Текст книги "Осколки нефрита"
Автор книги: Александр Ирвин
Жанр:
Прочие приключения
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 24 страниц)
КНИГА ПЯТАЯ
Сердце солнца
трепещет в чаше
Его плоть – темнота цветов.
Кто не заплачет по этим цветам,
о податель жизни?
Кто
не захочет почить от дел
в твоих ладонях,
держащих смерть?
Солнце вечно жаждет
открывать бутоны и лепестки
«Песня Чалко»
Этот полный опасностей город
затерян в пыли.
Война цветов [14]14
Цветочные войны (от испанского «guerras floridas») – набеги, совершавшиеся ацтеками с целью захвата пленников для принесения в жертву.
[Закрыть]не имеет конца.
Мы укрываемся здесь,
осажденные на берегах
этой реки.
Цветы ягуаров
раскрыли свои лепестки.
1-е Немонтеми, 10-Кролик – 29 марта 1843 г.
Предрассветный ветерок еще только просыпался в деревьях, но Стивен не спал, прислушиваясь к дыханию пещеры. Он не спал всю ночь. Шарлотта в конце концов выставила его на крыльцо, где он мог сколько угодно ворочаться, не мешая ей. Увидев, что небо над верхушками деревьев посветлело, Стивен выбил трубку и пошел вниз по тропе к входу в пещеру. Он знал, что сегодня должно произойти нечто очень важное, и это знание заставляло его нервничать. Уже почти три дня голос в голове Стивена болтал без умолку, напоминая ему, что, когда время придет, Стивен должен быть готов. Уже скоро. Все эти дни Стивен почти не спал и был весьма не в духе от усталости и несбыточного желания еще раз увидеть Тлалокан. Даже когда ему удавалось задремать на часок, сны не приходили, и Стивен решил, что только в пещере он сможет снова увидеть этот сон. Почему именно в пещере, он и понятия не имел, однако уже больше недели боялся и близко подойти к Залу мумии, если не…
Если не что? Стивен не знал, и чем больше он думал о голосе в пещере, о чакмооле и о том, что ему самому предстоит сделать, тем меньше понимал что-либо в происходящем. Голос давал обещания, угрожал, играл на любви Стивена к пещерам и в то же время вызывал в нем страх, не позволявший в пещеру войти.
«Ты будешь свободным человеком», – обещал голос. Но что такое быть свободным человеком? У человека есть семья, он владелец собственности и вершитель своей судьбы. Голос обещал ему все это и одновременно тянул за ниточки, словно марионетку, – так разве ж это свобода?
Стивен снова задумался о том, что именно голос скрывает от него.
«Я бы отдал все – все на свете! – чтобы стать свободным человеком, – думал Стивен. – Но какая же это свобода, если мной помыкают, как… как рабом?»
Прислушиваясь к дыханию пещеры, Стивен решил, что на все эти вопросы он скоро получит ответ. Он почти ожидал возвращения голоса в любой момент, однако когда голос и в самом деле прозвучал, то прозвучал вслух и донесся из-за спины.
– Стивен. У нас мало времени.
Стивен обернулся и увидел стоящего позади чакмооля, нервно поглядывающего на рассветное небо. Он держал за руку белую девочку с покрытым язвами лицом, как будто у нее оспа, одетую в длинное черное пальто, из-под которого выглядывали зеленые перья. У девочки был такой вид, словно она вот-вот заснет на ходу, однако на ее усталом лице Стивен не заметил ни тени страха.
Это зрелище оказалось чуть ли не самым странным из всего, что уже довелось повидать Стивену: каким образом чакмооль, который выгладит совсем как негр в простой рабочей одежде, сумел проехать по дорогам с белой девочкой? Людей сжигают живьем и за меньшее!
Переполненный любопытством Стивен уже собрался задать этот вопрос, когда чакмооль его опередил:
– Она должна спать, а нам с тобой надо многое обсудить. Поторапливайся.
От основной тропы, ведущей к пещере, ответвлялась короткая тропинка, проходившая по краю неглубокого овражка. Она вела к входу в пещеру Диксона. Во время войны 1812 года в пещере Диксона, как и в Мамонтовых пещерах, добывали селитру, и возле входа все еще стояли несколько полуразвалившихся сараев. Пещера Диксона ничего особенного собой не представляла: всего лишь несколько ярдов ничем не примечательных проходов, и с тех пор, как в ней перестали добывать селитру, про пещеру и вовсе забыли.
Стивен завел чакмооля и девочку в старый сарай для инструментов, стоявший в стороне от тропы.
– Спи, крошка Нанауацин, – сказал чакмооль и нежно дотронулся до лба девочки, которая тут же улеглась прямо на земляной пол и уснула. – Ты должен о ней позаботиться, – приказал он Стивену, когда они вышли из сарая. – Принеси еду и одеяла. Следующие пять дней она не должна знать ни в чем отказа.
– Кто она? – поинтересовался Стивен. Он знал, что уже давно перешел границы дозволенного, но участие в похищении белой девочки заставляло его нервничать.
Хотя для похищенной она уж больно спокойно себя ведет.
– Сначала зайдем в пещеру, – ответил чакмооль, вновь настороженно поглядев на небо. На востоке желтые и розовые полосы поднимались все выше. – Сегодня не следует разговаривать на виду у солнца.
Когда первые солнечные лучи засверкали на покрытых росой листьях, Стивен с чакмоолем уже пролезли сквозь Щель Гучинса. Стивен на ощупь добрался до Ротонды, однако остановился, почувствовав, что чакмооль пошел направо, в Одобон-авеню вместо Главной пещеры. Стивен нашел сложенные штабелем выдолбленные стволы тополей и достал спрятанный в них несколько месяцев назад фонарь.
– Я без света не хожу, – сказал он, зажигая спичку. – Все-таки не каждый может видеть в темноте.
– Темнота пугает лишь тогда, когда полагаешься на свои глаза, – ответил чакмооль, замедляя шаг, но не останавливаясь.
– Ну да, понятно, – хмыкнул Стивен. Все эти загадочные реплики уже действовали ему на нервы. – А я и без глаз вижу, что если ты идешь туда, куда я думаю, то это неверный путь.
Чакмооль остановился и посмотрел через плечо. Даже в слабом свете фонаря видно было написанное на его лице нетерпение.
– Я пришел сюда еще в те времена, когда твои предки охотились на обезьян в Африке, – буркнул он. – Иди за мной.
«А мне наплевать, что ты разозлился», – чуть было не брякнул Стивен. Однако любопытство взяло верх: он проглотил свою гордость и последовал за чакмоолем.
Из Одобон-авеню они повернули в короткий извилистый проход, который Стивен назвал Улицей летучей мышки. Она выводила к Глубокой трещине – провалу такой глубины, что Стивен туда решался только заглядывать. А заканчивалась Улица летучей мышки огромной куполообразной ямой, в которую невозможно было спуститься. Разве что чакмооль знал что-то, чего Стивену не удалось обнаружить. От этой мысли сердце забилось быстрее, хотя Стивен и расстроился, что не сумел сам найти короткий путь.
Ну конечно же: чакмооль стал спускаться в Глубокую трещину.
– Эх, черт побери, – пробормотал Стивен. Надо было выбрать минутку и заглянуть туда раньше.
– Погаси фонарь. – Голос чакмооля донесся снизу и уже звучал издалека. – Тебе понадобятся обе руки.
Лезть в неизвестную трещину без фонаря? Стивен был не прочь рискнуть ради поисков новой пещеры, но это уже просто безумие! Он помедлил на краю расщелины в виде полумесяца.
– Стивен, разве это не твоя пещера? – Эхо сделало слова чакмооля невнятными, однако Стивен хорошо его понял. Похоже, чакмооль уже где-то почти на дне и остановился, чтобы подразнить его.
Стивен закусил губу. От него снова требуют показать себя. Вечно одно и то же: с ним обращаются как с дрессированной собакой, пока он не пройдет какой-нибудь экзамен. Ну что ж, не в первый раз: ведь он сам научился читать в библиотеке Горина и перелез через Бездонную яму по лесенке. Но этот раз станет последним. Чакмооль посулил награду, и Стивен был намерен ее получить.
Стивен задул фонарь и сделал глубокий вдох, привыкая к окружающей темноте. Сел на край расщелины и, вытянув ногу, нащупал на противоположной стене уступ. Трещина была достаточно узкая – меньше четырех футов шириной, по крайней мере у верхнего конца. Вполне можно спуститься в распоре, хотя далеко так не уйдешь, да и попотеть придется. Стивен уперся другой ногой и опустился вниз, упираясь спиной в одну стену и медленно перебирая ногами по противоположной. Он обнаружил, что даже в темноте может выбрать новый уступ, прежде чем встать на него. Расщелина постепенно сужалась, и в конце концов Стивен смог перебирать руками и ногами – словно спускался по двум лестницам одновременно. Плечи и бедра дрожали от напряжения.
«Выбраться наверх будет нелегко, – подумал он. – Разве что удастся пройти через Гроб гиганта».
Внизу трещина сужалась настолько, что в нее едва можно было протиснуться. Стивен видел отверстие: темная дыра, настолько же чернее окружающей темноты, насколько солнце ярче звезд. Покачиваясь из стороны в сторону, он ввинтился в дыру по бедра и замахал ногами в поисках опоры.
Однажды Стивену рассказали, как один бедолага спустился в распоре футов на сто и тут выяснилось, что дыра внезапно расширяется, а у него уже не оставалось сил, чтобы влезть обратно наверх. В таком случае остается только бросить вниз фонарь, чтобы посмотреть, куда полетишь, и надеяться, что при падении не убьешься насмерть. Или не упадешь в поток, который унесет тебя в подземную речку, промывшую эту пещеру. А если сломаешь ногу, то кто-нибудь найдет тебя до того, как ты умрешь от травм, жажды или холода. Тому бедолаге повезло: дно пещеры оказалось футах в шести внизу, и он ничего не сломал. Однако у Стивена было ощущение, что если подобное случится сейчас, то падать придется долго.
Ему удалось зацепиться большим пальцем ноги за трещинку, и он перенес на эту ногу вес всего тела, протискивая в отверстие плечи. Дальше стало легче – словно карабкаешься внутри ствола дерева; влажные каменные стены кажутся на ощупь шершавой корой. Нащупав ногами ровное дно, Стивен даже огорчился.
«А это я назову Провалом Бишопа, в честь себя самого, – подумал он. Спина и ноги гудели. – Ох и мерзкая расщелина! Недаром никто до сих пор не попытался сюда залезть».
Вот это настоящее лазание по пещерам. Все, что Стивен сделал до сих пор, не идет ни в какое сравнение – даже отчаянно смелая (и успешная) попытка перелезть через Бездонную яму.
Чакмооль оказался прав: Стивену не нужны глаза в его собственной пещере. Он мог бродить по ней до бесконечности, излазать каждый уголок, не нуждаясь в свете, – черт возьми, ему и вода-то не нужна! Он может пить и есть эту темноту, дышать ею и обходиться без воздуха. Здесь он свободен!
– И это еще только начало, Стивен, – сказал чакмооль. Его голос доносился со всех сторон одновременно, словно был частью темноты и дыхания пещеры.
Стивен почуял воду – значит, они в Речном зале. Позади и над ними – Глубокая трещина, а под слоем камня внизу он чувствовал речной поток.
– Теперь тебе не нужны глаза и уши, ты просто знаешь, и это знание нельзя отобрать, – объяснил чакмооль. – Однако за такие способности нужно платить.
Стивен моргнул и потянулся вперед, чтобы коснуться стены: вокруг внезапно сгустилась темнота. Он прищурился в тщетной надежде, что сохранилась хотя бы тень этого… нельзя назвать его зрением – тень этого чувства. Но снова стал таким же слепым, как сверчки, прыгающие по камням. А фонарь лежал на краю ямы, далеко наверху.
– А сейчас, Стивен, мы поговорим о цене. – Судя по голосу, чакмооль подошел ближе.
– Говори! – выдохнул Стивен, умоляя слепоту отступить.
– Все деяния имеют цену, а цена великих деяний измеряется жизнями.
Стивен привалился к прохладной стене Речного зала, уже зная, что за этим последует.
– Ты собираешься убить девочку, – сказал он.
Чакмооль не торопился с ответом.
– Ты видел сон. Сон о райской земле, верно? Девочка, Нанауацин, должна попасть туда, чтобы мы могли выполнить свою задачу.
Чакмооль замолчал, и в тишине послышалось невнятное бормотание речного потока. Стивен еще слишком живо помнил спуск по трещине – помнил охватившее его возбуждение и чувство полноты жизни. Лучше всего он чувствовал себя в тесноте пещер. Каждый день доктор Кроган настаивал на постройке дорог, улучшении гостиницы – и вообще делал все возможное, чтобы открыть пещеру толпам посетителей, которые нарушат ее покой. Стивен много раз давал себе слово сделать все, что угодно, лишь бы сохранить пещеру такой, какой она была пять лет назад. И теперь у него появился шанс.
Но стоит ли этот шанс жизни девочки?
– На карту поставлено гораздо больше, чем эта пещера, – сказал чакмооль, словно читая его мысли. – Должен родиться новый мир. Сейчас ты раб и всегда был рабом; сколько бы ты заплатил за то, чтобы получить свободу? Чтобы жить в мире, где твои дети никогда не узнают хлыста надсмотрщика или молотка аукционера? Величие оплачивается жизнями. Девочка Нанауацин принесет рождение нового мира свободных людей, а мир хозяев и рабов станет лишь воспоминанием.
– Я…
– Стивен, ты должен принять решение, – заявил чакмооль. – Время истекает.
Стивен вспомнил разговор с Ником Бренсфордом на Рождество. «Выбрось из головы все эти гигантские замыслы, – сказал Ник. – И эту идею лучше тоже выбрось из головы. Доктор Кроган ни в жизнь не даст тебе уехать в Африку».
«Ради тебя, Ник, – подумал Стивен и почти поверил самому себе. – Ради тебя и таких, как ты».
– Что я должен сделать? – спросил он.
Арчи сидел на носу лодки в надежде, что теплое утреннее солнце вытопит остатки кошмарных снов из его головы. Солнце поднялось уже довольно высоко, однако на лодке стояла непривычная тишина. Стоило Арчи подняться на ноги, и он чувствовал такую усталость, словно день подходил к концу, а не едва только начинался.
Странно, что он не мог вспомнить свой сон. В последнее время он, наоборот, слишком хорошо помнил сны и не знал, как от них избавиться.
– Доброе утро! – пропел он, попытавшись подавить неприятные ощущения напускной веселостью. – Мари, ты еще не приготовила твой замечательный кофе?
Долгое время никто не отвечал. Потом вместо улыбающейся Мари из-за занавески, отделявшей семейную спальню, на палубу вышел суровый Питер Дейгл.
– Доброе утро, Арчи, – тихо сказал он.
– Питер, что-то случилось? Где девочки?
– Внутри. И останутся там, пока ты не сойдешь на берег.
В голосе Питера звучали почти враждебные нотки. Арчи ничего не мог понять: вчера вечером они смеялись и шутили возле очага и хором подпевали Мари. Арчи тоже пел вместе со всеми французские народные песни, хотя по-французски знал всего несколько слов. Весь вечер он провел в полном изумлении: ни разу в жизни он не проводил время так весело да на трезвую голову. Арчи все еще дивился этим воспоминаниям – они были одновременно и далекие, и близкие, словно утешительное видение, куда можно вернуться в плохие времена.
А теперь Питер, похоже, совершенно забыл вчерашнее. Арчи охватило чувство потери, как будто внезапная перемена в отношении к нему Питера лишила воспоминания всей их прелести.
– Питер, что…
– Что случилось? – резко оборвал его Питер. – Арчи, Богородицей клянусь, прошлой ночью ты чуть не оказался за бортом. Если бы я не верил, что в глубине души ты порядочный человек, я бы тебя… – Он замолчал и подошел поближе к Арчи. – Я не хочу, чтобы это слышали девочки, особенно Соня.
– Что я натворил? – спросил Арчи. Он ненавидел просительные нотки в своем голосе, но происходило явно нечто большее, чем обычная размолвка между мужчинами. У Арчи появилось ужасное ощущение, что его изгоняют из круга избранных, лишают счастья, которое ему довелось испытать вчера, а он так и не понял за что.
Внезапно мир вокруг него треснул, и из трещин потекли воспоминания о сне.
– Ничего такого страшного ты не натворил, – ответил Дейгл. – Мой дядя часто ходил во сне, и я понял, что ты спишь, хотя и разговариваешь. Но то, что ты говорил… Арчи, у меня есть пистолет, и, ей-богу, этой ночью ты чуть не отдал Богу душу.
– Прости, Питер. О Господи, что бы я ни наделал, мне очень жаль, честное слово!
Да что же там произошло, в конце концов? Арчи просил – умолял! – о прощении, хотя его обвинитель так и не сказал, в чем дело. «Питер, неужели ты не понимаешь, что для меня значит быть с вами?» – чуть не закричал он.
Но ему оставалось лишь повторить свой вопрос:
– Питер, что стряслось? Что я натворил?
– Ночью ты ворвался внутрь, откинув занавеску в сторону, словно собирался поймать любовника в спальне жены. Мы с Мари сразу проснулись, но девчонки спят крепко. И слава Богу, по-моему, они тебя очень любят, мои девочки. Они никак не поймут, почему сегодня утром я не выпускаю их наружу.
Питер посмотрел на реку. Открыл было рот, но снова замолчал. Арчи ждал, отчаянно нервничая, но не желая его торопить.
Наконец Питер обернулся к нему.
– У тебя нож – там, за поясом, – сказал он. – Вчера ты держал его в руках.
– Господи Боже, ты ведь не думаешь, что я поднял бы на тебя руку?
– Тише! – Питер нервно оглянулся на закрытую занавеску. – Дело не во мне. Мы с тобой быстренько бы разобрались. Я переживаю за Соню.
Фрагмент вчерашнего кошмара всплыл в памяти, и Арчи почувствовал ледяной комок в животе: Джейн в одежде чакмооля лежит на плоском каменном алтаре и блаженно улыбается. И на ее лице нет шрамов. Она улыбается, глядя на него снизу вверх, а он смотрит; как его руки заносят над ней нож.
– Никогда, – прошептал Арчи. – Никогда я не подниму руку на Джейн.
– Арчи! – бросил Питер. – Если ты еще раз это сделаешь… кто такая Джейн?
– Я имел в виду Соню. – Голос Арчи дрожал. Талисман ожил и забился в такт пульсу.
– Кто такая Джейн?
– Моя дочь. Она примерно ровесница Сони, и я… я очень давно ее не видел. – Арчи сел, испугавшись, что осколки сна выведут его из равновесия. В голове роились чудовищные образы: руки скелетов шарят в темной воде в поисках жизни, теплая кровь льется по рукам Арчи.
– Питер, скажи, пожалуйста, – выдавил Арчи, – я угрожал Соне?
– Нет. – Питер смотрел ему в глаза. – Ты держал нож, направив его на себя. Но разговаривал ты с ней… нет, не так. Ты ни с кем из нас не разговаривал. Ты смотрел на Соню и говорил, не сводя с нее глаз. А твои руки… ты словно боролся с ножом, направляя его на себя вместо кого-то другого. С кем бы ты на самом деле ни разговаривал, ты и с ними тоже боролся. – Питер заговорил медленно, выбирая каждое слово с величайшей осторожностью. – Арчи, я уверен, что ты человек хороший. У меня на такие вещи нюх, и я ему доверяю. Я не думал… не думаю, что ты хотел причинить вред моим девочкам. – Питер вынул из кармана серебряный крестик и поцеловал его. Бросил еще один взгляд на занавеску и продолжил: – Я боюсь, что тебя одолеют, сломают твою волю. Арчи, ты одержим демонами. Демон сидит внутри тебя, и ты должен его изгнать. Будь я священником, я мог бы тебе помочь… а может, и нет. – Питер молча вертел крестик в руках.
Ярость Питера слегка утихла, и Арчи стало легче дышать.
– А почему священник не смог бы мне помочь?
– Потому что это не христианский демон, – ответил Питер. – Ты не звал Господа на помощь, а имена, которые ты называл, не упоминаются в Писании. Вряд ли я их вспомню, хотя… Кто такой Наваци?
– Наваци? Не знаю. – И тут Арчи осенило: на самом деле он знает это имя и даже начинает понимать, что произошло. – Нанауацин, – сказал он.
– Точно. Ты так называл Соню. Кто это?
– Это Джейн. Я не зову ее этим именем, но кое-кто другой зовет.
Теперь Арчи точно знал, что случилось: во сне чакмооль говорил его устами, Арчи играл роль чакмооля в жертвоприношении.
«Неужели чакмооль может мной управлять? – подумал Арчи. – Неужели может заставить меня принять сон за реальность? И как мне тогда с ним бороться?»
Но ведь ночью он же боролся! Одному Господу известно, что произошло бы, если бы Арчи не сопротивлялся. Скорее всего его тело уже лежало бы под какой-нибудь корягой, как затонувшая «Моди».
Арчи внезапно понял, что именно этого и добивался чакмооль.
«Он снова попытался меня убить. Почему же он меня боится?»
Пытаясь нащупать ответ, Арчи вспомнил слова Таманенда: «У Того, кто заставляет все расти, есть враг. Его враг – это твой союзник». Интересно, что это за союзник и как получить от него поддержку?
Ответ наверняка находится где-то среди сведений, собранных Арчи после того февральского разговора с Барнумом. Арчи сосредоточился на этом вопросе, напрочь позабыв о Питере Дейгле и всем остальном. Ага, вот оно! Ответ выплыл из мутных глубин комментария Аарона Бэрра к «Валам-олум».
Шиутекутли. Бог огня и времени. Если Тлалок повелевает землей и водой, то Шиутекутли – его естественный противник.
Теперь отдельные кусочки мозаики сложились в цельную картинку: почему Стин испугался при виде вспыхнувшего кролика; отчего ухо Арчи загорелось в зубах Циркача; и нож, самое главное – это нож. Он принадлежит Шиутекутли, как медальон с перьями принадлежит Тлалоку. Арчи не мог расстаться ни с тем ни с другим, потому что стоял на ничейной полосе между двумя богами. Именно поэтому чакмооль пытался его убить – или хотя бы свести с ума. Арчи для чакмооля как кость в горле – ничего не подозревающий исполнитель воли противоположного начала. Если Арчи нельзя использовать, то его нужно убить.
И прошлой ночью чакмооль почти добился своего.
– Питер, – медленно произнес Арчи, – почему ты попросту не убил меня?
– Я никогда никого не убивал, – ответил Питер. – И надеюсь, мне никогда не придется это сделать. Ночью я уже подумал, что придется, но не сумел спустить курок. Если бы ты сделал хоть шаг к моим детям, к Мари или ко мне… тогда бы я выстрелил. А так я только смотрел, как ты борешься со своим демоном. Арчи, я не хотел посылать тебя в ад. А этот демон проехался бы на твоей душе прямо в пекло. – Питер невесело засмеялся. – Может, я просто-напросто струсил. Но я хотел, чтобы ты остался жив и сам изгнал демонов. Удачи тебе, Арчи, и пусть Господь будет к тебе милосерден. – Питер встал и протянул руку. – Надеюсь, ты найдешь свою дочь.
Со слезами на глазах Арчи пожал протянутую руку.
«Милосердие Господне, – подумал Арчи. – Если что-то и может меня спасти, так это милосердие семейства Дейглов».
– Есть кофе и вчерашний хлеб, – сказал Питер, возвращаясь к своим домашним. – Позавтракай, если хочешь.
– Спасибо. – Голос Арчи дрогнул. – Конечно, хочу.
Весь день Арчи провел на палубе в одиночестве. Он работал шестом и пытался заполнить пробелы в своих умозаключениях.
У него есть две вещи: одна, полученная от чакмооля, принадлежит Тлалоку, а другая, как и сама Джейн, отмечена огнем Шиутскутли – который, похоже, известен под разными именами. Бэрр также называл его Уэуэтеотль, Ометсотль и Древний бог.
Однако нож имел отношение к обоим богам: если огонь каким-то образом связал нож с Шиутекутли, то сам пожар был устроен в честь Тлалока. И что из этого следует?
По мере приближения к Луисвиллу на реке становилось все оживленнее. Арчи невольно вглядывался в людей на палубах проходивших мимо пароходов в поисках Руфуса – мысль, конечно, дурацкая, но кто его знает. Старый пьянчужка прыгнул в воду задолго до того, как «Моди» взорвалась. Если он вообще умел плавать, то вполне мог добраться до берега и сесть на проходящее мимо судно или дойти пешком до Марлона Макгрудера.
А вот трое рабов вряд ли имели шансы выжить. Арчи надеялся, что Гетти получит свое за то, что держал их в кандалах, – каким бы судом его ни судили в загробной жизни.
Странная мысль. Арчи никогда не считал себя особенно религиозным. Можно сказать, он стал христианином случайно, просто потому, что родился в Америке. Ему никогда не приходило в голову, что существует нечто помимо рая и ада, спасения и проклятия. Ну еще есть чистилище – где он и пребывает со времени утреннего разговора с Питером. Однако то, что Арчи испытал в последние месяцы, вызывало неприятные вопросы.
Как бы там ни было, решил Арчи, если дух Гетти предстанет перед Тлалоком, а не перед Отцом небесным Иеговой, то так ему и надо! С другой стороны, а вдруг Тлалок вознаграждает таких извращенцев, как Делберт Гетти? Вознаграждает порочные натуры, которые продают, покупают и заковывают людей в кандалы?
Арчи осознал, что рассуждает как аболиционист. Надо полагать, это результат того, что он увидел на борту «Моди». Три человека погибли у него на глазах – только потому, что были закованы в кандалы.
Опять он отвлекся. Почему путешествие по воде заставляет его терять нить рассуждений? С этим нужно бороться. Чакмооль с удовольствием использует провалы в сознании Арчи, и не всегда рядом окажется кто-то вроде Питера Дейгла, чтобы прийти Арчи на помощь. Проблема рабства не выходила у него из головы, и Арчи никак не мог понять почему.
Ближе к вечеру Питер свернул в боковой приток Огайо и встал у короткого пирса на набережной Луисвилла. Мари и дети – даже Соня – вышли пожелать Арчи счастливого пути, а Реймон бросился к нему и застенчиво обнял.
Питер прогнал детишек обратно в каюту и хлопнул Арчи по плечу:
– Ну что ж, удачи и Божьей помощи.
Мари вручила Арчи небольшую сумку.
– Немного еды и еще кое-что, – сказала она.
Арчи перебросил сумку через плечо, и в ней звякнули монеты. От такой доброты у Арчи снова выступили слезы на глазах. Вчера они чуть не убили его, чтобы защитить себя, а сегодня уже все простили и дают пищу и деньги.
Он даже не попытался скрыть дрожь в голосе.
– Я даже не знаю, что сказать, – выговорил он заикаясь.
– Не надо, – ответила Мари. – Возьми это, Арчи. И наши тебе наилучшие пожелания. – Она расправила завернувшуюся лямку на его плече. – А теперь иди. Ищи дочку.
Арчи стоял на причале и смотрел, как Питер и Мари работают шестом, выводя лодку обратно в основное течение реки. Они присоединились к длинной очереди судов, ожидающих прохода через шлюз у водопадов Огайо, и он потерял их из виду, но все равно еще долго продолжал стоять и смотреть.
«А я так и не пожелал Дейглам удачи, – подумал он. – Ведь им еще через горы перебираться».
Большая плоскодонка, нагруженная табаком, пристала на место, где стояли Дейглы; ее стали разгружать, и Арчи пришлось убраться с дороги. Он пошел вдоль набережной, выглядывая дилижансы. Сегодня, наверное, уже слишком поздно ехать в Мамонтовы пещеры, но, может быть, удастся купить билет на завтра?
Ну и что дальше? Найти проводника и попросить показать дорогу к чакмоолю? Знаете, такой чернокожий парень в накидке из зеленых перьев? Иногда еще в ягуара превращается?
«Если понадобится, именно так я и сделаю», – подумал Арчи. Хотя вряд ли до этого дойдет. Чакмооль наверняка почувствует его приближение, да и талисман точно так же предупредит Арчи о близости чакмооля. А потом – кто кого.
Погоди-ка, сегодня же как раз первый день этого, как его… немонтеми – несчастливых дней? Арчи в обратном порядке отсчитал дни до его встречи с Таманендом. Обряд должен состояться в полночь второго апреля, то есть уже в первые секунды третьего. Сегодня среда, двадцать девятое – точно, сегодня первый несчастливый день. Хоть одна хорошая новость среди всего этого безобразия. Следующие пять дней чакмооль ничего предпринимать не станет – не пойдет на риск, чтобы не сорвать церемонию.
Если до субботы удастся найти Джейн, можно попробовать ее попросту выкрасть. Тогда следующий подходящий момент наступит только через пятьсот двадцать лет, и чакмоолю придется ждать рождения другой девочки в полночь на третье апреля в… так, это будет две тысячи триста пятьдесят первый год от Рождества Христова. Арчи и Джейн спокойно смогут жить вместе, и, может быть, какое-нибудь землетрясение тем временем засыплет чакмооля, чтобы будущие Райли Стины до него никогда не докопались.
Мысль о Стине обнаружила в планах Арчи слабое место: хотя чакмооль будет бездействовать в течение пяти дней немонтеми, его сообщники вовсе не обязаны сидеть сложа руки. Или все-таки ограничение распространяется и на них? Кто его знает!
Стин может прятать Джейн, или Ройс может поджидать за углом, чтобы завершить начатое в декабре. Арчи уже понял, что не получится застать чакмооля врасплох, просто появившись перед ним.
«Я все еще слишком мало знаю, – думал Арчи, следуя за толпой, – похоже, там продавали билеты на дилижанс. – Придется положиться на интуицию».
Тогда нужно добраться до пещеры. Начнем с этого. А все остальное как-нибудь приложится в процессе.
В первом окошке, куда подошел Арчи, продавались только билеты на экспресс в Нэшвилл, однако агент подсказал, что офис дилижансов на Мамонтовы пещеры расположен всего в сотне ярдов к западу.
– Они, наверное, уже закрылись, – заметил агент. – Но вы зайдите утром.
Арчи поблагодарил и отправился в указанном направлении. Солнце садилось, стало холодать. Может, еще удастся купить билет, а там посмотрим, хватит ли подаренных Мари денег, чтобы снять номер в гостинице. Если нет, придется ночевать под открытым небом. Арчи уже начал к этому привыкать.
Офис оказался закрыт, однако рядом с окошком висело расписание: дилижанс в Мамонтовы пещеры отправлялся каждое утро в восемь часов, и билет стоил два доллара. Арчи порылся в сумке и обнаружил, что у него есть почти десять долларов, в основном серебром.
От такой щедрости у Арчи опять выступили слезы на глазах. Если все, кто уезжает на Запад, такие прекрасные люди, то жить там будет очень здорово. Арчи вдруг пришло в голову, что они с Джейн могут перебраться через горы точно так же, как Питер и Мари со своими детишками. Зачем оставаться в Нью-Йорке? Арчи наверняка потерял работу, и по здравом размышлении ему стало ясно, что на самом деле Беннетт и не собирался давать ему место репортера.
Прилив оптимизма вскружил Арчи голову. Интересно, почему в последнее время он так эмоционален?
На Западе у редакторов нет таких предрассудков. Им нужны хорошие и сообразительные сотрудники с опытом работы на печатном станке.
«Ну что ж, – подумал Арчи. – То-то Джейн удивится!»
Арчи поймал себя на том, что улыбается. Он шагал по Третьей улице в поисках пристанища на ночь в полной уверенности, что все будет хорошо. Он отказался от идеи просто выкрасть Джейн; во-первых, это трусость, да и в любом случае чакмооль скорее всего узнает о приближении Арчи, даже если не сможет точно выяснить его местонахождение. С этого момента никаких секретов быть не может – и за помощников да сообщников тоже не спрячешься. Арчи собирался покончить с этим раз и навсегда. Ни один отец не должен больше испытать то, что выпало на его долю.
Арчи прошел мимо двух гостиниц (слишком роскошных на вид) и направился к третьей – на другой стороне улицы и примерно на квартал дальше от набережной. Вспомнив, что он снова в городе, а не среди друзей, Арчи убрал сумку под пальто и невольно коснулся ножа, спрятанного в ножнах на пояснице. Он чувствовал в себе силы и готовность справиться с задачей; нужно хорошенько выспаться, и тогда он будет готов бороться с чакмоолем на его собственной территории.
Выбранную Арчи гостиницу окружали пивные бары. В дверях толпились гуляки и кучками выходили на улицу. Арчи наблюдал за толпой, вспоминая похожие вечера в кабачке Белинды и жалея того бедолагу, которому приходилось убирать за пьяницами Луисвилла. Он слегка улыбнулся: какое невероятное стечение обстоятельств завело его сюда!
