Текст книги "Праздник саранчи"

Автор книги: Алексей Саморядов

Соавторы: Петр Луцик
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 27 страниц)

ДЮБА-ДЮБА

– Стой! Куда!?

Бежавшие в лохматых папахах, встали. Обернулись. Некоторые уже без винтовок.

– А ну назад!

Красное морозное солнце поднялось над горизонтом. В улице двинулся сплошной, нескончаемый поток грузовичков. По обочине, в сером, рыхлом снегу, побрали люди. Они брели к серому четырехэтажному дому, доска на котором гласила:. «Всесоюзный Государственный институт кинематографии».

– Да ты знаешь, кто я такой? Да я Чапаев! А ты кто такой? К славе моей примазаться хочешь!

Черно-белые фигуры двигались на экране, а под экраном, в темноте, кто-то закурил…

В фойе у гардероба очередь. Замерзшие сонные студенты всех национальностей.

Андрей Плетнев задержался у зеркала. К нему подошел длинноволосый парень, поздоровался:

– Цветные расплодились, – сказал он, хмуро глядя на латиноамериканцев, говоривших разом неподалеку.

– Ты тоже расплодись. – Андрей похлопал его по спине.

– Мне некогда, – парень пошёл наверх. – Я занят. Я пытаюсь выжить…

– Грехи не могли уйти от судьбы, судьба предназначалась мм от рождения, рок преследовал их всю жизнь… – старуха лет семидесяти, с грубым, будто обветренным лицом насмешливо оглядела притихших студентов, вдруг встала крепко, как шкипер на мостике. – И вот Шекспир. Его герои – гении, творящие свою жизнь! Подобно звездам, сверкают их судьбы!..

Андрей курил на лестнице среди студентов. Мимо пробежали две девушки в трико. Одна из них поцеловала; Андрея, он ласково похлопал ее по заднице, и другая поцеловала, он похлопал и ее…

– Почему не работает хозрасчет по первой модели?

Бородатый мужчина у доски, поблескивая стеклами очков, с торжеством смотрел на аудиторию:

– Плетнев.

Андрей огляделся. Студенты заулыбались. Он покачал головой:

– Я вне политики…

– Ну-ну, – педагог радостно подошел к нему. – В чем преимущество второй модели?

– В том, что она последняя. Больше моделей не будет.

Студенты засмеялись.

– Это почему? – насторожился педагог.

– А время такое, что не успеете…

На улице перед дверьми стоял парень. Он был высок, строен, из-под сурковой шапки выбивался светлый чуб, Под мышкой он держал огромную сумку с оторванными ручками.

Он еще раз с любопытством оглядел здание, входивших и выходивших, расправил свой белый кавалерийский полушубок и вошел.

Вахтер покосился на него, но ничего не сказал. Парень тоже покосился на вахтера, перебросив сумку под другую руку, прошел мимо.

Он оглядел негров, стоявших у гардероба, не спеша пошел вверх по лестнице, внимательно всматриваясь в лица проходящих.

На втором этаже у окна он заметил смуглого кучерявого парня, державшего в руках каракулевую папаху. Подошел ближе, поставив сумку на подоконник, заговорил:

– Это у тебя папаха или кубанка.

Смуглый обиженно покосился на него, сказал с акцентом:

– Это не папаха, а молдавская народная шапка.

– Так ты молдаван, – обрадовался парень.

– Я не молдаван, а молдаванин, – и смуглый быстро ушел куда-то.

Парень снял свою шапку, попытался засунуть ее в карман, но она не лезла.

Мимо проходила девушка, с удивлением разглядывая его.

– Можно вас, – спросил он.

Девушка приостановилась.

– Вы Андрея Плетнева не знаете, он здесь вроде учиться должен?

– Вроде знаю, – подыграла девушка.

– А где же он? – развел руками парень.

– Где-то здесь, – развела руками она.

– А может, вы водки выпьете, – улыбнулся парень. – У меня и стакан есть.

Девушка, усмехнувшись, пошла дальше.

– Я и жениться могу!.. – крикнул парень ей вслед, подхватывая сумку…

– Деньги при социализме выполняют другую функцию, нежели при капитализме, – бородатый педагог продолжал расхаживать у доски. Студенты сидели с красными лицами. – И так, зачем нам нужны деньги?

В дверь постучали, затем дверь открылась и всунулся парень с сумкой, в сурковой шапке.

– Извините – он оглядел аудиторию. – Мне бы Андрея Плетнева.

Андрей встал удивленный.

Бородатый кивнул, с интересом разглядывал парня. Андрей вышел.

– Ну, здравствуй, – парень улыбнулся, протягивая свободную руку.

Андрей, вглядываясь в его лицо, пожал руку.

– Не узнаешь? – парень снова снял шапку.

– Не узнаю, – смутился Андрей. – Неожиданно просто.

– Вот, – парень похлопал по сумке, – матушка твоя передала гостинцев. Просто страшная сумка. Мужик этот артист?

– Артист своего рода…

– Андрюх… – парень смотрел хитро, – водки выпьем со встречей? – Он отогнул полу полушубка.

Андрей озадаченно оглядел его:

– А пойдем! – взял у парня сумку.

Они пошли по коридору.

– Так ты уже в кино снимаешься, или как? – расспрашивал парень.

– Нет, я сценарист, я только придумываю все.

– Что придумываешь-то?

– Да все. – Андрей по пути дергал двери, заглядывая в аудитории. – Кто женится, будет счастлив и от смерти уйдет. Всякий бред придумываю… – он встал. – Ты лучше скажи, почему не работает хозрасчет по третьей модели?

Аудитории все были заняты.

– Как почему, – удивился парень. – К войне же идем! Дома вот продукты скупают и оружие. Слушай, да пойдем ко мне, повяжут нас здесь еще, а у меня тихо!

– Где это у тебя? – удивился Андрей.

На улице было тепло и тревожно. Снег таял. Парень нахлобучил на Андрея свою шапку, повел за институт, где на стоянке стоял КамАЗ, приостановившись, оглядел его восхищенно:

– Вот она, моя ласточка.

Он открыл кабину, влез, помог Андрею и тут же начал ловко раскладывать закуску. – Я теперь гоняю с братом.

– Ну как?

Андрей с удовольствием огляделся.

– Андрюх, – парень распечатал бутылку, налил. – А ведь ты меня не признал. – Я Ваня Горюнов.

– Да брось ты, – смутился Андрей. – Как не признал… Брат у тебя старший Федька.

Парень кивнул:

– А я думал, забыл. Ну, со встречей.

Они выпили.

– А брат где? – Андрей жевал сало.

– В магазин пошел какой-нибудь дряни купить. Мы-то вам полный рео>рижератор рыбы привезли. Осетры.

– Нам… – Андрей усмехнулся.

– Не женился еще? Бабы у вас ничего вроде ходят.

– Это разве бабы, волки это, а не бабы! – усмехнулся Андрей. – Их к врагу в тыл засылать. В одиночку…

Выпили еще.

– А у меня брата посадили, – просто сказал Ваня.

– Какого?

– Да ты не знаешь его, он с Шанхая, молодой еще. Подломили универмаг. Да за это время что-то многих пересажали, просто эпидемия какая-то. Помнишь участкового нашли?

– Помню.

– Осенью повязали их всех. Они опиумом занимались, другим баловались. А он дурак один пришел. Ну, они его зарубили и зарыли за Уралом. В таксопарке мальчишек посажали. Таньку…

– Какую Таньку?

– Ту, что медсестрой работала. Ты с ней ходил.

– Воробьеву!? Она же девчонка совсем!

– Девчонка не девчонка, а семь лет дали. За банду. Она им морфий доставала. Ну знаешь, раз гуляешь вместе, значит банда. Почистили город…

Они замолчали.

На стоянку выехала машина. Из нее тяжело вылез мужчина в добротном пальто.

– Вон мужик идет, видишь? – тихо сказал Андрей.

Ваня кивнул.

– Это, Ваня, самый настоящий Бондарчук…

Ваня покосился недоверчиво на Андрея, вдруг быстро выскочил из машины, бросил окурок, достал новую сигарету. Догнав Бондарчука, спросил его о чем-то. Тот похлопал по карманам, покачал головой.

Андрей чуть улыбнулся, следя за ним.

Ваня опять догнал Бондарчука. Тот заголил рукав, ответил, наверное, время. Ваня, постояв, пошел назад.

Дверца открылась, за руль влез парень, бросив свертки, расстегнул вертолетную куртку, поздоровался с Андреем, мельком, словно расстался вчера. Влез и Ваня:

– Во братан, все-таки какой-то дряни успел накупить.

– В Питер-то доскочим, – Ванин брат не спеша взял закуску с газеты. – Говорят, часов десять езды.

– Заводи, мне-то что, мы и Андрюху с собой возьмем. Поехали, послезавтра вернемся!

– Нет. У меня дела, – Андрей покачал головой. – Ездить-то не боитесь?

– А у нас «шмайсер» под сиденьем, нам-то чего бояться, мы тихие… – Ваня засмеялся. – Ну, артист, поедешь?

Андрей, улыбаясь, открыл дверцу. Ванин брат завел мотор.

– Ладно, давай, – Ваня пожал ему руку. – Значит, береги себя, глядишь, и нас простых прославишь. Твоим скажу все хорошо у тебя.

– Спасибо, – Андрей вылез на снег, вытащил сумку.

– Удачи вам.

_– Тебе удачи, а если что – свидимся!

КамАЗ тронулся, развернулся круто, выезжая на дорогу, просигналил, и пошел, набирая скорость. Андрей проводил его взглядом, взвалил сумку на плечо и побрел к институту.

Он ехал в автобусе, глядел хмуро в заднее стекло, на площадке почти никого не было, лишь у окна, прижавшись к стеклу, стояла девочка лет девяти – десяти. Она стояла спиной к нему, старенькое потертое пальто с вылинявшим искусственным воротничком, длинноухая рыжая шапка из свалявшейся в комья шерсти. Почему-то снова и снова возвращался он к этой фигурке. Тряпичные сапоги, куцая косичка. Он придвинулся ближе, но девочка, как бы чувствуя его, отворачивалась, не давая заглянуть в лицо. Вдруг она повернулась резко, и Андрей не успел отвести взгляд.

На него смотрела старуха. Сморщенное бледное лицо, маленький нос, обострившиеся углы черепа.

Он не выдержал, отвернулся, подхватив сумку, сбежал на остановке. Автобус тронулся. Андрей посмотрел ему вслед. Старуха чуть улыбнулась ему через окно.

Пройдя пустым холодным коридором общежития, Андрей отпер дверь в прихожую, сложил на пол сумку, напился из-под крана.

Витя спал в ворохе одеял и полотенец.

– Спишь? – спросил Андрей громко.

Один глаз у Вити открылся и уставился на него.

– Нет, – тихо, но внятно произнес Витя. – Все утро я плакал, горячо и искренне, как не плакал уже давно.

– О чем же ты плакал? – Андрей занес сумку к себе в комнату, принялся распаковывать.

В его комнате было чисто и пусто.

– Я плакал о судьбе моей Родины, о судьбе молодых и красивых девушек моей Родины.

– И теперь ты бы съел гуся, в сметане и чесночной подливе?

Вита одним движением вскочил с дивана:

– Да, я хочу есть и горжусь этим! Я страдал, я думал и теперь должен укрепить себя. – Он в одних трусах зашел к Андрею, склонился, близоруко разглядывая свертки, банки, извлеченные из сумки. – Интересненько, откуда ты берешь такое сало? Не перевелось еще в республике такое сало!

– Это сало, Витя, мне выдают в ЦК. Укрепи им себя. Ты столько пережил.

Витя взялся за свертки. Андрей встал, не снимая пальто, прошелся:

– А я сейчас такое видел, не дай Бог никому.

– Ты видел пьяного товарища Воротникова?

– Вроде того, – Андрей закурил. – Еду я в автобусе, никого не трогаю и вдруг чувствую, ко мне девочка прижимается, маленькая, лет девяти. Одета хуже некуда, а лица не видно, и прижимается прямо к самому животу моему, прижимается, даже неловко и вдруг говорит: «Холодно совсем, дядя, есть хочу». Я растерялся. Пытаюсь увидеть лицо ее, не дается, а руки цепкие, не отпускает. Вдруг глянул, а это старуха лет семидесяти, смотрит в глаза мне: «А я знаю тебя, Андрей тебя зовут. Есть хочу!» Рванулся я из автобуса, оглянулся, а она смотрит вслед, улыбается. Смерть это была, Витя. – Он сел напротив переставшего жевать Виктора.

– Врешь, врешь ведь, и водкой от тебя пахнет! – вскрикнул Витя, принюхиваясь. – Пил ведь!

Андрей взял из банки огурец, хрустя им, встал, снова прошелся. Витя следил за ним.

– Еще до института, – Андрей встал у окна. – Ехали иы куда-то в лес, на реку. Все у нас было, и вино и еда, бабы ждали. Уже на автобус садились, а я вижу: у ворот девчонка стоит, халат затертый, молодая совсем, стоит смотрит. Я своим сказал, что догоню и прямо к ней пошел. Я тогда молодой был, гвардеец, хам порядочный. Поехала она со мной, даже халатик не переодела, бежать пришлось. Парень ее уже к калитке подходил. Она меня за руку огородами увела… Ночью все у костра сидели пили, а она мне говорит, не хочу с тобой с пьяным спать, лучше потом напьемся, идем в палатку. Так мы с ней до утра и не выходили…

– Ну, а дальше?

– Она медсестрой работала, и я приходил в больницу. Там кругом больные лежали, она открывала операционную, если операций не было. Там светила кварцевая лампа и почему-то не было ни одного стула. – Андрей сел у стены на пол, пальто его сгорбилось. – Боже мой, что мы там делали, в этой операционной! Я как очумел от нее, все, что не увижу, ей несу, хоть тряпки какие, хоть яблоко. Ей стало скучно и она меня вроде бы как бросила… Потом с ней товарищ один мой ходил… Как-то встретил ее, спрашиваю, как живешь. Как, говорит, живу, ни любви, ни счастья, жить скучно, а кругом одни шакалы. Теперь в тюрьме она сидит, семь лет дали… Помочь бы ей как-нибудь.

– Как же ты ей поможешь?

– Не знаю. Просить кого-нибудь. Кого? Ей сейчас девятнадцать, а выйдет старухой.

– Был бы царь жив, упал бы в ноги, рассказал все, отдали бы тебе ее в жены, а отечеству и царю отслужил бы честно!

– Царь… Кто из них теперь царь? Понимаешь, если честно, я бы написал товарищу… ну, кому-нибудь из товарищей, что женюсь и на поруки возьму, – он засмеялся. – А ведь я могу им службу сослужить. Мы с тобой можем придумать что угодно, какой угодно сценарий. Сделаем фильм про честного молодого коммуниста?

Витя засмеялся:

– Знаешь, я придумал, надо достать тротила, пудов восемь, и сложить под лестницей в гостинице «Космос».

– А почему там?

– Потом пишешь на радио, неважно куда, можно в «Мурзилку»: освободить в течение трех дней. Они смеются, а ты рвешь «Космос».

– Почему именно «Космос»?

– Там одни иностранцы и армяне. С них шуму больше, а с наших шуму не будет. А ты снова даешь три дня. Я обещаю, выпустят.

– Найдут.

– Не найдут. Это только у нас в кино находят. Когда ее освободят, ты снова пишешь: «Теперь относительно ваших музыкальных передач по радио, или верните землю, у кого в революцию взяли…»

Андрей снова закурил. Пальто его сбилось комом. Витя тоже сидел на полу, обхватив голые колени.

– А чего бояться? – тихо сказал он. – Было бы что терять. А тротил я достану.

Они смотрели друг на друга.

– Парни уже, наверное, Москву проскочили, – сказал Андрей.

– Какие?

– Те, что обоз передали, – он кивнул на свертки. – Даже завидно, гони и гони, никаких сценариев, а под сиденьем «шмайсер».

– «Шмайсер» штука шикарная. – Витя встал, выстрелил из автомата. – А я, пока ты старух притеснял, сцену придумал! Работать будем?

– А куда мы денемся? – Андрей все сидел у стены.

Он шел по проспекту, был уже промозглый, сырой вечер. Его толкали, он останавливался у светлых витрин, оглядывал прохожих. На углу бойкий чернявый мужик быстро торговал цветами, собирая деньги в большую лохматую пачку.

У Манежной площади он спустился в сырой от испарений тоннель, постоял, прикрыв глаза. Шарканье шагов и голоса, слившиеся в один, не человеческий уже шорох… Он вздрогнул, вбежал наверх, закурил, глядя через площадь на тускло светивший в тумане Кремль…

Андрей прошел подворотней, встал в грязном, заснеженном колодце двора, оглядел окна.

В подъезде он долго возился с дверным кодом. Плюнув, прислушался, осмотрел замок. Взявшись за ручку обеими руками, вдруг уперся ногой, рванул, что было сил… Замок выскочил, Андрей упал на пол…

Прислушиваясь, поднялся по узкой, треугольником идущей лестнице, прошел запутанным коридором, постучал в дверь без номера.

Долго не открывали, затем тихий голос сказал:

– Кто?

– Я это, он же Плетнев.

Дверь открылась бесшумно, его за рукав втянули в темную прихожую.

В маленькой кухне хозяин включил свет. Это был худой, русоволосый, с такой же бородой парень. Он обнял Андрея, поцеловал.

– Что случилось? – тут же достал бутылку, налил рюмку водки, протянул Андрею.

– Ты, извини… – Андрей покачал головой.

– Да пошел ты. Хоть бы позвонил раз, подлец.

Андрей выпил. Парень тут же налил вторую.

– Володя, мне нужен адвокат. – Андрей не раздевался. – Срочно нужен.

– Ты, слава Богу, зарезал кого-то? – Володя протянул ему рюмку.

– Нет. Мне Нужно посоветоваться… Мы сценарий пишем. – Андрей снова выпил.

– Да пошел ты! Скажи, что случилось?

– Ничего.

– Ну не хочешь, не говори. Пойдем, посидим, я познакомлю тебя с потрясающими женщинами.

– Володя…

– Вот подлец! – Володя поставил бутылку, взял телефон. – Есть у меня товарищ, изумительный мужик, защищал капитана с «Нахимова»…

Андрей зашел в ванную, ополоснул лицо, поглядел на себя в зеркало…

– Вот адрес, он сейчас дома. – Володя снова протянул рюмку. – Про что сценарий?

– Потом расскажу.

– Андрей, ты скотина, я последнее время очень плохо к тебе отношусь.

– Дай мне денег.

– Сколько?

– Рублей сто. Я отдам…

– Да пошел ты! – Володя взял бумажник – вытянул два полусотенные. – Но смотри, одна фальшивая.

Они засмеялись.

– Спасибо тебе…

– Да пошел ты! Знать тебя больше не хочу! – Володя вышел за ним на лестницу. – Андрей, позвони, слышишь! Скотина, позвони мне!

Адвокат жил один, в старой коммунальной квартире, в маленькой, очень узкой комнатке, где умещались лишь холостяцкий диван, шкаф, полный разных бутылок, и несколько стульев Не было даже стола, но в углу стоял японский видеомагнитофон, на стенах висели рога, ружья, патронташи, а среди початых бутылок небрежно валялся золотой портсигар.

– Егор, – представился адвокат. – Если вы не спешите, то мы закончим, а тогда поговорим. Это мой друг, Андрей, – представил его тут же троим мужчинам, сидевшим в ряд на диване. Перед ними на стульях стояли бутылки водки, коньяка, богатые закуски.

Андрей сел, стал смотреть на экран. Шел какой-то документальный фильм об Америке. Ему тотчас налили водки, он выпил, прислушался к разговору.

Говорили о каком-то деле. Старший из троих, с гладким пробором, с блеснувшим во рту золотом, по виду цыган, спрашивал. Адвокат, полный, лысеющий мужчина, с добрым обрюзгшим лицом, отвечал, остальные двое, тоже видимо цыгане, но помоложе, молчали, не пили и не ели. Один из них, рослый, чернявый ромал, раскрыв рот, глядел на экран, где как раз показывали каких-то голых смеющихся красавиц. Другой, худой, сутулый, недобро косился на Андрея.

– С врачом вам ясно… – говорил Егор. – Далее, пусть он сделает, как я говорил, признание. Будет доследствие, ему пересмотрят статью, может, набавят несколько месяцев, но по этой статье, со справкой, он попадет под амнистию, и там другая категория на поселение. Я потом объясню, как сделать нужный район…

Андрей снова выпил, и Егор, не глядя, снова налил ему рюмку.

Проводив цыган, Егор вернулся:

– Итак, я к вашим услугам.

– А что у них за дело, если не секрет?

– Чепуха, младший сын с товарищами магазин взяли и там же за удачу выпили. И так, сердечные, выпили, что уйти уже не смогли. Просто я с отцом дружу, защищал его когда-то.

– Нелепое дело.

– Послушаем ваше. – Егор налил еще рюмки.

Андрей, посидел, собираясь. Что-то не нравилось ему:

– Девушка, восемнадцати лет, связана с бандой, медсестра, доставала морфий, банда промышляла наркотиками и грабежом. Убили человека.

– И как убили? – живо откликнулся Егор.

– Зарубили. То есть милиционера разрубили и за Уралом зарыли. – Андрей волновался все больше и от этого раздражался на себя. – Девушка в убийстве не участвовала. Получила семь лет, надо ей помочь.

– Простите, мне Володя сказал, что вы сценарист?

– Да, конечно, – Андрей улыбнулся. – Мне по сюжету нужно точно знать, как в этом случае можно эту девушку освободить.

Адвокат откинулся, с удовольствием закурил:

– Андрей, вы извините, не по профессии, а как зритель. Я только и слышу наркотики, рэкет, убийства В Америке, в Италии, теперь у нас целая волна фильмов. Проституция… А знаете, хочется посмотреть что-нибудь светлое, про любовь, например…

Андрей сидел, тихо раскачиваясь.

– Извините, – адвокат выпрямился, – наркотики, во-первых, соучастие, во-вторых, я понимаю, понимаю, но формально идут эти статьи, и если вы хотите сделать историю реальной, там наберутся еще статьи. Хранение краденого и т. д. и т. п. Банда. Суд в таких случаях – акт справедливости, статьи в газетах, пересмотра не будет. Невозможное дело.

– Егор, – адвокат раздражал Андрея, – какие-то ходатайства, не знаю, самые любые невероятные варианты.

– Невозможно, – адвокат улыбнулся. – Время не то, все непостоянно, зыбко. Лет пять назад, будь у вас пятикаратный алмаз, я бы свел вас с одним коллекционером, и через месяц эта девушка и подружки ее гуляли бы на набережной. Но теперь другое время. Неизвестно, что зреет. Может быть, пробивается новая мысль, но ненависть и злоба в народе большие. Я бы разделил это время натри этапа, как это принято, – адвокат выпил еще водки, подлил Андрею. – В первом все должны наконец понять, что боги коммунизма умерли… Черт. Вы извините, я расфилософствовался, – он достал несколько нераспечатанных бутылок. – Коньяк? Виски? Понимаете, одни цыгане или армяне, надоело уже, поговорить не с кем.

– Спасибо, я уж лучше водку, – Андрей выпил. – Слушай, – он придвинулся к адвокату, – извини, конечно, Егор. Не может быть, чтоб ничего нельзя было устроить. Понимаешь? Все можно устроить. Придумать и устроить.

– Хорошо, – адвокат смотрел внимательно. Ее выпустят. Если она забеременеет в тюрьме. И родит ребенка. Но это будет невероятно трудно устроить… Есть еще вариант. Побег. Но это практически невозможно, очень опасно и требует денег. Реальных денег.

Андрее на секунду увидел его внимательные ясные глаза:

– Ладно, – он встал. – Спасибо. Я должен вам…

– Бросьте, – Егор тоже встал. – Вы мой друг, – он развел руками. – По-видимому, есть сюжеты невозможные.

– Нет таких сюжетов. – Андрей оглядел комнату. – Просто меня гнать надо, за профнепригодность, – он потрогал ружья, гамак, висевший на стене, засмеялся. – Гамак у вас хороший.

– Возьмите, я дарю вам. Возьмите, или обидите. – Егор ловко свернул гамак. – И приходите, пофилософствуем. Может быть, я вам еще понадоблюсь, – он протянул сверток. – На память.

Когда Виктор зашел в комнату, гамак уже был натянут от оконной рамы до стены. Андрей, как был в пальто и сапогах, висел в нем раскачиваясь, придерживая на груди папку, лепил что-то из пластилина.

Витя потрогал гамак, шнуры крепления, склонился над пластилиновыми фигурками:

– Это что, гуси?

– Нет, кони. Всадники. Я вылепил их целый эскадрон. Они входят в город по Калужскому шоссе.

– А дальше?

– Дальше я пока не знаю.

Витя сел.

– А я сцену придумал. После боя под станицей Романовской все атаманы на дальний хутор съехались, на совет. Ну и к ночи подгуляли. А утром вошла в хутор регулярная рота. Делать нечего. Атаманы оружие попрятали, вышли с хлебом солью, как мирные, а капитан мобилизовал их всех, простыми солдатами в роту зачислил. И вот учит их маршировать, атаманы с похмелья печатают шаг, а у каждого из них в соседних станицах полки стоят. Ждут своих атаманов…

Андрей свернул с проспекта, там, где в переулке висела красная стрелка. Еще одна стрелка по углу дома.

Во дворе неожиданно огромный подъезд, милицейский пост. Доска: «Приемная Верховного суда СССР», Андрей остановился вдруг, развернувшись, снова вышел на улицу, огляделся, сел на турникет. Мимо спешили прохожие.

– Я пришел к вам просить, – заговорил он тихо, глядя прямо перед собой, чуть раскачиваясь. Люди с любопытством поглядывали на него, но он не видел их. – Я пришел к вам просить, но не как простой проситель. Вот, что я вам скажу. Вы стоите на краю, вы не видите этого и все еще молчат, а вам кажется, дела ваши идут в гору. Вы ошибаетесь, потому что не видите себя со стороны. У меня нет ваших ценностей, я беспристрастен, я могу помочь вам. Я могу придумывать, я могу делать такое, что будут любить, такое, от чего будут слезы. Я могу сделать так, что люди снова будут петь ваши песни. Отпустите за это из тюрьмы одного человека, девушку. На ней нет крови, она не враг вам. Я прошу вас, вы уже столько сделали, что вам это ничего не стоит. А я еще молод, и отслужу вам ее срок…

Андрей встал, пошел к приемной.

В приемной было человек десять, почти все что-то писали. Кто-то запечатывал конверт.

– Ваше прошение передадут сотрудникам, те в свою очередь решат… – Какая-то женщина объясняла старухе.

Вошел какой-то мужчина в очках. Иссушенное серое лицо. Он скользнул тускло по Андрею.

Андрей огляделся еще раз, усмехнувшись, вышел из приемной. На улице рассмеялся.

– Пощады! Пощады, и я все расскажу, все, все, все!

Они поднимались по лестнице, Андрей и Витя, с толстой книжкой под мышкой. Был перерыв, лестница, коридоры были заполнены людьми, некоторые здоровались с ними, с некоторыми здоровались они.

– Что это за книга? – спросил кто-то Витю.

– Это Мой роман. Я несу его, чтобы экранизировать, – он останавливался – раскрывал с гордостью. – Эта книга о любви.

Студенты заглядывали в книгу. Рисунки, фотографии блюд, рыба, мясо, колбасы…

– Это «Книга о вкусной и здоровой пище», 1962 года. Я экранизирую ее и это будет самый кассовый фильм. Открываем наугад… У раков сочное нежное мясо, которое особенно ценится любителями пива, а! Я объявляю эту книгу – Мисс СССР-90.

Андрей поздоровался с красивой стройной девушкой, пошел дальше, вдруг встал, сбежал вниз:

– Подожди, – остановил ее за руку. – Какая красивая цепочка, это из золота?

– Из золота, – ответила девушка насторожившись, ожидая подвоха.

– Я тоже вдруг полюбил золото. – Андрей улыбнулся просто. – Сколько это стоит?

– Восемьдесят с чем-то.

– Такая маленькая и так дорого, – удивился Андрей. – Я посмотрю? – и он осторожно дотронулся до цепочки, лежавшей на джемпере между ее грудей.

– Это польское золото, – сказала девушка, растерявшись.

– Да-да, – ответил Андрей, – конечно. Очень красивая. Наверное, не больше фасолины, если собрать, – он собрал щепотью пальцы.

Витя стоял у деканата, разговаривал с парнем:

– Иногда ты меня поражаешь тупостью, герои у тебя редкостные идиоты и суки, и даже алкоголики разговаривают по-газетному! Ты сам напейся хотя бы раз! Напейся!

Андрей уже подходил к ним, парень уже оборачивался к нему. Андрей вдруг шагнул в сторону и быстро сделал оставшиеся три шага, схватил парня за шею со спины. Тот дернулся судорожно, но Андрей отпустил уже его. Витя смотрел на него удивленно.

– Ты чего? – испуганно спросил парень, отступая, у него были курчавые волосы и красные мокрые губы.

– Ничего, я тебя поймал в шутку. – Андрей хотел обнять его, но парень отшатнулся. – Ну, извини, я пошутил. Просто в шутку поймал…

Оглядываясь, парень ушел…

Андрей сидел в своей комнате за столом, писал на листах, зачеркивая снова писал.

В другой комнате за столом сидел Витя, тоже писал, иногда он вдруг тихо про себя смеялся.

– Ну, как у тебя? – крикнул он.

– Нормально. А у тебя? – крикнул Андрей.

– Заканчиваю седьмую сцену…

В дверь стукнули условно, Андрей и Витя замолчали. Витя встал.

– Не открывай, – шепнул Андрей, но Витя уже открыл.

Улыбаясь, вошли двое парней, поздоровавшись, сразу прошли к Вите в комнату, заговорили, засмеялись там. Андрей встал, постоял, начал одеваться. Одевшись прислушался.

– …У тебя разом выпадут все зубы и все волосы. И ты женишься на горбатой женщине из Кемерово, с двумя детьми…

Он тихо вышел…

В маленьком грязном ресторане шумно играл ансамбль, за столами пили, кричали. Андрей, не раздеваясь, стоял у входа в зал, разглядывал публику. Какой-то парень прошел мимо, толкнул его нарочно, но он отодвинулся.

Спустился вниз, внимательно оглядел холл, прошел в грязный туалет. У писуара, спиной к нему стоял армянин. Андрей подошел к нему сзади, тот обернулся.

– У вас сигареты не будет?

– Подожди, видишь! – обиделся армянин.

Андрей вышел. У гардероба стоял швейцар и молодой безусый сержант-милиционер. Он глянул на Андрея весело, вышел на улицу.

Андрей закурил, вернулся в туалет. Здесь стоял пьяный, его повело, он наткнулся на Андрея. Андрей быстро схватил его за плечо, придерживая, заглянул в бесцветные-бессмысленные глаза, не выпуская его, затянулся быстро, бросил сигарету. Пьяный засмеялся. Андрей толкнул его к выходу, открыл кран. Увидев, что руки его дрожат, усмехнулся, открыл одну горячую.

Он медленно пошел к выходу, в дверях, на пороге, лицом к лицу столкнулся с человеком. Высокий, худощавый, со смуглым лицом, он поглядел на Андрея внимательно раскосыми, чуть азиатскими глазами. Держась трезво, прошел мимо него, на ходу отирая локоть на зеленом велюровом костюме.

Андрей, усмехаясь, вышел в холл, глянул на лестницу, постоял так немного, правой рукой приглаживая волосы, и медленно пошел наверх. Пройдя пролет, еще один, он уже почти вошел в зал, но вдруг резко обернулся, сбежал вниз, прошел в туалет, прикрыв за собой обе двери.

Человек стоял у стены, спиной к нему. Андрей, сразу от двери, на носках, тихо пошел к нему, выставляя вперед руки, сощурившись, открыв рот. Он поймал, схватил судорожно черноволосую голову и рванувшись вперед, мыча, двинул изо всех сил эту голову в стену. Что-то хрустнуло. Оба замерли не дыша… Прошло несколько секунд.

Не меняя позы, человек медленно оседал на пол. Андрей подхватил его под мышки, озираясь на дверь, потащил его в кабину. Здесь, еще раз, ударил его о стену. Человек завалился на пол, за унитаз.

Послышались голоса. Опомнившись, он закрыл дверцу на крючок, ногами отодвинул его ноги от щели под дверью, нагнувшись, зажал ему рот, стараясь не глядеть на лицо…

В туалете переговаривались люди, кто-то засмеялся. Андрей стоял, не двигаясь, боясь разогнуться. Люди долго возились, смеялись, мыли руки. Андрей шмыгнул носом, вытер его ладонью, снова шмыгнул, но из носа все текло. Не разгибаясь, не отпуская его рта, он достал из кармана платок, высморкался тихо, глядя на щель под дверью.

Наконец, все стихло. Андрей разогнулся, рука его была б крови. У человека был разбит нос. Андрей осмотрел руки, осторожно, платком поднял крышку бачка и медленно, аккуратно вымыл руки в бачке, затем, не сводя глаз с человека, так же аккуратно, насухо вытер их платком и о подкладку своего пиджака.

Склонившись, осторожно, стараясь не испачкаться больше, он поднял его, с трудом усадил на унитаз, взял за подбородок, поглядел в закатившийся глаз. Кровь шла у него из носа и разбитой брови. Андрей прислушался. Прислонив его головой к стене, осторожно ощупал карманы костюма. Достал из внутреннего бумажник, выбрал все бумажки, не глядя спрятал себе в карман, бумажник засунул назад. Поискав, нашел еще деньги, тоже положил в карман. На безымянном пальце он увидел золотой перстень, попробовал стянуть его. Перстень не шел.

Прислушавшись, он открыл дверцу, выглянул в туалет. Было пусто. Он быстро побежал к раковине, взял обмылок, вернулся, снова закрылся.

Он мочил в бачке и мылил палец, тянул, перстень не шел, он снова тянул. Наконец ему удалось стащить кольцо, он, так же осторожно, раздвинул ему ноги, бросил обмылок в унитаз, а перстень промыл в бачке.

Спустив воду, вытер руки. Было тихо. Человек сидел, не двигаясь, кровь застывала уже на его лице, на груди, на зеленом велюровом пиджаке. Андрей наклонился к нему, прислушался. Затормошил его. Тот слабо-слабо вздохнул. Андрей усадил его поустойчивее, еще раз прислушался.

Потом осторожно встал на унитаз, на бачок и быстро перелез через стенку в соседнюю кабинку. Отряхнувшись, он вышел из нее, подергал дверцу, за которой тот сидел…