Текст книги "История одного полка"

Автор книги: Александр Филиппов

Глава двенадцатая. Рассказы, воспоминания и стихи однополчан. Московские встречи

Воспоминания начальника медицинской службы 28 РеАП (в/ч 85615) ст. лейтенанта м/с Бережняка С.А. (период с января по август 1980 года)

"Я нисколько не претендую на истину в последней инстанции, память может давать сбои (все-таки более 40 лет прошло), и взгляд мой, конечно, субъективен, и полную картину воспроизвести мне не по силам. Да и, несомненно, действует закон красного смещения: плохое преимущественно стирается, а хорошее вспоминается чаще.

Небольшие пояснения: знак вопроса ставил в тех местах, где не уверен в своей памяти. Мои воспоминания заканчиваются августом 1980 года. Объясню почему. В октябре-ноябре 1979 г. я подал рапорт для поступления на факультете руководящего медицинского состава ВМедА им. Кирова по специальности терапия и мои документы (Личное дело) ушли в г. Ленинград. Тогда и предположить никто не мог, что произойдет в декабре 1979 г., а когда мы были направлены в распоряжение ТуркВО, задавать вопросы о том отпустят ли кого-то на учебу (а я был не один такой), было бесполезно. Но так распорядилась судьба, что в августе 1980 из академии в часть пришел вызов, и командир дал добро на мой отъезд в Питер. Но обо всем по порядку.

1. Дрогобыч ‒ Самарканд

Попытаюсь восстановить события с самого начала. В начале января 1980 г. наш кадрированный полк (904 РеАП, в/ч 63082), как обычно в это время, выехал из Дрогобыча на учения в район магеровского (яворовского) полигона (насколько я знаю, сейчас там успешно обжились и проводят учения войска НАТО, суки). Совершив 500-километровый марш, приступили к развертыванию. Неожиданно поступила команда быстро сворачиваться и возвращаться обратно в Дрогобыч. На вопрос: "С какого бодуна? " Получили туманный ответ, что возможно арт. дивизионы планируются к отправке в Афган. По прибытии варианты менялись с головокружительной быстротой, в итоге: управление полка едет в распоряжение ТуркВО/САВО для формирования нового полка. Куда едем, мнения разделились 50 на 50, одни считали – в Афган, другие – на границу с Афганистаном (мотивируя, что «Ураганы» ‒ оружие секретное и за кордон отправлять не будут). Далее все происходило еще быстрее: посадили всех на казарменное положение, из других частей стало прибывать пополнение, выездная медкомиссия проводила освидетельствование (были и такие, кто пошел в категорическую отказку, например наш начпрод по фамилии Моторный (?)), представители из штаба округа (по-моему, во главе с генералом Костровым) провели строевой смотр с опросом л/с. На вопрос о моих пожеланиях, я попросил, чтобы моей жене, которая была на 6-м месяце беременности и с 5-летним сыном на руках, помогли перебраться домой в Ленинград, где проживали наши родители. Обещали, но свои обещания впоследствии так и не выполнили, помогали только друзья-офицеры в качестве личной инициативы, но это, как говорится, совсем другая история.

В эшелон в Дрогобыче нас загрузили 14.01. поздно вечером. Из нашего полка поехали (из тех кого помню): майор (?) Боевой (начштаба полка), майор Куралев Леонид Михайлович (далее Михалыч, зам. командира по вооружению), майор (?) Швецов (или Шевцов) – зам по тылу, п/п-к (?) Алексеев – замполит, майор Зимин Николай Кузьмич (далее Кузьмич, помощник начальника штаба), капитан Козубай Михаил – начхим, майор Книга Михаил – начсвязи, ст. л-т Шиманович Виталий – нач. топографической службы, капитан Рослов Игорь, ст. л-т Соколов Виктор, ст. л-т Трутнев Виктор (командир взвода разведки БУ полка, он в Самарканд доставлял ТЗМки), ст. л-т Бережняк Сергей (это я) – начмед. Из других частей ПрикВО прибывали другие офицеры и прапорщики, например, майор Бут (зам. командира полка, по-моему, он прибыл из Хырова), майор Ляшенко Юрий (начальник вооружения), майор Мальцев (начальник разведки). ПМП тоже был укомплектован из других частей ПрикВО: ст. л-т м/с Гажосу Валерий (начальник ПМП), л-т м/с Гиштемут Александр (младший врач), л-т м/с Муравский Алексей (врач стоматолог), ст. прапорщик Кучерук Владимир (нач. аптеки), прапорщик Думайло Николай (фельдшер), санинструкторы Зинчук Павел, Коляда Сергей и Рулькевич Сергей, водитель санитарки Ахметгалиев(?).

Эшелон шел быстро, останавливался только для заправки водой и углем, в шутку по аналогии с известным фильмом мы его называли «литерный». По небольшому радиоприемнику (типа «Спидолы»), высовывая антенну в окно, мы пытались ловить новости, и долго смеялись, когда услышали фразу, будто западные агентства злобно клевещут, что советские войска концентрируются вокруг границы с Афганистаном. А «литерный» летел на всех парах. На одной из коротких остановок (по-моему, в Волгограде), от поезда отстал наш стоматолог, еле-еле неизвестным путем ему удалось поезд догнать (я его чуть не прибил). Прибыли в Самарканд рано утром 20.01, был небольшой туман, прохладно, построились на перроне. Встречал нас командир полка Кулешов Евгений Григорьевич, там же на перроне он объявил, сняв все вопросы, что нам предстоит участвовать в формировании 28 РеАП, который входит в состав 40-й Армии, и после проведения боевого слаживания, нам предстоит выдвижение в составе ограниченного контингента войск в республику Афганистан (ОКСВА).

Привезли нас на полигон (возможно учебный центр дивизии), в открытое поле, примерно в 14 км от Самарканда, жили в палатках, только штаб вроде бы располагался в здании(?). Зима в тот год выдалась для тех мест не характерная, выпал снег (местные говорили, что такого они не помнили уже лет 15), который периодически таял и превращался в «кашу», смесь грязи, глины, снега. ПХД размещался в низине, куда стекались все эти потоки грязи и командир мне периодически давал по голове, обещая расстрелять, если возникнут кишечные заболевания. Слава Богу (или Аллаху) – пронесло, единичные случаи, конечно, были, но это не в счет. Стали прибывать дивизионы, начали получать технику, оборудование. Мы часть имущества, медикаментов получили из медпункта дивизии кадра (дивизия сокращенного состава), а остальное имущество – из мед. складов Ташкента, куда я ездил с начальником нашей аптеки. В это время на меня посыпались различные неприятности: заболели и легли в Самаркандский госпиталь мой начальник ПМП (с обострением язвенной болезни) и мл. врач (с острым отитом), я начал «зашиваться», пришлось несколько «ускорить» их выздоровление. Ко всему прочему мы на санитарном автобусе («санитарку» из Ташкента нам еще не привезли), врезались в Самарканде в маршрутку. И хотя вины нашей не было (маршрутка «пилила» на красный свет), нас объявили виновными, и машину забрали на штраф. стоянку. Кулешов сказал, что расстреливать меня не будет, но голову точно оторвет, если я машину оттуда не заберу обратно. Вот тут я понял, какие узбеки «милые и приветливые люди», хорошо Гончаров (начмед дивизии) выделил дополнительно жидкой валюты (спирта), при помощи которой голову мне удалось сохранить, а автобус вернуть.

Еще запомнилось, как к нашим ребятам из Дрогобыча приезжали жены (Галя Рослова, Лиля Шиманович, Маша Соколова; мою жену, к счастью, им удалось отговорить от этой безумной затеи). Мы скинулись и купили гитару, пришли к ним в гостиницу, запели «Простите пехоте, что так неразумна бывает она…», девы рыдали. Но все когда-то кончается, Самарканд нас уже несколько притомил. Хотя все же жалею, что мало было возможности посмотреть город, он, конечно, очень красив и самобытен, толком не видели ни Регистана, ни мечетей, ни музеев, ни обсерватории Улугбека. Да разве до этого было! Удалось только посетить местные колоритные базары, и это было нечто! Такого изобилия самых разнообразных и вкуснейших фруктов, овощей, зелени, солений, специй и т.п. мне, пожалуй, больше увидеть не довелось. Но впереди нас уже ждала Кушка!

2. Самарканд – Кушка – Шинданд

На Кушку вместе с ПМП (полковым медицинским пунктом) я прибыл первым эшелоном 19 февраля 1980 г. Всего, со слов Михалыча, для перевозки полка было выделено 5 эшелонов, на последнем (пятом) он и прибыл 23 февраля. Так мы оказались в самой южной точке СССР (ранее самая южная точка Российской империи), в готовности 24.02. пересечь границу с Афганистаном. На практике была опровергнута известная пословица: «Дальше Кушки не пошлют, меньше взвода не дадут». О самой Кушке в памяти почти ничего не осталось. Помню лишь, как 23.02. мы (несколько офицеров, в основном из Дрогобыча), постригшись наголо, встретили наш профессиональный праздник: где-то в поле жгли костер, что-то жарили, запекали картошку, пили водку за доблестные ВС и давали друг другу клятву, что когда все закончится (ведь все когда-то заканчивается), мы встретимся на этом самом месте и в том же составе (были помню: Игорь Рослов, Витя Соколов, Миша Козубай, Витя Трутнев, Виталик Шиманович).

Ночью прошел мощнейший ливень, река Кушка здорово поднялась, было много слякоти и грязи. А 24.02. рано утром мы уже пересекали границу. Я забыл упомянуть, что в Самарканде нашему ПМП был выделен «УАЗ-452А» (в простонародье, «буханка», а по-нашему «санитарка»), на котором мы и ехали позади всей колонны, за нами была только техничка во главе все с тем же Михалычем. Я ехал старшим машины, в руках был АКМ (всем офицерам кроме пистолета, были выданы и автоматы), на голове каска, которая неприятно давила на череп (потом я ее все-таки снял, сильно мешала). И еще один момент, накануне марша меня сильно волновал один вопрос, с которым я приставал к командованию полка: надо ли выдавать личному составу индивидуальные аптечки (АИ)?

Никаких указаний на этот счет не поступало, и все отмахивались от меня, как от назойливой мухи, мол, нам не до таких пустяков. Сейчас это, кажется смешным, на то ведь они и индивидуальные, чтобы находиться в индивидуальном пользовании, но суть была в том, что в каждой аптечке содержался шприц-тюбик с промедолом, а это требовало строгого учета. В конечном итоге все-таки было принято решение, и АИ были розданы в подразделения, а затем и личному составу. Дальнейшие события показали, что это было сделано правильно.

Итак, в 6 часов утра 24.02.1980 года колонна тронулась в путь. Странное было ощущение, за невидимой чертой позади оставалась наша Родина. Пески, горы, иногда попадались какие-то странные убогие лачуги, размалеванные, забитые людьми автобусы, причем женщины ехали снаружи, а не внутри (на крыше или даже на крыльях машин), встречались плакаты с портретами Бабрака Кармаля (между собой мы его называли «Колька Бобров»). Прошли через несколько перевалов, на которых лежал снег. Было довольно холодно, вначале с опаской поглядывали на горы, но все было спокойно. Проезжая Герат, 3-й по величине город страны, наконец-то увидели «зеленку», кое-где встречались группы людей, размахивающие брелками, очками, часами, магнитофонами, с виду они были настроены довольно миролюбиво. В то же время в районе Герата слышалась артиллерийская канонада, там шел бой. Колонна растянулась на десятки километров (кое-кто говорил, что до 100 км, но я точно утверждать не берусь), и вот где-то под Гератом случились тяжелые аварии. Столкнулись и перевернулись две ТЗМки (транспортно-заряжающие машины) 3-го адн и еще одна скатилась в пропасть (?), один водитель получил тяжелую травму (у других были незначительные повреждения). Он получил сочетанную травму и находился в сопорозном состоянии. Особенно вызывали опасения перелом бедра и ЗТМ (закрытая травма мозга). После оказания первой врачебной помощи (обезболивание, наложение транспортной шины) мы на носилках погрузили его в «санитарку» и эвакуировали в ближайший медицинский пункт (ОМедБ, ПМП?), развернутый в Герате, их палатки располагались недалеко от дороги, по которой мы совершали марш. В дальнейшем, по неподтвержденным сведениям, пострадавший был эвакуирован авиатранспортом в Ташкентский госпиталь, где скончался 26.02. (?).

Передав пострадавшего водителя, мы поспешили вдогонку за ушедшей вперед колонной. За время нашего отсутствия перевернувшиеся машины при помощи кранов (в штате полка было 2 автокрана?) были поставлены на место и продолжили движение. Дальнейший марш проходил без существенных происшествий. В место расположения полка прибыли ночью, толком рассмотреть что-либо было невозможно (как говорится: «ночь, хоть выколи глаза»). Встречал нас командир со свитой, фонариком указав, где нам следует встать. Заночевали в машинах. Утром 25.02. осмотревшись, я увидел, что полк остановился в долине, окруженной горами, никаких деревьев, кустов поблизости не наблюдалось, ближайший населенный пункт г. Шинданд, находился от нас в нескольких километрах, между нами и городом размещались автобат (рембат?) и госпиталь. Поступила команда обустраиваться, начали устанавливать палатки. Руководил процессом майор Зимин (Кузьмич), который производил разметку и командовал, кому и где размещаться. На следующее утро Кулешов, посмотрев на это безобразие, а палатки стояли вкривь и вкось, приказал все переделать и переустановить, так повторялось несколько раз. Наконец закончили, ПМП был развернут в 5(6) палатках УСБ и УСТ (приемно-сортировочная, перевязочная, изолятор, аптека, выделили небольшой отсек для стоматолога), так же было выделено место для размещения личного состава ПМП. Не успели толком развернуться, как нас уже навестило высокое начальство в лице начальника медицинской службы ТуркВО полковника м/с Каменскова Н.Н. Надо ли говорить, что увиденное его не слишком впечатлило. В оправдание могу сказать, что после следующего его посещения (где-то в мае 1980), отзывы о нашем ПМП с его стороны были весьма лестными.

3. Шинданд

Постепенно жизнь стала входить в свое русло, начали обустраиваться, ПМП работал в плановом режиме: велся амбулаторный прием, проводились тренировки, занятия. Особое внимание необходимо было уделять санитарно-противоэпидемическим мероприятиям, я прекрасно понимал, что в любой момент могли возникнуть массовые инфекционные заболевания, пока они появлялись в виде единичных, спорадических случаев (острые кишечные инфекции, гепатит А). При помощи канавокопателей на расстоянии примерно 70 метров от ближайших палаток была вырыта траншея для обустройства туалета, вокруг которого была натянута маскировочная сеть. Воду из местных арыков (?) доставляли водовозкой (автоцистерной), воду обязательно хлорировали. У входа в столовую стояли умывальники (баки с краном), всех, входящих в палатку в обязательном порядке заставляли этой водой мыть руки (специально для такого контроля выделялся дежурный фельдшер или санинструктор). (Потом уже, после своего отъезда, я узнал, что для водоснабжения в полку были пробурены скважины, что, несомненно, было чрезвычайно важно.) Конечно же, все работники пищеблока проходили соответствующее обследование, на всех были заведены специальные санитарные книжки.

Питание было довольно однообразным, картошка – из банок, несколько видов консервов, тушенка. Почему-то врезалось в память, что были бочковые соленые помидоры и Шевцов (начальник тыла полка) периодически восклицал «Нас спасут только помидоры», я это запомнил на всю жизнь и периодически этой фразой до сих пор шокирую окружающих. Также получали доп. паек, это запомнилось потому, что мы иногда по вечерам «расписывали пулю» (играли в преферанс) и рассчитывались печеньем или сгущенкой. Чеки «Внешпосылторга» стали получать только в апреле (пример чека прилагаю на фото – случайно сохранился), а так, наше денежное довольствие получали жены через военкомат.

Тогда же впервые появились автолавки, в которых можно было кое-что на эти чеки прикупить (запомнилось, что я там купил, когда улетал домой, банку черной икры, которую пришлось отдать в Ташкенте в авиакассе, т. к. не хватало денег на билет).

Серьезно заболевших мы отправляли в Шиндандский Военный госпиталь, благо он находился от нас совсем рядом, в отличие от дивизионного МедСБ, который располагался в самом Шинданде. Этот госпиталь был сформирован на базе Приволжского округа (в основном, за счет Куйбышевского, ныне Самарского и Казанского госпиталей). С сотрудниками госпиталя у меня сложились довольно тесные, можно сказать дружеские отношения. Запомнился случай, потому что я тогда от командира получил «по полной». Дело было так: я привез в госпиталь несколько больных, в это же время поступила группа раненых. Подбегает начальник отделения переливания крови (Петр Андреевич): "Срочно нужна кровь – 0 (I) Rh +", говорю – "У меня такая, бери". Ну, и откачали по-быстрому пол-литра. После налили, как положено, спирта с аскорбинкой и глюкозой. Приезжаю обратно в полк, Кулешов и спрашивает: "Ты чего такой квелый". Я и рассказал. Вот тогда-то и получил. "Ты, говорит, нужен мне здоровый, боеспособный и соображающий, еще раз узнаю…" – далее следовали непечатные идиоматические выражения. Конечно же, он был, прав.

С каждым днем становилось все жарче, от палящего солнца спрятаться было негде, в полуденное время все занятия и работы отменялись (своеобразная сиеста), в палатках воздух нагревался еще сильнее, помню, чтобы спастись от жары рядом с койкой ставили тазики с водой, в них опускали простыни, которыми потом обматывались, прохлады хватало ненадолго, пили горячий чай и это действительно помогало, все это напоминало сауну. Несмотря на то, что построения, строевые смотры (а приходилось стоять в сапогах, по всей форме) проводились в утренние часы, у некоторых бойцов случались тепловые удары, что в ряде случаев требовало оказания неотложной помощи. Чуть позже прямо на открытом воздухе, рядом с ПМП, установили своеобразный душ – на опорах разместили резиновую бочку, заливали в нее воду, которой периодически ополаскивались, но это спасало ненадолго, т. к. вода очень быстро нагревалась и превращалась, чуть ли ни в кипяток. Временами донимал также гармсиль – очень сильный ветер, который поднимал тучу песка и даже мелкие камни, песок проникал везде: в одежду, уши, глаза. По вечерам, когда рабочий день заканчивался, и жара спадала, мы часто с ребятами собирались в палатке, иногда играли в преферанс, вспоминали наших родных и любимых, былые мирные дни, пели под гитару, я отдавал предпочтение бардовской песне (Окуджава, Высоцкий, Визбор, Кукин), у Миши Козубая был свой репертуар. Как-то мы с ним на мотив песни Е. Клячкина, «Ключи» сочинили песню, привожу ее по памяти:

 
«Не гляди назад, не гляди,
Прошлое отставить пока.
Что же, друг, нас ждет впереди?
У солдат судьба не легка.
Только мы не верим судьбе,
Верим, что вернемся назад —
Там ведь нас любимые ждут,
И родные песни звучат.
Ты прости, родная моя,
Ты прости мой ранний уход.
Знаю, что разлуку кляня,
Веришь ты в счастливый исход.
Мой поход и долг мой и рок,
Только ты, любимая, жди,
Много мы истопчем дорог,
Прежде, чем дойти.
Этот чужеземный Восток,
Где стреляет в спину бандит,
Где всегда на взводе курок,
И шальная пуля летит.
Мы должны все это пройти
Сквозь печаль разлуку и боль,
Чтобы через все пронести
Веру и Любовь.
Не гляди назад, не гляди:
Нас не переменят года.
Чтобы не ждало впереди,
С нами остаются всегда —
Русский лес и запах волос,
И любимых рук белизна,
И глаза родные до слез,
И цветы, и жизнь, и Весна!»
 

Кстати, строевой песней нашего полка была песня из к/ф «Щит и меч»: «Прожектор шарит осторожно по пригорку…». Иногда, как теперь говорят, прикалывались, переделав слова какой-то песни, и орали (отрывок):

 
«… Икру сгущенным молоком,
 Мы с наслажденьем запивали,
 И методично день за днем
 Всю местность дружно обс….
 Презрев гармсиль и знойный смрад,
 Вперед сквозь пыльные бураны,
 Подставив ветру голый зад,
 Мы ср… садились за барханы…».
 

 Небольшое отступление (информация к размышлению). Вспоминается, полку был выделен секретный запасной район. Он размещался в пустыне, ближе к иранской границе. Помню, как выезжали на рекогносцировку в эту местность, долго плутали по пескам, но все-таки вышли в исходную точку. Для чего предназначался запасной район, мне было неизвестно. Ходили слухи о каких-то американских вертолетах, взорвавшихся в пустыне на территории Ирана. Впоследствии я поискал информацию об этих вертолетах. История была интригующая и относительно малоизвестная, некоторые специалисты даже высказывали мысль, что мир находился на пороге 3-й мировой войны. Эта военная операция США называлась «Коготь орла», она заключалась в попытке освобождения 53 американских дипломатов и разведчиков, захваченных иранцами. Эта операция проводилась 24.04.80 и с треском провалилась, в результате чего сгорело 7 военных вертолетов и погибли 8 элитных бойцов спецназа США. Есть ли какая-то связь между назначением нашему полку секретного запасного района вблизи с иранской границей и данным событием, судить не берусь. Но факт интересный и по времени четко совпадает.

Первый рейд

Первый боевой рейд случился где-то 10–11 мая (?). Ночью полк подняли по тревоге, объявили, что по данным разведки обнаружена банда, срочно выдвигаемся. Идут 1-й и 2-й адн и службы обеспечения. Как говорится, «сборы были недолгими», от медслужбы вместе со мной выдвинулись Валера Гажосу (нач. ПМП), фельдшер и 2 санинструктора.

Взяли все необходимое, благо выездные укладки (комплекты) были наготове.

Далее в памяти сохранились лишь отдельные эпизоды, помню, как двигались по ущельям, вокруг гóры, в голове возникали какие-то ирреальные ощущения, напоминающие картинки из фильма «Золото Маккенны» с Омаром Шарифом и Грегори Пеком в главных ролях. Запомнился первый привал: расслабились, перекуриваем, жаримся на солнце. И тут подходит ко мне командир и говорит: "Док, обойди-ка территорию, посмотри, что творится". Иду, и тут мне «заплохело»: по всей округе – кровавые «плевки», началось то, чего я больше всего боялся – кишечная токсикоинфекция, а по-простому – дизентерия. Кулешов говорит: "Если сорвем боевую операцию, пойдем под трибунал. Делай, что хочешь, люди должны быть боеспособны". Построили личный состав, опросили, проинструктировали: каждый должен пить только из своей фляги, разбавив в ней пантоцид (таблетки для обеззараживания воды), пить отвар из верблюжьей колючки, наиболее проблемным давали фталазол и сульфадиметоксин. А далее колонна вновь двинулась в путь.

Прибыли в конечный пункт, расположились в небольшой долине, окруженной горами, узнал, что мы находимся в провинции Фарах. Впереди просматривался высокий горный массив, где по информации и дислоцировалась банда, в этом направлении и развернулись батареи. Периодически пролетали наши самолеты и сбрасывали бомбы, где, по-видимому, и концентрировалась банда. С окружающих гор в нашу сторону периодически велась стрельба, но расстояние было довольно приличное, правда один раз кто-то из офицеров показал мне, что пуля пробила сиденье автомобиля, где он недавно сидел. В первый день наши батареи стрельбы не вели, хотя предложения были – вдарить по стреляющим, но сверху пришел приказ – «отставить». Ночью было выставлено охранение, помню, как утром дежурный офицер «нежно» распекал наряд. Оказалось, он ночью пошел проверять службу и спокойно собрал оружие у спящего наряда, никто даже ухом не повел. Больше такого не повторялось. Потом уже я слышал и читал, что были случаи, когда из-за нарушений несения караульной службы, духи вырезали целые подразделения. На следующий день команда на огонь нашим дивизионам все-таки поступила. Одна машина (БМ-21 «Град») за 20 секунд выпускает 40 снарядов, а когда работает дивизион, т. е. 18 машин – это впечатляет, еще долго стоит после такого залпа звон в ушах. Запомнился еще случай, когда солдат прилег в тени машины и заснул, а машина тронулась и его переехала. При осмотре он был бледен, стонал, но в сознании. Я предположил, что у него случился перелом позвоночника, доложил командиру. Вызвали вертолет, соорудили жесткий щит, загрузили и отправили в госпиталь. Но повезло бойцу, диагноз не подтвердился, был тяжелый ушиб, и после лечения он вернулся в часть. После этого случая командир строго настрого запретил отдыхать рядом с машинами.

Через несколько дней поступил приказ возвращаться, поехали в ту сторону, куда вели стрельбу. Посмотрели на дело наших рук. Запомнились ущелья, многокилометровые лабиринты ходов, места, где у боевиков были обустроены отлично укрепленные места обитания, склады, видели разрушенный медицинский склад. Поразило то, что оснащение было новейшее, с этикетками на английском языке, многих препаратов я ранее даже и не встречал. К сожалению, брать что-либо нам было категорически запрещено. Единственное, от чего мы не смогли удержаться – это взять фирменно упакованный чай. Потом, по прибытию назад, мы его с наслаждением заваривали и пили, хватило надолго. Очень оказался вкусным и ароматным, и с тем, который давали нам – просто никакого сравнения. Еще удивил найденный по пути контейнер, набитый заготовками для обуви – новейшие резиновые подошвы с надписью «made in Italy», для чего они предназначались, так и осталось загадкой.

2 мая 1980 г. Этот день мне особенно запомнился. Утром нас привезли в Шинданд, там был организован праздник совместно с афганскими военнослужащими, посвященный с одной стороны нашим майским праздникам, а с афганской стороны – Дню победы афганской революции. После общего построения и прохождения торжественным маршем, были проведены спортивные мероприятия, мы заглянул в местные лавочки, где можно было приобрести вполне приличные товары (не помню точно покупали на чеки или, предварительно обменяв их, на местную валюту – афгани). Правда, должен оговориться, в одиночку мы там не ходили и всегда держались настороже. По возвращении в часть нам раздали только что поступившую почту. Вот тут-то и пришла долгожданная весть: в телеграмме сообщалось, что 27 апреля Таня (моя жена) родила дочь. Да, подгадала моя дорогая, родила точно в День победы афганской революции. Ничего не поделаешь, это событие надо было отметить. С алкогольными напитками было не просто. Спирт, конечно, у нас был, но не скажу, что в изобилии, но ради такого случая все запреты и сомнения можно было без зазрения совести отбросить. Накрыл в палатке «поляну», у начпрода выпросил из заначки деликатесов (помню, был обалденно вкусный бекон в банках), позвал ребят, и мы это событие очень душевно отметили.

Что я могу еще вспомнить? Наверное, все же последние дни пребывания в Афганистане. Да, мне безумно повезло, что пришел вызов на учебу в ВМедА (документы и Личное дело были отправлены из ПрикВО, еще до начала событий) и командир дал добро на мой отъезд в Питер, огромная ему за это благодарность и Царствие ему Небесное. В августе я стал готовиться к отъезду, в это время все наши ушли в рейд, и толком мне не удалось с ними попрощаться. Провожал на Шиндандский аэродром меня Михалыч, он тогда оставался за командира. Напоследок врезали мы с ним спирта с «Фантой» (этот напиток тогда был в диковинку), «захорошели» и, минуя на «УАЗике» таможенный пост (его тогда только-только установили), подъехали прямо к борту самолета. Обалдев от такой наглости, таможенники спустили на меня все тяжкие, заставили тащить чемодан обратно на контроль, и «шманали» с особым наслаждением. Да что там было? В качестве сувениров ручки китайские с золотым пером, китайский фонарик (кто помнит, в те времена это было страшным дефицитом), детские присыпки и крема английского производства. Единственно, что отобрали, это колоду игральных карт, сказали – "Не положено". Жаль, конечно, пластиковых карт у нас тогда и в помине не было. Но это все ерунда, но почему-то запомнилось. Дальше был Ташкент, где купил несколько самых вкусных в мире дынь (по приезду дал их попробовать своей 4-х месячной дочери, ее было не оторвать, даже запела), суета в аэропорту и, наконец-то, прилет в родной Ленинград.

Потом, в течение двух лет была учеба в академии. Служба в гарнизонном госпитале за Полярным кругом в качестве начальника терапевтического отделения. Возвращение в Питер – в родную alma mater и 16 лет работы на кафедре госпитальной терапии. Много воды утекло, но в памяти иногда всплывают картинки из прошлой жизни: красивый, но чуждый и тревожный Самарканд, прощание с Родиной на самой южной точке СССР, свое обещание вернуться туда и встретиться с друзьями-сослуживцами, палящее афганское солнце. И отчетливо сейчас понимаю – этого не будет больше НИКОГДА.

P.S. После возвращения мне мало с кем удалось увидеться из своих сослуживцев по 28 РеАПу. Было несколько встреч с Валерой Гажосу, начальником ПМП. Он приезжал ко мне в Питер, потом мы с женой гостили у него в городе Бельцы Молдавской ССР, куда он вернулся после Афгана. Рассказывал, что в Афганистане переболел малярией с тяжелым течением, гепатитом. После возвращения был уволен по болезни, вернулся домой, занялся коммерцией. К сожалению, после недолгого общения связь с ним была потеряна. Неоднократно встречался с Куралевым Леонидом Михайловичем (Михалычем, зам. командира по вооружению), ежегодно 15 февраля на Серафимовском кладбище мы с ним поднимали стаканы за наших ребят и вспоминали минувшие дни. 3 года назад у него умерла жена, и он переехал жить в г. Череповец, в настоящее время иногда перезваниваемся. Один раз, это было в конце 90-х, к нам приезжал Виталий Шиманович (начальник топографической службы) с семьей, он проживал на Украине в г. Черновцы, изредка переписывались, но потом связь прервалась. Также переписываемся с Виктором Трутневым, он проживает в Белоруссии. Немного общался в соцсетях (в «Одноклассниках») с Александром Пацелей (зам. командира 3-го дивизиона по вооружению (?), проживающем в Челябинске) и водителем автороты Важей Хоситашвили (он из Питера). Да, и еще – 27 апреля 2020 года исполнилось 40 лет моей дочери Бережняк Анне Сергеевне. Она пошла по моей стезе, работает врачом в одной из больниц Санкт-Петербурга. Я смотрю на свою дочь и на свою фотографию, сделанную 40 лет назад на фоне белой простыни в штабе 5-й мсд для загранпаспорта в Шинданде, и думаю: "А ведь я тогда был на 13 лет моложе, чем она сейчас", и непонятное чувство сдавливает мне грудь.

Я, Бережняк Сергей Анатольевич, 1952 г.р., закончил ВМедА в 1976 г., с 1976 до отъезда в ДРА проходил службу в в/ч 63082 (904 РеАП) в должности старшего врача, а затем начальника мед. службы полка. В конце 1979 г. подал документы на поступление на факультет руководящего медицинского состава ВМедА по специальности терапия, документы ушли, но дальше случился непредсказуемый Афган. И мне повезло, что Е.Г. Кулешов, когда пришел вызов, отпустил в августе 1980 в академию на учебу, возможно, в какой-то степени сыграло свою роль и рождение у меня в апреле 1980 дочери. Я с чувством глубокой благодарности вспоминаю нашего командира – Царствие ему Небесное, и хотя мне частенько от него доставалось, все было справедливо и по делу. Поэтому мои воспоминания об Афгане и заканчиваются августом 1980 г. После окончания академии в 1982 году, служил в должности начальника терапевтического отделения гарнизонного госпиталя за Полярным кругом (пос. Печенга), так меня и бросал по краям света: Запад – Юг – Север. В конце 1985 году вернулся в ВМедА, занимал должность помощника начальника клиники госпитальной терапии по лечебной работе. Уволился в 2001 г. Полковник м/с в отставке.