Текст книги "Мирон сын Мирона "
Автор книги: Александра Турлякова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 21 страниц)
Аэлла стояла на балконе, где вышивала обычно днём, смотрела вниз на ночной город. На улицах горели огни, где-то зажигались новые, где-то гасли старые. Люди ложились спать, ужинали, укладывали детей. Скоро пойдёт дождь, и сон будет самым крепким, за каменными стенами домов, под крышами, в тёплых постелях всегда спится крепко, когда на улице идёт дождь.
Она тихо ушла из своей комнаты, не разбудив спящую в смежной комнате служанку, просто захотелось побыть одной, подумать и поглядеть на ночной Райрон. Всё было тихо, лишь внизу с четвёртого этажа слышно было, как лаяли собаки, да перекрикивались ночные патрули…
– Не спится?
Аэлла быстро обернулась на неожиданный голос за спиной, аж сердце зашлось, кого ещё… Это был Мирон.
– Вы?.. – она растерялась, да и сердце оглушительно стучало в ушах. – Напугали меня… – прошептала, отворачиваясь лицом к городу.
– Вы не боитесь повстречать кого-нибудь из охраны, среди ночи… Это может быть опасным…
– Я подниму шум, – она дёрнула плечом небрежно, даже не повернувшись.
– Это не всегда помогает, тем более что замок практически пуст, слуг очень мало, вряд ли кто-то придёт вам на помощь, вас никто не услышит…
Она медленно обернулась к нему, угадывая лицо Мирона в полумраке балкона, зато Идвар видел её лицо почти всё: свет падал с верхнего этажа башни, освещая её сверху. От шеи вниз всё её тело тонуло в тени, но лицо было видно, и Мирон смотрел в него. Не отводя глаз.
– А что это вы вдруг забеспокоились обо мне? – она хмыкнула. – Вам не всё ли равно?.. Я-то думала, что, кроме раздражение, я ничего у вас не вызываю… То убить вас собиралась, то послала вот, на днях… – опять усмехнулась. – А вы переживаете тут… Что так?
– Значит, переживаю… – он согласно кивнул головой. – Разве это плохо?
– Да. – она тоже согласно кивнула. – Забрали у меня отца, лишили брата, теперь сами решили позаботиться? – скривила губы. – Кого вы желаете мне заменить? Отца? Брата? А, может, жениха? – голос её приобрёл холодные резкие черты, она издевалась над ним, вымещая всё своё раздражение. – Это было бы интересно… Вот бы все удивились, особенно ваш отец…
Идвар качнулся на неё, угрожающе приблизился, взял за локти и прошептал в лицо:
– Вы не в себе.
– За отца обидно? – она скривилась от боли в локтях, как впились его пальцы, но всё равно глядела с вызовом, глаза в глаза. – Вы с подобострастием относитесь к нему, вы его боитесь… Мне вас жаль, что вы никогда не знали любви отца, и никогда не узнаете её…
– Что вы в этом понимаете… – он оттолкнул её от себя одними пальцами, опустил голову, и Аэлла вообще перестала различать его лицо, отвернулась, растирая больные локти. Идвар заметил это и прошептал:– Извините, если я сделал вам больно…
– Да что там, мне пора привыкать к боли, я ведь скоро увижу вашего короля… Пытки у вас в почёте? – Идвар поднял голову и посмотрел на неё в упор. – Лучше сразу меня убейте… – прошептала княжна еле слышно. Смотрела ему в лицо, видя только тёмные глаза в тёмных глазницах, тени вместо губ, носа… Он тогда целовал её, и этот поцелуй теперь казался таким нереально далёким, в другой жизни, может быть, во сне… И после него она поняла тогда, что влюбилась… Влюбилась в Мирона… Шутка?
На щёку капнула первая капля дождя, и Аэлла вздрогнула, как от удара. Вторая ударила по лбу и покатилась вниз, до брови. Девушка тряхнула головой, сбрасывая её на щёку.
Мирон закинул голову, глядя на тучи. Дождь ударил сильнее, забарабанил по листьям цветов, крышам, по ним двоим, не разбирая, заливая одновременно и княжну Райрона и Мирона Мирополя.
Идвар смотрел на неё, моргая, сбрасывая тяжёлые капли с ресниц, щурил глаза. Дождь был громким, и ему пришлось повысить голос, почти закричать:
– Нельзя, вы заболеете!.. – попытался взять за плечо, но Аэлла отстранилась, она стояла, обнимая сама себя за плечи, и мокрые, выбившиеся, прядки волос прилипли к щекам. – Пойдёмте!
– Идите! – прокричала она в ответ, давая понять, что не сдвинется с места, упрямо глядела, борясь с дождём.
Идвар обнял её вдруг за плечи и мягко впереди себя втолкнул в помещение, в тепло и свет замка. Крутанулся и снова обнял, прижимая к груди, к мокрой рубашке. Дождь был ночным, холодным, и через момент у них двоих начали стучать зубы.
– Я… Я пр-ровожу вас… – он глядел сверху в её мокрые глаза. Аэлла закачала головой отрицательно.
– Не надо…
– П-почему?..
– Здесь… рядом… комната… А-айрила… – Аэлла дёрнула дрожащим подбородком. Да, это был лучший вариант, там должно быть чисто, есть постель и камин. Она не будет сегодня возвращаться к себе. Но стояла пока, не шелохнувшись, смотрела в его лицо. Мокрые волосы облепили лоб, шею, тяжело лежали на воротнике белой рубашки.
Он был так близко, как в прошлый раз. И на этот раз, как и тогда, он наклонился и поцеловал её в губы, осторожно и нежно, так нежно, как это можно было сделать дрожащими губами.
Всё так же, обнимаясь, они вошли в чужую комнату, зажгли свечи и нашли кровать. Бросив на пол мокрую одежду, долго лежали под одним одеялом, тесно-тесно прижавшись друг к другу. Не говорили ни слова, пока не согрелись. И Аэлла не думала ни о чём, кроме опьяняющего её дурмана нереальности происходящего. Со страхом и непонятным возбуждением чувствовала прикосновение чужой кожи к себе, мужской кожи, горячей, пугающей.
Идвар шептал ей в ухо:
– Я только зашёл, я только увидел… Это было что-то, скажи кому – не поверишь… Как наваждение, как безумие… – Аэлла лежала на его плече, подтянув к груди колени, и Мирон обнимал её второй рукой, прижимая к себе, говорил, говорил в ухо:– Прости меня… Я сделал больно, я был грубым… – она еле заметно повела подбородком, прикрыла глаза. – Я не должен был… Как я вообще мог?..
И стал вдруг целовать её лицо, целовал губы, лоб, виски, глаза, быстро и аккуратно. Аэлла откинулась назад, прижалась лопатками к кровати, чувствуя, как жар разливается по телу. Так и лежала с закрытыми глазами, впитывая даже мимолётное касание мужских губ каждой клеточкой тела. Мокрые волосы холодили спину, всё ещё связывая с реальностью.
– Я люблю тебя… Ты слышишь меня?.. Люблю тебя, Аэлла… – он говорил ей то, в чём сам себе боялся признаться. Ласкал, целовал её шею, грудь, руки, целовал дрожащие тонкие пальцы и шептал. – Люблю… Люблю… Люблю…
Замер, и Аэлла открыла глаза, глядя опьянённым взглядом.
– Ты позволишь?..
Он просил у неё разрешения, спрашивал её желания, глядя в самую душу. Она качнула головой и коснулась пальцами дрожащих губ:
– Почему ты дрожишь?..
Он помедлил с ответом:
– Боюсь…
– Чего?..
– Не поймёшь всё равно…
– Попробую…
Он опять помедлил с ответом, прижался щекой к щеке, шепнул чуть слышно:
– С чужой проще…
А только такие и были у него, чужие, нелюбимые, те, с которыми он был, не задумываясь, с безразличием, и всё получалось так, как надо. А здесь был страх, страх сделать ошибку, сделать больно, вообще не суметь…
– Не бойся… – прошептала Аэлла. – Представь, как боюсь я…
Он улыбнулся с горечью, с пониманием. У неё вообще никого никогда не было, ей не с кем сравнивать, и она отдавала всё, что у неё было. А он брал…
Она задохнулась, кусая губы, аж глаза потемнели, впилась пальцами в мышцы на плечах чуть выше локтей, оттолкнулась, будто пыталась освободиться, выскользнуть из-под него. Идвар обнял её, запуская ладони под спину, прижимая её всю к себе, и её губы коснулись его шеи как раз под ухом, там, где уже успели высохнуть мокрые волосы.
– Потерпи… Потерпи совсем чуть-чуть… Мне тоже больно… – шептал он ей еле слышно. – Любимая моя, я знаю…
Она хрипло выдохнула и уронила голову на подушку, зажмурилась, роняя слёзы боли на виски, улыбнулась с мукой. Идвар не стал ждать, чем быстрее, тем лучше; женщин у него не было давно, и всё закончилось быстрее, чем он мог себе представить, и он не успел оставить её, потому что неожиданная огненная вспышка затмила любые мысли, заставила думать совсем о другом.
Он хрипло дышал ей в плечо, обнимая через грудь, прижимая к себе самое ценное, что было у него в жизни. Любимая… Его любимая…
– Это всегда так больно? – шёпотом спросила Аэлла, и Идвар повернул голову, ответил, щекоча дыханием кожу плеча её:
– Только в первый раз…
– М-м-м… – она качнула головой.
– Прости меня… Я поторопился… Навряд ли ты что-то чувствовала… Это я виноват… – он приподнялся на локте, заглядывая в лицо. – Я люблю тебя… – поцеловал в губы. Лёг на спину, укладывая её голову себе на плечо, обнимая, прижимая к себе.
– Тебе надо расплести волосы… они мокрые… ты заболеешь…
Сам нашёл её косу и стал расплетать, чувствуя, как мокрые пряди зазмеились по горячей коже живота, бёдер…
– Ты, наверное, считаешь, меня плохо воспитали? – спросила вдруг Аэлла, и пальцы Мирона замерли от этого вопроса. – Я не должна была этого делать… Ты подумаешь, я доступная?.. Легкомысленная…
– Что? – он чуть приподнялся, ища её лицо, ловя рассеянный взгляд, склонился и поцеловал в лоб, потому что губы были далеко. – Я люблю тебя… Мне хорошо с тобой и ни о чём таком я не думаю…
Она не ответила, чуть отвернувшись, стала глядеть в окно, за которым всё ещё шумел дождь. Мокрые волосы, разбросанные по телу руками Мирона, обжигали горячую кожу.
Она сделала это. Она отдалась тому, в кого влюбилась до беспамятства, без оглядки. Было больно, но она верила ему. И сейчас просто молчала, хотя хотелось кричать.
Ну почему, почему она обязательно должна думать о своём княжестве? Почему она всегда должна помнить о том, что её отец – князь?.. Помнить всё, что говорили ей наставницы?.. Я не хочу! Не хочу!.. Я хочу быть простой женщиной, просто любить, быть любимой, отдавать ему всё, что у меня есть. Я готова бросить всё, всё оставить, и уйти за ним хоть на край света…
Но всё по-другому. Я – княжна, а он – Мирон, и, когда отец прикажет ему, он выполнит приказ… А я не хочу! Не хочу этого! Я хочу просто быть с ним… И всё… Этого так мало…
*
Она проснулась утром одна, Мирона уже не было, долго лежала, глядя перед собой; шевелиться не хотелось, всё тело болело, но боль эта не утомляла, в голове не было ни одной мысли, словно всё смыл ночной дождь. А всё тело горело, как в огне, губы пересохли и никак не хотели смыкаться. Да у неё жар! Ничего себе! Выходит, она, в самом деле, заболела, как он ей говорил, чего он и боялся. Кровь шумела в висках, выдавая скрывшуюся в теле болезнь.
Аэлла сглотнула сухо, хоть горло не болит, зато боль зародилась где-то в висках и начала разливаться по голове, захватывая лоб, глаза, переносицу. Ну вот…
Идвара не было, он ушёл, наверное, очень рано, Аэлла даже не проснулась, когда он уходил. А перед уходом он затопил камин, и угли уже дотлевали за решёткой, рдели ярко, расцвечивая жаром сумеречную комнату. Воздух в комнате прогрелся после холодной дождливой ночи, но вставать Аэлла не хотела.
События прошедшей ночи потихоньку накатывали на сознание, вспоминались ярким сном. А что дальше?.. Что будет дальше?.. Он запишет на свой счёт ещё одну блистательную победу?.. Разгромил Райрон во всех мыслимых и немыслимых отношениях?..
И тут же вспоминались его нежные поцелуи и ласки, его шёпот, его признания в любви… И на губах, несмотря на боль, появилась улыбка. Сама-то она любила, и ругать себя сейчас нет смысла.
Открылась дверь и вошла служанка, быстро отыскала княжну глазами:
– Госпожа… – присела на край кровати. – Я потеряла вас, вы сегодня не ночевали в своей комнате… Я уж подумала, что-то случилось…
– Я попала под дождь на балконе и не захотела возвращаться через весь этаж… – Аэлла лежала на боку, подтянув одеяло к губам, смотрела, скосив глаза, и от этого шевельнулась ещё сильнее боль в голове. – Как ты нашла меня?
Эл замялась на миг с ответом.
– Я, пока вас искала, встретила господина Мирона, он сказал мне, где вы… – служанка озадаченно пожала плечами. Для неё это была загадка. Ну и пусть она остаётся, к чему какие-то оправдания? Эл огляделась, заметила камин с углями. – Здесь тепло… Вы будете вставать, госпожа? Завтрак уже ждёт…
– Нет, Эл, я ещё полежу…
Служанка встревожилась, нахмурив тёмные брови, прищурила серые глаза:
– Что-то случилось?
– Вчерашний дождь… Он вышел мне боком, я промокла и, по-моему, заболела… – прошептала Аэлла последние слова и тяжело прикрыла глаза. Эл потрогала её лоб, поправила одеяло, озадаченно хмурясь.
– У вас жар…
– И голова болит… – добавила княжна.
– Я схожу на кухню и принесу вам отвар мяты с малиной и мёдом. Сейчас надо много пить. А есть вы хотите? – Аэлла отрицательно дёрнула головой. – Может быть, позвать врача, я разыщу Мирона… – стушевалась на миг, – господина Мирона, должны же быть у них врачи, он найдёт вам что-нибудь от головы…
– Ничего не надо, Эл… Только пить… и фруктов… Я высплюсь, согреюсь и всё пройдёт… Поверь мне.
– Как хотите, госпожа, – девушка набросила на больную княжну ещё одно одеяло, лежащее в кресле. – Я постараюсь ещё найти дров, наверное, этой ночью опять будет дождь, тучи так и висят… Хотите, я буду ночевать сегодня с вами, здесь, в этой комнате…
– Не надо, Эл, что ты будешь перебираться?
– Мне совсем нетяжело.
– Будешь здесь – заболеешь от меня… – настояла Аэлла. – И не бойся за меня, всё будет хорошо, просто поднялся жар, это не смертельно… Поверь мне…
– Сейчас я принесу вам попить…
Ушла. Аэлла полежала с закрытыми глазами и не заметила, как заснула, провалившись в больной сон без сновидений. А когда проснулась, был уже вечер, судя по свету из окна, хотя небо всё ещё было затянуто тучами, и время дня было неясно. Эл не было, она не перебралась к Аэлле, но принесла всё, что обещала: целый кувшин медовой воды с мятой, фрукты, и протопила камин.
Но Аэлла попила лишь и снова вернулась в постель. Долго лежала, глядя перед собой, не думала ни о чём совершенно. Открылась дверь, но княжна не перевела глаз, думая, что это служанка пришла проведать её. Но к лицу её приблизилось лицо севшего на пол Мирона, он зашептал ей в глаза с тревогой:
– Что случилось?.. Ты заболела? Милая… Тебе плохо?.. Где болит?..
Глаза его были полны такой тревоги, такого сочувствия, что Аэлла улыбнулась ему, отгоняя все прежние мысли, всю тревогу о прошедшей ночи. Он любил её… А что ещё надо?
– Всё нормально, голова чуть-чуть болит… и жар…
– Я позову врача, – он поднялся стремительно, но Аэлла успела перехватить его, поймала за руку.
– Не надо… Пожалуйста, всё пройдёт к утру…
– А вдруг нет? – он опять опустился к ней, не отпуская пальцев её ладони, пугался их жара, и не знал, чем помочь. – Этот дождь… Он был таким холодным…
– Но ты же не заболел… – прошептала она с улыбкой.
– Ну… – он усмехнулся. – Для меня дождь – пустяк, я ко многому привык… – он положил голову щекой на одеяло, и посыпавшиеся волосы разметались по нему. Идвар с улыбкой и тревогой в глазах одновременно смотрел в лицо девушки. – Чем я могу помочь?
Она двинула подбородком и улыбнулась:
– Я ничего не хочу… честно…
Он помолчал немного.
– Я весь день думал только о тебе, я извёлся весь, измучился… так хотел тебя увидеть… прикоснуться… Душа разрывается… – поднял голову. – Что я говорю… – смутился, боясь показать свои чувства, как человек одинокий, говорящий мало, скрывающий то, что чувствует. Аэлла поняла это и улыбнулась.
– Обними меня, Идвар…
Он лёг рядом с ней прямо поверх одеяла. Аэлла лежала на боку, и он лёг сзади, прижался грудью к её спине, повернув голову на бок, прикоснулся щекой к её затылку, шепнул в ухо:
– Я не мешаю?
Она отрицательно качнула головой. Они так и лежали вместе, просто наслаждаясь присутствием друг друга, не шевелясь, просто слушая дыхание друг друга, и понимая, что большего и желать нельзя.
*
На следующий день он опять пришёл к ней вечером. Аэлла встретила его на ногах: она встала попить свежего мятного отвара с мёдом, что недавно принесла Эл с кухни. Аэлла повернулась к нему и улыбнулась устало. Сейчас на ней была только длинная до пола белая рубашка, а по спине и груди до колен рассыпались светлые волосы.
– Как ты? – прошептал Мирон.
Аэлла пожала плечами, разрезая на дольки ярко-красное яблоко:
– Лучше…
– Голова?
– Кружится чуть-чуть… и в ушах шумит…
– Я всё-таки вызову врача! – он решительно дёрнулся к двери всем телом, но Аэлла успела преградить ему путь, воскликнула:
– Не надо, пожалуйста!
– Почему? – Мирон искренне удивился, глядя сверху.
– Я не хочу, чтобы кто-нибудь знал…
– Что ты болеешь? – он перебил её шёпот.
– …что мы вместе… – она договорила то, что хотела, а он помешал ей. Мирон промолчал, раздумывая, потом добавил негромко:
– Я могу найти твою служанку, и пусть она сама позовёт врача, я могу сам этого и не делать…
– Не надо, – она отрицательно покачала головой, пряди её светлых волос приковывали взгляд, и глаза Мирона охватывали её всю: лицо, волосы, шею, растерянную улыбку-просьбу. – Я не хочу, чтобы кто-то даже догадывался…
– Почему? – он шепнул недоумённо.
– Не хочу и всё… – она настойчиво поджала губы.
Идвар пожал плечами:
– Как хочешь…
Аэлла убрала в вазу нож и разрезанное яблоко, до этого они были у неё в руках, достала лишь одну дольку, откусила неторопливо.
– А лечиться?
– Завтра уже всё будет нормально… Вот увидишь.
– Ты ела что-нибудь, кроме своих яблок?
– Я ничего не хочу… – она опять откусила от яблока.
– Ослабнешь…
– Я всё наверстаю… потом…
Идвар ближе подошёл к ней, осторожно взял пальцами одну из прядок волос, покрутил, навивая на костяшку пальца, смотрел, как сверкает она при свете свечей на изгибах. Прекрасно, до чего же красиво! Он поднял глаза, глядя исподлобья, и встретил взгляд девушки. Смутился. Отпустил, быстро распутывая палец.
– Извини…
– Да нет, почему же, если тебе это интересно, если тебе нравится… – она улыбнулась мягко.
– Я скучал по тебе… – он прошептал ей в глаза, осторожно взял за локти и подтянул к себе, ища губы для поцелуя. Аэлла привстала на цыпочки, подняла лицо навстречу. Он целовал её, целовал губы, лоб, глаза, шептал, щекоча кожу горячим дыханием:– Я скучал… Я так хотел… так хотел обнять тебя… Любимая… Милая моя… Так хотел…
Через тонкую шерстяную рубашку он чувствовал её тело, так близко, такое доступное, горячее, аж голова шла кругом, дыхание перехватывало от одних лишь поцелуев, оттого, что чувствовал ладонями её тело через тонкую ткань. Ему было так мало надо, чтобы возбуждение вскружило голову, чтобы от страсти задрожало всё тело.
Идвар подтолкнул её чуть вперёд, сталкивая в сторону вазу с фруктами. Аэлла отступила, упёрлась в стол, но Мирон чуть подсадил её, не отпуская от себя, ласкал спину, утопая пальцами в волосах. Аэлла вынуждена была раздвинуть бёдра, чтобы позволить ему быть близко, поэтому подол рубашки поднялся вверх, открывая ноги. И Идвар ласкал горячими ладонями её колени, поднимаясь всё выше. Добрался до живота, груди, касался плеч, тонкой светлой кожи на внутренней стороне рук. Она сводила его с ума, завораживала, он уже и думать не мог ни о чём другом, кроме, как о ней, о тех чувствах, что она в нём рождала, о тех наслаждениях, причиной которых была только она…
На этот раз он не торопился, был аккуратным, прижимал её к себе, чувствуя, как пряди волос её скользят по рукам, касаются лица, обнажённой груди, освобождённой от одежды. Разве такое можно терпеть? Разве это в силах человека?..
Аэлла кусала губы, сдерживая хриплый выдох, закрывала глаза, запрокидывая голову, покорно отдавалась его страсти, его напору, дрожала всем телом.
Он утонул лицом в её волосах, прижимаясь щекой к шее под ухом, до скрипа стиснул зубы, зажмуриваясь, молча перетерпел и хрипло выдохнул. Аэлла обнимала его за шею и чувствовала, как стучит под пальцами его сердце. Замерла в ожидании.
– Проклятье… – прошептал Мирон чуть слышно.
– Что?.. – она заглядывала ему в лицо, ловила взгляд.
– Опять… не успел…
Она осторожно коснулась пальцами его лба, убрала мокрую прядку волос, ставшую ещё чернее. Шепнула:
– Не убивайся так…
Он хрипло усмехнулся на её замечание, скривил губы:
– А если ребёнок?.. – спросил многозначительно, и Аэлла стушевалась, она и не думала об этом, а ведь, в самом деле, всё теперь может обернуться и так. А что она может сделать, если она и о своей будущей жизни-то ничего определённого сказать не может. А ребёнок – это ответственность, тогда ей придётся жить ради него, и заботиться о себе ради него.
Это расстроило её, она отвернулась, закрывая глаза. Идвар отступил назад, не отпуская Аэллы, так и держал её, прижимая к себе, она обнимала его ногами за бёдра. Он опрокинул её на постель на спину, поцеловал в губы, лёг рядом, натянув на двоих тёплое одеяло. Нашёл её ладонь, переплёл пальцы свои и её. Они долго лежали молча, не говоря друг другу ни слова.
Слабость и головокружение не покидали Аэллу, а сейчас даже усилились. Она негромко спросила:
– Можно вопрос?
– М-м-м… – согласно промычал он, чуть стиснув её пальцы в кулаке.
– Твой отец, король… он пришлёт письмо… прикажет казнить меня… Ты это сделаешь? – она перевела глаза и в упор посмотрела в его лицо. Идвар замер, даже дышать перестал, дрогнул бровями, нахмуриваясь. Видно было, растерялся сильно. Сейчас он меньше всего думал об этом.
– Ну… – замялся, дёрнул подбородком, будто что-то душило его. – Я не думаю, что он сделает это…
– Я спросила, – голос её был твёрдым, аж в ушах от него зазвенело, – ты просто ответь мне: “да” или “нет”…
Он опять стушевался, долго молчал, прошептал:
– Я не хочу говорить об этом…
Аэлла приподнялась на локте, поворачиваясь на живот, пристально всмотрелась в лицо любовника, поджала губы:
– Ты прикажешь казнить меня?
– Аэлла, милая… – он потянулся к ней навстречу, но она перебила его:
– Сделаешь это?
– Нет! – он тоже повысил голос, ответил резко.
– Пойдёшь против отца? Он – твой король, как прикажет, так и сделаешь, иначе сам попадёшь в опалу… Ты – военный, приказ старшего для тебя – закон…
– Я смогу переубедить его… – он говорил так, что и сам в это не верил. Аэлла усмехнулась, уткнулась лицом в подушку; плечи, лопатки остро выпирали под одеялом, и Идвару хотелось обнять её, утешить, сказать, что всё будет хорошо, что все её страхи – пустяк, но сам не сдвинулся с места. Вздохнул, чуть стиснул пальцы её ладони в кулаке.
Ему лет двенадцать было, когда отец впервые взял его на охоту. Они тогда загоняли в ловушку волков и лис, и в норе лисят нашли. Они разбежались, а некоторых успели убить – затравили собаками. Одного Идвар тогда успел спасти от собак, забрал себе, спрятал под плащ. Отец тогда только усмехнулся, а старший брат глянул презрительно. Они всё ждали, когда он надоест ему, когда он его бросит, а Идвар ловил ему мышей в амбаре, кормил сыром, всё больше привязываясь. А потом не нашёл его, слуги сказали, выпустили в лес, и только потом он узнал, что отец забрал его в поле для натаскивания молодых собак…
Сказать, что Идвар тогда пережил личную трагедию, ничего не сказать… Он попытался уйти из дома, его поймали на следующий день, и король приказал выпороть сына за гордость и непослушание…
И сейчас… Он осмелится не выполнить приказа?.. Осмелится, потому что влюбился, потому что дороже этой девушки у него никого больше нет…
Идвар приблизился к ней, сгрёб через спину рукой, подтягивая к себе, путая её волосы. Шептал чуть слышно:
– Аэлла, любимая, я не сделаю этого, слышишь меня?.. Не сделаю… никогда не сделаю… Я же обещал тебе, помнишь?..
Она повернула голову на бок и через пряди волос посмотрела ему в лицо, разомкнула сухие губы:
– Он убьёт тебя…
– Не убьёт, А́дорру только четырнадцать, вся армия за мной, он не сменит меня на него… Это рискованно, поднимутся другие земли… Да и графы-вассалы отца…
– Это не имеет значения… – мягко перебила она и отвела глаза в сторону.
– Имеет. Отец не любит… Он боится заговора… Он не станет менять главнокомандующего…
– Хорошо ли ты знаешь своего отца? – спросила вдруг она, опять перебивая, и Идвар заметил румянец на её скулах – у неё опять начался жар! Он смутился, а, в самом деле, хорошо ли он знает своего отца, что бы вот так уверенно говорить?.. Его никто не знает.
Идвар уронил голову ей на плечо, прижался лбом.
– Я всё равно не сделаю, даже, если он прикажет…
Аэлла перевернулась на спину, и голова Мирона оказалась у неё на груди, прямо на одеяле. Аэлла запустила пальцы в волосы Идвара как раз надо лбом, оттянула голову назад, глядя в глаза, мельком заметила полоску белых зубов между губами.
– Мы ничего, ничего не знаем… глупцы… Живём себе пока, и ничего не знаем… Ни ты, ни я… – она покачала головой. – Я боюсь, Идвар… – прошептала вдруг о том, что прятала на душе. – Я не хочу умирать… – голос её сорвался, даже шёпот не стало слышно.
Идвар дёрнулся вперёд, освобождаясь от её руки, хотел поцеловать в губы, но она отвернулась, подставляя щёку, в неё-то он её и поцеловал.
– Не бойся… Пожалуйста… Прошу тебя… Ты не умрёшь, я не позволю, я никому не дам сделать тебе больно… Милая моя… Любимая… – он прижался глазницей к её скуле, не зная, как ещё утешить, что ещё сказать.
Аэлла усмехнулась, снова запуская пальцы в волосы на его голове, улыбнулась:
– Мы ничего, ничего не знаем… – отвернулась, глядя в сторону. – Разве можно сейчас гадать…
И он был согласен с ней, согласен целиком и полностью. Кто ещё знает, что будет завтра?
*
И на следующий день он пришёл к ней, и на следующий – тоже. Но в этот день он не сумел найти её, обошёл всю комнату, с самого утра нетопленную, остановился. Не было её. Наверное, ей уже стало лучше, и она вернулась к себе. Он не увидит её сегодня.
Идвар упал на пустую постель лицом вверх, смотрел в тёмный потолок. Вчера только виделись, а он уже скучал, хотел поглядеть в лицо, коснуться, поцеловать. Вздохнул. Вспоминались её страхи, её боязнь, разговоры о смерти, о короле… Он не позволит отцу, и даже, если придёт письмо с приказом, он не сделает этого, он привезёт её в Мирополь, и будет разговаривать с отцом, он переубедит его. Он должен…
И она боялась этого, может, поэтому она и позволила ему? Может, только поэтому и отдавалась? Ищет защитника? Боится смерти и поэтому? Нисколько не любит, ведь ни разу не говорила об этом! Ни разу не признавалась! Только он один постоянно говорит ей об этом! Всё время говорит, твердит, что любит, сам говорит, но не она!..
И эти неожиданные мысли ошеломили его, даже дыхание остановилось. Идвар тяжело моргнул и отвернулся со стоном, будто что-то вдруг заболело у него. Нет, он не мог в это поверить! Он ведь влюбился в неё, как мальчишка, и она тоже что-то должна испытывать в ответ… Ведь не может же она… без любви… Хотя, бывали в его жизни и такие, что могли… Только такие и были… Это не признак…
Идвар повернулся на бок, уткнулся лицом в подушку, и ему казалось, что он улавливает запах её волос.
Если сейчас он будет думать о её чувствах к нему, у него разобьётся сердце.
Она не смогла убить его! А причины были и очень даже веские: он захватил её страну, столицу, убил отца… По сути, она должна ненавидеть его! И она будет права, но… она боится смерти и поэтому… Стоит ли её за это винить?
Он устал от своих подозрений и мыслей, не заметил, как провалился в сон, во сне уже уловил шорох и резко проснулся. Прямо перед ним, лицом к лицу сидела на полу у кровати Аэлла, сидела и рассматривала его лицо, спящего.
– Ты? – Идвар резко отстранился, быстро протёр ладонью сонное лицо, глаза, буркнул недовольно:– Не люблю, когда на меня смотрят… на спящего…
– Почему? – мягко спросила, улыбаясь.
– Не люблю и всё… – он огляделся. – Как ты зашла, я не слышал?
Аэлла пожала плечами, мол, так получилось.
– Мне было жалко будить тебя, а вдруг тебе снится хороший сон… Я не хотела мешать тебе…
Идвар сел на постели по-турецки, посмотрел сверху, резким кивком отбросил волосы со лба.
– Давно ты здесь?
Она пожала плечами неопределённо.
– Я так и думала, что ты здесь, ждала, когда Эл заснёт, думаю, схожу, проверю…
Идвар улыбнулся одной половиной губ, все мысли его вдруг вернулись, все сомнения. Но он не мог заговорить о них, боялся её ответа.
– Не сиди на полу! Он холодный! Давно ли болела?
– Ещё болею… – она улыбнулась ему.
– Вставай! – он настойчиво нахмурился, и Аэлла поднялась, не пряча озорной улыбки, поперёк легла на кровати рядом с Идваром. Тот глядел на неё сверху и сбоку. Она была в одной бархатной накидке, а под ней – тонкая шерстяная рубашка до пят, войлочные тапочки она, брыкнув, сбросила на пол.
– Ты перебралась к себе?
– Эл беспокоится, я не хочу никаких подозрений.
– Как ты себя чувствуешь?
– Сегодня – лучше, чем вчера, а завтра будет лучше, чем сегодня, – она улыбалась, следя за ним через ресницы.
– Если опять не застынешь, – добавил Мирон негромко.
– Ты мне не дашь… – до чего же она была по-детски милой, непосредственной.
“Любишь ли ты меня?.. Любишь ли?..”– мучился он вопросами. А она вдруг спросила:
– Письмо от короля не приходило?
У Идвара аж что-то внутри оборвалось – “нет!”, он медленно покачал головой, не сводя глаз с её лица. Почувствовал, как сами собой начали стискиваться кулаки, пальцы стали наливаться тяжестью. Она только для этого пришла, для этого и всё…
Он довольно грубовато положил на её колено тяжёлую ладонь, сжал пальцами, и в глазах Аэллы дрогнуло беспокойство, тревога, но она не попыталась даже помешать ему. Рука пошла вверх по бедру, замерла, вызывая у девушки выдох, она даже инстинктивно, по-женски, сомкнула бёдра.
Шепнула вдруг, не сводя глаз:
– Что ты делаешь, Идвар?
Но он уже навалился сверху, стискивая запястья рук её слева и справа от головы, протолкнул между ног острое колено. Она недоумённо глядела ему в глаза. Идвар, не дав опомниться, стал требовательно сухо целовать горячие губы, впиваясь пальцами в тонкую кожу запястий. Аэлла замотала головой, жмурясь от боли его поцелуев, чувствовала, как от сопротивления всем телом бархатная накидка поднимается вверх, цепляясь за одежду, тащит за собой и рубашку, открывая ноги.
Она зашептала возмущённо:
– Ты с ума сошёл! Идвар, мне больно… Я не хочу так… Не хочу!
Он замер, поглядел в её огромные серые глаза, наполненные страхом, спросил:
– Ты делаешь это, чтобы я не убил тебя по приказу отца?
Она нахмурилась, не понимая вопроса:
– Делаю – что?
– Ты стала моей любовницей, чтобы я не убил тебя, если отец прикажет?
Секунду она молчала, пока вопрос его доходил до сознания, потом громко ответила через зубы:
– Нет!
– Нет? – переспросил Мирон озадаченно. – Как, нет? А зачем, тогда? – он разжал пальцы, отпуская её запястья, отстранился на локте. И Аэлла постаралась выбраться из-под него, но это ей не удалось, приподнялась на обоих локтях.
– Потому что – дура, влюбилась, как маленькая, а теперь терплю… – “Влюбилась… влюбилась… влюбилась…”– стучало в его голове с каждым ударом сердца, он смотрел на неё во все глаза. – Я никого никогда не любила, у меня и мальчиков-то знакомых не было, отец следил… А тебя увидела… чужого… не такого, как все… Влюбилась… У вас там, конечно, всё по-другому… И нравы не те… Но ты не думай, что у нас все девушки такие, как я, доступные дуры… Нет, это я одна такая… Влюбилась в убийцу отца, и сама себе боюсь признаться… Меня все осудят, и наши, и ваши… И отец твой будет прав… Боже, о чём я говорю? – она рухнула на спину между своих локтей, отвернулась, пряча ставшие влажными глаза.
