Текст книги "Потрясатель Тверди"

Автор книги: Александр Мазин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 35 страниц)

Глава пятая

 
Не удивляйся, рыцарь мой,
Когда зову из чащ ночных.
Когда зову: иди за мной,
Иди туда, где нет живых
Путей – лишь сети топких троп.
И тускло светятся следы
Врагов и чудищ. И озноб
Не отпускает. Только ты
Сумеешь, храбрый рыцарь мой,
Пройти безгибельно сквозь дым
Паучьей страсти – к той, одной,
Которой ты необходим,
Мой рыцарь, бедный мой герой!
Туда, где затхлая вода.
Где брызжет пламя над горой,
Где воздух, желтый, как слюда,
Врата Безмолвия пройди,
Огонь и лед, и встань, живой,
Над мертвым озером.
Пути
Приходят и уходят вновь.
А страсть мутна и горяча.
Но помни: вот моя любовь —
Сильнее твоего меча!
 

ТИАНСКАЯ БАЛЛАДА.

Носильщики плавно и быстро несли паланкин. Эак шел рядом, держась за его посеребренный бортик. Прямая галерея тянулась уже полмилонги, и конца ее не было видно впереди. Свет из круглых, высоко расположенных окон падал на светло-коричневый паркет. Мягко ступали босые ноги носильщиков. Беззвучен был шаг воинов-телохранителей, обутых в матерчатые туфли. Только туфли Эака с подошвами из кожи саркула стучали, соприкасаясь с покрытой лаком древесиной.

Через неравные интервалы в галерее стояли низкие тумбы с диковатыми на взгляд аргенета скульптурами. То они походили на развалины Древних, то это были проволочные конструкции, причудливо раскрашенные, или вообще нечто невообразимое. «Вряд ли искусство, – подумал аргенет. – Но – своеобразно, весьма своеобразно!»

– Знаешь, куда мы идем? – спросила Нассини хриплым контральто.

– Надеюсь, коридор когда-нибудь кончится, – заметил Эак.

Рука Нассини легла на бархатную шапочку, что украшала макушку аргенета.

– Ха-ха! – засмеялась она, и тонкие пальчики с острыми ногтями зарылись в светлый затылок Эака.

Аргенет усмехнулся, но ничего не сказал.

– Мой сын хочет устроить небольшой спектакль. Для нас. Представление из тех, что он любит.

– Судя по его виду, – не обижайся, Великолепная, я помню, что он твой сын, – у него сомнительный вкус.

– Ты не прав, светлорожденный! – Пальчики сонанги безостановочно ворошили его волосы. – По-своему Мугган изыскан. Тебе понравится, я уверена!

– Возможно. Ого!

– Что? – удивилась Нассини.

– Коридор. Он кончился, – пояснил Эак.

Они миновали входную арку с оскалившимися звериными мордами наверху и оказались в помещении, похожем на разрезанный пополам цирк. Рабы поставили паланкин, и сонанга, опершись на плечо Эака, сошла с носилок.

Высокая металлическая решетка с заостренными, загнутыми вовнутрь верхушками отделяла полукруглую площадку, посыпанную смешанными с песком опилками, от кресел, что пятью полукруглыми рядами поднимались к завешанным портьерами стенам.

Сонанга проследовала к креслу во втором ряду, села и предложила аргенету занять место рядом. Телохранители встали сзади и по бокам от них.

Из двери, что была сбоку от ограждения, выбежал Мугган. Он хлопнул в ладоши, привлекая внимание. Приветственно махнул матери, презрительно взглянул на аргенета.

Эак ответил ему насмешливой улыбкой. Мугган поглядел на него и зевнул, щелкнув зубами, как таг, ловящий ящерицу. Эак надменно отвернулся.

Сонангай еще раз хлопнул в ладоши, и в стене, примыкающей к огороженной площадке, открылась дверь. Сильный толчок выбросил из нее человека в набедренной повязке. Человек упал лицом вниз, но тут же вскочил на ноги. Это был Беззубый. Воин был совершенно невредим, если не считать ссадины на подбородке. Он заметил Владычицу и упал на колени, протянув к ней соединенные руки.

– Я виноват! – завопил он. – Позволь мне жить, госпожа! Я буду верен и предан, как никто! Я не хочу-у!.. – Он вдруг ткнулся лицом в песок и завыл.

– Нарушил повеление! – тихо сказала Нассини, кладя ладонь на затянутую в белое трико ногу Эака. – Повинен смерти! – Тускловатые глаза ее блеснули.

– Молчать, ниххан! – рявкнул Мугган, ударив кулаком по стене.

Провинившийся воин поднял голову. Желтые стружки запутались в его волосах. Он стоял на четвереньках, переводя затравленный взгляд с Нассини на сонангая. Глаза его постепенно наливались кровью.

Вдруг он вскочил на ноги и обрушил на них поток проклятий на языке утуроме, понятных, впрочем, одному лишь Эаку.

Тяжелый предмет упал на песок рядом с ним. Это был меч. Утуроме посмотрел на него непонимающим взглядом. Потом нагнулся и поднял. Меч был конгской работы, не из лучших, но достаточно острый и, на первый взгляд, без подвоха.

Пальцы Беззубого привычно обхватили рукоять. Он как-то сразу пришел в себя. Почти спокойно глядел на сонангу.

– Если ты желаешь, чтоб я сам зарезал себя, – не выйдет! Пусть кто-нибудь придет и убьет меня! Если сможет! – И вызывающе захохотал.

Словно отвечая на вызов, раскрылась еще одна дверь.

Услышав скрип, утуроме резко обернулся и уставился на черную дыру. Стало так тихо, что можно было услышать, как пересвистываются под потолком аллоры.

Утуроме сделал пару шагов по направлению к открывшейся двери и немного наклонился, заглядывая внутрь.

Неожиданно быстрое тело вымахнуло из темноты. Утуроме отшатнулся и, споткнувшись, упал на спину.

Крупный, шесть с половиной минов длиной, черный, как конгская ночь, котоар, щурясь от света, хрипло зарычал. Его длинный хвост с силой разбрасывал песок. Беззубый лежал в трех минах от него, но зверь не торопился нападать. Он медленно поворачивал голову, растягивал губы, распахивал пасть, демонстрируя белые острые клыки и красную жаркую глотку. Низкий рев волнами прокатывался над сидящими.

Утуроме поспешно вскочил, и котоар наконец соизволил обратить на него внимание. Медленным скользящим шагом он двинулся к человеку. Время от времени губы его приподнимались и из глотки вырывался глухой рев.

Воин отступал, пока спина его не уперлась в решетку. Тогда он с криком прыгнул вперед, размахивая мечом. Котоар отпрянул. На морде его появилось выражение, которое человек по другую сторону прутьев мог бы счесть забавным.

Утуроме настороженно следил за хищником, выставив вперед меч.

Нервы его не выдержали, и он снова бросился на зверя. Котоар опять отскочил. Воодушевленный успехом, воин напал в третий раз – и алая кровь выступила на черной шкуре чуть ниже правого уха.

– А-а-а! – заревел утуроме, поднимая меч.

Оглушительный рев зверя перекрыл его крик, прокатился под сводами зала и заставил даже Эака содрогнуться.

Удар могучей лапы вышиб меч из руки воина. Встав на дыбы, котоар навис над ним. Второй удар сорвал половину скальпа утуроме и переломил ему шею.

Тело воина еще содрогалось, когда зверь взмахом когтистой лапы вспорол ему живот и погрузил морду в горячие внутренности.

– Фуй! – брезгливо произнесла антассио сонанга. – Никудышный солдат! Я слишком доверяю Сихону!

Мугган вскочил на ноги. Он осыпал ругательствами утуроме, который уже не мог его услышать. Сонангай был взбешен. Паршивый ниххан! Позволил взять себя, как глупую овцу!

Вне себя Мугган перепрыгнул через два ряда кресел и стал карабкаться на железное ограждение. Достигнув вершины, он встал на изогнутые прутья и с высоты семи минов спрыгнул на арену.

Котоар оторвался от трапезы и повернул к нему окровавленную морду.

Мугган топнул ногой:

– Ну, иди, иди сюда!

Хищник какое-то время разглядывал его узкими желтыми глазами, потом кашлянул и вернулся к прерванной еде. Он не счел Муггана достойным внимания. Неудивительно: его не кормили три дня.

Мугган плясал по арене, стучал мечом по железным прутьям. Он даже помочился на опилки в пяти шагах от котоара. Зверь удостоил его лишь парой мимолетных взглядов. Помогая себе лапой, он отрывал и заглатывал куски мяса и довольно рычал.

Разъяренный Мугган схватил труп за ногу и потянул к себе. Котоар покосился на него, придавил тело Беззубого передними лапами к арене и продолжал жрать.

Мугган чуть не заплакал:

– Подлая тварь! Презренный! Ты будешь драться!

Котоар жрал.

Обезумевший антассио сонанг схватился двумя руками за ногу Беззубого и укусил.

Котоар оторвался от трапезы. Желтые раскосые глаза хищника смотрели в желтые хищные глаза человека.

– Не веришь, что я сожру его, ниххан? – зарычал сонангай. – Вот! Вот! – Он вцепился зубами в ногу мертвеца и вырвал из нее кусок кожи с маленьким клочком красного мяса. Он принялся ожесточенно жевать. Котоар внимательно следил за человеком. Длинным языком он облизнул слипшуюся от крови шерсть на морде. Мугган, продолжая жевать, потянул труп за ногу. Из ранки на ноге мертвеца вяло сочилась кровь.

– Ар-р-рх! – сказал котоар и угрожающе поднял лапу.

Мугган дернул изо всех сил… и вырвал тело из-под хищника.

Котоар изумленно посмотрел на окровавленный песок: только что тут была еда. А, вот она! И протянул лапу: схватить. Но Мугган отбежал, волоча за собой выпотрошенный труп.

И котоар действительно рассердился.

Он взревел. Он опустил морду к самой поверхности арены. Он ударил себя хвостом сначала по правому боку, потом по левому.

– Давай, ниххан, давай! – подбадривал его Мугган, вытаскивая меч.

Котоар скреб задними лапами песок. Усы его встопорщились, уши – прижаты к голове.

И он прыгнул! Мощные задние лапы выбросили в воздух длинное черное тело. Растопыренные передние с крючьями выпущенных когтей вытянулись далеко вперед. Сонангай отскочил, ткнул мечом – и огромная кошка пала у его ног. Судорожно дернулись ее члены. Яростные глаза помутнели и остановились.

Мугган с изумлением глядел на меч, глубоко вошедший в широкую черную грудь. Он не понимал: он кольнул совсем легонько, только лишь чтобы удержать расстояние. Но собственная масса котоара бросила зверя на острейшее конгское лезвие, клинок коснулся сердца, пронзил его, и жизнь покинула зверя.

Мугган выдернул меч и в бешенстве швырнул его наземь.

– О Муггарахха! – закричал он, упал ничком и завыл. Очень похоже на то, как выл недавно утуроме.

– Мой сын огорчен, – прошептала Нассини в самое ухо Эака.

– Это заметно, – согласился Эак.

Стражники вкладывали мечи в ножны. Котоар был мертв.

Мугган оторвал лицо от арены, приподнялся на руках и поглядел на людей. Желтые глаза его остановились на Эаке.

– Ниххан! – сказал он отчетливо. – Я тебя убью!

– Он сам хочет! – сказала Нассини и поцеловала аргенета в мочку уха. – Иди же!

– Не хочу! – воскликнул Эак. – Он не в себе! И это не вызов!

– Какого вызова ты ждешь? – удивилась Нассини. – Это я считаю тебя равным себе (Эак поморщился, но сонанга этого не заметила). Я, но не он! Укажи ему его место, если ты – воин!

– Он – твой сын, – предупредил Эак. – Я могу убить его?

Нассини помолчала немного, потом кивнула головой:

– Убей, если он не успокоится. Да, убей!

Эак поднялся.

– Ко мне, ниххан! – закричал сонангай. – Или я выковыряю тебя, как слизня из навозной кучи! – Он прыгал и бесновался, брызгая слюной. Меч в его руке со свистом рассекал воздух.

Эак подошел к решетке. Прутья ее не показались аргенету слишком толстыми.

Мугган делал рукой призывные движения: такими моряки зовут шлюх.

«Кто его научил?» – удивился Эак.

– Прыгай, прыгай сюда, ниххан! – вопил сонангай. – Я убью тебя немедленно! Сначала я отрежу…

Эак широко размахнулся. Конец его меча описал дугу и со звоном перерубил прут решетки. Это был хрупкий чугун, но все равно удар был хорош. Он ударил еще раз – и в заграждении образовалась щель, достаточная для него. Миг – и Эак на арене.

Мугган жадно глядел на меч аргенета. Губы его беззвучно шевелились.

– Я, – с нажимом произнес Эак, – убью тебя быстро!

– И не думай, ниххан! – уверенно сказал Мугган, отводя взгляд от меча. – Мой клинок прочнее этой проволоки. Ты храбро расправился с ней. И она не дала тебе сдачи, а, ниххан?

– Много говоришь, желтоглазый! – заметил Эак.

– Ты не передумала, светлейшая? – обернулся он к Нассини.

В это время Мугган нанес удар. Так себе удар. Мугган не уважал противника и просто ткнул мечом в колено. Достаточно быстро, впрочем. Эак убрал ногу, не потрудившись отбить клинок.

– Не слышу твоего ответа, госпожа! – крикнул Эак, все еще не глядя на Муггана.

Сонангай взмахнул мечом. Раз, два… И нанес удар в прыжке с поворотом, сверху вниз. Очень красиво, но не слишком опасно даже для того, кто хочет уклониться от боя.

– Ответ, госпожа! – Его клинок парировал новый удар. Мугган понял, с кем имеет дело, и сражался всерьез. Но ему было далеко до аргенета, которого обучал туор. К тому же он был слишком возбужден.

– Ответ, госпожа! – крикнул Эак. Даже более слабый противник опасен, если не опасается встречного удара. – Ответ!

Мугган поменял тактику. Теперь он кружил около Эака, выжидая удобного момента. Аргенет нанес короткий рубящий удар в бедро, но Мугган отскочил в сторону и едва не отрубил Эаку ухо.

– Ответ!

Нассини едва заметно кивнула беловолосой головкой.

Эак сделал шаг назад, закинул меч за спину и перехватил его левой рукой. Мугган ударил его, целя в живот. Клинок оставил на одежде прореху в миним длиной. Отличный клинок: разрезал белый паутинный шелк, будто только что выправленная бритва.

Эак взмахнул левой рукой. Меч выпрыгнул из-за его спины, как серебристая молния. И острие его нарисовало улыбку на горле сонангая прежде, чем Мугган успел его увидеть. Эак быстро отскочил, чтобы кровь не обрызгала белый камзол.

Мугган постоял несколько мгновений и рухнул лицом вниз, орошая кровью песок. Как и обещал аргенет, он умер быстро.

Эак посмотрел на клинок: лезвие было абсолютно чистым. Потом – на прореху в камзоле. С огорчением.

– Я велю его зашить! – проговорила Нассини, подходя к решетке. Она посмотрела на труп сына, и выражение, появившееся на лице сонанги, не было похоже на вызванное болью. Но и радости в нем Эак не нашел. Скорее это было вожделение.

«Их обычаи еще более странные, чем то, о чем мне рассказывали», – подумал аргенет.

– Хомхуна сюда! – бросила сонанга, не отводя взгляда от тела.

– Здесь! Здесь! О! Антассио сонанга! – Тучный высокий человек уже бежал к ней, приподняв длинные полы гиматия, чтобы не спотыкаться. Был он по-конгайски безбородым, но лицом более походил на хорсута или даже на туронну. А голос имел тонкий, неприятный. Но ростом был выше Эака и в плечах пошире.

– Бабье лицо, – подумал Эак. – И голос бабий. Кастрат, что ли?

– Приготовишь, как обычно! – сонанга указала толстяку на труп Муггана.

– П-правильно ли я понял Владычицу? – озадаченно проговорил Хомхун.

Сонанга резко обернулась, и жирные щеки Хомхуна затряслись.

Он быстро протиснулся в сделанную Эаком щель: слуги еще не успели снять решетку.

Хомхун легко поднял мертвое тело.

– Не знаю, можно ли назвать то, что ты сделал, услугой, – сказала Нассини Эаку. – Но ты сделал это по моей просьбе, и я отблагодарю тебя.

Эак склонил голову. То был всего лишь знак вежливости.

– Следуй за мной, светлорожденный! – И Нассини в сопровождении телохранителей направилась к выходу. На этот раз она обошлась без носилок.

Эак пошел за ними. Он обратил внимание на то, что у стражников отличные мечи конгской работы. Как-то ему рассказывали: куют такой меч из проволочного пука, где каждая проволока – из своего тщательно подобранного сплава. Кольчуги на воинах тоже были конгские, легкие, без рукавов, а шлемы украшены меховым гребнем.

На сей раз переход был коротким. Сонанга взошла на просторную платформу, мужчины стали рядом, заспанный слуга поспешно схватился за ручку барабана – и платформа поползла вверх. Пять нитей, не толще мизинца, были привязаны к ее углам. Эак сообразил, что эта паутина уранхайрута[34]34
  Уранхайрут – гигантский паук.


[Закрыть], самый прочный канат на Асте. Каждая такая нить способна была выдержать вес десяти урров.

Подъем был долгим – лифт двигался медленно, а когда он закончился, Эак увидел короткую, по масштабам Дворца, галерею, ведущую к черной двери с красным пятиугольником на высоте глаз. Нассини и ее спутники сошли с платформы, и в этот момент пол под ними содрогнулся. Эак поддержал сонангу, и вовремя: следующий толчок был сильнее. Несколько мозаичин отскочили от стены и ударились о мраморный пол.

– Не тревожься, аргенет, – сказала сонанга. – Это всего лишь землетрясение.

Эак бросил взгляд на телохранителей: они были абсолютно спокойны.

Еще несколько слабых толчков: будто мелкая дрожь сотрясала огромный замок.

– Нам стоит выйти наружу! – сухо сказал Эак. – Если мы успеем.

– Ты боишься? – удивилась Нассини. – Иди!

– Только дурак будет ждать, пока вот это, – он топнул ногой, – провалится вниз! На какой мы высоте, солдат?

– Пятьдесят минов! – сказал стражник. – Ты будешь лететь, как дракон, северный вождь!

Кулак аргенета разбил ему рот.

Стражник прижал руку к губам и вопросительно посмотрел на Владычицу.

– Иди, если ты испугался! – повторила Нассини. Следующий толчок заставил ее схватиться за стену.

Эак был слишком высокого мнения о себе, чтобы обращать внимание на обвинения в трусости, когда это делает женщина.

– Если ты сошла с ума – я выведу тебя силой! – сердито сказал Эак.

Нассини рассмеялась.

– Дай меч! – велела она одному из телохранителей.

– Ты будешь со мной драться? – изумился Эак. – Ты определенно сошла с ума!

Нассини взяла меч, размахнулась и вогнала его в пол.

– Хой! – воскликнул аргенет, забыв о землетрясении. – Что это за сталь?

Меч на полмина вошел в мраморный пол.

Стражники загоготали.

– Наклонись и посмотри! – предложила сонанга.

Эак выдернул меч. Лезвие было самое обыкновенное. Зато мраморный пол – не более чем тоненькое покрытие, разбившееся при ударе. Под ним – прочная древесина боукдрео.

– Дворцу не один сентан, – сказала антассио сонанга. – Благодарю за заботу… северный вождь!

Эак пожал плечами:

– Скажи ты мне сразу – и твой раб не стал бы болтать. Я думал, это камень. Эй, солдат, ты не в обиде на меня? Если – да, меч это исправит!

– В моем Владении не сражаются без моего приказа, – заметила Нассини. Она сделала знак стражнику, и тот распахнул дверь. В комнате за ней Эак увидел двух воинов, отдавших салют сонанге. Стражник распахнул дверь, которую они охраняли.

– Входи, светлорожденный! – предложила Нассини.

Эак вошел и оказался в комнате, достаточно скромной, опять-таки, по масштабам Дворца. Нассини вошла следом и затворила за собой дверь.

– Мои покои, – произнесла она особенным тоном. – Здесь мы одни. Здесь ты можешь меня убить – никто не помешает! – Она заглянула в светлые глаза Эака.

– Прости, антассио сонанга, ты говоришь глупости! – сказал аргенет.

– Если ты не хочешь меня убивать, пойдем дальше! – сказала Нассини.

Следующая комната была совершенно не похожа на то, что видел Эак прежде. Никакой мебели не было в ней. Световые блики бежали по цветным кривым, пересекающим стены. Эак взглянул вверх и увидел вращающийся диск с прорезями. Роспись и освещение вызвали у аргенета странное чувство: будто стены комнаты сейчас рассыплются. Мускулы воина напряглись, словно ощущая опасность, которую Эак еще не сознавал.

– Сними обувь! – велела Нассини.

Сама она уже шла босиком по ковру, который странно прогибался под ее ногами, а потом вновь становился ровным. Эак ступил на него и понял, что под ним – вода. Нассини потянула за черный шнурок – и Эак услышал странную тягучую музыку: низкие трубные звуки, смешанные с позвякиванием колокольчиков и ударами гонга. Время от времени к ним добавлялся звук барабана – глухой протяжный удар. По углам комнаты стояли бронзовые драконы-курительницы. Нассини зажгла их, и из распахнутых пастей потянулись дымные язычки: два белых, желтый, розовый и лиловый. Запах, наполнивший комнату, трудно было назвать приятным, но и неприятным он тоже не был. И не был похож на запах известных Эаку наркотиков. От звуков у Эака застыли зубы, но едва дым достиг его ноздрей, это ощущение прошло.

Эаку стало легко. Он посмотрел на Владычицу, и Нассини показалась ему очень красивой. И очень желанной. Ему стало жарко. Эак расстегнул камзол, потом снял его и положил на пол. Дернул завязки рубашки. Нассини неотрывно глядела на него. Аргенет аккуратно, чтобы не порвать кружева, снял с себя белоснежную рубаху. Нассини была в десяти шагах от него, но воину показалось, что он чувствует на своей груди ее горячее дыхание.

Сонанга шагнула вперед. Все ее замысловатое одеяние распалось на части, и она перешагнула через него, стройная, узкобедрая, как девочка. Она застыла, опустив глаза, уронив вдоль тела тонкие белые руки. Светлые пушистые волосы упали на ее грудь. Вся она была невинность. Прекрасная, как дева из мечты. Эак не смел приблизиться к ней, но руки его, огромные, жадные, потянулись к Нассини, смяли ее хрупкие плечи, прижали к горячей груди. И ее грудь была еще горячей. Эак не помнил, как избавился от трико, как повалил ее, все такую же неподвижную, вялую, как кукла или мертвец. Блаженство! Блаженство! Блаженство! Оргазм его длился так долго, так бесконечно долго! Он истекал, истекал, истекал! От него почти ничего не осталось – все перешло к ней, к Нассини. Он стал крохотным, как детеныш тогга. Меньше пальца. А Нассини стала огромной-огромной. Сказочной прекрасной великаншей. И она взяла его на ладонь, крошку Эака. И она гладила его огромным-огромным пальцем. И Эак стонал от наслаждения. О! Она играла с ним долго-долго. А потом сам он вырос, а Нассини стала крохотной, как ящерица-эллора. И вновь – огромной. И опять играла с Эаком. И то, что она делала, никто не посмел бы описать. Да это и невозможно.