Текст книги "Снежник (СИ)"

Автор книги: Александра Елисеева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)

Глава 18

Ларре пьян. Он с трудом стоит на ногах, опираясь на стену, и со злостью бросает мне:

– Что ты сделала со мной?

Его язык заплетается, а тело шатает. Я морщусь, ощущая резкий хмельной запах. Сама тоже едва сдержусь: меня одолевает дикая слабость – до сих пор еще не отошла от пребывания в подземельях инквизиторов. Я не хочу ничего отвечать мужчине. Его нетрезвый, помутненный рассудок вызывает у меня лишь омерзение. Демонстративно молчу, но он хватает меня за грудки, заставляя смотреть прямо в его замутненные дурные глаза.

– Почему я не могу быть с другими людьми? Доверять кому-то? – спрашивает Таррум заплетающимся языком, – Что это за чувство... Мерзкое, скребущееся в душе, которое уходит лишь рядом с тобой?

От него несет спиртом. Этот дух просто сводит меня с ума, проникая в ноздри и вызывая подступающую к горлу тошноту. Мне от нее никак не избавиться.

– Отвечай, сука!

Его глаза неестественно блестят, а зрачок расширен. Взгляд осоловевший, тяжелый.

– Говори, вйан тебя раздери!

Он нависает надо мной, и я чую – вот-вот упадет. Ударит? Нет, держится. Не с руки норту бить всякую шваль, для этого у него есть верные слуги.

– Как же меня бесит твое молчание...

Он падает. Я не успеваю отскочить в сторону, и его громоздкое, тяжелое тело подминает меня под себя. Приходиться упираться ему руками в грудь, пытаясь оттолкнуть от себя, но проще неподвижную скалу сдвинуть, чем Ларре Таррума. Его близость мне неприятна. Едкий запах коконом окутывает меня.

Мне жарко под ним. Грудь мужчины пылает, будто раскаленная. Мне никак не удается вывернуться из его захвата.

– Мне кажется, я проклят, – выдыхает он мне в губы. Я дергаюсь, и он целует меня. Искушение – вот что в этом прикосновении. Терпкое, липкое, несмотря на запах хмеля. Он дразнит, проводя языком по моему рту, и проникает внутрь с жадностью страдающего от лютой жажды.

Я кусаю его, но Ларре почему-то мрачно смеется.

– Как всегда отталкиваешь меня...

– Слезь с меня, – рычу, сквозь сжатые зубы.

Он перекатывается, высвобождая мое тело из плена.

– Ли-и-я... Непослушная волчица.

Мне хочется опрокинуть на себя чан с водой или зарыться с головой в чистый снег, чтобы стереть с себя этот мерзкий запах.

– Ли-и-я...

Его  нетрезвость для меня – такой соблазн. Наконец-то ответить, вывалить на него в отместку всю эту грязь. Все равно ведь забудет, одурманенный этой хмельной ночью. Хотя знаю, что человек не поймет, я решаюсь поделиться с ним своими давними догадками. Просто не могу больше молчать.

– В твоих жилах течет волчья кровь... – признаюсь я, выдавая тайну, которую до сих пор бережно хранила.

Все сходится: и обычный мускусный запах его тела, напоминающий звериный, и странности, сводящие Ларре с ума – его тяга к лесу и моим братьям, а еще жуткое одиночество среди людей, мучающее несмотря на видимость дружбы с Лени.

И он прав: для него это проклятье. Норт никогда не сможет его одолеть и лишь будет страдать, убиваемый и порабощенный им навсегда.

– Я могу превращаться в волка? – наивно спрашивает меня мужчина.

– Нет. Ты никогда этого не сможешь.

Он не понимает серьезности моих слов. Страшной правды, которую я от него скрывала. Даже ему, моему врагу, я не решалась причинить ужасную боль такой истиной. Но она тоже мучила меня, сводя с ума не меньше, чем его.

– Издеваешься?

Таррум мне не верит, не готов признать, что один из его дальних предков, принадлежал к волкам и передал ему это страстное желание быть со стаей, но кровь людей, изрядно оказавшаяся в его жилах, перечеркнула навсегда возможность это осуществить. Хуже нет такой жизни...

– Ли-и-я... – искушая, тянет он мое имя.

Я не ухожу – сбегаю от него, не давая оказаться со мной рядом и не предоставляя возможности задать новый коварный вопрос. Мне самой на них тяжело отвечать, а молчание – хуже горчащей правды.

Я хочу вырваться на волю, но сейчас, чтобы сдерживаться, мне не нужен даже его поводок: я и так знаю, что снаружи коршунами кружат инквизиторы, желая отыскать сбежавшую пленницу и того, кто пошел против их воли, освободив ее. Я не хочу снова попасть фасциям в лапы. Хватит! Достаточно насиделась в их подземельях.

Ночь и дальше, во снах остается тревожной. Мне снится моя стая и то, что сделали с ней игры людей. Гадать не нужно, чтобы понять: красноглазые волки теперь хозяйничают на моих землях. А я уже давно не даану, просто волчица, посаженная на цепь.

Утро бьет меня ярким светом. Меня будят солнечные лучи, и я с неохотой разлепляю глаза. Умываюсь, стирая с себя сон, и выхожу в коридор. Там я замираю, услышав голос Асии:

– Ларре, – обращается она к норту.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ Я не удивляюсь тому, что она тоже здесь. Лени до дрожи любит своих жену и ни за что не оставил бы ее у инквизиторов. Если бы она еще отвечала ему с взаимностью...

Они не успевают заметить меня, и я возвращаюсь за угол.

– Оставь, Асия. Не хочу ничего с тобой обсуждать.

– Мне есть, что сказать тебе.

– Не нужно...

– Выслушай меня, – прерывает Таррума нари Бидриж. – Я знаю, что они будут искать нас всех. Эти люди не умеют прощать или забывать тех, кто способен их провести. Но это все неважно, Ларре. Я прошу тебя, умоляю: убирайся. Хватай своего зверя и несись со всех ног прочь. Я еще могу выкарабкаться, если твоя тень не будет все омрачать.

– Боишься за свою жизнь? – уязвленный, мужчина задает ей вопрос.

– Да, – с удивившим меня вызовом произносит жена Лени, – Боюсь. А кто нет? Да, я признаю это.

– И мой друг тебе тоже нужен лишь для этого.

– Намекаешь на то, что я использую Лени? – она хищно улыбается. – Для разнообразия неплохо иногда и женщинам воспользоваться мужским доверием.

– О, ты, дорогая, сделала это с лихвой.

– Перестань, Таррум, – пресекает Асия его неуместную иронию, вызывая у меня какое-то странное уважение своей уверенностью и силой. – Не говори мне о своей дружбе. Какая разница, что сделала я? Подумай о себе. Хорош же ты, соблазнив жену лучшего друга.

– Не строй из себя невинность. Не получается, – шипит на нее норт.

– Глупости! Кому больше поверит Лени? А, Ларре? Хочешь узнать? – угрожает женщина, – Уходи! Убирайся из Арканы. Не заставляй меня причинять тебе зло.

Мужчина, пленивший меня, горько смеется.

– Ты уже вторая, кто просит меня об этом.

Он уходит в противоположную от меня сторону, так и озвучив женщине своего решения, но нари не трогается с места.

– Нехорошо подслушивать, Лия, – усмехнувшись, говорит она, догадавшись о моем присутствии.

– А я манерам не обучена, – бросаю ей, выходя из своего укрытия.

– Не удивлена, – признает она. – Знаешь, мы ведь на одной стороне.

– Боишься, что снова нападу?

– Нет, – с тоской отвечает женщина, – Тогда я так хотела умереть... Твой удар был почти освобождением, избавлением от безвольной жизни и службы у фасциев. Но теперь мне придется бороться. Я буду такой жалкой, если отступлю.

Ее мысли почти отражают мои. Несмотря на пережитое, Асия не выглядит сломленной. Усталая, но не утратившая надежды. У нее есть, чему поучиться.

– В твоих интересах тоже покинуть Аркану.

«А лучше империю», – домысливаю ее совет я.

– Что инквизиторы знают о норте? – сама не понимаю почему, спрашиваю у нее.

– Немного. Сама можешь догадаться.

Мы молчим, и я решаюсь озвучить то, что она и сама знает в глубине души, хотя и не может себе в этом признаться:

– Асия... Тебе некуда бежать. Здесь, в Кобрине, тебя будет разыскивать инквизиция, а за ее пределами найдутся ведьмы, желающие тебе отомстить. Служба у карателей имеет свои последствия.

– Не беспокойся, волчица. Я помню, что обречена на смерть с самого рождения, как только открыла впервые глаза. Иногда я смотрю на тебя и завидую. Так просто: надеть шкуру и кинуться от всего прочь. Как счастлива была бы я, умей обращаться. Ты не первый зверь, которого я повстречала. Ваша стая... О такой семье можно только мечтать. Выберись на волю, Лия. Раз не я, то хоть ты. Больше я мешать не буду. Наоборот, прошу: сделай это ради нас двоих.

Тоска в ее голосе трогает даже меня.

– Я обещаю не подвести.

***

Несмотря на недовольство, вызванное словами Асии Бидриж, тем же днем Таррум затевает со мной непростой разговор.

– Завтра же мы уедем. В стене Арканы есть брешь, которой пользуются контрабандисты.

– В каменной? – скептически уточняю у него.

– Это метафора, волчица, – его глаза улыбаются. – Мы пойдем по старому туннелю.

Мое тело дрожит, но не от холода. Я вспоминаю подземелье, в котором недавно побывала.

– Фасции о нем не знают, – добавляет норт, будто читая мои мысли, но с недавних пор погружение туда, где нет солнечного света, вызывает у меня лишь панический страх.

Он задумчиво оглядывает мое тело, подмечая уже зарубцевавшиеся раны, с которых не так давно Вемиан Корри снял повязки.

– На тебе все так быстро заживает...

– Я же волк, – напоминаю ему.

Он ничего не отвечает, думая о чем-то своем. А меня мучает вопрос, мог ли он запомнить тогда мои слова. Но я не жалею, что сказала ему. Может, ему действительно лучше знать? Хотя стая не любит выдавать свои секреты.

Звери иногда встречают своих дальних потомков, не знающих иной плоти, кроме человеческой. Мы испытываем жалость к их мукам, но все равно пытаемся закрыть на существование таких людей глаза. Волки предпочитают не рассказывать свои тайны. Тем более, такие, как я, знают, что ничего своими признаниями не способны изменить. А я нарушала это негласное правило.

Он уходит, но перед тем, как открыть перед собой дверь, вдруг замирает и, не оборачиваясь ко мне, тихо шепчет:

– Прости...

Неужели не померещилось?

Я даже не успеваю ничего сказать ему в ответ.

***

На мне темный плащ, скрывающий лицо и фигуру от внимания любопытных прохожих. Норт держит меня под локоть, ведя к тайному ходу, по которому мы должны выбраться из столицы. Мы смешиваемся с толпой, выходя на шумную площадь.

– Ларре, – предупреждая, зову его я.

– Знаю, – бормочет он.

Здесь инквизиторы. Мелькают их серые со светлой вышивкой мантии, ощущается неживое присутствие. Таррум тянет меня, не давая остановиться, оцепенев от присутствия врагов. Меня утешает лишь то, что фасции всегда присутствуют там, где находится много людей. Они могут быть здесь, не только из-за наших поисков. Но это не мешает им все равно почуять неладное, заметив глухие, не дающие нас опознать плащи:

– Откройте лица, – окликают нас каратели.

– Бежим! – тут же кричит мне мужчина, держащий мою руку, и мы кидаемся вперед, не медля ни минуты. Мы с трудом прорываемся сквозь толпу, противостоя препятствующему нашему движению потоку людей. Ларре не отпускает меня ни на миг и ведет прочь от инквизиторов, пытающихся нас окружить и устроить облаву.

– Быстрее!

Мы пересекаем оживленную площадь и вырываемся вперед, не сбавляя набранную скорость. Мои ноги сводит от бега по твердому камню. Мы сворачиваем за угол, пытаясь избавиться от преследования, и петляем по городу, в надежде сбить врагов со следа, но они все не отстают. В отличие от нас, инквизиторы не ведают усталости.

– Именем императора! – раздается позади.

Таррум ругается сквозь сжатые зубы.

Мы начинаем двигаться еще быстрее, но фасции тоже не снижают темп.

– Давай, Лия! – подгоняет меня мужчина.

Мы проносимся по узким улочкам Арканы, пролетаем между серых каменных зданий. Каратели безуспешно пытаются достигнуть меня и норта, но ни на миг не оставляют слежку. Нам никак не удается потерять их из виду. Преследователи все еще у нас на хвосте.

Неожиданно Ларре дергает меня в сторону, и мы оказываемся в каком-то доме.

– Я знаю здесь черный ход, – бегло поясняет Таррум.

На его и мое счастье инквизиторы, идущие по нашему следу, пользуются главным выходом, и нам удается оторвать от них. Мы бежим дальше так же быстро, не тормозя, хотя серые плащи перестают мелькать позади.

Когда мы наконец останавливаемся, я пытаюсь выровнять дыхание.

– Вы припозднились, – раздается рядом чей-то голос.

– Дарий! – узнаю его я.

– Здравствуй, волчица.

Айвинец ведет нас за собой. Мы входим в какой-то полуразрушенный неприметный барак. Он выглядит таким старым, что готов вот-вот развалиться. От стен и пола разит человеческой мочой. Всюду мелькают старые пахучие метки. Норт морщится, ощущая этот скверный резкий запах.

– До чего гладкое место!

– Так и есть, – кивает брат Ильяса. – Раньше здесь держали рабов из Ашаханы.

– Рабов? – переспрашиваю я.

– Империя только совсем недавно перестала захватывать пленников с островов и использовать их для своих нужд. Мерзкое время...

После его слов мне еще сильнее хочется покинуть Кобрин. Что за люди здесь живут, если готовы обрекать на такое жуткое существование себе подобных? Волк бы никогда не опустился до такой низости.

– Вот лаз, – показывает Дарий, с трудом отодвигая тяжелую крышку, закрывающую вход на полу.

– Сначала я, – говорит Ларре. Он смотрит вниз, на сгущающуюся темень, не дающую возможности разглядеть землю, и решительно залезает внутрь. Когда мужчина отпускает руки, я слышу, как он летит вниз и касается ногами твердой поверхности. – Порядок, – сообщает он мне, но я не спешу отправляться следом.

– Берегите себя, – прошу я книжника.

– А вам успешно добраться до родных.

– Лия! – торопит меня раздающийся во тьме голос Таррума. Больше не мешкая, я опускаюсь внутрь лаза и прыгаю вниз. Его руки ловят меня. Мы оба слышим скрежет – Дарий опускает крышку на место. Больше ни лучика солнечного света не проникает в темный туннель, мы оказываемся отрезанными от внешнего мира. Подняться назад не выйдет.

– Надеюсь, айвинец не солгал, – бормочет норт.

Я принимаю привычный для себя облик, и, полагаясь на свое звериное чутье, начинаю бежать вперед, перебирая длинными лапами, но в тот же миг на моей шее негласным напоминанием появляется неосязаемый поводок, а воздух начинает трещать от странного колдовства. Сколько же крови в тебе намешано, Ларре Таррум, раз ты способен на такие чары?

Отсутствие света не мешает ему двигаться наравне со мной. Не видя его, можно позабыть, что рядом человек, а не зверь.

– Снаружи нас ждут лошади.

Я фыркаю. Вот еще! Неужели он думает, что я сяду на какую-то кобылу?

Впереди начинает мелькать свет. Подземный ход заканчивается, и мы оставляем столицу позади. Мы выходим, и я в последний раз смотрю на Аркану – грозный и величественный город, выложенный из серого камня. Волки кличут его лунным.

– Залезай, давай, вйан тебя раздери! – ругает меня мужчина. Я только рычу в ответ. Сам он давно сидит в седле и смотрит на меня сверху. – Ладно, но если отстанешь – пеняй на себя.

Это я-то, волчица, не смогу догнать какую-то глуплю лошадь? Предназначенное для меня животное остается на привязи, а я бегу рядом с кобылой Ларре, держась поблизости. И все равно не жалею о принятом решении, несмотря на не до конца зажившие раны. Зверь под нортом заметно нервничает, тревожась из-за моего присутствия, но двигается послушано его воли.

Мы уходим на юго-запад, минуя сумрачные пустоши и серые луга с пожухлой после осени растительностью, и достигаем приграничья с его редкими голыми лесами. Как только показываются первые полосы из них, мы останавливаемся и делаем привал.

– Может, примешь другой облик? – устало просит Ларре, но я не обращаю на его призыв внимания, оставаясь в волчьей шкуре.

Я ложусь рядом со старым кострищем, куда мужчина сносит найденные поленья, но как только они разгораются, отхожу подальше, не желая чуять неприятный, горький запах гари.

Отдохнув, начинаю прислушиваться к лесным звукам. Слышу, как над озером, скрывающимся среди растущих рядом ломких ив, стремительно рассекают воздух летучие мыши. Они ловят надоедливую мошкару и, пролетая над самой кромкой воды, понемногу заглатывают ее, чтобы утолить жажду. Где-то вдали слышится бархатное уханье ушастых сов и крики сычей, выходящих к ночи на охоту. А под сухими листьями шебуршат мелкие грызуны, передвигаясь по своей бескрайней сети ходов.

Рядом со мной пробегает шустрая полевка, но не успевает скрыться в пожухлых ломких зарослях, как оказывается у меня во рту, и я быстро съедаю ее. Большее, на что я смею рассчитывать, оказавшись одна в чаще, – это только заяц. Против оленей или кабанов я могу выйти только вместе со стаей. Но даже ушастого зверя я смогу поймать, лишь надолго покинув лагерь, а Ларре отпускать меня не спешит.

Сам он приносит кролика. Разделывает тушку и готовит мясо на костре, неодобрительно поглядывая на мой звериный облик, но не пытаясь заставить меня принять иной вид. Я не знаю, способен ли он на это, и не ведаю, был ли тот колдовской перстень, который я не могла снять, творением норта.

К его еде я не притрагиваюсь. Не догадываясь о том, что вместо пахнущего гарью мяса я уже наелась проворных мышей и толстых полевок, Таррум с осуждением укоряет меня:

– Это что, голодовка?

Знал бы он, что зверь в лесу никогда не пропадет. А вот человек не всегда сможет голыми руками завалить дичь.

Мы проводим ночь там же, и впервые за долгое время я могу полюбоваться мягким сиянием звезд. Я засыпаю, но то и дело просыпаюсь и вожу ушами, улавливая лесные звуки, от которых за проведенное среди людей время успела отвыкнуть.

А к утру ударяют заморозки. Несмотря на то, что зима должна уже кончиться, в лесу все равно кое-где лежит снег, а из-за холодов порядком обмелевшее озеро покрывается местами тонкой коркой льда. Под ним виднеются пузырьки воздуха, поднявшиеся вверх с донной траншеи выхухоли.

Я разбиваю затвердевшую хрупким стеклом влагу, пробегая про кромке берега, и после напеваюсь воды перед тем, чтобы снова отправиться в дальний путь с человеком.

Когда мы останавливаемся на привал в следующий раз, мужчина уже привычным мне движением привязывает к дереву лошадь, а я сменяю облик, желая задать ему давно мучающий меня вопрос:

– Куда мы двигаемся?

Ларре поворачивается ко мне, и его взгляд скользит моей шее вниз, а я вся покрываюсь мурашками, как будто он на самом деле коснулся меня.

– В мое родовое гнездо – усадьбу, некогда пожалованную Таррумом самим императором, – снисходит он до ответа. Он снимает с себя плащ и протягивает мне.

– Мне не холодно, – с непониманием встречаю его внезапную заботу.

– Надень! – со злостью бросает норт и отворачивается, когда я встаю и закутываюсь в выданную им темную ткань.

– Это правда, что твой род восходит из Виллендского княжества?

Он улыбается, наконец удостоив меня взглядом.

– Что и до волков слухи дошли?

Я не нахожу нужным пояснять, откуда узнала это.

– Так гласят летописные книги, но мне кажется, что легенды про бастарда князя – просто сказки, выдуманные, чтобы можно было причислить моего предка к знати. В те времена наделить обычного простолюдина титулом не считалось простым делом: одни заслуги не являлись основанием. А вот хоть с «псевдородством», но с благородными... – он не договаривает, но смысл и так остается ясен.

Тайна его происхождения почему-то волнует меня. Это загадка, ответ на которую кажется простым, хотя его никак не удается ухватить за хвост. Виллендия всегда была самым волшебным уголком Лиеса, а после того, как покинула его состав, не потеряла былого очарования.

Ларре смотрит на меня, обрисовывая взглядом горловину отданного мне плаща. Вдруг ветер неожиданно меняет свое направление, и я с головой ныряю в воздушный шквал духа Таррума. Его мускусно-хвойный запах обрушивается на меня лавиной, и я неожиданно ощущаю в нем нотки дурмана. Желание...

Но он сам ведет себя так, будто ничего не происходит.

Я думаю о его прошлом, о том, как он стал таким, каков есть – одичалым псом своего императора, легко кидающегося в самую пучину сражений, чтобы не думать о чувстве, которое съедает его изнутри, и пытаясь забыть о рушащей все тоске.

Его звериная натура делает норта тем, кто он есть, но, между тем, стремительно убивает.

– Это правда? То, что ты сказала тогда?

– Я много чего тебе говорила, человек.

Я не смотрю на него, чураясь серых, внимательно прищуренных глаз.

– Конечно, ты солгала.

Ларре Таррум врет сам себе. Он знает, что в тот поздний вечер из моих уст не вырвалось ничего лживого, но предпочитает верить в придуманную самим истину. Мое признание – вот настоящая правда.

В нем течет волчья кровь.

Он закрывает глаза, будто принимая непосильное для себя, тяжелое решение. Поворачивается ко мне и тихо говорит:

– Уходи, Лия.

С моей шеи исчезает удавка, но я, не понимая его внезапной просьбы, не двигаюсь с места. Тогда он не просто решительно произносит, а кричит во всю глотку:

– Уходи!

Я сбрасываю с тела его плащ и, надевая на себя волчью шкуру, опускаюсь лапами на землю, чтобы в следующий же миг тронуться с места.

– Я отпускаю тебя...

Его голос звучит таким опустошенным, что мое сердце почему-то замирает. Когда я бегу, оставляя человека позади, эта фраза все еще стоит у меня в ушах, и даже счастье от наконец-то обретенной свободы меркнет от этой поселившейся в душе пустоты.

Крик Ларре Таррума, когда я покидаю его, напоминает жуткий вой раненого зверя.

Прощай...