Текст книги "Потрясатель Тверди"

Автор книги: Александр Мазин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 35 страниц)

И преобразился еще раз! Это было похоже на еще один выход из тела. Ощущение слизи исчезло. Санти был свободен. И вонь тоже пропала. Зато свет усилился, стал много ярче и привлекательней. Он, как струя воздуха, поднимался из середины горы, и Санти метнулся к нему. Движение было таким стремительным, что миг спустя он врезался в упругую пленку, прошел сквозь нее и вырвался из тесного тоннеля в огромную пещеру.

Открывшийся вид был умопомрачительно, завораживающе прекрасен. Своды, стены, колонны играли всеми оттенками чистого зеленого сияния. А внизу, на дне, мерцало и переливалось живое озеро. Санти повис над ним, упиваясь текучими волнами света, такого нежного и ослепительного, что в сравнении с ним блеклыми казались даже сияющие своды пещеры. Озеро это двигалось, дышало, притягивало. Оно манило к себе Санти, окутывало его, обнимало… так же как зеленая слизь на стенках прохода!

Сколь ни мимолетным было воспоминание, но его оказалось достаточно. Санти вновь сделал инстинктивное движение, теперь оно почти не потребовало усилия, – и освободился…

Свирепый холод охватил его. Вид вокруг переменился. Осталось зеленое свечение, уже не казавшееся приятным, остались уходящие ввысь колонны, но сама суть всего стала другой. И озеро под ним вовсе не было озером. Теперь сущность была обнажена: то был Ужас. Нечто чудовищное, превращающее Жизнь в Мысль и питающееся этим. Не зло, не добро – Ничто! Но Ничто, обладающее силой связывать и отнимать. Ужас. Сейчас Оно было погружено в сон. Внешне Санти видел Его, как слизня чудовищных размеров, но понимал, что слизень – только образ. Оно спало, но вместе с тем – пробуждалось. Там, в пещере, Санти ощутил именно Пробуждение. И понимал, что пробуждается Ужас не по собственной воле – воли у Него не было, а по велению злой силы. Чудовище не хотело и не желало ничего, но Санти знал, что произойдет, когда Оно проснется. Он понял это, едва увидел истинный облик слизня. И понял, что до Пробуждения осталось совсем немного времени. Миг – и юноша снова оказался в собственном теле, слегка закоченевшем от холода.

Не колеблясь более, он разбудил Этайю.

Совсем немного понадобилось фэйре, чтобы, освободившись от грез, осознать то, что видел Санти. Впервые юноша увидел, как потемнели ее сияющие глаза.

– Нил! – тихо позвала она.

И великан бесшумно поднялся, подошел к ней, словно только этого и ждал. Санти в очередной раз восхитился тем, как легко и стремительно движется этот огромный человек.

– Мы уходим! – сказала фэйра, ничего не объясняя. – Уходим быстро и тихо. Разбудим остальных!

Нил не стал задавать вопросов. Он только кивнул и принялся обходить спящих, шепча каждому на ухо. Прежде, чем он разбудил последнего конгая, Биорк уже начал увязывать вещи. Великан вышел из пещеры и посвистел, призывая спящих снаружи урров. Никто, даже перепуганные девушки, не проронил ни слова.

Спустя десять минт отряд уже был в седлах. Только что взошла Мона и немного разогнала тьму. Пусть даже в ее бледном свете, ночной спуск по каменистому, осыпающемуся склону был очень опасен. Но Нил умел внушать доверие к себе. Никто не сомневался – еще большая, неотвратимая опасность выгнала их из укрытия под звездное небо.

Биорк с Каланом ехали впереди. Для урров света было довольно, и животные двигались быстро. Воля людей и собственное чутье подгоняли их.

Только когда между всадниками и пещерой легло несколько милонг, Нил, уже узнавший от Этайи, что произошло, позволил себе расслабиться.

– Не уверен, что мы справились бы с ним! – тихо сказал он, обращаясь к фэйре и Санти. – Против подобной твари сила бесполезна!

Мелкие камешки скатывались вниз из-под осторожных лап урров. Взошла Уна, и стало намного светлее. Путники повеселели. Туор покинул свое место впереди колонны, придержал урра, пропуская остальных. Теперь первыми ехали контрабандисты, за ними – девушки и вьючные урры, а за девушками – Эак с Ортраном. Оба аргенета держались рядом. Здесь, в горах, между ними возникла связь, которая вырастает в настоящую дружбу.

За те две сестаис, что Эак Нетонский провел на земле Конга, воин очень изменился. Испытаний, которые выпали на его долю за это сравнительно короткое время, с лихвой хватило бы на целую жизнь. И Эак прожил эту жизнь. Больше, чем жизнь, потому что, если бы не его друзья, он был бы более чем мертв. Что-то похожее чувствовал и Ортран, у которого вновь появилось будущее. И у них было еще то общее, чье имя: антассио сонанга Нассини. То, что более слабые предпочли бы забыть.

Эак, прежде смотревший на людей из башни собственной гордости и вдруг оказавшийся на земле; Ортран, отказавшийся от прошлого и плативший за это одиночеством… Сейчас им обоим нужен был друг, и судьба подарила их друг другу.

Биорк, выслушав объяснение сына, только покачал головой:

– Такое – вне моего понимания. Считаешь, мы ушли?

– Надеюсь, – не слишком уверенно ответил Нил.

Санти ощутил холодное дуновение в затылок. При том, что пронизывающий ветер, не переставая, дул ему в лицо. Доли секунды хватило ему, чтобы, ощутив, отреагировать – «выпрыгнуть» из физического тела. Так оказалось, что он ехал замыкающим и на него обрушился первый удар, замораживающий мысли и желания, сковывающий физические тела. Но жизнь Санти, душа его ускользнули. И фэйра, вторая жертва, тоже успела приготовиться. Благодаря Санти. А у нее было чем встретить врага!

Урров холод коснулся немного позднее, чем людей, а когда они почувствовали Ужас и готовы были броситься вниз, волоча за собой бесчувственные тела, Нил успел ухватить их, придержать. А мгновением позже и животные потеряли способность двигаться. То же самое произошло и с Биорком. Остальные же понеслись вниз, не разбирая дороги, ничего не видя перед собой, потому что спасались от того, что хуже смерти и страшней всякой жизни.

Только Нил не поддался чудовищу. Но и сразиться с ним он был не в состоянии.

А воплощенное Ничто уже стекало к ним, содрогаясь и пульсируя. То, что поймано, принадлежало ему и будет поглощено: будь то почти лишенные разума урры или мастер воин Биорк.

Во второй раз услышал Санти, как поет фэйра.

Душа его затрепетала и замерла. Мысли, те, что еще касались ее, растворились в пении, как крупинки соли в теплой воде.

И пение остановило Ужас. Можно сказать – оно убило его, если бы в Ничто была жизнь. Но жизни не было, и слово «смерть» здесь не уместно. Пустотный разум рассеялся, растворился в мире. Не осталось даже праха, останков того слизня, что привиделся Санти, потому что и слизня тоже не было. Не существовало. Такова сила фэйры: живое она освобождает от оков, а если живого нет, а есть только форма – лишает формы. И не остается ничего. Даже праха.

Потому так редко поют фэйры.

Глава третья

 
Солдат, солдат, глотни вина
Во славу всех богов!
Да будет кровь твоя красна,
Красней, чем у врагов!
 

 
Глотни, солдат, и дай глотнуть
И мне, солдат, – за нас!
Сегодня топчем пыльный путь,
А завтра топчут нас!
 

 
Глотни, солдат! Вкус у вина
Всегда, солдат, хорош!
А кровь тем больше солона,
Чем больше ее льешь!
 

 
Чтоб ты, солдат, приятней пах,
Ты пей, солдат, и пой!
А девки в южных городах —
Толпой, солдат, толпой!
 

 
У нас, солдат, судьба одна —
Молись, солдат судьбе:
Чтоб фляга ввек была полна
И руки – при тебе!
 

 
Придут иные времена,
А ты, солдат, живой.
Глотни, солдат, глотни вина!
Домой, солдат! Домой!
 

 
Вино, солдат, – жена и брат:
Глотни – и ты согрет.
А дом, солдат? Придешь, солдат,
А дома-то и нет!
 

 
Солдат, солдат, глотни вина
Во славу всех богов!
Да будет кровь твоя красна,
Красней, чем у врагов!..
 

КОНГСКАЯ ПЕСНЯ

Перепуганные всадники на обезумевших от ужаса уррах мчались по каменистому склону горы. Уже не менее лонги покрыли они с начала бешеной скачки. И еще не менее лонги скакали бы урры, но каменный завал преградил им путь. И животные остановились, роняя желтую пену, со свистом и шумом втягивая воздух распаренными глотками. И, остановившись, почувствовали, что гнавший их ужас пропал. Конгаи спешились, сбились в кучу, тоже переводя дух. Во время стремительного спуска никто не пострадал, не потерялся ни один вьюк. Животные успокоились, но люди были возбуждены. Девушки тихо молились. Пирон распоряжался преувеличенно громким голосом.

Эак и Ортран были смущены: они не смогли удержать урров, бросили своих друзей в явной опасности. Как только их животные остановились перед преградой, они, не раздумывая, повернули их и поехали наверх. Не слишком быстро, потому что урры здорово устали. Они поднялись по меньшей мере на милонгу, когда ветер донес до них испуганный крик одной из девушек. К ней присоединилась другая. Оба воина остановились. Сверху, оттуда, где остались их друзья, не доносилось ни звука. Эак первым принял решение. Он развернулся и погнал урра вниз. Ортран понесся следом, и Демон, как всегда, вырвался вперед.

Теперь они увидели зловещую фигуру с обнаженным мечом в руке. Человек стоял на вершине одного из каменных обломков, и ветер свирепо трепал полы его длинного плаща. Прежде чем северяне достигли завала, еще несколько таких же фигур появилось из нагромождения камней. Все они бросились к конгаям, и мечи в их руках говорили сами за себя. Контрабандисты образовали круг, девушки в середине, и встретили врага жалами клинков. Северяне были уже в тридцати шагах. Эак ощутил радостное возбуждение, всегда охватывающее его перед битвой.

Но, к удивлению аргенетов, урры их остановились за два десятка минов от обороняющихся конгаев. Даже неустрашимый Демон отказался повиноваться: он рычал, хрипел, мотал здоровенной башкой. И отступал. Урр Эака вел себя еще хуже. В конце концов воин не выдержал и спрыгнул на землю. Ортран тотчас оказался рядом с ним.

Едва нападавшие заметили северян, конгаи перестали их интересовать. Аргенеты не поняли, что их привлекло, но все семеро напавших бросились к ним. И воинам сразу стало тесно. Лиц противников они в темноте не могли разглядеть. Но кольчуги, шлемы, владение оружием ясно показывали: это профессиональные бойцы. И двигались враги так быстро, что Эак еле успевал отражать мелькающие перед ним мечи. И он сразу почувствовал странность движений: быстрых, резких, но каких-то угловатых. Так двигается паук. И то была не единственная странность. Эак скоро убедился в этом. Три противника атаковали его. Они ловко орудовали длинными мечами, очень похожими на конгские. Эак защищался собственным мечом и длинным кинжалом. Как ни опытен он был, но дважды только кольчуга спасала ему жизнь. А потом он, улучив момент, оказался один на один с правым нападающим и, нырнув под меч, ударил сбоку, наискось. Белый клинок разрубил кольчугу и на ладонь погрузился в тело врага. Эак был уверен, что теперь против него только двое врагов. Но ошибся. Третий боец по-прежнему ловко махал мечом, будто не он получил только что тяжелейшую рану. Может быть, это обескуражило бы другого воина, но Эаку только прибавило сил. В бою он любил неизвестность: щекочет нервы! Прыжком уйдя от подсекающего удара, Эак плечом отбросил одного из противников на другого, молниеносно развернулся к третьему, гардой кинжала блокировал меч, вонзил клинок в правое подреберье врага, повернул и рывком выдернул обратно. А тот – будто и не заметил раны. Эак едва не погиб, успев в самый последний момент поймать меч противника крестовиной кинжала. И опять завертелась вокруг него стальная карусель.

Если Эаку приходилось нелегко, то Ортрану было еще тяжелее. Маир-унратен обрушивался на головы и плечи врагов, сбивал их с ног, сминал шлемы, разрывал кольчуги, но упавшие поднимались, отброшенные назад возвращались. Ортран, в отличие от Эака, не находил удовольствия в битве с неуязвимым противником. Он забеспокоился. Пока сын Дино защищал его спину, он мог удерживать врагов на расстоянии и пользоваться преимуществом в оружии. Но маир-унратен не меч. Норман стал уставать.

Эак, сделав ложный выпад кинжалом, напрочь отсек руку одному из противников. Все же Белый Меч есть Белый Меч! Враг отпрыгнул назад, преспокойно вынул оружие из отрубленной руки другой и снова напал на аргенета.

Эак совершенно потерял ощущение времени. Он атаковал, уклонялся, снова атаковал, отскакивал, наносил удары, прыгал, приседал, вертелся, парировал, рубил… Его враги были неуязвимы. Один дрался без руки, второй лишился шлема, части головы, половины лица. У третьего в животе зияла дыра. Из ран не текла кровь, а воины продолжали сражаться. Но Эак уже сообразил, что ему нужно делать. Отрубленные конечности не прирастали, и тот из врагов, которому аргенет колющим ударом повредил позвоночник, двигался заметно медленнее других. Его и выбрал Эак, чтобы, уйдя от рубящего удара в шею, широко размахнуться и опустить меч на голову врага, с которой аргенет мгновением раньше сшиб шлем.

Меч Асенаров рассек врага надвое. Обе половинки упали на землю и продолжали дергаться в чудовищной агонии. Но опасности они уже не представляли.

Теперь Эак совершенно отказался от колющих и коротких ударов. Он уклонялся, выжидал. И случай представился. Один из двух оставшихся противников поскользнулся, и белый клинок молнией упал на плечо врага на миним левее шеи. Этот удар не разрубил его пополам, но, пройдя наискось до тазовой кости, сделал свое дело. Противник упал, забился, пытаясь подняться, но туловище его разваливалось надвое. И хотя встать воин не мог, он все равно пытался достать Эака мечом. Следующий удар развалил третьего. Эак стремительно обернулся, желая удостовериться, что с Ортраном все в порядке. Но не увидел его – только мелькнувшие силуэты убегающих врагов. Поле боя осталось за аргенетом. Только непонятно было, куда делся Ортран. Небо затянули тучи, и стало довольно темно. Эак сделал несколько шагов, споткнулся, и увидел Ортрана. Прямо у своих ног. Мечи людей-чудовищ превратили тело воина в кровавый студень. Ортран был мертв. Наклонившись над ним, Эак понял, что Ортран обезглавлен. Аргенет посмотрел вокруг, заметил что-то круглое. Но то была не голова, а всего лишь шар маир-унратена с обрывком цепи. Рядом лежали отрубленные голова и правая рука одного из врагов. В просвет между тучами проглянула Уна, и аргенет увидел, что обрубок живет, глаза его следят за Эаком, а губы шевелятся, словно пытаясь что-то сказать. В другое время аргенет был бы потрясен подобным зрелищем, сейчас же ему было все равно. Он вернулся к обезглавленному телу Ортрана, опустился рядом на землю.

Пирон приблизился к нему.

– Господин! – тихо сказал конгай.

Эак поднял голову, но посмотрел как сквозь пустое место.

– Господин! – умоляющим голосом позвал Пирон. – Прости нас! Мы не умеем сражаться с демонами!

Эак ничего не ответил. Его невидящий взгляд был устремлен в сторону Черных Гор.

Таким его и застали Нил, Биорк, Санти и Этайа. По другую сторону мертвого аргенета, опустив большую черную голову на мощные лапы, лежал Демон. Такой же неподвижный и безмолвный.

Ортран был единственным погибшим в ночной схватке. Один из конгаев получил рану на голени. Даже не рану – царапину. Похоже было, что именно норман был целью нападающих. Но никто не мог понять – почему. И никому не пришло в голову допрашивать изрубленные тела, ползающие по земле. Их природа была ясна Этайе и Нилу.

– Утунры, «лишенные покоя»! – тихо сказала фэйра Санти.

Пока мужчины рыли могилы в каменистой почве, она обошла останки, останавливаясь над каждым, нашептывая что-то, словно уговаривая. Когда фэйра закончила, останки утунров стали просто мастями мертвых тел. Их сложили в одну могилу и забросали камнями.

Ортрана похоронили отдельно, в покореженных доспехах, с мечом по правую руку, как подобает хоронить воина. Нил прочел молитву-обращение к богам-покровителям, на маленький холмик вместо надгробия положили колючий шар маир-унратена, на котором тускло заблестел первый луч взошедшего Таира.

Гибель Ортрана опечалила каждого, но Эака она просто поразила. Эак не мог забыть, что именно он первым повернул урра, чтобы помочь контрабандистам. И именно он защищал спину Ортрана. Если бы не Эак, Ортран был бы жив. Это было действительно так, и потому легший на плечи Эака груз оказался для него непосильным. Аргенет утратил веру воина: в себя, в свою цель, в свой меч, в свою удачу. Он понимал это и понимал также, что воин, утративший веру, теряет и силу. Такой воин не живет долго. Дни Эака были сочтены.

Утомленные, хмурые, путники оседлали урров. Кроме Демона. Черный урр Ортрана лег рядом с могилой хозяина и так рявкнул на подступившего было к нему Калана, что конгай в ужасе отшатнулся.

– Не трогай его! – негромко сказала Этайа. – Он останется с господином.

Нил подошел к черному урру. Демон прижал изорванные в боях уши и оскалился. Великан отпихнул его морду и распустил ремни упряжи. Демон перестал рычать, только следил за Нилом умными желтыми глазами.

Нил положил седло на могилу рядом с маир-унратеном и вспрыгнул на спину своего урра. Цепочка всадников тронулась. Демон не смотрел в их сторону. Но еще с полхоры, оглядываясь, люди могли видеть черное пятнышко рядом с кучкой бурых камней. Потом скалы заслонили и это.

Трое уцелевших утунров стояли перед Ди Гоном.

Вид их был ужасен. У одного не было лица, у другого – руки, у третьего – вспорот живот и внутренности синели в черной смрадной дыре.

Сирхар держал в руках то, что когда-то было головой Ортрана. Маг пытался разобрать черты лица, но это было невозможно из-за нескольких рубленых ран, раздробивших лицевые кости, зубы, подбородок. Волосы превратились в грязную паклю, слипшуюся от крови. Рыжая пыль густо покрывала их, но все же можно было определить, что прежде они были светлыми.

Ди Гон поглядел на утунров:

– Уверены, что это он?

– Да! – без выражения ответил тот, что без руки. – Он таков, как ты описал.

– Кто отрубил голову?

– Согн. Он остался там.

– Хорошо! – сказал маг, уронив голову на пол. Она откатилась на несколько шагов и остановилась. – Хорошо! – Ди Гон мог бы определить, кому принадлежит голова, с помощью магии. Но ему жаль было тратить на это силы. Так или иначе, скоро он все узнает. – Хорошо!

Колдун поднял Хлыст. Белое пламя коснулось головы утунра без руки и обратило ее в пепел. Обезглавленное тело осталось стоять. Но недолго. Хлыст опустился вниз – и от тела остался только серый мелкий прах и облачко желтого дыма. Минту спустя четыре такие горсточки, три – побольше, одна – поменьше, легли на каменный пол Храма.

– Тебе, Хаор! – процедил колдун, убирая Хлыст.

Наступив на одну из горок пепла и оставив на ней четкий след сапога, Ди Гон вышел из Храма.

Часовые при входе отдали ему салют. Такой же, как отдавали Королеве. Час был поздний, и площадь перед подземным Храмом была пуста. Ди Гон испытующе поглядел на стражников. Некоторое время он решал: стоит ли оставлять их в живых? Решил: оставить. Колдун впился взглядом сначала в одного, потом в другого. Он погрузился в их умы, простые и доступные, как сорванные плоды.

«Забыть! – велел он. – Забыть! Никто не входил!»

Оставил их и пошел через площадь. Ди Гон всегда ходил один. У него было много врагов, многие ненавидели его, но с ним была магия и милость Хаора. Он – сирхар! Страх – лучшая охрана.

«Все-таки он убил! – думал маг. – Иначе никакие утунры, да вообще никто не справился бы с ним. Убил. Не сдержался!»

Мысль была приятна Ди Гону. Хотя ему очень хотелось бы взять врага живым. Такой раб – великая сила. Хаор позволил бы ему! Нет, об этом можно лишь мечтать. Мертв – и слава Хаору! С остальными разберутся королевские хогры. Может быть, уже разобрались. Хороший день! Ди Гон засмеялся коротким дребезжащим смешком.

«Неповадно вам трогать моего Демона!»

Глава четвертая

Рассвет, серый и влажный, тяжело пробивался сквозь бледно-розовые жгуты лиан над Окраинной Топью. Несмех, не вставая, потянулся рукой, зачерпнул теплую, пахнущую тиной воду, сполоснул потное лицо. Плавучий островок под ним качнулся, скверно запахло газом. Несмех сел. Движение его испугало крупного фрокка на соседнем островке. Сильно толкнувшись ногами, фрокк плюхнулся в воду. Несмех вынул меч. За ночь лезвие тронуло ржавчиной, и он провел по клинку пучком мха. В животе было пусто. Несмех с сожалением вспомнил о только что сбежавшем фрокке. «Нужно трогаться», – решил Несмех и встал на колено. Островок заплясал на гладкой воде. Кожа разбухла от сырости. «Ничего, – подумал Несмех. – Попадется прогалина – погреюсь на солнышке!» Он взял шест, легкий тростниковый ствол, и погнал островок в сторону восхода. Голод куснул желудок, напоминая о себе. Севернее, там, где Окраинная Топь переходила в липкую грязь между корнями деревьев, Несмеху не пришлось бы страдать от голода. Но здесь безопасней. Жаль, что у него нет лука! Жаль, что здешняя древесина не годится даже для дротика!

Островок медленно скользил между мшистыми корявыми стволами, голыми и изломанными, как паучьи ноги. Наверху они прочно вцеплялись один в другой, срастались, свешивали вниз белые липкие корни. Гиблое место! Но, волей богов, здесь нет ни хищных южных растений, ни смертельно опасных тварей Гибельного Леса. Никого, крупней огненных слизней, а от них не так уж сложно держаться подальше. Еще день-два – и он доберется до истоков Зеленой Реки. А там Город-на-Берегу. Если богам угодно было его хранить все это время. Кое-кто наверняка помнил Несмеха. А раз так – он получит все, что могут дать Черные Охотники Вечного Лона. Все необходимое. «Должно быть, я первый из ссыльных, который сумел удрать!» – с удовольствием подумал Несмех. – Солдаты боятся Леса, как прачка – котоара. И у них есть все основания, да лишатся потомства те, кто привез меня сюда! – Правильно! Несмех сам боится. Одиночке не дожить до утра в Гибельном Лесу. Иное дело – Окраинная Топь. «Если ты ее знаешь»! – напомнил сам себе Несмех и оттолкнулся шестом.

Прямо перед островком высунулась из воды белесая голова фрокка. Присоски на растопыренных лапах прилипли к перекрученному стволу Хмельного Дерева. Несмеха фрокк не видел, и человек застыл, только рука шарила меч. Тоже дар богов! Найти меч в Южных Болотах!

Фрокк резко вращал головой с широко расставленными выпученными глазами. Островок подплывал все ближе и ближе…

Несмех напрягся… Но удача изменила ему: фрокк оттолкнулся от ствола и рывками поплыл под самой поверхностью. Нечего и думать о том, чтобы преследовать его.

– Хаом! – тихо выругался Несмех. И тут же пожалел: здесь, на Юге, – звать свирепого бога! Это голод вывел беглеца из себя.

Здесь, на Юге, не просят – берут, кто может. А кто не может – у того Юг берет сам. Или дает. Ему вот дал. Ир счастья дал и – сына. Правда, потом отнял. Юг есть Юг. А сын? Вряд ли парня тронули. И его-то, Несмехову, вину не смогли толком назвать. Боги позаботятся о сыне, пока отца не будет с ним. Не скоро вернется Несмех. Южные пути – долгие пути. Вечные – для многих. Но не для него.

Там, наверху, за сросшимся лиственным пологом, Таир уже палил во всю мочь. Вокруг стало жарче, и воздух – еще влажнее. Хотя еще совсем недавно казалось: влажнее некуда.

Несмех взял выдолбленный орех с водой, отпил немного. Вкус у жидкости был неприятный из-за горького корня, Жгучего Корня, который, если укусишь – подпрыгнешь выше головы. Зато настоянную на нем болотную воду можно пить, не рискуя через пару дней стать раздувшимся трупом в мокрых космах синего моха.

На сей раз фрокк вынырнул в двух минах от островка. Несмех еще в воде заметил белесое тело и рубанул мечом прежде, чем голова фрокка показалась на поверхности. Чуть было не упустил! Но успел-таки вцепиться левой рукой в скользкую заднюю ногу. Фрокк издал трубный вопль, забился… Несмех поспешно рубанул мечом и отсек схваченную ногу – кости у фрокка хрупкие, как сухой тростник. Истекая голубоватой жидкостью, фрокк ушел под воду. Если рана на голове невелика, он отрастит себе новую конечность и еще долго будет бороздить теплые болотные воды.

Несмех сдернул сошедшую чулком кожу с отрубленной лапы и отпилил мечом кус белого волокнистого мяса. Рот его наполнился слюной.

«Предложили бы мне такое в Ангмаре!» – усмехнувшись, подумал он и впился зубами в солоноватое мясо…

САНТАЙ ТЕМНЫЙ. «ИСТОРИЯ СЛАВНЫХ» ГЛАВА VII. «НЕСМЕХ»

Они спускались все ниже и ниже. Бесплодная зона кончилась, появились первые кактусы. Обрадованные урры набивали отощавшие животы, и люди тоже повеселели. Было время цветения. Великолепные соцветия всех возможных окрасок украшали мясистые стволы, лопасти и отростки. Режущий лицо холодный ветер вершин наконец-то сменился теплым дуновением. Мертвые горы остались позади.

Через два дня после гибели Ортрана всадники спустились на каменное плато. С западной стороны хребта осыпей и каменных нагромождений было намного меньше. Путешественникам ни разу не пришлось воспользоваться канатами. Не было сложностей и со свежей едой. Сочная мякоть кактусов, тушенное с пряностями нежное мясо ящериц, в изобилии шнырявших между камнями. Калан показал известное ему растение, маленький серо-голубой кактус, полый изнутри и полный терпкого сока, похожего на молодое вино. Люди пили его трижды в день и чувствовали себя превосходно. Каждому казалось: впереди ожидает что-то очень хорошее. Каждому, кроме Эака. И, пожалуй, туора, который не любил, когда все идет слишком гладко.

Отряд, уже вразброд, а не цепью, потому что места было довольно, бодрой рысью пересекал плоскогорье, объезжая часто растущие темно-зеленые столбы таор. Над ними пламенел Таир, куда более приятный здесь, в горах, чем в жарких низовьях Конга.

Биорк ехал во главе отряда, внимательно оглядывая местность. Кто поручится, что впереди не поджидает враг? Утунры не нападают по собственной воле. Ее у них нет. Недавно он поделился своими сомнениями с Нилом, но сын отреагировал легкомысленно:

– Не ломай голову, отец! Должно быть, кто-то из магов поставил их стеречь перевал. Место подходящее. Ортрана жаль! Остальное – ерунда. Не тревожься!

«Нил стал совсем беспечным, с тех пор как вышел из Руны», – решил туор. Но после отповеди сына обращаться к фэйре не стал. Если бы она хотела предупредить, Нил узнал бы первым. Нет так нет. Биорк был даже рад, что не надо спрашивать Этайю: старый воин робел перед фэйрой, как мальчишка.

Впрочем, туор, как всегда, был настороже. Хотя на сей раз глаза, слух, обоняние – все, кроме интуиции, – подвели бывшего туринга.

Ни он, ни кто другой из отряда не заметил никаких признаков опасности, пока тройная цепь солдат не преградила всадникам путь.

Даже для туора было полной неожиданностью, когда они поднялись в двухстах минах впереди – нестрашные с виду, маленькие фигурки в бурых, под цвет почвы, плащах. Но арбалеты, направленные на всадников, не оставляли сомнений в их намерениях.

Одного поворота головы хватало, чтобы убедиться – бежать не удастся: такие же шеренги поднялись слева и справа, а четвертая – позади, отрезая путь к бегству.

Конгаи заняли круговую оборону, но северяне не присоединились к ним – бессмысленно. Врагов слишком много. Целая армия.

– Спрячь меч, брат Пирон! – сказал Нил старшине контрабандистов. – Мы сможем справиться с сотней, если повезет. Но не с тысячей!

Солдаты приблизились. Санти не без любопытства глядел на них. Тонгриа. Узкие лица с кожей цвета старого пергамента, горбатые хищные носы, глаза, полуприкрытые тяжелыми веками. Худые, высокие, с непропорционально длинными торсами, они настолько же не походили на конгаев, насколько толстогубые онгарцы были непохожи на них самих. А ведь поговаривали, что когда-то Конг и Тонгор были одной страной!

Но сейчас это были враги!

«Тай! – мысленно позвал Санти. – Сделай что-нибудь!»

«Не могу, – получил он ответ. – Они укрыты от моей магии, Санти! Но ты не бойся. Нас не оставят!»

«Нас! А других?»

«Кому ведомы желания богов?»

– Эй! – сказал Нил дружелюбно. – Опустите ваши игрушки! Мы не враги! – И поднял обе руки в знак мира. Великан говорил на конгаэне, надеясь, что его поймут.

Поняли его или нет, но обращение осталось без ответа. Между всадниками и плотно сомкнутыми шеренгами тонгорских солдат оставалось пустое пространство в десять шагов.

Время шло. С тех пор как отряду преградили путь, миновало почти полхоры. Солдаты безмолвствовали, но арбалеты были наготове. Всадники спешились, урры легли. Если их захотят убить, то сделают это, будут они в седлах или нет.

Миновало еще полхоры, и вдали раздался топот урров. Отряд из двух дюжин всадников появился из-за кактусов, и шеренги расступились, давая им проехать. На прибывших, всех, кроме одного, были те же бурые плащи с капюшонами, то же конгское вооружение, только лучшей работы. Внешне они были очень похожи на солдат, но лица были более живыми. Всадник, одетый особо, был облачен в желто-коричневый полосатый хитон. Тощие ноги в красных сандалиях сжимали бока упитанного урра. Он был без оружия, но держался так, будто был главным. Его длинные, не слишком чистые волосы удерживал обруч с медным подобием горящего факела надо лбом. Он бесцеремонно разглядывал путешественников. Нил не менее бесцеремонно разглядывал его самого.

При виде девушек лицо тонгорца оживилось. Он что-то сказал своим спутникам. И один из них тут же возразил «полосатому». И достаточно грубо. Они заспорили, закричали друг на друга пронзительными гортанными голосами. Судя по всему, возразивший выиграл спор. По его знаку солдаты зашевелились и принялись отделять конгаев от северян. Один из солдат попытался присоединить к девушкам и Этайю, но едва коснувшись ее, с криком отдернул руку. На его ладони, буквально на глазах вздулся пузырь, как от ожога. Желто-коричневый велел ему подойти, долго разглядывал руку. Потом слегка поклонился Этайе, и ее оставили в покое. То есть – с северянами. Зато Санти попал в одну компанию с контрабандистами и девушками. Возразивший тонгорец сразу же, как только произошло размежевание, взял десяток солдат и уехал, забрав с собой конгаев. Причем у людей Пирона даже не отняли оружие. Остальные солдаты таким же плотным кольцом окружали четверых оставшихся. И у тех уже не оставалось сомнений, кому приготовлена столь «торжественная» встреча.

– Оружие – дать! – на скверном астроне скомандовал желто-коричневый. Три воина повиновались. Даже аргенет безропотно отдал меч, но с принявшим его солдатом случился конфуз. Он завопил, уронил меч и затряс рукой. Порезаться он не мог, так как Эак отдал меч вместе с ножнами. Всадники тонгриа воззрились на него, и солдат быстро-быстро заговорил, видимо объясняя.

Желто-коричневый с помощью одного из солдат спешился и с опаской поднял меч с земли. Он не обжегся, и на его узком длинном лице появилась довольная улыбка. Но улыбка сразу пропала, когда ему не удалось вынуть меч из ножен. Он тянул изо всех сил, но безрезультатно. Тогда желто-коричневый предложил попробовать одному из военных. Но тот отказался, красноречиво кивнув на пострадавшего солдата. Жрец, пожав плечами, протянул меч Эаку.