Текст книги "Наташа. Новая повесть о Ходже Насреддине"
Автор книги: Александр Климай
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 24 страниц)
Шир-Мамеду казалось, что он поступает правильно, решив обменять подозрительную монету на ювелирное изделие. Старик крепко держал золото в кулаке, ни на минуту не забывая о нем. Будем справедливы и обязательно упомянем, что в кошельке гончара, спрятанном в поясе, было немало и других монет. Но те деньги, слава Аллаху, были чистыми, не такими, как этот туман. Рассматривая драгоценные вещи, старик засунул золото глубоко в карман. Наконец, он выбрал изделие, достойное той цены, которую за него просили, и протянул руку за монетой, но карман был пуст. Дальнейший путь золота знал лишь один Всевышний… На Шир-Мамеда нельзя было смотреть без сострадания – он словно ошалел, судорожно роясь не только в том, трижды проклятом кармане, но и во всех остальных, но, увы, безрезультатно. Ювелир, видя смятение покупателя, предложил снизить цену. Куда там! Гончар ничего не слышал. Он так рьяно обследовал карман, что вскоре обнаружил в нем… совсем маленькую дырочку. Вывернув материю наизнанку, старик с отчаянием смотрел на круглое отверстие, через которое не то, что большая монета – мизинец Насреддина не пролез бы. Его мысли вернулись к сыну, и старик, вспомнив об опасности, которая, как он полагал, теперь угрожала Ходже, подхватил полы халата и помчался в сторону гончарного ряда. Но это потрясение для бедного Шир-Мамеда не было последним в этот день, ибо по дороге к родной лавке он чуть не налетел на клетку, в которой везли льва.
Пораженный этим зрелищем, гончар, выпучив глаза, остановился. На какое-то время окружающее прекратило для него свое существование. Все вокруг покрылось легкой дымкой, а затем провалилось в черную мглу. Человек не слышал шума знаменитого базара, не видел толпившихся вокруг людей. Огромный лев – царь зверей – поглотил все его внимание.
Трудно сказать, каким образом воображение старика провело параллель между пропавшей золотой монетой, зверем в клетке, озорником сыном и жуткой историей о таинственном превращении человека в животных… Но теперь Шир-Мамед нисколько не сомневался в том, что перед ним заколдованный Ходжа Насреддин. Единственное, чего никак не мог понять гончар, почему из такого маленького мальчишки получился уж очень большой зверь. Лев вел себя беспокойно, без конца ходил по клетке и раздраженно бил пушистой кисточкой хвоста по бокам. Так было до того мгновения, пока перед ним не появился Шир-Мамед. Гончар, как, впрочем, и многие другие люди, не знал о наличии у себя врожденных способностей укрощать диких зверей. Ему было достаточно только пристально посмотреть на льва, чтобы успокоить его. И в этом он увидел подтверждение страшной правды.
Издавна известно, что если человек захочет поверить во что-то, он воспринимает только те аргументы, которые подтверждают это, и совершенно не видит то, что свидетельствует против…
Между тем зверь лениво развалился в самой середине клетки, внимательно наблюдая за человеком. Гончар же вплотную подошел к железным прутьям и, пытаясь просунуть сквозь них свою голову, жалобно уставился на льва. Его губы дрожали, тихо шепча слова молитвы, направленной к всемогущему Аллаху. Зазевавшиеся укротители попытались оттащить старика от клетки, но это им сразу не удалось. Зверь же грозно рыкнул и подскочил к Шир-Мамеду. Это заставило его тюремщиков отойти. Тогда лев довольно замурлыкал и улегся рядом со стариком. Рука гончара коснулась лохматой гривы, и поток слез хлынул по морщинистому лицу.
По торговым рядам моментально распространился слух о необычном укротителе, докатившийся до ушей аль-Азиза. Неизвестно, чем бы закончилась вся эта история, если бы Ходжа вовремя не оказался рядом с отцом.
Скоро с минаретов послышались призывы к разговору с Всевышним, и гончар в который раз выложил всю свою душу, благодаря Аллаха.
После молитвы Шир-Мамед, чувствуя, что он не в силах больше продолжать торговлю, закрыл свою лавку и направился домой, по дороге обсуждая с сыном происшедшее.
– Скажи, ата, – проговорил маленький Насреддин, – а что это за богатство, которое ни один вор не сможет украсть?..
– Это знания человека, сынок. А для того, чтобы их иметь, нужно обязательно учиться. Ты скоро поступишь в медресе и будешь ученым…
ГЛАВА 10
Много ли, мало ли времени учился в медресе мальчик, а затем и юноша Ходжа Насреддин, доподлинно нам не известно. К тому же от Абу-Али-ибн-Селяма мы слышали, что там он вовсе не учился… Не будем всерьез воспринимать это свидетельство, которое, несомненно, подлежит забвению, ибо только недостойный может утверждать подобное.
Мы же со своей стороны со всей ответственностью можем заявить, что сами слышали от благочестивого Али-ибн-Мухаммеда, которому просто не можем не доверять, что он собственноручно держал свидетельство об изучении курса некоторых наук, преподаваемых в медресе, выданное на имя Ходжи после первых двух лет обучения.
К тому же дошедшие до нас сведения о более поздних годах жизни Ходжи Насреддина не оставляют и тени сомнения при ответе на этот вопрос и совершенно опровергают попытки злопыхателей отрицать сей, без сомнения, важный факт его биографии.
Испытывая материальные трудности, претерпевая невзгоды, Ходжа занимался с редким усердием, проникая в глубь еще не так давно неведомых ему наук, постигая мусульманское право. Али-ибн-Мухаммед указывал на высшую оценку, полученную Ходжой за примерные знания пяти основ ислама, которые включают в себя: исповедание единства Божия и послания Мухаммеда, молитву, милостыню, пост рамазана и хаддж.
Другие не менее правдоподобные источники свидетельствуют: юный Насреддин прекрасно знал, что город Мекка построен арабским племенем, из которого происходит сам Мухаммед, а важнейшая святыня в Мекке – Кааба. Он до мельчайших подробностей описывал это небольшое четырехугольной формы здание с плоской крышей, как будто до этого успел повидать его.
Но вернемся к Ходже Насреддину, который все это время постигал законы шариата…
У нас не осталось никаких свидетельств о том, по каким причинам Ходжа не закончил курс учения в медресе и покинул его. После этого он совсем недолго оставался в благословенной Бухаре и скоро уехал в известном нам направлении, не имея в своей поклаже священной книги Корана, зато зная ее наизусть.
По нашему разумению, причина, заставившая Ходжу бросить учебу, была весомой. Возможно, это было разочарование, свойственное человеку в этом возрасте. Иногда толчок к этому состоянию дают наши наставники. Кто знает, кто знает. А такие тонкие, смышленые натуры, как Насреддин, скорее почувствовав, нежели поняв это, невольно пытаются выразить свой протест и, как правило, попадают в немилость. Благодаря стечению подобных обстоятельств, даже самые талантливые ученики теряют желание, а затем и саму возможность познавать так необходимые им науки. Но проходит время и все расставляет на свои места. Если человек чист перед людьми и Богом, он заслуживает прозрения, и словно в награду ему открывается великая истина, ниспосланная Аллахом.
ГЛАВА 11
Все это будет впереди, а пока юноша Ходжа Насреддин шел по городу в гончарную слободу. Невысокий, но довольно широкий в плечах, в своей любимой тюбетейке, поношенном халате, с открытым лицом и веселыми глазами. Он еще совсем молод и неизвестен бухарцам и гостям города как защитник справедливости и возмутитель спокойствия толстосумов.
Ходжа и сам не сознавал, кто он сейчас и кем он станет для благословенной Бухары в недалеком будущем. Но как человек, которого (подчеркнем это еще раз) Аллах наградил всевозможными талантами, чтобы в нужный жизненный момент он не растерялся и мог помочь не только себе, но и ближнему, Ходжа был готов ко всему.
Вспомним хотя бы притчу, которую когда-то давно в детстве услышал Насреддин от Шир-Мамеда:
«Однажды царь пригласил своих слуг на пир, но не указал им времени, когда он состоится. Рассудительные приготовились заблаговременно, полагая, что в царском чертоге все к пиру готово; глупые же думали иначе: «Успеем, ибо для царского пира нужны большие приготовления». Но вот внезапно раздалось царское слово. Умные явились в праздничном убранстве, глупые же принарядиться не успели. Обрадовался царь первым, разгневался на вторых и сказал: «Приготовившиеся да сядут и примут участие в пиру, не приготовившиеся же пусть стоят и смотрят». Может быть, Ходжа к этому времени и забыл об этой притче, но поступал он, благодаря воле Аллаха, достойно, как и подобает умному человеку…
Вот и опять мы, не заметив сами того, отклонились в сторону от прямой дороги нашего повествования…
Впрочем, вернулись мы вовремя – именно в этом самом месте тесная улочка древней Бухары круто поворачивала влево, и Ходжа, как всякий умный человек, последовал по ней туда же, ибо в противном случае он наткнулся бы на стену и, не имея в запасе сил волшебства, способных переносить человека сквозь преграды, топтался бы на месте, тщетно умоляя Аллаха помочь ему в преодолении этого препятствия…
Итак, Насреддин свернул… Вот здесь-то и начинается наша новая история…
– Эй, путник! – услышал юноша негромкий оклик.
Ходжа, весело напевавший только что сочиненную им песенку, не сразу понял, что это обращение относится к нему.
– Да, да, именно к тебе мы обращаемся, – послышался скрипучий голос из кустов, растущих в тесном переулке у забора.
Насреддин на всякий случай оглянулся. Он был один на пустынной улочке, и поэтому приходилось думать, что таинственный незнакомец заинтересовался именно его ничем не примечательной персоной:
– Так это ты ко мне?!
– К тебе, к тебе, дырявая твоя голова.
Ходжа вспылил и, презрительно глядя сквозь густые ветки в то место, где, как он полагал, прятался его невидимый собеседник, ответил:
– Чья голова дырявее, мы еще посмотрим, воришка. Сейчас кликну стражников – живо поймешь, что ты и твой гнусный язык не правы, – и Насреддин набрал полную грудь воздуха…
– Во имя Аллаха, во имя Аллаха! – застонал прятавшийся. – Остановись, благородный юноша!
Ходжа хитро улыбнулся и шагнул к перепуганному незнакомцу. Сквозь пыльную листву он увидел довольно грузного мужчину почтенного возраста в новом дорогом, но испачканном и в нескольких местах порванном халате. Своим опытным взглядом Насреддин сразу определил, что пятна грязи на расшитой золотом материи совсем свежие, да и разодранные в клочья полы одежды еще недавно были целы. Ухоженное, лоснящееся от жира, хотя и выпачканное в саже и песке лицо, выдавало попавшего в неприятную историю вельможу, ну, на худой конец, очень богатого купца, неведомо каким образом оказавшегося в этом глухом бухарском переулке. Между тем незнакомец тоже не терял времени зря. Вперив в Насреддина взгляд, он внимательно его изучал, размышляя про себя, не зря ли доверился этому юноше, пригласив к разговору.
– Мы хотели бы… – не очень уверенно начал толстяк, – чтобы ты помог нам.
«Сколько же их там, в кустах», – подумал Ходжа и покрутил головой по сторонам, отыскивая глазами сообщников купца. Но вокруг, во всяком случае, в обозримом пространстве, он никого не увидел, зато услышал скрип арбы. Недоумение на лице Насреддина сменилось неподдельным интересом, и он было повернулся, чтобы выглянуть из переулка, в котором оказался, благодаря незнакомцу. Но не тут-то было. Толстяк, крепко ухватившись за халат Ходжи, удержал его около себя:
– Не выдавай нас, о благородный юноша! – взмолился купец, на лице которого появились растерянность и животный страх, в искренности которых можно было не сомневаться.
Ничего не понимая, юноша уставился на толстяка и обрушил на него целый град вопросов.
– Ты один или вас здесь несколько? Где прячутся остальные? Что же ты хочешь от меня, купец?
От взгляда юноши не ускользнула искорка гнева и презрения, мелькнувшая в глазах его собеседника лишь на мгновение. Толстяк гордо вскинул голову, но, вспомнив о чем-то, сразу поник.
– Мы… то есть я, прячемся от наших… – купец затряс головой, – …от моих преследователей. Я хотел бы, чтобы ты помог мне, о благородный юноша, покинуть Бухару. Ибо нам здесь несдобровать!
Ходжа не сразу понял, что так уважительно богач именует себя одного, и поэтому еще раз невольно оглянулся в поисках сообщников незнакомца.
– Так, значит, ты желаешь… – юноша замолчал, оценивающим взглядом меряя толстяка, – …чтобы я, Ходжа Насреддин, не зная, кто ты и что ты совершил, помог тебе бежать из Бухары, подвергая тем самым свою жизнь страшной опасности, которая, скорее всего, тебя подстерегает?!
– Да, да, да, – закивал головой человек, – я очень хорошо тебе за это заплачу, только поспеши и не расспрашивай меня больше ни о чем, ибо мы теряем время, тогда как они ищут меня везде.
– Кто они?
– Мы… я не могу сказать, – теряя терпение, проговорил незнакомец.
– Так, ясно… тебя ищет эмир! Нет, в этом деле я тебе не помощник! – ответил Насреддин и решительно направился из переулка.
– Во имя Аллаха, во имя Аллаха! – снова запричитал толстяк. Но Ходжа не останавливался. Сзади слышались бормотания, перешедшие затем во всхлипывания. Это заставило юношу замедлить ход и обернуться.
«Эх, и зачем он это сделал!» – воскликнем мы.
Но изменить уже ничего невозможно, как говорят, судьба. А Насреддин думал в этот момент о том, что планы незнакомца каким-то образом совпадают с его собственными, ибо он давно уже хотел побродить по земле и посмотреть на жизнь. А иметь попутчиком такого богатого, хоть и попавшего в опалу человека, будет и интересно, и… Насреддин ухмыльнулся – не так уж плохо – кому помешает лишнее золото… К тому же бесславное окончание учебы в медресе требовало от Ходжи поступка, способного заставить его поверить в себя, свои силы… И почему-то этот испуганный человек невольно вызывал сочувствие и желание помочь, ведь в чем-то они были похожи – оба гонимые судьбой…
– Хорошо, – проговорил Ходжа, – я помогу тебе. Как мне тебя называть?
– Скажем… Рустам, – казалось, искренне радостным тоном ответил незнакомец.
Юный Насреддин еще не умел к тому времени различать коварные нотки в голосах некоторых людей… Говорят, опыт приходит со временем. Ходже еще предстояло познать смысл этой истины.
Насреддин решил сразу же взять быка за рога:
– У тебя действительно есть деньги?
– Конечно, конечно, – закивал толстяк. – Сколько тебе нужно?
– Нам надо купить двух ишаков, еды на первое время и заплатить пошлину при выезде из города – это будет стоить… – юноша пошевелил губами, что-то считая, и наконец назвал сумму, вдвое превышающую ту, которая была необходима.
Сделал он это намеренно, но, к его удивлению, Рустам молча достал кошелек, плотно набитый золотыми монетами, и быстро отсчитал деньги. Насреддин никогда не держал в руках такой суммы и невольно залюбовался золотом, сверкающим в его руках.
– Я вижу, дружок, ты еще не привык к настоящему богатству, – заговорщически прошептал толстяк. – Поможешь мне, выведешь из города – не пожалеешь – получишь в десять раз больше! – на губах Рустама заиграла хитрая улыбка.
– Я сделаю это, но поклянись, что ты не убил и не украл золото. – И вновь в глазах незнакомца увидел Ходжа вспышку гнева. В следующий момент Рустам овладел собой и тихо произнес:
– Клянусь Аллахом – я никого не убивал, а деньги эти по праву принадлежат мне. – Это было сказано так, что юноша ни на секунду не усомнился в честном ответе толстяка.
– Я тебе верю, – удовлетворенно проговорил он, – а теперь иди за мной.
Достаточно было произнести эти слова, как спесь с незнакомца исчезла так же быстро, как исчезает вода, пролитая на песок в знойной пустыне… В его голосе вновь зазвучали трусливые нотки, но, не обращая на это никакого внимания, Насреддин направился из переулка. Рустаму больше ничего не оставалось, как следовать за ним.
По дороге к дому Шир-Мамеда толстяк ежеминутно оглядывался по сторонам. Пот ручьями катился по его лоснящемуся лицу и, перемешавшись с грязью, делал его физиономию теперь неузнаваемой. У самой калитки Рустам уперся и, замотав головой, проговорил:
– В дом я не пойду… мы подождем здесь!
Его заявление оказалось весьма кстати, так как Ходжа все это время безуспешно сочинял более-менее правдивую историю для объяснения своего неожиданного появления, да еще в компании с этим незнакомцем, помятый вид которого у кого угодно мог вызвать подозрения. Старики встретили своего любимца со слезами радости, и, чтобы не огорчать их, Ходжа не стал рассказывать о завершении учебы в медресе. Он поведал им о последних новостях, об успехах в постижении наук, справился о здоровье родителей. А затем, вызвав у низе глубокое чувство гордости за своего добропорядочного сына, заявил, что некоторое время не сможет посещать дом в связи с предстоящим углубленным изучением курса наук. «Всемилостивый Аллах, прости меня!» – повторял про себя Насреддин.
При расставании со стариками, предвидя долгую разлуку, Ходжа проявил чрезмерную чувствительность, чем вызвал немалое удивление Шир-Мамеда. Гончар, конечно, не сомневался в искренней сыновьей любви Насреддина, но был растроган обильным потоком его добрых и нежных слов, произнесенных на прощание. Расстались они, как обычно, за калиткой, и родители еще долго смотрели вслед своему ненаглядному сыночку. Потом они направились во двор, и, оглянувшись в последние раз, Шир-Мамед краем глаза заметил озирающегося по сторонам толстяка, крадущегося вслед за Ходжой.
Но пока гончар рассуждал: «К чему это?» – сын скрылся из виду. Тревога, закравшаяся в сердце, погнала старика по следам Насреддина. Да куда там… почтенный возраст и обилие переулков, пересекающих друг друга, в которых можно было легко затеряться, заставили Шир-Мамеда вскоре остановиться, задуматься, а затем и повернуть домой.
ГЛАВА 12
Рустам скоро присоединился к Ходже и шел молча, шумно сопя и воровато оглядываясь. Его богатая, но уже потерявшая былую важность чалма была надвинута на глаза и явно мешала своему хозяину. Но, несмотря на это обстоятельство, он не хотел поправлять головной убор. Наоборот, при виде каждого нового встречного он пытался еще глубже нахлобучить ее, вызывая тем самым пристальное к себе внимание. С таким беспокойным попутчиком Насреддин чувствовал себя весьма неуютно, а поэтому решил на время избавиться от него, отправив в харчевню. Такой поворот, дела устраивал и Рустама, который только и мечтал о том, чтобы забиться в дальний темный уголок, подальше от глаз людских. Он задал Ходже лишь один вопрос, но с такой мольбой в голосе и затравленным выражением в глазах, что юноша тут же пожалел не только самого Рустама, но и всех его предков.
– Я обязательно вернусь, – ответил Насреддин как можно увереннее. – Ты жди меня здесь – так будет безопаснее для нас обоих.
Выйдя из харчевни, Ходжа вдруг почувствовал такое моральное облегчение, какое испытывал только несколько раз в жизни. Но прожил он еще немного, понял и того меньше, и поэтому не знал, что тут-то надо бы остановиться…
Как бы не так! Удивившись этому неожиданному облегчению, он тут же позабыл про него. А ноги Насреддина уже уверенно несли его к поставленной цели. «Куда?» – спросите вы. Да все на тот же знаменитый бухарский базар. Юноша с детства знал, где, что продают – ему нужны были ишаки, он и направился туда прямиком. Вокруг, как обычно, колыхалось людское море, но, решительно прокладывая через него дорогу, Ходжа вышел к месту назначения.
– Послушай, любезный, – он остановил пробегавшего мимо мальчугана. – Почему здесь стоят верблюды? Ведь верблюжья площадь дальше?! Здесь, насколько мне известно, должны продавать ослов?
Мальчик хитро улыбнулся и огляделся по сторонам, как будто что-то высматривая. Значение этого жеста Насреддин понял несколько позже, когда услышал от убегающего сорванца:
– Сам ты осел! Не можешь верблюда от ишака отличить!
В первое мгновение у Ходжи возник соблазн догнать оборванца и как следует отодрать уши за такое неуважение к старшим. Но куда там – мальчишки и след простыл. Но Насреддин не стал долго горевать по этому поводу – ведь и сам не раз дерзил в детстве, стараясь потом увильнуть от наказания. Он махнул рукой и обратился к пожилому горожанину:
– Скажите, почтенный, а что, ишачья площадь перенесена?
– Перенесена, дорогой, перенесена, – закивал старичок, потревоженный Ходжой. – Ты, видно, в этом году в первый раз на базаре?
– Нет, приходилось бывать, да вот только ишаков давно не случалось покупать. Не подскажете, ата, как побыстрее их найти?
Заметив в глазах юноши веселую искорку, старик лукаво проговорил:
– Ты набери в себя воздуху побольше – вот и почувствуешь, куда нужно идти.
Юноша было открыл рот, но тут же закрыл его, увидев, как задрожало от тихого смеха щуплое тело старика. В этот момент до чувствительного носа Насреддина ветер донес тонкий, неповторимый аромат ишачьего помета. Как бы оправдываясь за свою недогадливость, Ходжа показал пальцем в ту сторону, где, как он предполагал, находилось скопление осликов, и вопросительно посмотрел на старика. Тот, все еще смеясь, одобрительно закивал головой. Насреддин поблагодарил и отправился в выбранном им направлении, сокрушенно качая головой:
– Видно, я совсем оторвался от жизни – люди надо мной смеются. Ну, да это полезно – иногда почувствовать, что ты не пуп Земли.
На ишачьей площади было малолюдно. Привязанные животные лежали, лениво жуя корм. То ли зной, разогнал покупателей, то ли они решили игнорировать этот незаменимый вид транспорта – трудно было сказать. Во всяком случае, независимый вид Насреддина заставил задремавшего продавца высоко подпрыгнуть и тут же выяснить причину появления здесь молодого человека.
– Что желает приобрести дорогой покупатель? – нежным баритоном томно пропел продавец, красная морда которого неожиданно явилась перед Ходжой (мы глубоко извиняемся перед уважаемым читателем за сие не слишком литературное выражение, но слово «лицо» мы никак не могли употребить применительно к этому достойному бухарцу).
– Откуда ты взял, что я хочу купить твоих тощих ослов?! – возмущенно начал Насреддин, имевший богатый опыт в базарной купле-продаже. Уж кто-кто, а он-то хорошо знал, что если хочешь что-нибудь продать, то товар нужно как можно больше нахвалить и наоборот… правильно, – если хочешь дешево купить, то тот же товар необходимо вымазать в дерьме – ну не в прямом, конечно, смысле. Впрочем… Придирчиво разглядывая животных, Ходжа убедился, что они-то как раз и выпачканы… в этом самом…
– У тебя что, нет чистой скотины?! – недовольно ворчал юноша. – Может быть, я выбираю осла для царственной особы! – нудным голосом продолжал Ходжа. Но тут он, как видно, перебрал, поскольку продавец сразу же отпарировал:
– Царственные особы не ездят на ишаках, у них есть транспорт и понадежнее.
– А-а а… вот это ты, почтенный, правильно заметил! Плачу 100 таньга…
– За одного ослика?!
– За двух! Ведь сам же сейчас сказал, что твой товар не очень надежен.
Продавец открыл рот, но достойный ответ никак не приходил ему в голову. Было ясно, как день, что, несмотря на столь юный возраст, перед ним стоит отъявленный плут. А где вы видели, чтобы один плут уступил другому?
– Триста! – входя в азарт, шепотом, словно боясь, что его услышат, произнес продавец. От такой наглости Ходжа даже присвистнул. Этот свист вырвался из самой его сущности и прозвучал в наступившей тишине так пронзительно и тонко, что его услышал он…
Наши читатели сейчас же начнут гадать – кто же этот таинственный он? Не будем долго испытывать их терпение, но, тем не менее, отвлечемся и позволим себе рассказать одну притчу:
«Когда на большой дороге грабят разбойники, то путешественник не появляется на ней один: он выжидает, не поедет ли кто-нибудь со стражей, присоединяется к нему и путешествует в безопасности. Так же поступает в своей жизни и разумный человек. Он говорит себе: в жизни много всяких бед. Где найти защиту, как уберечься от всего этого? Какого дорожного товарища подождать, чтобы быть в безопасности? За кем следовать – за тем ли или за другим? За богатым ли, за влиятельным ли или за самим великим визирем, отправляющимся заключать важный государственный договор?.. Не будет мне (говорит этот разумный человек) защиты ни от кого из них, потому что и их грабят и убивают, и они плачут, и у них есть бедствия. Да и может случиться, что тот самый, по следам которого я пойду, сам нападет на меня и ограбит. Неужели же мне нельзя найти себе верного и сильного дорожного товарища, который никогда не нападет на меня и всегда будет мне защитой?..»
Прервем притчу на этом интересном месте. Ведь каждый разумный человек, без сомнения, догадается, что все под Луной зависит от воли Всевышнего. Он, наделив каждого головой, полагается на его благочестивые мысли, от которых, собственно, и зависит благополучие последнего. А этот последний, то есть человек, уже сам распоряжается собой. И если уж он может избежать несчастий, ниспосланных небом, то от тех бед, которые он сам на себя навлекает, нет спасения.
Ходжа Насреддин, и это покажет время, всяческими способами старался увернуться от неприятностей, которые грозили ему или его многочисленным друзьям. Иногда он не видел опасности, но, во всем полагаясь на волю Аллаха, весело шел по жизни, и судьба улыбалась ему…
Этот ишак был молод, а потому весьма наивен и самонадеян, но зато слишком хорошо разбирался в стилях художественного свиста. Не свистни Ходжа – кто знает, как бы сложилась дальнейшая судьба Насреддина… (Мы не преувеличиваем – вспомните предыдущую притчу). А тут… – из-под навеса торжественно показалась задняя половина тела животного, затем на свет появился спрятанный между ног хвост и выразительно поприветствовал людей. Решив, что приличия этим вполне соблюдены, ишак высоко подбросил зад и затем совершил изящный поворот на 180 градусов, оказавшись лицом к лицу с Насреддином. Выражение его глаз было настолько лукавым, что не принадлежи этот экземпляр к отряду парнокопытных, Ходжа, без сомнения, признал бы в нем брата.
Этот потрясающе эффектный выход, а также взгляд животного привели молодого покупателя в неистовый восторг, и ослик это уловил. Он влюбленно уставился на Насреддина, ибо знал, что чувства их взаимны. Ишачок был счастлив, что нашел своего хозяина, и горячо полюбил его с первого взгляда. К этому надо добавить, что радость действующих лиц была всеобщей, ибо и продавец понял неизбежность свершившегося:
– Этот не продается! – тут же с важным видом заявил он. Ходжа мгновенно оценил обстановку – ведь говорят же: куй железо, пока горячо.
– Триста! – заговорщически произнес он.
– Пятьсот! – не удержался от соблазна торговец, с замиранием сердца назвав немыслимую для ишака цену.
«Как же – не продается!» – подумал Насреддин и тут же выпалил. – Триста одна!
– Четыреста девяносто девять! – прозвучал ответ.
Неизвестно, как долго еще продолжалась бы торговля, если бы в дело не включился сам ишак.
Летопись не донесла до наших времен его мыслей, и мы с сожалением должны признать, что не сможем с большой долей вероятности заполнить для читателя этот пробел.. Среди монотонного шума базара, который, впрочем, как бы стороной обтекал эту площадь, вдруг раздался рев, заставивший так натянуться барабанные перепонки людей, что они, заткнув уши, даже присели от неожиданности. Впрочем, подчеркнем немаловажную деталь – ишачий крик был направлен прямо в правое ухо продавца.
Приподняв хвост и вытянув морду с белыми оскаленными зубами, ослик ревел оглушительно и неудержимо. Его вмешательство в разговор двух людей прервалось так же внезапно, как и началось, а потерпевшие еще с минуту продолжали трясти головами. Так как Ходжа получил мемньшую дозу этого необычного воздействия на свои уши, он, естественно, быстрее, чем его противник, пришел в себя и тут же попытался извлечь выгоду из происшедшего.
– Видишь! – заявил Насреддин. – Он полностью поддерживает меня!
– Что, что ты сказал? – продавец еще оставался в состоянии обалдения.
– Я сказал – триста пятьдесят.
Торговец, в голове которого рев животного отозвался неистовым звоном, с трудом воспринимал человеческую речь, но названную сумму он все же услышал и был ей чрезвычайно рад, ибо безуспешно продавал этого надоевшего ему ишака уже две недели за 200 таньга. Они ударили по рукам, и довольный Ходжа начал выбирать второго… Как бы не так!.. Не второго, а вторую – ишачиху – выбрал вместо него теперь уже его ослик. Такой поворот дела сначала удивил Насреддина, но, положившись на свою интуицию, а также внимая немой просьбе ишака, он быстро сторговался с продавцом. Отсчитав деньги, все трое направились к харчевне, в которой ждал необычный знакомец.
Ослик оказался просто находкой – среди огромной массы народа он с легкостью прокладывал себе путь, ведя за собой своего хозяина. К тому же он так уверенно шел именно туда, куда нужно было Ходже, что юноше показалось, что ишак прекрасно знал расположение нужной им харчевни, а ведь их в Бухаре насчитывалось около двух сотен. В первые минуты Насреддин удивлялся этому, а потом решил – какой хозяин, такой и его друг… По этому поводу позволим себе вспомнить притчу о надежном товарище, которую, как показалось некоторым из наших читателей, мы несколько неуместно вставили в повествование этой главы…
Уже почти преодолев базарные площади, ишак Насреддина вдруг снова разразился неистовым ревом. На этот раз уже сам Ходжа нисколько не сомневался, что его барабанные перепонки лопнут. Заткнув уши, он принялся отчаянно ругать животное.
– О потомок шайтана, о смрадный шакал, вот какова твоя преданность за то, что я купил тебя у этого прелюбодея, согрешившего вчера в обезьяной! – юноша, пожалуй, мог себе позволить это сквернословие, ибо его никто не мог слышать из-за дикого рева. Впрочем, красномордого продавца ишаков Ходже пришлось не только помянуть недобрым словом, но совсем скоро и снова увидеть… Но все по порядку… В перерыве между тем как пасть ослика после короткого вдоха вновь открылась еще шире и рев возобновился с бомльшей силой, Насреддин вдруг почувствовал, что поводок ишачихи, привязанный к его поясу, почему-то ослаб и не натягивается более. Даже не оборачиваясь назад, Ходжа понял, наконец, это громоподобное возмущение нового друга – ишачиху увели. Ему стало стыдно перед осликом за свое сквернословие, но это чувство помогло ему легче пережить потерю 150 таньга – ибо ровно столько он отдал за подругу своего четырехногого товарища. Насреддин повернул ишачка назад – но отыскать потерю не удалось. Пришлось ехать обратно. Один Аллах знал, куда делась ишачиха… Продавец несказанно удивился и обрадовался, когда вновь увидел перед собой юношу, купившего у него животных. Впрочем, отсутствие теперь одного из них подсказало ему причину возвращения недовольного покупателя и совершенно расстроенного ишачка.
