Текст книги "Признание(СИ)"

Автор книги: Александра Лисина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 26 страниц)

Александра Лисина
Часть 5. Признание

Пролог

Ночь, тихая и звездная.

Река, прозрачная и бездонная.

Луна, высокая и яркая...

На вершине одинокой скалы стоят, обнявшись, двое: мужчина с суровым, немного жестким лицом, а рядом, уютно устроившись в кольце его сильных рук, юная девушка с длинными светлыми волосами и затаенной, удивительно нежной улыбкой.

Невыразимый покой царит в их слитых воедино душах. Невероятная нега наполняет все их существо. Непроходящее блаженство, умиротворение, тихая радость... внутри каждого живет сейчас столько чувств, что невозможно остановиться на чем-то одном. Они, как бескрайнее синее море, качаются на волнах взаимного блаженства, пришедшего на смену недавно отгремевшей буре. Словно две разделенные половинки, наконец-то обретшие цельность. И словно два осколка разбитого сердца, наконец-то, склеенные воедино.

Они не смотрят глаза в глаза – этого не нужно, чтобы услышать и понять друг друга. Они молчат, потому что слова тут совершенно излишни. Они пристально всматриваются вдаль, в одну, известную только им двоим точку, и слабо улыбаются чему-то, все еще не слишком веря, что это происходит наяву. Молодые, полные тихого счастья и странного понимания, что так и должно было случиться. Теперь им достаточно почувствовать легкое прикосновение, достаточно мимолетного взгляда, короткого вздоха, чтобы выразить все, что творится на душе. Достаточно просто слышать биение их общего Сердца, чтобы понимать, что ничего прекраснее в этом мире нет и больше не будет.

Они вместе. Неожиданно и наперекор всему теперь вместе. И эта правда настолько удивительна и невероятна, что даже они к ней еще не привыкли.

Прижавшись к нему спиной, она с наслаждением вдыхает аромат ночной прохлады. Затаив дыхание, чутко слушает притихший в сумерках лес и неотрывно смотрит наверх – туда, где величественным куполом раскинулось непроницаемо черное небо, в котором, словно крохотные бриллианты, загадочно поблескивают бесконечно далекие, но кажущиеся такими доступными звезды.

Ее тонкое платье едва заметно трепещет на ветру, нетерпеливо подрагивая и словно пытаясь вырваться из кольца мужских рук, бережно обнявших стройный стан девушки. Пепельно-серые волосы легонько щекочут щеку мужчины. На ее лице царит невероятный покой, а в серо-голубых глазах то и дело вспыхивают слабые сиреневые искорки. Точно такие же, что ритмично загораются и в его расширенных зрачках.

Наклонившись вперед, он нежно касается губами ее макушки.

– Знаешь... мне все время кажется, что это – сон.

Девушка прижимается в ответ и на мгновение прикрывает глаза.

– Тогда, значит, я тоже сплю. Но это – хороший сон. Пусть он длится вечно. Потому что если я вдруг открою глаза, а тебя рядом не будет, то тогда не стоит просыпаться вовсе. Я не хочу, чтобы ты исчезал.

– Не исчезну, – его губы трогает легкая улыбка. – Никуда от тебя не уйду. Обещаю.

– Я верю. Но если вдруг это случится, я все равно тебя найду: у нас ведь теперь одно Сердце на двоих.

– А ты... не жалеешь?

– О чем? – удивленно оборачивается она, и он неожиданно отводит взгляд, не зная, как выразить свое беспокойство. – О, боже... ты все еще сомневаешься?!

– Нет. Просто...

– Глупый, – укоризненно шепчет она и, приподнявшись на цыпочках, осторожно тянется к его губам. – Какой же ты глупый. Какие еще тебе нужны доказательства?

На какое-то время ветер смиренно утихает вокруг замершей пары, не смея лишний раз взъерошить их волосы. Звезды наверху лукаво подмигивают, словно говоря, что сейчас действительно не время для разговоров. Луна хитро улыбается, благосклонно взирая на них с небес, а потом деликатно заходит за облачко, набрасывая на влюбленных целомудренный покров темноты. Но вскоре возвращается обратно – для того, чтобы снова осветить ее умиротворенное лицо и отразиться яркими бликами в его расширенных зрачках.

Не в силах противостоять ее чарам, он крепко обнимает прильнувшую девушку. Надолго позабыв обо всем, нежно целует в ответ, бережно касаясь ее лба, носа, глаз. Затем возвращается к приоткрытым губам, приникает надолго, страстно желая, чтобы этот миг никогда не кончался... однако все же останавливается и отстраняется, с трудом заставляя себя не слышать ее разочарованный вздох.

– Меня не это тревожит, родная, – тихо говорит он, беспокойно всматриваясь в ее сияющие глаза. – Я верю тебе. Постоянно слышу, как бьется твое Сердце. Чувствую нас каждый миг. И знаю... хоть это невероятно... что ты тоже рада...

– Я счастлива, – так же тихо поправляет она, и он снова слабо улыбается, даже сейчас с трудом веря в то, что все-таки сумел завоевать свою Эиталле. В то, что она остается с ним по доброй воле. Без всяких чар. Без обмана. Не из жалости. Просто любит его всем сердцем и хочет быть рядом целую вечность.

Он очень бережно целует ее снова и коротко выдыхает:

– Спасибо тебе... за все. За то, что стоишь здесь. За то, что даришь мне жизнь. За то, что любишь. И, особенно, за то, что прощаешь... маленький, чистый, любимый мой человечек. Но я уже сказал: меня не это тревожит.

– Тогда в чем дело?

– В том, что Альварис, каким бы он ни был скрытным и ловким мерзавцем, не мог стремиться в Занд в одиночку.

– Как это? – удивленно вздрагивает она, неверяще поднимая голову, но он предельно серьезен.

– Кто-то еще должен был быть с ним рядом, – настойчиво повторяет, глядя в ее расширенные глаза. – Кто-то, кто скрывал его тайну. Кто помогал. Следил за тем, за чем не мог уследить он сам... понимаешь? Ты же видела: он привел с собой троих. Молодых магов, отнюдь не самых последних в Ковене. И я боюсь... точнее, я почти уверен, что их на самом деле гораздо больше. Ведь кто-то должен был помогать с ему башней, охотиться за юными магами и подвергать их Чарам Забвения. Кто-то должен был прикрывать Внутреннее море от чужаков и следить за тем, чтобы правда о том тумане ни в одном из Четырех Королевств не достигла ненужных ушей.

Она вдруг тревожно замирает.

– Всевышний... я об этом совсем не подумала!

– А я думаю, – тихо признается он. – Это просто не идет у меня из головы. Особенно те сведения, что сообщил мне один любопытный парнишка... твой земляк, кстати... чудом вырвавшийся из рук наемников Альвариса. Так вот: он сказал, что магический туман не раз и не два приходил в окрестные деревни, что о нем знали; знали, что он приходит примерно раз в шесть или семь лет. Люди заранее готовились и даже убегали, когда чувствовали неладное. Он сказал также, что они много раз обращались за помощью, однако никто из городских магов не встревожился. Никто не отправил в эти деревни даже слабенького чародея. Не проверил их слова. И никаких сигналов наверх тоже не поступало, иначе Снежные Горы давно бы уже обшарили в поисках той башни, что ты видела. Весь Аргаир бы перерыли в поисках пропавших детей... да и не только детей, потому что, как оказалось, за эти годы пропало без вести или погибло немало взрослых. И кто-то должен был этим заинтересоваться. Кто-то должен был встревожиться. Хоть какие-то сведения должны были до нас дойти. Хотя бы до Охранителей. Однако этого не случилось. А так не бывает, понимаешь? Не бывает, если только кто-то намеренно не уничтожал их, старательно тая от Ковена. Причем кто-то, обладающий достаточной властью, чтобы надежно закрыть чужие рты и заставить отступиться от поисков.

– Хочешь сказать, тут замешан Совет?!

– Не исключено, – он заметно мрачнеет. – Раз уж его Глава оказался нечист на руку, то вполне вероятно, что есть кто-то еще, кто в этом замешан. Один или два. А может, больше... кто знает, кого за эти десятилетия Альварис сумел перетянуть на свою сторону? Он ведь много лет искал способ проникнуть в Занд. Больше полувека исследовал старые рукописи, пророчества, выискивал себе добровольных или принудительных помощников, рыл землю, использовал магию, опираясь на знания Марсо... не забудь, что Марсо тоже когда-то входил в Совет! И тоже, как Альварис, поддался соблазну!

Она неожиданно поджимает губы и отводит глаза.

– Сейчас в Совете насчитывается двенадцать человек, – тихо продолжает он. – Точнее, теперь уже одиннадцать. Кого-то я знаю лично. О ком-то только слышал. Но я точно знаю, что каждый из них, в силу своего статуса и положения, имеет довольно четкое представление о Занде. Пускай, не соответствующее истине целиком, но, по крайней мере, они знают о Сердце, о роли эльфов в Его охране и о том, почему Занд должен оставаться неприкосновенным. Из них... хоть мне и не хочется об этом думать... кто-то вполне мог согласиться с Альварисом, что на исходе тысячи лет, когда появляется реальный шанс к Нему подобраться, можно рискнуть. И можно нарушить древние запреты, чтобы получить что-то важное для себя одного.

– Они все равно скоро узнают... – вдруг шепчет она, невидяще глядя перед собой.

Он быстро кивает.

– Да. Смерть Главы Совета не может остаться незамеченной. А это значит, что очень скоро, как минимум, одиннадцать человек будут в курсе, что Академия осталась без своего директора.

– Они будут искать виновников.

– Безусловно.

– И когда-нибудь они поймут, после чего придут сюда. К нам. К Сердцу.

– Не думаю, – вдруг хищно улыбается он, и глаза его вспыхивают недобрым волчьим блеском. – Как раз на этот счет беспокоиться не стоит.

Она хмурится.

– Стоит. Рано или поздно те, кто помогал ЕМУ, окажутся здесь. Если они знают, куда он пошел и где погиб, то наверняка придут. Чтобы закончить его дело или отомстить.

– Нет, родная. Не придут. Потому что я намереваюсь не дать им этого сделать.

– Как?

– Я найду их раньше.

Она вздрагивает снова.

– Что?! – а потом едва не отшатывается, внезапно понимая то, чего он не договорил. – Ты собираешься вернуться?!! За ними?! Собираешься прийти в Совет и найти тех, кто пошел за Альварисом?!

– Так будет лучше для нас, – он успокаивающе касается губами ее лба. – И спокойнее для Занда. Лучше я найду их там, чем они потом придут сюда. Этот сорняк должен быть вырван как можно раньше, иначе они не оставят нас в покое.

– Викран, это опасно!

– Нет, любовь моя. Не опасно. Просто потому, что никто не знает, что ты – моя Эиталле и что мы были в Занде. Как никто, кроме нас с тобой, не знает, что же такое Сердце Зандокара и с кем именно встретился Альварис перед смертью.

Она прикусывает губу.

– Тебя будут расспрашивать. Проверять. В нашем исчезновении слишком много совпадений и странностей.

– Я знаю, – спокойно кивает он. – Но это ничего не изменит: они никогда не узнают правду о Сердце. Я исправил свой Щит. Благодаря Перводереву, я усилил свой дар. Спрятал его след в наших с тобой аурах и сделал так, что теперь никакое вмешательство не отыщет его, если мы впрямую не обратимся к Его силе. Я изменил ее цвет, сделав совершенно таким, как раньше, и никому не говорил, куда и зачем меня отправил Альварис. Он сам ни слова не сказал в Совете, иначе тебя давно потребовали бы привести на Собрание. Так что с этой стороны можно быть спокойными. И потом, не забывай: для всей Академии ты не сбежала, обойдя наружную защиту. Не портила нам Источник. Не ломала Охранные Сети (которые, кстати, я починил перед тем, как покинуть Академию). И не читала всех тех книг, что нашел для тебя Марсо. Ты никогда не была в Хранилище... ты – самая обычная ученица, которая всего лишь отправилась на длительную практику со своим новым учителем.

– Но...

– О Кере придется сказать правду, – успокаивающе пожимает ее ладонь маг. – Это неизбежно. Его видели слишком многие, а виары и вампы видели еще и много лишнего, так что Совету не составит труда проверить наши слова. Однако объяснить его присутствие и цвет твоих волос мы сможем, не прибегая ко лжи. Как сможем сказать, кто, где и когда слегка подправил твой дар. Полагаю, стоит выдать им часть правды... самим... тогда они не станут допытываться про все остальное.

– А Иголочка?

– Она-то нам и поможет, – улыбается он. – И твой Листик, и Шипик, и даже Зорг. Это будет еще одно доказательство исключительности твоего дара и, вполне вероятно, весьма любопытное для Совета свойство, которое обязательно нужно будет изучить и исследовать. Но ни в коем случае не повредить. А кому, как ты думаешь, придется этим заниматься, если все пройдет благополучно?

Она удивленно моргает.

– Кому?

– Мне, конечно, – смеется он. – Раз уж тебе не повезло заполучить в учителя настоящего Охранителя, целых десять лет служившего на окраине Охранных лесов, то ему, судя по всему, и предстоит взять на себя эту утомительную обязанность. Но не сейчас, конечно, а немного позже, когда все успокоится.

– Почему это позже? – совсем озадачивается она.

– Потому что, родная, сперва я узнаю все сам. А уж потом, если риска не будет, приду за тобой.

– Мне это не нравится, – вдруг нахмуривается девушка. – Если ты решил вернуться, чтобы найти предателя, то я возвращаюсь тоже.

Он вздрагивает и, резко изменившись в лице, вдруг отшатывается.

– Что?!

– А как ты объяснишь, что вернулся один? – резонно вопрошает она, напряженно при этом размышляя. – Где, скажешь, бросил свою ученицу? Почему не привел ее обратно, когда произошла такая "трагедия"? Это будет выглядеть подозрительно. А значит, вызовет недоверие и ненужные вопросы, на которые нам обоим вскоре придется отвечать. И потом: ты ведь сам говорил, что мне надо учиться. Говорил, что я должна совершенствоваться и набираться опыта. Сказал, что мне нужна практика, а без тебя никакой практики не получится. И вообще, у меня там друзья остались. И Лир я почти не видела. Я не стану сидеть тут, не зная, что там творится. К тому же, Кеари еще маленькая. Она не сможет защитить тебя так, как Кер. Тебе может потребоваться наша помощь. И Сердцу – тоже. Вдруг обо мне все-таки кто-то узнал? Вдруг ты попадешь в беду? А я даже не смогу оказаться рядом, когда это потребуется!

– Айра...

– Ты обещал, – шепчет она, прижимаясь к его груди. – Обещал, что не уйдешь. Обещал, что мы будем вместе, обещал меня не бросать! Если с тобой что-нибудь случится, Сердце погибнет! И я погибну тоже! Но я не хочу умирать! И не хочу, чтобы умер ты! Мы – одно, Викран дер Соллен. Оба теперь – одно целое. Куда ты, туда и я. В жизни или смерти. Ты помнишь? Ты поклялся!

Он крепко зажмуривается, чтобы не видеть ее лица.

– Викран...

Он замирает, старясь не слышать боль в ее голосе.

– Пожалуйста...

А потом вздрагивает, словно от удара, потому что в ее глазах показываются первые слезы.

– Не оставляй меня...

– Хорошо, – коротко выдыхает он, не в силах выносить ее отчаянную мольбу. – Если ты настаиваешь, мы вернемся вместе. Но обещай мне, что не будешь рисковать. Обещай, что не скажешь ничего перед Советом, кроме того, что велю я. Никогда не покажешь, что что-то изменилось между нами. Ты будешь говорить, вести себя и делать все так, как было ДО это. Понимаешь? Где бы ни была. С кем бы ни находилась. Кто бы о чем ни спросил... ты будешь равнодушной. Так, словно ничего не изменилось.

– Я согласна, – шепчет она, обнимая его за шею. – На все согласна ради тебя. Я не хочу, чтобы мы расставались.

Он только вздыхает. А потом прижимает ее к себе и неохотно признает, что вряд ли смог бы прожить так долго в одиночестве. Особенно теперь, когда точно знает, что она – есть, его упрямая Эиталле, и что с нетерпением ждет его возвращения. Что любит его. Тревожится. Точно так же, как он тревожится о ней.

А потом он слабо улыбается и решает, что она все-таки права. И это, наверное, к лучшему: ведь когда Сердце цело, оно вдвое сильнее и гораздо спокойнее.

Глава 1

Над Академией Высокого Искусства шел дождь. В первый раз за многие годы ее существования, но далеко не в последний.

На некогда ясном небе повисли мрачные серые тучи. Внезапно задул холодный северный ветер. Теплое летнее солнце, долгое время не оставлявшее своим вниманием искусственно выстроенный остров, расстроено спряталось, а прозрачные капли влаги, неустанно оседающие на стеклах, стали похожи на горькие, невыплаканные слезы.

В некогда оживленных коридорах, будто почувствовав нехорошие перемены, стало на удивление пустынно. В них почти не слышался задорный смех, не звучали громкие восклицания, не мутузили друг друга в шутку молодые ученики, не бежали торопливо на уже начавшийся урок... Академия впервые за много лет выглядела подавленной, заброшенной и какой-то растерянной. Нет, уроков, никто не отменял. Ни в тот день, когда по коридорам, прямо посреди учебного процесса, вдруг пронесся внеочередной удар медного гонга; ни когда усиленный заклятием голос господина Иверо Огэ скорбно сообщил, что лер Альварис покинул свой пост и отныне обязанности директора станет выполнять он; ни во все последующие дни, во время которых странное гнетущее ощущение и необъяснимое чувство неправильности происходящего только росли.

Адептам долго не говорили, в чем дело. Не поясняли причину столько резких изменений. Не вдавались в подробности, старательно избегали расспросов, но растерянный и крайне озабоченный вид преподавателей говорил сам за себя.

Что случилось? Как и почему лер Альварис ушел? Как, в конце концов, могло произойти, что один из сильнейших чародеев Ковена решил бросить свое любимое детище, если на протяжении сорока лет бессменно возглавлял его, укреплял, обихаживал, всячески холил и лелеял?

Ученики терялись в догадках. Однако внезапное изменение погоды, неожиданно случившиеся перед исчезновением лера Альвариса проблемы с Охранными Сетями, подозрительное молчание учителей и отсутствие каких бы то ни было сведений не могли не наводить на мысли, что с уважаемым директором и Главой Совета магов случилось что-то нехорошее. А потом, наконец, стало известно о том, что он не просто пропал, а трагически погиб, и Академия, несколько дней побыв в глубоком шоке, погрузилась в тяжелый, гнетущий траур.

Юные маги ходили из класса в класс очень тихо, словно боялись растревожить спящее эхо. Они не хлопали дверьми, не мчались сломя голову в перерывах, неслышными серыми тенями проскальзывали под стенами, а между занятиями пугливо шептались в углах, то и дело внимательно посматривая по сторонам. Настороженные, взволнованные, встревоженные и почти ничего не понимающие. Но голосов никто не повышал: ни они, ни заметно помрачневшие в эти дни преподаватели – страшная весть слишком сильно выбила всех из колеи, чтобы жизнь успела войти в свое привычное русло.

На башнях Академии были приспущены флаги. Свет магических огоньков тоже казался тусклым и намеренно приглушенным. Снаружи небо тоже упорно хмурилось, в классах стало как-то неуютно. В Академический Сад без острой необходимости старались не выходить, потому что прогулки по мокрой траве и под капающими деревьями никак не способствовали поднятию настроения. А из-за непрекращающегося дождя создавалось впечатление, что сама природа скорбит по ушедшему леру, отдавая последнюю дань его рано упокоившейся душе.

Одновременно с этим на острове усилили Защитные Сети, наложили дополнительные Охранные Круги, старшекурсникам, вопреки прежним порядкам, строго запретили пребывать вне корпусов после отбоя, а контроль за "малышней" усилился настолько, что на некоторое время ученики чувствовали себя как арестанты в тюрьме для опасных преступников.

И это тоже не добавляло оптимизма.

Единственные, кто имел достаточно свободы, были виары и вампы, но лишь потому, что за пределы Волчьего Леса их и так никто не отпускал. Мощные порталы надежно отгораживали их от остальных адептов. Отдельно выстроенные корпуса никак не сообщались с другими жилыми помещениями, не имели наружных входов и выходов, осуществляя передвижение нелюдей строго по телепортам, так что при желании их можно было полностью изолировать от молодых магов. К счастью, пока до таких строгостей не дошло, однако лер Борже и господин Уртос теперь были обязаны самолично убеждаться каждую ночь в том, что их своенравные подопечные вовремя возвращались в свои комнаты. И для этого на каждого виара (и, разумеется, вампа) нацепили по специальному значку, благодаря которому учителя всегда могли узнать, где именно находится тот или иной ученик в каждый конкретный момент времени.

Иными словами, ужесточение режима коснулось всей Академии. Включая преподавателей, потому что даже для них убрали свободный режим пребывания на острове, и отныне каждый из учителей, покидая его, был обязан заранее сообщить об этом леру Иверу Огэ, после чего открывался один единственный портал в Лир, которым только и было разрешено пользоваться. Под надзором и при личном участии нового директора, который, кажется, всерьез озаботился вопросами безопасности. Просто потому, что лер Альварис был весьма опытным и одним из сильнейших магов в Ковене. Он по праву вступил Совет и по праву носил звание его Главы. Его неожиданная гибель не могла не тревожить. Особенно по той причине, что сравнительно недавно Зандокар уже пережил очередную Катастрофу, и думать о том, что кто-то снова решил выступить против Ковена... да еще так дерзко... имея столько мощи, что ей не сумел противостоять даже Глава Двенадцати... кто-то, никому неизвестный, но при этом обладающей немалой мощью...

Неудивительно, что лер Огэ так обеспокоился.

К тому же, подробности случившегося с лером Альварисом были ему неизвестны. За исключением того, что тот погиб где-то в окрестностях Занда. Погиб быстро и внезапно. От удара неимоверной мощи, сильно потревожившего Охранные леса. Однако произошло это так неожиданно, что даже Охранители смогли лишь уловить колебания Эфира и запоздало сообразить, что кто-то из чародеев потерял свой дар... вместе с жизнью. Ведь смерть никогда не проходит бесследно. А смерть мага – тем более. Так что о внезапной гибели Альвариса узнали быстро. Вот только причину ее никто так и не выяснил. По крайней мере, пока. И до выяснения всех обстоятельств Академию, хранящую в себе весь магический потенциал Зандокара, было решено надежно отгородить от остального мира. Хотя бы до тех пор, пока не станет ясно: есть ли реальная опасность для нее или нет.

Обо всем этом ученики, разумеется, не знали, но последствия такого решения почувствовали очень хорошо. А потому тоже встревожились, забеспокоились и притихли. Даже самые буйные проявили поразительную покладистость. Даже высокомерные вампы и непримиримые виары смирились с ограничением свободы... все. И этому немало способствовало то, что сразу после недолгих каникул на их жилые комнаты было наброшено сразу по нескольку мощных сигнальных Сетей. Хотя, конечно, наиболее изобретательным и упрямым даже они не мешали нарушать правила.

Вэйр, сидя на голой земле, задумчиво смотрел на вольготно раскинувшийся вдоль кирпичной стены игольник и совершенно спокойно изучал тонкий зеленый усик, осторожно обвившийся вокруг его запястья.

С тех пор, как Асграйв сбросил его прямо на ядовитые колючки, он приходил сюда почти каждый день. Вернее, почти каждую ночь, никем не замеченный и не узнанный, потому что несколько дней назад с удивлением обнаружил, что никакие Охранные Сети не реагируют на его присутствие. Иными словами, Вэйр мог преспокойно гулять по всей территории внутреннего двора, навещать Листика в Оранжерее, прохаживаться в саду и не бояться, что кто-то из преподавателей, включая лера де Сигона, вдруг встревожится.

Странно, конечно, что так вышло, однако в ту ночь, когда юноша впервые выяснил этот удивительный факт, чудом выбрался из тесных объятий раздраженного Шипика, а потом стремглав выскочил обратно и кинулся бегом, слишком поздно вспомнив насчет Сетей... никто его не остановил и не подал сигнала тревоги. Никто не узнал, что он вообще отсутствовал в своей комнате после отбоя. Никто не понял, когда именно он туда вернулся, и по сей день ни один из преподавателей даже не заикнулся насчет поздних прогулок излишне дерзкого первокурсника. Из чего Вэйр сделал совершенно логичный вывод касательно своих необычных способностей и теперь свободно прогуливался до наружной стены в любое время дня и ночи, не опасаясь наказания.

Почему так случилось, что в тот раз он не погиб, Вэйр и сам толком не знал. Сперва ему показалось, что все – никаких шансов выкарабкаться не осталось. Он почти утонул среди массивных листьев и множества толстых стеблей, едва не задохнулся в медленно сжимающихся зеленых тисках, чуть не лишился глаз, порвал себе костюм, исцарапался и едва не погиб... но в последний момент игольник отчего-то передумал. И, на несколько мгновений замерев, а потом внимательно ощупав кровоточащие царапины, довольно бережно выпустил незваного гостя из своих смертоносных объятий и аккуратно поставил на землю. При этом так ласково, так заботливо и осторожно трогал усиками саднящую кожу на лице и ладонях, что Вэйр, перестав спустя некоторое время походить на бледное привидение, все же рискнул подойти ближе, а к рассвету даже набрался смелости, чтобы перелезть с территории старшекурсников обратно в Оранжерею. После чего перевел дух, мысленно вознес хвалу Всевышнему за заступничество, беспокойно оглянулся на огорченно вздохнувшее растение и бегом кинулся в свою комнату. Взъерошенный, откровенно не верящий в то, что еще жив, но при этом оч-чень злой. И очень желающий поговорить по душам с одним скользким типом.

Асграйв...

Надо сказать, тот СИЛЬНО удивился, когда на следующее утро вчерашний "мертвец" (а эта смерть почти не вызывала сомнений!) появился в классе и с непроницаемым лицом прошел к своей парте. Живой, невредимый, без единого следа на лице после трудной ночи и совершенно невозмутимый.

Вэйр, едва показавшись на пороге, буквально кожей ощутил на себе ошарашенно-неверящие взгляды, полные искреннего изумления и недоверия, однако обернуться на четверых трусов даже не потрудился. Просто прошел мимо, игнорируя чужую оторопь, сделал вид, что не заметил их побледневших лиц, и лишь на Грэя взглянул мельком – остро, пристально, с молчаливым обещанием расквитаться за тот коварный удар. И за то, что этот мерзавец скинул его прямиком в игольник, из которого, если бы не настоящее чудо, Вэйр никогда не сумел бы выбраться.

Невероятно, что Шипик вдруг проявил такую ненормальную покладистость. Невероятно, что брошенный Асграйвом Огонь не заставил его с ходу вонзить сразу все свои шипы. Уму непостижимо, что он нашел в упавшем со стены юноше, однако он не просто его не тронул, но еще и помог вернуться обратно, вежливо придержав на пояс и не позволив свалиться на землю. Если бы не это, наутро класс не досчитался бы одного ученика, а немного позже мадам Матисса или кто-то из старшекурсников заметили бы его холодное тело под корнями игольника и в панике вызвали бы преподавателей. Лера Леграна или господина Огэ. Причем Вэйр считал, что за эту смерть никто бы не ответил: он был заведомо одинок, незнатного рода, никаких покровителей за ним не стояло, да и на стену, как решили бы все, он полез вопреки строгим правилам. Поэтому закономерно получил обещанное наказание, за которое некого винить. Все просто и легко.

Так что Асграйв ничем не рисковал, когда ставил подножку и дразнил игольник своим Огнем: никто и никогда не узнал бы, что случилось на самом деле. Никто не связал бы с ним смерть новичка. А Войтек и остальные, если бы и начали догадываться, что Вэйр не сам по себе свалился в игольник, вряд ли решились бы об этом заикнуться. И вряд ли осмелились бы во всеуслышание признаться, что в ту ночь тоже нарушили строгие предписания. Раз уж они на помощь не кинулись, раз уж никого не позвали сразу, раз удрали без оглядки, поняв, что игольник взбесился... от тех, кто струсил и не протянул руку помощи в тот момент, не стоит ждать откровенности впоследствии. И не стоит надеяться, что чудесное воскрешение хоть как-то изменить возникшее к ним презрение и вполне объяснимую брезгливость.

Тогда как Асграйв...

Сперва Вэйр хотел удавить подлеца там, где застанет его утро. Думал, что с ходу двинет кулаком в аристократичную морду, вышибет к демонам его ровные белые зубки, размажет по всей морде горячую кровь и закроет данный вопрос самым радикальным способом. Однако по здравом размышлении, просидев остаток ночи на застеленной постели со сжатыми кулаками, подумав и прислушавшись к своим ощущениям, юноша все-таки решил повременить с местью: драки и бурные выяснения отношений в Академии были запрещены под страхом исключения. Сцепиться с ним один на один вряд ли получилось бы: Асграйв уже успел сколотить себе неплохую команду, готовую за него в огонь и воду, тогда как Вэйр был один. Совсем один. Потому что после случившегося он даже Войтеку больше не рискнул бы доверить спину.

Но он не боялся, нет – после головорезов Кратта, унизительных побоев, томительного плена, виаров и всего остального, Вэйр вообще перестал бояться. Рабство отучило его страшиться будущего, но при этом научило терпению. Научило молчать. Прятать свои чувства и, искусно скрывая за маской равнодушия истинные намерения, терпеливо дожидаться своего часа. Словно дикий зверь из засады или опытный охотник, преследующий по пятам раненую жертву.

Вэйр знал, что сильнее. Чувствовал, что сумеет справиться даже в том случае, если противостоять ему будет не только Асграйв, но и его четверо приятелей, в число которых юноша едва не посчитал, что вошел. Он был уверен в себе и в том, что очень скоро представиться случай вернуть этот должок сторицей.

Но не сейчас.

Как ни странно, Вэйр решил повременить. И по причине возможного наказания, и по причине того, что колдовать вне уроков ученики не могли. В то же время биться с предателем на кулаках на глазах у всего класса было неразумно, а вызывать его на полноценную дуэль – глупо. К тому же Асграйв наверняка предпочтет рапиру, с которой Вэйр был не слишком силен. Так что он решил обождать и набраться терпения. А на смущенное "привет, ты как?" Войтека лишь коротко посмотрел, не став ни обвинять, ни презрительно плевать в лицо, ни даже разговаривать. Он всего лишь посмотрел в виноватые глаза однокурсника, однако сумел сделать это так, что молодой южанин запнулся и попятился. А потом пробормотав что-то вроде "извини, что так вышло", поспешил ретироваться, пока из непроницаемо темных зрачков, ставших вдруг похожих на бушующее море, не выплеснулась настоящая волна горечи, едкой насмешки и смутного сожаления о том, что всего несколько дней назад Вэйр был готов ему поверить. А еще там вдруг проступила сила – та самая, при виде которой неожиданно верилось, что юный аргаирец не так давно пустил на дно целый корабль. Войтек, почувствовав это, разом смешался, откровенно поежился и, стремясь избежать неловкости, быстро ушел. Вернулся к друзьям, о чем-то коротко переговорил с Грэем Асграйвом, а потом беспокойно косился весь день на обоих, словно был уверен в том, что вскоре случится нечто весьма неприятное. Вплоть до прямых обвинений, кулаков, разбитых лиц и грязных оскорблений.