Текст книги "Мирон сын Мирона "
Автор книги: Александра Турлякова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 21 страниц)
После верховой прогулки, уже за завтраком, лишь король поинтересовался:
– Всё нормально?
– Да, мой король.
– Твоя жена ещё спит, отказалась спускаться к завтраку….
– Она устала за вчерашний день…
– И ночь – надеюсь! – перебил его король, и Идвар промолчал, запив досаду разбавленным вином.
Король перевёл разговор на другую тему, больше не разговаривая о свадьбе. Идвар ушёл мыслями в себя и не слушал. Может, действительно, сейчас самое время покинуть Мирополь, уйти подальше от толков и пересудов, избавиться от этих косых взглядов и улыбок непонятной жалости – на лице королевы, и злорадства – на лице короля и его старшего сына.
*
Аэлла готовилась ко сну, ходила по комнате в длинной рубашке и деревянным гребнем расчесывала волосы. Зашёл Идвар, спросил негромко:
– Ты уже собираешься спать?
– Да. Что-то нехорошо мне сегодня… Да и делать нечего.
– А я собираюсь с Олдером сыграть партию в шахматы, он сам предложил. Ты меня не жди, я приду позже.
– Конечно, – она прошла, утопая босыми ногами в мякоти ковра. – Неужели ты думаешь, я буду закатывать сцены?
Идвар присел на край кровати, пожал плечами, глядя снизу, ответил:
– Да нет, я просто хотел предупредить, вдруг ты потеряешь меня, – помолчал немного, не сводя глаз с фигуры жены, угадываемой под свободной ночной рубашкой, смотрел на руки, снующие с гребнем в светлых прядях волос. – Отец ещё одно письмо из Райрона получил. Там опять восстание, где-то в Западных землях…
– Он торопит нас? – Аэлла обернулась к нему.
– Пока ничего не говорит.
Она почувствовала его взгляд на себе, мучительный; скольких же усилий требовалось, чтобы сдерживать себя, не дать рукам действовать. А у него уже было это раз, когда он, поддавшись страстному безумию, рвал на ней одежду, сжимал тело дрожащими от вожделения ладонями. Аэлла помнила это и стала торопиться, быстро разделила волосы на пряди и стала сплетать косу. Идвар следил за её пальцами.
– Ладно, иди, а то он ещё потеряет тебя, подумает, ты испугался играть с ним, заранее сдаёшься…
– Да нет! – Идвар улыбнулся.
– Иди, я буду ложиться, я устала сегодня, меня с утра тошнит от всего.
– Это от него, да?
Она поняла, что он смотрит ей на живот, будто уже что-то было видно.
– Пожалуй, до этого мне никогда так худо не бывало.
Идвар опять спросил:
– И когда он родится?
– Весной, в конце марта или в начале апреля…
– Я тоже родился в апреле…
– Он-то, надеюсь, не будет болеть, он должен родиться нормальным…
– Я тоже родился нормальным, я потом заболел…
– Ты родился нормальным здоровым ребёнком? – она нахмурилась недоверчиво.
– Как все, в срок, через девять месяцев…
– А почему болел тогда?
Идвар пожал плечами:
– Не знаю.
– Я подумала, ты родился раньше срока.
– Да нет же! Почему?
А Элла ничего не ответила и всё так же, нахмуренная, стала расправлять постель, заставив этим Идвара подняться. Он ещё немного потоптался и ушёл, пожелав спокойной ночи. Аэлла погасила свечу и долго лежала без сна, думая. Последний разговор не шёл из головы. И тут она, вытащив из-под одеяла руки, стала считать на пальцах месяцы. Апрель… Апрель, март, февраль, январь… И тут её аж подбросило. Август! Август месяц! Почему это так удивило её? Да потому что в это время король Эдуор болел, лежал в лихорадке, со сломанными ногами! Какие тут могут быть дети?.. А это значит…
У неё аж дыхание остановилось.
А это значит, что король не является отцом Мирону! Идвар – не сын короля! Его мать – королева Иолла родила сына от чужого мужчины, другого мужчины. Знает ли сам король?.. Конечно, знает! Отсюда его отношение к сыну, или уже не сыну… Не поймёшь!
А, может, и смерть королевы не случайна? Совсем не зря она умерла? Может, и так…
Надо узнать это, проверить у кого-нибудь, спросить. У кого? Кто это может знать? Кто ответит на вопросы?
И сна ни в одном глазу! Какой уж тут сон!
*
Дверь ей открыл мужчина средних лет, скользнул по лицу глазами, спросил:
– К матери?
Аэлла кивнула головой, боясь спросить хоть что-то, задать уточняющий вопрос. По-моему, она всё определила правильно. Рядом рынок, улица Пекарей, и именно здесь должна жить Старая Арда, так на улице указали.
Её и служанку пропустили внутрь, в лавку. Здесь торговали хлебом, и мужчина прошёл вглубь, в другую комнату, прихрамывая находу. Всё правильно. Это, должно быть, младший сын повитухи, тот, что хромой от рождения.
– Заходите… – он пригласил их, выглянув.
– Подожди меня здесь, – Аэлла приказала Эл остаться и прошла в другую комнату. Старуху она увидела сразу и даже замерла, не говоря ни слова. Маленькая, согбенная годами и проблемами, повитуха собирала на полке какие-то скляночки, переставляла с места на место, что-то бормоча. На гостью даже головы не повернула, и Аэлла спросила спустя минуту:
– Вы – Старая Арда?
Старуха ответила, даже не глянув в её сторону:
– Я ни разу не видела тебя, в первый раз пришла? – повернулась и посмотрела чёрными внимательными глазами, долгим оценивающим взглядом. Аэлла уже сбросила капюшон с головы, но плащ всё равно скрывал фигуру. – Почему раньше не пришла? Уже вечер, поздно, мы закрыты…
– Я не хочу, чтоб меня видели…
– Нагуляла? С грехом пришла? – усмехнулась хрипло, и в полумраке сухие пальцы её старых рук походили на паучьи лапы, снующие по полкам. – Он уже шевелится?..
Аэлла растерялась, заморгала недоумённо:
– Нет…
– Сколько месяцев?
– Четвёртый пошёл…
– Если хочешь вытравить, уже поздно, надо было раньше думать… Натворите дел, а потом идёте, кто бы вам помог…
– Я не собираюсь… вытравливать его… – от растерянности она аж сделала паузу. Как можно? Как это вообще можно? – Я хочу поговорить с вами.
– Всё равно заплатишь… – пробурчала старуха.
Аэлла промолчала на это, спросила о другом, за чем, собственно, пришла:
– Я хочу поговорить о королеве Иолле…
Старая повитуха вздрогнула, но оправилась быстро, ответила бесстрастно:
– Она давно умерла…
– Да, двадцать пять лет назад, я знаю.
– Она – мать наших наследника и Мирона.
– Я знаю…
– Что тогда надо от меня? – старуха обернулась и сверкнула глазами зло. – Я тебя не знаю, уходи! Я ни с кем ни о чём не хочу разговаривать, это было давно. Уходи от меня.
Её откровенно прогоняли, и Аэлла решила сделать первый шаг, закинуть на удачу, а вдруг повезёт.
– Мирон – не сын короля, а королева, его мать, умерла не сама, её убили!
Старая Арда долго молчала, жуя губами, глядела прямо в лицо исподлобья. Жутко глядела, зло. Шепнула, наконец, когда Аэлла выдержала её пристальный взгляд:
– Садись, – указала рукой на скамью у стола. – Кто тебе сказал это? Откуда ты это взяла?
– Неважно, главное, что я это знаю.
– И что? Что ты хочешь?
– Это вы её убили?
– Я не собираюсь отвечать на твои вопросы.
– Я заплачу вам! – Аэлла стянула с пальца золотое кольцо с рубином.
– Мне не надо этого.
– А чего вы хотите?
– Всё, что знаю, я унесу в могилу. Я долго ждала, и время пришло. Почему сейчас я должна что-то рассказывать?
Аэлла долго молчала, опустив голову, старуха усмехнулась:
– Ты ничего не сможешь доказать, столько лет прошло, да и никто тебе тоже этого не докажет. Лучше будет, если ты уйдёшь.
– Я не уйду, пока всё не узнаю, – Аэлла говорила медленно, негромко, с нажимом. – Не хотите брать денег, можно сделать по-другому. Мой муж – Мирон. В его руках большая власть, он командует войсками…
– Ты запугиваешь меня? – Старая Арда перебила с улыбкой. Но улыбка была сухой, однобокой, совсем без радости.
– Он ещё ничего не знает, но я могу об этом позаботиться… Он узнает, кто убил его мать, кто приложил к этому руку… Не думаю, что он оставит это в покое, он сам захочет разобраться во всём…
– Мне всё равно, – старуха усмехнулась, дёрнув костлявыми плечами. – Я уже старая, чего мне бояться? Что мне сделают? Арестуют, посадят в тюрьму, будут пытать?
Аэлла помолчала немного, потом продолжила всё так же, негромко, с нажимом:
– Вас, может быть, и не арестуют, и пытать не будут, а вот вашего сына… Он же единственный у вас остался? Так?
– Он ни в чём не виноват и ничего не знает.
– Вот и выяснят это…
– Откуда ты взялась на мою голову? – повитуха повысила голос, раздражаясь. – Чего ты хочешь? Что тебе надо?
– Я хочу знать правду! – Аэлла тоже повысила голос, скребнула ногтями по деревянной столешнице, она глядела на старуху снизу, сидя на низкой скамейке у стола. – Я просто хочу знать… – перешла на шёпот:– Я могу пообещать вам, что никто от меня ничего не узнает… Никто не узнает…
– Ты – жена Мирона, не лучше ли тебе верить в то, что он – сын короля?
– Но он – не сын короля!
– Но место Мирона он занимает, разве этого мало? – старуха усмехнулась.
Аэлла помолчала, потом продолжила:
– Я хочу знать правду… Я хочу обменять её на жизнь и здоровье вашего сына… единственного сына…
– Какая ты жестокая… – старуха приблизилась к столу, не сводя глаз с лица незваной гостьи, но Аэлла выдерживала её взгляд, хотя всё внутри замирало.
“Она не расскажет… не расскажет…”– стучало в голове пульсом. Она упёрлась, на неё не действовали ни угрозы, ни деньги. Всё зря! Зря!
Но она ошиблась. Старуха заговорила вдруг, может, испугалась, а, может, решилась сама.
– Это всё король… Он узнал, что жена ждёт чужого ребёнка и, наверное, переживал это тяжело… Да и кому это может понравиться?
Повитуха замолчала, и Аэлла сама спросила:
– Вы принимали роды, вы были с ней, кто убил её? Это сделали по приказу короля?..
Но Старая Арда молчала, думая сама себе, опустив голову.
– Он заставил меня, надавил… Мои мальчики были простыми арбалетчиками в армии короля, он грозился казнить их… или отпустить домой… Это я убила королеву… Во время родов я перерезала ей вену, и она истекла кровью… Ребёнок был крупным, по-другому было нельзя, а ошибиться может любая повитуха… – она сделала паузу, но Аэлла глядела во все глаза, не веря тому, что слышала, губы сами собой распахнулись от удивления. – Король обманул меня. Сразу после всего этого он объявил войну, и… мои мальчики погибли там… Будь он проклят! – старуха стиснула кулаки, сверкнула чёрными глазами. – Обманщик!.. Я собиралась унести это всё в могилу…
Аэлла очнулась и перебила её чуть слышно:
– А ребёнок? Он родился здоровым?
– Конечно! Король хотел, чтобы я убила его, но я слишком много детей приняла на этом свете… Убить его прямо я не смогла, я просто помыла его холодной водой… Он слишком цепко держался за жизнь… Потом его окружали кормилицы и няньки, а, может, королю было не до этого… Война шла пять лет, она занимала все его мысли…
– Ребёнка убить не смогли, а мать – смогли?
– Она – грешница, прелюбодейка, нагуляла ублюдка не весть от кого… Разве может быть у нас такая королева?
– Ну, а Мирон? Он же защищает страну, вас всех, он вам служит! – Аэлла почувствовала, как боль и обида вскипают в ней за него, за этого самого “ублюдка”. Она жена его, она носит под сердцем его ребёнка…
– Король хорошо воспитал его, а трон ему не занимать.
Аэлла почувствовала, как сами собой стиснулись зубы. Король воспитал, конечно… Насмешками, ругательствами, прямолинейным именованием “выродок”…
– Кто его отец?
– Твоего мужа? – старуха усмехнулась. – Кто ж его знает! Какой-нибудь проходимец, последний конюх… спальный слуга! Кто сейчас разберёт! – она улыбнулась Аэлле в глаза. – Родишь ребёнка от него, не будешь знать, какого он рода…
Аэлла нахмурилась:
– Неужели при дворе никто не знал, с кем дружит королева?
– За ней внимательно следили, возможно, её ублюдок – плод одной греховной ночи…
Аэлла покачала головой сокрушённо, не веря её словам. Её муж, Мирон, тот, кого она так сильно полюбила – ребёнок неизвестно кого? Проходимца? Конюха?
И у неё от него – тоже?
Кто родится? Она – дочь князя! А он…
– Я не верю… Она что, была такой легкомысленной? Она сама – графиня! Она не смогла… не смогла бы так…
– Откуда ты можешь это знать?
Аэлла пристально поглядела в лицо старой повитухи, заговорила быстро:
– Сейчас вы не ходите во дворец, но двадцать пять лет назад вы ходили… Вы наблюдали её многие месяцы, вы должны были видеть, кто рядом с ней, с кем она общалась, кому улыбалась явно и тайно? Вспоминайте! – она повысила голос, приказывая, как делала это со своими служанками.
– Я не знаю! За ней постоянно следили, слуги, король, Мирон… Откуда мне знать? Я думала, у неё ребёнок короля! Кто мог знать?
Аэлла лихорадочно думала, качая головой, никак не могла сфокусировать взгляд на чём-то. Мирон? Она сказала, Мирон? Родной брат короля? Мирон Уард!
У неё перехватило дыхание. В хрониках сказано, с болезнью короля все дела были переложены на Мирона. Родной брат. Младший брат. Они были погодками. Отец их говорил: “У меня растёт два Майнора…” Он не выделял их. И послов принимали они вдвоём…
Святой Боже!
Да король Эдуор завидовал брату, может, даже ненавидел его, а что было, когда он узнал, с кем жена ему изменила? От кого собирается родить ребёнка? Она, быть может, даже любила Майнора, в отличие от короля, должна была родить ребёнка от любимого и не скрывала этого…
Он должен был знать о сопернике! Он бы любыми путями вытянул из жены имя его! Несильно убивался на похоронах жены, и войну эту проклятую начал… Ну, конечно! Война! Война не вовремя, война проигрышная… И Мирон на этой войне погиб…
Король убил жену, брата отправил на гибельную войну, а ребёнка их низвёл до уровня “выродка”… Сделал Мироном в шестнадцать лет, может, даже думал, что он погибнет? А сейчас – с глаз долой! Наградит титулом, дал жену из опальных и – в далёкий Райрон! Да, и жену из опального рода, лучшей он не стоит…
Аэлла закрыла глаза, чувствуя усталость от избытка информации, и даже голова разболелась.
– Ты узнала, что хотела, теперь уходи!
Аэлла поднялась, глядя в пространство остановившимся взглядом, медленно надела капюшон, перевела взгляд на повитуху.
– Постой-ка! – приказала Старая Арда. – Ты сама сказала, что беременна, что уже на четвёртом месяце… – приподняла седые брови. – Ты же стала женой Мирона вот только? Я ошибаюсь?
Аэлла медленно улыбнулась:
– Не бойтесь, мой ребёнок от мужа… Мы просто обменялись с вами личными тайнами, вы мне, я – вам… Прощайте… – она ушла, повитуха проводила её глазами, и только потом заметила на столе золотое кольцо с драгоценным камнем. Всё-таки оставила.
Она спешила по сумеречным улицам Мирополя в замок короля, шла так быстро, что Эл еле-еле поспевала за ней. Прохожие попадались редко, да даже если бы и были, они вряд ли узнали бы в спешащей молодой женщине с огромными глазами и бледным лицом жену Мирона.
Всё смешалось в её голове, все мысли возвращались к одному и тому же. Она думала и думала о нём. О Мироне. О его матери, о его отце, об обстоятельствах его рождения, о короле, что четверть века вымещал на нём свои обиды, злость и разочарование. Он даже второй раз женился только через столько лет. Младшему Адорру сейчас четырнадцать, значит, Идвару было одиннадцать, когда он родился. А, значит, десять лет, как минимум, король издевался над ним. Методично, жестоко. Он был ребёнком, это было легко. Он и сейчас издевается, хотя Идвар является Мироном, имеет власть, за ним вся армия, и люди его любят. Может, сейчас он и не бьёт его, не наказывает физически, но власть его над ним огромна. Он женил его на невесте, которую выбрал сам, на ней. Он лишает его поста Мирона, отдавая это место младшему брату, который даже по возрасту не подходит. И он – это самое главное – отправляет его из Мирополя, из города, который Идвар любит, как ничто иное, другое, может быть, даже её…
Это король сделал его таким, он воспитал его послушным своей воле, молчаливым, замкнутым, слабым. Он никогда не пойдёт против него, никогда не скажет против и слова, он подчинится королю даже в решении покинуть Мирополь. Ещё удивительно, как он не казнил её в Райроне? Как он решился это сделать?
Неужели его любовь к ней сильнее страха перед отцом?.. Королём! Он не отец ему!..
Он не слабак, он не трус, он значительно сильнее, чем кажется королю. Он с шестнадцати лет участвует в военных походах, руководит войсками, принимает решения. И… он любит её. Она очень важна для него. Она – жена его! И у них будет ребёнок…
Пусть будет проклят король! За все грехи, за все те смерти, за боль и унижения, причинённые ему.
Она, не замечая никого, влетела в спальню, сорвала плащ, села на кровать и, закрыв ладонями лицо, расплакалась. Идвар был тут, ещё не ложился, бросился к ней, удивлённый:
– Что случилось? Аэлла, милая… кто обидел тебя? Почему ты плачешь? Что произошло? – но Аэлла только покачала головой отрицательно, так и не отнимая ладоней от лица. – Кто обидел тебя? Тебе сделали больно? Скажи мне!
Он уже сидел на полу перед ней, поднялся на колени, отнимая силой её ладони, заглядывая в плачущее лицо.
– Ну? Так и будешь молчать? Что случилось?
Она смотрела в его лицо глазами, полными слёз. Весь он, весь его облик, лицо, удивлённые глаза казались теперь роднее, ближе, понятливее. Она словно лучше узнала его, взглянула на него совсем по-другому.
Как же любить его теперь надо, чтобы восполнить столько лет боли и ненависти? “Как мог ты сохраниться таким при таком окружении? Откуда в тебе честность и благородство? Где силы ты черпал все эти годы?”
Она почувствовала вдруг необъяснимую жалость к нему за всё, что он пережил. И с новой силой возродилась в ней любовь к нему. И она готова была простить ему всё.
– Аэлла? – шептал он, видя её отстраненный взгляд. – Что случилось, скажи мне? Прошу тебя…
Она быстро заморгала, сбрасывая слёзы с ресниц, качала головой туда-сюда, не сводила взгляда с его лица. Шепнула чуть слышно:
– Всё нормально… Не спрашивай меня ни о чём, пожалуйста…
– Где ты была так поздно?
– Обними меня, Идвар…
Он удивлённо вскинул брови, растерялся от её просьбы. Она-то знала, как можно было остановить все расспросы.
– Конечно… – быстро сел рядом, обнял, прижимая её голову к груди, утонул пальцами в мягких светлых волосах. – Я переживал за тебя, ты ушла и ни слова не сказала, куда… Возвращаешься в слезах, ничего не говоришь…
– Всё нормально, Идвар… – она отстранилась и быстро стёрла с глаз остатки слёз, улыбнулась чуть через всё, что пережила. – Просто я… я вдруг поняла, как люблю тебя…
Он удивился более чем, даже губы распахнулись от растерянности, от услышанного признания. Он уже и не надеялся когда-то услышать подобное.
– Любишь? – переспросил озадаченно, она быстро кивнула головой. – И не сердишься? – кивнула отрицательно. – И прощаешь меня за всё? – она закусила губу и опять кивнула согласно. – И не жалеешь, что стала моей женой?
– Нет, не жалею, потому что люблю тебя, хочу быть рядом…
– Что-то случилось… – он недоверчиво дёрнул подбородком, – не иначе….
– Ну почему ты такой? – Аэлла отстранилась от него. – Говоришь тебе, не люблю – не веришь, говоришь, люблю – тоже не веришь. Почему?
– Верю-верю… – Идвар тихо рассмеялся, поймал её локти, притянул за них к себе, зашептал:– Ты моя, моя, законно, и никто и слова не скажет, и бояться нечего… Помнишь в Райроне? Как мы прятались, скрывали от всех, украдкой любили, себе самим боялись признаться… А сейчас?
Он ещё сильнее притянул её к себе на грудь, поцеловал в губы. Глаза его сияли. Таким счастливым она его не видела ещё ни разу в Мирополе, может, только в день свадьбы.
– Помоги мне… – она повернулась к нему спиной, дёргая шнурки корсета, сама достать не могла, пока Идвар воевал со шнуровкой, сама она быстро доставала шпильки из причёски.
– Подожди, я сам хочу! – он остановил её и последние несколько штук выдернул сам, и зачарованно смотрел, как освободившиеся волосы золотой волной рухнули вниз, зазмеились по плечам, спине, падая на покрывало постели. – А-а-а… – вырвался у него невольно вздох восхищения.
Аэлла поднялась на ноги, быстро стянула корсет, платье, снятое с плечей, упало к ногам. Она осталась лишь в белой нижней рубашке и туфлях. Идвар смотрел на неё снизу огромными глазами и не верил, что всё это происходит.
Аэлла сбросила туфли и упала на кровать навзничь, через ресницы глянула на Идвара. Как давно они не были вместе, с самого Райрона. Идвар глядел на неё во все глаза, охватывая всю целиком, тело под тонкой рубашкой, изгиб талии, переходящий в выступ бедра, разметавшиеся по кровати волосы, закинутые к голове руки.
Как можно терпеть это? Он столько ждал? Мучительно, тоскливо ждал этой минуты. А теперь и с места боится сдвинуться.
Наклонившись, медленно стянул высокие сапоги, а сам глаз с Аэллы не сводил, чувствуя, как оглушительно стучит сердце, отдаваясь пульсом в каждой клеточке тела.
Господи, что за пытка!
Наконец, он склонился над ней, опираясь на руках, осторожно поцеловал в губы, хотел опять отстраниться, но она обвила его руками за шею, не пустила. Он поцеловал ещё раз, и она запустила пальцы в его длинные волосы, перебурила их, ставя дыбом. Идвар улыбнулся, шепча:
– Что ты делаешь? Что делаешь со мной…
Пряди его чёрных волос упали на лоб и на лицо Аэллы. Она улыбалась, подставляясь под поцелуи, глядела полуприщуренными глазами, забывая обо всём.
– Если ты отпустишь меня, я смогу снять рубашку…
Она только молча кивнула головой. Идвар выпрямился на коленях, быстро стал расстёгивать маленькие пуговицы, но пальцы дрожали от нетерпения и ожидания предстоящих ощущений, не слушались. Вслед за рубашкой он расстегнул пряжку пояса на брюках. Снова склонился над Аэллой, шепча горячим дыханием:
– Ты просто сводишь меня с ума…
Она только довольно хмыкнула, осознавая свою власть над ним. Вряд ли сейчас он думал о короле, о Мирополе, о поездке в Райрон…
Он целовал её, спускаясь всё ниже, ниже, до груди, дрожащими пальцами тянул наверх тонкую кружевную рубашку, добирался до вожделенного тела. Аэлла позволяла ему всё, что он хотел: поцелуи, ласки, горячий шёпот, он даже кусал её в порыве страсти…
Она уже давно ждала его и позволила ему взять её, и простила бы ему даже боль ещё большую. Они так давно не были вместе.
Ей хотелось быть ближе, прижаться теснее, позволить ему даже больше, чем могла, если только это было в её власти. Обнимала за плечи, сама подавалась навстречу каждому его движению. И ничуть не огорчилась, когда для него всё закончилось быстрее, чем для неё, просто шепнула ему в висок, стараясь не отпускать, удержать подольше:
– Я люблю тебя, Идвар…
И всё, что было, что узнала она этой ночью о нём, те обиды и злость на него, отодвинулись далеко назад, в прошлое. Остался только он, он рядом, со всей своей страстью, наготой, с трепетными поцелуями.
Да, она любит его! Ничего дороже его нет для неё на свете. Она потеряла всех родных, всё, что у неё было, а нашла одного его… И любовь к нему затмевает всё!
*
Через день рано утром они покинули Мирополь. Идвар уже не был Мироном, он получил титул герцога, как родственник будущего короля. В дорогу они получили лишь двести рыцарей под командованием графа Мардейна и пятьдесят лучников из отряда барона Одара. Если не будет необходимости, этих людей король требовал вернуть обратно. В дорогу он сказал лишь несколько слов напутствия, был сух и строг в словах и взглядах. И Аэлла лишь с облегчением вздохнула, когда процессия покинула замок.
Дорога предстояла длительная, надо было пересечь ещё столько земель. Осень уже стояла поздняя, листопад прошёл, и, чем ближе продвигались они к Райрону, на север, тым с каждым днём было холоднее.
В одном из постоялых дворов, где окружение герцога разместили на ночь, Аэлла спросила, кутаясь в плащ:
– Ты сильно жалеешь, что нам пришлось уехать?
Идвар в это время снимал мокрые сапоги, уже к вечеру пришлось переходить небольшую речушку. Чтобы не толкаться на узком мосту, все, кто был верхом, поехали через воду. Но брод оказался совсем не здесь, а значительно выше по течению, вымокли все до нитки в холодной воде. А на постоялом дворе в комнатах было нежарко, грелись вином, топили камины, ждали горячего ужина.
– Вообще-то, я не хотел покидать Мирополь…
– Ты так сильно его любишь?
Идвар только многозначительно посмотрел на неё, проходя к горящему камину, поставил к огню мокрые сапоги.
– А королю ты говорил?
– Говорил…
– И что он?
– Он своих решений не меняет…
Аэлла сидела на кровати, сжимая на груди полы плаща, обшитого мехом, следила за мужем, он сейчас как раз расстёгивал мокрую рубашку.
– Но ты же понятно говорил ему?
– Я умолял его… я готов был занять любой пост, стать даже советником Адорру… Хоть кем…
– А он?
Идвар стянул рубашку, усмехнувшись, Аэлла не сводила с него глаз, впитывая каждую чёрточку обнажённой груди. Протянула сухую рубашку.
– Быстренько одевайся, околеешь здесь!
Идвар подошёл к ней, взял рубашку и натянул через голову, стал расправлять воротник, заговорил не глядя:
– Он никогда меня не слушал, всё делал по-своему. Только обругал меня, обзывался…
– Даже так? – Аэлла удивилась.
– Называл меня негодником, непослушным и в том же духе…
Аэлла поднялась к нему, Идвар в это время снимал мокрые брюки, остался в одной длинной рубашке. Посмотрел сверху. Она улыбнулась ему:
– Ты у меня не такой, он ошибается, ты сильный и смелый, и… я люблю тебя.
Он улыбнулся в ответ и обнял её, Аэлла закрыла его полами плаща, как смогла, где сумела достать.
– Фу, какой ты холодный… Бр-р!
– Надо погреть… – он подмигнул ей, нашёл её губы, целуя. Подтолкнул к кровати. – Будем греться, а ужин попросим сюда. Хорошо?
Она с улыбкой кивнула головой, соглашаясь:
– Попросим…
*
Долгая дорога до Райрона позволяла им быть вместе больше обычного, они, как настоящие молодожёны, не могли наговориться, постоянно находили темы для разговоров, скучали, когда во время пути Идвар ехал верхом, а Аэлла вместе со служанкой – в карете с сопровождением.
Ближе к Райрону дорога стала проходить через княжество, где уже успел выпасть мелкий снежок. Он лишь еле прикрыл землю, но уже передавал душе приподнятое настроение, вселял веру в будущее, наполнял оптимизмом. И иногда, когда дорога была хорошей, Аэлла шла пешком. Завернувшись в тёплый меховой плащ, оглядывала окрестности и уходила мыслями в себя. Бывало, Идвар присоединялся к ней, шёл рядом, ведя коня в поводу, что-то рассказывал, показывая рукой. Он много знал о тех землях, что они пересекали, рассказывал о городах, почему реки и мосты называются так, и хотя Аэлла многое тоже об этом знала, она не перебивала его, не мешала. Он очень много говорил, часто смеялся, шутил, таким в Мирополе она его не видела ни разу. Что-то влияло на него, может быть, она сама, а, может быть, свобода, он, наконец-то, был предоставлен сам себе, и устраивал свою жизнь.
Дорога до Райрона казалась долгой, да и двигались они неторопливо. Именно дорогой Аэлла почувствовала, что у неё начала меняться походка, осанка, да и живот свой она уже не могла спрятать под плащом. А на одном из постоялых дворов она впервые почувствовала, как толкнулся под сердцем её ребёнок. Это испугало её, она даже ахнула.
– Что случилось? – спросил Идвар, нахмуриваясь.
– Ребёнок… толкнулся… – ответила она, прижимая раскрытую ладонь к животу, осторожно, будто к живому. Восторгу Идвара не было предела, он так оживился, засуетился, даже засмеялся довольно, пытался сам услышать своего ребёнка, прикладывая ладони, пока Аэлла не прогнала его. Шептал и шептал без конца: “Мой сын… Сын… У меня будет сын… мой сын…” Аэлла только с усталой улыбкой хмурилась, отвечая ему:
– А если это будет девочка?
– Нет! – он глядел огромными глазами. – Ты не понимаешь! Это будет мальчик! Только мальчик! Только сын!
– Все отцы так думают, ждут наследников, мой отец тоже думал, что у него будет второй сын, а родилась я…
– В нашем роду рождаются первыми мальчики…
– Майноры? – перебила она его, он как-то растерянно моргнул, отвечая ей:
– Ну да…
Она подумала про себя: “Наш сын будет герцогом, он не будет ни Майнором, ни Мироном… Он будет герцогом Райрона… Почему бы и нет?” Наверное, Идвар подумал о том же, потому что как-то вдруг попритих, успокоился, спросил:
– Что-нибудь хочешь?
– Яблоко… меня только от них не тошнит…
Идвар принялся чистить яблоко, а Аэлла следила за его руками, вдруг спросила:
– У вас что, у королей никогда не рождаются дочери?
– Ну почему? Рождаются. Их выдают замуж, правда, редко почему-то бывает. Знаешь, я слышал от своей кормилицы, ты её знаешь, что девочки рождаются от большой любви отца и матери, а ты же знаешь, как у нас проходят свадьбы… Бывает невесту только на свадьбу и привозят, как мою мать, помолвка через письма, всё решают отцы. Какая тут может быть любовь? Хотя, были, конечно, и девочки… Что говорить…
Аэлла молчала, думая. “Как же ты прав о своей матери, как прав… Конечно же, она не любила мужа. Разве можно любить короля Эдуора? Посмотреть на лицо его нынешней королевы, она не живёт, она мучается… Интересно, а отца твоего она любила? Мирона? Мирона Уарда?.. Хотя, какая тут может быть нежная любовь, когда вокруг постоянные подозрения и страхи?.. А то ты родился бы прелестной девушкой с чёрными глазами… Интересно, в какую бы глушь король отдал бы тебя замуж?” Усмехнулась своим мыслям. И куда они бегут? Что такое в голову лезет? Удивляешься только…
Идвар протянул ей яблочные четвертинки без косточек. Аэлла долго глядела ему в лицо с еле приметной улыбкой.
– Вот так, Идвар, уезжала из Мирополя твоей молодой женой – приеду в Райрон беременная на пятом месяце. Вот все удивятся… Король бы эту шутку оценил…
Идвар рассмеялся вдруг, качнувшись на ногах, закачал головой. Ну, слава Богу, пусть уж лучше смеётся, чем грустит. Аэлла откусила кусочек яблока, не сводя с Идвара глаз. Так лучше.
*
Приехали в Райрон они почти через месяц после того дня, как покинули Мирополь. Их уже ждали, гонцы давно обогнали их дорогой, и когда новый правитель с женой въезжали в город, толпы людей встречали их на улицах. Это была совсем не такая встреча, как в тот день, когда Идвар, ещё будучи Мироном, с победой въезжал в Мирополь, где его встречали осенними цветами и восторженными поздравлениями. В Райроне народ смотрел на нового правителя с любопытством и ожиданием. Ни криков, ни возгласов, ни приветствий, лишь плотная стена тел за линией рыцарского ограждения.
От него ждали только неприятностей. Уж если оставшийся здесь временный правитель правил так, что же ждать тогда от сына самого короля? Да тем более того, кто разбил армию Райрона, убил князя и его сына-наследника. Конечно же, весть о том, что последняя, в живых оставшаяся представительница княжеского рода, стала женой захватчика по воле короля-тирана, разнеслась быстро. Может, поэтому в окна кареты, где ехала Аэлла, заглядывали грустные женские лица со страдальческим выражением в глазах. Такая печаль во всём, будто покойника везут. Аэлла поджала губы и плотнее запахнулась в плащ.
