Текст книги "Весёлые и грустные странички из новой жизни Саньки М."

Автор книги: Александр Машков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 30 страниц)

– О чём? – удивился я.

– Что могла меня прибить? Карате?

– Конечно, могу, Родька, но я не люблю бить детей.

– Сама кто?

– Всё равно. Когда умеешь драться, неудобно бить тех, кто не умеет. Этих я не била, просто сбила с ног. Но ты меня тогда конкретно достал! – засмеялся я, и сжал Родьке ладонь.

Родька вскрикнул и сел на корточки.

– Не доставай меня, Родя! Понял?

– Да понял я давно! – плачущим голосом ответил Родька, пытаясь разлепить пальцы, – Кровь пошла…

– Где? Из-под ногтя? Ничего, пройдёт. Держи руки в чистоте и порядке, будут сильными и ловкими. Пошли, а то задерживаемся.

Мы прошли дальше по улице, выбрались к деревенской площади, заросшей травкой.

Главным домом был здесь, не считая избы с красным флагом, дом с вывеской «Сельмаг».

Возле него отиралось несколько небритых мужчин, бабульки сидели на лавочке, обсуждая новости и лузгая семечки.

Мы, никем не задержанные, правда, провожаемые любопытными взглядами, вошли в торговый зал, если можно так назвать тесную комнатку с гудящими мухами. С потолка свешивались липкие ленты,. усеянные чёрными точками мошки и мух.

На деревянных полках лежал чёрный хлеб, макароны, грузинский чай, какая-то рыба. Рыбные консервы, неизменные крабы. Тушёнка и сгущёнка, к счастью, были.

– Дайте нам сгущёнки, две банки…

– Почему две? – возмутился Родька, – Бери четыре!

– Ладно, четыре банки сгущёнки, две пачки чаю, две банки крабов…

– Зачем тебе эта дрянь! – встрял опять Родька.

– Кто-то обещал меня не доставать, – не глядя на мальчишку, сказал я.

– Правильно, девочка! – одобрила меня дородная продавщица, – Обнаглели совсем, мужики!

– Да, тушёнки три банки, две рыбные. Что за рыба?

– Камбала в томате, котлеты, морская капуста.

– Давайте камбалу, капусту, по банке. Хлеб свежий?

– Только что из печки! – пошутила женщина.

– Белый бывает?

– Поутру привозят. Здесь сами пекут. Этот свиньям берут, коровам ещё.

– Дайте булку.

– Туристы, что ли? – догадалась продавщица.

– Туристы. Мы тут в пробку попали. Почему дорогу перекрыли?

– Зэки сбежали, ловят, – презрительно скривилась продавщица, – нашли, где ловить, на дороге!

– Мы их в лесу встречали, – оправдал я ментов.

– Да, понагнали милиции, да толку от них, как безобразничали, так и будут безобразничать. Лучше бы пьяниц забрали. Вон, на улице топчутся, ждут четырёх часов.

Я промолчал, складывая покупки в рюкзак, который нёс Родька.

– Крупа какая, есть? – спросил я.

– Гречка, перловая, рис есть.

– Давайте по килограмму, кроме перловки, – решил я. Кашу буду варить.

Выйдя из магазина, встретили мальчишек, с которыми недавно расстались.

– Привет! – улыбнулся я им.

– Привет, – не стали они обижаться.

– Чего все ждут? – спросил я.

– С четырёх водку будут давать. Мясо, колбасу должны привезти.

– Понятно. Ну, давайте, нам пора.

– Заезжайте ещё. Как звать тебя? – разговаривали со мной, игнорируя Родьку.

– Саша.

– Я Петя, – сказал старший, – а этот тоже Сашка! – показал он на того самого мальчишку, который первым собирался лупить моего Родьку. – Эти Илья и Андрюха.

– Что, рыбалка не удалась, такие злые были?

– Да, кто-то воду замутил, распугали всю рыбу.

– На нас зачем напали?

– Мы всегда с городскими дерёмся.,

– Всё ясно с вами, пошли мы!

– До встречи! – помахали они нам вслед.

– Хороши ребята, – сказал я, когда мы вышли на трассу. Недалеко была остановка автобуса. Мы сели на лавочку и стали ждать своих.

– Хорошие, – буркнул Родька.

– Ты чего такой смурнойсмирной? – посмотрел я на него.

– А ты не знаешь? – огрызнулся он.

– Не бери в голову, – сказал я, – если бы ты знал всё обо мне, не расстраивался бы. Но всё я тебе не скажу! – весело закончил я, потому что к нам подъезжала наша «Волга».

Заглянув внутрь, я не увидел никого лишнего, родители Родика были одни.

– Давно ждёте? – спросил его папа.

– Не, только подошли, – сказал я, снимая свой рюкзачок, и забирая рюкзак у Родика. Папа вышел из машины и помог мне увязать его на багажнике.

– Ты такая весёлая, а почему Родион грустный? – спросил он у меня. – Что-то случилось?

– Я ничего не заметила, – пожал я плечами. – Садись, – открыл я заднюю дверцу. Родька сел, привалился к куче вещей. Я залез следом, захлопнул дверь, стал смотреть в окно.

– Что это они? – удивилась тётя Марина, поглядев на нас. – Саша!

– Что? – удивился я, отрываясь от вида за окном.

– Почему Родик невесёлый?

– А я знаю? Может, заболел?

– Точно! – поднял палец глава семейства. – Эта болезнь называется…

– Вас о чём-нибудь на КП спрашивали? О нас? – перебил я его, чтобы не слушать очередную взрослую глупость.

– Спрашивали, – согласился папа, – я отправил их по указанному тобой адресу. А что это за хутор? Змеиный? – я пожал плечами:

– А я знаю?!

– М-да, -промычал дядя Костя, – ты самая загадочная девочка из вех девочек, которых я когда-либо знал. Не считая, конечно, жены, – покосился он на супругу.

Дальше мы ехали молча. Дядя Костя включил радио «Маяк», мы слушали музыку, новости. Радио было московское, местные новости были не настолько важными, чтобы передавать их по центральному радио. Подумаешь, сбежали двое зэков! Ну, убьют кого, так это дело местных властей. Я надеялся, что это отвлечёт милицию от моих поисков, и мне удастся выскользнуть из лап моего сводного братца. Ну и братец! Лучше бы мстил своему отцу, за то, что свёл с ума маму…

Но отец, наверное, у него ласковый, нежно любит своего сыночка, не отказывает в деньгах, может, у него и своя машина есть, и права куплены. Четырнадцать лет? Видел я в детском доме, да и в приёмнике-распределители шестнадцатилетних, которые выглядели лет на двенадцать.

Я сначала не поверил, потому что растительности на теле у них не было, но мне сказали, что да, им по шестнадцать, просто задержка в развитии. А что вы хотите, если они с младенчества питались отбросами из помойного ведра? Били по гениталиям в детских приёмниках – распределителях, потому что дистрофики, не могут постоять за себя.

Я не мог понять такого:

«Стой смирно, руки по швам!!», – и бьют по яйцам. Неужели больнее будет, если кинуться в драку на обидчиков? Как знать. Я знаю, забивали насмерть ногами, ночью. Мальчишки, в трусах, майках, зато в тяжёлых ботинках. Сам не видел, рассказывали очевидцы.

Что это я о грустном? Со мной ведь такого не может случиться, сам, кого хочешь, забью. Но жалко, жалко детей. Что сейчас в моём детском доме? Никита говорил, что без меня их опять будут угнетать старшие, отнимать вкусное, даже просто котлеты, ребята будут голодными, и это в самый рост!

Директор за всеми не уследит.

Откуда такие берутся? Никита рассказывал, какую сладость он испытывал, когда избивал беззащитных пацанов. А ведь перед этим сам от этого страдал!

Я тоже вынес немало мучений и побоев, пока меня обучали, сам бил, даже убивал, но никакого удовольствия от этого не получил. Противно всё это. Тёмная сторона сознания какая-то…

– Сашка! А ты чего загрустила? – вывел меня из задумчивости голос дяди Кости.

– Не загрустила, задумалась.

– О чём? О смысле жизни? Не рановато?

– Думать о жизни никогда не рано, и никогда не поздно! – изрёк я.

– О как! Слышала, мать?

– Слышала, – отозвалась тётя Марина, – Саша меня уже не удивляет. Мне она кажется взрослой девушкой. Вообще девочки развиваются раньше, чем мальчики! – я хмыкнул.

– Что, Саша, не согласна, что ли?

– Не совсем. У всех по – разному. Вот Родька, да, ребёнок. Надул губы, и не разговаривает. Или устал.

– Ничего, сейчас будет посёлок, сходим в столовую, потом найдём место для ночёвки, искупаемся, поиграем в мяч, вот и повеселеете!

А Родька сел прямо, нашёл мою руку и взял её в свои ладошки. Он разглядывал мою маленькую ладошку, гладил её, наверное, удивляясь, какая она маленькая, а сильная.

Я не сопротивлялся. Пусть его, позанимается хиромантией. Вон, линии на ладони изучает.

Хорошо хоть, мы маленькие, и в зеркало заднего вида не заметно, что здесь происходит, а то насмешек бы не обобрался.

Посёлок стоял на берегу Ангары. Назывался незамысловато: Среднеангарск.

Нашли неплохую столовую, в которой была жареная рыба местного лова. В этом мире я ел только речную рыбу, морскую редко, я до своего побега был не самостоятельным и ел то, что дают.

Вот и сейчас, поев уху, набросился на жареную форель, а может, не форель, но очень вкусно, да с пюре с пережаренным луком и маслом!

– Какой аппетит у вашей девочки! – порадовалась за меня официантка, – А мальчик что-то хуже ест.

– Да, у Саши хороший аппетит, – согласились родители Родьки, недовольно посматривая на него.

Родька чуть не подавился.

Набрав пирожков на вечер, мы поехали дальше, спросив у официантки, где можно поставить палатку. Девушка обстоятельно объяснила, где можно остановиться, чтобы и машину можно поставить, и палатки, и удочки закинуть, даже искупаться, потому что там есть прогреваемый затон.

Когда приехали, то, вместо того, чтобы готовить ужин, поставили палатки, причём нашу с Родькой я ставил сам, сказав, что шрам уже не болит. Потом переоделись в купальники и побежали купаться, причём я, не слушая ворчания мамы Родьки, не стал надевать топик. Какое-то издевательство, купаться в майке! Бедные девочки, как они это терпят?!

Наигрались в волейбол, все были в песке, побежали снова купаться в чистейших водах Ангары конца шестидесятых годов.

Потом занялись моим врачеванием. Воспаления не случилось, царапина заживала, но всё равно надо было заклеивать, чтобы не замарать одежду.

Родька попросил разрешения у мамы, и сам лечил меня, дул на рану, когда смазывал её йодом.

– Откуда у тебя такая царапина? – спросил он.

– Бандитская пуля, – сказал я правду.

– Какая ещё пуля? – насторожилась мама.

– Это я кино вспомнила, – улыбнулся я, – там один начальник милиции каждый день приходил перевязанный. То нога, то рука, то голова. И, когда его спрашивали, что случилось, он отмахивался: Бандитская пуля!

– Я видел это кино, – согласился дядя Костя, наблюдая, как меня врачуют, – «Старики – разбойники», да?

– Наверное, – пожал я плечами, – помню только эти слова.

Наконец меня заклеили, я переоделся, и мы с Родиком попросили его родителей ещё спеть нам.

– А ты что-нибудь нам споёшь? – спросил папа.

– У меня слуха нет, в ноты не попадаю, только испорчу всё. И вообще, я только одну песню знаю, мы под неё в лагере строем ходили.

– Спой, мы не будем смеяться.

– Ну ладно, сами попросили! – и я вспомнил, как мы шагали, с девочками, как Ниночка подпевала, ласково на меня поглядывая. А я пел:

– Если с другом выйдем в путь! – девчонки подхватывали:

– Веселей дорога!

Я – Без друзей меня чуть-чуть!

Д – А с друзьями много!

Я – Что мне снег, что мне зной, что мне дождик проливной?!

Д – Когда мои друзья со мной! – горланили девочки по пути в столовую.

Вспомнив всё это, я улыбнулся, потихоньку начал петь, папа стал наигрывать на гитаре, а потом я распелся, уже громко, от души, пел, как будто Ниночке, все мне подпевали, особенно Родька старался. Когда песня кончилась, все захлопали в ладоши, а папа заверил меня, что я замечательно пою, у меня хороший голос. Я сказал, что это единственная песня, которую знаю, мы часто её пели, потому получилось, а теперь мы с Родиком хотим послушать настоящих артистов.

Настоящие артисты растаяли от похвал, начали концерт, а мы с Родиком разлеглись на покрывале, смотрели в звёздное небо и слушали.

Потом Родик осмелел, положил мою голову себе на плечо, начал перебирать волосики на голове. Мне было и приятно, и не по себе, оттого что обманываю этих хороших людей.

Но открываться тоже нельзя, они могут невольно выдать меня в самый неподходящий момент.

Устав петь, родители отправили нас спать.

Сегодня Родька осторожно забрался в палатку, быстро устроился, полежал тихонько, потом переместился ко мне поближе, и прошептал в ухо:

– Саш, дай мне свою руку, – я удивился, но, что мне, жалко, что ли?

Родька прижал мою руку своей щеке, счастливо вздохнул, и сказал:

– Мне почему-то хорошо с тобой. Не знаешь, почему?

– Наверное, это и есть настоящая дружба, – помолчав, ответил я.

– Наверное… Я раньше никогда с девчон… с девочками не дружил, считал их врединами и папенькиными дочками… Саш, я хочу с тобой дружить…

– Ты, тогда, на дороге, специально попросил маму, чтобы она подобрала девочку? А если бы я была бы мальчиком? Не остановил бы?

– Что ты! – испуганно завозился Родька, – Я искал пацанов, чтобы не было так скучно. Но одиноких мальчиков не было, а ты была. Саша… – прошептал он, зарываясь лицом в мою ладонь.

– Родик, – вздохнул я, – нам скоро придётся расстаться навсегда. Ты не думал об этом?

– Конечно думал! Но мы пока рядом! И мне хорошо от этого.

Мы так и уснули, пришлось мне повернуться на правый бок. Хорошо, что мы маленькие ещё, а то полез бы целоваться, только этого мне не хватало!

На другое утро я опять убежал спозаранку на зарядку. Когда бежал назад, нашёл несколько хороших голышей, и решил их взять с собой, удобно было ими жонглировать.

Переодевшись уже в свой серенький костюмчик, я высыпал голыши возле костра и начал разводить огонь, когда из палатки родителей Родьки послышался подозрительный шум.

Странно, подумал я, обычно они делали это тихо!

Всё разъяснилось, когда мужчина в чёрной робе вытащил из палатки дядю Костю без чувств, связал ему руки, потом второй мужчина вытащил оттуда тётю Марину с кляпом во рту. Её привязали к мужу, довольно посмеиваясь. Сразу не понял, что меня смутило, потом понял: дядя Костя и тётя Марина, были голыми.

Потом один из мужчин в чёрном вытащили из нашей платки визжащего Родьку и бросил его в общую кучу:

– Привяжи и кляп воткни, а то оглохнуть можно! – этот пошёл проверять поклажу на машине.

И начал с моего рюкзака! Этого я уже стерпеть не мог.

– Эй ты, урка! – крикнул я, – Оставь рюкзак!

– О! – обернулся он на мой писк, – Ещё одна девочка! – Гунявый, займись!

Гунявый затянул последний узел на Родькиных ногах, и пошёл ко мне, вытащив нехилую заточку:

– Иди сюда, маленькая, дядя не сделает больно, если будешь себя хорошо вести!

– А ты прокукарекай! – издевательски сказал я, ухмыляясь во весь свой широкий и губастый рот.

– Да я тебя! – враз озверел Гунявый, кинувшись ко мне. Я, не сдерживая силу, метнул ему в лоб голыш. Камень попал прямо между глаз. Гунявый замер на месте, поймав кайф.

Я уже думал угостить его ещё одним камешком, как мужик грохнулся ничком на землю.

Второй резал верёвки, освобождая всё-таки мой рюкзак от пут.

– Эй, петух! – крикнул я, – Я кому сказал! Оставь в покое мой рюкзак!

Мужчина резко повернулся ко мне, оценил картину, зарычал, перехватив нож.

– Ты что, щенок? На кого хвост поднимаешь?

– На педераста! – смело сказал я, презрительно усмехаясь.

– На ленточки порежу! – зарычал мужик, бросаясь ко мне.

Финка почти беззвучно вошла ему под правую ключицу. Мужик остановился, недоумённо посмотрел на ручку финки, которая торчала из его груди, на нож, выпавший из парализованной руки.

«Здоровый какой!» – мелькнула мысль, и запустил ему в лоб голыш. После этого он уже не мучился, упал навзничь. Взяв ещё один камень, радуясь тому, что прихватил их с собой вовремя, я приблизился к первому зэку. Не поверив в его миролюбие, с размаху хватил по затылку камнем, выдернул из его штанов ремешок и связал ноги, не заботясь о кровотоке. Теперь путы можно только разрезать.

Сдёрнув с его плеч куртку, спутал сзади руки. Потом подошёл ко второму, примерился, чтобы не забрызгаться кровью, выдернул трофейную финку, когда-то отнятую у пацанов, вытер её о куртку зэка, ещё воткнул в землю, очищая от остатков крови, и убрал.

После этого связал и этого, разрезав, на всякий случай, ему штаны вместе с трусами в нескольких местах его же ножом. Этот нехороший человек показался мне наиболее опасным.

Полюбовавшись на свою работу, я разрезал путы на своих друзьях.

Тётя Марина тут же подскочила, подбежала к раненому и начала пинать его изо всех сил, крича бранные слова. Зэк очнулся, закричал:

– Б...лядь! Больно же! А-а-а!

Я подошёл ближе:

– Тёть Марин, оденься! – женщина опомнилась, ойкнула, и побежала в палатку, закрываясь.

– По какой статье чалился? – презрительно спросил я зэка. От отца я знал, что насильников в тюрьме быстро «опускают», если оставляют в живых, там их используют на самых грязных работах, пользуют.

Потому они сбегают, не выдержав издевательств, а на воле, хлебнув воздуха свободы, звереют от безнаказанности, и от беззащитности своих жертв. Они прекрасно знают, что гулять им недолго, и конец их будет нерадостен, вот и отрываются в последний раз.

– Пошёл ты! – с ненавистью ответил зэк.

– Можешь и не отвечать, – спокойно сказал я, – мне и так всё ясно, – я плюнул ему в лицо, и отошёл.

Из палатки вышла немного успокоившаяся полуодетая тётя Марина.

– Саша, дай мне нож! – попросила она меня.

– Не надо ножом, тёть Марина, лучше забейте его камнями. Успел? – спросил я её. Глаза женщины вспыхнули диким огнём. Скоро у себя за спиной я услышал крики боли.

– Дядя Костя, ты в порядке? – спросил я мужчину. Тот ещё ничего не соображал, мотая головой, как лошадь. Вероятно, контузия, досталось по голове. Родька сидел на земле, в одних трусах, смотрел куда-то. Я поднял его на ноги, прижал к себе, тогда он разревелся, успокаиваясь.

– Испугался, Родик? Успокойся, я же говорила, что не дам тебя в обиду… – Родька крепко меня обнял, уткнувшись носом в плечо, обильно поливая меня слезами облегчения.

Когда он немного успокоился, я отправил его умываться. Он непременно хотел со мной, но я напомнил ему, что я девочка, а ему надо в кустики.

Всё ещё всхлипывая, Родька ушёл, его мама, устав, уселась возле мужа, ощупывая ему голову, а я, оглядев наш лагерь, пошёл готовить завтрак.

Когда каша уже была готова, пришёл в себя дядя Костя. Я попросил его оттащить подальше пленников и привязать их к дереву, покрепче, не жалея.

Как ни странно, у всех разыгрался аппетит. Родька всё жался ко мне, ещё не отойдя от испуга.

– Ну чего ты, Родя? – ласково говорил я, его, – Всё уже кончилось, успокойся!

– Я за тебя испугался! – вдруг сказал дрожащий Родька, – Ты такая маленькая, а эти огромные дядьки на тебя, с ножами! А я связанный! Не могу тебе помочь!

– Ну чем ты мог мне помочь, дурашка? Помешал бы только, если бы попал им в лапы.

– Всё равно, страшно!

– Да, Родик, это по-настоящему страшно. Надеюсь, у тебя пройдут пустые страхи.

– Не знаю, я хочу быть с тобой. Ты же не бросишь меня? – пытливо посмотрел он мне в глаза. Я отвёл взгляд. Покинуть это семейство мне надо было как можно скорее. Если Родька теперь просто обожает меня, то его родители явно что-то заподозрили, и если не считают меня мальчиком-убийцей, то его сестрой, точно! Когда адреналин в крови у тёти Марины перестал бурлить, и она смогла логически думать, она стала опасливо поглядывать в мою сторону. Понятно, что сейчас я спас её семью, но не стану я для них ещё опаснее тех бандитов? Они под моей защитой, пока мне выгодно, а потом? Оставлю я таких свидетелей? Хорошо, её муж ещё не совсем пришёл в себя.

Никого не спрашивая, я решил взять карту, пошёл к машине. Родька поплёлся за мной.

– Родик! – окликнула его мама.

– Что? – недовольно отозвался мальчик.

– Подойди сюда!

– Я хочу с Сашей! – капризно отказался сын.

– Иди, я тебе что-то скажу! – Родька недовольно дёрнул плечом.

– Иди, Родя, я пока посмотрю карту, – Родька, не смея мне возразить, ушёл. А я сел на раскладной стульчик, валяющийся возле машины, взял карту и принялся внимательно её изучать. Мне нужен был местный аэропорт, и я его нашёл. К сожалению, местные авиалинии связывали только посёлки и города области, или края, которые обслуживал. Чтобы летать по соседней области, сначала надо было туда уехать. Чёртовы зэки! Так бы доехал до Иркутска, а то и дальше, там уже рядом Бурятия.

Теперь надо покидать это милое семейство.

Нет… До Иркутска надо как-то доехать. На вертолётах здесь летают туда, куда не добраться поездом, или на машине. Увезут за тридевять земель, высадят в тайге, и сиди там, жди обратного рейса.

– Саша! – подошла тётя Марина, уже одетая, – Что будем делать?

– Сейчас соберёмся, и поедем, – проворчал я, складывая карту, – вы довезёте меня до Иркутска?

– Почему до Иркутска? – удивилась тётя Марина, – Ты не поедешь с нами?

Я удивлённо посмотрел на женщину. Что-то не складывалось. Я что, совсем не знаю женщин? А сам прикидываюсь девочкой!

– Мне надо ехать дальше, – осторожно сказал я, – лето не резиновое.

– Родик расстроится, по-моему, он уже влюбился в тебя.

– Тем более. Чем дольше мы будем вместе, тем больнее будет расставаться, по себе знаю, – я встал, начал увязывать свой рюкзак.

– Ты ему ничего не сказал? Про меня? – спросила тётя Марина.

– Нет. Меня пытались насиловать, я знаю, каково это, – хмуро ответил я.

– Представляю, что стало с насильником! – попыталась улыбнуться тётя Марина.

– Не представляете, – хмуро ответил я, – давайте собираться.

– А что с этими? – кивнула она в сторону злодеев.

– Ничего никому не говорите, я напишу письмо и отдам первому милиционеру, которого мы встретим. Собирайтесь, пока нас здесь не застали!

Я вынул из кармашка рюкзака планшетку с тетрадкой и конверт. Нарисовал там подробную схему проезда с основной трассы, нацарапал: «Здесь привязаны два злодея», и запечатал в конверт, на котором печатными буквами написал: «Отдать в милицию».

Осмотрев лагерь, и убедившись, что по нашим следам трудно будет связать нас с зэками, разве только по следам машины, я поинтересовался, у тёти Марины, что она делает, если надо погладить одежду. К моему удивлению мне дали чудо техники: маленький утюжок, работающий от прикуривателя автомобиля! Я своим глазам не поверил, пока не увидел, что он сделан в ЧССР.

Сарафанчик был уже не совсем чистым, и я выгладил Лискину кофточку и юбочку.

Одевшись, показался тёте Марине:

– Лицо бы нарисовать…

– Лучше не надо, Сашенька, жарко, потечёт. Лучше надень панамку.

Панамку, между прочим, мне давно выстирали и выгладили. Может быть, со стороны она и выглядела ужасно, зато скрывала половину лица, защищала от солнца. Я ещё надел очки.

Сходив к пленникам, я убедился, что они вполне ещё живы, и в сознании.

– Ареивидерчи, синьоры! – сделал я книксен перед ними, сам не поняв, что сказал, и пошёл к машине, стараясь ступать легко и непринуждённо, с прямой спинкой, чтобы ещё больше позлить незадачливых бандитов и насильников...

– Тебе что-то надо постирать, Сашенька? – спросила тётя Марина, которая видела, как я перебираю вещи.

– Надо, но не здесь, – вздохнул я.

– Да, доедем до следующей деревни, там снимем домик, остановимся, приведём себя в порядок.

Я понял, что мне предстоит ещё одно испытание: меня захотят попарить в бане. Теперь надо думать, как помыться в бане одному!

С трудом приведя дядю Костю в чувство, чтобы он смог сидеть за рулём, я запихал Родьку на заднее сиденье и сел рядом. Тётя Марина вела себя на удивление спокойно. Или выместила злобу на обидчике, или держалась перед сыном.

Плохо ли, хорошо, но мы поехали. Папа, сев за руль, увлёкся вождением и перестал нервничать.

Родька опять завладел моей рукой.

Проехав с десяток километров, снова встали в очередь. Я решил, что сейчас самое время сдать разбойников.

– Вы поезжайте потихоньку, сказал я, тёте Марине, а мы с Родькой пойдём вперёд, после КП вас подождём. Прогуляемся! – я вышел, вытащил Родьку за собой, потом взял маленький рюкзачок, и мы пошли по обочине, вдоль вереницы различных машин.

Дойдя до поста, мы постояли, посмотрели, как досматривают машины, потом я окликнул капитана милиции, удивляясь, что они не обращают на нас никакого внимания:

– Дяденька милиционер!

– Идите, ребята, не мешайте! – отмахнулись от нас.

– Нам передали письмо, сказали, для вас, – протянул я конверт.

– Кто передал? – спросил капитан, с недоверием разглядывая конверт.

– Мальчишки какие-то… – дёрнул Родьку за руку, тот кивнул. Стоит тут, сопит! – Ну, мы пошли! – мы, не спеша, отправились дальше. Через сотню метров нашли набольшую полянку, где можно было бы подождать машину. Вряд ли сразу уберут пост, сначала кого-нибудь отправят, проверить информацию.

Сесть было некуда, да и насиделись, в машине. Родька держал меня за руку, ничего не спрашивал, ничего не говорил. Так и стояли, пока не подъехали родители.

Следующая останова у нас была в деревне Федотово. Деревня располагалась недалеко от Ангары, была небольшой, но мы всё-таки нашли избу, где можно было остановиться на сутки, попариться в баньке, попить домашнего квасу.

Время было обеденное, но ехать куда-то далеко дядя Костя явно был не расположен, ему надо было привести раздёрганные нервы в порядок. Поэтому мы решили уговорить хозяйку натопить баньку.

– Первым помоется Родька, – предложил я, – потом я, потом вы вдвоём.

– Почему Родька первым? – спросила тётя Марина.

– Он быстро помоется.

– Вот именно. Совсем не помоется, его мыть надо.

– Мама… – покраснел Родька.

– С отцом помоется, а мы с тобой, – сказала она мне.

– Тётя Марина, вам надо с мужем! – строго сказал я. – Я сама смогу хорошо отмыться. Потом Родька меня перевяжет, если не зажило, а вы будете париться, как раз баня нагреется.

– Ладно, командир, давай сюда своё грязное бельё, стирать буду.

Всё же сделали, по-моему. Распаренные, супруги немного отошли от утреннего шока, папе налили медовухи за обильным обедом, он захмелел, после чего папа с мамой ушли отдыхать в горницу, а мы с Родькой пошли погулять к реке. Вышли на пляж, где купались пацаны.

– Искупаться бы, – сказал Родька.

– Потом снова в баню? Поспешили мы, надо было сначала сюда сходить. У меня все плавки постираны, я сейчас в мальчишечьих трусах.

– Подумаешь, пацаны вообще без ничего. Так что, раздевайся, а то ребятам неудобно будет, перед тобой.

Я решил уступить и разделся, потому что солнце стояло в зените, жарко, спать вместе со старшими не хотелось, а обмыться снова можно будет вечером.

– Ты совсем как пацан, – оценил меня Родька, – только в плечах поуже, да ручки тоненькие, и, это… – Родька порозовел, – Пошли, искупнёмся?

Да, грудные мышцы у меня развиты больше, чем у неспортивных мальчишек, почему-то руки оставались тонкими, а здесь наросли мускулы. Конечно, попробуйте, каждый день, отжаться сто раз, подтянуться – пятьдесят…

Я придавил нашу одежду камнем, и мы побежали в воду.

Дети быстрее взрослых забывают беду, и скоро мы с Родькой вовсю бесились в воде, к нам присоединились другие ребята, они не разбирали, кто деревенский, кто городской, играли все вместе.

Когда вылезли на берег, я с облегчением увидел, что не мы одни купаемся в трусах, были ещё двое из десятка, а то было бы неудобно.

Никто ничего нам не сказал, мы легли головами друг к другу, и начали разговор, как будто всю жизнь были знакомы. Самый старший был ровесник Родьки.

– Вы здесь живёте, или приехали в гости? – спросил я.

– Кто живёт, кто на каникулы, – ответили мне.

– А чем занимаетесь, во что играете?

– Рыбачим, на лодках катаемся, в футбол гоняем, купаемся!

– А в волейбол? В пляжный?

– Мяча нет! –ответили мне. Я посмотрел на Родьку, тот сразу понял, тем более, что наша изба стояла совсем рядом.

– Я сейчас, – побежал он за мячом.

– А вы откуда? – спросили меня.

– Мы проездом. Родители устали, папа уже несколько дней за рулём, решили отдохнуть, а мы с братом вот, решили искупаться, пока они спят!

– Он у тебя старший? – спросил мой ровесник, уже успевший, к моей зависти, загореть до черноты.

– Старший, – согласился я.

– А слушается.

– Ко всем подход можно найти, – засмеялся я, и все согласились со мной.

Прибежал Родька с мячом. Мы искупались, чтобы отмыться от песка, и стали играть в мяч.

Ребята были покрыты ровным загаром, и я им тихо завидовал, проклиная своих охотников. Вместо того, чтобы спокойно жить, наслаждаясь детством, я должен прятаться, врать, изворачиваться!

Моя царапина подживала, я решил её не завязывать, пусть подсыхает. Теперь её увидели.

– Где это ты пузо разодрал так? – удивлялись пацаны. – Больно было?

– Конечно больно! Кожу до мяса содрал! – отвечал я, а пацаны сочувствовали, разглядывая шрам.

Родька жутко меня ревновал, не мог он спокойно смотреть, как я играю с голыми пацанами.

А я совсем забыл, что играю девочку, чуть не прокололся пред Родькой!

Я здорово соскучился по ребятам, по общению. До этого путешествия я постоянно был среди ребят, или девчат.

Девчата, кстати, тоже пришли. Ничуть не смущаясь, они присоединились к нашей компании, раздевшись до трусиков. Девочки были моего возраста, и меньше, мы с ними быстро познакомились и подружились, смешливых девчат было трое, их звали Василина, Арина и Олеся, были они местными, деревенскими.

Я спросил у них, как тут с культурой. Мне ответили, что в деревне есть маленький клуб, с библиотекой, даже по воскресеньям привозят детское кино. Школа? Возят в посёлок, автобусом. Назад пешком. После того, как окончат начальную школу, отправят в школу-интернат. Так не хочется…

Мы с ребятами играли до самого вечера. Пока ребята сами не начали собираться домой.

Переглянувшись с Родькой, я схватил в охапку всю нашу одежду, и побежал «домой».

Старшие ещё не вставали, хозяйка, увидев нас, снова пошла топить баню. Но мы не успели даже переодеться, как нас позвали с улицы ребята.

– Пошли в футбол играть!

– Я не умею! – шепнул мне испуганный Родька.

– Не бойся, никто не умеет, – засмеялся я, и мы побежали, в одних трусиках, только кеды надели.

На площадке, поднимая клубы пыли, мы бились до темноты, охрипнув от восторженных воплей. Девчонки от нас не отставали. Остановились, когда уже мяча не стало видно.

– Я читал один рассказ, – вспомнил я, – там ребята натёрли мяч чесноком, и гоняли так, на запах!

Девочки уже собирались бежать за чесноком, но я остановил их, сказав, что, наверное, это шутка, и потом, их загонят сразу домой. Тогда все побежали на речку, отмываться от пыли.

Когда мы с Родькой вернулись, его мама схватилась за голову:

– Вы где так вывозились?! Немедленно мыться!

Вымытые до скрипа, мы с аппетитом поужинали варёной картошкой с салом, запили шипучим квасом, и стали укладываться на ночь. Мы с Родькой решили лечь спать в машине. Дядя Костя разложил передний диван, получилось очень даже удобно, особенно с моим небольшим ростом.

Забравшись в спальные мешки, мы долго хихикали, вспоминая удачно проведённое время с ребятами.

– Здорово ты играешь в футбол! – восхищался Родька. – Все поверили, что ты пацан!

– А мне показалось, что им было всё равно, девочка ты, или мальчик. Девочки с мальчиками дружат на равных, в футбол играют, купаются вместе, – я вздохнул, – везде бы так.

– Я не согласен! – вдруг возразил Родька, – Девочки… ну, это…

– Должны оставаться девочками? – засмеялся я.