы всех пород.

– Скажу я тебе, чего по телевизору не скажут и в газетах не напишут, – тихо говорил Андрей. – Вот что, государству моему я не нужен и государство за меня не заступится, от болезни, тюрьмы и смерти не защитит. И помощи мне от него не предвидится. А коли так, сам объявляю себя государством, маленьким, вредным и независимым. Где буду сам царь и солдат. И всякое к себе презрение и унижение буду воспринимать как начало против меня военных действий.

– Ну тебя же и шлепнут.

– Не-ет, зачем же, я кричать на Москву не стану, а надо если, так я всем государством своим в гору уйду.

Ну, а жениться, жену примешь или как?

– Смотря какую, а то придется интернировать.

Они остановились у клеток с быками. Ленивые быки позванивали цепями.

– Помнишь, ты про сто тысяч спросил? – Витя глядел на быков.

– Ну, – мельком глянул на него Андрей.

– Так вот, я долго думал и теоретически это вычислил.

– Что же это за теория?

– Теория проста. Как Павлик Морозов. Сто тысяч тебе не даст никто.

– Хорошая теория…

– Значит, ты эти деньги должен отобрать у какого-нибудь индивидуума, то есть согласно твоей философии объявить войну. – Витя засмеялся.

– Верно.

– Теперь главное – найти такого индивидуума.

– Поразительно верно. – Андрей похлопал Витю по плечу. – Найти!

– И вот, что я тебе скажу, – улыбнулся Витя. – Я нашел.

Андрей смотрел на него. Быки тихо, лениво жевали сено…

– Так вот… – они шли по одной из шумных улиц в центре, Витя с удовольствием щурился от теплого весеннего солнца. – Глупо идти на людей искусства. Они капризны и бедны. Вообще, оглядись, – он остановился, обвел рукой, показывая на людей вокруг. – Посмотри, все нищета кругом. Скажем, вон тот товарищ, неизвестной национальности, ты думаешь, у него есть деньги! Все нищета! Боже мой, куда я попал, я попал в страну нищих!

На них оборачивались.

– Далее, – продолжал Витя, – вычеркиваются все, кто ездит на «Вольвах», «Мерседесах», все кооператоры, главари мафий, члены профсоюзов и рэкет. Это мутно, шумно, непостоянно. Это надо месяц носиться по городу и всяким разным товарищам засовывать в задницу паяльник. Хлопотно это.

– Хочешь мороженое? – спросил заботливо Андрей.

– Можно, – важно согласился Витя.

Они стояли перед современным зданием с темными тонированными окнами.

– Итак, – Витя жевал мороженое. – Наш индивидуум сейчас на работе. Заметь, не в хорошем ресторане, не на конкурсе красоты, а на работе. Нет, он не посол, не торговый представитель. Он из второго эшелона. И сейчас мы найдем его машину.

– И как же? – Андрей с недоверием огляделся.

Множество машин на стоянке, самых разных марок, некоторые с иностранными номерами.

– Требуется найти самое простое, самое даже, просоветское «Жигули». Иди отсюда, а я оттуда, последние модели не смотри…

Они пошли по стоянке, оглядывая машины.

Наконец, Андрей выбрал одну из машин, огляделся с сомнением.

– Ну, похвастай, – подошел Витя.

Андрей кивнул на машину.

– Ну, брат, – Витя близоруко оглядел «Жигули». – Да, ты не индеец. На заднем сиденье кукла, а на переднем подстилка искусственного меха. Нет, брат, тебе не нужны сто тысяч.

– Ну, вот эта, – сердито ткнул пальцем Андрей.

– Ты меня огорчаешь, – Витя покачал головой, – ты посмотри, у нее колпаки на колесах.

– Ну и что колпаки? – разозлился Андрей.

– А то, колпаки. – Витя поднял палец, – идем.

Андрей поплелся эа ним. Витя остановился у простенькой белой машины, погладил ее ласково, и тут же к машине с другой стороны подошла женщина, отпирая дверь, спросила строго:

– Что это вы тут третесь?

– Мы не тремся, – вежливо объяснил Витя. – Мы воздухом дышим. У меня вот товарищ – даун, а я, вроде, нянька при нем, прогуливаю его. А вас как зовут?

Но женщина завела машину и уехала.

– Ничего. – Витя пошел дальше. – Наше дело молодое, можно ошибиться. Вот выпадут у тебя все зубы, напишешь тогда учебник, как добывать деньги, юноши и девушки зубрить тебя будут. Вот, – он указал на машину, такую же беленькую и простую. – Эта не подведет.

– А хозяин?

– А что хозяин. Если около сорока лет и холост, то деньги главные дома.

– Знаешь что, – нежно сказал Андрей. – Я бы тебя шлепнул.

– За что же?

– За твой редкостный ум и особую уверенность в жизни, просто непоколебимую уверенность.

– А ты как думал, это тебе не старушек топором рубить…

Андрей хмурый сидел на турникете, мимо проносились машины. Стоянка постепенно пустела. Подошел Витя, принес еще мороженое: Они молча ели его. Вдруг Андрей выпрямился.

К машине подошел человек. Обычный мужчина, лицо серое, одет просто и строго, чуть полнеющий, лет сорока. Он бегло, но внимательно осмотрел машину, открыл дверцу и сел.

– Ну, – шепнул Витя и вдруг встал. – Если этот гусь не будет орать и меня не ударит, то деньги у него дома…

Человек уже выезжал из ряда, когда дорогу ему перегородил Витя. Он встал спиной к машине, продолжая есть мороженое. Человек посигналил. Витя оглянулся, махнул на него рукой, не уступая дороги.

Андрей с удивлением следил за ними со стороны.

Мужчина, высунувшись из окна; глядел на Витю, затем сдал назад, с трудом развернулся, снова осторожно двинул машину вперед, объезжая Витю. Тот вдруг кинул мороженое в заднее стекло.

Андрей ждал.

Мужчина внимательно оглядел Витю, затем тронулся дальше, объехав, обернулся, прибавил газу. Машина его вышла на улицу и не слеша пошла среди других. По стеклу стекало растаявшее мороженое.

Андрей встал, он почему-то был взволнован. Подошел Витя.

– Да ты Печорин какой-то, фаталист, – Андрей похлопал его по плечу. – Я все ждал, когда он тебя бить начнет.

– Зачем? – Витя вытер пальцы, закурил, улыбаясь. – Он не мог, он был занят… Он сохранял свои деньги. Я же хам, а у него деньги, а я хам, а у него деньги…

Они стояли, смотрели друг на друга.

– А что, Андрюх, давай грабить будем.

– А писать?

– И писать. Грабить и писать. Писать и грабить…

– Шашлык? – смеясь предложил Андрей и они пошли по улице.

– А деньги?

– Мне одна женщина за успехи двести рублей подарила вчера…

В общежитии Андрей зашел к знакомому оператору, взял у него бинокль.

– Девок в окнах подглядывать? – спросил тот.

– Девок.

– А где смотреть будешь?

– У бани, на Киевской…

Он ждал его у стоянки. Когда мужчина появился, Андрей отвернулся, быстро отошел за угол, сел в ожидавшее его такси:

– Прямо, не спеша. Вон за беленьким.

Таксист, не удивляясь ничему, поехал следом. Андрей, сидя на заднем сиденье, глядел вперед, на машину, изредка лишь оглядываясь, запоминая дорогу.

На Пятницкой за «Букуром» белый автомобиль свернул в переулок и сразу во двор. Андрей остановил такси, расплатился, быстро прошел следом.

Машина стояла во дворе старого пятиэтажного дома, человек как раз входил в подъезд, он задержался на секунду, оглянулся. Андрей, прислонившись к стене, ждал. Уже стемнело.

В подъезде он осветил спичкой панель с кодом. Нажал затертые больше других кнопки, дернул дверь, нажал те же кнопки в другом порядке. Щелкнул замок, он осторожно скользнул в подъезд.

Где-то наверху хлопнула слабо дверь. Бесшумно, бегом он поднялся по узкой пыльной лестнице. Лифт стоял на последнем, пятом этаже. Здесь было две квартиры. Нагнувшись, Андрей осмотрел пол. Редкие капли вели к правой, обыкновенно потертой двери с номером «9», Андрей потрогал ее ногтем. Дверь была цельнометаллическая.

Со двора он еще раз оглядел дом, нашел окна квартиры. Вошел в подъезд дома напротив. Здесь кода не было. Поднялся в темноте. Встал на площадке у окна, достал из футляра бинокль.

Его окна были задернуты шторами. В щели между ними виднелось кресло. Вдруг шторы отодвинулись и он, выглянув, посмотрел в окно, прямо на Андрея. Андреи, отступив в темноту, встал за стену, улыбаясь…

Вернувшись в общежитие, он пошел к Джанику. Джаник, радостный, взял его за руку, провел в комнату.

– Вот. Это Андрей. А это, – он засмеялся, – Надя и Оля, из хореографического училища.

девушки, улыбаясь, встали легко ему навстречу, с веселым интересом, обе тонкие, свежие и радостные. Андрей смотрел на них изумленно.

– Извините, – он улыбнулся. – Я на секунду, – он вернулся в коридор.

– Вы уже уходите? – спросила одна из них.

– Нет, нет, я сейчас, – он прикрыл дверь.

– Андрей, ты что? – Джаник тряхнул его за плечо. – Тн посмотри на них. Таких девушек нет больше во всем мире.

– Да, – Андрей покивал, улыбаясь. – Джан, то лицо, помнишь, маска у тебя? Дай мне ее ненадолго.

– Возьми, – Джан порылся в шкафу, протянул ему резиновый комок. – Пойдем в комнату.

– Сейчас. – Андрей вышел к коридор, кивнул. – Я скоро…

Он ехал из аэропорта на машине, когда въехали в город, уже рассвело. Андрей все смотрел на голые деревья, на старые дома. Проплыла мимо татарская мечеть…

Его приезд разбудил семью раньше обычного, но мать, когда он постучал, уже возилась на кухне.

– Я чего-то блинов решила напечь… Все не спится мне и не спится, – сна сидела рядом с Андреем и гладила его по руке. – Ешь, сынок, ешь. Ты и в сметану макай, и в мед.

Андрей один за другим, молча, проглатывал горячие, с румяной коркой блины. Отец стоял напротив, у холодильника, на котором таял говяжий брус, курил в форточку, в трусах и майке, состоявший, казалось, из одних жил, с бритым морщинистым лицом и высоким гладким лбом под густыми, крепкими, без проседи волосами.

Вошла сестра, уже умытая, причесанная, села, прижавшись к брату, невысокая, но стройная и крепкая, с таким же простым, лицом Как у матери, но смешливыми глазами.

– Холодно там? – отец, босой, переминался на худых ногах.

– Да нет, не очень.

– Ты уж, сынок, извини, – снова заговорила мать, – что мы теперь денег мало высылаем, тут то одно, то другое, а потом вот ей, Ирине, на свадьбу собирали, да она опять что-то поругалась…

Ирина засмеялась, поцеловала брата. Андрей встал. Вышел, принес молча, протянул отцу ондатровую шапку, положил на стол деньги.

– Купите чего… И больше, мам, не присылай, я теперь гонорары получаю…

– Неужто платить начали?

– Начали, начали… – он незаметно протянул сестре цепочку.

– Господи, это мне, что ли? Мам, смотри! – она проворно надела цепочку на шею.

– Слушай, какая-то она не такая, – отец, надев шапку, трогал ее руками. – Важная какая-то.

– Ничего, в цеху зимой будешь одевать…

Они сидели вокруг него, расспрашивали, пока было время, а он все ел горячие, в масле, блины…

Когда все ушли, он умылся и снова оделся.

День выходил хмурый, ветреный.

Стоя в автобусе, Андрей открыл стекло, снова глядел на старые желтые дома, на редких в рабочий день прохожих. Выйдя, шел переулками, распахнувшись теплому ветру, глядел все на старые деревянные бараки, на пустые просвечивающие сады…

Дом стоял среди таких же одноэтажных домов, за домом – огород, за огородом – обрыв к реке, уже открывшейся с черной полной водой, из которой на той стороне торчали затопленные осины, а дальше лежала бурая сожженная степь.

Мать ее, он не помнил, как ее зовут, пришла недавно со смены, еще не ложилась. Она узнала его или сделала вид, что узнала, очень обрадовалась, когда он спросил яро Tamo, провела в ее комнату, села напротив, утирая выступившие тотчас слезы.

– А как же, пишет, – отвечала она и, встав, принесла письмо. – Все нормально, пишет, работает швеей, рукавицы шьет, я, значит, тку, а она шьет, пишет, женщину попались хорошие, жить можно, даже кино показывают… – Она снова утерла глаза Видно было, что она уже привыкла к тому, что слезы текут сами собой. – Пишет, чтобы не волновалась я, а как не волноваться, хожу вот, и плачу целыми днями, – она засмеялась. – Видно, у нее счастья не было, и у вас не будет.

Андрей, успевший оглядеть прибранную комнату, учебники на аккуратных полках, цветы на окне, платья в приоткрытом шкафу, с волнением взял у нее письмо.

Это был простой тетрадный листок, на котором, среди прямых, детским почерком написанных строчек, аккуратно и неправильно, той же шариковой ручкой нарисованы были роза и улыбающееся лицо.

– Из школьной тетради лист, – сказал он тихо.

– Наверное, гам дают такие… – отозвалась она. – Ну а вы где?

– Я? Я так… учусь в одном институте… в Москве…

– Правильно, сынок, учись. А если, дай бог, встретится хорошая девушка, женись и оставайся там. Может, повезет тебе…

– А Коля, – Андрей вернул письмо, – он заходит к вам?

– Заходил раз, после суда, пьяный… Она последнее время дома жила. Иногда у него оставалась, но больше дома. Я ему говорила, что же вы так-то живете. Женились бы, как люди… Вот оно и вышло все.

– Скажите, может быть, вам деньги нужны?

– Да на что они теперь? Посылку только через год можно послать, да и то одну. И навестить через год, один раз только… Господи, и за что так-то, девочка ведь еще совсем. И никаких таких особых тряпок у нее не нашли, и денег, ничего. Уже, правда, лучше бы ограбила или убила, чем так. Глядишь, минутку пожила бы… – закончила она с неожиданной вдруг ненавистью..

– Марат, мне ствол нужен…

– Когда? – Марат, невысокого роста, худощавый татарин, курил, трогал черный ус, глядел в землю.