Текст книги "Осколки нефрита"

Автор книги: Александр Ирвин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 24 страниц)

– Сегодня закрываемся рано! – взревела Белинда.

Поднялся невнятный шум дружных протестов, и возле входной двери разбили стакан. Белинда и ухом не повела.

– Даю вам полчаса, чтобы допить-доесть то, что стоит на столах, а потом расходитесь. Вы двое, – показала она на музыкантов, – сыграйте еще разок на прощание.

Белинда подтолкнула Арчи к двери в переулочек позади кабачка.

– Иди, да не забывай, что я тебе велела.

В следующие полчаса только двое негров прошли мимо Арчи на его посту возле задней двери. Они кивнули, по очереди отхлебывая из бутылки, и шагнули в ночную стужу. Денек выдался теплее обычного, однако оттепель шла на убыль, и Арчи спрятал подбородок в вязаный шарф, который дала ему Белинда, когда он начал у нее работать. Шарф потерял кто-то из клиентов потаскушек – как и всю остальную одежду, которая была на Арчи: в углу подвала набрался целый гардероб.

Над головой заскрипели ступеньки: одна из девушек, Кейт или Лидия, повела клиента наверх, в комнаты на втором этаже. Выпить бы сейчас. Он был уже достаточно взрослым, чтобы знать разницу между сексом и любовью, но каждый раз скрип лестницы под ногами заставлял его тонуть в воспоминаниях о Хелен. Сколько раз под ногами поскрипывал пол спальни на Ориндж-стрит, когда Арчи вел Хелен к скрипучей кровати и терял голову, занимаясь любовью под скрип пружин?

Слишком мало.

Он заглянул в главный зал: стоя спиной к нему, Белинда пригоршнями рассыпала опилки на вонючий пол. Арчи быстренько забежал в кладовую и вытащил кварту джина. Снова усевшись на своем посту, отхлебнул хороший глоток. Заглушая память с бутылкой в руке, Арчи позабыл о Хелен, пока Белинда кричала и топала ногами, выгоняя осоловевших гуляк.

Арчи прислонил голову к косяку, позволяя джину унести мысли куда придется. Прохладный ветерок, последнее напоминание о не по-зимнему теплом дне, высушил пот на лице. В такую ночь хорошо бы как следует прогуляться – если бы оставались силы. За последние три недели, которые он здесь провел. Арчи почти не покидал кабачок.

От ручейка пота зачесался нос, и Арчи вытер лицо, проведя рукой по шишке, оставленной дубинкой Ройса. Учитывая, как сильно его избили, зажило все неплохо. Вместо медленной смерти в грязи он благодаря Уилсону получил еду и крышу над головой.

– Вуаля! – выговорил Арчи заплетающимся языком. – Ответь на вопрос сумасшедшего, и тебе тоже достанется. – Он отхлебнул еще глоток и повторил погромче: – Вуаля!

Вот так лучше звучит.

Хотя Уилсон спас ему жизнь и помог устроиться, такая помощь выглядела насмешкой над прежним Арчи: потеряв дом и работу в респектабельной компании, он сидел теперь, нализавшись джина, в дверях портового кабачка, в котором его ноги бы не было два месяца назад.

К своему удивлению, Арчи обнаружил, что привычную горечь начисто стерло неистовое бешенство, направленное против Райли Стина и его подручных. В последние недели, когда он пытался заново привыкнуть к жизни, Арчи редко испытывал какие бы то ни было чувства, и теперь ярость опьяняла. Он наслаждался ею, упиваясь ее мощью. Месть давала возможность подумать о чем-то помимо устриц, бочонков виски и скрипа отошедших половиц под ногами потаскушек.

Когда они сидели в грязном и шумном подвале пивоварни, Уилсон спросил, не сошел ли Арчи с ума, оказавшись в могиле.

– Я бы наверняка сошел, – с дрожью признался Уилсон. – Быть похороненным заживо – это, несомненно, самое ужасное, что может случиться с человеком.

Арчи кивнул, не вникая в смысл слов: в тот момент он мог думать только об обрывках безумных видений, которые остались в памяти от прошедших трех недель. Уилсон с огромным интересом выслушал рассказ Арчи о своем сне, временами кивая, словно воспоминания Арчи подтверждали какое-то давнее убеждение.

Однако на самом деле это нельзя было назвать сном. Во время видений Арчи отчетливо чувствовал, что вспоминает невероятные события, а не создает и не испытывает их. Когда он сказал об этом Уилсону, человек с грустными глазами таксы резко втянул в себя воздух и вид у него стал такой, будто он не может решить; то ли пойти в пляс, то ли с криком выбежать наружу.

– Арчи, ваша душа покинула вас, – наконец сказал Уилсон, и в каждом слове дрожали ужас и восхищение. – Вы должны это понять. Боже мой! Если бы гипнотизер вытянул из вас все детали этой истории!

Уилсон сдержал свое обещание и отвел Арчи в «Кабачок Белинды» («Когда-то он назывался „Кабачок Белинды Брайтон“, но однажды ночью часть вывески украли», – пояснил Уилсон) и лично представил хозяйке. Седовласая владелица настороженно прищурилась, осмотрела Арчи с головы до ног, как будто прикидывая, не помрет ли он от работы, однако все же наняла его, словно об этом уже заранее договорились.

Арчи подозревал, что Уилсон помогал отнюдь не только из бескорыстного человеколюбия, однако не мог понять его истинных мотивов. Однажды, с неделю назад, Уилсон заглянул в кабачок и спросил у Арчи, не повторялись ли видения. Арчи ответил, что не повторялись и он очень надеется, что они никогда не повторятся. Уилсон улыбнулся, кивнул и перевел разговор на другую тему.

– Странный тип этот Уилсон, – сказал Арчи Белинде после ухода Уилсона.

– Кто?

– Да Уилсон же. Тот, кто меня сюда привел.

– Арчи, тебе, похоже, все мозги отбили. – Белинда посмотрела рюмку на просвет, поставила ее на стойку и наполнила. – Его зовут Эдгар. Эдгар Поуп или что-то в этом роде. Этот бродяга курит опий и, говорят, книжки пописывает.

– Не может быть, – ответил Арчи. – Когда он в следующий раз здесь появится, я у него спрошу.

Однако Уилсон – или Поуп, или как там его на самом деле – больше не появлялся, и Арчи был этому рад, хотя и гадал, зачем Уилсону понадобилось его обманывать.

Если Уилсон и придет опять, то, скорее всего для того, чтобы попросить у Арчи письменный отчет для журналов о его переживаниях в пивоварне. У Арчи не было никакого желания подобный отчет писать – даже за все сокровища мира. Он слишком многое вложил в описание горестей других и, кажется, наконец-то потерял вкус к пережевыванию собственного несчастья.

Арчи вдруг осознал, что за все время работы у Белинды не может припомнить ни одного сна, хотя все подробности первого видения накрепко засели в памяти: город каменных пирамид в тени закрытых облаками зеленых вершин; огонь, воняющий поджариваемой плотью и оглушительно ревущий, словно последний вздох отлетающей души; гигантское лицо с клыками, вырезанное из камня в огромном темном зале, и отчаянная надежда, охватившая Арчи при виде этого лица.

Когда Арчи погрузился в воспоминания, оперенный талисман у него на груди потеплел и стал излучать успокаивающее тепло. На маленьком медном медальоне был вырезан какой-то символ – полумесяц внутри солнечного круга; три длинных пера связывал шнурок с бусинками, продетый в дырку, пробитую в медальоне. Арчи повесил талисман на шею на кожаном шнурке и всегда носил с собой нож. Эти вещи доказывали, что все произошло на самом деле, и Арчи не мог без них обойтись.

Он вздрогнул, осознав, что задремал. Ярость и горечь растаяли; осталось лишь изнеможение.

В баре Белинда задувала последние лампы.

– Арчи, ложись спать, – велела она. – Завтра можешь встать попозже.

«И это я тоже потерял, – думал Арчи, спотыкаясь вниз по лестнице к своей охапке соломы в подвале. Джин плескался в бутылке, которую он держал в руке. – Она решает, когда мне ложиться спать, когда вставать, когда есть. Как будто я впал в детство».

Утром он проснулся с гадким привкусом во рту и весь пропахший потом и джином.

– О Господи! – просипел Арчи, садясь в постели. От движения, в глаза точно зазубренные осколки стекла вонзили, и он ничего не мог разглядеть вокруг. Предметы пьяно расплывались, а свет казался слишком ярким.

Он потер глаза – словно песком засыпаны! – и кто-то пошевелился рядом с ним.

– Хелен, – пробормотал Арчи, – милая, принеси мне водички.

– Кто?

Арчи моргнул и прищурился: в постели рядом с ним была вовсе не Хелен, а Кейт – одна из подавальщиц Белинды, та, что помоложе и потемнее. Она лежала под лоскутным одеялом в чем мать родила. Хелен умерла, а он…

Арчи огляделся: сквозь узкое высокое окно лился солнечный свет – значит, он не у себя в подвале.

«Боже мой, – подумал он, – я ничего не помню. Я напился? Когда? И как я сюда попал?».

Его мысли спотыкались, словно что-то все время попадало между его вопросами и ответами на них – что-то вроде резкого запаха джина, пропитавшего кожу и забивающего запах его собственного тела. Что-то было связано с острой болью, которой отдавался в глазах утренний свет.

Оказывается, он тоже обнажен – эта мысль медленно достигла поверхности сознания, когда его голое бедро задело обширный зад Кейт. Даже слишком обнажен: нет даже талисмана на шее.

Арчи стащил одеяло с матраса и стал рыться в скомканной простыне.

– Бога ради, Арчи, холодина же, – заворчала Кейт, натягивая на себя одеяло.

Пропустив это мимо ушей и не обращая внимания на головокружение, Арчи поднялся и разворошил сваленную в кучу одежду. Все деньги по-прежнему были в карманах, а талисман исчез.

– Брось, милый, рань такая. Белинде ты еще не скоро понадобишься, – пробормотала Кейт и уткнулась в подушку.

– Кейт, проснись.

– Ну что тебе?

Арчи едва сдержался, чтобы не потрясти ее.

– А где та штучка, которая вчера висела у меня на шее?

– Почем я знаю? Тут где-то… – Кейт махнула рукой под одеялом.

– Где?! – заорал Арчи. От усилия в глазах потемнело и колени подогнулись.

Кейт резко села и протянула руку к полу со своей стороны постели.

– На! – буркнула она, бросая ему талисман. – И прекрати орать, я спать хочу.

Арчи поймал талисман обеими руками – от прикосновения к нему в голове прояснилось. Слепящая боль в глазах прекратилась, и головокружение стало обычным похмельем.

«Я снова в состоянии думать», – решил Арчи, и его захлестнули воспоминания о событиях вчерашнего дня, вместе с оглушительным отголоском осознания, что Хелен умерла, а он стал пьянчужкой, вкалывающим в пивбаре за кусок хлеба и крышу над головой.

Арчи забрался в постель, пытаясь отделить прошлое от настоящего, чтобы лавина воспоминаний не вырвалась наружу и не захлестнула с головой. Вчера ночью ему опять приснился сон – точнее, кошмар. Мумия выполняла… то есть это он сам был мумией, выполняющей какой-то жуткий ритуал в освещенном факелами зале, по каменным стенам которого текли ручейки ртути. А на него немигающим взглядом смотрела ужасная статуя: глаза обведены краской, верхняя губа расщеплена каким-то бруском… И рядом стоит Майк Данн с безумно горящими глазами и шепчет: «Не надо, Арчи».

А в жертву приносят Джейн.

Кейт заехала ему локтями по спине.

– Арчи, убирайся, мне нужно выспаться. – Она зарылась под одеяло, отталкивая Арчи коленями.

Он поднялся. Перед глазами стояла выросшая Дженн, красивая девочка, молча лежащая на покрытом пятнами алтаре, а он заносит обсидиановый нож над бледным ее животом.

«Не надо, Арчи», – сказал Майк Данн, и от его слов по сколам на лезвии ножа заплясали крохотные огоньки. А Джейн лежит – счастливая и прекрасная, – с задумчивой улыбкой на лице повторяя слова, выговариваемые Арчи. Он не смог расслышать слова: они тонул и в реве огня и громовом рокоте статуи, которая без конца повторяла: «Масеуалес имакпаль ийолоко».

Арчи моргнул и попытался связать разорванный кожаный шнурок, но у него слишком сильно тряслись руки. Именно эти слова произнес чакмооль, когда стоял перед Арчи, держа в когтистых руках трепещущее сердце сторожа.

– Кейт, – тихо позвал Арчи.

– Убирайся.

– Кейт, ну пожалуйста, мне очень жаль, что я тебя разбудил. Пожалуйста, скажи мне, что я сделал вчера вечером?

– Ха, уж не настолько ты был пьян! – откликнулась она из-под подушки.

– Расскажи, – взмолился он. – И потом я уйду.

Кейт перевернулась на бок, лицом к нему, и убрала подушку.

– Ты приперся ко мне среди ночи, рыдая и бормоча что-то про ужасный сон, и разбудил меня. Сорвал эту штуковину с шеи и швырнул прочь, ругаясь на чем свет стоит, уж не знаю почему, а потом влез ко мне в постель. Кстати, вспомнила, – сказала она, снова шаря рукой по полу. Вытащила бутылку, в которой еще оставалось пальца на два джина, и, морщась, допила остатки. – Раз нет можжевельника, то и джин [8]8
  Экстракт можжевельника казачьего (Juniperus sabina) использовался в качестве средства, вызывающего аборт.


[Закрыть]сойдет. А то, как бы я не понесла. У меня уже почти время, и мне вообще не стоило тебе давать. Все, уходи.

Она снова отвернулась.

– В следующий раз, когда напьешься, иди куда-нибудь в другое место. У меня теперь простыня джином воняет.

«Интересно, что именно я ей сказал? – думал Арчи. – Может, дал какое-то странное обещание?» Но спрашивать он не стал, а молча оделся и пошел вниз по лестнице.

Было уже почти одиннадцать, когда Арчи умылся и зашел в бар, чтобы тяпнуть рюмочку перед уходом. В нем все еще кипели остатки решительного настроя, овладевшего им вчера, и Арчи был намерен встретиться с Беннеттом. Райли Стина скорее всего можно разозлить с помощью прессы, а для этого нужно вернуться на работу. Беннетт отказался даже встретиться с ним, когда Арчи пришел в «Геральд» через три дня после того, как покинул пивоварню. Оглядываясь назад, Беннетта обвинять не приходилось: история, которую хотел рассказать Арчи – «мистер Беннетт, а какой у меня есть заголовок!» – показалась бы издателю попыткой оправдать трехнедельную отлучку дикой фантазией. Арчи надеялся, что к этому времени Беннетт пришел в более благодушное расположение духа.

Арчи был уверен, что ему удастся заинтересовать Беннетта, даже не упоминая об Уилсоне или о сгоревшем кролике. К тому же за эти недели он стал выглядеть лучше, хотя и оставался смертельно бледным. С тех пор как оказался в кабачке Белинды, Арчи почти не выходил на улицу: ему хотелось отдохнуть и заодно спрятаться от Дохлых Кроликов, которые могли его узнать и сообщить Стину, что он жив.

Судя по шуму, Белинда переставляла что-то в кладовой. Она уже спускалась вниз ненадолго, чтобы сообщить, что за вчерашний загул он расплатится рабочими часами.

– Арчи, я как раз хотела положить тебе небольшое жалованье, – сказала она, качая головой и натирая прилавок бара подолом платья. – Но если ты будешь тратить его так, как вчера, то это потеря денег. А я денег на ветер не бросаю.

Арчи знал, что спорить с ней не стоит. Лучше всего просто смириться с наказанием, пока он вынашивает планы мести Стину и Poйcy Макдугаллу.

Он осушил стакан виски, чувствуя, как в голове проясняется и как спиртное разгоняет похмелье.

– Я уйду на весь день, если можно! – крикнул он.

– Можно, если вернешься к трем часам, – ответила она, выглядывая из кладовки.

Арчи выскочил за дверь, пока Белинда не передумала.

Шагая по площади Франклина, он оказался в плотной толпе ломовых лошадей, озабоченных торговцев, матросов в увольнении и вездесущих свиней, подрывающих корни полудюжины чахлых деревцев, посаженных каким-то доброхотом прямо посреди перекрестка. Среди этой суеты Арчи чувствовал себя чужестранцем. За последние недели он выходил из кабачка только по поручениям Белинды: на ее пивоварню и к мануфактурщику. Прошла целая вечность с тех пор, как он шагал по улице по своим собственным делам, среди толп народа, где каждый тоже шел по своим делам, торопясь на рынок или маневрируя повозкой в безумной суматохе среди людей и животных. Вокруг него кипела жизнь города, и Арчи чувствовал биение этой жизни, остро ощущая собственное длительное отсутствие.

День выдался ясный и холодный, предполуденное солнце ярко сияло на сосульках, свисающих с карнизов и балконов. Арчи замедлил шаг, наслаждаясь прогулкой. Пусть другие торопятся, а у него впереди целый день, и ему нравится неторопливо идти в трехтысячной толпе мечущихся незнакомцев мимо тележек с овощами и смеяться над замерзшим бельем, вывешенным поперек переулков. Арчи не знал, с чего вдруг на него нашло такое хорошее настроение, но он был рад отдаться ему на время. О мести можно подумать завтра.

Он прошел два квартала по Перл-стрит до Фултона, мимо магазинчиков и врачебных кабинетов, на ходу репетируя речь перед Беннеттом.

«Сэр, мое отсутствие принесло свои плоды, – скажет он. – Вы хотели статью про мумию Барнума, и у меня есть материал».

Убийство сторожа, конечно, не было тайной. Барнум предложил денежное вознаграждение и пожизненный бесплатный вход в Американский музей тому, кто найдет убийцу. Новым для Беннетта будет то, что в эту историю вовлечен Райли Стин, тесно связанный с Дохлыми Кроликами – а значит, и с Таммани-Холлом. Перед такой новостью Беннетт не устоит.

Арчи представил себе заголовок в газете: «Смельчак из Таммани пробрался в музей Барнума». Или что-то в этом роде. В любом случае оба имени будут упомянуты в заголовке, и рядом с разгромной передовицей Беннетта будет большая статья, подписанная уже не особо секретным псевдонимом Арчи Прескотта. Глазастый Апельсин раскроет истинную историю на первой странице.

Вот эта подпись и станет главной неожиданностью. Стин будет волосы на себе рвать, пытаясь выяснить, кто на самом деле за ней стоит. А поскольку он человек скрупулезный, то наверняка поедет на пивоварню, чтобы убедиться в смерти Арчи. И тогда на него там можно устроить любую засаду.

«Если ради этого мне понадобилось умереть для окружающих, то я согласен, – подумал Арчи. – У мертвеца найдется что рассказать, и Райли Стину придется меня выслушать».

За квартал до здания «Геральд» Арчи остановился, чтобы отряхнуть одежду и пригладить волосы пальцами. Шляпа у него была, но такая затрепанная, что он подумывал, не лучше ли пойти без нее. На покупку новой потребуется слишком много времени. Сейчас Беннетт скорее всего обедает у себя за рабочим столом – устриц поглощает. Через пятнадцать минут он куда-нибудь уйдет по делам или закроется в кабинете, чтобы поработать над завтрашней передовицей. Нельзя упустить возможность встретиться с ним.

Полный решимости и оптимизма, уверенный, что загоревшийся энтузиазм убедит Беннетта хотя бы его выслушать, Арчи энергичным шагом прошел последний квартал. Следы, оставшиеся от его ранений, станут доказательством, что по крайней мере часть рассказанной им истории истинна.

«Всего один шанс, – думал Арчи, подходя к дверям и не сводя глаз с величественного гранитного фасада пятиэтажного здания „Герольд“. – Один-единственный шанс».

– Я знала, что ты вернешься, папа.

Этот голос заставил Арчи застыть на месте. На другом конце города зазвонили церковные колокола, возвещая полдень.

Звон эхом отдался в глубине затуманенного сознания Арчи, заставив все тело задрожать, словно Арчи и в самом деле находился прямо в звоннице церкви Святого Патрика. Яркий солнечный свет отбрасывал странные тени, и казалось, что сам свет отяжелел и загустел, как будто наступление полдня состарило солнце.

«Фальшивое солнце, – подумал Арчи ни с того, ни с сего. Эта мысль повисла в голове тяжким грузом истины. – В свете фальшивого солнца люди теряют лица и видят только ложь».

Он вдруг понял, что может видеть с закрытыми глазами. Люди без лиц толпились на улицах, проходя сквозь странный свет, словно слепые.

«Я сошел с ума, – подумал он. Свет вонял перезрелыми фруктами, зимним днем, тихо подкрадывающейся старостью. – Я чувствовал себя таким счастливым, потому что сошел с ума».

Арчи с усилием открыл глаза и увидел оборванную попрошайку, сидевшую на корточках, упираясь в стену здания «Геральд». Она рассеянно почесывала ужасные вздутые шрамы на лице, и фальшивый свет, словно плесень, прилипал к следам, оставленным ногтями.

– Я знала, что ты придешь, потому что видела сон, – сказала она. Слова колокольным звоном отдались в голове, заставив видение выплыть наружу, и девчонка превратилась в Джейн, одетую в накидку из длинных зеленых перьев и в маске из нефрита. Арчи почувствовал тяжесть ножа в ладони и приглушенное биение ее сердца под гладкой кожей.

– Джейн, – сказал он.

Бродяжка перестала чесаться и в полном изумлении уставилась на него; фальшивый свет капал с ее подбородка и ложился тенями возле глаз.

– Ой, папа, – выговорила она, вставая, и нежно взяла его за рукав. От этого прикосновения колокольный звон прекратился, и сам воздух между ними словно разорвался в клочья. Сияющий фальшивый свет весь вытек, и вернулось ее лицо – обезображенное шрамами и выражающее недоверчивое удивление. Арчи вскрикнул и отпрянул от нее, столкнувшись с кем-то. «Смотри куда идешь», – заворчала женщина, отталкивая его.

Стало быть, это безумие.

– Я знаю, это чувство вины, – сказал он девчонке, приходя в себя. – Я свихнулся от этого. Извини, но я такой же сумасшедший, как и ты.

– Но тебе ведь приснился сон, – настаивала она. – Папа, тебе приснился тот самый сон…

Ее голос задрожал, и Арчи отвернулся и пошел, пошатываясь, в ясном свете полудня.

Когда церковные колокола пробили полдень, Райли Стин стоял возле окна своего кабинета, прикрывая правый глаз книгой Бернала Диаса. Позади него муравьи ползали по книжным полкам в поисках источника запаха спелости, наполнившего воздух.

Стин увидел, как тень орла пересекает солнце. Час подходящий: Ометеотль ослеплен фальшивым солнцем. Стин открыл Дымящееся зеркало, прислонив обсидиановую крышку к столу так, чтобы на нее падало солнце. Зеркало стояло на толстой подставке, вырезанной из цельного куска мутно-зеленого нефрита; квадратную подставку со всех сторон украшали иероглифы, каждый из которых покрывали муравьи. Несколько муравьев осталось ползать по крышке, собравшись в группу поверх нацарапанного узора из полумесяца внутри сияющего солнца. Стин потревожил их ряды, подхватив четырех муравьев щипчиками и сжав их в кулаке. Он четыре раза провел кулаком по оббитому краю чаши, наблюдая за своим отражением в неподвижной серебристой поверхности. Призвать дух из Миктлана, Страны бесплотных – дело нелегкое, однако другого выхода, чтобы получить нужную информацию, он не видел.

– Люпита, – произнес Стин и уронил муравья в ртуть. Муравей без всплеска утонул.

Стин повторил процедуру еще три раза. Роняя муравья в последний раз, он сказал:

– Люпита, я тот, кто послал тебя в Миктлан, и я призываю тебя сейчас.

Муравей упал в ртуть, всколыхнув поверхность единственной волной. Он не пошел ко дну, а вылез на обколотый край чаши, где Стин раздавил его пальцем, – и тут же в ртути появилась тень, словно поднимавшаяся с невероятной глубины.

– Широкая Шляпа, зачем ты позвал меня из моего путешествия? Обратно ведет долгая дорога, через пустыни и сквозь Кинжальный ветер, а у меня нет собаки, чтобы перевести меня через реку. – Голос Люпиты звучал тихо, печально, в тоске по месту, из которого ее вырвали. Ее тень наполнила чашу, переливаясь через край подобно дыму.

– Люпита, почему Ометеотль следит за мной? Канинмачикуальтлан нитлапачоа?

– У богов свои планы, у людей – свои. – Тень негромко захихикала. – Он следит за тобой, потому что ему так хочется. Бесплотные сплетничают.

– Чакмооль сбежал от меня. Под пристальным взглядом Древнего бога я даже не осмеливаюсь искать чакмооля, чтобы его не уничтожили.

– Отима тойани, Широкая Шляпа. Ты бросился в воду и только теперь заметил, что не достаешь до дна.

– Притчами теперь не поможешь. Лучше научи меня плавать.

– Вот как. – Тень сгустилась у основания подставки, пытаясь принять какую-то форму. Люпита заговорила вновь: – Бесплотные смеются над тобой, Широкая Шляпа, и потрясают своими костями, потому что ты не умеешь думать. Однако ты еще можешь избежать ярости Древнего бога. Ин тлаулли микспа никмана – внемли свету, который я зажгу перед тобой.

– Я слушаю.

– Все зиждется на отце Нанауацина. От него зависит, куда повернет твоя жизнь и твои планы.

– Прескотт? – Стин покачал головой. – Да он же умер. Его кости гниют в пивоварне.

– Ицтлактли. Ты лжешь, хотя и сам об этом не знаешь; в пивоварне гниют твои планы. Прескотт жив, и если ты сам хочешь выжить, то не пытайся его найти.

Стин задумался над этим странным предупреждением, заставив себя не злиться на напортачившего Ройса. С наказаниями успеется. У него ведь в ту ночь было предчувствие, что Прескотт каким-то образом спутает его планы. Невозможно себе представить, чтобы отец Нанауацина случайно набрел на сцену в музее.

Однако в таком случае, логически рассуждая, Прескотта следует уничтожить, чтобы избежать помех в дальнейшем. Люпита чего-то недоговаривает.

Стин с усилием придал голосу смирение.

– Я не понимаю.

Она снова хихикнула.

– Слушай, что говорят Бесплотные: Прескотт отмечен печатью Древнего бога и Того, кто заставляет все расти. Боги следят за ним, сберегают для отведенной ему роли в их планах. Кому из них он послужит, будет зависеть от твоей выдержки, Широкая Шляпа. Ты должен выжидать нужный момент, а потом действовать без колебаний.

Птица пролетела перед солнцем, и по поверхности Зеркала прошла волна ряби.

– Чакмооль ушел в землю, – продолжала Люпита, – но скоро он тронется в путь обратно в Чикомосток – с Нанауацином или без него. Если Пятое солнце умрет без жертвоприношения, то чакмооль снова уснет и проснется, когда время придет. Но Прескотт отмечен печатью Тлалока и нетерпелив. Он вспомнил, что хочет жить, и будет искать чакмооля, чтобы избавиться от этой печати. Нанауацин последует за Прескоттом, связанная с отцом, как река связана с морем. Если хочешь воплотить свой план, – Люпита презрительно выплюнула последнее слово, – то не вмешивайся, пока они не тронутся в путь. Даже если ты позабудешь все остальное, помни эти слова. Только так ты оградишь себя от гнева Древнего бога.

Тени стали подниматься по подставке, втягиваясь в глубину ртути.

– Я сказала тебе все это лишь потому, что ты приказал, – прошипела Люпита затихающим голосом. – Я вовсе не забыла то, что между нами произошло.

Тень исчезла. Один за другим три муравья всплыли на поверхность и уползли через край Дымящегося зеркала. Стин наблюдал, как они спустились на покрытый ковром пол и затерялись в толстых волокнах. И как это он не сообразил? Ну конечно же. Глупо было самому не догадаться. Конечно же, девчонка последует за Прескоттом, когда тот бросится на поиски чакмооля. По той же причине, по которой можно было предсказать, что она вернется в Нью-Йорк после побега в Ричмонде.

Все получится как нельзя лучше. В людских действиях всегда наступает момент, когда препятствия начинают рушиться, когда вес сложившейся истории собрался в единую массу и катится подобно лавине, преодолевая любое сопротивление. Те, кто вынашивает лишь мелкие замыслы, кто возится с незначительными начинаниями, никогда не испытывают подобного ощущения и в своей невежественной зависти называют эту силу удачей. Однако удача здесь ни при чем – Стин знал это с такой же уверенностью, с какой понимал свое предназначение. То, что неудачники называют удачей, на самом деле является вознаграждением истории за хорошо продуманный риск и масштабность замыслов.

И вознаграждение уже начало накапливаться. Однако хватит гладить себя по головке: Зеркало должно быть закрыто до истечения часа, пока Глаз Ометеотля не открылся снова. Стин поднял обсидиановую крышку и стряхнул растерянных муравьев, роившихся в узоре, вырезанном в стекловидном камне. Закрыв зеркало, выглянул из окна, чтобы посмотреть на знаки на солнце, – и тут увидел, что Майк Данн стоит на противоположной стороне улицы и не сводите него глаз.