Текст книги "Мирон сын Мирона "
Автор книги: Александра Турлякова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц)
– Да нет же! – воскликнул Идвар решительно. – Ничего такого не было… Прекрати это всё.
Он подошёл к Аэлле и опустился на корточки, заглядывая в девичье лицо.
– Я помыла её и переодела… – Эл глядела на Мирона с надеждой, будто он мог что-то сделать. – Она же болела, вы знаете, ей стало ещё хуже… Она ходила босиком… в одной рубашке… Я никак не могу сбить жар…
Словно в подтверждение её слов, княжну сотряс болезненный кашель, исходивший из лёгких, он был негромким, хриплым, когда даже рта не раскрывают. Идвар отвернулся, слушая его. Это он виноват, это он допустил это. Он обещал ей, обещал, что не будет шантажировать ею её брата, что не будет угрожать её жизни… Он не выполнил… Не сдержал обещания…
Она вправе презирать его и ненавидеть. И даже хуже… Идвар осторожно взял её за подбородок, заглядывая в глаза, силился увидеть смысл, какие-то мысли в них. Тщетно. Позвал по имени. Она не повела даже бровью. И неожиданно Идвар нахлестал её ладонью по щекам, как бьют человека в истерике. Служанка бросилась, ахнув от неожиданности, а княжна упала на спину, уставившись в потолок. Идвар перехватил служанку, задержав её за локоть, приказал:
– Оставь её!
Поднялся на ноги. Вдвоём они стояли теперь и следили за Аэллой. Она вздрогнула, как в судороге, будто снова начинался кашель, но это был не он. Она разрыдалась вдруг, неожиданно, громко, навзрыд, повернулась на бок, пряча лицо в одеяло, подтягивая колени. И Идвар чувствовал, как хочется ему обнять её, лечь рядом, и разделить с ней её слёзы, просто быть рядом.
Он моргнул несколько раз растерянно, будто очнулся ото сна, заговорил:
– Она проплачется, и всё будет нормально. Не утешай её, пусть устанет. Потом напои чем-нибудь горячим, бульоном или глинтвейном… Потом пусть выспится, пока сама не проснётся. Укрой потеплее. А завтра я скажу врачу, пусть осмотрит её…
– Хорошо, господин Мирон… – Эл быстро-быстро кивала головой, с тревогой поглядывая на госпожу.
Идвар ушёл, а она всё ещё продолжала плакать. И это было лучше, чем до того, как он пришёл.
*
Идвар снова пришёл навестить её через день. Аэлла уже сама встретила его спокойным, безэмоциональным взглядом, вполне осмысленным, пусть и безразличным. Будто и не было ничего между ними, ни общих ночей, ни слов любви, ни долгожданных признаний.
– Как чувствуешь себя? – спросил первым.
– Нормально, – она отмахнулась, небрежно пожав одним плечом, одеяло сползло с него, открыв шею, ключицу, верх плеча. Аэлла поправила одеяло на себе, отвернулась, потеряв последние капли интереса.
– Что-нибудь болит? – она отрицательно покачала головой в ответ. – Врач приходил? – качнула положительно и закусила нижнюю губу. – Что он сказал? – и на этот раз промолчала, Идвар повысил голос:– Аэлла, что он сказал?
Она вздрогнула от неожиданности и перевела глаза, разжала губы и тоже повысила голос, отвечая:
– Почему это должно вас волновать? Какая разница? И вообще я… – замолкла вдруг, отводя глаза в сторону и вверх, будто закатывая их от неприятия бесполезного разговора, шепнула:– Я не хочу ни с кем разговаривать, я никого не хочу видеть… – перевела глаза Идвару на лицо, их взгляды скрестились. – Особенно вас… – отвернулась, опуская голову.
Идвар подошёл к ней и опустился на колени, нашёл её руки через ткань одеяла, сжал пальцы пальцами, заглядывая в лицо, ища взгляда. Но Аэлла попыталась отстраниться, сдвинуться назад, убрать руки.
– Почему ты говоришь со мной на “вы”? Ты не можешь говорить со мной так, после того, что с нами было. После того, что ты призналась, что любишь меня…
Аэлла медленно повернула к нему голову, долго глядела в тёмные глаза, спросила шёпотом:
– Что вы хотите? Что вам надо от меня? Чтобы я просто сказала “уходите”, только так вы поймёте? Оставьте меня. Я не хочу вас видеть. И всё, что было – ошибка! Вы разбили мне сердце. Я никогда себе не прощу… Уходите… – добавила чуть слышно:– Пожалуйста, оставьте меня…
– А как же слова о любви? Ты же говорила мне… Ты признавалась…
– Это было давно, может быть, в другой жизни…
– Нет! – он стиснул её пальцы и мягко вдавил ей их в бёдра требовательным жестом. – Я понимаю, я всё понимаю… Сейчас тяжело и тебе, и мне, как-то надо пережить это… – он вздохнул. – Но мы переживём, мы вместе всё это переживём. Так получилось, что нам угораздило полюбить друг друга, мы – враги, соперники, и это не наша вина, мы не виноваты в этом, так получилось… – он покачал головой, говоря с жаром, с верой, сияя чёрными глазами. – Ты из Райрона, я из Мирополя, но даже это не может помешать нам. Никто не сможет помешать нам. Мы любим друг друга, наша любовь сильнее… – он уже перешёл на шёпот:– Мы должны быть вместе вопреки всему, мы должны любить друг друга… И нам не надо прилагать каких-то особых усилий – мы уже́ любим друг друга. Ведь так? Скажи мне, ты же любишь меня? Ты говорила мне, и я… – она перебила его, решительно выдёргивая руки, упёрлась ими в постель слева и справа от себя, нахмурилась, упрямо шепча:
– Уходите, оставьте меня, ради Бога!
– Аэлла…
– Что за бред о любви? Смешно! Много, что было сказано, обещано, всему ли верить?
– Я понимаю, я…
Она опять перебила:
– И ты!.. Вы! – поправила себя. – И ваши слова – всё ложь! Обещания – ветер! И мои… Я не хочу об этом…
– Я понимаю, милая, я не сдержал обещания, но я не отдавал ни одного приказа, это не моя вина, я не хотел казнить тебя…
– Причём тут это?
– Так получилось, я был не в себе, выпил вина, разозлился, прости меня… Я…
– Причём тут ты? – она резко перебила его, и Идвар замолчал, глядя ей в лицо, и Аэлла произнесла:– Всё с самого начала было ошибкой. Вы приняли за любовь то, чего на самом деле не было… – она покачала головой. – Какая любовь?
– Ты же говорила… тогда…
– Х-х-х… – усмехнулась небрежно. – Мало ли, что я говорила? Вы верите женскому слову? Не было ничего! Какая любовь? Вы приняли за любовь то, чего на самом деле не было… – повторила опять настойчиво то, что уже говорила:– Я не люблю вас! Никогда не любила! И ваши сомнения тогда, помните? Всё не зря! – Идвар нахмурился, слушая её. – Между нами не может быть любви. Только ненависть. Мы, в самом деле, враги. Вы из Мирополя, я из Райрона. И никакой любви быть не может. Это – роскошь в такое время.
– Неправда!
– Уходите! – она закашлялась и быстро вскинула руку с одеялом, уткнулась губами. Потом опять заговорила хрипло:– Мало ли, что я говорила, я никогда никого не любила, просто потеряла голову, увидела первого встречного… – усмехнулась снова. – Не стоит принимать всё за любовь, это глупо…
– Но я! Я! – он ударил кулаком по мягким складкам одеяла. – Я – люблю тебя! Я не верю ни единому твоему слову! Ты всё это делаешь специально, каждое слово, чтобы обидеть меня! Сделать больнее мне! – он нетерпеливо дёрнул головой несколько раз. – Я согласен, да, я виноват, сильно виноват, больше, чем кто-либо другой. Ну, побей меня, сделай мне больно, как хочешь, только… – замолк на мгновение. – Только не так… Только не говори мне, что не любила никогда, что не любишь… Мы вместе, вдвоём, справимся со всем, всё сможем пережить… И наша любовь сможет… – Аэлла опять перебила его резко:
– Нет! – приблизила лицо. – Нет никакой любви! Не надо и дальше жить во лжи… – перешла на шёпот, и даже на “ты”:– Уходи! Оставь меня… – произнесла, отдельно выговаривая каждое слово:– Уйди от меня раз и навсегда…
Возможно, они бы долго спорили ещё об этом, если бы не зашла Эл, принесшая с кухни чашку горячего куриного бульона, Идвар поднялся и ушёл, только кивнув головой.
– Госпожа, вам надо поесть, пока горячее…
Но Аэлла не слышала её, лежала на кровати, глядя в сторону, закусив зубами тыльную сторону ладони, всеми силами старалась сдержать слёзы, готовые вот-вот политься из глаз.
Всё ошибка, всё-всё до единого. Лучше было бы ей вообще никогда не встречаться с ним, никогда не видеть, не знать. Ну почему, почему в её жизни всё так? Почему ей не полюбить было кого-нибудь из местных, пусть даже опального, пусть её бы казнили вместе с ним. Пусть! Так было бы лучше, чем жить с этой болью.
*
Это был не сон, это был кошмар, это стало ясно сразу же, как он начал сниться. Аэлла не видела себя со стороны, она была в этом сне, видела всё вокруг, только не себя. Видела наступающий рассвет, первые лучи солнца, ещё не появившегося за холмами, золотили зелень далёких опушек, выкрашивали реку в красное золото, башни и зубцы городской стены.
Никого Аэлла не узнавала, никого не видела. А потом долго летела вниз, рассекая воздух молодым упругим телом, и ветер свистел в ушах, разметал волосы, студил зубы за разомкнутыми губами. И страх, нечеловеческий ужас, сковали сердце, не давали дышать. И казалось ей, что летит она вечность, так долго, так томительно долго приближалась земля. Нет! Не земля, а ровная, с чуть приметными бурунчиками течения река.
Она провалилась в неё, уходя в глубину, чувствуя сильнейший удар по ногам, удар по ушам, голове, сильную боль в груди, ожог лёгких. Вода захватила, потащила в глубину, и все попытки вырваться не приводили ни к чему. Тело не слушалось, в голове протяжно звенело, всё болело, особенно сильно болела левая рука. Вода, вода, тёмная холодная вода, она смыкалась толщей, не пропускающей свет, воздух, жизнь. И силы, последние силы, оставляли тело.
Аэлла тихо вскрикнула и проснулась в предрассветной темноте. Лежала она на боку, и левая рука её онемела почти до плеча. Ох! Она закусила губу, пока расправляла руку, хмурилась от боли, сжимая и разжимая пальцы, пыталась восстановить движение крови. Как можно было так? Как она могла заснуть так? Ничего удивительного в том, что ей приснился кошмар. Такая боль!
Она долго лежала, не шевелясь, слушала свою боль, как колет она, пульсирует в каждой клеточке. Вспоминался кошмар, вода, много воды, как льётся она в желудок, в лёгкие. И сразу же начался кашель, а за ним – из желудка поднялась вверх противная тошнота. Что это? Захотелось заесть чем-нибудь кислым. И Аэлла нашарила в тарелке на столе у кровати зелёное яблоко, откусила прямо так, высасывая кислый холодный сок, старалась заглушить тошноту. Она даже не почистила яблоко, не вырезала кости. Плевать! Просто грызла его, откусывая от целого. К чему теперь всё это? Кому оно надо?
Сразу же вспомнился Мирон, Идвар. С ним она впервые попробовала неочищенные яблоки, неразбавленное вино… Да, и поцелуи, и даже больше… Проклятье!
Он не идёт из головы. И хотя она не видела его уже два дня, она всё равно продолжает думать о нём, и будет думать ещё очень долго, и ругать себя, и виноватить, и стыдить при случае. Но ничего, ничего уже не сможет изменить. Что бы она ни говорила, ни себе, ни ему, а сердце своё она никогда не обманет.
Яблоко немного уняло тошноту, и Аэлла попыталась заснуть, пока ещё лучи солнца не заглянули в окно, пока только-только занимался рассвет.
*
На следующий день Идвар снова пришёл к ней, пришёл сам, и долго молчал, разглядывая её. Аэлла на этот раз была в платье, распущенные волосы светлой золотой волной лежали на плечах, закрывали спину. А когда княжна поднялась навстречу Мирону, светлые пряди посыпались до колен, притягивая взгляд. И Идвар молчал, безмолвно глядя на них.
– Зачем вы пришли?
Перевёл глаза:
– Как себя чувствуешь?
Она передёрнула плечами небрежно, и волосы на них заискрились.
– Лучше, – перешла в наступление:– Вас это́ сюда привело? Это хотели узнать?
– А разве – мало? – он ответил вопросом на вопрос. Княжна хмыкнула и взяла с тарелки яблоко, осторожно ножом разрезала его на четвертинки и обратно положила в тарелку, теперь каждую дольку освобождала кончиком ножа от сердцевинки с косточками. Нашла себе дело, и Идвар следил за её руками. Наконец, заговорил о том, за чем, собственно, пришёл:
– Я получил письмо от короля из Мирополя.
– Да? – она не сильно-то и удивилась, даже не обернулась, продолжала заниматься яблоком, закончив с одним, принялась за второе. – Что пишут?
– Король хочет видеть тебя. – Идвар видел её профиль, частью закрытый распущенными волосами. Они так долго, так мучительно вдвоём ждали этого письма, ждали решения короля, а теперь она так буднично говорит об этом! Так просто! – Он ждёт тебя в Мирополе. Тебя и меня.
– Он хочет казнить меня там?
– Я не знаю, он вообще ничего не говорит об этом.
– Жалко…
– Что? – Идвар удивился.
– Я хотела бы знать, какие у него планы, на что мне настраиваться.
– Мы поедем дня через три, я думаю, вместе с армией, часть я оставлю здесь, а самые потрёпанные в боях отряды, да и раненые тоже, поедут в Мирополь.
– А из пленных? – она подняла на него глаза, повернув голову, глядела исподлобья, ждала ответа.
– Только ты. Пленные райронцы у нас только раненые с поля боя, я не хочу их брать, да и король ничего не говорит об этом… – помолчал несколько секунд. – Только ты одна будешь представлять Райрон и свои интересы в Мирополе.
Аэлла развернулась вдруг к нему всем телом, всё также глядя исподлобья, в одной руке нож, в другой – яблоко, спросила вдруг, нахмуриваясь:
– А Айрил?
Идвар помедлил с ответом, на миг растерявшись. Она что, ничего не знает? Она же была там! Она должна была слышать! Час от часу нелегче!
– Он не поедет…
– Почему?
– Потому что из всего княжеского рода осталась только ты, ты одна! – он произнёс последние слова с нажимом, через стиснутые зубы.
– Что это значит? Я видела его! Что случилось? Где Айрил? – с каждым сказанным ею вопросом голос её становился громче, требовательнее. – Где мой брат? Что вы с ним сделали? Я же сама, своими глазами… – Идвар перебил её, не дал договорить.
– Я казнил его.
Она опешила, замерла надолго, только губы её медленно распахнулись, выпуская из лёгких выдох боли и неверия.
– Что – сделал? – спросила, наконец.
– Я приказал казнить его.
Аэлла медленно опустилась на постель, руки её лежали у неё на бёдрах, она разжала пальцы, глядя, как катится по складкам платья яблоко, выпадает нож, качала головой туда-сюда, не веря, не желая слушать, принимать такие слова.
– Нет… Этого не может быть… Не могло быть… – шептала чуть слышно.
– Он был наследником! – громко заговорил Идвар, заставив её вскинуть на него глаза. – Он мог бы претендовать на эти земли! Он стал бы центром смуты! Он притягивал бы к себе всех недовольных! Так нельзя! Так нельзя, Аэлла! Это – война! Хочешь – не хочешь, а она заставляет принимать решения! Даже если бы я не хотел по каким-то своим причинам, это сделали бы в любом случае, не сейчас, так потом, не здесь, так там! Он – не просто твой брат, он – потомок древнего рода, сын своего отца! Он так же, как и тот, сам князь, твой отец, бросил вызов, собрал армию, не захотел подчиняться! У меня не было выбора! Это война! Это её правила!
Аэлла молча слушала его, не сводя глаз, и они у неё медленно наполнялись слезами, губы дрожали, к щекам прилил жар, она шепнула:
– Как?.. Когда?.. Господи… – закрыла глаза, и слёзы хлынули вниз, на щёки. Идвар подошёл и вытащил из расслабленных пальцев фруктовый нож, спрятал его у себя за поясом, чтобы унести с собой. Опустился на колено, сжимая пальцы горячей девичьей ладони, не находя слов, не зная, что сказать, как утешить.
Аэлла опустила голову, закрывшись стеной волос, вздрагивала от слёз, почти беззвучных.
– Аэлла, милая моя… Любимая… – он попытался подобраться поближе, скользнул по полу, стараясь прижаться грудью к коленям, быть близко, хотел обнять, но девушка резко вскинулась, вырывая руки. Ожгла таким холодно-пронзительным взглядом ставших вдруг синими глаз, что Идвар отшатнулся. Шепнула холодно:
– Убирайся…
Идвар отвернулся, закрывая глаза, принимая в полной мере всю боль, всю порцию ненависти, исходившую волной, да такой сильной, что чувствовалась она даже кожей. Потом он поднялся и ушёл.
Аэлла даже не шелохнулась, не глянула в его сторону, так и сидела с закрытыми глазами, тихо плакала от боли и горя. Она осталась одна, одна из всей семьи, ни отца, ни брата. Одна!
*
Дорога до Мирополя проходила через несколько земель, тоже вассальных земель короля, и была длинной. Уже на третий день Аэлла так устала, что даже постоянно меняющиеся виды из окон кареты не приносили её облегчения. Она удивлялась новым городишкам и городам, сёлам и деревням, но тут же теряла интерес, замыкалась и просто молчала, уходя в себя. Терпеливая Эл тоже молчала, не вызывала пустыми репликами раздражения госпожи, так же смотрела в окно.
Ехали медленно, потому что не все были конными, да и раненых везли с собой. Правда, некоторых из раненых забирали родственники по дороге, несколько немногочисленных отрядов во главе с местными сеньорами Мирон отпустил по домам. В случае войны они всегда придут на помощь.
Колонна растянулась по дороге и продвигалась медленно. Кто-то сказал, что дорога занимает в таком темпе дней двадцать. Аэлла не могла поверить. Как так? Разве это может быть? Двадцать дней – дороги! Дороги к возможной смерти! Она с ума сойдёт.
Мирополь, оказывается, так далеко, как может он давать какие-то указания другим землям, как может король командовать такими далёкими от него территориями? Разве это справедливо? Он держит под контролем графов и герцогов, баронов и рыцарей, у каждого из них свои армии, а они подчиняются. А те, кто не желают, переживают то, что пережил Райрон.
Новые земли, незнакомые места, люди в другой одежде, совсем другая невиданная никогда ранее жизнь.
Вечерами они всей колонной останавливались на ночлег, простые воины разбивали временный лагерь, а тех, кто познатнее, самого Мирона, княжну с их людьми размещали на ближайшем постоялом дворе, в домах местной знати, если ночёвка приходилась на город. В такие вечера Аэлла буквально валилась с ног, боролась с непонятной тошнотой, не спускалась к общему ужину, избегала людей и говорила только с Эл. Но когда она всё же встречала людей, служанок на постоялых дворах, воинов свиты Мирона, она очень часто ловила на себе негативные взгляды, слышала слова проклятий. Конечно, ведь в умах этих людей она являлась причиной этой войны, этих жертв и всего горя, что постоянно преследовал миропольцев по пути.
Быстрее бы уже доехать, добраться, наконец, до этого Мирополя, и будь, что будет. Ей уже было всё равно, как вымотала её эта дорога, эти незнакомые люди и места, для которых она была чужой и во всём виноватой.
*
Несмотря на огромную усталость, физическое и моральное опустошение, Аэлла испытала безмерное удивление, когда к обеду двадцатого дня пути, дорога, идущая вверх между поросшими ёлками и дубами горами, сделала крутой поворот и вышла к городу. Мирополь! Чудесный удивительный город! Он располагался этажами, поднимаясь вверх по склонам горы. Улицы, каменные дома с островерхими крышами, сверкающими в лучах солнца черепицей и узорчатыми флюгерами, ступенями поднимались вверх, перемежались с кронами деревьев, длинными острыми макушками сосен и ёлок. Этот лес рос здесь до того, как появились улицы, дома и храмы. Городская стена терялась в величии роскошной громадины города, она медленно вырастала, очерчивалась по мере приближения к ней, а город становился ещё больше, его вид с каждым шагом поражал любого, кто ещё ни разу не видел его.
У Аэллы просто захватило дух. Ничего себе! Райрон, расположенный на реке, на широких равнинах, просто не шёл ни в какое сравнение. Мирополь казался чем-то нереальным, никак не созданием человеческим. Это был город из сна, из мечты. Он был настоящим!
Сразу же вспомнились слова Мирона: “У нас горы и небо близко”. Аэлла глядела во все глаза на огромное пространство неба, оно, на самом деле, на фоне близких гор и тёмного леса, бархатом укрывающего склоны, казалось огромным и близким, близким, рукой дотянуться можно. А вершина города, где располагался королевский замок, высокий каменный донжон, вообще скрывался за лёгкими облаками, растянувшимися дымкой от одного склона горы до другого. При ветре их, конечно же, растянет, и город ещё больше превратится в фантастическую декорацию.
Мимо Мирополя дорога шла дальше, поднимаясь всё выше в горы, там, потом, она, преодолев хребет, начинала спуск вниз, в равнинные земли Дарна. И там тоже располагались вассальные территории Мирополя. Столетиями миропольские короли держали в своих руках торговлю по обе стороны гор и скопили баснословные богатства. Горы были богаты рудами и лесом, жители занимались ремёслами и торговлей, а равнинный Мирополь, что Аэлла наблюдала вот уже три дня, богат был плодородными землями – полями и виноградниками, фруктовыми садами и рощами. Богатый край! Богатый и красивый край! Понятна теперь была любовь и гордость всех миропольцев, не любить такой город было невозможно.
В замке и в городе их встречали с поздравлениями победы, с женским плачем по убиенным и раненым. Так встречали их во всех городах, что они проезжали дорогой. Некоторые отряды пошли дальше, их ждала ещё дорога в Дарн.
Княжну Райронскую со служанкой разместили в одной из комнат дворца. Аэлла сразу же выглянула в окно, распахнув высокие створки, убранные витражами. У неё захватило дух. Эта сторона замка на несколько этажей возвышалась над пропастью. Вдалеке угадывались за толщей облаков горы, а слева и справа – городские кварталы. Лучшей тюрьмы нельзя было и придумать!
Она вздохнула, чувствуя, как от высоты закружилась голова, но не отошла, подняла голову, вгляделась в небо. Средь облаков носилась стая птиц, чёрных, быстрых, они рассекали воздух, оглашая окрестности тонким криком, рассыпались и вновь сбивались в стаю. И от их крика в душе родилась тоска, тоска по дому, по тихому маленькому Райрону. Он казался теперь таким далёким, ненастоящим. Она никогда его больше не увидит. Скоро начнёт садиться солнце, и темнота быстрее всего ляжет именно здесь, в этой пропасти, ещё больше отрезав Аэллу от прежнего мира.
В этот день король Эдуор IV принял только двух человек. Первым герцога Вальдена и только потом Мирона. Идвар ждал аудиенции в зале ожидания перед приёмным залом, и то, что первым король пожелал видеть герцога, а не его, просто выводило его из себя. Как будто даже здесь король отводил ему только второе место, и желал слушать только вторым, в дополнение к уже сказанному. Будто не приехал он с победой, не разгромил опальное княжество.
С герцогом король беседовал долго, и лишь в сумерках пригласил Мирона. В дверях Идвар встретился взглядом с тёмными глазами герцога и поджал губы, внутренне готовясь к самому худшему. Зашёл и почтительно склонил голову, шепнув обычное при этом:
– Приветствую вас, мой король, да пребудет мир с вами и богатство.
В широком свободном зале шёпот шёпотом не казался. Король кивнул, принимая приветствие. Идвар коротко доложил о походе, хотя король уже, наверное, всё это знал:
– Армия Райрона разгромлена в двух боях, в одном сражении армией Райрона командовал сам князь, он погиб в бою, во втором – его сын – Айрил Райронский. Он попал в плен, и казнён по моему приказу. В городе оставлен гарнизон в две тысячи воинов, командует им граф Лайден, он же временно исполняет обязанности правителя Райрона. Мной проведены все меры для наведения порядка в городе. Виновные казнены, подозреваемые арестованы и будут преданы суду по миропольским законам. Местная знать приняла присягу… – Идвар перевёл дух и медленно повернулся лицом к лицу короля, нашёл в полумраке зала его глаза. – Княжна Аэлла Райронская была захвачена в плен ещё в первые дни, я не счёл целесообразным казнить её, по вашему приказу она доставлена сюда…
– Я знаю, мне уже доложили об этом… – король Эдуор не сводил внимательного взгляда с лица сына. Идвар с детства боялся подобного взгляда, голос его дрогнул, когда он продолжил:
– Всё остальное изложено мной очень подробно в ежедневных отчётах. Мой король, я считаю поставленную задачу выполненной, за все недостатки готов ответить головой.
– Ответишь, – король покачал головой, золотой венец с маленькими зубцами сверкнул в скудном свете. Охрана у входа и королевского трона стояла, не шелохнувшись, будто её и не было вовсе. – Конечно, ответишь, куда ты денешься. Я посмотрю отчёты позже, твои, Мирон, и других.
Идвар согласно кивнул головой. Он готов ответить за всё, потому что не видел в своих действиях грубых ошибок, а с мнением герцога можно ещё поспорить.
Король Эдуор помолчал немного, потом спросил тихо:
– Мне доложили, она недурна собой, это правда? – Идвар перевёл на него глаза и чуть заметно нахмурился, будто не понял, о ком говорят. Король продолжил:– Ты спал с ней?
Вопрос застал его врасплох, он был грубым по-мужски, и Идвар почувствовал, как у него предательски дрогнули ресницы, как у мальчишки в пятнадцать лет.
– Не понял вас, мой король…
Тот усмехнулся в ответ небрежно:
– Она в твоём плену больше месяца, а ты не проявил любопытства? Ты даже не взял её?
Идвар чуть исподлобья нахмуренно смотрел в лицо короля, не отвечая ему.
– Слабак! – король отвернулся, поправляя длинную, обшитую мехом белок мантию. – Ну хотя бы меч тебя в руках держать научили, и на том спасибо. Её я увижу завтра, если она такая же характером, как ты, Мирон, я сойду с ума, если буду с ней сейчас разговаривать. С задачей ты справился, будем считать… Можешь быть свободен. Отдыхай… Сегодня не будет ни праздников, ни общего ужина. Я устал.
Идвар поклонился и ушёл.
*
Рано утром Аэллу будто подбросило в постели. Боже! Что это? Громкий звук знаменитых миропольских труб возвещал на весь город начало нового дня. Рассвет первыми лучами смотрел в окна.
Господи! Аэлла не могла унять сильно бьющегося сердца, какой ужас. Разве к этому можно привыкнуть? Как они живут здесь? Можно сойти с ума. Она повернулась на бок, уткнулась лицом в подушку, натягивая на ухо одеяло. Теперь она уже точно не заснёт. Весь сон насмарку.
А замок начал просыпаться. Стали слышны голоса и шаги за дверями, где-то внизу залаяли собаки. Скоро в комнату заглянули молодые служанки, да и Эл уже поднялась. Оказывается, король хотел видеть княжну, и её должны били приготовить к аудиенции. Принесли новые платья, какие-то украшения. Аэлла долго воевала со служанками, пока они все сошлись во мнении, какое платье надеть, какую причёску сделать, каких добавить украшений. Мода Мирополя с глухими воротами, закрытыми до полкисти рукавами вызывала непонимание Аэллы. Она хотела предстать перед королём такой, какой она была дома, в Райроне. Это вызывало бурный протест служанок, они боялись гнева короля. В конце концов, они сумели достичь компромисса. Цвет платья и украшения Аэлла выбрала сама, всё остальное ей сделали так, как было принято здесь.
Наконец, она вошла в зал приёмов и почтительно наклонилась, склонив колено, голову, плечи. Король Эдуор кивнул, принимая поклон, и она медленно выпрямилась, скомкивая пальцами вышитый платок, скрывая в нём своё волнение и страх.
– Приветствую вас, господин, желаю доброго утра.
Король внимательно разглядывал её, ничуть не смущаясь, ответил сильным чуть хрипловатым голосом:
– Утро уже прошло, я устал ждать.
– Извините, – она ещё раз склонила колено и голову, глядела исподлобья. – Простите женщин, они всегда собираются очень долго, а если от встречи зависит их жизнь – ещё дольше…
Король хмыкнул и дёрнул подбородком. Выглядела она, со склонённой головой, очень смиренно, но глядела непокорно, непроста́, ох, непроста́. И платье на ней чёрное с жёлтыми вставками, намёк на цвета фамильного герба? Вызов! Тело по возможности закрыто: высокий воротник, шнуровка платья – под самое горло, длинные узкие рукава до пальцев, строгая причёска – прядь к пряди. Придраться не к чему.
– Ты знаешь, в чём виноват твой отец? – король спросил первым, сразу же своим обращением на “ты” дал понять ей её место.
– Да, господин.
– Он был моим вассалом, ты – его дочь. Ты достойна смерти, но, так как ты всё-таки дочь, я прощаю тебя, я дарую тебе жизнь.
Аэлла склонила голову, чувствуя, как сильно бьётся сердце, шепнула в ответ:
– Благодарю вас, господин. Дети за преступления отцов не отвечают.
Король резко развернулся к ней, как от удара, заговорил громче:
– Ошибаешься, дорогая! Ещё как отвечают! По всей строгости! И я дарую тебе жизнь только потому, что ты – женщина, ты выйдешь замуж, и будешь рожать детей представителю другого рода! Другой семьи!
Она с силой стиснула зубы и прикрыла глаза, переживая внутреннюю боль, чувствуя, как в душе её рождается сопротивление, желание противостоять этому человеку. Он привык вершить судьбы людей, вмешиваться в их жизни. Она не проронила ни звука.
Король Эдуор походил по каменным плитам зала, волоча за собой длинную мантию. Заговорил первым, задав вопрос:
– Твой отец уже нашёл тебе партию?
– Нет, господин.
– Почему? – повернул к ней голову. Аэлла так и стояла, склонившись, но разрешения выпрямиться он ей не давал.
– Я сама не хотела… – глянула исподлобья. – Я не хотела замуж, господин, не хотела покидать отца и Райрон.
– Вот как? – король усмехнулся небрежно, будто любить кого-то или что-то было преступлением или большой глупостью, тем более, опального вассала и его земли. – Ты – избалованная девчонка, но я возьмусь за твоё воспитание.
– Меня просто любили, господин.
– “Любили”? – он усмехнулся ещё громче. – Любовь – не всегда награда, чаще – наказание, она ведёт к боли и потерям.
Аэлла промолчала, здесь она могла согласиться с ним, боль потери она уже испытала, потеряв отца, брата, Родину и… любимого человека.
Король помолчал немного, потом произнёс:
– У тебя больше нет отца, теперь я – твой отец, я беру тебя под своё покровительство, и я найду тебе подходящую партию.
– Я не хочу замуж, господин.
– Что? – он удивился, его нечасто перебивали или противоречили его словам.
– Я не хочу выходить за кого-либо замуж, господин.
– Это почему это?
Аэлла, наконец, выпрямилась и прямо посмотрела в лицо короля, ответила:
– У меня не осталось ни земель, ни замка, у меня нет денег или драгоценностей, я не могу предложить моему будущему мужу ничего, а это сделает его ещё бо́льшим моим господином, как если бы это всё у меня было. Я этого не хочу. Я не хочу жить в постоянных упрёках.
Она его удивила, он долго молчал, глядя ей в глаза, поражённый её словами.
– Я обеспечу тебя владениями, не бойся.
Она почтительно склонила голову.
– Спасибо, господин, но у меня будет просьба… вы позволите мне самой выбрать себе жениха из вашего списка?
– Забываешься… – она удивила его ещё больше.
– Извините… – снова поклонилась.
Король опять принялся ходить по залу, а Аэлла украдкой рассматривала его. Он был высоким, а длинная мантия ещё больше увеличивала рост. Худощавый, но тело его, с быстрыми подвижными движениями, выдавало скрытую силу, даже мощь. Большие руки с длинными пальцами ещё больше указывали на это. Лицо длинное, с тяжеловатым гладковыбритым подбородком казалось ещё длиннее от длинных, чуть вьющихся седых волос, спадающих до плеч. Но самыми выразительными и сильными в лице были глаза. Тёмные, чуть прищуренные, они, казалось, замечали каждую мелочь, проникали в самую душу. Они имели власть над собеседником, и король это знал, и пользовался этим. Губы, тонкие, с опущенными вниз уголками, придавали угрюмое и одновременно суровое выражение.
