Текст книги "Сборник "Круг Земель""

Автор книги: Александр Зорич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 92 страниц)

Глава 11
РОСКОШНЫЕ ДАРЫ МОРЯ

562 г., третья неделя месяца Тине

Хеофор. Место, которого нет. Место, которое есть. Хеофор, южный узел Знака Разрушения.

Тяжело взбираясь по немыслимой наклонной водной глади, Тритон отправился домой, в Магдорн, а Элиен, проводив долгим взглядом пенную стрелу длиной в добрые пол-лиги, пошел на юг.

Хеофор был островом-пустошью. До самого горизонта тянулась сероватая пустыня, а там, где пески кончались, в зыбком мареве колыхались горные вершины. До них было около дня пути.

Элиен посмотрел на карту. Судя по всему, ему следовало идти именно туда – в самый центр горного кольца, где находилось нечто, о чем карта умалчивала. Элиен спросил, что на этот счет думает раковина. Она долго и, если только можно так выразиться, напряженно шумела, и наконец сын Тремгора услышал:

– Прости, но мое знание кончается вместе с южной кромкой сармонтазарского побережья. Места, где мы сейчас находимся, нет. И следовательно, знать о нем нечего.

– Как же нет, если я сейчас стою на краю безжизненной равнины, мои глаза видят солнце, мои уши слышат тихий шелест ветра в песках, мои руки могут прикоснуться к ним.

– Однако же его нет. Иди и увидишь.

Элиен, пожав плечами, сунул раковину обратно в сарнод и мерным шагом воина пошел к горам, которых, по мнению раковины, не было, как не было и всего остального.

* * *

Вечерело. Далекие горы оказались неожиданно близкими, и Элиен теперь стоял у крутой каменистой осыпи. Дальше ровной дороги не было. Нужно было лезть в гору.

За целый день он не встретил ни одной живой души, ни одной птицы, ни одного зверя. Растительность тоже полностью отсутствовала. Один раз в песке он увидел какой-то белый предмет, подошел и убедился в том, что перед ним череп, который не принадлежит человеку.

Череп, однако, не принадлежал и какому-либо из известных Элиену животных. Повертев его в руках, он осторожно возвратил свою находку на прежнее место. Делать с ней было нечего и ломать голову над ней было бесполезно.

Пару раз далеко на востоке он видел нечто, отдаленно напоминающее скалы или руины каких-то грандиозных строений, но, не уклоняясь от своего пути, шел прежней дорогой.

Воды на Хеофоре, похоже, тоже не было. Это обстоятельство по-настоящему беспокоило Элиена, потому что его походная фляга, до краев наполненная еще в Магдорне, уже опустела на две трети. Если завтра он не найдет ни воды, ни хотя бы какой-нибудь сочной травки, ему придется туговато.

Ветер, впрочем, принес откуда-то сверху, с гор, необычную для здешних пустынных мест прохладу, и это немного ободрило сына Тремгора. Решив до полной темноты преодолеть хотя бы часть восхождения, он ступил на каменную осыпь.

* * *

Чувство близкой опасности пришло к Элиену вместе с рассветом. Ночь он провел в небольшой пещере под нависающей скалой. Снов он не видел. Когда Элиен открыл глаза, ему показалось, что он вообще не спал.

Он вышел из своего укрытия и осмотрелся. Вроде бы никакой опасности. Пустота. Тишина. Полное безветрие. Но было, было что-то неуловимое в этих камнях, в этом солнце и в этом безвкусном воздухе, какой бывает только там, где не растет ничего.

Съев тоненькую полоску вяленого мяса и запив свой скромный завтрак двумя большими глотками воды, он продолжил восхождение.

В полдень он добрался до перевала и, едва не плача от радости, увидел воду.

Внизу, в плотном горном кольце, блестело озеро – идеально, немыслимо круглое. Природа никогда не сможет породить такую совершенную окружность. И уж подавно ей не под силу изваять в центре озера огромную бронзовую статую воина высотой в добрых сто локтей.

“На Хеофоре определенно жили, а может быть, и сейчас живут великолепные мастера”, – подумал Элиен, озирая невиданную статую. Воин стоял на каменном постаменте вровень с водой, глядя на север, его глазами были два огромных рубина, сиявших, казалось, ярче солнца.

От берега озера к постаменту изваяния вела узкая каменная дамба. Воин опирался на рукоять огромной обоюдоострой секиры. Непревзойденными мастерами по такому оружию считались варанцы, и многие народы покупали их могучие бронзовые полумесяцы, таящие секреты древнего мастерства.

Но воин не был варанцем. К своему полному изумлению, Элиен увидел у него на голове обруч из двух переплетенных металлических полос. Такие обручи, если верить сказаниям, носили далекие предки Элиена. Такой обруч носил его легендарный пращур Кроз.

Склоны котловины, на дне которой находились озеро и воин, были сплошь покрыты мертвым лесом. Большие деревья с узловатыми ветвями погибли очень давно, но, видимо, за долгие годы ни одна молния не смилостивилась над ними и не предала огненному погребению их высушенные палящим солнцем тела. А прямо напротив Элиена, с другой стороны котловины, возвышалась высокая и черная как смоль гора, и ее склоны были вообще лишены деревьев. Даже мертвых.

Не теряя больше времени на осмотр окрестностей, Элиен быстро пошел вниз – к притягательной поверхности воды.

* * *

Вода непроглядно черна. Уже у самого берега не видно отлого уходящего на глубину дна. Кажется, что стоишь у края колодца, а не на берегу озера. Впрочем, разве бывают идеально круглые озера? Едва ли, милостивые гиазиры.

Элиен жадно припал к воде. Спустя мгновение сокровенную тишину Хеофора огласила святотатственная хула жреца Гаиллириса. Вода в озере была солона, как самое соленое море на свете. Какая там “сыть Хуммерова”! Элиен плевался, в бессильной злобе сек озеро мечом, тряс головой и успокоился только тогда, когда камни под его ногами настораживающе вздрогнули.

Сына Тремгора ждет неминуемая смерть в месте, которого нет. Его ждет мучительная смерть от жажды и еще одна, совсем близкая смерть от огня. Потому что к тому моменту, когда Элиен наконец замолчал, все вокруг уже ходило ходуном.

Землетрясение! Встретить его на самом дне котловины было безумием – по склонам уже поползли осыпи, увлекая с собой стволы мертвых деревьев, крупные валуны, срываясь со своих вековых мест, летели вниз, разнося мертвый лес в щепы.

Один из валунов мчался прямо на Элиена. Единственным опасением или, по крайней мере, отсрочкой приговора был центр озера, где возвышался бронзовый идол. Элиен вплавь бросился к каменной дамбе, потому что пробраться к ее началу по берегу было невозможно – дорогу перегородил новорожденный каменный хаос.

Плыть, к счастью, было легко – пересоленная вода сама выталкивала на поверхность и человека, и его ношу. Вскоре Элиен выбрался на дамбу.

Стоило сыну Тремгора сделать два шага по направлению к статуе, как страшной силы толчок сбил его с ног, и он вновь оказался в воде. Вершина черной горы взорвалась с таким грохотом, что Элиену почудилось, будто два дюжих кузнец а разом ударили его своими молотами по ушам.

Из носа Элиена хлынула кровь. Раскаленные каменные осколки градом сыпались окрест, и, не успей он прикрыть голову щитом Эллата, быть бы его голове проломленной, а Знаку Разрушения – недописанным вовек.

По склонам черной горы устремились огненные потоки. И – невиданное дело! – там, где, как видел Элиен, им положено было исчезнуть в ложбине и течь дальше вниз, они вдруг вновь появлялись на гребне, перетекали на другие горы и устремлялись дальше. Остатки мертвого леса охотно запылали. Деревья занимались вмиг, от корней до голой верхушки, огонь перебрасывался с дерева на дерево, и вскоре вся котловина была полна огнем, дымом и резким запахом серы.

Твердо решив встретить смерть рядом с харренским медным воином, которого невесть какие силы забросили сюда, на проклятый Хеофор, Элиен вновь выбрался на дамбу. На четвереньках – не очень зрелищно, зато не так рискованно, как в полный рост, – он все же добрался до подножия статуи. Вода кругом бурлила от града раскаленных камней, статуя отвечала на удары обломков надсадным гулом, но все-таки стояла.

Подавленный буйством безликой стихии, которая в тысячу раз страшнее любого воплощенного врага, Элиен не сразу заметил, что сидит в небольшом углублении. Он отполз в сторону и обнаружил, что в постаменте отпечатано человеческое тело. Своеобразный барельеф наоборот.

Над головой у этого “обратного” барельефа – удивление было столь велико, что Элиен на некоторое время забыл о происходящем извержении – имелась надпись на его родном, харренском, языке. Здесь, на другом краю мира, в южном узле Знака Разрушения, он увидел и прочел три слова. Два коротких, а третье совсем коротенькое. “Ложись и войди”.

Куда лечь – было в общем-то понятно: в углубление по форме человеческого тела. А куда войти – совсем непонятно, потому что входить было некуда. Никакой двери или намека на дверь. На каменной поверхности не было ни единой трещинки.

Элиен собрался посоветоваться с раковиной, хотя услышать от нее что-либо внятное на этот раз было, наверное, невозможно, ведь, по ее мнению, Хеофора не существовало и, значит, любые надписи, встреченные здесь, с ее точки зрения, были полнейшим абсурдом.

Но узнать мнение своей верной наушницы Элиену не довелось.

Над черной горой взбухал огненный шар. Вскоре стало ясно, что это уже не игра стихий, а нечто куда более непостижимое и ужасное. Огненный шар на вершине горы приобрел формы уродливой грушеобразной головы, сужающейся книзу. Голова была опоясана по кругу непроницаемо черными выпуклостями, в которых перепуганный Элиен вполне справедливо заподозрил глаза.

Огненные реки лавы, и прежде струившиеся то вверх, то вниз как им вздумается, повели себя совсем дико. Они вспучились, оторвались от скал и превратились в огненные щупальца, стягивающиеся к вершине черной горы, к многоокой голове.

Волосы на голове Элиена зашевелились. Он впервые в жизни понял, что это не поэтическая метафора. Полчища кутах по сравнению с этим порождением недр были ничем. “Ложись и войди”, – по-прежнему приглашала надпись. Даже если загадочная дверь, которой он не видит, ведет в самое сердце черной страны Октанга Урайна, Элиен был уверен, что Варнаг покажется ему Святой Землей Грем по сравнению с Хеофором.

Сын Тремгора на всякий случай обнажил меч, положил щит себе на грудь – мелькнула мысль, что именно так когда-то было принято хоронить воинов у него на родине, – и все члены его тела свободно вошли в ладные ложбины камня.

* * *

Тело Элиена менялось, и рассудок не поспевал за этими изменениями, отказываясь понимать их, ибо никто из живущих не ведал подобного. Элиен весь обратился в жаркий поток расплавленного металла и устремился куда-то в гулкую пустоту по нескольким желобам перетекали на другие горы и устремлялись дальше. Остатки мертвого леса охотно запылали. Деревья занимались вмиг, от корней до голой верхушки, огонь перебрасывался с дерева на дерево, и вскоре вся котловина была полна огнем, дымом и резким запахом серы.

Твердо решив встретить смерть рядом с харренским медным воином, которого невесть какие силы забросили сюда, на проклятый Хеофор, Элиен вновь выбрался на дамбу. На четвереньках – не очень зрелищно, зато не так рискованно, как в полный рост, – он все же добрался до подножия статуи. Вода кругом бурлила от града раскаленных камней, статуя отвечала на удары обломков надсадным гулом, но все-таки стояла.

Подавленный буйством безликой стихии, которая в тысячу раз страшнее любого воплощенного врага, Элиен не сразу заметил, что сидит в небольшом углублении. Он отполз в сторону и обнаружил, что в постаменте отпечатано человеческое тело. Своеобразный барельеф наоборот.

Над головой у этого “обратного” барельефа – удивление было столь велико, что Элиен на некоторое время забыл о происходящем извержении – имелась надпись на его родном, харренском, языке. Здесь, на другом краю мира, в южном узле Знака Разрушения, он увидел и прочел три слова. Два коротких, а третье совсем коротенькое. “Ложись и войди”.

Куда лечь – было в общем-то понятно: в углубление по форме человеческого тела. А куда войти – совсем непонятно, потому что входить было некуда. Никакой двери или намека на дверь. На каменной поверхности не было ни единой трещинки.

Элиен собрался посоветоваться с раковиной, хотя услышать от нее что-либо внятное на этот раз было, наверное, невозможно, ведь, по ее мнению, Хеофора не существовало и„ значит, любые надписи, встреченные здесь, с ее точки зрения, были полнейшим абсурдом.

Но узнать мнение своей верной наушницы Элиену не довелось.

Над черной горой взбухал огненный шар. Вскоре стало ясно, что это уже не игра стихий, а нечто куда более непостижимое и ужасное. Огненный шар на вершине горы приобрел формы уродливой грушеобразной головы, сужающейся книзу. Голова была опоясана по кругу непроницаемо черными выпуклостями, в которых перепуганный Элиен вполне справедливо заподозрил глаза.

Огненные реки лавы, и прежде струившиеся то вверх, то вниз как им вздумается, повели себя совсем дико. Они вспучились, оторвались от скал и превратились в огненные щупальца, стягивающиеся к вершине черной горы, к многоокой голове.

Волосы на голове Элиена зашевелились. Он впервые в жизни понял, что это не поэтическая метафора. Полчища кутах по сравнению с этим порождением недр были ничем. “Ложись и войди”, – по-прежнему приглашала надпись. Даже если загадочная дверь, которой он не видит, ведет в самое сердце черной страны Октанга Урайна, Элиен был уверен, что Варнаг покажется ему Святой Землей Трем по сравнению с Хеофором.

Сын Тремгора на всякий случай обнажил меч, положил щит себе на грудь – мелькнула мысль, что именно так когда-то было принято хоронить воинов у него на родине, – и все члены его тела свободно вошли в ладные ложбины камня.

* * *

Тело Элиена менялось, и рассудок не поспевал за этими изменениями, отказываясь понимать их, ибо никто из живущих не ведал подобного. Элиен весь обратился в жаркий поток расплавленного металла и устремился куда-то в гулкую пустоту по нескольким желобам.

Из чувств ему осталось только осязание; скольжение по этим гладким, совершенным желобам приносило ему несказанное наслаждение. Он становился текучим огнем, в его новое огромное тело входила священная сила царственной стихии, вводящей все первоэлементы в гармонию, и гармония эта пела свое торжество песней без слов.

Затем то, чем стал Элиен, разошлось по более мелким желобкам, заполнило каждый свободный наперсток нового пространства и остановилось. Он чувствовал, как уходит жар, но ему не было холодно, прохлада освежала и бодрила, и эти новые ощущения были еще прекрасней, чем ощущение огня, ибо гармония входила в свою высшую степень. А потом гладкие поверхности, с которыми он соприкасался всем своим новым телом, пошли мириадами трещин, исчезли, и Элиен вновь обрел зрение, слух, обоняние.

* * *

В его руках была бронзовая секира. Он возвышался над кипящим у его ног озером; о его тело со звоном бились громадные камни; по-прежнему высоко, но уже существенно ниже, чем раньше, он увидел уродливую голову кошмарного чудовища, более всего похожего на головоногую каракатицу, каких изредка привозят из своих южных путешествий варанские вольные торговцы.

Радуясь встрече со своим грандиозным собратом, головоног-страх, обитатель потусторонней запредельности Элиенова сердца, подступился к его душе с ледяными лезвиями– ужаса.

Элиен не понял, куда он вошел, но было ясно, где он вышел. Он стал бронзовым воином, и у него не было другого выхода, кроме как уничтожить огненного спрута, чьи щупальца уже потянулись к нему. Сын Тремгора осторожно шевельнул пальцами на руках и своими новыми рубиновыми глазами узрел, как здоровенные бронзовые бревна, покоившиеся доселе на рукояти топора, пришли в движение.

Осмелев, он сделал шаг в сторону, ступив на дамбу, заваленную обломками скал. Под его ногой, как сухие хлебные крошки, хрустнули валуны размером с теленка. “Такой башней можно передавить всех герверитов, как тараканов”, – с удовольствием подумал Элиен, свыкаясь с ролью великана.

Оставаться в центре озера ему больше не хотелось. Он опасался, что у того действительно может не оказаться дна. Обидно утонуть такому большому. Надо было идти к берегу – благо теперь это были каких-то пять-шесть шагов.

Но раньше, чем Элиен сделал первый шаг, медлительные доселе огненные щупальца с быстротой молнии ринулись к нему. Страшная жгучая боль – а он надеялся, что бронза не знает боли – пронзила ноги и шею. Исполин поднял его над землей, словно он и не был сейчас весом в целую армию панцирной пехоты, и потянул в разные стороны.

Тварь вознамерилась оторвать ему голову. Кости не трещали – трещать было нечему, – но металл печально застонал под напором титанической мощи.

Но недаром неведомые мастера вложили в руки воину секиру под стать его росту! Один удар – и, вздымая, казалось, до самых небес фонтан пара, обрубленное щупальце полетело в воду. Вслед за ним оказалась в воде и голова Элиена – его ноги по-прежнему цепко удерживались чудовищем. Но в следующий момент ноги были отпущены, и он полетел в черный мрак бездонного озера.

Озеро было действительно очень глубоким по обычным человеческим меркам, но дно у него все-таки было. В этом Элиен убедился, когда с силой выпущенного из метательной машины окованного бревна ударился о него головой.

Правый глаз-рубин не выдержал удара и выскочил из своего гнезда. Элиен наполовину ослеп, хотя видеть под водой было нечего – на глубине царил полный мрак. Вслед за головой ударились о дно бронзовые колени.

Ему достало быстроты вскочить на ноги, и это спасло его, потому что в то самое место, где только что была его спина, упала цельная скала в полтора его теперешних роста, запущенная неунимающимся чудовищем. Вода, ударившая во все стороны, едва не сбила Элиена с ног вновь, но он удержался.

Бронзовый воин стоял по грудь в озере и даже без правого глаза отлично видел, что его противник заметно приблизился. Отвратительная грушевидная голова возвышалась теперь у подножия черной горы, а щупальца взяли озеро в огненное кольцо, и кольцо это было готово сомкнуться на туловище Элиена, чтобы расплавить и смять бронзу в бесформенный ком.

Сын Тремгора сразу понял, что промедление будет стоить ему жизни, и, не дожидаясь, когда щупальца сойдутся, упал ничком на дно озера и пополз туда, где, как он помнил, должна находиться голова врага.

Однако щупальца нашли его и под водой. На этот раз их добычей стала рука, державшая секиру. Огненные змеи впились в запястье, локоть и предплечье. Элиен взревел от боли и сам испугался тех звуков, которые издает его бронзовая глотка и вода, забурлившая в ней.

Щупальца, сплошь обвив руку, тянули Элиена на поверхность. Перехватив секиру свободной левой рукой, сын Тремгора вслепую ударил по ним, но секира встретила пустоту. Он чувствовал, что еще немного – и чудовищу удастся выудить его из озера, где его ждут не дождутся еще десятки смертоносных извивающихся огненных змей.

С лязгом сцепив зубы, Элиен вновь ударил секирой – на этот раз с расчетом попасть по собственной руке.

Тьму озерных глубин прорезал сноп ярких белых искр, и в их свете Элиен только и смог увидеть черные тени, уносящиеся к поверхности, чьей добычей стала его правая рука.

Сын Тремгора, не помня себя от боли и ярости, ринулся вперед и показался над водной поверхностью только тогда, когда его секира, выставленная вперед, как посох слепца, ткнулась в каменный берег озера.

Обманутый враг в замешательстве осматривал бронзовую руку Элиена, чисто обрезанную дивной варанской секирой. Голова чудовища была совсем близко. Прежде чем непроницаемая тьма его глаз вобрала в себя образ бронзового воина, вмиг выросший в ста обычных человеческих шагах и в одном исполинском шаге от него,. Элиен, вкладывая в свой бросок всю немыслимую мощь исполинского тела, с грохотом выскочил на берег и, перепрыгнув сравнительно небольшую скалу высотой в крепостную башню, всадил секиру в неожиданно податливую огненную плоть.

Элиен успел увидеть, как секира оплывает, будто отлитая из воска, а не из бронзы, оставляя лишь короткий огарок рукояти, как разгораются изнутри пульсирующим желтым пламенем доселе черные глаза чудовища. В следующий миг его тело было снесено в воду огненным смерчем.

Он уже не видел, как стекают в озеро расплавленные скалы, как опадают, вновь становясь потоками лавы, страшные щупальца и как проваливаются внутрь склоны черной горы.

* * *

Элиен открыл глаза. Он лежал в той позе, в которой некогда хоронили харренских воинов, – ноги сложены вместе, на груди щит, обе руки сжимают рукоять меча. Его тело было еготелом, человеческим телом из мяса и костей. И оба глаза были на месте, и правая рука, и кожа не болела от ожогов.

Если есть на свете безграничное счастье, то Элиен в тот момент дошел до самых его границ и понял, что нет ничего лучше вкуса собственной слюны на языке и стука сердца в собственной груди. Он опять был человеком, но он не знал, куда на этот раз завело его замысловатое плетение Нитей Лаги, нитей судьбы.

Потолок над его головой был высок и сходился в вышине стрельчатой аркой. Стены светились ровным белесым светом, и собственные руки казались руками мертвеца. Не усыпальница ли это, где надлежит пребывать погибшим героям, и не восстал ли он из мертвых по Зову Хуммера?

Элиен поднялся и сел.

Оказалось, он лежал на невысоком каменном постаменте с таким же точно углублением, какое было у подножия бронзовой статуи. Помещение, в котором он очутился, было никак не меньше трехсот локтей в длину и походило на хорошо обработанную изнутри, обжитую пещеру.

В нескольких шагах от него каменный пол уходил под воду. По всему выходило, что он находится на берегу подземного озера.

Это открытие не радовало. Во-первых, ему смертельно надоело предыдущее озеро Хеофора – прогорклое, непроглядное, бездонное, – а во-вторых, Элиен с неприятным холодком подумал о том, что выбраться отсюда на поверхность будет не так-то просто. Если вообще возможно.

И наконец, в-третьих. Пить хотелось невыносимо, но, отведав подземной воды, Элиен с ужасом обнаружил, что она столь же солона, как и “наземная”.

Радовало лишь то, что он неизвестно как выжил, неизвестно как сохранил при себе оружие Эллата и содержимое своего сарнода. Исчезло и гнетущее ощущение опасности. Головоног-страх, похоже, пошел прахом вместе со своим исполинским огненноплотным родичем.

Помимо прочего, очень хотелось спать. Каменное ложе было отнюдь не лучшей постелью, но. Элиен все-таки улегся обратно на него, решив, что утро любомудрствует куда лучше вечера, хотя где здесь, под землей, утро, а где вечер – неизвестно.

* * *

Сын Тремгора не знал, сколько ему пришлось проспать, но как только открыл глаза, сразу понял, что рядом с ним что-то переменилось.

Элиен вскочил, одновременно обнажая меч Эллата, – он не любил, когда рядом с ним что-то переменяется.

В трех шагах от него, у самой воды, стояли пятеро. Ни один из незваных гостей не был человеком. По крайней мере, человеком в прямом смысле этого слова.

Эти существа имели руки и ноги, но между пальцами у них находились лягушачьи перепонки. Их стопы скрывались под диковинными сапогами из тонкой полупрозрачной кожи и с широченными подошвами. Это наводило на мысли о том, что стопы существ походят на лягушачьи.

Их головы были похожи на головы саламандр, но Элиен не нашел их лица отвратительными – в крупных глазах светились ум и радость. Незнакомцы были облачены в разноцветные пятнистые плащи из такой же кожи, как и сапоги. За их спинами покачивалась на воде небольшая изящная лодка.

Ближайший к нему гость держал в руках чашу, почти до краев наполненную белой жидкостью, а в правой – необычный жезл из отливающего синевой металла. Будто бы полумесяц подцепили к граненой ручке за середину полукружия и обратили рогами вверх.

Прежде чем рубить незнакомцам головы, Право Народов предписывает хотя бы узнать их имена, род и достоинство.

– Кто вы? – спросил Элиен по-харренски.

Повторил вопрос на наречии Эррихпы.

На грютском.

На варанском.

Вместо ответа, существо, которое, видимо, было здесь за главного, сделало шаг навстречу Элиену и протянуло ему чашу.

Сын Тремгора посмотрел на нее с нескрываемым подозрением. Потом ткнул пальцем себе в грудь, сделал отстраняющий жест рукой, указал пальцем на чашу, а потом – на главного. Пей, дескать, сам.

Рот главного растянулся едва не до самых глаз – надо полагать, это была улыбка. Он отпил крупный глоток и опять протянул чашу Элиену.

Поскольку другого питья предложено ему не было, а губы его уже давно успели растрескаться от жажды, сын Тремгора, не вдаваясь в рассуждения о том, что нектар для саламандры может быть ядом для человека, вложил меч в ножны, сделал в свою очередь шаг вперед и осторожно пригубил белое зелье.

Вкус был необычен, наводил на мысли о нежной плоти каких-то рыб или креветок, но назвать его неприятным было нельзя. Сын Тремгора осушил кубок до дна.

Существо одобрительно улыбнулось, и Элиен впервые услышал речь эверонотов:

– Приветствуем тебя, Земноживущий. Теперь, когда ты вкусил молоки Глаголящей Рыбы, ты сможешь понять нас. Так говорят Прорицания.

Сын Тремгора мог поклясться, что никогда не слышал и не знал ни одного слова из этого наречия. Но он понял его! Много дивных и ужасных чудес обретается под солнцем и втрое от этого – под луной!

– Приветствую и вас, хоть и не знаю вашего имени. Кто вы?

– Мы называемся эверонотами. Меня зовут Оль Таннаг, а моих спутников – Оль ИтаЙн, Оль Фардаг, Оль Орвеноп и Оль Номмаг. Хотели бы услышать и твое имя.

– Я – Элиен, сын Тремгора из Лдсара. Впрочем, боюсь, что имя этого северного города скажет для вас не больше, чем песнь ветра перед бурей.

– Ты ошибаешься. В Прорицаниях названа северная земля Гаррена и северный город Лазаг. И пусть говорение этих слов изменено веками, но мы знаем, что ты и есть тот самый воин, которому было предначертано пробудить и сокрушить Зверя Зуанрат.

– Расскажите мне все, ибо мои вопросы лишь тысячекратно затянут наши речи. Расскажите так, как это делают древние хроники – кратко, по делу, по существу.

– Хорошо, но прежде не желал бы ты занять удобные восседалища в месте, чья роскошь отвечает нашей высокородности?

– Не желал бы, ибо быстрая истина дороже мне долгой роскоши. Говори же.

– Твои слова достойны твоей судьбы. Слушай же! Выжженный, погубленный остров, в недрах которого мы сейчас находимся, – лишь крохотный осколок огромной земли, что лежала к югу от вас в незапамятные времена. Некогда мы были как вы, а вы сейчас – далекие потомки наших переселенцев, что некогда пришли на ваш материк, но приход Гаумера, да низринется само имя его в Бездну Края Мира, истер в прах память об этом. Не знаю, что сейчас говорят ваши геды о Гаумере, но мы знаем, что была сперва война меж ним и Другим и эта война пришла в наши земли, а после – в ваши. Но главная война была у нас. И наше величие, не знавшее себе равных под солнцем, пало.

Наш материк погиб, и этот остров – все, что удалось охранить нашим магам от океанских вод, хоть он и ушел ниже уровня их на пол-лиги, – ты сам это видел, раз ты здесь. Зверь Зуанрат – одно из ранних творений Гаумера, именно он пожирал наши земли, и не было от него никакого спасения. В те времена война уже шла у вас и Другой погиб. Но со смертью Другого былая мощь ушла от Гаумера, и ледяной сон сковал его, и нет его страшной власти над нашим миром, но многое осталось от его творений. И он Дышит. И с каждым его вздохом над миром вновь простирает свои мертвящие крылья зло, оно входит в сердца .и души избранных им Земноживущих, и он может Пробудиться. Пробудиться, чтобы овладеть всем безраздельно.

Большую часть из сказанного Оль Таннагом сын Тремгора знал с детства. Знал, как любой знает красивые легенды. Разве что Другого в Сармонтазаре было принято называть иначе, более цветисто – Тот, Кого Хуммер Лишил Значений. Детство Элиена прошло в мире без большого зла. Но теперь все было иначе. Сын Тремгора слушал не перебивая.

– Что же до нас, то мы, дабы выжить, были вынуждены изменить свою первоначальную природу с помощью страшного заклятия, похищенного нашими магами у Другого. Это заклятье, как и все в мире солнца и луны, имеет две стороны. Оно спасло нас, да, ибо только в подземных полостях, заполненных водами, мы могли рассчитывать укрыться от гнева Зуанрата. Но мы никогда не сможем измениться в обратную сторону, не вернем себе природу Земноживущих, и никогда не вернется к нам знание древних ремесел. Так написано в Прорицаниях. Но даже здесь, в подземных озерах, Зуанрат часто настигал нас, и большая часть уцелевших после войны погибла в его огненных щупальцах. Но когда Гаумер погрузился в свой сон, ушел в глубочайшие недра и Зуанрат. В Прорицаниях было сказано, что он пробудится в день, когда к нам придет наш властитель, человек с Севера, и только он сможет одолеть Зверя, став бронзовым воином. Эту статую сделали наши предки, которым дано было видеть будущее и прозревать сквозь пространства, и мы хранили ее как зеницу ока, а после, когда Зуанрат уснул, водрузили ее там, где ты ее нашел, ибо так было сказано в Прорицаниях.

“Прорицания, прорицания, прорицания… – перекривлял говорящего Элиен. – А своя голова у вас вообще есть? Хотя, конечно, грамотные были у них прорицатели – точно указали, что статую нужно поставить в нижнем узле Знака Разрушения, а не где-нибудь еще”.

– Я понял теб”, Оль Таннаг, а больше мне знать и не нужно.

– Ты не совсем прав, ибо в Прорицаниях сказано, что человек с Севера станет нашим мудрым вождем и повелителем. С его помощью мы разберем письмена древней мудрости и возвратим былое могущество. И этот человек – ты, ибо ты мечен Печатью Повелевания. И ты вольешь свежую кровь в дряхлые члены нашего народа, который готов полностью и безраздельно отдаться твоей справедливой власти. Поэтому скорее прими Сиас, который есть символ безграничной власти над любым из эверонотов.

Такого оборота дел Элиен не ожидал. Его, кажется, собираются едва ли не насильно короновать царем каких-то подземных саламандр, отягощенных памятью о былом величии и ворохом сомнительных прорицаний. И это в то время, когда Хуммер, или, как они выражаются, Гаумер, готов уничтожить руками Урайна всю Сармонтазару!

Но Элиен был сыном Харрены, а харрениты тем и могущественны, что знают и ценят Право Народов – в дипломатии им нет равных. Поэтому Элиен, отдав Оль Таннагу чашу, принял Сиас. Тотчас же на концах полумесяца прорезалось голубое свечение, и эвероноты, издав радостный вопль, преклонили перед ним колени.

“Хорошо, очень хорошо… – подумал Элиен. – Народ эверонотов приветствует нового повелителя! А что дальше? Попробуем-ка совсем по-простому”.

– Отвечайте своему царю и отвечайте правду. Есть ли здесь у вас пресная вода и достойная меня пища?