Текст книги "Весёлые и грустные странички из новой жизни Саньки М."

Автор книги: Александр Машков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 30 страниц)

Немного потренировавшись с когтями, я замаскировал пожитки и отправился на разведку.

Далеко я не ушёл. На обочине, за первым же поворотом, стоял милицейский УАЗик, рядом, на складном стульчике, пил кофе мой старый знакомый, которого я когда-то оглушил и пристегнул к рулю такого же УАЗика.

– Ну, наконец-то! – обрадовался онофицер, вставая, – Я уже заждался. Второй день здесь сижу, думал,. ты изменил свои планы! Где это ты так задержался?

– Что случилось? – спокойно спросил я, не доходя до него безопасные пять метров, – Ты один, или в кустах сидят снайперы? – то, что снайперов нет, как и засады, я знал, Лиска бы предупредила.

– Дано указание взять тебя быстро и без свидетелей.

– Думаешь, получится? – усмехнулся я, разгоняя кровь по телу, готовясь к атаке.

– Не убежишь на этот раз. Пуля догонит!

– Не обязательно! – хмыкнул я. Прекрасно! Если разговаривает, значит, убивать не собирается, а значит, есть шанс…

Додумать я не успел. Вот уж не думал, что в меня сразу начнут стрелять!

Нога! Рука! Другая нога! Другая рука! Нога выше! Пуля разорвала мне новую майку на животе, обожгла любимое пузо! Я разозлился: уже в живот стреляет, гад! До этого я просто убирал с линии огня конечности, переступая на месте, а тут пришлось вертеться!

Нет, я не уворачивался от пуль, от них не увернёшься, скорость слишком высока. Надо следить за стрелком, пока тот нажимает на курок. Причём, у дилетанта в этом случае выше шанс пристрелить мастера, потому что он стреляет туда, куда сам не представляет. А этот, жаль, не узнал его имя, стрелял славно и предсказуемо. Но порванная майка взбесила меня, буквально планка перед глазами упала, окрасив мир в красный цвет. Наверное, поэтому, когда в ТТ у моего противника кончились патроны, причём последним он выстрелил не себе, а мне в голову, я одним прыжком преодолел расстояние и оказался у него на плечах.

– Мяу! – задними ногами я распорол ему ноги и форму, вместе с поясом, до самых колен.

– Мяу! – противник не успел свернуть мне шею, или сломать хребет, потому что я раньше разрезал ему мышцы на плечах и на грудиные. Руки у него безвольно повисли, кровь толчками выбегала из ног.

Постояв, он рухнул на колени, а я, подскочив, вцепился когтями, левой рукой за лицо, правой за шею:

– Одно движение, и тебе нечем будет кушатькушать,… и писитьписать, – добавил я, поднимая ногу.

– Убей, не калечь! – прохрипел он.

– Тебя как зовут? За кого свечку ставить? – поинтересовался я.

– Савелий, – еле слышно отозвался он.

– Русский? – удивился я, тот наклонил чуть-чуть голову.

– Я принадлежу твоему брату, – вдруг сказал он.

– Жорке?! – я даже убрал когти от его лица.

– Нет, – мне уже приходилось наклоняиться, чтобы услышать, – я умираю, спасибо тебе, освободил от рабства. Знай, у тебя есть брат, зовут его Сабирджан, Сабир, иногда Серёжа, Саша. Ему четырнадцать. Он ненавидит вас…

– За что? – удивился я. Что за индийский сериал?

– Твою мать насиловали, когда допрашивали, она понесла, а, когда родила, выбросила его на помойку… Но люди Хана следили за ней, чтобы вывела на мужа… – голос становился всё слабее, хотя человек изо всех сил старался облегчить душу.

… – Спасли его, вырастили и рассказали о матери. Ты, на его месте, как бы поступил?

– Это он навёл на Лиску?!

– На сестру? Он…

– Как его узнать? Как. Его. Узнать?!

– Он похож… – дальнейшие расспросы были бесполезны. Глаза Савелия закатились.

– Покойся с миром, – пробормотал я, выпрямляясь. Вокруг Савелия натекла приличная лужа крови, и я здорово вывозился, руки и ноги были в крови, брызги попали на мой любимый костюмчик.

Делать здесь мне уже было нечего, я топнул ногами, убирая когти, и побежал назад.

Когти и руки отчистил землёй и травой, чтобы не замарать рюкзак. Идти дальше в лагерь уже не имело смысла, скорее всего там меня ждали.

Я вернулся к реке, отошёл подальше от дороги, чтобы меня не смогли увидеть, разделся и принялся отмываться от крови, замочив предварительно забрызганный кровью костюмчик.

Отстирывая майку, подумал о бабушке, которая была совсем рядом. Она бы мне заштопала её так, что ничего не было бы видно.

Почему-то больше всего мне было жалко этой майки. До того жалко, что я заплакал. Потом зарыдал взахлёб.

– Что я вам сделал? – спрашивал я неведомо кого, – За что вы меня так мучаете? В кого меня превратили?!

Недалеко от меня веселились мои друзья на речке, а я не мог к ним подойти. Рядом с ними работают на даче старики, которых полюбил всей душой, и не смел показаться им на глаза.

Не потому, что я убийца, а потому что, вполне возможно, к ним придут, начнут расспрашивать.

А я вернулся. Почему? Сразу свяжут изуродованный труп на дороге со мной.

Я всё плакал, стараясь не шуметь, Лиска гладила меня по голове, успокаивая, говорила, что правильно я делаю, что плачу, нельзя такое держать в себе, крыша съедет.

Кончив плакать, выкупался в речке, хорошо отмыв лицо, вытерся и посмотрелся в зеркальце.

Глаза красные, припухли. Надо бы очки надеть. Что ещё надеть? Сарафан? С таким рюкзаком?

Осмотрел лямки. Затёртые, засаленные, нет, останусь пока здесь, отмою рюкзак, посушусь, отдохну.

Если начнут искать,. вряд ли подумают, что я где-то рядом. Любой здравомыслящий человек уже добежал бы до Китайской границы.

А я не здравомыслящий человек. Может, у меня тоже потомственное? От мамы? Я даже содрогнулся: быть помешанным мне совсем не нравилось, тем более, говорят, что сумасшедшие не сознают, что они того. Наоборот, дДурак, сознающий, что он дурак, уже тем самым не дурак.

Так что, держитесь от меня подальше, товарищи милиционеры и иже с ними.

Я вдруг подумал, что трупы, остающиеся за мною, не выдумка. Милиционеры,. пристёгнутые к скамейке, оглушённые, и беззащитные, могли стать жертвой любого маньяка, испытывающего глубокую к ним неприязнь. Или я не рассчитал силу удара. Вроде живы были, трогал я их пульс.

А эти, маленькие разбойники? Я оставил их наедине с тем мальчишкой. Что я о нём знаю? Вдруг, когда я удалился, он спокойно их прирезал?

Что? Уже ку-ку? Я криво усмехнулся, сам себе, пошёл вглубь леса, таща рюкзак в руках. Пусть лес обжитый, но насквозь ничего не видно, хотя деревья какие-то хилые. Пожар, что ли был в этих местах когда-то?

И всё-таки я надеялся найти выворотень, устроить там берлогу, немного успокоиться, сжечь адреналин.

Выворотень, я, конечно, не нашёл, нашёл старую ель. Ззабился под неё, устроился на мягкой хвое, решил немного отдохнуть,. помечтать о Ниночке. Тут же тёплая волна радости захлестнула меня, я улыбнулся, и ужас утра отступил на второй план.

Вздохнув свободнее, поднялся, на нижних ветках повесил сырой костюмчик, за сук повесил рюкзак, отвязав спальник, расстелил его, и лёг сверху, только тут увидев, что я так и не оделся после купания.

Приятные размышления немного успокоили меня, и я сталд думать, что делать дальше.

Вот интересно, Савелий рассказал в милиции, что я переодевался в девочку? Или постарался промолчать о том постыдном случае, когда еле видимая девчонка взяла его в плен?

Потом, брат. Самый смертельный враг изо всех. Наверняка не успокоится, пока не останется единственным сыном моей матери. После чего придёт к ней, посмотреть ей в глаза.

Куда смотреть? В какие глаза?! После моей смерти она уже не оправится, сойдёт с ума уже окончательно. Не знаю, как она пережила весть о гибели Лиски.

Нет, не доставлю ему такого удовольствия! Останусь в живых!

Только надо продумать план, как выбраться отсюда. Проверить станцию, если что, проехать на электричке несколько остановок… Нет, автостопом надёжней, милиционеры стали проверять пассажиров, меня уже узнавали.

Переоденусь девочкой и буду мочить педофилов и маньяков!

Это я уже шучу. Значит, скоро можно собираться в путь. Только вздремнуть немного. А перед этим что-то сделать с раной. Болит ожог. У меня есть маленькая аптечка, в ней йод, бинт, вата, бактерицидный лейкопластырь. Йод продавался в ампулах, но я купил, выпросив, пузырёк с завинчивающейся крышечкойпробкой, и перелил йод туда, а то смажешь царапину, а остальное выкидывать?

Шипя от боли, смазал длинную рануый ожог от пули на животе, потом заклеил пластырем, и прилёг, с надеждой немного поспать.

Проснулся я от чувства опасности. Приоткрыв глаза, принялся осматриваться, пытаясь понять, что же меня насторожило. То, что я выяснил, заставило похолодеть: недалеко от меня сидела большая собака!

Вспомнив, что я так и не оделся, испугался ещё больше:, если это бродячая собака, да ещё и голодная, то она гораздо опасней волка, и голый мальчишка придётся ей по душе, и приятным на вкус. Всё будет гораздо хуже, если на меня откроют охоту с собаками.

Медленно поднявшись, я начал одеваться. Надел, на всякий случай, длинные штаны, подумав, открыл последнюю банку тушёнки, выложил половину недалеко от собаки, сам принялся доедать из банки говядину, с оставшимся ещё хлебом.

У голодной собаки затрепетали ноздри, она нерешительно подошла к кучке ароматной тушёнки, и слизнула всё в два приёма, ещё и стала смотреть на меня, спрашивая: ещё есть?

Я кинул ей кусок хлеба, запил обед водой из фляги, и подумал, что пора выбираться отсюда, вполне могут привлечь собак, если свяжут труп Савелия со мной. Интересно, что они подумают, когда увидят следы от когтей? На рысь? Будь я взрослым, никогда бы не подумал, что такое может сделать ребёнок, даже загнанный в угол.

Собака выжидающе смотрела на меня, не решаясь подойти, только нерешительно помахивала хвостом.

Это была собака, не кобель, причём кормящая, с отвислыми сосцами и тощая. Где-то поблизости было её логово, где прятались голодные щенки. Жаль, можно было прогуляться с ней. Подружившись с бродячей собакой, можно не опасаться других псов, собака-друг не пожалеет своей жизни, защищая друга-человека.

Ну что же, не судьба! Надев ветровку, я, немного покусанный комариками, отправился в сторону станции, откуда вчера ушёл. Собака шла за мной до самой железной дороги. Потом отстала.

Дачный посёлок я обошёл по тропинке, коих в этом районе было множество.

Вышел я к путям в стороне от станции, перешёл их, снова углубился в лес, потому что с той стороны, как мне показалось, проехал мощный грузовик. И действительно, через полчаса я вышел на асфальтированную дорогу, даже трассу! На ней нарисована разметка, стоят знаки, столбики вдоль откоса. Осталось решить, по какой обочине пойти, по движению, или против? По правилам, надо шагать против движения, чтобы увидеть вовремя машину. Но, если хочешь, чтобы тебя подобрали, надо идти по движению.

Солнце стояло высоко, сталобыло жарко. Подумав, я переоделся в сарафанчик, надев под него топик от купальника, чтобы лямки так не так сильно натирали плечи. На голову надел белую панамку.

Почти сразу возле меня остановилась «Волга», с верхним багажником, заваленным всякими вещами.

Явно отпускники, едут на дикую природу.

– Девочка, тебе далеко? – спросила дама, иначе не назовёшь женщину, выглянувшую в опущенное окно. Она была в соломенной шляпке и тёмных очках.

– Далеко, – согласился я, – буду благодарна, если немного подвезёте. Мне, вообще-то в город надо…

– А мы в тайгу! – жизнерадостно перебил меня мужчина лет тридцати пяти, выходя из-за руля, и освобождая меня от рюкзака. – Не тяжеловато для тебя?

– Своя ноша… – вздохнул я.

– Что, с дачи сбежала? – подколол дядя, увязывая мой рюкзак на багажник, – Поедем через город, в центре высадим. Там доберёшься, думаю, если сама на дачу и с дачи ездишь.

– Дела появились, – уклончиво сказал я, радуясь такой удаче.

– Ещё бы! – серьёзно сказал дядя, -У таких больших девочек должны быть и большие дела! Константин! – протянул он руку.

– Саша! – протянул я свою.

– А скажи мне, Саша, ты не слышала, что в этом районе появился опасный преступник?

– Нет, – растерянно ответил я, – у нас нет радио.

– А слухи? – не поверил дядя Костя.

– Слухам не очень доверяю, – пожал я плечами, – тем более, говорят, он девочек не трогает.

– Как знать! Может, на твой рюкзак позарится! Садись! – распахнул он дверцу.

Я заглянул в салон. На заднем сиденье сидел мальчишка в футболке и шортах. Почти всё внутри было занято всякими мягкими вещами, мне было только место на краешке сиденья.

Я осторожно уселся, дядя Костя захлопнул дверцу, обошёл машину,. проверяя, хорошо ли закреплён груз, сел на водительское место, и мы тронулись в путь.

Я покосился на мальчишку. Было ему лет десять – одиннадцать, и рассматривал он меня с такой наглостью, что мне сразу захотелось его прибить. Я даже хотел натянуть подол на колени, но сарафанчик был слишком коротким, а мальчишка даже наклонился, пытаясь рассмотреть цвет моих трусиков.

– Родя, не смущай девочку, – сказала дама. – Это Родик, девочка, познакомьтесь. Меня зовут тётя Марина, это дядя Костя.

– Меня девочка Саша, – выдавил я из себя, пытаясь отодвинуться от назойливого мальчишки.

Но дальше была только дверь.

– Саша, а какое у тебя увлечение? – спросила тётя Марина, поворачиваясь к нам.

– Карате, – мрачно ответил я, стоически выдерживая наглые взгляды мальчика Роди, который после моих слов презрительно заулыбался, думая, что это глупый розыгрыш.

– Серьёзное увлечение, – согласилась тётя Марина, – давно занимаешься?

– С трёх лет, – пытаясь отпихнуть «Родю-уродю», как я успел ему шепнуть, сказал я.

– Слышишь, Родя, не серди девочку.

– Да она всё врёт! – воскликнул Родя, отражая мои атаки. – Я покажу тебе «уродю»! – шептал он между тем.

– Родя, не мешай, не видишь, я с девочкой разговариваю!

– Что с ней разговаривать! – мы уже нешуточно сцепились руками. – Комары закусали, вот и сбежала от бабки! Вот тебе! – пытался выкрутить мне руку.

– Подожди, выйдем, я тебе покажу!

– Покажи! Покажи сейчас! А то надела лифчик, как будто сиськи есть!

– Родя!

– Что, неправда, что ли?! – пыхтел Родя.

– Ну, смотри, когда не будет видеть тётя Марина, я тебя так отделаю! – пообещал я.

– Это я тебя отделаю! – возразил мальчик, – Как только мама отвернётся! Кошка драная!

–Страшнее кошки зверя нет! – шипел я.

Дядя Костя откровенно смеялся, тётя Марина улыбалась, наблюдая за нашей борьбой.

– Что, Родик, понравилась девочка? – спросила она.

– Что? Вот ещё! Отстань от меня! – отодвинулся Родя от меня.

– Мальчишка! – с презрением прошипел я.

– Деффчонка! – с не меньшим презрением парировал Родик. Я отвернулся к окну. Как раз проезжали остановку, на которой стояли люди. Не так уж много мне надо было пройти.

– Мам, давай её возьмём с собой? – вдруг предложил Родя.

– Как это возьмём? – удивилась тётя Марина. – У неё же дела есть. Так Саша? – я кивнул.

– Да какие дела?! Что я, не вижу, что ли? От бабки сбежала, домой идти боится. На сколько в деревню сослали? Слышь, Сашка? На месяц?

– На месяц, – буркнул я.

– Вот видите, целый месяц грядки полоть и комаров кормить. Любой сбежит!

– Саша, а кто твои родители? – спросила мама Родика.

– Отец дальнобойщик, мама в больнице, – ответил я, ничуть не солгав. Сам слышал, как папка, по пьяни, хвасталговорил, что он дальнобойщик, попадает в цель за пять километров! А мама в больнице.

– Так что, дома никого нет? – нахмурилась тётя Марин.

– Нет, – вздохнул я, – но я возьму ключ у соседки.

– Одна будешь жить? – я кивнул. – Слышишь, Костя, наш сын дело говорит!

– Да ты что, мать? В своём уме? Её же искать будут, а мы, получается, похитили ребёнка!

– А я письмо напишу! – сказал я, чем вызвал у всех шок. Мне показалось, до этого они шутили.

– Если, конечно, маршрут мне подходит.

– Маршрут нормальный. До Байкала, там немного поживём, с недельку, и назад.

– До Байкала? – удивился и обрадовался я. Вот не думал, что уже почти добрался до Байкала! Эти добрые люди довезут меня до Иркутска, если нет дороги в объезд… Да откуда здесь дороги?! В моё время здесь вообще дорог не было, особенно в Амурской области, там надо или поездом, или вертолётом, пешком ещё, на велосипеде, да и то, утонешь в болоте, нафиг!

– Мы в город заедем? – спросил я.

– А что? – спросила тётя Марина.

– Ну, надо бы письма написать, бабушке, маме, папе, потом, продукты купить, у меня кончились, в оптику ещё заехать, оправу подобрать, а то эта уродская какая-то.

Мама Родика посмотрела на меня внимательнее, сказала:

– ВНавряд ли в наших оптиках найдёшь нормальную оправу. Костя, заедем на Дежнёва, там ещё можно что-то посмотреть. А что вы притихли?

– Да не понравилась я вашему Родику! – мстительно сказал я, стрельнув в мальчишку взглядом. Всё-таки научился я лицедейству. Родик не успел ничего сказать, ошеломлённый, вместо него сказала мама:

– Ну да! Он, как только тебя увидел, закричал: «папа, папа, останови, вон девочка с рюкзаком, ей, наверное, тяжело…» – Родик залился густой краской.

– Просто он у вас… озабоченный какой-то, – подколол я мальчишку, – как только я села, постарался мне под подол заглянуть… – папа Родика расхохотался:

– Растёт парень! Переходный возраст!

– Родик! – возмутилась его мама, а я отомстил:

– Какой там переходный возраст?! Сопливый мальчишка, а туда же: «переходный возраст»!

– Ну, чувырла! – прошипел мальчишка, – Пожалеешь ещё!

– Неизвестно ещё, кто пожалеет! – парировал я, довольный, что достал этого несносного мальчишку.

Тогда он попытался достать меня, но я перехватил его руку, и наша потасовка возобновилась.

Конечно, я боролся, как девчонка, не вызывая особых подозрений у веселящихся взрослых.

Почему они были довольны, я догадывался. Наверное, сынок постоянно ныл,. что ему надоела эта скучная поездка, что его оторвали от интересных занятий и друзей. А тут увозят в тайгу, скучать и комаров кормить. Поэтому он так быстро «раскусил» меня, захотел взять меня с собой, чтобы было с кем подраться. Мне уже начало нравиться развлечение, не хотелось уже сразу прибить этого неугомонного мальчишку, прибью потом.

– Подожди! – сказал я, – Жарко очень! – я приоткрыл окно, и мы снова сцепились в жестоком поединке. Так что я даже не заметил, как въехали в какой-то город.

– Костя, сначала в кафе, поесть надо, дети голодные.

– Да, мама, я сильно писитьписать хочу! – выдал Родик.

– Родик! При девочке!

– А что? – удивился Родик, – Девочки не писают? Ты хочешь? – спросил он меня.

– Хочу! – не стал я скрывать. Честно говоря, я не знал, как должна реагировать девочка на такие откровенности.

– Вот видишь! – сказал Родик, – Девочка тоже хочет, – слово «девочка» выделил саркастически.

Дядя Костя остановил машину возле кафе «Лилия», мы с Родиком вывалились на тротуар, с удовольствием потягиваясь. Мама Роди взяла нас за руки и повела внутрь. Хорошо, что взяла за руку меня, а то я зашёл бы вместе с Родиком.

Ппосле того, как вымыл руки, вспомнил, что все мои ценности в рюкзаке.

– Тётя Ммарина! – обратился я к женщине, которая что-то поправляла у себя на лице, глядя в зеркало, – Мне надо взять в рюкзаке кое-какие вещи…

– Сейчас найдём папу, и сходишь, – согласилась мама Роди. – Как раз он успеет сделать заказ.

Папа уже занял столик и ждал нас. Появился и Родик, показав мне язык. Я сделал то же самое.

Потом мы с главой семейства сходили к машине, и я достал маленький девчоночий рюкзачок с основными ценностями. Закинув его за плечи,. сразу почувствовал себя увереннее, что значит, привычка!

– Эта сумка тебе больше идёт! – пошутил дядя Костя.

В кафе нам уже принесли заказ, и я понял, как проголодался.

– Обжора! – фыркнул Родик, ковыряясь у себя в тарелке.

– Маменькин сыночек! – еле выговорил я, с набитым ртом.

– Мама, можно, я её поколочу? – спросил Родя.

– Потом подерётесь, – ответила рассеянно мама, – ешь, давай, бери пример с Сашеньки.

– Если я столько съем, то лопну! Куда в тебя лезет? – подозрительно осмотрел мою худенькую фигурку, спросил он, – Даже живот не увеличился…

– Родя, не перебивай аппетит девочке.

– Ей перебьёшь! – ответил мальчишка. А я показал ему язык, весь в крошках хлеба.

– Мама, она дразниться! – возмутился он.

– Кушай, Родик, ужин будет не скоро, – вставил своё веское слово его папа. Все замолчали, я уже допивал компот, потом положил на стол «пятёрку».

– Саша! – недовольно сказала тётя Марина.

– Я самостоятельная девочка! – заявил я непреклонно, чем вызвал красноту лица у мальчишки.

– Ну, ладно, если так!, – хмыкнула мама Родика.

– Ну, погоди! – тайком показал мне кулак Родик. Я скорчил, в ответ, противную рожицу.

Потом заехали на главпочтамт, где я написал несколько писем.

В первую очередь своей любимой Ниночке. Потом папе, директору детдома, Никите…

Родик сопел у меня над ухом, пока я не указал ему место напротив себя.

На обратном адресе я написал: «Таёжный Край. г. Догадаевск, ул. Занятная, дом 9».

На обратный адрес смотрят, когда возвращают письма. Надеюсь, не вернут, адреса верные.

Ещё надеюсь, противный Родька не подсмотрел, что я написал Ниночке. Ппотому что такое милое письмо слишком подозрительно. Хотя, что я знаю о девочках?!

В большом продовольственном магазине самообслуживания «Рассвет» я немного пополнил свои запасы сухого корма, пришлось взять и консервы. тяжёлые, но без них никуда, к сожалению. Сублимированной еды ещё не делают, да и правильно, но хотя для меня это было бы лучшим выходом: только добавь воды! Я купил несколько пачек сухих супов, хотя помнил, что вкус у них отвратный, зато без искусственных пищевых добавок, которые придают такой еде приятный вкус.

Обнаружил здесь брикетики сухого какао и кофе, взял сгущёнки, галеты.

Родька ходил за мной по пятам и комментировал мои покупки, как чисто девчоночьи. Якобы я ничего не понимаю в походной жизни.

Неожиданно для себя в этом магазине обнаружил отдел «В помощь туристу», где, к своему удивлению и радости увидел маленькую складную лопатку. Взвизгнув от радости, я вцепился в неё.

– Ты чё, дура? – возмутился Родик, – Зачем тебе в лесу лопата?

– Вы не правы, молодой человек! – заявил парень, обслуживающий этот отдел, – Девочка умница, в лесу лопата – вещь первой необходимости! Очень удобно устраивать кострище, потом засыпать костёр землёй…

– Даже отбиваться от волков! – с ехидной усмешкой сказал я раздавленному Родьке. Здесь же я купил нитки с иголками, маленькие ножницы, а то у меня были только маникюрные.

Починить костюмчик хотел. Почему-то мне было неприятно, что он рваный, как разрез на животе…

Я вздрогнул, поняв, в чём дело: Лиске вспороли живот, вот я и хотел зашить его.

Настроение резко ухудшилось. Ррасплатившись, я вышел из магазина и пошёл к машине.

Родькины родители ещё где-то ходили, совершая совершенно необходимые покупки.

Не дожидаясь их, я отвязал свой рюкзак, и переложил туда покупки, тщательно привязав лопатку за ремешки.

– Сашка, ты что, обиделась на меня? – спросил вдруг Родька, про которого я совсем забыл.

– Что? А, нет, так, неприятное вспомнила, извини.

Родька впервые не нашёл, что на это сказать.

Мы уже выпили бутылку лимонада, и, найдя лавочку, сидели, болтая ногами, когда появились старшие, нагруженные сумками.

– Сашенька, а у тебя есть, во что переодеться? – заботливо спросила тётя Марина, – А то, пойдём в универмаг.

– У меня есть, во что переодеться! – нетерпеливо сказал я, – Заедем в «оптику»?

В «оптику» со мной пошёл Родька. Ему или скучно, или боится меня потерять, но мальчик старался не отпускать меня далеко от себя.

Я осматривал унылые витрины магазина с некрасивыми оправами, под соответствующие громкие комментарии Родьки, который тоже подбирал мне оправу, в которой я была бы похожа на мартышку в очках.

– Девочка! Угомони своего брата! Мешает работать! – обратилась ко мне… Аптекарша? Продавец?

– Брат? – я, с сомнением, оглядел Родьку с ног до головы и обратно:

– Был бы у меня такой брат, я повесилась бы! – в очереди захихикали. Родька покраснел и ответил:

– Была бы у меня такая сестра, я бы не стал вешаться! Я бы её удавил!

– Иди, Роудик, возле машины подожди, – сказал я, в установившейся тишине. Родька подумал, и, молча, вышел.

– Так их! – довольно сказала девушка. Парни недовольно загудели.

– Иди сюда, девочка! – позвала меня провизор «оптики». Я подошёл, и женщина предложила мне на выбор симпатичные детские очки, неизвестно как оказавшиеся у неё в руках.

Я выбрал себе очки солнцезащитные, и простые, вс тонкой титановой оправеой. Посмотрелся в зеркало и остался доволен: всяко на мартышку не похож. Правда, и цена оказалась соответствующей, но, за ценой, я не постоял, так же, как и провизор очки, достав из воздуха деньги.

Здесь же была и аптека, где я пополнил запасы ваты и пластыря. Купил стрептоцид для своей раны и аспирин на случай простуды.

Вышел уже в приподнятом настроении, сверкая новыми очками. Семейство Родика поджидало меня в тени деревьев.

– Ну, как? – спросил я, – Похожа я на мартышку? – и взял Родьку за руку. Родька вырываться не стал, я повёл мальчика к машине. Сзади крякнул его папа.

Родька притих, и мне не оставалось ничего, как осматривать улицы, по которым мы проезжали.

Подумал насчёт церкви, но, спрашивать у людей, есть ли здесь церковь, жителю этого города, было неудобно. В этот момент я увидел золотые купола.

– Дядя Костя! – закричал я, – Мне надо в церковь!

Дядя Костя от удивления даже притормозил:

– Зачем? Ты что, верующая?

– Вообще-то я пионер, но мне очень надо! Я потом объясню, если смогу! Пожалуйста!

– Ладно, – пробормотал папа Родика, который вытаращил глаза. Я показал ему язык.

– Я с тобой пойду! – заявил он.

– Хорошо. Только не мешай, – согласился я. Мне надо было поставить свечку за упокой души некого Савелия. Да и поговорить с Мамой, или Лиской.

Церковь оказалась именно та, которая была мне нужна: церковь Святой Богородицы. Наверное, когда разрушали церкви, детские церкви невольно щадили.

Выйдя из машины, я потащил за собой Родьку, не обращая внимания на его родителей, которые что-то кричали нам вслед. Бросив мелочь нищим на паперти, вошли в церковь. Здесь шла служба, я купил у служки четыре свечки, и, отыскав икону Божьей Матери с младенцем, потащил туда Родьку, сквозь немногочисленные ряды верующих. На нас зашикали, но я только досадливо морщился.

У иконы я встал на колени и поставил рядом Родьку, протянув ему свечку:

– Зажги свечку, и помолись за родителей!

– Как это? – спросил он, зажигая свечу, – Я не умею!

– Просто пожелай им здоровья и долгих лет жизни! – шептал я, стянув панамку с головы.

– Вы что тут делаете?! – зашипел на нас дьяк, – Накрой голову, бесстыжая!

– Уйди, не мешай! – отмахнулся я от затрясшегося от праведного гнева дьяка, но выгнать нас из церкви он не посмел. Я бы ему выгнал! Выгнать из детской церкви детей – неслыханное святотатство!

Я тоже затеплил свечки. Первую – за раба Божия Савелия, потом, за Лиску, и, за здравие Ниночки.

Я обнял, по – привычке, свечки Лиски и Ниночки, и неприятно был удивлён, потому что обжёгся.

– Мама! – воскликнул я, не обращая внимания на прихожан. Икона не поменяла вид, на меня сурово смотрела Мама.

– Мама, ты ждёшь меня?! – дрожащим голосом спросил я, – Мне прийти?

«Не тревожь Маму, – строго сказала Лиска, – подожди, мой мальчик».

– Лиска, если я поддамся, это же будет сродни самоубийству! Почему Она меня осуждает?!

«Дающая жизнь не может не осуждать отнимающего её».

– Савелий мало отнял? Я…

«Перестань вести себя, как сопливый мальчишка! Соберись!»

Я собрался. Стал греть руки об свечки, обнимая обжигающий свет Мамы. Мне было больно, но душа болела сильнее, я жаждал прощения и понимания.

«Возьми в руки третью свечу».

Я взял свечу, которую поставил Савелию, вновь встал на колени, взял три огонька в обожжённые ладони. Огоньки ласково согрели руки, заживили ожоги, и я почувствовал тёплую ласку Ниночки, искреннюю благодарность освободившейся души Савелия, материнскую теплоту и гордость за меня Лиски.

Посмотрел на икону. Лиска держала меня на коленях и улыбалась и маленькому мне, и подросшему.

– Кто это? – вдруг услышал я шёпот рядом с собой. Не сразу понял, что это Родька.

– Это моя сестра, Лиска, – прошептал я, растворяясь в бесконечном блаженстве от единения с родными душами. Жаль, что так мало. Икона потускнела и приобрела прежний вид.

Мама сегодня не разговаривала со мной.

Зато я понял, что Ниночка по – прежнему помнит и любит меня, что Лиска всё ещё со мной, и готова защищать своего непутёвого братца от всех бед и невзгод.

– Пойдём, – дёрнул я Родьку за рукав, надев панамку.

Мы вышли среди полного молчания, священник, что творил службу, крестил нас, а дьякон клал земные поклоны перед иконой Божьей Матери.

– Что это было? – спросил Родька, когда отошли от церкви, – Фокус?

– Фокус, – хмуро подтвердил я, – родителям не говори.

– Что я, ненормальный?! – фыркнул Родик.

– Ну, как всё прошло, получилось? – спросили нас родители Роди.

Мы синхронно кивнули с серьёзными лицами.

– Не хотите нам рассказать? – мы отрицательно покачали головами.

– Смотри, мать, они, кажется, спелись, – удивлённо проговорил дядя Костя.

– Хватит с нас мистики, – решила тётя Марина, и мы поехали дальше. А у меня начала саднить рана на животе.

Время уже приближалось к пяти, когда старшие решили, что пора устраивать привал.

Выбрав для этого место недалеко от реки, мы проехали по лесной дороге и остановились на небольшой полянке, на которой изредка останавливались туристы. С одной стороны, хорошо, что у нас так мало машин, экология чище, тайга ещё не кишит машинами вместо зверья.

Выйдя из машины, мы разбежались в разные стороны, в поисках укромных мест.

«Девочки направо, мальчики налево», а мне в третью сторону. Самое большое неудобство для меня было при игре в девочку, что я не мог быть ни с девочками, ни с мальчиками. От всех надо скрываться, если хочешь сохранить инкогнито.

Снова собравшись на поляне, я решил за всех:

– Папа собирает сухостой, мы разводим костёр, мама готовит посуду, готовит ужин…

– А вы справитесь? – засомневался папа Роди.

– Можете не волноваться. Где у вас лопата?

– Палатки ставить тоже мне?

– С Родионом, – согласился я.

– Есть! – шутливо взял под козырёк дядя Костя и пошёл на поиски лопаты.

Получив инструмент, я аккуратно срезал дёрн, выросший на месте прошлогоднего кострища, сложил его в сторонке, потом взял топорик, любезно предоставленный мне вместе с лопатой, и вырубил две рогулины. Заострив концы, вбил их по краям кострища, сверху приспособил перекладину для котелка и чайника. Всё это я делал в сарафанчике. Сначала думал переодеться, да не стал раньше времени показывать свою рану.

Наломав сухих веточек, разжёг костерок, как раз к тому времени, когда папа принёс груду валежника.

– Обустраиваетесь? – спросил он, – Молодцы, – и снова ушёл. Подкинув ещё дров, я решил переодеться в купальник, который мне подарили в спортивном лагере, испокупаться и отмочить повязку, а потом заняться заболевшей раной.

Взяв из рюкзака плавки, я скрылся в лесу, там переоделся и вышел во всей красе: в купальнике и длинной раной,повязкой между плавками и топиком, заклеенной пластырем..