Текст книги "Потрясатель Тверди"
Автор книги: Александр Мазин
Жанр:
Героическая фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 35 страниц)
Чувство, которое Нассини испытывала к скопцу, можно было бы назвать благодарностью антассио сонанги – источником новых ощущений для нее. Лицо его, когда Нассини развлекалась с отторгнутой частью ниххана, было восхитительно. Вот и сейчас он смотрит на нее и думает лишь об этом. В другой раз Нассини не отказала бы себе в удовольствии посмотреть, как он будет грызть толстые губы и пускать слюну, но сейчас ей не терпелось остаться одной.
– Иди, ниххан! – отправила его она. – Но будь готов: завтра у тебя будет работа.
И Хумхон ушел, мягкий, огромный, с телом, подобным телу слизня. Но руки его, сильные большие руки воина, были умны и искусны.
«Кроме того, я могу не покупать настоящего лекаря», – подумала сонанга.
Она вернула шкатулку без портрета на место, в начало длинного ряда одинаковых черных кубиков. Каждый Бессмертный должен быть в такой же шкатулке, как и остальные. Это – правило искусства.
Нассини приготовила ложе, смочила руки остро пахнущим маслом и принялась растирать светло-коричневый фаллос, пока он не нагрелся до температуры тела. Тогда сонанга сунула его под мышку, зажгла бронзовую курительницу и уронила в нее несколько фиолетовых кристалликов магического зелья, из тех, что делают время бесконечным.
Когда дымок над курительницей окрасился, Нассини легла на подушки, положила под ягодицы скользкий от масла фаллос и, глядя на цветные столбы света, стала ждать, пока зелье начнет действовать.
Когда Биорк вернулся из вояжа по окрестностям замка и отправился в пиршественную, чтобы поесть, он застал там Эака.
Аргенет вяло ковырял двузубой вилкой кушанье и не выказал никаких чувств при появлении Биорка. Лишь ответил на приветствие. Биорк сел за тот же стол, велел служанке принести то же, что было у Эака, и обеспокоенно посмотрел на молчаливого аргенета. Выглядел тот неважно.
– Это Владение – крепкий орех! – сказал туор, прихлебывая из фарфоровой чашки слабое вино. – Голыми руками не раздавить!
– Да? – Эак безучастно посмотрел на него, взял нож и попытался разрезать мясо тупой его стороной.
Биорк совсем встревожился.
– Нам нужно убираться отсюда! – тихо сказал он. – Или ты хочешь остаться?
– Может быть, – сказал Эак, не глядя в глаза туору. Голос аргенета был таким же бесцветным, как выражение его лица.
– Сениор! – мягко произнес Биорк. – Что с тобой, сениор? Ты выглядишь так, будто из тебя выпили жизнь!
– Я немного устал, – ответил Эак. – И, знаешь, я не хотел бы уехать отсюда… слишком поспешно.
Биорк тихо свистнул.
– Вот интересная мысль! – произнес он. – Боюсь, если мы уедем отсюда, то именно поспешно. Или наша смерть будет проворней нашей жизни. Мне давно не попадались столь надежные ловушки.
– Извини, мессир! – Эак оставил почти не тронутый обед и встал. – Я хочу отдохнуть.
Биорк посмотрел на широкую, затянутую в белое спину и почесал бритый подбородок. Эак ему очень не понравился.
«Надо сказать Этайе!» – подумал он.
Начальник Внутренней Стражи Ортран размышлял. Он полулежал в глубоком, обтянутом зеленым шелком кресле. Ткань приятно холодила кожу спины. Ноги Ортрана в тонких черных панталонах покоились на низком круглом столе, изготовленном из основания деревянного ствола с множеством ножек-корней. Дерево было покрыто толстым слоем лака: желтого – на столешнице и темно-коричневого – на боковых поверхностях и корнях-опорах. На столе находился кувшин из оправленного в бронзу агата, до половины наполненный розовым вином, и маленькая, агатовая же, чашечка с резной, похожей на округлый древесный побег ручкой. Слуга, стоящий на коленях справа от стола, подливал в чашечку вино, когда она пустела. Сейчас чашка была полна, и сквозь тонкие стенки просвечивала розовая влага.
Другой слуга полировал шерстяной тряпочкой тяжелый шар маир-унратена. Это была непростая работа.
Ортран время от времени поглядывал на этого слугу и улыбался. Оружие он любил больше, чем вино.
Он улыбался, но мысли его были нерадостны. Сколько он ни ломал себе голову, ничего, достойного действия, не приходило ему на ум. Ортран шумно выдохнул воздух и, сняв со стола ноги, поставил их на пушистый ковер. Потом взял чашечку – она целиком уместилась в широкой ладони – и выцедил вино. Слуга потянулся к кувшину, но воин остановил его:
– Принеси кости!
В шкатулке, имеющей форму головы воина в шлеме, хранился мешочек с гадательными костями, овальными пластинами с вырезанным на каждой изречением.
Ортран произнес краткую молитву Хтону и наугад подхватил три кости. Когда они легли на стол одна под другой, Ортран прочитал:
«Дракон из меди овладевает вершиной».
«Время обращаться к мудрым».
«Бойся вора в доме!»
Ортран так и этак передвигал их по поверхности стола, но смысл гадания оставался темным.
«Должно быть, у вестника Хтона нынче игривое настроение», – подумал воин. Он велел подать себе третий свиток из «Жизнеописания Кристофа Победоносного» и погрузился в чтение. Слуги незаметно удалились. Один остался снаружи, чтоб никто не потревожил господина зря. Начальник Внутренней Стражи терпеть не мог, когда его беспокоили во время отдыха.
Однако на сей раз ему пришлось отложить свиток. Явился один из телохранителей Нассини. Записка гласила:
«За две хоры до захода доставь мне узника, чье имя – Желтый Цветок. Дай ему наркотик, но немного. Завтра он будет работать».
В подписи необходимости не было. Ортран посмотрел на водяные часы: у него было сорок минт.
– Старшего из подземельных – ко мне! – распорядился он.
С помощью слуги Ортран облачился в доспехи. Впрочем, на этот раз он ограничился кольчугой, мечом и боевым браслетом.
Прибежал десятник, командовавший тюремной стражей.
– Цветок получил порцию? – спросил его Ортран.
– Да, командир! Обычную, как ты распорядился. Что-то не так, командир? – скороговоркой выдохнул десятник.
– Все так, молодец! Дай мне трех солдат. Владычица требует Цветка к себе.
В сопровождении воинов и двух слуг Ортран спустился в подземелье и вошел в помещение, где содержался узник.
Комната эта полностью отличалась от норы, в которую запихнули Санти семь дней назад. Обставлена она была, как покои вельможи, недоставало лишь окон.
Ортран вошел внутрь в сопровождении трех воинов. Хотя узник и был одурманен, но Ортран осторожен. Он уже видел, на что способен Желтый Цветок.
Привилегированный узник валялся на неубранном ложе, закатив глаза, так что остались одни белки. Он слушал девушку, игравшую на итарре и певшую ему:
Глаза твои, как озеро, чисты.
Волос твоих влечет благоуханье.
Невинное, беспечное созданье,
Я – пленник твоей дерзкой красоты!
Песня была мужской, но слушателя это не смущало. Был он сухощавый, гибкий, с темно-желтыми волосами, схваченными на затылке брошью в виде паука. Высокий чистый лоб открыт, кошачьей грации тело затянуто в желтое трико.
Узник улыбнулся Ортрану, показав ряд ровных мелких зубов. Жилистой длинной рукой он потрепал девушку по щеке. Лицо его, треугольное, сужающееся книзу, приятное, типично конгайское, если не считать желтой пигментации кожи, было из тех, что называют неопределенными. Ни возраст, ни темперамент, ни ум по нему узнать было нельзя.
– Владычица призывает тебя! – сказал Ортран. – Идем!
Одним непрерывным плавным движением узник поднялся со своего ложа и оказался рядом с Ортраном. Цветок взял воина за рукав и потянул, показывая, что готов идти. Узник был немым, хотя слышал превосходно и язык его был на месте. Один из солдат разомкнул замок длинной платиновой цепи, что приковывала узника к кольцу в стене. Вынув из кармана короткую стальную цепь, солдат приковал запястье Желтого Цветка к собственному.
Ортран пропустил их вперед, и они направились к выходу из подземелья.
Темнело.
Наступившая ночь отличалась особенной чернотой. Ни одной из лун не было на небе. Больше того, пришедшие с востока облака затянули свод. Даже свет Анормаир не мог пробиться сквозь них.
Так же темно было и в галереях Дворца. Но никакая темнота не могла помешать Нассини. С завязанными глазами могла она пройти в любой из уголков замка. Множество ночей одна странствовала антассио сонанга под высокими сводами по длинным тихим коридорам – бесшумный блуждающий призрак в ночи. Но тусклый свет масляной лампы показывал, что она человеческое существо. И малая толика света необходима ей, чтобы идти по этим анфиладам безмолвствующих залов.
Тихо-тихо ступали ее босые ноги по мраморным, спиралью уходящим вверх ступеням. Медная курительница с алебастровой лампой сверху, которую Нассини держала в тонкой руке, казалась человеческой головой, увенчанной огненной тиарой.
Люк неслышно опустился за ней. Запах курений сразу наполнил ограниченное пространство башенки. Тем более что воздух внутри был неподвижен: ветра не было в эту ночь.
Нил лежал на спине, закинув назад тяжелую голову, отчего белая кожа на горле его натянулась. Тихий храп вырывался из полуоткрытого рта. Нижняя часть его тела была укрыта одеялом из тонкой шерсти с шелковой подкладкой. Толстые, увитые выпуклыми жилами тяжеленные руки ровно лежали вдоль туловища, глаза, утонувшие между широкими скулами и тяжелыми надбровными дугами, прятались в провалах глазниц. Нассини поставила курительницу рядом с изголовьем. Сквозь прорези в медном сосуде видно было, как мерцает внутри жар. Дым, поднимаясь вверх, облачком собирался над лицом Нила, шевелился от дыхания спящего. Нассини ждала. Но она знала, что долго ждать ей не придется. Когда ей показалось, что дыхание лежащего воина участилось, она провела рукой по его просторной груди. Нил не шевельнулся.
Нассини подергала светлую шерсть, покрывающую пласты мышц. Гигант спал. Нассини удивилась. Она подождала еще немного, а потом сильно ущипнула его за щеку. Нил не проснулся. Легкие его гнали воздух по-прежнему ровно и мощно. Как кузнечные меха.
Нассини облизнула губы. Она не понимала.
Антассио сонанга прижала ладонь ко рту гиганта и пресекла ему дыхание. Лишь тогда глаза Нила медленно открылись. Он не сделал ни единого движения, только глядел на антассио сонангу.
Нассини улыбнулась ему и убрала руку.
Великан тоже улыбнулся ей. А потом, к несказанному удивлению, сгреб сонангу своими ручищами и прижал к себе. Нассини слабо пискнула. Нил запрокинул ее голову, заглядывал в глаза, и при этом месил ее, как пекарь – тесто. Нассини не могла сопротивляться, даже если бы и захотела. Он подмял ее под себя, гиганту даже не понадобилось раздевать сонангу – она уже приготовила себя к действу. Но не к этому! Отрешившись от ощущений тела, сонанга пыталась сообразить, что же произошло. Почему приготовленный тщательно состав не произвел впечатления на этого северного мужика-ниххан? Может быть, она ошиблась? Да, ошиблась! Что же еще могло произойти? Кристаллы потеряли силу?
Нил развлекался с ней, как с дворцовой служанкой. Но, похоже, был разочарован ее холодностью. Такого с ним не бывало давно. Но Нассини его мысли беспокоили не больше, чем старая листва. Она терпела, пока Нил удовлетворял свою страсть, ждала, пока ублаготворенный великан засыпал, а когда он наконец захрапел, поднялась бесшумно и прошла к тому месту, где сложена была ее одежда. Под ней лежал длинный стилет с остро отточенным лезвием.
Нассини подошла к ложу, взяла стилет двумя руками, наметила место между ребрами – напротив сердца и с размаху вонзила оружие в грудь Нила.
То есть хотела вонзить. Что-то с силой ударило ее по рукам. Было такое ощущение, что стилет наткнулся на твердую, упругую поверхность и отскочил. Сонанга вскрикнула. Не веря себе, она уставилась на открытую грудь великана. Муггаисса! Ни кровинки! Нассини потрогала кончик лезвия – острый! Оглянулась – пусто! Да и кто посмеет подшутить над ней?
Сонанга стала на колени у изголовья. Несколько раз примерилась… И сильным точным ударом, отработанным на многих, опустила стилет, направив его в опущенное веко Нила.
Но лезвие не сокрушило костей, не вошло в мозг, даже не повредило века, даже не коснулось глаза спящего. Та же сила вновь ударила Нассини по рукам.
Нассини овладела собой.
«Я одурманена! – подумала она. – Курение подействовало на меня, а не на него!»
Придя к такому выводу, антассио сонанга отложила стилет, оделась и беззвучно, так же как и вошла, покинула башенку Нила.
Великан спокойно проспал до самого рассвета. Проснувшись же, вполне мог счесть все происшедшее ночью сном.
Глава восьмая
«А было так.
На земле Атуи, что ныне в границах Красного и Черного зовут Проклятой, явился Тата-Харири, пророк. Шесть сестаис, от Севера до Юга, шел он по земле Атуи, пока не достиг холма, именуемого Бис-Шеба, Кувшин Жажды. И взошел Тата-Харири на вершину холма. И пророчествовал. Там же сказал: „Сильные Ланти! Грядет!“
Время же того: за восьмую часть сентана до Рождения Моны.
И взят был Тата-Харири воином Шеном и привезен в Прохладный Дворец. С Шеном же было полумножество всадников, поскольку крепок был в ту пору щит Тата-Харири в Атуи.
И вопросил Великий и Сильный, Опоясанный Огненным Бичом:
– Почто пророчествуешь во зло мне?
Отвечал Тата-Харири:
– Слава моя – за мной! – к небесам обратив лик: – А сила моя – земля есть!
С тем и умолк.
Рассудил Великий и Сильный, Державший Место Свое в Прохладном Дворце посреди Доброго моря: о земле Атуи говорит пророк.
И послал он три множества воинов на окрыленных колесницах, и обратились они к земле Атуи, и вскричала Атуи великим криком. И губили беспощадно воители Ланти. Которых же оставляли живыми, тем продевали вервие сквозь нижнюю челюсть и так влекли к берегу Доброго моря. А крови было столько, что земля превратилась в грязь.
Позвал тогда Великий и Сильный, Опоясанный Огненным Бичом, позвал Тата-Харири:
– Ты! – сказал. – Нет твоей силы! – И поведал о содеянном. И поразил Тата-Харири Огненным Бичом.
Пал наземь пророк Тата-Харири, возопил гласом неистовым:
– Грядет! – И умер.
И не стало Ланти.
Такова сила истинной веры».
ИЗ «ПОУЧЕНИЙ СВЯТОГО ПЭТА МОРРАНСКОГО».
Редкость для Конга в этот сезон, но утро нового дня не принесло с собой радующих сердце золотистых лучей. Небо заплыло ватной серой мутью. Лишь изредка проглядывал сквозь нее более бледный, чем Мона, задымленный кружок дневного светила. Липким туманом завалило низменности, и над поверхностью Марры шевелился он, доползая почти до самых ворот Владения. Грязно-белые клочья плавали над Дворцовой площадью, а синяя вода озера стала серой там, где она была видна сквозь туман.
Веселая Роща опустела. Тонкая пленка сырости осела на лицах стражей утреннего караула.
Впрочем, дневная жизнь Владения началась в обычное время. Погнали на пастбище животных, вспыхнул огонь в печах и жаровнях; запах жареного мяса, пряностей, подогретого вина, достигая ноздрей, заставлял двигаться живее сгущенную сном и туманом кровь.
А потом вдруг серое одеяло, растянутое над миром, лопнуло, и вниз ударил желтый горячий луч. И сразу истаяли ватные клочья, вспыхнули краски, развернулись и посветлели округлые листья нэмитер. Вызревший еще вчера перламутровый шар летающего гриба-лауриты, четырех минов в поперечнике, оборвал соединительные нити и взмыл над сантановой рощей. Четыре девушки, идущие с южных холмов с тяжелыми корзинами, полными гроздьев уинона, поставили корзины на землю и, показывая друг другу на шар, захлопали в ладоши.
Проснулся Нил в желтой своей башенке.
Остановил урру Санти.
Задрал голову Биорк, плещущийся в холодной воде речушки.
Очнулась Нассини. Ударила в гонг, чтоб служанки отнесли ее в бассейн, где уже пузырилась теплая вода с целебными отварами.
Сел на постели Эак, сжал голову влажными руками, поплелся под горячий душ.
Проснулся Ортран. Поглядел на рыжеволосую головку, лежащую на его плече, попытался вспомнить имя девушки – не смог. Из новеньких. Освободил плечо, встал, потянулся, выгнув спину, с наслаждением напрягая мускулы…
Вымотанный ночным дежурством Сихон с удовольствием завернулся в одеяло и закрыл глаза.
Этайа подняла жалюзи, впустила свет внутрь башенки.
Бронзовый дракон, один из тех, кого видела Мара несколько дней назад, кругами набрал высоту и полетел к северному побережью.
После завтрака сонанга вызвала Эака к себе.
Разительная перемена произошла с гордым аргенетом. Голова его была опущена, взгляд блуждал, пальцы беспокойно шевелились. Темные круги легли под глазами. На Нассини он не смотрел.
Сонанга с удовольствием разглядывала его светлую макушку. Так глядят на тага, собираясь бросить ему кость.
– Окажи мне услугу, вождь! – произнесла она.
Эак вскинул согретый надеждой взгляд:
– С радостью, светлейшая!
– Говорят, ты – мастер меча?
– Ты видела, светлейшая.
– Есть у меня нерадивый… слуга. Когда-то ему была обещана смерть от клинка. В поединке. Почти ир провел он у меня в подземелье, потому что не было равных ему воинов. Хотя мои солдаты хороши, но… Теперь пришел ты. Окажи мне услугу: помоги сдержать обещание. Я отблагодарю.
Эак выпрямился. Расправил плечи, задрал подбородок, стал почти прежним Эаком:
– Я послужу твоей чести, Владычица!
– Благодарю, вождь! – Сонанга сошла с возвышения, положила узкие ладони в шелковых перчатках на плечи воина. Эак опустился на колено, прижал лицо к серебряной ткани, покрывающей ее грудь.
– Не ждала другого! – прошептала Нассини. – Иди. И будь готов.
Аргенет тотчас отпустил ее, встал и вышел. Сонанга проводила его равнодушным взглядом и велела вызвать Начальника Внутренней Стражи.
– Опять ты? – удивился Санти.
Маленький урр с откушенным ухом стоял посреди комнаты и глядел на него желтыми хитрыми глазами, вывесив розовый язык.
Санти отбросил в сторону мокрое полотенце и, подойдя к невиданному зверю, опустился на корточки.
– Больше не будешь исчезать? – спросил он.
Урр выгнул спину, вытянул переднюю лапу, выпустил острые когти и мяукнул.
– Не дури! – сказал ему Санти. – В прошлый раз ты неплохо разговаривал!
Урр дернул коротким хвостом и резко захлопнул пасть.
– Налей-ка мне кайфи! – произнес он, не открывая рта, неприятным, тонким голосом. Это был собственный голос Санти, но юноша, никогда не слышавший самого себя со стороны, конечно, себя не узнал.
– А ты не церемонься! – с иронией отозвался юноша. – Пей прямо из кувшина!
– Ты что, дурак? – Урр прищурил один глаз, и морда его стала ужасно комичной. – У меня ж голова не пролезет!
– Правда? – Санти протянул к нему руку.
Урр отпрянул.
– А ну без фамильярностей! – прикрикнул он. – Тебе, парень, до меня еще расти и расти!
– Хочешь поглядеть на себя в зеркало? – предложил Санти.
И вдруг-крошка урр начал стремительно увеличиваться. Спустя мгновение голова его уже была на два мина выше головы вскочившего Санти.
– Я мог бы и еще! – пророкотал он сверху.
– Довольно уж! – с беспокойством проговорил юноша, на всякий случай делая пару шагов назад.
– То-то, парнишка! – И урр стремительно уменьшился до прежних размеров.
«Ну и бандитская у него рожа!» – подумал Санти. Впрочем, он нисколько не боялся. И воспринимал «гостя» совсем не так, как несколько дней назад.
Налив в хрустальную чашу кайфи, он поставил ее на ковер. Урр-малыш одним прыжком оказался рядом. Лакал он жадно, шумно, фыркая так, что капельки кайфи разлетались в стороны, пачкая мех.
– Еще? – спросил юноша, заметив, что чаша опустела.
– Хорош! – и, облизываясь: – Как твои дела с фэйрой, парнишка?
– Не твое дело! – сказал Санти.
– Совет! – Урр перестал облизываться и поднял правую переднюю лапу. – Обо мне – никому! Сболтнешь – больше меня не увидишь!
– Больно ты нужен! – поддел его Санти. «На кого он похож?» – попытался он вспомнить.
– Думаешь, если у тебя есть фэйра, так ты уже герой? – ехидно поинтересовался «гость». – Так фэйры приходят и уходят! А я, знаешь ли, не фэйра! – Он вдруг поднялся на задние лапы и, повиливая задом, прошелся по комнате. Но быстро опустился и, как человек, потер передней лапой бок.
– До сих пор болит! – пожаловался он. – А уж три дня минуло! Возраст!
– Переел? – с мнимой заботой осведомился Санти.
– Если б? Сапогом поддали! Ублюдок хриссов! Это в моем-то возрасте!
– Сколько ж тебе иров?
– Ой много, паренек, не спрашивай! Все! – вдруг встрепенулся он. – За тобой идут! – И вспрыгнул на окно. – Так не проболтайся, парень! – напомнил он на прощанье и растворился в воздухе.
– Ладно! – крикнул ему вслед Санти и засмеялся.
Внутри возка Ортран разомкнул браслет вокруг запястья Желтого Цветка. Тот не обратил на это внимания, любуясь блеском оружия, которое нацепил на свободную левую руку.
Ортрану стало не по себе. «Хорошо, ехать недалеко!» – подумал он. Возок катился по ровным плитам, и грохот колес заглушал цоканье клангов окружившей его стражи. Вряд ли даже все воины Владения смогли бы помешать Желтому Цветку удрать, но Ортрану почему-то было спокойней оттого, что рядом было тридцать всадников. «А ведь я сам учил его бою!» – подумал Начальник Стражи.
– Когда я поеду в Ангмар, привезу тебе новые свитки! – сказал он. – Тианские летописи. Ты ведь уже читаешь на тианни?
Желтолицый кивнул и улыбнулся, отчего лицо его сразу стало открытым и доверчивым, как у ребенка, и Ортран сразу вспомнил, каким был Цветок три ира назад. Но стальные крючья на левой руке Цветка напомнили ему о настоящем.
Возок остановился.
«Хорошо бы предупредить аргенета! – подумал Начальник Стражи. – Наверно, он уже здесь! Впрочем, разве Эак Нетонский откажется от боя? Смешно!»
– Цветок! – тихо сказал он, наклонясь к желтолицему. – Не убивай его!
Маленький рот растянулся в улыбке. Цветок качнул головой, то ли соглашаясь, то ли отказываясь, и, толкнув дверцу возка, выпрыгнул наружу. Ортран выбрался следом и смотрел, как желтокожий, пританцовывая, направился к проходу, ведущему внутрь огражденного белой стеной открытого цирка. Золотой Таир неподвижно висел в раскаленном белесом небе. Только слабый ветер с запада, со стороны гор, немного смягчал жару.
Биорк, Санти и Этайа добирались до места поединка пешком. Эак приехал на урре и, войдя внутрь, безучастный, прислонился к каменному столбу.
Турнирная арена находилась в милонге от замка. Это была почти круглая просторная площадка, окруженная тремя ярусами каменных сидений, с двумя широкими проходами, один напротив другого. Сейчас в одном из проходов толпились замковые слуги, второй был открыт. Мраморные скамьи одной половины цирка были заполнены воинами и старшими из числа дворцовых слуг. Вторая половина была свободна, если не считать четырех мест в первом ряду, занятых Нилом, Санти, Биорком и Этайей. Выше, в особой ложе, на одном из двух тронов восседала антассио сонанга. Второй трон был свободен.
Ортран подошел к Эаку и предложил ему следовать за собой к месту, где аргенет мог бы подготовиться к поединку.
– Скажи, мессир, здесь бывают турниры? – спросил Эак, пока слуга помогал ему облачаться в доспехи. В собственном поместье аргенета был точно такой же цирк.
– Нет! Теперь – нет! – кратко ответил Ортран.
Эак с помощью слуги одел и завязал подкольчужную куртку из пяти слоев паутинной ткани, а сверху – легкую и очень прочную кольчугу с родовым гербом на груди. Кольчуга была с рукавами и опускалась на три ладони ниже пояса. На голову Эак надел круглый шлем со стрелкой и высоким золоченым гребнем. Крылья шлема широко расходились в стороны и назад, защищая шею. Как обычно, аргенет не надел ни кирасы, ни кильта, ни налокотников. Только поножи и боевой браслет вместо щита. Вооружен он был своим мечом и длинным кинжалом с закрытой гардой.
Время шло. Жаркие лучи Таира жгли всех, кроме Нассини, над которой слуга держал зонт. Пламя дневного светила отражалось на полированном металле.
Этайа встала, сделала знак, и все четверо направились к аргенету.
– Приветствие тебе, сениор! – радостно сказал Нил, который уже два дня не встречался с аргенетом.
– Рад видеть тебя! – Эак коснулся рукой в перчатке из толстой кожи обнаженного плеча гиганта.
– Кто твой противник? – спросил Биорк.
Эак покачал головой:
– Не знаю. Надеюсь, что достойный. Так сказала светлейшая. – Взгляд его обратился на антассио сонангу, а потом снова вернулся к друзьям.
– Ты справишься с любым! – подбодрил его Биорк.
– Не сомневаюсь, – ответил аргенет. – Но хороший бой будет только с хорошим бойцом.
Ортран, державшийся в пяти шагах от Эака, хотел что-то сказать, но заметил, что Нассини смотрит в их сторону, и промолчал.
Замковые стражники на первом ряду громко переговаривались. Они прикидывали боевые качества Эака и гадали, кто будет его соперником. Отдельно, особняком от других, сидел Сурт. Он затаил обиду. Не на Нила. Чужаку совсем не обязательно знать, кто он, и с ним Сурт разберется потом, когда громилу примут в замковую стражу. Если десятник будет трезв, Нилу несдобровать. Нет, обижен он был на своих сотоварищей, которые не только не вступились за него, а явно стали на сторону чужака. Сурт не забудет. Пусть только подвернется повод – он с ними сочтется! Пьян не пьян, а запомнил он всех, кто был тогда на поляне. Если б не запрет, он уже сегодня рассчитался бы с ними: порознь или разом – ему все равно. Чувствовал он себя нормально. Кастратовы припарки помогли. Ничего! Сурт подождет!
– Здоров ли ты, светлорожденный? – вдруг спросила Этайа.
Эак впился в нее взглядом, словно пытаясь проникнуть под вуаль и увидеть лицо.
– Почему ты спрашиваешь, аргенета?
– Ты изменился!
– Может быть. Но я здоров! – Он улыбнулся.
Этайа кивнула и подтолкнула вперед Санти:
– Взгляни, светлейший, вот тот самый юноша!
– А! Ортономо! Приветствую тебя! Рад! – сказал Эак.
Он уже почти забыл, с какой целью они оказались во Владении. Но обрадовался смене темы разговора.
Тут Нассини сделала знак Ортрану, и тот подошел к друзьям:
– Прошу простить, аргенет! Время!
Эак кивнул. Остальные отошли от него.
– Когда Владычица поднимет шарф, – сказал Начальник Стражи, – ты можешь начинать! – и добавил, понизив голос: – Будь начеку! – Последние слова он произнес на языке норманс.
Эак удивленно посмотрел на него и ответил тоже на норманс:
– Я всегда начеку. Благодарю.
И тут он увидел своего противника. И зрители увидели его. Негромкий гул прокатился над трибунами.
Воин был небольшого роста, худощавый, в короткой кольчуге и шишаке без стрелки и забрала. Эак был удивлен. Не ростом или телосложением – Биорк, например, был куда меньше. И не странным оружием, стальной когтистой лапой, которую воин надел на правую руку. Изумило Эака то, что в левой руке противник его держал рапиру. Выйти с ней против меча было самоубийством. Или знаком полного пренебрежения к мастерству соперника.
Воин двигался к центру арены легкой походкой танцора. У него был узкий подбородок и широко расставленные глаза, которые ничего не выражали. Обычное лицо, если не считать желтизны. Но Эак видел столько оттенков кожи, что желтый цвет не показался ему странным.
«Хорошо двигается, – подумал аргенет. – И взгляд сильный. Но рапира!»
Желтокожий улыбнулся ему. Одними губами.
Этайа окликнула его по имени:
– Эак! Берегись! Это магрут!
Аргенет услышал ее, когда уже сделал первый шаг навстречу противнику. Он остановился и еще раз пристально оглядел его. Нет, тот ничем не был похож на магрута. Но Этайа никогда не ошибалась. Прежде…
Пронзительно закричали флейты. Нассини подняла шарф. Поединок начался.
Эак совершил несколько веерообразных движений клинком, разогревая кисть. Противник покачал рапирой. Аргенет сделал пробный выпад – желтокожий уклонился. Достаточно быстро, но медленнее, чем это сделал бы Эак. Еще выпад – воин отпрянул. Отпрянул чуть дальше, чем этого требовала необходимость. Эак насторожился и сделал шаг назад. Этот шаг спас ему жизнь. Атака была столь стремительна, что Эак не успел бы защититься. Желтолицый мгновенно оказался перед ним, а клинок рапиры на полпальца не достал до его горла. Аргенет взмахнул мечом и, как того и следовало ожидать, – тонкая рапира переломилась в мине от эфеса. Эак опустил меч, но его соперник улыбнулся и покачал головой: продолжаем. И тут же исчез, а стальные когти ударили в шею Эака – в промежуток между шлемом и кольчугой.
Если бы учителем Эака был не туор, удар был бы смертельным. Но тело аргенета ощутило приближение стали за мгновение до того, как сталь разорвала кожу. Эак упал вперед, и, хотя кровь обильно текла по его спине, отделался он только глубокими царапинами.
Желтокожий ждал, пока аргенет поднимется, и снова атаковал: обломок рапиры пронзил предплечье Эака выше браслета. На этот раз аргенет не успел даже среагировать: сталь вдруг вошла в его тело, а противник уже в четырех шагах, недосягаемый для ответного удара.
Когда магрут совершил первый выпад, пальцы Этайи сжались на бицепсе Нила. А Эак уже покатился по траве с окровавленной шеей.
– Он не справится! – печально проговорил Биорк.
Нил не отрываясь следил за бойцами. Вот магрут исчез и возник из воздуха с погруженным в руку Эака обломком клинка.
– Неистовый Тор! – взревел Нил. Возглас его смешался с ревом зрителей.
Легко переступая с ноги на ногу, противник Эака покачивал-поигрывал окровавленным обломком рапиры. Он улыбался аргенету, на чьем напряженном лице застыло страстное, хищное выражение.
– Убей! – прошептал он. И магрут услышал. Он поднял стальную лапу, готовясь ударить в переносицу Эака…
Но Эака не было! Он исчез. Желтый Цветок только что видел его перед собой – и вдруг он словно растворился в воздухе! И в следующее мгновение дюжина эаков окружила магрута. Некоторые были окровавлены. Некоторые – невредимы. У одного была такая же желтая кожа, как у самого Цветка. И у каждого в руке сверкал меч. И у каждого на губах играла улыбка.
Желтый Цветок метнулся на другой конец арены, но по-прежнему остался в кольце: эаки были столь же быстрыми, как и он. Еще один бросок – опять вокруг кольцо. Он был в центре хоровода. И враги его сближались, а клинки их были все ближе от него.
Желтый Цветок кидался на одного – тот отступал. А другие оказывались еще ближе. Силы Цветка иссякали. Он затравленно озирался. И вдруг увидел проход, брешь – слева, за спиной. И он устремился в нее со скоростью, превосходящей все, что он делал прежде…
Эак приготовился к смертельному удару. Но внезапно по лицу соперника понял: что-то изменилось. Желтолицый больше не смотрел на него. Вдруг он исчез. И появился в сорока минах от прежнего места. Снова исчез. Появился. Исчез. Появился. Исчез. Появился. У Эака зарябило в глазах. Он все еще держал перед собой меч. Желтолицый возник в шести шагах от него. Он стоял спиной к Эаку и с умопомрачительной скоростью вертел головой. Длилось это чуть больше мгновения. А потом сильнейший удар сбил аргенета с ног. Эак упал на спину и увидел над собой улыбающееся лицо Желтого Цветка. Губы Цветка шевельнулись, лицо напряглось, и в следующее мгновение изо рта его полилась кровь, горячей струей обагряя грудь Эака. Глаза желтокожего остекленели, и тут только аргенет понял, что противник пронзен его мечом. Насквозь. По самую гарду.