Текст книги "Сборник "Круг Земель""
Автор книги: Александр Зорич
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 37 (всего у книги 92 страниц)
Вот какие картины воскрешала из небытия память Герфегеста, покаон, Ваарнарк, Ганфала и Горхла в сопровождении десяти воинов со знаком синего тунца спускались по полуразрушенной лестнице, вьющейся по склонам Молочной котловины. Наверху, под более чем условной сенью высохшей рощи, остался отряд носильщиков под охраной лучников и меченосцев. В случае удачного исхода задуманного Ганфалой дела, им предстояло вернуться в Наг-Киннист отнюдь не с пустыми руками.
Герфегест не жалел Синфита. Герфегест не думал о мраке, которого нет больше в подземельях Тайа-Ароан – грюты сровняли с землей ненавистную цитадель Урайна. Герфегест обошел вниманием даже Семя Ветра, которое сейчас жило внутри свинцовой миндалины у него на шее.
Герфегест думал только о плаще Урайна и накидке Ганфалы – таких разных, таких похожих. Урайн десять лет назад заслонился своим плащом от герверит-ских стрел, вчера Ганфала спас его, Герфегеста, от стрел Орнумхониоров. Не сделай он этого, Герфегест сейчас был бы мертв. Служит ли одна и та же магия во зло и во благо?
– Мы на месте. Рожденный в Наг-Туоле.
Что он знал о Молочной Котловине? Возможно, слышал в детстве. Возможно, что-то рассказывал ему Зикра Конгетлар. Но Герфегест не помнил этого. Кажется, впервые он услышал о Молочной Котловине вчера из уст Ганфалы.
Здесь, внизу, на дне древнего морского залива, который после Эпохи Сотрясений стал лагуной, а позже был осушен якобы по указанию самого Лишенного Значений, здесь располагался Арсенал. По крайней мере, должен был располагаться. И ключом к нему служило Семя Ветра.
Они стояли в центре котловины, у края круглой каменной плиты, которая, насколько можно было судить, служила затвором для подземного туннеля. На ней не было надписей, не было ничего, что могло бы подсказать, как открыть ее.
– У нас это место считается очень плохим. В полночь здесь исчезают люди, – заметил Ваарнарк, обходя каменную плиту по кругу.
– Сейчас полдень, – сказал Ганфала сухо. – И не все из нас вполне люди. Пробил твой час. Рожденный в Наг-Туоле.
Герфегест посмотрел на него в некоторой растерянности. Потом достал Семя Ветра – как и прежде загадочное, непонятое, шершавое.
– Я не знаю ни слов, ни действий. Ваарнарк зловеще усмехнулся:
– Прости меня. Рыбий Пастырь, но я никогда не верил в избранность рода Конгетларов.
– А я не прошу тебя верить в избранность Конгетларов, достойный Ваарнарк из Дома Орнумхониоров, – мягко сказал Ганфала. – Если можешь – открой сам, и я первый назову тебя Трижды Величайшим. Но вначале этим займется Рожденный в Наг-Туоле.
Горхла, от которого за весь день Герфегест не слышал еще ни одного слова, неожиданно шепнул Герфе-гесту:
– Съешь это. Рожденный в Наг-Туоле. Герфегест почувствовал, как в его правой ладони оказалось что-то маленькое, сухое, на ощупь напоминающее истлевший прошлогодний лист липы. Герфегест исподтишка скосил глаза вниз. У него в руке была небольшая бледно-желтая бабочка. Зачем он должен съесть ее – оставалось совершенно неясным.
– Тайен, – добавил Горхла одними губами. Герфегест вспомнил. Ложе и тело Тайен. Прощальное прикосновение. Клевер, лиса и дрозд. Сотни бабочек, которые долгое время служили плотью Тайен. Если это яд – Идущий Путем Ветра успеет убить Горхлу. – Если это злая шутка – Идущий Путем Ветра успеет убить Горхлу трижды. Карлик знает это. Он, Герфегест, будет выглядеть глупо перед всеми и в первую очередь перед заносчивым Ваарнарком только в одном случае – если не откроет Арсенал. Но тогда это уже не будет иметь никакого значения – без оружия, которое, по мнению Ганфалы, они разыщут здесь, у них не будет ни малейшего шанса в сражении с мятежниками. Ни малейшего шанса.
Не боясь выглядеть глупо, Герфегест привселюдно съел бабочку без остатка.
– Ну как? – без тени иронии поинтересовался Ганфала, который, как успел заметить за ним Герфегест, имел привычку воспринимать все происходящее как есть и не задаваться праздными вопросами.
Герфегест не ответил. Сухая пыльца, крошечные лапки, тщедушное тельце – они не должны были иметь вкуса, и они его не имели. Но вместе с ними в Герфегеста вошла свежая память о Тайен. О закатах и рассветах над Сармонтазарой. О ночах безумной любви. И еще – память об одной фразе из восьми слов, которых он никогда не слышал и не мог слышать.
Герфегест ступил на каменную плиту. Сделал три шага и оказался точно в ее центре.
– Отойдите как можно дальше, – сказал он так, что все повиновались беспрекословно.
Герфегест сложил руки лодкой, зажав Семя между ладоней, и воздел их к небу. Потом произнес слова, которые он вкусил от частицы тела Тайен.
Орнумхониоры, наблюдавшие за этим со стороны, видели, как над головой Герфегеста сгустилась светло-зеленая полупрозрачная воронка, уходящая в заоблачную высь. Какое-то время воронка висела неподвижно, затем на ее краях обозначилось круговое вращение, затем раздался усиливающийся свист и острие воронки пронзило Герфегеста насквозь. Ноги Герфегеста словно бы срослись, образовав единую расползающуюся по каменной плите подошву. Казалось, будто на месте Последнего Конгетлара вырастает мощный узловатый бук. Прошло еще несколько минут, и каменная плита лопнула с утробным грохотом. Герфегест исчез.
Это видели Орнумхониоры. Ганфала видел иное. Он видел истинную суть вещей, и в бездонных омутах его души всколыхнулось едва ощутимое восхищение перед Рожденным в Наг-Туоле. Он, Ганфала, сделал правильный выбор.
Ваарнарк первым подошел к краю провала, открывшегося в земле благодаря силе Рожденного в Наг-Туоле. На длинные черные волосы главы Дома Орнумхониоров неспешно оседала пыль. В десяти локтях под ногами Ваарнарка, на дне неглубокого провала среди мелкого каменного крошева стоял Герфегест. Его ладони все еще были сомкнуты над головой. Потом руки Герфегеста скользнули вниз, к животу, и он закашлялся, перегнувшись почти пополам. Потом Рожденный в Наг-Туоле поднял побагровевшее лицо к идеальному кругу света и тихо сказал:
– Все в порядке. Можете спускаться.
Двое молодых Орнумхониоров сбросили вниз веревочную лестницу, предусмотрительно прихваченную по приказанию Ганфалы.
Вскоре все оказались внизу.
На плечо Герфегеста легла крепкая ладонь Ганфалы.
– Спасибо тебе. Рожденный в Наг-Туоле. «Спасибо Горхле», – хотел ответить Герфегест, но промолчал.
Из небольшого круглого зала, в котором они оказались, в четыре стороны света расходились коридоры. На пороге каждого смальтой своего цвета были выложены короткие надписи. Герфегест не знал этого языка. Зато для Ганфалы, похоже, эти письмена не были тайной.
– Три из них – весьма жестокие предостережения, – заметил Ганфала, криво усмехнувшись каким-то своим давним воспоминаниям. – Если бы я не знал этого наречия и мы случайно вошли бы, к примеру, в южный коридор, за последним из нас замкнулись бы ворота из заклятого железа, и мы бы остались в нем навеки.
Да, Ганфала оказался прав. Здесь был свет. И его было много. Пожалуй, чересчур много для изумрудно-зеленых глаз, идущих по кругу в три ряда под потолком.
Они находились в круглом подземелье, никак не меньшим сотни шагов в поперечнике. Его стены изобиловали нишами самой различной формы. Больше всего было приблизительно одинаковых круглых отверстий, в которые взрослый человек мог без труда просунуть голову. Несколько меньше, но тоже в достаточном числе было высоких прямоугольных ниш, скрывавших в себе позеленевшие медные сосуды. Но попадались и вовсе странные – оплавленные, многогранные, содержащие в себе подозрительно поблескивающие предметы из металла и стекла. Некоторые углубления были похожи на погребальные «норы» смегов, и в них действительно лежали груды бурого праха. В центре зала был шестиугольный бассейн, огражденный парапетом высотой в половину человеческого роста. В нем тяжело дышала едва серебрящаяся олив-ково-черная жидкость. А над бассейном, на потолке зала, было начертано зловещее изображение косматой звезды.
В общем, в Арсенале хватало пищи и рассудку мудреца, и рукам воина. Любой начинающий герве-ритский колдун мог бы захлебнуться здесь в собственных восторженных слюнях. Но с ними не было начинающих герверитских колдунов. Поэтому первым, что сказал Ганфала, было:
– Ничего не трогать! Обо всем подозрительном сразу же сообщать мне.
Он помолчал, хмурясь и покусывая нижнюю губу, и добавил тоном главаря шайки разорителей усыпальниц:
– Что сделаете не по мне – убью.
Даже Ваарнарк почел за лучшее промолчать. По всему было видно, что Ганфале не до шуток. Все замерли в неподвижности.
Ганфала довольно долго стоял, бросая по сторонам быстрые, казалось бы скользящие, взгляды. Потом он осторожно поднял указательный палец правой руки вверх и с филигранной точностью положил на кончик пальца свой посох. Так, что тот, не колеблясь, сразу же принял положение абсолютного равновесия. Все непроизвольно затаили дыхание – картина моментального и абсолютного равновесия показалась всем противоестественной. Впрочем, чего уж тут такого? – подумалось Герфегесту. На то Ганфала и зовется Надзирающим над Равновесием.
Спустя несколько мгновений посох, разрушая наваждение, начал неспешно поворачиваться. Ганфала осторожно поднял палец повыше – так, чтобы посох мог свободно проворачиваться у него над головой.
Герфегесту почудилось, что посох вращается чуть быстрее. Вот он совершил полный оборот. Вот – еще один. Вскоре посох завращался столь быстро, что стальной полумесяц на его вершине слился в один сплошной сверкающий круг. Ганфала заговорил или, точнее, запел, но это не были ни слова заклинания, ни слова песни. Рыбий Пастырь издавал страшные горловые звуки, которые, казалось, способны разорвать саму ткань мироздания. И косматая звезда на потолке зала услышала его. Посох, который теперь превратился в сплошной диск, стремительно соскочил с пальца Ганфалы и… только позже, изучая запечатленный в своей памяти слепок чужой смерти, Герфегест понял, что это был стальной полумесяц.
Не издав ни звука, молодой Орнумхониор из свиты Ваарнарка повалился наземь, обезглавленный. Двурогий посох, обретя завершение своего танца, грациозно колебался в медном боку одного из сосудов в высокой нише.
Прежде чём Ваарнарк и его люди схватились за мечи, Ганфала сказал почти ласково:
– Тише… Она не любит, когда в ее присутствии ведут себя так… Нельзя брать, не отдавая… Она выбрала свою.жертву…
Герфегест следил, как, неестественно подпрыгивая по плитам пола, голова Орнумхониора достигла парапета, который ограждал бассейн с тяжелой серебрящейся жидкостью, и, уткнувшись в него, замерла. За ней тянулся отчетливый кровавый след.
Ганфала тем временем, пренебрегая собственными словами об осторожности, подошел к отверстию в стене и небрежно извлек оттуда четырехлоктевую железную трубу, запечатанную глиняной крышкой.
– А ну-ка… – пробормотал он, не глядя на лица вскипающих гневом Орнумхониоров. Никто и никогда не убивал их родственника так – нагло, у всех на глазах, под самым что ни на есть благовидным предлогом, словно бы назначенного к закланию белого агнца. – Сейчас посмотрим, не скисло ли пивко в этом кувшинчике…
Ганфала упер глухой конец трубы в пол, направив запечатанное жерло в направлении группы квадратных ниш на противоположной стене, в которых лежали растрескавшиеся стеклянные шары. Горхла, неотступно следовавший за своим хозяином, понимающе кивнул и, подняв свой двуручный топор, нанес по глиняной крышке трубы рассчитанный удар нижним концом древка.
Происшедшее вслед за этим заставило Орнумхониоров забыть на время о погибшем собрате. Тугая струя чадного оранжево-черного пламени ударила в стеклянные шары, от которых Ганфалу отделяло по меньшей мере семьдесят шагов. Спустя несколько ударов сердца с аппетитным треском на пол Арсенала потекло расплавленное стекло.
Но все внимание Герфегеста было приковано к кровавым следам на полу. Точно такие же оставил он, Последний Конгетлар, в подземельях цитадели Тайа-Ароан. Тогда жертва звалась Синфит, сегодня – Ларт из Дома Орнумхониоров. Тогда ставкой было Семя Ветра, сейчас – смертоносное оружие. Тогда жертву приняла Великая Мать Тайа-Ароан, сейчас… Герфегест поднял глаза к потолку, на котором жадно вбирала в себя отблески багрового пламени безмолвная косматая звезда.
На полу Арсенала были выложены рядами по десяткам железные трубы. Рядов было пять полных десятков. В шестом не хватало шести труб. Пятьдесят четыре. Пятьдесят пятая, выгоревшая изнутри без остатка во время наглядного представления Ганфалы, сиротливо валялась под стеной.
– Итак, огнетворительные трубы в наших руках, – сказал Ганфала, неторопливо обводя тяжелым взглядом своих спутников. – Это очень хорошее оружие. В Книге Первого Вздоха оно называется «черное пламя». Стагевд полгода назад разыскал похожее в Поясе Усопших. Когда Гамелины захотели показать Пелнам свою силу, Стагевд приказал применить «черное пламя» против защитников архипелага Лорнуом.
– Я слышал, что Гамелины использовали «кричащих дев», – мрачно заметил Ваарнарк.
– И «кричащих дев» тоже, – утвердительно кивнул Ганфала. – Но только потому, что воины Пелнов оказались сильнее, чем того хотелось бы Стагевду. Они выстояли против «черного пламени». Хотя от многих из них остался лишь пепел. Но когда дым и пепел рассеялись под порывами штормового ветра, воины Гамелинов увидели, что над твердынями Пелнов по-прежнему реют стяги с крылатыми кораблями. «Черного пламени» у Гамелинов больше не было. После этого Стагевду не оставалось ничего, кроме как швырнуть на чашу весов «кричащих дев».
– Значит, «черное пламя» не всесильно, – с горечью заметил Ваарнарк. – А мы заплатили за него…
– Не всесильно даже Солнце Предвечное. Иначе оно испепелило бы мать матери Стагевда и всех прочих Гамелинов до третьего колена, – резко оборвал его Ганфала. – Но «черное пламя» может помочь нам. Стагевд не знает – нужно приложить все усилия к тому, чтобы он ничего не узнал – о том, что мы обладаем «черным пламенем». Если мы используем его все сразу в самом начале сражения, нам, возможно, удастся заронить семя ужаса в души Гамелинов. И тогда их не спасет ни число, ни умение.
Вечером следующего дня большой отряд, растянувшийся по выжженной степи едва не на пол-лиги, подошел к южным воротам Наг-Кинниста. Носильщики сгибались под тяжестью продолговатых предметов, старательно укутанных в плотную ткань. Ганфала бодро вышагивал во главе отряда, простецки возложив свой магический посох на плечи. Герфегест безмолвно брел рядом с ним, бессмысленно созерцая раскаленную землю под ногами.
Все в этом мире было не так. Страшное солнце, прожигающее плоть до самых костей. Молодой Ор-нумхониор, погубленный из-за бездушной груды железа, которая вскоре погубит еще тысячи молодых и сильных. И мрачная церемония погребения Орнумхо-ниора, которого Ганфала строго-настрого запретил выносить из Арсенала. Дескать, на то и жертва. Более того, под ненавидящими взглядами остальных Горхла взвалил тело Орнумхониора на плечи и бросил в шестиугольный бассейн под косматой звездой. И серебрящаяся жидкость стала ему бесславной могилой. На выходе из Арсенала взгляды Ганфалы и Герфегеста встретились. «Так нельзя», – сказал Последний Кон-гетлар. «Так можно и так должно, – ответил Рыбий Пастырь. – Разве ты забыл смерть Тайен? Неужели в твоей памяти истерлись воспоминания о Блуждающем Озере? И, главное, – Священный Остров Дагаат. Молот занесен». Герфегест не знал, что ответить Ган-фале. Сильные мира сего всегда правы. И всегда жестоки.
И лишь две мысли заставляли сердце Герфегеста биться. Мысль о скорой встрече с Киммерин и ожидание мести, которая свершится над Гамелинами.
За время их отсутствия в Наг-Киннист прибыло сразу два посольства.
Первое – от Ганантахониоров, южных соседей Орнумхониоров. До главы Дома Ганантахониоров дошли слухи о прибытии в Наг-Киннист флагмана императорского флота. Первый Ганантахониор явился лично в сопровождении двух сыновей засвидетельствовать свое почтение властителю Синего Адустрала. Злая ирония судьбы действительно уготовила ему встречу с Императором. На погребальной церемонии Лана Красного Панциря.
Второе посольство прислал Стагевд, глава Дома Гамелинов.
Герфегест не знал этого. Предоставив Ганфале самому вершить судьбы Алустрала в обществе Горхлы и Ваарнарка, он со всех ног ринулся в правое крыло дворца Орнумхониоров, где находились гостевые покои. Он знал – там его ожидает Киммерин.
Герфегест хотел войти без стука, потому что не пристало человеку из Дома Конгетларов просить соизволения войти к женщине. Но дверь была заперта.
– Киммерин! – крикнул Герфегест сквозь дверь, удивляясь своему непривычно хриплому голосу.
За дверью стояла непроницаемая тишина. Но это не была тишина пустой комнаты. Это была тишина затаенного присутствия. Идущий Путем Ветра чувствовал это. Герфегест успокоил себя тем, что Киммерин испугалась его отчужденного голоса.
– Киммерин, открой! Это я – Герфегест, Рожденный в Наг-Туоле!
Тишина. Больше успокаивать себя было нечем и незачем.
Не задумываясь над тем, как он будет выглядеть в глазах дворцовых служителей, чьи пронырливые физиономии виднелись в конце коридора, Герфегест отошел к противоположной стене. И, в один бросок преодолев шестилоктевый коридор, Герфегест вышиб дверь ударом плеча.
Он остановился вовремя. В двух пядях от его груди застыло, словно бы пребывало здесь предвечно, широкое лезвие копья короткого боя.
Под Солнцем Предвечным все повторяется трижды.
В первый раз из Пустоты восстает нечто и приходит пред взоры смертных – удивлять, ужасать, восхищать.
Во второй раз пришедшее из Пустоты предстает в кривом зеркале Повторения. Зачем? «Служить Равновесию», – говорил Зикра Конгетлар.
В третий раз пришедшее из Пустоты является в новом обличье, которое дано познать немногим. «Чтобы сожрать себя и уйти в ничто», – пояснял Зикра Конгетлар. – Зачем сожрать себя и уйти в ничто? Чтобы прийти вновь, прийти изменившимся», – отвечал Зикра Конгетлар.
В сумеречных покоях Киммерин Герфегест разглядел немногое, но многое понял. На ложе угадывался силуэт обнаженной женщины. Это была, несомненно, Киммерин. А перед Герфегестом, сжимая древко копья, застыл Двалара. Двалара тоже был обнажен, и в нем Герфегест узнал себя. Вот он, Герфегест, в тот день, когда трое посланцев Ганфалы пришли спасти его жизнь от людей Гамелинов. Герфегест, явившийся в кривом зеркале Повторения.
Герфегест едва заметно втянул носом воздух покоев. Да, милостивые гиазиры, сомнений быть не могло – Двалара обладал Киммерин. Его Киммерин.
– Ты служишь Равновесию? – спросил Герфегест глухо.
Двалара не понял его.
– Я служу себе. Ты, Рожденный в Наг-Туоле, слишком быстро позабыл свою прошлую подругу. Я так не умею. И не хочу. Там, откуда я пришел, принято хранить верность.
– Ты сохранил много верности Киммерин, когда за ней пришло Блуждающее Озеро, – с неподдельной горечью сказал Герфегест.
– Твоя сила – твое право, – парировал Двалара. – Я и Киммерин в вечном долгу перед тобой. За это Киммерин одарила тебя многими ночами любви. Но теперь все должно вновь вернуться к истоку.
– Это твои слова, Киммерин? – спросил Герфегест.
– И мои тоже, – тихо ответила она. Люди Алустрала. Вот они – люди Алустрала! Герфегест повернулся, чтобы уйти. Он знал – Двалара в это мгновение, сам того не желая, обязательно немного расслабится. Разговор окончен, и его рука дрогнет. А рука Герфегеста – нет.
Рожденный в Наг-Туоле стремительно развернулся в «полужернове». Его руки в одно мгновение стали двумя ловкими и сокрушительными лапами богомо-ла-хватателя. Правая поднырнула под копье Двалары снизу и перехватила древко почти у самых рук Двалары. Почти одновременно с этим – почти, но все-таки на одну толщину волоса позже – Герфегест ребром левой руки нанес удар по древку под основание лезвия.
Снесенный рубящим ударом наконечник еще звенел в углу комнаты, а Герфегест, сунув Дваларе на прощание под дых, уже шел по коридору навстречу двум любопытным слугам. Увидев выражение его лица, они хотели было исчезнуть без следа, но Рожденный в Наг-Туоле остановил их зычным окриком:
– Стоять, дыроухие!
Когда те замерли, ожидая худшего, Герфегест как можно громче осведомился:
– А есть у вас здесь в Наг-Киннисте добрая дыра с девками?
– Есть, есть, господин, а как же. Только зачем вам дыра, когда моя дочь проводит дни и ночи в мечтаниях о таком благородном друге, как вы.
– Да? – весьма радостно, что явилось для него самого полной неожиданностью, спросил Герфегест.
– Да, конечно, да, господин, – вновь зачастил слуга.
– Идем, – бросил Герфегест, проводя пятерней по свалявшимся от пыли и пота волосам.
