Текст книги "Весёлые и грустные странички из новой жизни Саньки М."

Автор книги: Александр Машков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 30 страниц)

Два наряда на кухню.… Будешь спорить, туалет будешь мыть. А ты давай её сюда, – протянул он руку.

– Я похож на идиота? – звонко спросил я, – Вас четверо, я один!

– Никто тебя не тронет, не бойся!

– Я и не боюсь! – хмыкнул я, убирая заточку на место, – Хорошая вещь, в городе пригодится, а то вы не умеете ей пользоваться. Деньги тоже пригодятся.

Вовка пошарил, по карманам, печально вздыхая:

– Он вытащил у меня деньги!

– Меньше будешь хлебалом щёлкать! – осадил его командир, – Давай знакомиться, – протянул он мне руку, – Коля Зубов!

Я помедлил, не решаясь подавать руку, всё ещё настороженно поглядывая по сторонам.

– Что, ссышь? – презрительно спросил Коля, – Не бойся, подлянки не сделаю.

– Да как-то стрёмно мне с вами дружбу водить, четверо больших пацанов нападают на малыша…

– Ты, малыш, как тебя звать-то? – начал сердиться Коля.

– Саша Милославский, – решил ответить я.

– Э? – командир почесал затылок, – А кто тебе будет Жорж Милославский?

– Жорка? Откуда ты его знаешь? – удивился я.

– Мы много, что знаем, – слегка гордясь собой, сказал Коля, – Так что?

– Жорка мой брат, – нехотя признался я.

– Вот это здорово! – протянул командир, – Пацаны, мы чуть не вляпались! У него ещё папка – вор в законе!

– Заткнись! – прошипел я, – Вы и так вляпались! Только попробуйте об этом где-нибудь ляпнуть!

– Всё, всё! – воскликнул командир, поднимая руки, – За своих отвечаю!

Мальчишки кивнули, включая всё ещё всхлипывающего Сявку. Вовка не стал вспоминать заточку и деньги. Для мальчишки, тем более, детдомовца, рубль был крупной суммой. Но мне его было не жалко, надо быть вежливей.

– Ну, что, всё узнали, что хотели? – спросил я, зевая.

– Всё, – кивнул Колька, снова беря бутерброд.

– Спокойной ночи! – буркнул я, выходя. Мне вслед что-то проворчали. Наша спальня была закрыта.

Вспомнив, что надо постучать особенным образом, я стукнул, и дверь сразу открылась, меня ждали ребята.

– Ну, как? – спросил Никита, сверкая в свете ночника глазами. Я пожал плечами:

– Да никак. Познакомился с командиром этажа. Не знал, что такие есть. Это кто, пахан, что ли?

– Да какой пахан! – скривился Никита, – Выбрали на общем собрании, его старший воспитатель с замполитом выдвинули, вот и выбрали.

– Странно! – пробормотал я, – А замашки какие-то… с потугами на авторитет. Спать будем?

На другой день Никита сказал, что я заступаю дежурным по кубрику.

Чтобы я не подумал, что поставили меня, потому что я новенький, Никита показал мне график дежурств, который вчера переписал, всё было по-честному, фамилии стояли в алфавитном порядке.

Несколько фамилий заставили меня передёрнуть плечами: Сирота, Найдёнов, Середа…

Получается, они всю жизнь прожили здесь!

Я вздохнул: для меня жизнь в приюте была не так уж и плохая, никто не угнетает, ребята очень дружные, и главное, Лиска тоже здесь! Не было бы Лиски, я, наверное, сбежал бы. Всё-таки лето! Съездить на море, посмотреть на большую страну, проверить себя, насколько я готов к самостоятельной жизни. Карцер меня не пугал, дома я находился в постоянном напряжении, на меня была открыта настоящая охота. Даже во время еды на меня могли шутливо и не очень, напасть. Я тоже не отставал от старших. Для прекращения «боевых действий» у нас был особый знак. Это здесь я расслабился, бегу к своей сестре без оглядки, дома мог промахнуться и зарыться куда-нибудь носом.

Никита понял мой вздох по-своему:

– Да не вздыхай! Протрёшь пыль на тумбочках, помоешь пол, видишь, он и так не грязный, когда пойдём в столовую, просто закроем спальню на замок, нам разрешают.

– Я по другому поводу задумался., – ответил я. – Где взять тряпки, вёдра?

– Пойдём, я провожу к завхозу, у нас негде держать, запах от них…

Быстро добежав до каптёрки завхозихи, мы нашли её там.

– Тёть Вера! – позвал Никита, – Выдайте нам вВедро, швабру и половую тряпку, пожалуйста!

Тётя Вера посмотрела на нас и улыбнулась:

– А, Никита! Сейчас, всё выдам.

– Я бы ещё хотел окна вымыть, – сунулся я, – можно взять какое-нибудь средство для мытья окон?

– Могу дать мыло и чистые тряпки, – обернулась ко мне Тётя Вера, – что-то я тебя не узнаю. Новенький? – я кивнул. – Повезло тебе с группой, а то здесь есть такие обалдуи! Звать тебя как?

– Саша, – робко ответил я.

– Будем знакомы, Саша!, – улыбнулась тётя Вера.

– Тётя Вера! – спросил я, – А наши вещи у вас хранятся?

– У меня, – согласилась женщина, собирая мне орудия труда.

– Я забыл взять зубную щётку и пасту. Можно взять?

– Как фамилия?

– Милославский. Там ещё вещи сестры должны быть.

– Посмотрим, – завхозиха ушла вглубь каптёрки, где, на стеллажах хранились чемоданы, котомки и рюкзаки. Через некоторое время тётя Вера принесла мой рюкзачок. Я взял его и вдохнул ещё не выветрившийся запах дома. Немножко подержав его, как котёнка, я открыл рюкзак, проверил содержимое. Всё было на месте. Да я и не сомневался, это потом, в девяностые годы будут тащить всё, а сейчас,с: всё лучшее – детям!

Взяв из кармашка полиэтиленовый мешочек с зубной щёткой, детским мылом в мыльнице и пастой «Поморин», я вернул рюкзачок тёте Вере:

– Там моя школьная форма.

– Начнутся занятия, заберёшь, – тётя Вера протянула мне ведро с чистыми тряпками, и швабру.

Швабру я сначала хотел оставить, а потом подумал, что она может пригодиться.

Сегодня завтрак прошёл без происшествий, к нашему столу никто не подходил, да и отбирать было нечего: овсянка, сэр!

Потом все ушли, чтобы не мешать, а я разделся до трусов, и начал наводить порядок в кубрике.

Сначала вытер везде пыль влажной тряпкой, потом решил вымыть окна, которые открывались внутрь. Выглянув наружу, увидел ребят, которые приветствовали меня весёлыми криками. Я помахал им рукой и принялся за работу. На зарядку сейчас не выгоняли, так что можно её заменить полезным трудом. Кстати, надо подумать насчёт зарядки. Дома мне не давали лентяйничать, бегал я каждое утро километра по три. Думали научить меня музыке, но не получилось, не было способностей.

Вымыв окна и протерев их так, что они засияли на свежем утреннем солнышке, я сбегал в туалет, где можно было поменять воду, и принялся за полы.

Плюнув на швабру, я ползал под кроватями, собирая на себя всё, что не собрал при мытье окон.

Помыв под кроватями, начисто протянул тряпкой проход.

Закончив с уборкой, я вытер грязной рукой пот с лица, и остолбенел: через открытую дверь увидел, как Никита за руку ведёт ко мне Лис!

– Вот Саша! – сказал Никита, – Он сегодня дежурный!

– Узнаю Санечку! – засмеялась Лис, – Всю грязь на себя собрал!

Я молчал и счастливо улыбался. Но быстро опомнился:

– Лис, я сейчас вынесу ведро, умоюсь, подожди, ладно? – как будто Лиска собиралась сбежать.

– Да подожду! – засмеялась Лиска, – Где твоя кровать? – я указал, Лис грациозно уселась на неё:

– Беги скорей!

Я бегом сбегал в туалет, выстирал тряпки, отжал изо всех сил, сполоснул ведро и умылся сам.

Потом, вприпрыжку, побежал к себе.

– Ой, Санька! – засмеялась Лис, – Лицо умыл, а тело чумазое! Садись на табуретку.

Никиты уже не было, я сел на табуретку, думая, как бы помыться.

– Лис, у меня есть рубль, купишь, на всех, конфет? Или пирожков?

– Я уже купила и отдала Никите, – сказала сестра, с улыбкой глядя на меня, – сейчас мне не надо отдавать свой заработок матери, будем делить с тобой. Папа с Юрой не пропадут без моих копеек, – Лис открыла сумочку: – Тебе крупными, или мелкими?

– Мелкими, Лис, откуда у малыша крупные деньги?!

– Держи, малыш! – протянула мне сестра пять голубых пятёрок.

– Ой! Лис! – я взял деньги, сжал их в кулачке, накрыл сверху ладошкой и дунул внутрь. Открыл пустые ладони.

– Молодчина, Санька! – весело засмеялась Лис, взяла обеими руками меня за голову и поочерёдно поцеловала глаза. Я зажмурился, на миг, а когда открыл глаза, увидел, что мои деньги опять у Лиски в руках.

– Так нечестно! – притворно надул я губы, взял деньги, и, аккуратно свернув, запихал в маленький пистон на шортах.

– Пойдём к нам, Саша, я тебя искупаю в ванне, – предложила сестра.

– Мне, разве, можно к тебе? – удивился я.

– Почему же нет? Ты же мой маленький братик! Пошли, только не одевайся, а то ещё стирать придётся! Ах, Санька! И где ты грязь находишь? Вокруг всё чисто, а сам…

Я всё же надел шорты, взяв майку и рубашку с собой. Спальню я закрыл на ключ, который повесил на шею. Инвентарь сдам позже. На дверь повесил записку: «ПРОВЕТРИВАЦА».

Лиска долго хихикала.

Когда мы вышли во двор, подбежали ребята:

– Ты куда?!

– Помоюсь и вернусь, – сказал я, – вам ничего не надо в спальне?

Никому ничего не надо было, и мы пошли к отдельному входу в девчоночьи помещения.

На входе, за столом, сидела дородная вахтёрша.

– Тёть Кать, это мой брат, Саша. Я помою его, а то он сегодня дежурил, весь уделался! – улыбнулась Лис.

– Помой, конечно, – согласилась, к моему удивлению, вахтёрша, и сестра повела меня в душевую.

Оказывается, здесь ещё была отдельная ванная.

– Мы здесь иногда стираем свои вещи, не отдавать же в прачечную, потом не найдёшь, – пояснила мне сестра, – раздевайся, я сейчас воды налью.

Я разделся и залез в ванну, которая быстро наполнялась водой.

Лиска переоделась в белый халат, откуда-то достала мыло и мочалку, начала намыливать мне голову. Я закрыл глаза, чтобы мыло не попало, и услышал:

– Ой, мальчик!

– Это мой братишка – с гордостью в голосе сказала Лиз, поднимая меня на ноги и продолжая намыливать.

– Какой хорошенький! – сказал другой девичий голос. Не сказать, чтобы я стеснялся, краснел от их слов. Что они надо мной издеваются? Впрочем, может быть, сестра меня так намылила, что и не видно, какой я страшненький?

– Идите, не смущайте малыша! – сказала Лиз, и в её голосе я слышал улыбку и нежность, смешанную с гордостью. Девушки, с вздохами, удалились. Боюсь, в следующий раз они попросят сестру помыть меня. Я их понимал, когда оторван от родных, хочется, чтобы был тот, о котором можно было бы позаботиться. Тем более, девочкам.

Тем временем Лиз обмыла меня чистой водой и вытерла банным полотенцем. Потом вынула из своей волшебной сумочки чистые чёрные плавочки:

– Надевай, я постираю твои трусы.

– Это девчоночьи? – с подозрением спросил я, представляя, как надо мной будут смеяться пацаны.

– Нет, для мальчиков. Долго искала, между прочим. Будешь в них купаться, когда поедем в лагерь.

Я натянул трикотажные плавки, оглядел со всех сторон. Да, гораздо лучше, чем безразмерные трусы, которые подгонялись по фигуре натяжением резинки. Иногда она рвалась…

В соседней душевой слышался шум воды и приглушённые разговоры девчат.

Пока я одевался, Лиз постирала моё бельё и предложила пройти к ней. Я, с радостью, согласился.

Поднявшись на этаж, мы прошли в конец коридора, и вошли в комнату. Я даже остановился: это была комната на четверых! Возле окна стоял стол, возле двери – рундуки на каждого, то есть, на каждого по шкафчику! Я сглотнул:

– Лис…

– А ты как думаешь? – печально сказала Лис, – Сотрудники детдома получают небольшую зарплату, так что, мы скинулись с девочками.

– Скоро обед, пойдёшь с нами? – сменила она тему, усаживая на свою кровать, которая стояла ближе к окну, и аккуратно повесив моё бельишко на спинку койки.

– Я дежурный, Лис! У меня ключ от кубрика! – показал я ключ.

– От чего? – засмеялась сестра.

– От кубрика… – смутился я, – Так на пароходах называются жилые помещения для экипажа.

– Морячок мой, – засмеялась Лис, обнимая меня. Она прекрасно знала о моём увлечении всем морским.

– Я сбегаю к своим, отдам ключ Никите, и вернусь! – решил я.

Так я и сделал. Никита, глядя на моё счастливое лицо, не возражал.

– А если спросят, куда ты делся? – только спросил он.

– Скажешь, что дежурю.

Сейчас порядки не такие строгие, и, задержавшихся, по каким-то причинам, детей, не оставляли голодными.

Но, лучше бы я остался со своими. Увидев мальчика, девочки окружили меня таким вниманием, что кусок не лез в горло. Несмотря на мои и Лискины протесты, меня завалили вкусняшками, неизвестно откуда взявшимися. Все большие девчонки собрались возле нашего стола, только девочки моего возраста не смели встать со своих мест, ревниво глядя в мою сторону.

«Надо с ними познакомиться!», – решил я, мужественно пережидая эту пытку.

Когда закончился обед, я побежал к себе, попрощавшись с сестрой. Надо было охранять сон товарищей. По дороге я размышлял, так ли организовано в других детских домах, что девочки живут отдельно от мальчиков? С одной стороны, хорошо, а с другой… Скучно без девочек!

Я успел вовремя. Ребята уже собирались ложиться.

– Ну как там, у девчонок? – смеялись ребята.

– Ой, не спрашивайте! – отбивался я, – Чуть не разобрали на сувениры!

Пацаны смеялись, завидуя, что здесь у меня есть родная сестра.

Кто-то вспомнил мою записку, пацаны начали смеяться над моей безграмотностью. Тогда я предложил самим написать правильно, при этом, глядя на мою записку. Ох, и смеху было!

Кто-то писал с мягким знаком, кто-то через «и», кое-как разогнал по кроватям, по праву дежурного.

Сам тоже улёгся, на топчан, поставленный возле двери, у стенки. Там можно было лежать, сняв обувь, а если кто-то постучит, услышу. Можно и не слушать, подумал я, зевая, всё равно все дома…

После тихого часа я уже не искал сестру, полагая, что она могла уйти в город, возможно, до утра.

А мы наслаждались свободой, в ожидании отправки в лагерь.

Меня всё-таки подловили, ночью, в туалете.

Обычно я крепко сплю, до утра, а тут почему-то сильно захотел по-маленькому, встал, надвинул тапки и побрёл в сторону туалета, громко врезавшись в закрытую дверь.

Нехорошо ругаясь, дежурный отворил дверь и придал мне направление, велев не задерживаться, а то он тоже хочет спать.

Добравшись до туалета, я не стал включать свет, и так было неплохо видно, здесь имелось окно, через которое в туалетную комнату проникал свет фонарей, освещавших территорию.

Пописать мне дали, но, отойдя от унитаза, я заметил шевеление, и успел выскользнуть из-под брошенного одеяла, толкнув туда какого-то мальчишку. Ребята начали его мутузить, не слушая отчаянных воплей, что онэто вовсе не тот, на которого они охотились.

Вообще, интересно, как они меня поймали? Я ведь первый раз вышел сюда ночью!

Но, сонный, я не стал развивать эту мысль, тоже два раза пнул шевелящийся клубок тел, как тот комар, что пинал слона, и пошёл досыпать.

После завтрака я увидел во дворе Вовку, у которого я отнял заточку и деньги. Теперь, когда у меня были свои средства, я решил вернуть ему рубль.

Сам подходить не стал, попросил позвать Вовку какого-то мальчика, лет семи, не из нашего отряда.

Когда Вовка подошёл, я увидел следы побоев на его хмуром лице. Или участвовал в ночном побоище, или ещё кто навешал, мне было не интересно. Я протянул ему руку.

Вовка, помедлив, и отводя взгляд, подал свою, и очень удивился, почувствовав у себя в ладошке свёрнутую купюру.

– Не смотри, – тихо сказал я, – мне они не нужны. А ты, думаю, понял, что такое хорошо, а что такое плохо. – Вовка кивнул, и я отошёл, независимо сунув руки в карманы шорт. Кстати, моё бельё, наверное, уже высохло, надо пойти, спросить у Лиски.

Подойдя к вахтёрше, там была другая женщина, не тётя Катя, спросил:

– Извините, пожалуйста, здесь живёт моя сестра, Лиза, ей пятнадцать лет, можно её вызвать?

– Нет здесь уже старших девочек, – ответила вахтёрша, – уехали они.

– Куда уехали?! – поразился я.

– В лагерь, готовить его для вас. Там же никто не был с осени, ребята отмоют корпуса, уберут двор, покрасят там всё, потом вы заедете!

Увидев мои мокрые глаза, вахтёрша смягчилась:

– Не печалься, сынок, там почти всё уже сделано, девчата только порядок наведут, и вы отправитесь!

– Когда они уехали? – срывающимся на всхлип голосом спросил я.

– Вчера, после обеда. Ну, что ты так расстроился? Вы уже скоро поедете, дня через два. Иди сюда…

Вахтёрша вытерла мне лицо своим носовым платком:

– Понимаю, обидно, но у тебя здесь хоть сестра есть, у других вообще никого…

Я поблагодарил бабушку и печально пошёл к своим.

Ребята спросили, что случилось, я, убито, сказал, что сестра уехала в лагерь, даже не предупредив меня. Пацаны посочувствовали мне, предложили поиграть на спортплощадке, потому что мальчишечьи старшие группы тоже уехали.

Мы играли в футбол, гоняли мяч, пока он не укатился к забору. Я побежал за ним. Пока выкатывал его из травы, меня окликнули.

– Санька! – голос был очень знакомым, я повертел головой и увидел незнакомого парня, который стоял по ту сторону забора и улыбался мне.

– Юрка?! – прошептал я, и кинулся к нему. Мы обнялись сквозь решётку. Юрку было не узнать. Ещё бы! Теперь это был коротко стриженый блондин. Хорошо, у него ещё не сильно росли усы и борода, если чисто побриться, так и не видно, что он рыжий!

– Юрка! – я даже не назвал его Жоркой, так обрадовался.

– Сань, – серьёзно спросил Жорка, – где Лиза?

– Уехала, – загрустил я, – в лагерь.

– Точно уехала? – строго спросил меня брат.

– Мне так сказали, – пожал я плечами, – даже не попрощалась со мной. У нас тихий час был…

– Странно, – пробормотал Жорка, – не знаешь, где лагерь?

– Нет, но мы туда тоже скоро поедем. Говорят, девчонки поехали вперёд, чтобы приготовить для нас корпуса.

– Ты сможешь оттуда позвонить? – Жорка смотрел на меня строго, незнакомо.

– Я не знаю, но там должен быть телефон. А что случилось? – встревожился я.

– Ничего. Просто сильно соскучился! – расслабился брат. – Возьми мелочи, может, где-нибудь найдёшь телефон-автомат, позвонишь по этому номеру, – Жорка высыпал мне в руки горстку меди и показал свою ладонь с номером телефона.

– Запомнил? Никому не говори этот номер, хорошо?

– Хорошо. Как там папа, мама?

– Нормально. Только пока не можем тебя к себе взять. Сиди тут тихо, не бегай.

– Я и не собираюсь, пока здесь Лиска…

– Я тебе что сказал? – строго спросил брат.

– Сидеть тихо…

– Вот и сиди, жди, когда всё уляжется! Ну, всё, пока, а то мы привлекаем внимание. Держи! – Жорка сунул мне в руку свёрнутую купюру. Глянув мельком, на краешек, увидел, что это четвертак.

Что это они меня деньгами снабжают?

Махнув мне рукой на прощанье, Жорка ушёл, а я, вцепившись в металлические прутья, смотрел ему вслед, и что-то нехорошее ворочалось у меня внутри.

– Ну, ты что? – спросили меня, и я очнулся.

– Кто это был? – спросил Никита.

– Брат, – коротко ответил я. Взял мяч, и побежал на поле.

Так и прошли два дня. Мне не давали оставаться одному, скучать по сестре, постоянно кому-то был нужен. Мы играли в разные игры, меня просили что-нибудь рассказать. Ночью я крепко спал, меня не тревожили неприятные мысли.

Плавки, подаренные сестрой, я сохранил, никому не доверил, сам стирал, сушил и держал под подушкой. Мы сходили в баню, и мне выдали новое бельё. На вопрос, куда девалось грязное, я честно рассказал, где его оставил. Ругать не стали, промолчали. Может, уже нашли?

На третий день нам объявили, за завтраком, что мы выезжаем на дачу. Велели взять с собой предметы личной гигиены, если есть, если нет, выдадут на месте.

Я и радовался, и страшно было: не понравился мне визит брата, что-то от меня скрывали.

Наконец, пришли автобусы: для нас «ЛАЗазы», для девочек «Икарусы» с тонированными стёклами.

Я улыбнулся: берегут наших девочек! Когда-нибудь… М-да! Уехала сестра, и я стал обращать внимание на девочек! Может быть, в лагере не будет так строго, пообщаемся. Я вспомнил, как меня тискали девчонки, и поёжился.

Нас загрузили в автобусы, пересчитав по головам, и отправились.

Ехали долго, до самого обеда, я ещё ни разу так далеко не уезжал из города. Проезжали мы лесами и полями, встречались железные дороги, переезды через них.

Вожатые и воспитатели, когда мы отлипли от окон, предложили петь походные песни.

Все, весело, пели, я тоже подпевал. Голос у меня был чистый, звонкий, вот только в ноты я не всегда попадал, вернее, вообще не попадал. Это меня немного расстраивало, я любил петь.

Въехав в настоящий лес, мы добрались по пыльной просёлочной дороге до нашего лагеря.

Славка, который сидел рядом со мной, рассказывал, что здесь очень здорово, лагерь находится на берегу большого озера, есть песчаный пляж, причал с лодками, на которых нам предстоит отправиться в поход на несколько дней, если погода позволит, будем жить в палатках, сами готовить пищу. Девочки тоже пойдут, желающие. Кто же нам будет готовить, смазывать йодом царапины и пришивать пуговицы? Ну и что, что сами умеем, когда о тебе заботятся, лучше…

Весело и организованно прошло заселение. У каждого отряда здесь был свой корпус, вроде деревянного барака, даже с печным отоплением. Бывает холодно, тогда дежурные поддерживают огонь в печурках.

В более позднее время, думаю, вряд ли такое бы разрешили. Хотя здесь имеются широкие окна, ещё, к тому же, хлипкие, и открываются, я проверял. На всякий случай.

Устроившись, мы сходили на обед, в столовую, которая имела вид открытого павильона, почти на свежем воздухе.

Умяв, с аппетитом, всё, чем угощали, мы отправились в свои корпуса, тихий час, да и устали с дороги.

Несмотря на всё своё нетерпение, я смирился, справедливо полагая, что после тихого часа уж точно найду свою сестру, или, хотя бы нападу на её след.

Улыбнувшись такой своей мысли, я завалился спать. Снилась мне Лиска, она, то смеялась, то серьёзно смотрела на меня, потом сказала, что очень меня любит и ждёт.

Я проснулся в холодном поту. Сердечко колотилось. Вспомнив сон, я не понял, что меня так напугало. Быстро одевшись, я достал из тумбочки свои мыльные принадлежности, побежал умыться и почистить зубы. Солоноватая зубная паста с мятой немного привела в чувство, холодная вода освежила разгорячённое лицо. Вытершись вафельным полотенцем, я вернулся в свой корпус, положил всё на место и пошёл искать Лизу.

Найдя корпус старших девочек, я стал терпеливо ждать, когда они проснутся и выйдут.

Вечность спустя, начали выходить девушки. Я увидел знакомых, обрадовался и подбежал к ним:

– Позовите, пожалуйста, Лизу!

– Лизу? – удивились девочки, – Её здесь нет, – как обухом по голове!

– А где она? – еле выдавил я из себя.

– Не знаем, спроси у директора, он уже приехал, – и, не глядя на меня, ушли.

Я не понял. Это те девушки, что так радовались мне? Я, растерянно, осмотрелся, оставшись один, и пошёл искать директора.

Встретив воспитателя, спросил, где тут администрация.

– Зачем тебе? – строго спросил воспитатель.

– Директор нужен, сестру ищу.

– Как фамилия?

– Милославская.

– А-а, – протянул воспитатель, отводя глаза, – да, малыш, тебе надо к директору, беги вон туда, смотри, он выходит, как раз.

Я кинулся к директору со всех ног, крича:

– Михал Иваныч, Михал Иваныч!

Михаил Иванович оглянулся на мой крик и замер.

– Саша? Ты уже здесь? – какой-то глупый вопрос. А где я должен быть?

– Где моя сестра? – спросил я, задрав голову. Всё же Михаил Иванович очень высок.

– Нет здесь твоей сестры, – не глядя на меня, сказал директор, – перевели её. В другой детдом.

– В какой другой? – не веря своим ушам, спросил я.

– Это я тебе сказать не могу. Извини меня, Саша! Мне некогда, у меня очень много дел. Может быть, вечером… – директор быстро ушёл, как будто сбежал от меня, я потерянно стоял, оглушённый страшной новостью. Перевели в другой детдом? Когда? Зачем?

Постояв, я побрёл к себе. Возле входа в корпус стояла лавочка. Я сел на неё, и уже не смог сдержаться, слёзы сами побежали из глаз.

– Санька! – меня увидели, – Что с тобой?

– Лиза… – я не удержался и разревелся, не в силах что-то объяснить.

– Что с Лизой? Заболела? – я отрицательно тряс головой.

– Уехала? – догадался один из Сашек, – я кивнул. Ребята замолчали, давая мне наплакаться. Кто-то сунул мне мятный леденец:

– Возьми, успокаивает.

– У нас уже бывало так, – печально сказал Никита, – переводят в другие детдома, в другие города, почему-то не любят, когда братья или сёстры живут вместе. Потом друг друга годами ищут.

Я ещё долго всхлипывал, мне принесли бутылку минералки, не оставляли одного.

Что говорить, физически я был ребёнком, очень привязался к сестре, и разлука с ней больно ранила моё маленькое сердечко. С трудом успокоившись, сходил с ребятами, умылся, потом ребята предложили полежать.

Наплакавшись, я быстро уснул, и проснулся только к ужину.

После ужина, который съел, не чувствуя вкуса, я решил поговорить с директором.

Пацаны говорили, что зря это затеял, всё равно ничего не скажет. Почему, они не объяснили. Объяснил директор, которого я всё-таки отловил:

– Потому что ты сбежишь к ней.

Мы сидели у Михаила Ивановича в его кабинете, он меня поил чаем, избегал смотреть мне в глаза и беспомощно оправдывался:

– Пойми, это не моё решение. Я всегда за то, чтобы родственники жили вместе, так они легче адаптируются к новой жизни. Но чиновники говорят, что все должны быть равны, если у всех горе, то должно быть горе у всех, без исключений.

Мне казалось, он что-то недоговаривает, или просто врёт, но не настаивал.

– Пойми, Саша, если даже ты сбежишь от нас, найдёшь сестру, тебя там не оставят, опять отправят ко мне. Снова сбежишь, отправят в специнтернат, за колючку, оттуда уже будет сложно сбежать, да и условия там…

– Михаил Иванович! – тоскливо спросил я, – За что?! Что я вам сделал?!

Директор поднялся и взял меня на руки:

– Успокойся, малыш, успокойся, всё будет хорошо!

Я уткнулся носом в его плечо, слушал, и не верил ему. Все взрослые лгут, не будет мне здесь хорошо, без Лиски!

Михаил Иванович так и не отпустил меня, пронёс через весь лагерь до нашего корпуса и передал с рук на руки Никите.

На другой день нам выдавали форму. Никита взял ребят покрепче, в том числе и меня, и мы пошли к административному корпусу, рядом с которым находились склады обмундирования и продуктов.

Постояв в очереди, получили несколько тюков с одеждой, и пошли назад.

Никита сказал, что вся одежда по размерам, снятым с ребят, так что, надо смотреть на надписи. Погладить можно в бытовке, все знают, где она находится, кроме меня, но мне покажут.

Обмундирование мне понравилось, то, что надо!

Костюмчики, похожие на стройотрядовскую форму, только из более лёгкой и плотной ткани, из которой шили плащ-палатки., Ккурточки-штормовки с капюшоном, рубашки цвета хаки, длинные штаны, лёгкие кепки с широким козырьком. Это для походов. Для повседневной носки выданы были шорты такого же фасона, рубашки с коротким рукавом, накладными кармашками и погончиками, пилотки. Ещё футболки с коротким рукавом.

Всё новое. Наверняка, шефы подкинули. Судя по качеству одежды, шефами у нас была швейная фабрика, которая шьёт форму для армии. В это время для армии ничего не жалели, а так как на швейных фабриках обычно работают женщины, то постарались для детей-сирот.

Ещё к форме полагался вещь-мешок, но и тут мастера тоже о нас позаботились, и подарили нам аккуратные рюкзачки, причём, их можно было увеличивать, или уменьшать, «лёгким движением руки» расстёгивая или застёгивая замок – молнию. Мало того, не доверяя молнии, так же были пришиты ремешки, как для дублирования «молнии», так и для крепления всяких необходимых в походе предметов: котелка, фляжки, термоса, даже место для спального мешка было.. Обувь будем получать индивидуально, её надо мерить.

Меня порадовали обновки, потому что я решил бежать.

Не к родителям, не на юг, где сразу меня начнут искать, а на Дальний Восток.

Почему? Потому что там море, и есть ещё одна причина, но, пока не доберусь, не скажу, чтобы не сглазить.

Я начал составлять план побега. Сначала мне показалось нереальным такому маленькому мальчику добраться до края земли. Любой милиционер заинтересуется, почему я один, где сопровождающий.

И не только милиция, в это время немало бдительных граждан, а дети сейчас боятся и уважают старших, это не более поздние времена, когда взрослые окончательно потеряли уважение у своих детей. Появились законы, по которым взрослый не имеет права сделать замечание ребёнку, а если даст ремня, собственному оболтусу, за ту же двойку, легко может попасть за решётку.

Единственный выход был, так это, если полагаться на свою ловкость, опробовать знания и умение, которые дала мне моя семья, в том числе Лиска. Теперь я так всегда ласково называл сестру, чтобы не ныло сердечко. Сердце у человека размером с его кулак. Я смотрел на свой кулачок, и вздыхал.

Итак, сначала надо было как-то добраться до железной дороги, лучше до станции. Сначала поехать на товарном поезде, благо сейчас лето. Сменная одежда есть, можно взять пионерский галстук. Это снимет многие вопросы, пионерский галстук сейчас аналог комсомольского, или партийного билета. Если мальчик в форме, значит, он выполняет какое-то задание. Посылать одного пионера с поручением вполне возможно, никто даже не подумает обидеть ребёнка, разве что в очень редких случаях.

Потом, можно пристать, временно, к какой-нибудь группе туристов, пока они едут на поезде. Будут думать, что я чей-то брат, а потом, когда я исчезну, задумаются: а был ли мальчик?

И вообще, вернут, так вернут! Надо проверить, в принципе, возможно, это, или нет?

Я по любому бы поехал на дальний Восток, рано, или поздно, но лучше рано. Зачем? Просто надо.

Меня удерживала Лиз, я любил её, сильно любил, она меня выкормила, вырастила, мама моя…

Я закрыл глаза, потом вспомнил, что Жорка велел сидеть тихо, пока они не заберут меня.

Я почесал зад. Не послушаюсь, ой, как будет больно! Попадало, и не раз, даже Лис не вмешивалась, только следила, чтобы не изувечили. Поводы были. Нечаянные. Я ведь был умным, пытался жить по – своему, указывать старшим…

Но, если не найду Лис, в семью постараюсь не возвращаться, лучше останусь в детдоме, чем всю жизнь воровать, а, может быть, убивать.

Я опять задумался. После побега могут определить в другую группу, даже в другой детдом, с усиленной дисциплиной, а потом и за колючку, как говорит Михаил Иванович. Может, пугает?

Где найдут, там и оставят, чтобы не тратиться на переезд, документы запросят…

Надо всё взвесить, а пока набрать продуктов, на первое время, потом можно будет покупать, а когда кончаться деньги, добуду ещё.

– Санька, ты о чём думаешь? – спросил меня Никита. Надо же, повезло мне с друзьями, насквозь видят! Тот же Никита, настоящий вожак, ему даже приказывать не надо, ребята сами попросятся на какое-нибудь дело.

За всеми ненавязчиво наблюдает, старается помочь. Каким он будет через двадцать лет? Хорошо было бы, если бы не очерствела его душа.

Я вопросительно посмотрел на Никиту.

– Ты что, в рывок собрался? Сестру искать?

– Где же её найдёшь? Сколько у нас детских домов? Тысячи?

– Наверное, в личном деле есть отметка, куда отправили. Лет через десять ты придёшь и спросишь, куда дели твою сестру. Они должны знать. В другом детдоме тоже обязаны ставить отметку о переводе, если отправят дальше.