Текст книги "Жизнь на лезвии бритвы (СИ)"

Автор книги: Александр Сапегин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 32 страниц)

– А она якшается?

– Вальпурга мудрая женщина и не упускает ничего, что можно повернуть на славу Рода. Я уверена, гоблины и магглы принесли в сейфы Блеков не один миллион галеонов, пусть и конвертированных из маггловской валюты. Блеки создают себе имя в маггловком мире, попутно состригая обильные купоны на имидже и на вложениях в бизнес.

– Как интересно, Поппи. Откуда ты столько знаешь про магглов?

– Держу руку на пульсе. Не забывай, где я получала второе образование. Целитель – это одно, а маггловский дипломом врача – педиатра это тебе не баран чихнул. С тех пор я постоянно выписываю периодические маггловские издания на медицинские темы, а во время летних каникул повышаю квалификацию в том мире.

– Знаешь, Поппи, ты удивительная женщина и смогла поразить меня не меньше твоего высокородного пациента. Как я догадываюсь, ученика ты направишь по той же стезе?

– Непременно, мы не должны зацикливаться только на возможностях магии, за последние сто лет магглы ушли далеко вперёд, они давно уже не те грязные варвары, моющиеся два раза за весь земной путь – при рождении и после смерти. Их медицина шагает семимильными шагами, и нет ничего унизительного, если их идеи найдут применение у нас. Ошибкой будет игнорировать знания, опыт и наработки оттуда.

Да – а, – протянул Сметвик, задумчиво почёсывая пальцами небритый подбородок. Сегодня Поппи Помфри открылась ему с новой стороны. Вот бы переманить её в Мунго и назначить своим заместителем, только это мертворождённая мысль. Не оставит она Хогвартс, а жаль. – Твоя правда. И всё же, как думаешь, чей он наследник? Годрика? Как‑никак парень учится у красно – золотых.

– Не знаю, не берусь гадать. Если тебе интересно мноё мнение, то вряд ли.

– Отчего так?

– Склад ума не гриффиндорский, нет в нём безбашенной искры, хитрый и осторожный…, – Поппи хмыкнула, – не всегда, правда, осторожность и постоянная бдительность помогают. В сухом остатке у нас Ровена, Хельга и Салазар.

– Хельгу можешь смело отбросить. Я уверен, что ей наследует младший Лонгботтом. В одиннадцать лет иметь полностью раскрытый дар герболога…, это много значит и ещё больше стоит. Августа устала принимать письма с фотокарточками и портретами потенциальных невест. Медичи, Руджиере, Боргезе, внучка Локусты, Де Гранжи и прочие – всё знаменитое европейское кудло ядовитых змей выстроилось в очередь, и ищет благосклонность старухи. Акции Лонгботтомов и старухи Августы очень сильно взлетели в цене. Дошло до того, что некоторые германские Рода зельеваров и гербологов, девочкам которых ничего не светит среди тяжеловесных грандов на рынке невест, осторожно зондируют почву о «пробных ночах».* Видать сильно их припекает, раз хотят таким способом получить бастарда в Род, причём они сразу оговаривают рождение ребёнка без претензий на наследство с последующим введением в свои Рода. В общем «пляска» вокруг наследника Хельги идёт нешуточная. Интриги на интригах и интригами погоняют.

«Пробные ночи»* – средневековый обычай в германских землях, когда юноша и девушка проводили несколько ночей вместе, как бы выясняя, подойдут и понравятся ли они друг другу в постели и как мужчина и женщина, причём в деревнях это не считалось прелюбодеянием и девушки не несли потери достоинства.

– С одной стороны я завидую Августе, с другой – её бы пожалеть не мешало. Глядя на Лонгботтонов, я понимаю гарольда, заранее связавшего себя магической помолвкой. Стоит аристократии пронюхать, что в Англии появился ещё один наследник, да ещё такой сильный, тут такое начнётся, не приведи Мерлин и Моргана.

– Возникает вопрос другого плана.

– Какого? – удивилась Поппи.

– Если Вальпурга в курсе, а она в курсе, иного быть не может, почему она не подсуетилась и не свела с мальчиком Нимфадору? Со всех сторон выгодная партия, как не посмотри. Знаешь, породниться…

– И ты…, ну – ну. Ты упускаешь одну деталь. Гарольда изгнали из Рода Поттер.

– Спасибо, и что? Ага, кровь Поттеров выжжена, получается он теперь наполовину Блек, наполовину Эванс. Промашка у Вальпурги вышла.

– Она не в обиде. Нимфадоре уже нашли жениха из Де Гизов. Средний сын, не наследник, согласен на вхождение в Род Блек, самое главное, молодой человек владеет метаморфизмом. Дар средний, куда как слабее, чем у Нимфадоры, но его достаточно для закрепления метаморфизма, как родового дара Блеков.

– Откуда новости?

– Сорока на хвосте принесла.

– Ой, что‑то ты темнишь, Поппи, – Сметвик укоризненно погрозил указательным пальцем. – Что?

Увлёкшись благодатной темой сплетен, колдомедики ещё долго бы перемывали кости «столпам» и «сливкам» общества, но писк артефактов и поменявшая окраску иллюзия с биометрическими показателями, прервали занимательный разговор. Покрывшись инеем, Гарольд Эванс выдохнул облачко морозного пара и распахнул глаза.

– Песец, – сказал он непонятное слово.

Конец интерлюдии.

Немногим или многим ранее. Неизвестно где, но не в этом мире.

Вечная Леди была ослепительно красива. Стилист Богини (если таковой есть) не даром ест свой хлеб, или чем его Смерть кормит. Светлый брючный костюм деловой леди, лёгкий оттеняющий макияж, зачёсанные назад и собранные в тугой узел волосы открывают высокий лоб, отдавая первенство чёрным крыльям изящных бровей. Картинка, рахат – лукум очей моих, но что‑то она не в духе. С чего бы, а?

– Миледи, вы безупречны! – подхватив узкую ладошку с тонкими длинными пальчиками, я запечатлел поцелуй. Ожидаемого обморожения не произошло. Так – так – та – а–а – к, видимо моя бренная тушка зависла на грани смерти и жизни. Сие не очень хорошо. Хорошо меня приложили, ублюдки рыжие. Хм, я совсем скопытился или не очень? – Безмерно рад Вас видеть, моя Богиня!

– Здравствуй, Гарольд, – холодно, точно по протоколу и ни на йоту не отступая от этикета, улыбнулась Смерть. Нехороший сигнал. Боюсь, что сейчас меня будут бить, возможно, ногами. – Не могу сказать тебе обратного и что я рада встрече. Прости уж слабую женщину за прямоту. С чем пожаловали, Гарольд?

Сразу к делу. Я впух. Что сказать? Для Миледи моя дурная черепушка, что раскрытая книга. Читай, не хочу. Наверняка она первым делом «попаслась» среди извилин и серого вещества. Гнать пургу не выход, чревато для здоровья.

– Форс мажор, миледи! – развожу я руками, делая печальное лицо.

– Форс мажор, ай – ай – ай, как же это вас так угораздило, Гарольд? – язвительно так, с подвыподвывертом, спросила Смерть.

– Так обстоятельства сложились, Леди Судьба пошептала, да не икнётся ей ни разу. Кисмет, как говорят на востоке.

– Сестрицу мою не тронь, пожалуйста, а то она действительно тебе так пошепчет – оглохнешь. А по мне, Гарольд, язычок вас подвёл, да гордыня обуяла. Самым умным и сильным себя возомнили, вот вас и наказали за слова ваши дерзкие. Поделом, Гарольд, вам досталось, поделом. В следующий раз думайте, когда, что и кому говорить.

– Ваша правда, Миледи, – повинно опускаю взор долу и тут же, вздёргивая подбородок, дерзко возражаю, – да не вся правда, моя Богиня. Без разрешения Белобородого старца, не будем поминать его имя всуе, никто бы меня не тронул.

– А вам было интересно разворошить шершинное гнездо, не согласны с гнездом? Не суть, пусть будет шмелиный улей. Ну и как позабавились, Гарольд? Судя по тому, что я имею сомнительную честь видеть вас перед собою, забава вышла боком. Перелом трёх ребер, позвоночника, открытые переломы руки и ноги, обширная кровопотеря. Хорошо вас макнули мордой в грязь. Вам нравится результат ваших игр? Я так и думала. Двумя ногами запрыгнули в гнездо ядовитых змей и радуетесь. Дамболдор это ширма, за которой прячется хищник размером намного больше. Директор считает себя игроком, хотя сам пешка в руках зажившегося на свете поганца, хотя тот многому научил Дамболдора и показал больше, чем двенадцать рецептов зелий из крови драконов.

Разговор зашёл не туда, однозначно, и перевести его на другие рельсы у меня не получалось. Миледи грубо игнорировала попытке сменить неприятную тему. Минут пять Смерть песочила меня со всех сторон и читала мораль. В конце концов, дотерев виновника наждаком до полупрозрачного состояния, она невинно поинтересовалась:

– Гарольд, вы помните, что я вам говорила о свиданиях раньше срока?

В чертогах ощутимо похолодало, вдоль спины пробрал мороз, а на лбу сам собою выступил холодный пот. Что‑то мне стало очково, братцы, но вида стараюсь не подавать.

– Склерозом не страдаю, Миледи. Может, не надо?

– Надо, Гарольд! Надо! – голосом Шурика из фильма «Операция „Ы“», сказала Смерть, посылая в мою сторону молнию.

– Ай! – я почти увернулся, лишь тонкая веточка разряда коснулась ягодицы. Тонкая‑то она тонкая, но седалище сразу онемело.

От второй молнии и чёрного луча я удачно отпрыгнул в сторону, от третьей тоже. Молния ещё ладно, но проверять на собственной шкуре воспитательно – наказательный эффект луча желания не возникало. Миледи вошла в раж, в хвост и в гриву гоняя недорогого гостя по гостиной. Молнии и заклинания в труху разнесли половину обстановки, стены покрылись дымящимися следами.

– А ну стой на месте и прими наказание, как мужчина! – орала Смерть.

Нашла дурака, я не хочу выглядеть, как диван, стреляющий клочьями ваты и пружинами. Или как бывший комод, превратившийся в горстку гнилой трухи. В какой‑то момент, воздев руки над головой и готовя особую пакость, Миледи перестала пулять разрядами и заклинаниями, я одним прыжком подскочил к ней, крепко обнял за плечи и впился в губы поцелуем. Секунда, пять, десять… Сразу не убили, сие радует безмерно. Секунд через пятнадцать Миледи ответила…

– Хватит! – приблизительно через минуту, меня оттолкнули двумя руками. Короткий полёт закончился встречей спины и стены, в позвоночнике что‑то неприятно хрустнуло, слава всем богам не обвалилось в трусы. – Хватит! Иначе ты навсегда переселишься ко мне!

– Я не против, Миледи.

– Закатай губу, – грубо ответила Смерть, взмахом руки восстанавливая разгромленную гостиную. – Твое время ещё не пришло.

– А когда оно придёт? – радуясь окончанию экзекуции и хлопая ресничками, невинно поинтересовался я датой окончательного переселения на иной план. Вдруг выгорит на дурничка.

– Не сегодня, – ехидно усмехнувшись, ответила Смерть. Не прокатило. – Тебя очень ждут там. Смотри.

Стена превратилась в экран. На белой плоской поверхности отобразилась палата в медицинском крыле Хогвартса. В кровати лежало тело из разряда «краше в гроб кладут». Стоит признать, видок у меня там не очень, не внушающий оптимизма в скором выздоровлении. Справа и слева от кровати на табуретках прикорнули два школьника в медицинских костюмах: мальчик и девочка.

– Гермиона, – непроизвольно выдохнул я, протягивая к невесте руку.

– По – прежнему хочешь остаться? – прошептала на ушко Смерть. Я промолчал, любые слова сейчас были лишними. – Живи. Тебе есть ради кого жить. Не спеши ко мне, Гарольд. Смею заверить, ты от меня никуда не денешься. Своё я никому не отдаю, а ты мой. Придёт время, я сама приду за тобой, хотя бы ради поцелуев.

Я улыбнулся, только улыбка получилась горькой, безжизненной.

– Давно я так? – кивнув на измождённое тело на экране, спросил я.

– Три дня. В моих чертогах время течёт иначе. Три дня она провела рядом с тобой. Видимо любит. – Смерть, на лице которой на мгновение проступила ревность, провела рукой по изображению Гермионы. – Повезло тебе, Гарольд. Я бы тебя добила, чтобы не мучился, и самой не мучиться.

– Спасибо за откровенность, Миледи.

– Не за что. Кстати, у тебя шнурок развязался.

И точно, развязался. Я наклонился к обуви и только приготовился завязать бантик, как мощнейший пинок под зад отправил тушку одного доморощенного «Казановы» прямо в экран, который обрёл глубину, став трёхмерным.

– Низко пошёл, видать к дождю, – донеслось до меня.

Признаю, чувство юмора у Миледи есть. Извращённое, но тем не менее…

Тело встретило болью.

– Писец, – прогнав через глотку морского ежа с тысячей иголок, прохрипел я, открывая глаза.

* * *

Пожалуй нет смысла описывать ту свистопляску, закружившуюся вокруг меня, стоило мне открыть глаза и произнести название одного северного зверька, которого обычно никто не видит, несмотря на его ближнее нахождение. Включите фантазию, уважаемые читатели, и вам станет понятно, от чего обычно спокойная Поппи Помфри начала рычать и кидаться на всех встречных – поперечных. Довели мадам колдомедика, до белого каления, довели, ироды. Авроры, министры, родственники, журналисты, Дамболдор и Снейп. Куда же без последних. Эта парочка – гусь и гагарочка, в каждой бочке затычке. И если первый лезет во все дыры по призванию и велению души, то второго пихают в них вопреки желаниям. Кто бы его ещё спрашивал: позволил опутать себя клятвами и обетами, так работай раб, солнце ещё высоко. Ах, в Англии оно село? Ничего, зато в Америке встаёт над горизонтом.

Озверевшая Поппи пинками гоняла публику, а я терял нервы и зарабатывал седые волосы, уговаривая Гермиону и Генри навестить родных. Каникулы не вечные, умирать я больше не собираюсь, как‑никак свежа память о пендале животворящем авторства Вечной Леди, поэтому, девочка и мальчик, я вас люблю, но папы и мамы любят вас не меньше болезного пациента из школьной реанимации. Навестите родных, порадуйте их на Новый год! А я торжественно клянусь, что из палаты ни ногой! Ещё бы я ногами ходил, с двумя переломами позвоночника‑то. Как бы им ещё объяснить, что я боюсь за них. Страшно мне их оставлять наедине с двумя затычками, о которых было сказано выше. Долго ли, коротко ли – уговорил. Поппи, получившая в помощь пару разбитных девиц и парней из Святого Мунго, клятвенно заверила сомневающуюся невесту, что глаз с меня не спустит и будет лелеять, как родное дитя. Наградив меня косым взглядом, в котором свозили серьёзные сомнения, Гермиона пошла собирать манатки. Генри смылся минутой ранее. Вскоре ребята вернулись попрощаться и воспользоваться больничным камином, доступ к которому им открыла мадам Помфри.

Стоило другу и невесте удалиться, как я насел на больничных сиделок с требованиями показать заклинания, с помощью которых убираются, скажем так, продукты жизнедеятельности. Помфри и сиделки долго отнекивались, пока не начал рычать уже я – убрать за собой дерьмо и прочее я должен и могу сам! У меня сломан и повреждён позвоночник с нервным столбом, а не магическое ядро! То, что я не чувствую ног и задницу, не значит, что я не почувствую запах, буде у меня расслабится сфинктер. Так что показываем, пока я не начал орать благим матом. Уболтать их оказалось проще, чем Гермиону, та согласилась с моими доводами через два часа, больничные работники сдались через тридцать минут. Покладистость Поппи и её поддержка в выдворении мелких добровольцев объяснялась просто: в силу определённых причин, пока пациент находится без сознания, к нему нельзя применять некоторые медицинские заклинания и техники, ведь магия в них настраивается и опирается на магическое ядро волшебника, которое подпитывает применённую целителем технику. Забаррикадировав дверь и заблокировав камин, Сметвик и Помфри принялись священнодействовать, интерны и сиделки работали на подхвате. Мою тушку, по брови накаченную обезболивающими зельями, левикорпусом подвесили между полом и потолком. Потом, под маты и попытки прикрыть целой рукой срам, лишили одежды (понятно, почему Поппи выпихивала Гермиону, рано той смотреть на голых парней и слушать трёхэтажные конструкции, Генри удалили по второй причине – такой хороший мальчик, нельзя его учить плохому). Дабы пациент не матерился, его мило заткнули силенцио. Третьим этапом, закрепив тело в силовом контуре, целители совершили подвиг Гилдероя Локхарта, которым он прославился в каноне, то бишь точечно удалили сломанные позвонки и осколки костей, благо до рук и ног не добрались. С них станется. Хорошо, что интерны постоянно обновляли силенцио, иначе они узнали бы о себе много нового и приличными в этих словесных конструкциях были только «и», «в» и «на». Я бы ещё не отказался от зелий, ибо боль была нестерпимая, даже не знаю, с чем её сравнить и как описать. Осторожно обмыв меня тёплой водичкой из кончика волшебной палочки, и протерев место укола обычным спиртом, Поппи сделала внутримышечную инъекцию костероста. Укол в спину не почувствовался от слова «совсем», «прелесть» колдомедицины в полный рост я осознал ночью. Колдомедик хихикнула, как девочка, когда увидала мою реакцию на одноразовый пластмассовый шприц, емкостью пять миллилитров, в своих руках. Честно признаюсь, маггловские инструменты произвели на меня большее впечатление, чем все магические процедуры до этого.

Закончив с удалением позвонков и уколами, меня вновь напоили какой‑то гадостью со вкусом прокисших носков и цветом детской неожиданности. Ещё какое‑то зелье сразу магически переместили в желудок, ибо ни один нормальный человек выпить подобную гадость не в состоянии. Я, наивный, ожидал, что меня вернут в постельку, но ни разу не угадал. Висеть между полом и потолком, матерясь и подвывая в душе от «неземных» ощущений, сопровождавших действие костероста и подсвечивая голым задом, пациента оставили до утра. Утром был новый осмотр и повторные уколы. Выл я до вечера. Вечером сняли лубки с руки и ноги, обмыли, одели трусы, и поместили в ванну с чем‑то напоминающим желе. Окунувшись в тёплую субстанцию, я забылся мёртвым сном, вырубившись на сутки. Что со мной делали в это время я не знаю и знать не хочу, так как проснулся уже в нормальной постели с больничными печатями на подушке и простыне (повеяло ностальгией по России), ног и задницу я по – прежнему не ощущал, зато тугой корсет, стягивающий грудь – вполне. Кости лечатся быстро. Восстановить повреждённые нервы и вернуть им чувствительность намного сложнее. Помфри обещала уложиться в месяц, самое сложное позади, кризис миновал, а дальше дело техники и мастерства целителя. А пока она дарит мне персональную палату, именную кровать с личными сиделками и неусыпной охраной. К сиделкам не приставать, охрану не будить. С остальным будем разбираться по ходу пьесы. Ещё она заказала инвалидное кресло с магическим моторчиком, это чтобы я не мучился, накручивая колёса. В роли моторчика выступает лопоухий эльф в зелёной тоге с эмблемой Мунго. Праздновать новоселье я отказался, чай не мэнор подогнали, мунговского эльфа на пинках выгнала Малышка Ниппи, мол, де она не может доверить любимого хозяина какому‑то приблуде, пусть он даже из больницы и лично обласкан и облобызан главным целителем Сметвиком. Здесь ему не там, пусть валит, пока уши не оборвали. Ишь чего удумал, хозяина в инвалидном кресле катать, будто без него это делать некому. Община хогвартских эльфов единогласно поддержала начинания Ниппи, организовав круглосуточный график дежурств. Каждый эльф стремился и почитал за честь хоть раз поработать «моторчиком». Энтузиазм у лопоухих просто зашкаливал. Не знал, что я так популярен у трудолюбивого народца. Приятно, черт возьми. Не было бы счастья, да несчастье помогло.

Тридцать первого декабря, за десять часов до Нового года, с разрешения бдительной Поппи в палату пробилась декан. Минерве досталось – бледное лицо, мешки под глазами, свисающие сосульками тусклые волосы, блеклая аура. Магический откат во всей его неприглядной красе. МакГонагалл взяла на себя ответственность за весь факультет, исключая двух личностей, навешанных директором на Хагрида. Теперь пожилая шотландка здоровьем и магией расплачивалась за недостойных учеников, одним своим видом доказывая причастность неустановленных гриффиндорцев к нападению. МакГонагалл ничего не говорила в оправдание и не просила снисхождения, искренне переживая за моё здоровье. Чего – чего, а ментального щита она на себя в тот момент не навешивала, поэтому в эмпатическом плане её чувства читались, как раскрытая книга. На первом плане была вина. Минерва корила себя: не уследила, недосмотрела, не уберегла, а настоящих виновников она найдёт, дайте только срок! Мало им не покажется. Меня трудно назвать добрым, но внутренний голос настойчиво нашёптывал на ухо, что декан не виновата… Она ведь на моей стороне… Именно в тот момент Минерва МакГонагалл ничего не решала и решить не могла.

– Мадам Помфри, мэм! – тишина, опять колдомедик закрылась у себя в кабинете. – Николь, позови, пожалуйста, мадам Помфри, – обратился я к розовощёкой сиделке, выпускнице Хаффлпафа. Кивнув, девушка умчалась за целительницей.

– Чего буяним? – улыбаясь во все тридцать два, спросила Поппи, переступая порог палаты.

– Мерлин упаси! – поспешил я откреститься от обвинений. – Нет, мэм, декан МакГонагалл тоже вела себя более, чем достойно.

– Раз все ведут себя, как истинные леди и джентльмены, зачем меня потревожили?

– Не зачем, а для чего, мэм, – поправил я хозяйку крыла.

– Для чего? Это становится интересным, Гарольд. Так для чего?

– Для расчерчивания рунного круга, мэм, у меня огромное желание преподнести мадам МакГонагалл новогодний подарок, раз уж с рождественским не выгорело.

– Что? – синхронно произнесли дамы.

– Ритуал «прощения», леди, – пояснил я.

– Спасибо, Гарольд! – прижав руки к груди, расчувствовалась Минерва, когда до её сознания дошли мои слова. Принимая моё решение, как должное, Поппи только покивала в ответ, отправив личную эльфийку за мелом и ритуальными принадлежностями.

Через пять минут кровать сдвинули к окну, а на полу в центре палаты, дамы в шесть рук (Николь тоже решили привлечь к ритуалу) расчертили рунный круг с многолучевой пентаграммой в центре. Моё койкоместо оказалось на конце одного из лучей. Ещё через пять минут, под нудный речитатив бубнящих Поппи и Николь и под пляску огоньков двенадцати свечей, я обращался к магии, прося не наказывать стоящую в центре круга Минерву МакГонагалл, так как разумом, душой и сердцем не считал её виновной в постигшей меня беде. Ритуал минимизировал последствия отката и срабатывал только в случае, если обе стороны были искренни в своих чувствах. Раскаяние и прощение, мы были искренни, кровь в чашах вскипела и испарилась. Слово сказано, жертва принята. Порозовев щеками, МакГонагалл, там где стояла, опустилась на пол и разрыдалась. Напряжение, державшее Минерву все эти дни, отпустило, выплеснувшись наружу слезами. Как никогда захотелось придушить Дамболдора, аж ладони зачесались.

– Николь, – подхватив подругу за плечи, Поппи указала взглядом на пентаграмму и свечи, намекая, чтобы девушка убрала следы ритуала, а сама повела рыдающую женщину к себе в кабинет.

– А ты молодец, – шепнула мне Николь на ушко, непроизвольно наклонившись к самому моему лицу, взмахом палочки возвращая кровать на её законное место. Виды сверху открывались божественные.

– Ты тоже ничего, особенно в некоторых местах, – тихонько ответил я скабрезностью, поедая сиделку плотоядным взглядом. Пока девушка шептала, мои глаза, независимо от разума, «провалились» в декольте.

– Что? – стараясь скрыть улыбку и не рассмеяться, грозно спросила Николь, жеманно застёгивая верхнюю пуговичку халата.

– Говорю, повезло твоему жениху.

– Тогда ладно, – хихикнула бывшая хаффлпафка, обратно расстёгивая халат и приоткрывая голодному взору краешек выдающихся достоинств с молочно – белой кожей и идеальными формами.

Я не кобель. Я не кобель, у меня есть Гермиона и Леди Смерть. Сдаюсь, я – кобель! Я не чувствую нижнюю половину тела, но, похоже, у мужиков действительно две головы и нижняя думает независимо от мозга в верхней. Тонкая простынь натянулась, образовав характерный палаткообразный купол в районе паха. Боже, как неудобно! Краска залила моё лицо, а Николь рассмеялась.

– Чего ты смущаешься? – продолжала хихикать она. – Видишь, самая главная для мужчин функция у тебя не нарушена, ты радоваться должен!

– Я радуюсь, – кое‑как выдавил я, потупив взор.

– Что за смех тут у вас? – в палату сунулась мадам Помфри. – А – а–а! – многозначительно протянула она, окинув пациента взглядом. – Ну, Гарольд, в вашем возрасте это нормально и для ваших лет, я бы сказала, очень даже… Г – хм, ну, не буду вас смущать.

– Что б вы провалились! – вырвалось у меня. Закрыв рот руками, Николь затряслась, как в припадке. Из коридора донёсся звонкий смех школьной целительницы. Блин, а я даже разозлиться на них не могу!

* * *

Первого января, как не сопротивлялась Поппи обстоятельствам, плотину навязанного затворничество прорвало. Народ потянулся косяком. Сперва больного навестили те, кому он был рад от всей души: родные в полном составе, Гермиона с родителями и крёстная. Гермиона толсто намекнула, что через два дня возвращается в школу. Родителей она повидала, с наставницей всё обсудила… Жди, дорогой… Следом за ними подтянулись личности, присутствие которых не доставляло мне радости: авроры и министерские чинуши, а под вечер блокаду прорвал Дамболдор с дышащим ему в затылок Поттером старшим. Данных посетителей я готов был испепелить на месте…жаль техниками по стрельбе лазерами из глаз и молниями из ж*пы не владею, но какие мои годы.

Так – так, наш Светлейший на всё медицинское крыло сверкает глазками и елейной улыбкой, даром распространяя флюиды позитива. Поттер в рот воды набрал и боится пролить хоть каплю, открыв хайло поперёд хогвартского Гендальфа. Что‑то затевается, только что? Мерлиновы подштанники, я не я, если сейчас мне не предложат вернуться в лоно семьи. Мол, папашка так переживал, так переживал за любимую плоть от плоти, магию от магии, что сердце кровью облилось от известия о покушении на жизнь ненаглядного сыночка. Нахлебавшись кровавого рассольчика, мистер Поттер осознал, какой он был дурак и самодур, изгнав такого и замечательного меня. Но… НО!!! Вот хрен им столовой ложкой.

– Гарри, мальчик мой, здравствуй! – заработал языком Дамблдор, загадочно сверкая очёчками. Ёпст, аж на языке вяжет, как бы в сладкой патоке не захлебнуться. Поппи заняла стратегическую позицию у камина и судна с дымолётным порошком. Не доверяет бородатому патрону. Гуд.

Здравствуйте, директор! – кивнул я. – Не правда ли сегодня прекрасная погода?

– Да – да, Гарри, замечательная, – расплылся в улыбке Дамболдор. – солнечная.

Солнечная, вечер на дворе, не видно ни зги. Том – интерн из Мунго, пять минут назад выходивший во двор, сказал, что на улице пурга и сибирский мороз в минус двадцать по Цельсию. Насмешил, однако. В Сибири в минус двадцать только шапки надевать начинают. Теперь Том закашлялся в кулак, скрывая рвущийся наружу смех. Директор, отыгрывая старого, но добродушного мразматика, смущённо улыбнулся и развёл руками в стороны.

– Альбус! – предостерегающе крикнула Поппи. – Убери палочку!

Ух, ты, фокусник, из широкого рукава звёздно – лунной мантии выглянул кончик узловатой палочки.

– Собьешь диагностические настройки и канал магической подпитки, тебя Сметвик в порошок сотрёт и сожрёт вместе с тапочками! Он пять часов потратил, накладывая лечебные чары.

– Да что, Поппи, я ведь ничего…, – опустил глазки долу директор.

– Вот и не надо мне тут, убери её, Мерлином заклинаю.

– Профессор, – вклинился я в перепалку. – Ваша пикировка с мадам Помфри очень занятна, но вы ведь не за этим сюда пришли?

Поттера я демонстративно игнорирую, пробегаясь по нему взглядом, как по пустому месту. По себе знаю – нервирует до жути. Оп, есть реакция, бывший папашка покраснел, налившись дурной кровью, заиграл желваками и сцепил зубы. Ах, какая буря в ментальном плане – жуть! Дамболдор удачно спрятал эмоции за мощными окклюментивными щитами, а вот заместитель начальника аврората оказался слаб на пошевелить извилинами и заблаговременно накрыться амулетной ветошью.

– Джеймс! – Дамболдор тоже уловил грозовые отголоски душевной бури и одёрнул Поттера. – Успокойся!

– Да – да, мой мальчик…, – директор обратил своё внимание на меня.

– Профессор, нижайше прошу извинить меня, но у меня есть фамилия. Предлагаю придерживаться установленных Уставом рамок.

Да, я знаю, что дёргаю тигра за усы, но поступить иначе, значит окончательно выбиться из образа. Старый перец махом заподозрит подвох. Это он на публику страдает маразмом, играя так, что Станиславский поверит, на самом деле Дамболдор дьявольски умён. Недаром его, за глаза, зовут Гроссмейстером. Дедок просчитывает свои действия минимум на три шага вперёд, и лишь моя завуалированная наглость сбивает старика с панталыку, заставляя ошибаться. Стоит только дать намёк о готовности пойти на поводу – всё, пиши пропало. Увязнет коготок, а за ним и птичка пропадёт.

– Ох, Гарольд, – отечески покачал головой Дамболдор. – Уму непостижимо, что вы, в столь юном возрасте уже такой формалист.

– Мерлин с вами, профессор, куда мне до закостенелых формалистов. Мне до Барти Крауча ещё расти и расти! Есть к чему стремиться, согласитесь. В то же время мы с вами на брудершафт не пили, поэтому панибратский тон считаю недопустимым. Вам простительно в силу возраста, а мне по той же причине недопустимо. Уж простите за резкий тон, профессор.

– Видал, мальчик мой, какой у тебя сын? – улыбнувшись, как электросварочная дуга, Дамболдор обратился к Джеймсу Поттеру, по – дружески ткнув того под локоток. Да – да, а то, что тебя походя макнули мордой в грязь, мы предпочитаем не замечать и делаем хорошую мину при плохой игре. – Гарольд, мы с Джеймсом считаем, что магия родного мэнора и домашнего алтаря пойдёт тебе на пользу и ускорит выздоровление. Так всегда было, все чистокровные знают, что родной очаг помогает. Выслушай Джеймса, пожалуйста.

Оп – па! Сын! А где долгие речи о втором шансе и всепрощении? Старый пень куёт без преамбулы и разогрева публики. Ловко. Продолжая ослеплять присутствующих светом вставной челюсти, Дамболдор ненавязчиво подтолкнул Поттера вперёд. Кашлянув в кулак, Джеймс разродился целой программной речью о семейных и родовых ценностях и всемирном покаянии. Прямо‑таки курским соловьём распелся, заслушаешься. Видимо три ночи не спал – учил. Дамболдор, стоя позади протеже, ободряюще улыбался. Понятно, почему не он полоскает мозги окружающим, при таком‑то заместителе, а Джеймс тем временем подошёл к главному:

– Гарольд, мальчик мой, – на этих словах я закашлялся. Том хотел участливо постучать меня по спине, но его рука замерла на половине пути, виновато потупившись, он подал стакан чистой воды. Интерны, присутствующие в медицинском крыле дружно превратились во внимание и навострили уши. Дам червонец за медный рупь – ни одно слово не пролетит мимо них и завтра…, нет, сегодня, буквально через пять минут после разговора, весь персонал Святого Мунго будет в курсе вечерних хогвартских событий, а завтра уже и вся магическая Британия. Тут и к Рите Скитер ходить не надо. Сарафанное радио самое быстрое агентство новостей в мире, не разделяя его на маггловский и магический.